Вонг Куинсонг. Культурная Контрреволюция

ПАТРИОТИЧЕСКИЕ ОВОЩИ ВОНГА КУИНСОНГА

В великом и могучем русском языке слово «китайский» издавна служит синонимом странных и недоступных средним умам заморочек. «Китайская грамота», «чуть-чуть по-китайски километр», «до Китая пешком». Поэтические народные образы страны, в которой по реке течет желтая вода, студенты учили своих преподов, а космонавтов называют тайкунавтами.

Вонг Куинсонг – самый настоящий китаец в любом смысле этого слова. Фотограф, художник, мастер фотоколлажа, пропитанного тысячелетними традициями Поднебесной империи. Патриот прошлого, фанат настоящего, тонкий мыслитель, способный видеть одновременно две стороны одной монеты. Наивный соцреалист, воспевающий красоту обнаженной китайской женщины и почти что глобалист, не боящийся снимать свои работы на переднем краю столкновения цивилизаций. Его язык – фотографические иероглифы, символические жесты, говорящие предметы и сочетания цветов. Обо всем остальном он любезно согласился рассказать сам.

«Хулиган»: В твоих ранних работах скрыта масса странных символов, например, капуста. «Мыслитель» сидит на капустных листьях. Овощи едят девушки в твоей версии «Тайной вечери». Ты вегетарианец или вроде того?

Вонг Куинсонг: Конечно, нет. Я люблю поесть мяса вдоволь, без мяса я чувствую себя отстойно! Капуста имеет отношение к моей жизни в то время, когда эти фотографии снимались. Когда я переехал в Пекин из Южного Китая зимой девяносто третьего года, там были большие проблемы с овощами. И многие жители Северного Китая были вынуждены заниматься тем, что скупали овощи про запас. Я купил двести килограмм капусты и неплохо перезимовал. Тогда ее называли «Патриотический Овощ» – очень дешевая, закупается оптом и удобно хранится в связках мешками.

Х: А как насчет других твоих аллюзий? Мясные цветы, Будда с ампутированными руками и ногами, собачки-пекинесы, пруды и бассейны?

ВК: Да, точно. В моих работах много скрытых символов, давай по порядку. Цветы хороши для того, чтобы обозначать ими наши идеи и наше вдохновение. Но когда я сделал цветы из мяса, я хотел сделать их более кровавыми, более жестокими. Это символ контроля, несвободы, психологического давления. Маленькие собачки обозначают веру и преданность – они самые обожаемые домашние животные в Пекине, эта порода называется «пекин хаба». Водоем я понимаю как символ близких, интимных взаимоотношений с другим человеком. Ну, а Будда с отрезанной рукой и ногой обозначает разрушение традиций и культуры. Такие статуи часто встречаются в музеях и на туристических сайтах.

Х: Ты начинал свою карьеру в искусстве как художник. Сегодня ты фотограф. Тебе удалось найти в цифровых технологиях нечто такое, чего тебе не хватало в изобразительном искусстве?

ВК: Да, ты прав.

Х: И что это было?

ВК: Понимаешь, я всегда хотел, чтобы мои картины были фотографиями. Но то было время, когда цифровые технологии только начали появляться в Китае. В двухтысячном году один критик назвал мои картины «фотографиями», когда писал о выставке, где я экспонировался. И я подумал: может быть, я действительно фотограф, коль скоро мои идеи принимают такую вот форму? Так все и началось.

Поиски самого себя в фотоискусстве сопровождались интересными заездами на территорию библейской мифологии. Переосмысление христианских сюжетов Вонг осуществил в ярком китчевом духе, который выглядит для ортодоксов недалеко ушедшим от издевательства. Сам художник клянется, что ничего такого в виду не имел. В сцене под названием «Тайная вечеря» девушки числом двенадцать, возглавляемые портретом автора, увлеченно кушают овощное рагу. На коллаже «Адам и Ева» двое полуголых юношей в набедренных повязках из цветов дружески жмут друг другу руки на фоне небоскребов. Шутить ранее заготовленный bon mot про «секс в большом городе» язык не поворачивается: даже самым неоднозначным, с нашей точки зрения, сюжетам Вонга свойственна целомудренная наивность lowbrow.

