Национальные особенности отдыха в майские праздник

                р. Нугуш. Башкирия
                28.04.2007 – 06.05.2007


   Анекдот похода:  Погано…Но хорошо.

 В конце концов, все сложилось не так уж плохо.  И даже  совсем неплохо. Погода, конечно, чудила. Но чего еще было ждать от неё в начале мая?
- Ребята, мы везунчики, - повторяла я весь поход. Действительно, это напоминало чудо. Дождь, непрерывно сопровождавший нас и днем и ночью, прекращался, как по мановению волшебной палочки, едва мы зачаливали на ночевку. Мы были лишены самого гнусного удовольствия: ставить и снимать лагерь под дождем. Хотя воды и снега с неба  хватало. И с избытком.
В плохой погоде, безусловно, были виноваты ананасы.  И завхоз, притащивший их на речку. Т.е. я.

 За два месяца до похода, при первой нашей встрече, Чак (Леша Чарушников, руководитель нашего похода) с каким-то радостным злорадством, назначил меня завхозом (т.е. ответственным за питание).  Я уже смирилась с этим роком.  Всегда и везде по жизни я то повар, то завхоз. И в этом есть свои плюсы. (Как и свои минусы).
Ладно, завхоз так завхоз. 
Раскладку писали вместе с Чаком. Т.к. опыта  серьезных водных походов у меня не было. И особенностей питания на таких маршрутах я не знала. Это была его идея, взять  ежедневно по банке  сгущенки на трех человек. Т.е.  по пять на день.  Как выяснилось на практике, такое количество сгущенки сожрать невозможно. ( Я лишила людей удовольствия смаковать деликатес! Поскольку, когда деликатеса много, удовольствия от него ты не получаешь.)  Каюсь, это был не единственный  мой просчет.  Что меня утешает, просчет был в том, что  продуктов было взято, с запасом (на всякий случай), больше, чем нужно, а не наоборот.
Часть продуктов закупали вместе с Чаком, в Ашане. Часть я докупала  сама, в последнюю неделю, таская каждый день домой тяжеленные авоськи.
За два дня до отъезда ко мне пришли девчонки, и мы раскидали продукты, запаковав их в мешки по дням.  Чуть позже нарисовался Дима Плеханов, и, увидев аккуратно запакованные мешки, возмутился: А где же бардак? А если я чего-нибудь захочу из пятницы, это мне что же, пятницы ждать? 
 Я была слегка в шоке. И постаралась объяснить ему ситуацию максимально доступно: Я – начальник, ты - ...
- Понял, - спорить он почему-то не стал. Вместе мы упаковали мешки. Тут  Дима не удержался и добавил, что, по его мнению, не хватает еще одного мешка.
- С чем,- удивилась я.
- С туалетной бумагой.
Такое резюме он подвел под всю мою работу.

 Отъезжали мы 28 апреля, в субботу вечером. Лил проливной дождь. В последний час перед отъездом я металась, закупая хлеб 5-ти и 7-ти дневного хранения.  Такого, чтобы не испортился до конца похода. Он продавался только в одном магазине, в центре. Я, отправив рюкзак на машине, ломанулась на метро в магазин. И к месту сбора тащила две авоськи с недельным запасом хлеба на всю группу.
Наконец, все погрузились. Прощальный поцелуй и автобус под проливным дождем двинулся на выезд из города.
Что я могу сказать об этой ночи в автобусе? Не дай Бог еще одну такую. Неудобный, жесткий, маленький, заваленный рюкзаками Пазик, прожевав нас всю ночь, утром выплюнул нас в Белорецке, у местной  станции МЧС. Там мы перегрузились на две Газельки, и продолжили продвижение к месту старта.  Через сто километров, в Овзяне, пересели еще раз: на Газик «Буханку», который в два приема перевез нас в Бритяк, по совершенно непроезжей, раздолбанной вкривь и вкось дороге. Воздадим должное водителю-асу!
 Позади себя мы оставили огромную толпу из Самары, количеством в 66 человек. Впрочем, через часа 4 они нас нагнали.
В точке старта была неимоверная куча народа. Самара, Оренбург, Москва, Уфа, всех и не упомнишь. Все рассыпались по берегу, собирая каты под моросью, все торопились быстрей уйти.
 Но в это день  стартовать нам не удалось. Хотя кое-кто даже  надел гидрокостюмы. Каты были собраны  только часам к шести вечера. Чак сказал, что куда-либо идти в это время смысла нет, и  мы остались на ночевку.  Для лагеря выбрали место повыше, подальше от общей толпы. Перетащили вещи, каты, поставили палатки, приготовили ужин.
В этот день мне было ужасно плохо. Чего-то не того я наелась то ли перед отъездом, то ли в дороге, и вечером меня периодически  выворачивало  наизнанку. И я хотела только одного, доползти до спальника, и упасть. (Надо было как-то быстро восстановить физическую форму.  Мне предстоял сплав на кате двойке. Нам нем нужно пахать.) 
Следующие два дня я варила себе отдельно кашку, и питалась только ею, пропуская всякие вкусности вроде тушенки-сгущенки, глинтвейна, колбасы и сыра. Только кашка на воде и без хлеба и ничего кроме кашки.   М-да.
Ладно. Вернемся к точке старта.
 Всю ночь ребята по очереди дежурили в лагере.
30 апреля. Утром позавтракали и начали сворачивать лагерь, увязывать катамараны, спускать их на воду. Процесс это неспешный и вдумчивый.    Готовы к выходу мы были только к часу дня (или к двум). Это  был тот редкий случай, когда Чак ошибся.  Он рассчитывал, что мы будем выходить часов в 12.
В это утро река опробовала  меня на прочность первый раз.   Но прежде чем я начну рассказывать об этом - небольшое лирическое отступление:

                ГИДРА.

 Что такое гидра? Это не мифологический персонаж, с которым  сражался Геракл. Гидра – это гидрокостюм. Вещь специфическая и  крайне необходимая при сплаве  весной  на горных реках. Когда я узнала, что иметь её необходимо, то оказалась, мягко говоря, в затруднении. Тогда я начала обзванивать по очереди всех своих знакомых, имеющих какое-либо отношение к воде, с просьбой одолжить гидру. Безрезультатно. Тут я вспомнила об одном старинном знакомом,  сотруднике МЧС и водолазе. Я дозвонилась до него, и сказала, что он – моя последняя надежда. После непродолжительного молчания, Леша поинтересовался моим размером.  Да, гидры таких размеров – это редкость. Он такую нашел, но требовалась примерка.  Еще недели две мы  не могли состыковаться, Лешка постоянно был в  разъездах.  Дня за три до часа Х, мы созвонились, и он мне сказал, либо сегодня, либо никогда, потому что завтра он опять уезжал. И я поехала, на базу МЧС на Шарташ, к черту на кулички. Минут сорок пешком от конечной остановки.  Лешка торжественно вытащил мне какую-то супер дорогую шведскую гидру. Бережно  на меня её одел, и с грустью констатировал, что ему самому  она велика, а мне вот в самый раз. Хотя покупал он её для себя.  Я в гидрах ничегошеньки не понимаю. Но  Лешка обошел вокруг меня еще раз и сказал: Кто понимает, тот оценит. (О, как эту гидру заценили наши мужики! Они весь поход ходили вокруг меня кругами пытаясь выспросить у меня то, чего я не знаю).  Леша проинструктировал меня, как обращаться с этой ценной вещью. Выдал к гидре фирменные тапочки, посоветовав привязывать их, чтобы не потерять. И строго поинтересовался,  зарегистрировались мы или нет. Конечно, зарегистрировались,  праведно  возмутилась я.  Мы еще немного потрепались, и я отправилась восвояси, гордая приобретением.

