Мелодия 1. Венеция

Она еще вчера решила окончательно и бесповоротно от него уйти. Сегодня ей оставалось только ему об этом сообщить. Она уже мысленно упаковала чемоданы и лишь ждала момент, когда можно будет войти к нему в студию.

В начале ей казалось, что любовь Гитариста и Художницы – это  очень красиво и романтично, что сложно найти двух человек, которые бы настолько подходили друг другу. Она мечтала о том, как он будет играть на ее вернисажах, а она будет украшать своими картинами залы, где он давал концерты. Но, как это часто бывает, жестокий быт разрушил романтические иллюзии любви.

Они съехались по ее инициативе, он не особо стремился свить совместное гнездышко, его вполне устаивало встречаться раз в неделю у нее дома, а раз у него, но она активно настаивала, и он согласился.  Правда уже через месяц стало ясно, что совместная жизнь обернулась полной катастрофой. Видеться больше, чем раньше, они не стали. Он все дни напролет пропадал в своей домашней студии звукозаписи, ночи тоже, отрабатывая одни и те же, уже набившие ей оскомину, пассажи. Хоть он и закрывал плотно двери студии, музыка пробивалась в другие помещения все равно. Из студии он выходил лишь на концерты.

Нет, ей очень нравилась его игра на гитаре, она не знала никого, кто бы играл лучше него. Но одно дело концерты, а другое дело репетиции и разучивание новых музыкальных произведений. Он иногда мог часами играть несколько тактов,  добиваясь определенной эмоциональной окраски пьесы. Что он хотел добиться было лишь одному ему ведомо. Это доведет кого угодно до белого каления.

Художница знала, что жить с творческими людьми не легко, она и сама была не подарок. Но его поведение переходило всякие границы приличия. Ее просто бесило, что она постепенно превращалась в его служанку, в обязанности которой входило просовывать ему горячую еду под дверь, в паузах между его репетициями, стараясь при этом не задеть ни одной из пяти валявшихся на полу гитар, и не сбить с подставки синтезатор. Она пробовала не кормить его, но тогда он просто забывал о еде. Мог сутками ходить голодным. Она не знала, что с этим делать.

***

Художница и Гитарист сошлись полгода назад, когда они полетели в компании друзей в Венецию. Они были уже знакомы несколько лет, но тесно никогда не общались: обоих всецело поглощала профессиональная деятельность. То есть летели они, вообще-то не в Венецию. У знакомых, работающих в турагенстве, оказалось несколько горячих путевок на куроты Езоло, возле Венеции, так как у каких-то клиентов были проблемы с визами, и они не смогли вылететь. Компания собралась спонтанно, в последний момент.

Было самое начало августа. Стояла дикая жара. Все только и мечтали, чтобы поскорее добраться до пляжа и окунуться, наконец-то, в море.

Два дня пляжной жизни казались просто раем. Все уже давно устали от, идущих в их родном городе, бесконечных дождей и уже просто хотелось хоть немного погреться в солнечных лучах. Но через два дня и Художнице, и Гитаристу пляжная жизнь наскучила, им захотелось смены декораций. От их гостинницы до Венеции был лишь десяток километров по морю, каждые полчаса ходил речной трамвай прямо в центр Венеции.

Они стали подбивать друзей поехать погулять по Венеции, но те наотрез отказывались, резонно аргументируя, что в древнем каменном мешке стоит невыносимая жара, и что прохладу моря они ни на что не променяют. Всяческие увещевания, что дескать не каждый день увидишь Венецию, воздействия не имели. Так и получилось, что лишь они вдвоем, Гитарист и Художница захотели навестить город каналов и гондольеров.

Купив билетики на морской трамвай в Венецию, они прошли в зону ожидания на причале. Почти всю дорогу они молчали. Разговор не клеился. Гитарист был по натуре молчалив, а Художница не знала, о чем можно говорить с музыкантом. Слишком они были разные, общих интересов не находилось. Гитарист не смог бы отличить Ботичелли от Клода Моне, а Художница отличала гитару от виолончели только за счет того, что ей кто-то сказал, что одну держат вертикально, а другую горизонтально. Поговорили немного, кто какие высшие учебные заведения заканчивал и кто как проводил студенческое время. Художнице тема казалась перспективной, но и эта тема быстро исчерпалась.

Уже подплывая к Венеции, Художница спросила у Гитариста, бывал ли он раньше в Венеции.

– Да, раз десять.

– Ого, а я только один. Пыталась как-то вытащить своего бывшего мужа, но его кроме пива и футбола ничего не интересовало. Не ехать же одной...

