болезнь

Известный советский поэт Э***  вел уединенную жизнь вампира. Его резиденция располагалась в одном из тихих переулков на Чистых Прудах. Распорядок дня был таков. Утром и днем поэт отлеживался в прогнувшейся антикварной  тахте, где соскребал уродливые мозоли с кривых и желтых пальцев ног, мазал раздувшиеся кровоточащие ноги увлажняющим бальзамом и пытался соединить воедино слова так, чтобы получилось стихотворение. Все это он проделывал, не вылезая из кровати – под подушкой было все необходимое – блокнот, карандаш, томик Тютчева для вдохновения, мази. По вечерам он выбирался из своего лежбища, суетился вокруг кастрюль, заваривал бледный чай и выбирался на балкон, чтобы наполнить легкие свежим московским воздухом и поглазеть на прохожих.
Всякий раз внимание поэта привлекало некое питейное заведение, располагавшееся почти напротив его особняка. Это был один из дешевых баров, где собиралась так называемая неформальная молодежь,  затянутая в пеструю одежду, испещренная  наростами и проколами на щеках, глазах, носах, языках. Они кучковались на трухлявых скамейках, выносили из бара пиво, а некоторые и абсент. Шумели. Поэт знал, что они не читали его стихов, потому что это было уже НЕ ПРИНЯТО. Поэзия оказалась за бортом. Нынче все относятся к ней слишком легковесно, слишком. Э*** знал истинную силу слова. Слова реальны.  Правильно сложенные слова образовывали нечто целостное и вполне ощутимое – например, особняк в центре Москвы.  Или дачу. Словом, поэт, во что бы то ни стало, возжелал вернуть прежний расклад. Наконец, он решился на поступок.
Нацепив плащ, шляпу и цветастый шарф, поэт двинулся в путь. Перейдя дорогу, он оказался у дверей бара. Последняя книга его стихов  тяготила карман, неприятное предчувствие  тяготило душу, и только бумажник из крокодиловой кожи ничего не тяготило – на всякий случай он был пуст. Итак, поэт приоткрыл дверь и проник внутрь. Сам бар располагался в подвале – к нему вела крутая лестница. На входе стоял охранник, без особого интереса читавший потрепанную книгу одного американского писателя. Гардеробщица с отвращением смотрела куда-то за спину поэта. Он оглянулся, но за спиной были лишь несколько деревьев и пустая скамейка. Пожелав остаться в верхней одежде, поэт осторожно спустился вниз. Огляделся. Бар утопал во тьме – несколько дубовых столов, барная стойка, пустые стены, молчаливые посетители. Пахло пивом и невкусной едой – официант безмятежно сновал туда и обратно, уборщица угрюмо затирала что-то под столом, не обращая вынимания на посетителей, как и они не обращали внимания на нее. Воздух раздувался от лени, инфантилизма и самовлюбленности, которые сочились из каждого живого существа. Добыча. Тигриной походкой поэт направился к стойке. Возле нее сидели двое – небритый парень в потрепанном, хотя и стильном костюме и другой, чуть помоложе, одетый как свободный художник.
-Добрый день, молодые люди, - тактично представился Э***. – Позволите присоединиться?
-Ну, если хотите, - с неохотой буркнул небритый.
-Как настроение? Не против, если я тут достану одну книжку…
Не совсем уверенно сев на высокий стул, поэт запустил руку в карман.
-Так, ясно, он либо из свидетелей Иеговых, либо поэт.  – Прошептал небритый тому, кто смахивал на художника.
-И в том и в другом случае, нам лучше бы от него избавиться. – Заметил тот.
Поэт достал свою книгу. Увидев обложку, небритый с отвращением посторонился.
-Так, все ясно. Знаем, чем это заканчивается. Сначала -  привет, да как дела, а не успеешь оглянуться, как тебе втюхивают  какую-нибудь эпическую поэму. Послушайте, дядя, лучше вам убраться отсюда.
-Да, валите отсюда! – поддакнул художник. – Не видите, мы тут отдыхаем?
-Посто йте-ка, да это же Э***! – встрял бармен.
-А ведь точно! – заметил художник. – Как я сразу не заметил!
-Вот черт! Если кто-то узнает, что к нам в бар приходил Э***, сюда вообще никто ходить не станет! Мы потеряем всех клиентов! Скорее, уходите, уходите!
Втроем молодые люди резво вытолкали поэта из дверей, и не успел тот что-либо понять, как оказался на улице.  Немного замешкавшись, он не нашел ничего лучше, как нахлобучить шляпу и вернутся домой. Однако спустя секунду его окрикнул хрипловатый, но сильный мужской голос.
-Эй, подождите минутку! Вы ведь правда известный совесткий поэт Э***?
-Не советский, а просто, - болезненно отозвался поэт.
-Да-да, конечно, просто…Я из молодежной газеты! Хотел бы взять у вас интервью. – Обладатель хриплого голоса в два шага догнал поэта и очутился прямо перед ним. Это был крепкий, невысокий юноша в черном пальто и круглых очках.
-Правда? – обрадовался поэт, тотчас получив сильный удар кулаком в живот. Он закряхтел и тяжело повалился на землю, вдобавок угодив в лужу.
-Конечно, нет, старый идиот! – парень замахнулся и с силой стукнул поэта по колену, потом по копчику и хребту. –Вот тебе за Пастернака! На, вот тебе за Бродского!
Парень пинал поэта, пока тот не перестал шевелиться, после чего вытер об него ноги и вернулся в бар.







Первым неладное почувстовал бармен. Рюмка водки, преспокойно стоявшая на подносе, вдруг начала ерзать, качаться, истекать содержимым. Потом затряслись пустые склянки, горлышки бутылок., столы…  Теперь все посетители почувствовали неладное. Откуда-то извне нарастал грохот, все сильнее и сильнее, все ближе и ближе, все опаснее и реальнее. И вот, дверь слетела с петель. Толпа разъяренных великовозрастных женщин ворвалась в бар, как ураган в дом престарелых, принялась крушить налево и направо, снесла барную стойку, в два счета привязала руки и ноги всех посетителей к своим столам тугой веревкой. Женщины выглядели чудовищно – спутанные волосы, маленький злые глаза, сухие длинные руки, абонементы в ЦДЛ, торчащие из карманов. В два счета они превратили зияющую пустоту в импровизированную сцену и молча встали в проходах, сложив руки по швам и устремив взоры на вход. Невольно, и все посетители, оглушенные и шокированные, посмотрели в ту же сторону. Появился поэт. Он вошел легко и красиво, тигриной походкой, с горящими глазами, ярко и безвкусно одетый. Он горел. Глаза горели, руки горели, в заднице будто проворачивали мясорубку. Вдохновение. В руках поэта были листы – это были его стихи. Он вышел на сцену и оглядел зал. Десятки ошеломленных, испуганных глаз. Четыре десятка – конечно, это не сравнить с тем, что было раньше, но кое-что. И он начал читать.  Слова сыпались градом, они заполняли бар. Поэт читал с выражением. Публика выглядела внешне спокойно, но это было лишь видимостью – рот, руки, ноги, тела – все было надежно припаяно к столам. Они не могли даже шевельнуться. Спустя три часа, поэт, истекающий потом, розовый, помолодевший, закончил чтение. В безмолвной тишине он покинул здание. Тигриная походка, звериный оскал, все было при нем. Люди остались неподвижны и после того, как их развязали. Капельки крови застыли в их ушах… в тот день сайт стихи.ру пополнился сорока одним новобранцем