 Вот эту самую гидру я и одела впервые в  первый день сплава. Все вещи уже перетащили  на самый краешек берега, где увязывали каты.  Я решила помыть руки, встала на край, но он оказался подмыт сильным течением, и я как стояла, так и  ушла под воду. Было неглубоко, и дно я доставала. Но течение было настолько мощным, что меня мгновенно сбило с ног и потащило.  Вода  начала захлестывать голову, попадать в рот.   Пытаюсь ухватиться  за вроде бы близкий берег, но ничего не получается. У меня в руках остаются какие-то ветки, корни, и меня тащит дальше. 
Пропаду… и запросто, - пронеслось в голове.  На моё счастье, вода подтопила росшие по берегам деревья, и я успела уцепиться  за ближайшее. И отнесло вроде бы недалеко от всех.  Все случилось настолько быстро, что никто и не понял, что произошло.
Спасибо, тебе Ляхов, большое, за гидру. Без неё наверняка хана была бы. Придется проставляться.
Увидела идущего Чака.
- Леш, помоги выбраться.
Он вытащил меня на берег.
- Надо же, - сказал, - только голову повернул, завхоза смыло.

 Через  несколько минут, катамараны были готовы и спущены на воду. На спортивных катамаранах ноги закрепляются широкими ремнями в специальных  приспособлениях. Это называется «встать в упоры».  Когда я оседлала катамаран, и сказала контрольную фразу: «в упорах», мне показалось, что я подписываю себе смертный приговор. Ноги настолько прочно были скреплены с катамараном, что казалось, если мы кильнемся (перевернемся), я   так там и останусь «в упорах», навечно.  Самый страшный момент был, пожалуй, не тогда, когда меня утащило течением, а когда наш кат оттолкнули от берега.  Честно скажу, было жутковато.
 Хочешь, не хочешь,  страшно не страшно, а в руках весло, так что вперед. Как только мы выгребли на середину реки, Чак тут же азартно направил кат на  какие-то  огромные валы (хотя кругом было места, хоть отбавляй).
- Может не надо, - жалобно попросила я
- Надо,- бодро ответил он, - надо же опробовать эту лайбу.
Ну, вот и смерть моя пришла, удрученно подумала я. 
Нет, не пришла. Проплыла мимо. Я приободрилась. Отдам должное Чаку, весь этот день, давая мне  (и себе) время привыкнуть, он вел кат тихими местами, не влезая в валы и бочки. Хотя и без этого неприятностей хватало. Ближе к берегам было полно «расчесок» (деревьев низко наклонившихся над водой), и несколько раз за день мы пролетели под натянутыми над самой рекой тросами. Едва успевая пригибаться.
 Наш катамаран, как командирский, шел всегда впереди.  Это был кат двойка (т.е. с двумя гребцами на борту).  Как выяснилось много позже, меж остальными он носил название Чакушка. Еще три ката входившие в нашу группу, были четверками (т.е. с четырьмя гребцами).  Они тоже имели имена: Резвый, Ништяк и легендарный Лямзик. (О, Лямзик,  труженик шивер и бочек, пою свою тебе хвалу! …. … Гм… Простите, что-то навеяло.)
Наша двоечка, Ништяк и Резвый были спортивными судами. И двигались довольно ходко.  Лямзик же был стар, неуклюж, но могуч. Он двигался по речке с резвостью асфальтового катка, так же как он равномерно закатывая под ноль все  валы и бочки. Такая речка как Нугуш, была для  него делом совершенно плевым, он двигался по ней по своему усмотрению, проходя все препятствия, как ему хочется. Где носом, где лагом, а где, вообще, кормой. 
Первыми шли всегда наша двоечка и Резвый. Для Резвого это был первый «выход в свет». Он был сделан  под парусную оснастку, и как парусник имел хороший ход. Поэтому он шел вплотную за нами, и даже имел наглость иногда выскакивать «поперед батьки».  Ништяк и Лямзик всегда отставали. И мы периодически останавливались, поджидая их.
 Планировалось, что первый и последний катамараны пойдут с рациями. Для поддержания оперативной связи. Но на деле в первый же день выяснилось, что держать рации поверх гидры нельзя (можно выронить, намочить), а если предусмотрительно убрать  под гидру, то достать их  на воде невозможно.  Гидра одевалась с утра, на целый день, наглухо изолируя тебя от внешнего  мира, и снималась только вечером.  И, например, такая простая вещь, как справить малую нужду была в ней просто невозможна.  (Если только внутрь гидры.) Что создавало немалые трудности. Да чего-чего, а трудностей нам хватало.
Наша доблестная группа состояла из 14-ти человек.
 На двойке: я и Чак. (За глаза нас называли Папа-Мама). 

На Резвом:
- Димка Плеханов – капитан. (Моя фамилия слишком известна, чтобы я её называл, - заявил он мне при первом знакомстве), 
- Саша (Альпинист, неизвестно каким ветром занесенный в водный поход, с импозантной сединой в черных, модно стриженных волосах),
- Инга (Поразившая меня мытьем головы, посередь маршрута под снегом и дождем. Её любимая фраза: От всего нужно получать удовольствие.) 
- Анечка (Преподаватель какого-то вуза. Тихая, тихая девочка, и совершенно безотказная, при любой просьбе).

На Ништяке ( второе название Матоход: «идущий на матомной энергии»)
- Димка Гаряев –капитан. (человек обладающий GPRS, выполняющий обязанности штурмана, и не расстающийся ни ночью ни днем  с огромным кинжалом на поясе.)
- Варя (Димкина жена. Он звал ей Белка, а она его почему-то Герцог. Милая девушка очень округлых форм, нрава веселого и не унывающего.)
- Леша (Друг семьи  Вари и Герцога. Варя звала его  Йорверт. Почему никто не знает. Прославился как наш походный акын. Вообще вся эта троица была потрясающе поющей)
- Лена (Моя давняя подружка. Впервые после 10-ти летнего перерыва вышла в лес. Стойко переносила все напасти, свалившиеся на нас, и спасавшая меня по ночам от холода своим вторым спальником. Героически не пожалевшая  для общественных нужд новенькую сумку-холодильник.)


 И, наконец, на Лямзике:
- Андрей Юртаев- капитан (Смешливый, невысокий, худощавый. Наши мужики ржали, что в облегающей мокрой гидре он напоминает Кощея.)
- Оля (Дама форм тоже весьма округлых. Мужественно предоставившая нам для сборов свой гараж)
- Макс Рассохин (Человек обстоятельный и медлительный. Его неторопливость уже вошла в поговорку. Вся эта тройка была схоженной и веселой командой. А Лямзик  был их привычным судном.)
- Саша Зиновьев(Из категории вечных студентов. Сменил три вуза. Обладает высоким ростом, тощим торсом и завидным  аппетитом).