Они вышли на причал Сан Закария, Гитарист, улыбнувшись спросил спутницу:

– Ну, что придется мне сегодня изображать твоего бывшего мужа? Чтобы у тебя было ощущение, что сбылась твоя старая мечта, попасть с мужем в Венецию?.

– Послушай, я тебя умоляю: не напоминай мне пожалуйста о том, что у меня когда-то был муж. Я сейчас здесь с тобой, я счаслива, как никогда не была и слышать ничего о нем не желаю. Покажи мне лучше твои самые любимые места в Венеции, я хочу, увидеть этот дивный город твоими глазами.

– Ну что же, тогда пошли, – ответил Гитарист. – Начать все равно придется с Моста Вздохов и площади Святого Марка, куда же от них деться... Затем я тебя выведу к Мосту Академии, Мосту Риальто и Рыночной Площади, а от них мы углубимся в тихие кварталы, которые не так напичканы туристами.

Они пошли в сторону Моста Вздохов.

– А где моя экскурсия? – поинтересовалась Художница, – Ты мне будешь говорить: «Посмотрите налево! Там сейчас открывается прекрасный вид на..»?

– Буду. Дорогие туристы! Посмотрите направо. Там сейчас открывается прекрасный вид на Мост Вздохов...

Был второй час пополудни и в городе, битком набитом туристами было и правда очень жарко. Видя скорость их передвижения, Гитарист передумал идти к Мосту Академии и сразу от площади Святого Марка взял курс на Риальто. До Риальто они шли часа три, хотя Гитарист помнил, что прошлый раз, когда он здесь был два месяца назад, они с другом дошли минут за десять.

Художница останавливалась возле каждого здания, присаживалась на каждой площади и требовала объяснений, Гитарист был вынужден признаться, что его знания Венеции довольно посредственные и ограничиваются основными достопримечательностями.

– Ну так сочини что-нибудь, – потребовала художница.

– Врать мне тебе что ли?

– Ну ври. Проверим твою фантазию.

От Риальто они направились к церкви Санта Мариа Формоса. На площади перед церковью какой-то парень играл на гитаре. Перед ним стоял футляр, в котором валялось много мелких монет и несколько купюр достоинством пять евро. Художнице казалось, что парень играл вполне прилично. Она не преминула об этом сообщить своему спутнику. Тот лишь пожал плечами и сказал, что шестая струна сползла на четверть тона, что полностью разрушает линию баса и мешает ему по достоинству оценить музыкальное произведение.
Между тем парень перестал играть и глядя прямо на Гитариста сказал:

– Por favor, se;or. Puede dejarme un poco dinero en mi caja de guitarra para agradecer el placer que le he dado a vuestra chica ? [Сеньор, не могли бы вы бросить небольшую сумму денег в футляр от гитары, чтобы вознаградить меня за то удовольствие, которое я доставил вашей девушке?]

– No puedo, de ninguna manera ! No puedo agradecer tu interpretaci;n porque tocabas muy mal y adem;s no sabes afinar la guitarra. Tu guitarra est; desafinada. Tienes que trabajar mucho m;s para ganarte la vida con este instrumento de Dios. Pero te puedo dar cincuenta euros si me prestas tu guitarra una media hora. Encima de esto, puedes quedarte todo el dinero que van a pagar en esa media hora. De acuerdo ? [Нет, никак не могу. Не могу вознаградить тебя за твое исполнение, поскольку ты играл очень плохо и к тому же не умеешь настраивать гитару. Твоя гитара расстроена. Ты должен репетировать намного больше, если хочешь зарабатывать себе на жизнь этим божественным инструментом. Но я могу тебе заплатить пятьдесят евро, если одолжишь мне твою гитару на полчаса. Кроме того, можешь оставить себе все деньги, которые заплатят за это время. Согласен?]

– S;, de acuerdo se;or. Pero no creo que vayan a dar mucho, porque hay muy poca gente a causa del calor…[Да, согласен, только не думаю, что заплатят много, на улице мало людей из-за жары...]

– Vamos a ver qu; se puede hacer...[Посмотрим, что можно сделать.]

– Ты не против, если я полчасика поиграю? – сказал Гитарист обращаясь к Художнице.

– Нет, от чего же? Даже интересно, что ты сможешь сделать с инструментом, если правильно настроишь шестую струну, – сказала  она улыбаясь немного ехидно.

Гитарист взял в руки гитару. На самом деле не только шестая, но все струны немного отклонялись от правильного строя. Просто последняя струна была расстроена больше всего.

Настроив как следует гитару, Гитарист нежно пробежался по ладам. Гитара была неплохая, только очень дикая. Как он и ожидал, гитара совершенно отказывалась повиноваться. Это было неудивительно, поскольку он уже два дня не держал в руках инструмента.