Х: На твоих работах мы можем увидеть лого «Макдональдса», этикетки «Кока-Кола» и прочие элементы американской культурной экспансии. Волнуют ли тебя претензии Америки на глобальное культурное господство? Как ты считаешь, когда глобальные расклады взаимодействуют с твоей национальной культурой, это идет ей на пользу или нет?

ВК: Знаешь, «Макдональдс» действительно быстро обустроился у нас. Целых три ресторана открылись в один день. Первый, который открылся в девяносто втором, собрал десять тысяч покупателей. Пять самых больших ресторанов «Макдональдс» в мире можно найти в Китае. Я не думаю, правда, что у нас эти бутерброды такие уж вкусные. Эти забегаловки – скорее место встречи для молодежи, для тусовок, а не закусочная с фаст-фудом. Конечно, они в некотором роде представляют собой вторжение американской культуры в Китай, но я не думаю, что это хорошо или плохо, это просто есть. Если мы – открытая страна, то мы подвержены культурным влияниям. Хотя тут есть над чем подумать, есть плюсы и минусы, но чего больше – я сказать не готов.

Х: С кем, – или с чем, – воюют люди из твоей фотосерии «Еще один бой»? Когда на фото ты режешь колючую проволоку, увешанную банками из-под «Кока-колы», это призыв к войне с западным потребительством?

ВК: С потребительством, и не только с ним одним. Честно говоря, это не просто изображение битвы с зарубежным дурным влиянием, но и войны с самими собой. Войны, которая происходит каждый день в наших сердцах.

Х: Раз уж мы заговорили об этом – почему ты снимаешься сам в своих фотопостановках? Ты хотел подчеркнуть этим, что их идеи особенно много значат для тебя? Или же это попытка максимального слияния автора со своим произведением?

ВК: Самые первые фото с моим участием были сделаны, потому что так было гораздо проще и дешевле. Позднее я хотел таким образом иллюстрировать противоречие между самим собой на фото и самим собой – таким, каким я являюсь в жизни. Когда я помещаю себя в контекст фотографии, люди могут встать на мою точку зрения, почувствовать себя на моем месте.

Фотосерия «Another Battle» была началом экспериментов художника с масштабными костюмированными постановками. Которые впоследствии вылились в потрясающий воображение триптих «Прошлое, настоящее, будущее». Историю своего народа Вонг представил в форме монументальной пропаганды – по-другому сказать тяжело. Три полотна представляют собой макеты трех скульптурных групп из «ржавого железа», «серебра» и «золота», представляющих определенный период. До зрителя не сразу доходит, что фигуры статуй – живые люди, тонированные под металл. Сам Вонг Куинсонг также присутствует на фото в роли «зрителя», созерцающего «памятник» в компании собачки породы «беиджинг хаба». В этой же манере выполнены фотокартины по мотивам буддийской мифологии – триптих «Предвоплощение» («Preincarnation»), в котором присутствует сильный и жесткий образ «Будды-калеки». Особо впечатлительных просим не беспокоиться – это «Фотошоп».

Х: Некоторые из твоих работ, например, «Новые женщины» или «Ночные забавы Лао Ли» очень необычны – они представляют собой фото-римэйки древних китайских картин. Что именно ты пытался воссоздать, переснимая древние оригиналы при помощи современной техники?

ВК: Я занимаюсь этим, конечно, не потому, что хочу воспользоваться популярностью старинных шедевров. Я сравниваю прошлое и настоящее. «Новые женщины» – это красивые и модные леди из жизни современного Китая. «Ночные забавы» представляют собой зарисовки из жизни интеллигенции. «Продавец игрушек» – размышление о проблемах образования, когда зарубежные продукты, зарубежные идеи начинают вытеснять собственно китайские. «Могу ли я сотрудничать с Вами?» посвящены современной дипломатии. Мне хотелось бы найти изменения по сравнению с прошлым и противоречия, которые остались неизменными. Такие вещи отражают течение времени и напоминают нам о нашем историческом пути.
 