 Первая стоянка в этот день, первый перекус. Горячую еду на маршруте  готовили только утром и вечером. Утром: какая-нибудь каша с мясом, вечером: густой супчик с бутербродами. А днем: перекус. На перекусы я брала хлеб, колбасу, сыр и сало. И, что-нибудь вкусненькое типа шоколада, шербета или козинаки. (На руках такого завхоза носить надо!) Чай  на перекус набирали с утра в термоса и бутылки. У кого что было.
В этот день перекус я пропустила. В этот день я сидела на диетической кашке. И все досталось Чаку.
Мимо прошел кат, со знакомыми самарскими лицами.
- У вас все в порядке, - кричат с ката.
- Да, - кричим мы в ответ.
- А у нас байда кильнунулась, - сообщили самарцы уносясь вниз.
Да. Вот так-то.
Тогда же на гидре Студента обнаружилась огромная дыра. На первом переходе  их умудрился вырвать из гидры у колена целый клок. (Из чужой гидры!) До конца похода он её так и не заклеил. Каждый день, утром, ему просто перематывали колено скотчем, обеспечивая, таким образом, весьма условную герметичность.

 Пока мы  дожевывали, над головой что-то  внушительно громыхнуло. И, как только мы встали на воду, началась гроза.  Задул резкий холодный ветер, и полил дождь. Не просто дождь, а дождь с градом. Вообще-то при грозе, по технике безопасности полагается быть на берегу. Но Чак сказал, все фигня, кругом горы, в нас не попадет. Идем дальше.  Незабываемые ощущения. На реке, в грозу, под градом.
Обычно гроза кончается быстро, но нам попалась затяжная. Полдня над нами грохотало, сверкало и поливало. Мы проходили мимо зачалившихся групп. Особенно запомнилась одна. На довольно крутом склоне, под маленьким ярко-желтым тентом, размером примерно 1м на 1м, сгрудилась группа человек 8,  и прыгала. Конечно, их можно было понять. Было холодно, и концу дня мы все замерзали основательно. Но на  воде есть только один  способ согреться – махать веслом.
 Поскольку  всякого разного народа на реке было навалом, стоянку в первый день долго не могли найти. Ближе к шести вечера все подходящие места были уже кем-то заняты. Мы с Чаком, как первые высматривали по берегам подходящие места, зачаливались, смотрели. Наконец, нашли более менее подходящее место.
- Сыровато, - сказал Чак, осматривая поляну.
- А где ж ты сейчас сухое найдешь? – полюбопытствовала я.
- Сермяжная правда, - согласился Чак. И мы остались. Рядом тек ручей. Это было хорошо, потому что из реки брать воду для приготовления еды не хотелось. Она была грязной  и мутной.  Под питьевую воду везли 5-ти литровые бутыли, и набирали по ходу, в многочисленных ручьях и ручейках впадавших в реку. Правда, этот ручеек тоже был мутным, но все же почище. Поставили лагерь. Приготовили ужин.
На ужин готовили суп-харчо. Густенький и остренький. На что Дима Плеханов тут же высказался, что: суп на  процентов на 20 острее, чем нужно, и, вообще, что это за рисовая каша. (Вот зануда!)  Я ему ответила, что суп харчо должен быть острым по определению. А густой, потому что переварили его немного. (Я уже начала жалеть, что не последовала совету Чака, и не включила в раскладку гороховый суп, который  Плеханов на дух не переносит.)
 Зато все остальные ели молча и быстро. Верный признак того, что супчик хорош. После ужина расчехлили гитару. Но засиживаться долго   никто не стал. Вскоре все разбрелись по палаткам. 
 Палаток у нас было четыре. В одной спала компания: Герцог, Варя, Йорверт . Во второй связка: Юртаев-Оля-Макс. Третью занимала хохочущая еженощно непонятно над чем команда Резвого. В последней спали: я, Лена, Студент и Чак. Студент и Чак, как полагается с краю. Мы с Ленкой посередине. Вообще, я мерзляка. Я взяла с собой два спальника, но и под двумя замерзала. Мы делали так: Лена в своем спальнике, я – в своем. Сверху укрывались моим вторым спальником и её вторым. Так было тепло. (Правда Лена жаловалась, что я ночью постоянно стаскиваю с нее эти спальники.)
За день я намахалась веслом так, что вечером как-то неожиданно разболелась рука. Я неосторожно пожаловалась на  это Чаку. Он тут же обрадовано сказал, давай пересадим тебя на  четверку. А то вот, я  Ингу  обещал на двойку посадить. (Днем раньше он сказал,  что и Студента он обещал  обкатать на двойке. В общем, он пытался ссадить меня с ката каждый вечер. И чем же я ему так досадила?)
 1 мая. Ура! С праздником, дорогие товарищи! С утра лил дождь. И Чак, посмотрев на небо, объявил дневку. В этот день каждый занимался чем хотел. Лена целый день отсыпалась. Инга затеяла мытье головы, заразив Юртаева. Он тоже начал мыться. Народ то тусовался у костра, периодически  подбадривая себя первомайскими лозунгами, горячительными напитками и песнями под гитару, то разбредался по палаткам. Весь день, не переставая, лил дождь. То проливной, то моросящий. Было настолько мерзко, что Чак сказал, что такой погоды он еще не видел. Даже обеда в этот день готовить не стали. (Чего ж потом удивляться, что продукты остались). Зато ужин был праздничный.  Мы сварили глинтвейн, замесили походный тортик, и я попросила дежурных открыть припрятанную баночку ананасов. Итак:

                АНАНАСЫ

 Кто не знает, что такое ананасы? 
Тот,  кто не был с нами на реке, тот не знает всей их прелести. Еще в городе, собирая продуты, мне все уши прожужжали про прошлогодний поход. В котором тушенка и греча кончились раньше, чем ананасы. Более того, когда ананасы были съедены, выпало полметра снега. Я видела эту фотографию. Каты под шапкой снега. Мне бы и в голову не пришло тащить с собой лишнюю тяжесть на речку. Я еще в своем уме. Но, наслушавшись  этих баек, про ананасы, я не удержалась, и, буквально в последний момент взяла  пять банок. 
Пожалеть об этом пришлось всем.
 
 2 мая. Утром следующего дня  мы проснулись оттого, что тент, оборвав веревки, упал на палатку. Чак, чертыхнувшись, полез наружу привязывать его по новой. И никогда не забуду вопль, который я услышала:
- Мать твою,  эти ананасы……….
На улице лежал слой снега…  Вернувшись в палатку Чак объявил слово «ананасы» запрещенным, а оставшиеся банки пообещал утопить в реке. Не то что бы я чувствовала себя  виноватой. Но было как-то очень неуютно.
 Но после завтрака, неожиданно, мы впервые за весь маршрут увидели голубое небо и  солнце. Начало пригревать. Снег стал стремительно таять.  К моменту спуска катамаранов на воду, его уже не осталось совсем. Погода приобрела статус комфортной.  Но Диму Плеханова все это  не радовало.  Он ходил, и громко вопрошал окрестности: А где же жопа? Так  быть не может. Где-то должна быть жопа. Где она?

