Читая Бруцкуса. 12. Проблема распределения... -3-

Наши выводы о природе прибыли и ренты имеют значение также и для родственного социализму кооперативного движения*31. ((31* Бруцкус написал ряд глубоких работ по кооперативному движению.)) Кооперация пока еще живет теориями научного социализма, и это при соприкосновении с рабочим вопросом ставит ее в весьма двусмысленное положение. [[Впрочем, большевики разрулили это противоречие довольно просто: вместо добровольной кооперации они осуществили насильственную коллективизацию.]]

Одной из важнейших очередных задач для потребительской кооперации, а отчасти и для других ее видов, является широкое развитие собственного производства. [[Эта задача с новой силой встала в посткоммунистическое время, однако правовая основа для этого так и не была создана, и российская деревня по существу полностью деградировала.]] Эта задача имеет большое значение не только для кооператоров, но и для рабочего класса, ибо кооперативное движение, конечно, будет предпочтительно строиться на экономии высокой заработной платы и будет оказывать благоприятное влияние и на положение рабочих в капиталистическом производстве. Но идеология современного социализма до крайности запутывает отношение кооперации к работающим в ее предприятиях служащим и рабочим. [[Идеология нового капитализма тоже не создала возможности для кооперативного движения рабочих.]]

В этом отношении очень характерны рассуждения покойного М.И.Туган-Барановского, кооператора и социалиста... "Весь продукт, производимый на фабрике потребительного общества, – говорит он в полном согласии с учением Маркса, – создан рабочими, прямо или косвенно принимавшими участие в производстве. Потребительное общество, давшее фабрике капитал, ни малейшим образом не создавало прибавочного продукта и, значит, может претендовать на возвращение из полученного продукта лишь той его части, которая соответствует по своей ценности затраченному капиталу. Но если так, то для чего потребительному обществу устраивать фабрику? Если оно вернет себе только затраченный капитал, то устройство фабрики будет для общества бесполезно" ("М.И.Туган-Барановский. Социальные основы кооперации, стр. 170-181).

Вывод Туган-Барановского из сделанной марксистской посылки не только в основе правилен, он даже смягчен. Эта фабрика, несомненно, вредна для потребительного общества, ибо отвлекает его средства и подвергает их риску. Противоречие здесь получается неизбывное, и в конце концов Туган-Барановский приходит к довольно грустному для кооператора и научного социалиста выводу: "Кооператив не может вознаграждать занимаемых им рабочих согласно принципу возвращения им полного трудового продукта". После этого довольно жалким является самоутешение автора, что кооператив будет применять высшие из норм вознаграждения труда, практикуемых в капиталистических предприятиях, т.е. что он будет лишь умеренно эксплуатировать трудящихся у него рабочих и служащих.

Согласно взглядам современной политической экономии, потребительское общество имеет уже, во всяком случае, полное право оставить за собой и процент на капитал, и вознаграждение за риск, и предпринимательский доход, и, прибавим, на доходы потребительного общества, полученные от капитала, действительно сколоченного воздержанием скромных тружеников, меньше всего вправе претендовать не только рабочие, но и общество в целом.

Если, таким образом, и в социалистическом обществе продукт производства должен быть распределен на заработную плату, на которую могут претендовать рабочие, и на прибыль и ренту, которые должны быть отчислены в пользу заменившего капиталиста государства, то практическое разрешение этой задачи при отсутствии рынков на предметы потребления и на средства производства в пределах марксизма невозможно. В капиталистическом хозяйстве эта задача решается в стихийном процессе конкуренции предпринимателей на рынке средств производства. Притом дело не идет ни для земли, ни для капитала, ни для труда о выработке каких-то средних. Для каждого участка назначается своя рента*32, для каждой вещной формы капитала – своя quasiрента и для каждой формы труда соответствующая данным условиям заработная плата. Каждое средство производства при совершенной конкуренции оценивается в соответствии со своей предельной производительностью. В социалистическом обществе, если бы мы даже опирались на действующий рынок потребительных благ, чего в данном случае нет, мы все же не сумели бы выполнить этой задачи вменения с тем же совершенством, как она выполняется в стихийном процессе.

