Наото Хаттори. Код Хаттори

ДА ВИНЧИ ВМЕСТО ВЕНТИЛЯТОРА

По поводу художественного хулиганства, порожденного на свет лихими фантазмами японоамериканца Наото Хаттори, есть одна красивая идея, которую мы честно содрали у Говарда Ф. Лавкрафта. Каждый дурак может намалевать каковизию из цветных пятен и назвать это шабашем ведьм или портретом дьявола, и только дурак захочет на это смотреть. Притягательность сюрреализма состоит не в том, чтобы заставить человека смотреть на непонятные загогулины и психоделические сочетания цветов. Для того, чтобы изобразить реальность невозможного, художник должен быть в первую очередь точным и скрупулезным реалистом – говорят, Ханса Гигера однажды чуть не арестовали на таможне, требуя подтверждения, что его кошмарные полотна не являются фотографиями с натуры. Работы Наото в полной мере обладают этим качеством. Каждая деталь его картин выписана с безупречной и реалистической точностью, зато все они, вместе взятые, обладают свойством рушить мозг зрителя со страшной силой.

Х: Ты жил и в Токио, и в Нью-Йорке. Какой из городов больше всего вдохновляет тебя и как это случается? Как ты думаешь, в каком городе – или в какой стране, – живут современные законодатели мод в искусстве?

НХ: Так получилось, что я жил в Нью-Йорке в течение восьми лет, сейчас живу в Японии и занимаюсь продвижением своих работ. Но я продолжаю показывать свои шоу в США. Я чувствую себя как дома, когда выставляюсь в американских галереях, может быть, потому, что в Америке я начинал свою карьеру в искусстве и все еще чувствую себе частью американской арт-сцены. Быть может, я еще вернусь в Штаты, но пока не уверен, стоит ли это делать. Да, уже три года, как я вернулся в Японию. Поэтому я не очень хорошо знаю японскую художественную тусовку, хотя мне кажется, она не такая большая, как в Америке. В общем, для меня не сильно важно, где жить и где работать, но я стараюсь следить за европейскими новостями по мере возможности.

Х: Интернет и прочие современные способы связи позволяют мгновенно сделать мысли одного человека достоянием многих. Как это повлияло на современное искусство? Значит ли это, что искусство становится глобальным и традиционные художественные школы ушли в прошлое? Каким ты видишь арт-будущее?

НХ: Похоже на то, что на нынешней арт-сцене совсем ничего не происходит. Художники сегодня просто пытаются сделать что-то, чтобы не быть похожими на тех, что работали вчера. Они хорошо используют свои мозги, но совсем не пользуются своими руками и навыками, которыми они в принципе должны обладать. Поэтому я не могу говорить об искусстве вообще – чтобы сказать, хорошая картина, например, или плохая, я должен сходить в музей и посмотреть на нее. А вообще, кажется, все идет к тому, что в ближайшем будущем при слове «искусство» люди будут спрашивать: «Что это такое?»

Америка с детства заразила Наото американской мечтой о неограниченных возможностях для креативных перцев. Куда он и двинул по завету Ульянова-Ленина – учиться, учиться и учиться со страшной силой в Нью-йоркской Школе изобразительных искусств. Трудоголик восемь лет не виделся со своей семьей, правда, сам он считает, что дело того стоило. Во-первых, школьные выставки заставили критиков заметить работы подающего надежды студента. Во-вторых, Наото выиграл конкурс американского общества иллюстраторов и сам начал преподавать. Кстати, несмотря на то, что и Япония, и Америка – самые компьютеризированные страны мира, сам художник скептически относится к использованию компьютеров в живописи. Если хочешь быть лучшим – у тебя не должно быть права на ошибку, которую можно исправить одним кликом. А вот семейная жизнь – совсем другое дело: Наото мечтает, что когда-нибудь он сможет подключить свой разум к компьютеру и иметь цифровую жену и цифровых детей. Зачем ему нужны виртуальные отношения и чем они лучше аналоговых, он, правда, не объясняет.

Х: Ты не думаешь, что традиционные источники вдохновения, такие, как общение с людьми, природа, эмоции или наподобие их, устарели? Быть может, современным художникам требуются гораздо более жесткие способы вдохновения, чтобы создавать все более сумасшедшие и неординарные работы?

НХ: Опыт – это главный материал художника, но совершенно необязательно обладать каким-то невероятным опытом, чтобы создавать великие картины. Главное – найти для себя то, что тебе будет действительно приятно рисовать. Художник должен быть одержим своей работой.

Х: У твоих работ есть социальный подтекст, или они обращены только к нашим эмоциям?

НХ: В некоторых – безусловно, но вообще-то в них нет ничего, кроме того, что я нашел в своих чувствах, эмоциях, опытах, фантазиях и прочих безумных идеях. Я просто пытаюсь выразить то, что происходит у меня в голове, и изобразить это. Я стараюсь рисовать, как рисуют дети – никаких правил. Рисую что-то просто потому, что я это рисую.

В начале XX века арт-хулиганы, называвшие себя дадаистами, подрисовали Моне Лизе усы и устроили громкий скандал. Нынешние вандалы от палитры подтягиваются вслед за ними. Понятно, что без Моны Лизы не обошлось: есть ее портрет в виде самки бульдога под названием «Отъявленная сучка», в противогазе и за диджейским пультом, почему-то озаглавленный «Сладкие мечты», есть с искаженным лицом в духе Пикассо – тут, правда, авторской фантазии уже не хватило и рисунок скромно назвали «Без названия». Есть вариация на тему «Крика» Эдварда Мунка, где кричащее лицо изображено в форме женских первичных половых признаков. Слава богу, что, в отличие, скажем, от тех же дадаистов, японский постмодернист не любит подводить идеологическую базу под собственные выкрутасы и рассуждать о деконструкции, симулякрах и нарративных практиках. Приятно, когда человек не испорчен теорией в ущерб собственно живописи.

Х: У тебя есть серия рисунков – вариаций на тему «Моны Лизы». Это дань мастерам прошлого или постмодернистские выкрутасы? Правда ли, что весь современный арт – это римэйки старинных шедевров?

НХ: Повторяю – я нарисовал это потому, что хотел нарисовать, и никаких концептуальных вещей я в виду не имел. Как будто старинные мастера ни у кого не учились! Старинные учились у старейших, и их картины, в свою очередь, были римэйками еще более старых. Все просто.

Х: Тебе нравится изображать фантастических существ. Некоторые из них – из японской мифологии? Для тебя они – просто двухмерные картинки, или у кого-то из них есть история, придуманный тобой характер, так сказать, личная жизнь?

НХ: Какие-то из них действительно живут в моих фантазиях, и я дарю им жизнь на своих картинах. Мне нравится их одушевлять. Хочется создать что-то такое, что будет жить своей собственной жизнью, не будучи при этом ни картинкой, ни компьютерной графикой. Но на такое способен только бог, и, быть может, еще Уолт Дисней.

Вопрос, который часто задают Наото – видел ли он живых инопланетян? Наверное, все-таки видел. Более того, есть подозрение, что и сам Хаттори – пришелец. Ну, в самом деле, где вы в последний раз видели японца, который предпочел бы Уолта Диснея работам Миядзаки или Такахаси?

www.wwwcomcom.com

Журнал "Хулиган", ноябрь 2006.