 Вскоре мы её получили по полной программе. Допросился.
Река испытала меня второй раз.
Вышли как обычно то ли в час, то ли в два, вместо двенадцати. Мы с Чаком первые. За нами – Ништяки. Остальные подотстали. Это их и спасло.
 Буквально через километр река разделилась на два рукава. Протоки на реке дело обычное. Тут важно определить, который рукав основной.  Есть несколько правил. Следуя им, Чак повернул катамаран под высокий берег. Но на сей раз, он ошибся.  Мы увидели, что течение реки просто уходит в затопленный прибрежный лес. Надо было выбираться на чистую воду, в другой рукав.  Я предложила Чаку, повернуть обратно и выгрести против течения. Или хотя бы попытаться. Но он нравоучительно сказал:
-  Мы здесь, чтобы учиться.  Значит, будем учиться. Пойдем через лес.
-  Не пройдем, - возразила я. Но Чак твердой рукою уже вел катамаран поперек течения, напролом, через лес, к чистой воде. За нами следовал Ништяк. Отставшие катамараны, видя, что мы явно ушли не в ту протоку, повернули в нужном направлении. Они дошли до ближайших кустов, там зачалились, и стали наблюдать происходящее. Было до них метров 200. Вначале все было благополучно. Мы потихоньку пробирались по кустам, и до воды оставался всего один решительный  рывок.  Не тут-то было. Внезапно поток обрел мощь.
- Вперед, - заорал Чак.
Я налегла на весло, но оно уперлось в дно, и рывка не вышло. Течение неумолимо несло нас на дерево, но это было еще полбеды. Мой баллон прямиком  несло на острый сук, торчавший из воды. Сейчас пропорет баллон.  Я заорала, и попыталась веслом отпихнуться от дерева. Куда там. Кат  намертво прижало течением к дереву.
-  Это называется прижим, - прокомментировал Чак, - Не кильнулись. Это хорошо, будем думать, что делать дальше.
Выше по течению, метра на полтора,  в такой же прижим  попал Ништяк.
 В это время, баллон на котором сидел Чак, под напором воды начал уходить под воду. Если его утащит струей еще глубже, мы перевернемся. Чак ругнулся, и быстро перебрался на середину рамы, чтобы облегчить баллон.  И ворчливо сказал, что надо было грести по команде. А ты  не выгребла, потому и встряли. (Короче назначил меня крайней).
-  Если, мы сейчас слезем отсюда, то застрянем на следующей коряге.
Действительно, хищно растопырившись, метра через два нас поджидала коряга.
-  А если проскочим эту, то автоматом попадаем  на следующую.
Следом за первой, торчала еще одна коряга. Миновать их было невозможно. На них нас по любому сносило течением. А баллон Чака продолжал погружаться.  Перед глазами нарисовалась грустная картинка, как я сижу на дереве, недельки этак две, и жду, когда  же спадет вода. Веселенькая перспектива. Тут меня осенило. Я промерила глубину веслом. Оказалось не так глубоко, не больше метра. Это нас и спасло. Чак, приняв решение, слез с ката, взял чалку, и, преодолевая напор воды, дошел до ближайшего дерева выше по течению. Благо до него было метра полтора. Как раз на этом дереве сидел Ништяк. Потом, по веревке, к этому же дереву пробралась я. Вместе мы начали чалкой вытягивать кат из прижима. Насколько смогли, оттянули его  от дерева.  Я  по веревке вернулась на кат. А Чак  стал выручать Ништяк. Он, преодолевая напор воды,  немного оттолкнул его от дерева, Этого оказалось достаточно. Ребята, в четыре весла приналегли, и проскочили на чистую воду. Через несколько минут, они присоединились к остальным.   
 Народ с Резвого и Лямзика, что-то кричал нам, жестикулировал. Но что, разобрать из-за шума воды было невозможно.  Тем временем Чак сел на кат, и мы еще раз попытались выгрести. Безрезультатно. Нас снова прижало к тому же дереву. Но уже под другим углом. Нам повезло еще раз. Потихоньку течением  кат начало разворачивать, и с прижима мы ушли. Но тем же течением нас понесло в самую гущу затопленного леса.  И, метров через 10 мы опять застряли у дерева. Течение здесь было послабее, и я, слезши с ката, стала его выводить.
-  Ты так на меня смотришь. Куда ты завел меня, старая скотина, - сидя на кате, и глядя на меня сверху вниз, посочувствовал мне Чак.
-  Ну, не такая уж и старая, - отшутилась я, выводя катамаран из зарослей. Через пару минут, Чак тоже слез с ката и присоединился ко мне. (Наверно совесть проснулась). Да, было бы хорошо вот так потихоньку вручную вывести  кат из леса. Не получилось. Дно резко пошло вниз, течение снова усилилось, и мы еле успели вспрыгнуть на кат. Нас понесло на какие-то кусты, (Господи, сейчас порвемся, пронеслось в голове) но наша двоечка, как танк, проломилась через них, и нас вынесло на чистую воду. Ура!
- Да, Чак, имя теперь, твое будет – Сусанин, - подытожила я.

 Группа снова была  вместе, но на этом приключения дня  не кончились. Сплав  в этот день был экстремальным. Сутки ливший дождь,  и растаявший снег подняли уровень реки примерно на полметра.  Такой напор воды был просто страшен. И я понимала, что любая ошибка обойдется дорого. Разбушевавшаяся стихия размажет любого.  Даже азартный Чак, видимо, решив не испытывать судьбу, в этот день не лез лишний раз в бочки и шиверы.
Весь день с неба то моросил дождь, то шел мокрый снег. Погода нас не радовала.
- Господи, какое счастье, какое счастье, что я не взяла с собой детей,  - повторяла я.  Пожалуй, для меня это был единственный повод для радости.
В мокрых перчатках ужасно  замерзали руки. Когда на остановках мы выходили на берег, всех колотило  крупной дрожью от переохлаждения. Но зато все это  с лихвой компенсировалось красотой берегов. Вокруг стояли зачарованные скалы, будто списанные из Бажовских сказов. А по ним  дробились водопады и водопадики.  На северных склонах все еще лежал снег, который  множеством ручьев сбегал в реку.
-  Нугуш, - страна ручьев, - повторял Чак, и, любуясь скалами, добавлял, - Чусовая отдыхает.

 В этот день мы должны были пройти первую деревню: Гелиакберово. Кажется так.  Она находилась ровно на середине маршрута. И от того, когда мы её пройдем, зависел дальнейший  график движения. Говоря проще, будет у нас еще одна дневка, или нет. Перед деревней был новый мост, которого Чак еще не видел, а потому опасался.
   Его мы заметили ближе к пяти часам вечера. Чак решил проинструктировать экипажи, перед проходом, и мы начали чалиться. Но по такой воде зачаливание  оказалось делом  непростым. Резвый, который шел последним, не успел вовремя выгрести, и его просто протащило мимо. В, общем, мост он проскочил без инструктажа.
Пока мы ждали, когда соберутся экипажи,  Лена решила сходить  до ветру. И хотя она была не в гидре, а всего лишь в хим.защите  (АХЗ), дело это было непростым. Я отправилась с ней, помочь разоблачиться.  Сначала был кропотливый процесс раздевания, потом обратный процесс – одевания. Когда последний подошел к концу, Лена, дама давно и окончательно замужняя, задумчиво сказала: «Это сколько же надо сил, чтобы лишить меня невинности!»
(Без комментариев.)