((32* Вот эта-то, своя для каждого участка, рента и не может быть определена вне рыночного механизма. Только общественный аукцион может дать ответ на вопрос, сколько стоит тот или иной участок земли, то или иное месторождение полезных ископаемых и вообще – какова истинная общественная ценность той или иной вещи. Общественный аукцион означает, что каждая вещь попадает в руки тому покупателю, который ценит ее выше других. И эффективность использования вещи существенно зависит от ее оценки владельцем. Плодородный участок земли, доставшийся не умеющему ее ценить наследнику даром, используется обычно бесхозяйственно. В лучшем случае наследник сможет ее хорошо продать. Но и огромное денежное богатство, не заработанное, не обеспеченное собственным трудом, пускается, как правило, на ветер – на мелкие удовольствия и кутежи. Напротив, трудно себе представить, чтобы капиталист-миллионер, заработавший свои миллионы кровью и потом на пустом месте, не ограничивал бы себя в удовлетворении своих прихотей. [[Если бы вождь мирового терроризма Бен-Ладен заработал бы свои миллионы рачительным хозяйствованием, вляд ли он стал бы тратить их на бессмысленное истребление человечества. Точно так же, президент Путин может безответственно тратить многие миилиарды на спортивные забавы в Ялте только потому, что никогда деньги не зарабатывал.]]))

Другое дело – условия, создаваемые новой экономической политикой. Раз воссоздается рынок продуктов потребления, а государство воссоздает и рынок на средства производства, то, хотя и в малосовершенной форме, но все же стихийный процесс вменения опять восстанавливается.

Защищая положение о ренте и прибыли как логических категориях всякого хозяйства и о специфическом происхождении капитала, мы не хотели бы взять на себя ответственности за вывод, который делают из них многие экономисты, – о полной и безусловной правомерности индивидуального присвоения земли и капитала, бесконтрольного ими распоряжения и индивидуального присвоения ренты и прибыли*33. И после признания выдвинутых положений этот вопрос еще подлежит особому рассмотрению.

((33* Под нетрудовым доходом Бруцкус, очевидно, подразумевает тот, который не определяется количеством и качеством труда. Такими доходами (из полученных без насилия) являются наследство и рента. Но Бруцкус исследует возможность использования ренты уже после изъятия ее у частных лиц. Нас же интересует вопрос о целесообразности самого изъятия ренты (как и наследства).

Желание изъять нетрудовые ненасильственные доходы может определяться следующими факторами: 1) общественно-философским или морально-этическим принципом: «Все, что не от собственного труда, должно принадлежать всем»; 2) необходимостью спасения жизни беднейших слоев общества; 3) завистью; 4) наименьшей безболезненностью (с точки зрения государства) для пополнения государственной казны.

Третий фактор аморален с очевидностью.

В современном буржуазно-демократическом обществе оттенок аморальности имеет и второй фактор: ведь каждый имеет право на труд (если не в качестве наемного работника, то, по крайней мере, в качестве ремесленника- или фермера-единоличника), инвалидам же (а во многих западных странах – и «тунеядцам») обеспечивается прожиточный минимум.

Наиболее интересным представляется анализ требования изъятия нетрудовых доходов как принципа. Нельзя не согласиться с основоположниками марксизма – морально-этическая острота этой проблемы определяется насильственным способом присвоения нетрудовых производительных факторов (земли, месторождений полезных ископаемых, выгодного месторасположения экономического объекта). И притязание марксистов на изъятие нетрудовых доходов было бы морально оправданным, если бы насильственное присвоение нетрудовых производительных факторов, до того никому не принадлежавших или принадлежавших обществу, произошло бы в короткий срок, чего в действительности нигде и никогда не было. Завладение нетрудовыми производительными факторами происходило постепенно и с древнейших времен, так что в каждый исторический момент (и чем в более поздний, тем в большей степени) доля нетрудовых производительных факторов (от всего их объема в обществе), приобретенных на основе личного труда собственника, была и есть определяющей.

