февральский блюз

Она преследует меня всюду: в своих книгах, в чужих взглядах, в прикушенных губах, в растекшейся туши. Она начинается сонным утром в метро и исчезает в пелене влажных простыней. Я изменяю тебе с ней, мучительно пытаясь отвязаться от резких ее, совсем горьких слов, признаваясь себе, что нет, не получается. Она знает все наперед - это ее привилегия, диктуемая обугленностью черных ступней.
Мне категорически не хватает диктофона в голове, мысли уплывают важными сонными рыбами в черную глубину. Мне категорически не хватает слов, чтобы дать имя миру вокруг. В какой-то миг я перестала быть младенцем, бережно перекладываемым вселенной из рук в руки. И теперь все чуть маетно, запутанно и слишком стремительно, чтобы успевать ловить мысли за хвост.
На каком-то этапе кончики пальцев обретают невиданную доселе гиперчувствительность. Ощущаешь мягкость, влажность, бархатистость, упругость, изучаешь новое как дитя. Уже как бы открыл дверь в новый мир, уже родился, но все непонятно и беспредельно ново, удивительно.
Захлебываешься воздухом от обнаженных женских тел. Возбуждаешься от глупых пластиковых манекенов с выпуклостями вместо груди, возбуждаешься от набухших сосков, пронзающих белый хлопок футболок, возбуждаешься от тонких запястий и влажных голосов. Жадно смотришь на впивающиеся в промежность джинсы, дикостью отвечаешь на хищный взгляд, жадно пьешь ледяной мохито, остужая внутренности. Позволяешь увлекать себя прочь от туманных танцполов, от высоких барных стоек, от сверкающих огней вечерней Москвы. Вползаешь чуть испуганно в чужие норы, вбираешь в себя новые запахи, сбрасываешь одежды и сомнения и впитываешь рельефы нового тела. Непростительной усмешкой отвечаешь на жадное «до завтра», размазываешь утреннюю дрему по стылым простыням, плавишься в оргазмах, всхлипах, вскриках. Прощаешься навсегда, подозревая, что случайно встретишь ее завтра в метро и снова позволишь увлечь себя.
Бегаешь по этим свиданьицам, убивая ночи, рыдаешь в кино и хрипло смеешься с утра, сбегая в офис. Тебя помнят, помнят твой запах и твои руки, звонят, требуют себе циферки в календаре. Но есть только одна вещь, которой не поступиться – свобода от выбора, от циферок, от календарей и часов.
Свято храню себя для одиноких походов в кино, для прогулок по «Нескучному» вдоль мазутного берега Москвы-реки, для чтения в уютной кофейне на Тверской, для всех этих бусиков, рисуночков, рассказиков.
Ты ждешь меня в аське, в контакте, в центре зала на Китай-городе. Хмурая, заранее знающая, что я опоздаю, с цветами и оплеухами ждешь, чтобы пойти в «Гинотаки» за суши и клубничной маргаритой, во «Friendly bar» за пивом и чесночными гренками, в «Кружку» за шаурмой и все тем же неизменным пивом. Ты ждешь меня и нутром чуешь запахи этих моих беспризорных ночей, но я бережно храню тебя от себя.
Трепетно прячу за пазуху наши разговоры, сладость поцелуев, ночную лихорадку яркого, изнуряющего секса, утренний холод, разломанную, измученную кровать, нашу с тобой дикую ревность и дикую же нежность. Я прячу наше узнавание от целого мира.
Играюсь на одноклассниках, выплескиваю злость на глупцов в контакте, веду никчемные беседы у Волги и прячусь в жежешных подзамочных. Читаю до полуночи, вызываю призраки любимых на вордовские страницы, перелистываю себя и забываю. Катастрофически забываю всю себя и уперто прорываю плеву февральского рваного холода.