 Команды собрались, все разобрались по катамаранам, и караван двинулся на штурм моста.
- Проходим между 2й и 3й опорой, - кричал Чак.
- 2й и 3й справа или слева? – кричала я.
- Справа…
Через пару секунд, когда стало понятно,  что мы не впишемся:
- Слева…
Все мы прошли под мостом удачно. После  моста к нам присоединился Резвый.  За пару минут, увлекаемые бешеным течением, мы пролетели деревню, расположенную на живописных горках. И вскоре начали искать место для ночевки. Мы с Чаком тыкались то в правый берег, то в левый берег, но ничего подходящего  не могли найти. Наконец, справа мелькнуло вчерашнее, еще дымящееся, костровище. Мы налегли  на весла, зачалились и пошли осматривать поляну.  (В этот поход странным образом все наши стоянки были по правому берегу.)
 Поляна была большая, но большей частью залитая талой водой, и заминированная конским пометом. Мы решили обосноваться в дальней её части, которая была повыше и посуше остальных. В этом был  и минус,  т.к. пришлось далеко таскать вещи, разгружая катамараны. Шлепая по лужам, мы начали переносить груз.
- Дождик, дождик, ты устал, целый день нас поливал.
    Спать тебе идти пора. Баю-баюшки, пока, - уговаривала я дождь. Капризно брызнув напоследок двухминутным ливнем, он действительно оставил нас в покое. Пока мы ставили лагерь, к нам в гости пожаловали лошади в количестве трех.  Они полюбопытничали, чем мы заняты, и поскольку ничего вкусного им не перепало, удалились восвояси.
После разгрузки катамаранов Чак обычно куда-то исчезал, взяв в руки фотоаппарат. Предоставляя все хозяйственные заботы остальным. Я же, обычно, ходила, строила всех, и ворчала.  Я не ожидала от себя столько ворчания. Я раздавала ценные указания дежурным,  заставляла их разводить для сушки отдельный костер, отгоняя всех лишних от кухонного костра. Следила, чтобы дежурные  убирали продукты на ночь.
Однажды я даже поинтересовалась у Чака, а не слишком ли много я ворчу? На что  он сказал, что все нормально, и что, нужен такой человек, который будет всех строить на берегу. А его, Чака, дело, обеспечивать  безопасность команды на воде. (Короче, опять назначил меня крайней)

 В этот вечер, сидя у костра, Варя пересказала подслушанный, (конечно же, случайно), разговор. За её палаткой  разговаривали двое.
- А давай меряться у кого больше
- А  давай.
- А у меня больше, чем у тебя.
Пауза.
- Зато у меня толще!
- Мальчики, - осторожно поинтересовалась Варя, из  палатки, - а чем вы там меряетесь?
- Топорами, - последовал гордый ответ.
(Без комментариев)

 Ко мне подошел Чак,  с участливым вопросом, а как моя рука.   
 - Нормально, - отвечаю, - а что? 
-  Да, вот, - говорит, - все-таки, хочу Ингу на двойку посадить.
(Блин, да что же это такое?)  Глядя на бешеную речку, отвечаю:
 -  НЕТ.  Чак, а ты не боишься необкатанную девочку по такой воде на двойку сажать?
- Тогда я на водохранилище её посажу.
- На водохранилище – пожалуйста, - согласилась я.

 После  ужина самой первой в палатку, как обычно удалилась команда Резвого.  Эти ребята всегда отличалась дисциплиной и оперативностью. Всегда и везде они были в боевой готовности и первыми. Но ушли спать, не значит спали. Сегодня палатка буйствовала особо. В конце концов, меня одолело любопытство, над чем они так громко ржут, и я довольно бесцеремонно влезла к ним в палатку.  Меня тут же окрестили «полицией нравов»,  и веселье как-то поутихло. Видимо веселиться у них получалось только своим коллективом. Пришлось уйти, чтобы не вносить диссонанс в компанию.
 Этим вечером наш кат принимал дежурство.  Дежурили мы катамаранами, каждый вечер передавая дежурство, как эстафетную палочку.  Но  все команды были по четыре человека, а нас – то было двое.  Но отцы  (и матери) командиры не ударили в грязь лицом.
3 мая. Для себя я оставила особое  меню. Которое никому не доверила. Я готовила плов. И компот. Для компота с вечера залила водой сухофрукты. Утречком, встав пораньше, занялась пловом. Обычно походный плов мне удается. Но это, видимо, был не мой день. (Похоже, крупа  оказалась неудачной.) И вместо  плова мы ели рисовую кашу с мясом, пригоревшую вдобавок. (Стыд и позор на мою седую голову!) Зато компот удался. Но зажравшийся народ даже компота не смог осилить. И мне, скрипя сердце, пришлось выбрасывать курагу и остальное. К слову сказать, все не съеденное приходилось  ежедневно выбрасывать (не тащить же все это было с собой!).  А раскладку я делала  по книжке «Питание в туристическом путешествии». А народ собрался не богатырский, и осилить книжные нормы  не мог. Вот и приходилось постоянно закапывать литры супа и каши. Что вызывало неправедное возмущение отдельных типов (а конкретно Плеханова и Склокова). Они каждый вечер изводили меня требованиями  уменьшить раскладку «как минимум на треть». (Торжественно обещаю при первом удобном случае, уменьшить паек конкретно им!  Вот тогда………..)
 И без этого обязанности завхоза отнимали много сил. Надо было ежедневно следить за транспортировкой продуктов,  разбирать и переупаковывать их, следя, чтобы  в этом дожде и сырости, они не испортились. Это был героический труд.               
 Но, вообще, отношение к еде  можно было охарактеризовать одним словом: «Зажрались»!
Вдобавок  ко всему, ночью, какая-то сволочь,  наступила на мой мешок с посудой, раздавив вдребезги мою любимую миску. Пришлось   торжественно зарыть и её тоже. И оставшиеся дни  мне приходилось побираться, выпрашивая у кого-нибудь посуду.
 За ночь вода в реке сильно спала. Примерно на полметра. И Нугуш  перестал внушать мне ужас, снова обретя вид «боевой  двойки». Он снова стал таким, каким и должен был быть. 
Весь день Чак «собирал бонусы». Он лез во все бочки и на все валы, во все «буркалки», которые только попадались нам на пути. После очередной бочки, он, поворачиваясь ко мне, радостно и азартно кричал: «Мы взяли её! Взяли!»
 Берега  по-прежнему, радовали сказочной красотой, а вот погода по-прежнему была пакостной. Примерно через пару часов река преподнесла нам подарок. В кустах по левому берегу я заметила новенькое весло. Мы его подобрали, и Чак тут же присвоил его себе, окрестив «Адмиральским». Заодно набрали воды в ручье, протекавшем неподалеку.
На перекус остановились на маленькой болотистой полянке, имевшей одно важное преимущество – кучи бревен, на которых можно было с комфортом перекусить. (Плеханов и тут не удержался от комментария, что Чак опять завел всех в болото. Вообще ужасно разговорчивый тип.
- Ты говорливый, - как-то,  после очередной его тирады, сказала я, - Ты милый, но очень говорливый, - сказала я, еле сдерживая желание шарахнуть его изо всей силы веслом.)
В этот день  мы должны были пройти «дубовый лист».   Река, попадая в каньон, меж двух горных кряжей выписывала  пять изгибов.  На карте это выглядело, как дубовый лист.
 На стоянке, наш штурман, Дима Гаряев  (обладатель DPRS и карты), гордо сказал, что «согласно его DPRS, мы находимся как раз на середине «дубового листа»». А раз так, то и до водохранилища, конца нашего путешествия,  недалече. Запахло еще одной дневкой. Народ приободрился.
 И только Чак, не верил. Мы должны были пройти  до «дубового листа» две деревни. Малый Нугуш, и еще какую-то, названия не помню.  И  в каждой встречной избе он ждал, именно эту деревню.
 И дождался таки!  Проходя  мимо какого-то кордона, мы зачалились, Чак пошел узнавать, что это за место. На берегу стояли чьи-то катамараны, а рядом с избой виднелась палатка. Это команда Оренбурга стала на дневку. (Должно быть с местными  договорились и сейчас баню топят. Мне нестерпимо захотелось оказаться сейчас в жаркой баньке, подальше от холодной воды.)
Вернулся Чак. Как он и предполагал, это и была та самая деревня.  И, следовательно, к «дубовому листу» мы еще и близко не подошли!
- Я ему скажу, чтобы он  утопил свой DPRS в реке, - бушевал Чак, - забросил подальше и утопил поглубже!
 Короче дневка нам обломалась. Впрочем, по этому поводу никто особенно и не грустил.
К «листу» мы подошли примерно через час.  Сказать что это красивое место – ничего не сказать. 15 км каньона, скалы, похожие на стены зачарованного Замка,  и непроходимые заросли по  берегам. Наверное,  в таких местах и ищут спящих красавиц.
Но дело уже было к вечеру, и мы  с Чаком опять искали стоянку. Где-то как раз на середине «листа»,  в центре третьей «петли», мы нашли небольшую полочку.  Она была достаточно сухой.  Даже Плеханов сказал, что  это – лучшая стоянка. По краям заросшей поляны еще лежал снег. А заросли вокруг оказались настоящим клещёвником. Плеханов первый, кстати, и поймал клеща. (А может клещ его?)
 Поскольку мы дежурили, я на корню пресекла попытку Чака свалить с фотоаппаратом в неизвестном направлении. Выдав ему картошку и нож.  Пока Чак чистил картошку, мужики отправились  за дровами. Принесли и дровей и клещей. Йорверт между делом рассказал замечательный анекдот. Анекдотов рассказывалось много и разных, но этот пришелся «в тему»,  потому и запомнился.