Более того, к передаваемым по наследству нетрудовым факторам или доходам, приплюсовываются и доходы, основанные на личном труде человека. Исчислить же долю нетрудовых доходов во всех доходах абсолютно не представляется возможным. Так что при переделе (перераспределении) богатств с неизбежностью будет изъята и значительная часть трудовых сбережений, причем у самых широких слоев населения и, в первую очередь, у самых экономически эффективных членов общества. А это не может не привести к массовому недовольству и кровопролитной гражданской войне. Так что не лучше ли во имя мира и социального равновесия от идеи передела богатств отказаться?.. [[Однако в современной России силы, требующие передела результата приватизации, чрезвычайно велики. Возможно, с целью ублажить эти силы и ведется противозаконная расправа над самым талантливым российским бизнесменом – М.Ходорковским.]]

Важно также отметить, что передел богатств не может обеспечить каждому равенство экономических возможностей надолго. Так, к 1922 году сельскохозяйственная земля в России была перераспределена более или менее поровну на каждого едока. Тем не менее, уже через два-три года наиболее трудолюбивые и способные крестьяне намного опередили по своему экономическому положению своих нерадивых соседей (за что первые и были впоследствии ликвидированы как «класс кулаков»).
 
Более того, проведение идеи уравниловки в жизнь для широких народных масс не помешала большевистским вождям присвоить и присваивать колоссальные общественные ценности, вообще минуя экономический механизм присвоения. И сегодня коммунистические мультимиллиардеры являются самыми яростными противниками применения в отношении себя когда-то ими же выдвинутой идеи перераспределения богатств. И неудивительно. Если капиталист в принципе способен начать с нуля и в короткий срок выйти на средний экономический уровень без какого бы то ни было насилия, то путь к богатству у коммуниста [[а ныне у авторитарной группировки]] один – власть над обществом.

Таким образом, проведение в жизнь идеи об аккумуляции нетрудовых ненасильственных доходов следует признать не только утопичным, но и общественно вредным.

Несколько слов в отношении притязаний государства и общества на наследуемые ценности. Если отвлечься от крайней социальной опасности (стихийного бедствия, голода, войны), то глубинной причиной стороннего притязания на наследство является только зависть. В самом деле, акт передачи наследства – сугубо внутреннее дело семьи и полное естественное право того, кто создал ценности, то есть самого наследователя. (Подчеркиваем, все выше сказанное не относится к доходам, основанным на применении насилия или узурпировании экономико-политической власти [[но сегодня только отсутствие свободы слова в стране не позволяет документально подтвердить: все крупные доходы основаны на насилии и поддерживаются насилием]].)

Не следует также забывать, что возможность передать созданные за свою жизнь ценности в наследство самым любимым и уважаемым лицам, является сильнейшим стимулом для эффективной деятельности работника. И если наши родители не оставили нам в наследство ничего, так стоит ли бросать завистливый взгляд на соседа?..

Конечно, мое отношение к двум миллионерам будет различным, если первый из них заработал свои миллионы самолично, а второй получил их по наследству, ибо первый показал и доказал свои экономические способности, а второй нет. Но разве второй в этом виноват?..

С учетом всего сказанного мы получаем и отрицательную оценку особому налогу на нетрудовые ненасильственные доходы. Кстати, термин нетрудовой как в логическом, так и в моральном отношениях следует признать неверным. Ведь мы говорим о наследуемых ценностях, созданных собственным трудом наследователя. Да и рента в большинстве случаев была куплена (если не в этом, то в предыдущих поколениях) на трудовые сбережения.

И вообще, прогрессивный налог на доход следует в значительной мере признать несправедливым [[но лишь в либерально-демократическом обществе]]. И, получая в результате государственного перераспределения доход, более высокий, чем он определялся бы на основе только рыночных отношений [[случай социальной помощи]], хотелось бы, чтобы получающие его члены общества отдавали бы себе отчет: кому именно они этим обязаны. Так, формально было бы справедливым, чтобы налог с граждан на социальное развитие и страхование был бы подушным и равным, а на экономическое развитие – пропорциональным трудовым доходам. Однако в реальности налог с малоимущих слоев населения резко занижен и, наоборот, с имущих – резко завышен (и это, в конечном счете, справедливо). Однако, забывая о том, кому и чему малоимущие слои населения обязаны своим сносным положением, они зачастую требуют себе еще больших привилегий, подрывая (а то и полностью разрушая) тем самым экономику общества [[забастовка в либерально-демократическом обществе – это, по существу, бандитский прием]].