Для начала гитару нужно было приручить. Ему казалось, что она каждым ладом, каждой своей струной противилась его прикосновениям. Это было все равно, что играть в перчатках, чувствительность рук и, особенно, кончиков пальцев была изрядно снижена. В начале он решил сыграть попурри из пьес Бартоломе Калатаюуда. Простенько но со вкусом. Он часто начинал приручение чужой гитары с работ этого великого испанца.

К концу исполнения Гитарист почувствовал, что гитара начала повиноваться. Она уже больше не походила на дикую пантеру, а, скорее напоминала домашнюю кошку. Теперь он решил перейти к чему-то более сложному, например, к Тарреге. Исполнив «Lagrima»[Слеза] и Capricho ;rabe, Гитарист понял, что гитара перестала оказывать ему сопротивление. Она его признала. Самое время переходить к Альбенису. Он решил, что морально готов исполнить «Asturias». Сложность исполнения этого музыкального произведения заключалась в его кажущейся простоте: мелодия состояла всего из пяти нот: ми-си-до-ля-си-соль. Но именно постоянно меняющийся аккомпанементный  фон и придавал этому произведению необычайную красоту. Не даром говорят, что Альбенис – один из величайших гитарных композиторов, хотя он и не написал ни одного гитарного произведения: он был прежде всего пианистом-виртуозом и создавал свои произведения для фортепиано.

Но тем не менее, пианисты очень неохотно брались за исполненияе «Asturias», поскольку знали, что переложенная на гитару, эта музыка звучит намного красивее. «Asturias» нужно было исполнять в очень быстром темпе, чтобы мелодия полностью сливалась с, постоянно меняющимся аккомпанементом, иначе слушатели начнут засыпать от монотонности.

Гитарист взвинтил темп. Художница все больше и больше была заворожена игрой Гитариста. Его игра ей очень нравилась, но больше всего ее восхищали длинные и тонкие пальцы Гитариста, бегающие по ладам. Они перемещались по грифу с такой скоростью, что создавалось ощущение, что уже невозможно было различить каждый палец в отдельности. Казалось, что гитара поет сама по себе, а не подчиняясь Гитаристу.

Закончив «Asturias», Гитарист полностью укротил гитару. Ему больше не нужны были заученные ноты, он мог себе позволить пустить гулять по грифу собственную душу.

И он пустил. Понятие времени и пространства полностью покинули его сознание. Перемещение пальцев по грифу всецело управлялось его подсознанием, сознание оставалось не у дел. Он не знал, что и как он играл. Он представлял себе цыганский табор в Андалузии, в котором он жил несколько месяцев в прошлом году, представлял себе теплый южноиспанский климат, море. Казалось что он не покидал долину Альпухарр, куда сбежал последний эмир Гранады Боабдил, что он до сих пор бродил по ней...

К реальности Гитариста вернула Художница, которая активно его теребила за плечо.

– Прошло уже больше часа, парень наверное хочет обратно свою гитару...

– Ах, да точно, да и нам пора идти дальше, а то мы еще Венецию особо не посмотрели...

Гитарист посмотрел по сторонам. Вокруг него стояла большая толпа народа и апплодировала, в чехле от гитары валялась куча бумажек, он увидел даже одну или две достоинством в пятьдесят евро. В сумме в чехле было не меньше двухсот-трехсот евро. Гитарист вернул гитару хозяину. Последний смотрел на него абсолютно обезумевшими глазами.

– Tu tocas la guitarra como Dios. Tu eres el mejor en el mundo, ;no? [Ты играешь, как Бог. Ты лучший гитарист в мире?]-- пролепетал ошеломленный парень.

– No. Hay dos que son mejor que yo. T; lo puedes conseguir tambi;n alg;n d;a, si trabajas duro. Ahora, ;adios! ;Que tengas suerte![Нет, есть двое, которые играют лучше. Ты тоже можешь этого добиться если будешь упорно работать. А теперь, пока! Удачи!]

– Gracias, muchas gracias de verdad! [Спасибо, большое спасибо!]

Гитарист улыбнулся и посмотрел на Художницу:

– Я думаю парень будет не в обиде, что я ему отдал гитару позже, чем обещал. Сегодня он сможет сытно поужинать...

– А я и не знала, что ты говоришь по-итальянски.

– Вот видишь значит мы не зря поехали в Венецию, в этой поездке ты уже узнала что-то новое. Музыкант просто не имеет права не говорить по-итальянски, ведь большинство музыкальных терминов имеют итальянское происхождение. Правда, с парнем я говорил по-испански.