                Анекдот  похода

Когда Максим Горький, будучи известным писателем был в Нью-Йорке, его водили по разным достопримечательностям  и мероприятиям. Сводят на выставку: Ну, как, Максим Алексеевич? Вам понравилось?
- Хорошо. Но погано.
Сводят на концерт: Ну, как, Максим Алексеевич?
- Хорошо. Но погано.
В конце концов его повели на стриптиз. И опять спрашивают: Ну, как, Максим Алексеевич?
- Погано, - отвечает Горький, - но хорошо.
 Так и весь наш поход можно охарактеризовать этими тремя словами: «Погано, но хорошо».

 Как бы невзначай ко мне подошел Студент. С вопросом, а нельзя ли ему завтра сесть с Чаком  на двойку.  Чуть позже с тем же вопросом  нарисовался Чак. Я немного подумала и согласилась. Во-первых, потому что уже пообещала, что Студент сядет на двойку, а во-вторых, времени  уже действительно не оставалось. Я прикинула: завтра сядет Студент, а послезавтра на водоохране – Инга, и конец маршрута. (Значит мне завтра на Лямзик.)
 К костру подошла Варя.
- У меня осталось еще восемь пальцев. Могу помочь.
В самом начале, на первой стоянке, помогая резать капусту, Варвара порезала  себе палец. И суп,  по её словам, мы ели с её, Вариной  кровью. (Прям вампиры какие-то). На стоянке пару днями позже снова взявшись за нож, она тут же искромсала себе следующий палец. Народ очень живо ей посочувствовал, однако, заметив, что есть еще восемь целых пальцев, чего до конца похода  должно хватить. А если добавить пальцы на ногах, то еще и останется.
 Сегодня  Варя опять взялась за нож, помогая Чаку. И по установившейся традиции тут же порезала себе очередной палец. После этого, решив, что допускать её к острым предметам категорически нельзя, мы доверили ей приготовить глинтвейн. Доставая для этого самые припасенные припасы: вино и  фрукты.
 Но это был явно не Варин день. Она опрокинула полный (6 литров!)  кан  вина. Да, это была потеря. С причитаниями мы начали собирать с импровизированного стола разлившееся вино, но наскребли не больше литра. Мы его, все равно, сварили, и раздали самым  замерзшим девчонкам.
 За всеми этими хлопотами  подоспел ужин. И вот тут я услышала от Плеханова первое (и единственное) доброе слово в свой адрес.
- Позвольте мне выразить свое восхищение, - начал он.
- Позволяю,  - разрешила я, - выражайте.
И постаралась придать своему лицу соответствующее выражение, а телу - соответствующую позу.
- Позвольте мне выразить свое восхищение, как быстро с момента зачаливания был приготовлен ужин.
 Спасибо, Димка! Было приятно. Да, пожалуй, это был единственный ужин, который мы ели не в темноте. Супчик на этот раз был съеден дочиста. И Максу, подошедшему за добавкой, ничего не досталось.         
 Еще оставалось свободное светлое время, и мужики решили сбегать на верхушку скал. Человек пять оделись, набрызгались от клещей и сорвались  вверх по склону.
Вскоре стемнело. Я сдала дежурство Резвому, лагерь быстро угомонился, все расползлись по палаткам. А я осталась, дожидаться ушедших. Подкинула дров в костер, чтобы было видно, где лагерь.  А то без ориентира в темноте упрутся куда-нибудь к чертовой матери. Вскоре  на склоне замелькали фонари, и еще минут через 15 все благополучно спустились. Перед тем, как зайти в лагерь, Чак заставил всех осмотреться. Пару клещей, по-моему, сняли.
 Ну, все, пора спать. Укладываясь, я обнаружила, что свой второй спальник  Лена  забрала.  Это привело меня в уныние.  Замерзну.
- Чак, если я ночью замерзну, я тебя разбужу.
Войдя в мое положение, (а может, просто испугавшись  грубого шантажа) Чак отдал мне свою куртку, чтобы я могла ей укрыться. Так я и спала  под спальником и двумя куртками: своей и Чака.  Свою кинула на ноги, а курткой Чака укрыла торс. Только благодаря этому и не замерзла. Спасибо, Чак.
 4 мая.  Утро нас встретило молочно-белым туманом и льдом в котелках.  Не зря я выпросила куртку у Чака. Ночью был хороший минус. Выйдя из палатки я узрела дивное зрелище. Саша Склоков с обнаженным торсом, пристроив зеркальце  в прибрежных  кустах, брился. Этакий бреющийся «ежик в тумане». Посмотрев на  него, я не удержалась и сказала, что если стриптиз начат, то нельзя это занятие бросать на полдороге, надо доводить дело до конца. На моё удивление, предложение было с энтузиазмом подхвачено, и весьма профессионально продемонстрировано. Какие скрытые таланты дремлют в нас!… Гм…  в нем.
Чтобы таланты не пропадали, я предложила устроить конкурс на лучший стриптиз.  Причем стриптиз снимания гидры… вокруг  весла.  Ой, я уже представила себе  это зрелище. Но меня, к сожалению, никто не поддержал.
 Туман через несколько минут улетучился, открыв пронзительно голубое небо, обещающее замечательный солнечный день.  Да, денек действительно выдался на славу.
Чак объявил Лямзику о замене в экипаже. Юртаев тут же сориентировался, и сказал, что согласен на замену, если я буду с термосом. У меня был замечательный термос на 1,2 литра, сослуживший всем хорошую службу. Ибо горячий чай на холодной реке – вещь  особо ценная.

- Если ты  не принесешь сейчас Убивца, он поедет на другом катамаране, - крикнул мне Чак.