С другой стороны, самые бедные слои общества часто недопонимают то, что если общество и государство уже располагают нетрудовым доходом (данным, так сказать, свыше!), то, с моральной точки зрения, незазорно претендовать на некоторую его долю.

Так, на сегодня государственный капитал в СССР только в форме средств производства, приходящихся на одного жителя, составляет порядка 5 тыс. рублей. С учетом же ренты эта величина равна порядка 15 тыс. рублей. Если бы все граждане СССР имели бы действительное право на общественные ценности, то только процент (даже сегодняшний, заниженный – тот, что выплачивается в государственных сберегательных кассах) на свою долю общественного капитала мог бы обеспечить каждому жителю СССР прожиточный минимум (по советским критериям) даже в случае его принципиального нежелания работать. В развитых же странах и подавно имеются все условия для обеспечения каждого члена общества прожиточным минимумом (что, кстати, в некоторых из них уже осуществляется), и потому принятие гражданами помощи со стороны общества не должно считаться аморальным.

Наиболее разумной мне видится такая система подоходного налогообложения, при которой производители были бы заинтересованы в уплате налогов сполна. А это возможно лишь в том случае, когда экономические вопросы государства будут решать налогоплательщики, причем с учетом величины уплачиваемого ими налога. То есть государственно-экономические задачи должны решать не бедные и не просто богатые, но преимущественно те, КТО умеет создавать, много создает и не жалеет своих сил на развитие общества. [[Но именно эти общественные силы и не допускаются в современной России к управлению страной.]]))


Против приведенных выводов могут быть выдвинуты и после принятия наших положений серьезные возражения. Пусть теперешнее распределение дохода является следствием указанных нами объективных фактов, определяющих производительность труда, но самое это распределение исходит из данного крайне неравномерного распределения собственности, которое имеет свои исторические корни не столько в экономической жизни, сколько в политическом преобладании высших классов, а в глубине веков – прямо в насилии и грабеже. А затем производительность земли и капитала есть результат политического и культурного развития общества, а не заслуга землевладельцев и капиталистов. Ведь совсем не далеко от нас то время, когда земля без прикрепленного к ней населения не имела никакой цены, а капитал не только не давал дохода, а требовал расхода для своего сохранения. Вот почему в известной мере общество как целое может смотреть на землю и на капитал как на свое достояние и может претендовать на известное участие в отбрасываемых этими факторами доходах*34.

((34* В связи с этим возникает вопрос о методах решения общественных и социальных проблем в либерально-демократическом обществе. Я стою за мягкие, постепенные формы их разрешения и, полагаю, что при наличии прочной политической верховной власти можно перевести на рыночные рельсы без каких бы то ни было социальных катаклизмов даже тоталитарную экономику.

Хотелось бы хоть слегка коснуться и проблемы социальной вины. Одним из основных пунктов обвинения капиталистов марксисты считают жестокие методы в эпоху первоначального накопления. Но вот уже давно повымерли и правнуки тех капиталистов, и большая часть тех капиталов пошла прахом, если не в первом, то во втором, третьем поколениях – от бесхозяйственности нерадивых наследников, экономических кризисов, инфляции. Так что большинство современных капиталистов восходят в своей родословной к рачительным и энергичным предпринимателям, начавшим свое дело с нуля (тем не менее, марксово проклятие распространяется и на них). Но морально ли винить тех немногих состоятельных людей, которые сумели сохранить доставшиеся им по наследству богатства, добытые их предками, может быть, и аморальными средствами? Сложная это проблема – социальной вины...))

Эта правовая идея выношена 19-м столетием, на ней строится современная социальная политика, которая не может основываться только на целесообразности, а должна иметь под собой и известное правосознание. Наша критика, конечно, не направлена против этой идеи, выстраданной 19-м веком, мы не защищаем принцип «laisez faire, laisez passer», мы боремся только против системы, которая стремится с корнем уничтожить основную движущую силу европейской цивилизации – принцип хозяйственной свободы. К рассмотрению вопроса об отношении социализма к этому принципу нам предстоит теперь перейти.