Х: В прошлом году твои фото посетили Москву в составе Московского Международного Фотобиеннале. Как твои работы были приняты и поняты в России? Правда, что на фотографии «Следуйте за мной!» у тебя на столе стоит настоящая гжельская кружка? Это подарок русских друзей?

ВК: Очень жаль, но сам я никогда не был в России. Во время биеннале я был в Германии на конференции по культуре, поэтому не могу точно сказать, как русские зрители приняли мои работы. Мне самому было бы очень интересно знать, как русские, наши старшие братья, оценили мои работы – быть может, дадите мне как-нибудь знать? На самом деле, в начале девяностых люди находили много общего между китайским и российским современным искусством. Кстати, кружка из «Follow me!» – это чисто китайская вещь времен Культурной революции, с цитатами Мао Цзедуна на борту. Правда, не факт, что при ее создании не были использованы никакие русские влияния.

Еще один головокружительный проект Вонга – гигантское полотно «Романтика», на котором воспроизводятся сюжеты картин европейцев-классиков. Фигуры Веласкеса, Боттичелли, Рафаэля, Матисса гуляют по местности, представляющей собой помесь ветхозаветного рая и традиционного китайского сада, но сделанного целиком из пластмассы. Сфабрикованное счастье в пластмассовом раю оставляет массу пространства для истолкований, как и положено всякому уважающему себя произведению искусства. Как и положено персонажам Боттичелли или Матисса, большинство из них гуляет по картине в полной натуре. Вонг Куинсонг – пожалуй, наиболее передовой китайский деятель культуры по части количества голых людей на единицу поверхности фотографии. Замечание по поводу lowbrow-эстетики остается в силе: собственно эротики в постановках Вонга ни на грош, у них собственная, философская и созерцательная, идеология. Правда, в связи с особенностями национальной культуры, в самОм Китае это пока что понимает не каждый. Тонкое дело – Восток, – состоит не только из «Кама-Сутры» и храмов в Мохенджо-Даро.

Х: Китайцы известны как народ со строгой моралью. Тем не менее, на многих твоих полотнах, таких, как «Романтика», присутствует масса обнаженной натуры. Легко ли тебе было уговорить такое количество моделей позировать нагишом? У тебя не было проблем на родине в связи с твоими работами в стиле «ню»?

ВК: Да, точно. У нас есть масса комплексов и предрассудков, особенно по части секса. Вначале было очень сложно – все модели, которых я снимал, пытались прятать свои лица! Кстати, это еще одна причина того, почему я иногда делал фотомонтаж со своим лицом. Когда я перешел на коммерческую основу в этих вопросах, стало полегче. Сейчас много народа согласны позировать голыми за деньги, и люди счастливы – мужчины и женщины позируют вместе, если ты понимаешь, что я имею в виду. Конечно, я не стремлюсь снимать порнографию или что-то в этом духе, я сосредоточен на красоте обнаженного человеческого тела. Тогда все в порядке. Конечно, когда мои фото выставлялись в Китае, у меня были некоторые проблемы с властями. С некоторыми я столкнулся прямо-таки уже в этом году, и решать их придется очень осторожно.

Х: Какое из явлений современного искусства оказало на тебя наибольшее влияние как на художника?

ВК: Я думаю, что современные культурные тренды сегодня не производят должного впечатления на меня – мне уже сорок, старость не радость. Больше всего меня вдохновляет ежедневная жизнь моей страны, это лучшая тема для моих работ. Повседневность полна жизнью и переменами.

Говорят, если в Китае человека хотят мягко послать, то, за неимением общеизвестных русских букв говорят: «Чтоб ты жил в эпоху перемен». Культурный революционер (или контрреволюционер, кому как больше нравится) Вонг Куинсонг живет в эту эпоху всю жизнь и еще умудряется черпать из нее вдохновение. Великий человек, одним словом. Настоящий китаец.

Журнал "Хулиган", январь 2007.