                УБИВЕЦ

    Что такое Убивец? Это  не маньяк – убийца. Это всего лишь мой  рюкзак, чудовищных размеров.  У меня не было с собой настоящей гермы (гермомешка), у меня был всего-то большой мешок из непромокаемой неоново-зеленой ткани. В него каждое утро я запихивала свой рюк, и пару тентов, оказавшихся весьма нелишними.  Когда я впервые бросила этот желто-зеленый монстр  на раму двойки, чтобы привязать, Чак коротко сказал: «Жесть». А мне вспомнился рассказ, об одном огромном транспортном мешке, какие применяются в спелеологии (транспортировочные мешки в форме большой  сосиски). Согласно градации  размеров мужского достоинства (из какого-то анекдота), он именовался самым большим из всех - «Убивцем».
 Глядя на свой мешок, я сказала: А ведь  настоящий  Убивец.
Это название так и привязалось к нему. И мой рюкзак его оправдывал. Поодиночке Убивца никогда не  носили. Даже нехилый Чак, брал кого-нибудь  в помощь, когда была нужда перенести его с места на место.
 Короче, Убивец поехал на двойке, а я на Лямзике,  на месте Студента. Согласно установившемуся порядку вещей, Лямзик отчаливал последним. (Водники, как и парашютисты этого слова не любят,  а говорят «крайний») Лямзик был …ну очень крайний.  Он неторопливо утюжил речку. На нем можно было не грести вовсе. Все равно он сам решал, как ему идти. В конце концов,  весло я бросила,  и, устроившись поудобнее,  начала любоваться окрестностями. Все равно в коленной посадке грести  на Лямзике было невозможно, это вам не спортивная двоечка.
 Светило солнышко, катамаран неторопливо сам по себе шел вперед, жизнь была прекрасна. Ближе к обеду увидели  зачалившие практически к отвесной скале каты. И не только наши. Штук десять катов разных мастей зачалились к скале, неподалеку от  впадавшей в Нугуш  бурной речушки.  Зачалив, мы долго не могли понять замысел отца-командира, за каким-то чертом вставшем здесь, и потерявшемся в неизвестном направлении. Но потом выяснили, что здесь расположена местная достопримечательность – Карстовый мост, и все отправились на его осмотр.  Моя попытка подняться вслед  за ушедшими успеха не имела.  На крутом подъеме меня перехватил Дима Плеханов. Он сказал, что подниматься не стоит, т.к. очень далеко и высоко.  Из всей нашей группы  до самого верха, т.е. собственно до Карстового моста добежал только лось – Студент. Остальные осилили примерно две трети подъема, дойдя только до истока речки, где она мощным потоком вырывалась из-под земли. Все это заняло уйму времени. Поэтому перекус решили устроить здесь же, чтобы не терять времени, только перебрались на противоположный берег. 
 Как и везде, весь берег здесь был усыпан маленькими белыми цветами. (В начале маршрута я даже приняла их  за подснежники. Но, разглядев поближе увидела, что это скорее  ветреницы, только очень маленькие.) В пасмурную погоду звездочки были закрыты, сейчас же они раскрылись навстречу солнцу, и, казалось, весь берег усыпан белыми звездами.  Удивительное зрелище.
 15 минут, перекус  закончен, весла в руки,  вперед.  Неторопливый Лямзик, как всегда… крайний.
 Чак планировал в этот день дойти до водохрана, там заночевать, и на следующий день, 5 мая,  пройти  остаток маршрута до места выброски.  В поселок Сергеевка, где нас уже должен был ждать автобус.
 Уже через пару часов течение реки замедлилось, а вскоре и прекратилось вовсе, сказывалась близость водохранилища. Путешествие на Лямзике перестало быть томным. Надо было брать весла в руки  и пахать. Меня ждало третье испытание на прочность.
 Водохранилище подняло уровень реки намного выше естественного русла, до крутых склонов, и было понятно, что удобного  места для стоянки, не будет. Его здесь просто не может быть, по определению.
 Но вскоре, к нашему  удивлению мы увидели  чьи-то каты, и довольно пологое место, вполне достаточное, для нескольких групп.  Но Чак прошел мимо.  Нам было непонятно почему, т.к. следующего подходящего места просто могло не быть.  Но делать нечего, идем вслед за командиром.
  На спокойной воде Лямзик просто неуправляем. Он вертится во все стороны, как плоскодонка, и удержать его на курсе требует навыка и больших усилий.
За очередным поворотом нас ждал неприятный сюрприз. По водной глади дул сильнейший встречный ветер. И если  спортивные каты, благодаря меньшей парусности и лучшему ходу, еще как-то продвигались вперед, то Лямзик  просто сдувало ветром. Мы упирались минут сорок, до мозолей на руках, пытаясь сойти с мертвой точки, и выгрести против  ветра, но как были, так и оставались на одном месте. Вдобавок нас сносило на  скалу.  Мимо нас, как мимо стоячей березки, прошел Ништяк.  Он присоединился к остальным, которые  отдыхали, прижавшись к берегу.  Отдохнув, каты стали потихоньку отчаливать, и  «короткими перебежками» против ветра, уходить за поворот. Мы остались в одиночестве. 
Я не просто была зла на Чака. Я готова была его разорвать.  Уйти от стоянки – это раз,  а потом бросить нас здесь,  видя, что  мы не можем идти против такого ветра. Что мы элементарно не выгребаем.  Я была измотана, измочалена и зла.
 Чтобы как-то отвлечься, мы с Ольгой затеяли спор о том, какую почку и с какого именно дерева сжевал оголодавший  Макс. Решили, что с черемухи. Черемуха дерево крепящее.  Зажевав почку Макс укрепился и заработал веслом с удвоенной энергией.
 В уме я уже прокручивала различные «альтернативные варианты». А что если мы не сможем одолеть ветер, не догоним группу? А что если придется ночевать здесь?  На берегу места нет.  Может поставить палатку прямо на Лямзике? По-моему  я даже сказала это вслух. Мы стояли у берега и переводили дух.  Ветер жестко прижимал нас к нему, сдувая назад  при малейшей попытке  отойти  хотя  бы на метр. После очередной раза, я поинтересовалась у Юртаева: «Что дальше делать будем?».  Он в бессильном молчании ткнулся  лбом в кат. 
 Мимо нас прошествовали два спаренных катамарана.  На первом сидело шестеро мужиков и гребли,  на прицепленном к нему втором кате  сидели две тетки, и делали вид, что гребут. При такой посадке гребцов каты продвигались вперед, даже при  жестком встречном ветре. Мы с тоской  проводили его взглядом. Увы, наши каты были недоступны.
- У нас там где-то были сушки, Андрей  дай мне, - обратилась я к Юртаеву. Он пошарился и вытащил одну.  Я зажала её в руках, закрыла глаза и как могла, попросила ветер, чтобы он принял нашу скромную «жертву», и помог нам закончить маршрут. Был не встречным, а попутным. Закончив горячую, импровизированную молитву, я бросила сушку через плечо.
Попутным ветер нам не стал. Но через пару минут он начал стихать. Мы, пользуясь передышкой, изо всех сил рванули  вперед. И в легкую обогнали ту самую спарку катов, с восемью гребцами.
 Еще через пару минут  гладь реки стала просто тихим зеркалом.  Ольга и Макс, бросив весла, схватились за фотоаппараты. Кат закрутило. Андрюха стал ругаться.
- Ребята,- попросила я,- нам такой подарок сделали, ветер убрали. Если сейчас мы его упустим, будет просто обидно.
 Вскоре мы увидели наши, зачалившиеся катамараны. Со злорадством протаранив двойку Чака, вставшую поперек, мы вылезли на берег.  Я сходу направилась к Чаку, и не в силах выразить  свои чувства, просто набросилась на него с кулаками.  Он еле успел увернуться, однако неосмотрительно  подставил мне свою пятую точку. Конечно же, я воспользовалась его оплошностью,  и  пнула вдогонку, от всей души.
 - Чак,  что же ты нам на самый тяжелый участок полтора мужика на катамаране оставил? – тоже не в силах сдержаться заорала Ольга.
Более  сдержанный Юртаев достаточно  спокойно поинтересовался у Чака, а какого лешего, тот прошел мимо стоянки?
(А у меня кто-то потихоньку спросил: а кто у нас считается за полмужика?) 
 Чак  объяснил, что решил сегодня решил идти до конца, т.е. до места выброски.
- Ты уверен, в своем решении?  Что именно сейчас, когда все устали, надо идти? – я не была так уверена  в необходимости идти дальше.
- Уверен, - ответил  Чак. (Забегая вперед, скажу, что он оказался прав.)
Ладно, до конца так до конца. Студента для усиления пересадили  на Лямзик, я вернулась на двойку.  Правда, Чак сказал, что  Сашка  «сдулся».
- Ты как? - спросила я Студента.
-  В норме, - ответил он.
 Но когда я услышала, как обычно  сдержанный мальчик пошел разговаривать  трехэтажным матом, я поняла, что его уже не держат никакие тормоза, и он действительно «сдулся».
 Но идти оставалось, в общем, немного.  Водохранилище было в прямой видимости, ветер стих. Все приготовились к последнему рывку. Пройдя с километр, мы вышли на огромный водный простор.  Садилось солнышко. Нам оставалось дойти до мыса, и все. За ним уже начиналась жилая зона пионерлагеря.  Слева по берегу, в дубовом лесу, сплошняком пошли стоянки.  Здесь – общее место финиша, поэтому много народу.   Но чем  меня особенно порадовало это место, так это тем, что по всему берегу, стояли обустроенные туалеты. Да и сам лес, несмотря на обилие  турья, выглядел чистым и ухоженным.
Видимо, чтобы  жизнь не казалась медом, на последнем  километре перехода опять задул встречный ветер.
- Женя, осталось немного, напрягись, - сказал мне Чак.
- А я что делаю? – ответила я.  Хотя может, мне уже просто казалось, что я напрягаюсь? 
 Последние метры, и нос катамарана ткнулся в берег. На задеревеневших ногах я сползла с ката, и, взяв чалку, подтащила его на берег.  Привязать кат было не за что, и я так и осталась стоять и держать его, пока Чак побежал на берег, осмотреть место.  Резвый  тоже уже зачалился,  через несколько минут подтянулся Ништяк.  Последним из-за мыса  показался Лямзик.  Юртаев, чтобы не грести против ветра, тащил  кат, как бурлак, вдоль берега за чалку. Остальные сидели на кате и ждали, когда маленький и худенький Андрюха  дотащит  их до берега.
От радости, что и тяжелый день и нелегкий маршрут, Слава Богу, закончены благополучно, я бросилась Чаку на шею. Попыталась броситься. Не тут-то было. При моем приближении, Чак принял боевую стойку, по всем законам восточных единоборств.
- Чак, ты чего, - недоуменно спросила я.
- Так неизвестно, что от тебя ждать, - сурово ответил Чак, и добавил, - скажи спасибо, что я рефлексы  свои успел затормозить.
- Спасибо, - искренне сказала я.