– ПО-ИСПАНСКИ?! Но ведь мы же в Италии?!

– Ну и что? Только потому, что мы находимся в Италии я должен парню отвечать по-итальянски, когда он ко мне обращается по-испански?

Художница знала, что Гитарист в совершенстве говорит на английском, французском и немецком. На немецком он говорил с каким-то коллегой, которого он встретил в аэропорту Мюнхена, где они совершали пересадку на венецианский рейс. То, что он говорит еще и на испанском и итальянском, было для нее и, правда, новостью.

– А на что он рассчитывал, обращаясь к первому встречному в Италии по-испански? Разве все итальянцы знают испанский?

– Нет, конечно. Они вообще, в своей массе, не знают никаких иностранных языков. Даже север с югом не всегда друг друга понимают, в том числе из-за разности диалектов. Но они отлично объясняются, говоря каждый на своем языке. Я и сам так делал, когда первый раз был в Испании, еще не зная языка. Я к ним обращался по-итальянски, они мне отвечали по-испански и мы друг друга отлично понимали. По-английски-то ни те ни другие не говорят, а лексическая база этих двух языков на тридцать процентов схожа.

– Бог с ней с лексической базой. Скажи лучше, что это такое ты играл в конце? – Поинтересовалась художница.

– В конце? Понятия не имею. Просто вспоминал свое последнее путешествие по Андалузии. Мне вспомнился «Испанский караван» дорзов, ну, а дальше куда мысль пошла, туда пошла. А что, тебе понравилось?

– Это было самое красивое, что я слышала. То есть это твоя мелодия? Ты еще и сам сочиняешь?

– Да, редко. В любом случае я ничего не перевожу в записанные ноты, мне лень. Каждый раз что-то новое получается.

– А ты не мог бы для меня «перевести в записанные ноты» эту мелодию?

– Хорошо, считай, что она твоя. 

Он ее обнял за плечи, а она его за талию...

***

Когда они вернулись в гостинницу обнявшись и постоянно целуясь, друзья стали над ними подшучивать:

– Нет, ну вас на полдня нельзя вместе оставить. Уехали шапошными знакомыми, а вернулись парочкой.

– Город такой. – Ответил гитарист и снова поцеловал художницу. Всю следующую минуту они целовались, не обращая ни малейшего внимания на шутки окружающих.

***

Вернувшись домой, Гитарист выполнил свое обещание и нота в ноту записал свою импровизацию. В течение следующего месяца он исполнял ее для Художницы каждый раз, когда они встречались у него.

***

В его студии стало тихо. Она зашла в студию и с порога решительным тоном начала:

– Нам надо поговорить!

Он на нее посмотрел и ответил:

– Хорошо, только можно я сыграю еще одну пьесу?

– Нет! Мы будем говорить сейчас. Причем именно о пьесах. Тебе не приходит в голову, что я их больше не могу слушать? Ты помнишь, когда мы последний раз с тобой общались не поверх какой-нибудь из твоих гитар? В общем так: мне все это надоело!

– Но ведь ты же знала заранее, что я много времени провожу с гитарой в руках, я же тебя предупреждал...

– Да, ты мне говорил, про много времени. Но ты мне не говорил, что ты ВСЕ время проводишь со своими гитарами! Согласись, есть разница!

– Послушай, это не так все страшно...

– Позволь это уж мне решать!

– Эх, время неудачное. Ты же знаешь, что я готовлю испанский концерт. Уже год как. Я не могу выйти к слушателям с сырой программой... Ведь через две недели премьера.

– А мне как жить эти две недели?

– Послушай, мне осталось доработать только одно произведение. Обещаю тебе, когда программа будет закончена, мы поедем на месяц в Испанию, никакой гитары, мы остановимся в отеле прямо возле Альгамбры, и я тебе покажу такие красоты, которых ты никогда не видела. Ты сможешь увидеть Альгамбру моими глазами, как ты хотела увидеть Венецию. А потом мы вернемся, и я сыграю мою программу на твоем вернисаже, как ты когда-то мечтала...

– Какое еще произведение тебе надо доработать? – Спросила, она, усиленно делая вид, что не заметила последних слов...

– То, которое я решил вставить в последний момент. Оно посвящается тебе!
И он начал играть ту самую импровизацию, которую первый раз сыграл в Венеции для нее.
Когда она услышала любимые звуки, она почувствала, что больше не может на него злиться. Расстворяясь в его мелодии она подумала, что она, конечно может от него уйти, но никогда уже не сможет жить без него...

– Обещаешь? – Спросила она.

– Клянусь! Честное пионерское!

Не в силах сдержать чувств, она к нему подбежала и стала страстно его целовать...