 Каты привычно разгрузили и занесли  на берег, ближе к лагерю.
Первым делом Чак схватился за свой сотовый телефон.  После него, за его телефон схватилась я. На душе было неспокойно за детей.  Но дома оказалось все в порядке, все живы, все хорошо. 
Чак с криком: «Маршрут окончен!», разбежался и  плюхнулся в Нугуш.
Примерно через полчаса подошла Варя, и сказала, что в Башкирии на речке утонула туристка из Екатеринбурга. Об этом была информация по телевидению. Надо бы позвонить своим, успокоить.
Моя душа была спокойна. Я уже позвонила.
В наш последний вечер дежурил  Резвый. Дима, даже не сняв гидру, возился с костром. Рядом с палатками натягивали веревки, чтобы развесить вещи на сушку. Девчонки  хлопотали  над ужином.  В честь окончания маршрута, и оттого, что все  очень устали, в качестве утешительного приза, сделали тортик. Ужин  получился отменный.  На пять баллов.
Но снова все испортила открытая банка ананасов.  Через час в воздухе запорхали редкие снежинки, потом пошел дождь. К ночи погода оказалась испорченной окончательно.
Поэтому долгих посиделок у костра не получилось.  Прикончили остатние запасы горячительного, немного попели. На этом все и закончилось. Напряжение и усталость взяли свое. Под занавес мы с Йорвертом исполнили колыбельную, для неугомонно-ржущей  палатки  Резвого. И я пошла спать.  Разбудила Чака, который заступал на дежурство. (На ночь я снова попросила у него куртку, и он милостиво согласился.  А пока он дежурил в этой самой куртке, я залезла под его спальник.)
Ночью я проснулась оттого, что вернувшийся Чак укладывается спать. Без куртки и без спальника.
- Чак, ты чего? – спросонья удивилась я.
- Я не могу дать тебе куртку, - ответил он, продолжая устраиваться на пенке.
- Почему?
- Дождь на улице, мокрая она, - объяснил Чак и завалился спать без спальника. Если б я не спала, я бы наверно очень развеселилась.  Но сейчас я только сказала:
- Я, что, по-твоему, совсем озверела? – стянув с себя, я отдала Чаку его собственный  спальник, и забралась под спальник к Лене.
5 мая. Утро  было хмурым, дождливым и противным.  По водохранилищу гулял озверевший ветер, и я тихо  радовалась тому, что вчера Чак настоял на своем, и вывел нас к финишу. Потому что выгребать против такого ветра было бы очень неприятно.
С большим трудом, приготовили завтрак. Костер никак не хотел гореть под дождем и ветром.  Автобус уже ждал нас. Мы очень долго в него грузились, таская издалека свои вещи по раскисшей под  дождем дороге. Так долго грузились, что, в конце концов, Чак не выдержал, и сказал, что эта погрузка его достала. Сколько же можно ковыряться.
Чтобы не затаскивать в автобус килограммы грязи, налипшие на ботинки, обувь помыли в водохранилище.  Автобус был тот же. Жесткий, маленький, неудобный. Зато в нем обнаружился DVD, с плоским экраном, подвешенным на кабине водителя. И всю обратную дорогу мы смотрели нескончаемый диск, с нескончаемыми голливудскими боевиками. Однако сидения от этого мягче и удобней не стали.
 Народ в дороге надо кормить и поить, поэтому в первом же городе, мы остановились у магазина, где я купила на дорогу колбасы, запеченных кур  и минералки. Кроме этого у меня была бомба, замедленного действия: пара не съеденных банок с ананасами. Мы как раз подъезжали к Златоусту, когда до  них дошла очередь.
- Ну, что, откроем, ананасы?  - поинтересовалась я.
- Нет, сначала перевал надо проехать,  - сказал  продуманный Юртаев.
 Ананасы странная вещь. Как только мы доели две последние банки, пейзаж вокруг стал белым,  а за окном пошел снег.
 Обратная дорога 800 км, заняла 16 часов. Мы ехали весь день и всю ночь. Я-то думала, что вернусь домой 5-го поздно вечером. Фигушки.  В Екатеринбург въехали  около шести утра.  Шел нескончаемый дождь.
- Никакого разнообразия, - сказала я, глядя в окно.

 Маршрут наш кончился там же, где и начался у Ольгиного гаража.
 Никакого прощания, никакой грусти. Умотанные долгой дорогой все быстро разбежались по домам.
 А чего грустить. Все расписано на месяц вперед: точка, Майский экстрим, День Туриста.   Так что увидимся.

                ДО  ВСТРЕЧИ.