Шаг в безумие

Шаг в безумие.

Место это , было бесконечно прекрасным. Природа, Подмосковная,  во всей своей красе, воспетая еще поэтами восемнадцатого века, а может,  и еще дальше от нашего несчастливого времени, где мы пытаемся как-то выжить, и найти себя.  Маленький поселок, или точнее сказать деревня Зенино, находиться не далеко от Москвы, в самом, что ни на есть,  ближнем Подмосковье.  Моя покойная мать, работала там, а амбулатории, в  должности зубного врача. Работала она там, без малого, шестьдесят  лет. Знали ее все  жители,  близ лежащие деревень , и поселков .  Когда я , будучи подростком, ездила  к ней на работу, в маленьком деревенском автобусе, местные жители, переговаривались между собой - Вот дочка, Нины Ивановны, к ней  видно едет- Они  почтительно здоровались , узнавая меня . С матерью, мы были очень похожи . Уважение, моя мать , надо заметить заслужила, у нее были , поистине золотые руки. Она никого не отправляла в район, а делала все сама, вплоть до сложнейших операций, по челюстной хирургии,    и прочего, о котором могут понять,  только специалисты стоматологического профиля. Я же не собираюсь писать статью о зубных болезнях.
 Так вот, после декретного отпуска, мне нужна была работа.  Напротив амбулатории,  которая размещалась в старой бывшей церкви, за высоким каменным забором, разместился,  женский психоневрологический  диспансер.  Местные  называли   его просто, дурдом.  А позади, диспансера находился противотуберкулезный диспансер, где лечились в основном, зеки, можно сказать, уже обреченные. Умирало их много. Лечились зеки от туберкулеза, своим способом, осенью.   Наловив собак, которые набирали за лето приличный вес, да и жир, зеки устраивали пир.  Дурочки, перелезали через забор, сбегали из интерната, и тогда , манящий запах шашлыков, тревожил души не только работников амбулатории, но жителей окрестности. Из леса слышались веселые голоса, иногда музыка,  неудержимая любовь давала  свои 
плоды.  Больных из  женского интерната, срочно стали стерилизовать, но побеги все-таки не прекращались.
Моя добрая мама, не спросив меня, договорилась с директором дурдома, о предоставлении мне должности труд инструктора.  Я послушалась ее, и как примерная дочь направилась в дурдом на собеседование. Запрыгнув в деревенский автобус, я уткнулась в окно, созерцая здешнюю природу. Время от времени я, слышала – Здрасте, здрасте - Я отвечала, на приветствие,  думая про себя – Надо же столько лет прошло, а меня узнают - За окном, разметала свои рыжие кудри осень. Аллея из многолетних лип в три обхвата, тянулась километра три. Желто- розовые шапки могучих деревьев, блистали своей красотой.  С другой стороны дороги, тянулось капустное поле.  Огромные кочаны, светло – изумрудные, подернутые  тонкой  молочной дымкой, были налиты соком.  Утренняя роса, скопившаяся в листьях внутри кочана, сверкала под лучами последних солнечных дней.  А крепкая середина, этого чудесного овоща, так и просилась - Ну давай , попробуй меня на зуб, до чего же я хороша-  Ах, эта капуста, и сколько я перерубила тебя в детстве.
 В той же амбулатории был подвал. Мать брала в совхозе, катастрофическое  количество капусты, и мы рубили ее, складывая в огромную бочку. – Запас на зиму, на случай войны - Шутила моя мать. Потом она возила капусту домой, в бидончике.  Жили тогда бедно. Картошка, капуста, соленые помидоры, черный хлеб, да и все. По праздникам блины, с клюквой и сметаной. Превосходнейшая вещь, надо сказать.
Я вышла из автобуса. Ворота интерната были раскрыты, тишина, кругом  кустарник, пышный цветастый, алые, розовые, оранжевые тона. Лавочки по обе стороны аллеи. Все тихо, мило, будто волшебный мир сказки. Я смело направилась  к двери, где на облупившейся табличке было написано «  Директор»  Вдруг из – за поворота выскочила огромная стая собак. Впереди  стаи, несся пес , неимоверных размеров, он выкатил из своей пасти желтые клыки, и его намерения мне стали ясны. Пес , с разбегу, вцепился в полу моего дорогого пальто, которое я купила по великому блату в салоне для новобрачных, у своей подруги.  Мохеровая  подкладка вместе с тонкой тканью, плетенной и легкой, огромным куском, с  треском, была вырвана , и оказалась в пасти этого чудовища.  Я подняла с земли, большой камень – Ну ребята, я вам объявляю войну-  Боль за новое пальто, победила страх, я приготовилась биться до конца. Стая притихла, выжидая , сигнала вожака. Тут события приняли другой оборот. С другой стороны, я увидела толпу, которая неслась ко мне . Толпа была страшной, одежда потрепанная, волосы у многих были всклоченными, улыбки напоминали оскал, сумасшедших. – Ну вот - Подумала я –  Из пламя , да в полымя, сейчас меня,  и эти разорвут- У меня по спине пробежал мороз.  Девчонка, которая неслась первой, закричала – Шарик, шарик, нельзя, пошел вон – Шарик побежал к ней навстречу, виляя хвостом, в зубах держа, мой  злосчастный   клок от пальто. Девчонка остановилась около меня, вдруг она обвила своими тонкими руками, меня за шею, а голову положила мне на грудь. – Она моя, я ее люблю эта наш новый труд инструктора, Таня, я первая к ней подбежала, правда ты моя, ты любишь меня - Девчонка заглянула мне в глаза. Толпа зажужжала позади нее. Мое сердце сжалось, подступила боль сожаления, у меня на глазах выступили слезы. Я обняла ее – Я всех вас люблю - Сказала я , не сознавая реальности происходящего. Остальные кинулись на меня  словно собираясь задушить  в своих объятиях.  Из отделения выскочила медсестра  – Ну- ка все по своим местам. Женщины разошлись быстро, словно никого , и не было. Я подняла с земли, вырванный кусок своего пальто. Медсестра сказала - Да, Шарик у нас злой, пойдемте я вас провожу - Мы пошли по темному длинному коридору. Директор, бледный  худой, с блеклыми глазами, и с сероватой кожей лица, улыбнулся мне кислой улыбкой – Я вас жду, давайте документы, завтра можете приступать.
И я приступила.  В первый свой рабочий день, я оделась поскромнее, захватив для Шарика , немного колбасы, и сосисок.  Он тут же выскочил из-за  поворота, но я  сунула ему в пасть  свой подарок, он завилял хвостом, и проводил меня до двери отделения.  В интернате лежали больные с олигофренией, с болезнью Дауна, с шизофренией, и прочими отклонениями.  Оля, та девочка, что первая меня встретила, находилась здесь давно. Она, казалась доброй и непосредственной  как ребенок. Я сразу же прониклась к ней теплыми чувствами, ах, как я заблуждалась, я забыла, что люди эти очень коварны, они больны, иногда их злость, не знает предела.  Дистанция между  ними, и тобой  , присутствовать, должна  обязательно, расслабляться нельзя, или можешь поплатиться за свою неосмотрительность , довольно  горько.  Ольге было, лет двадцать пять. Худая, вид подростка, с не сформировавшейся  фигурой. Короткий торс, длинные руки, и ноги, походка, типичная для больных -  олигофренов.  Голова опущена вниз, размахивание руками, которые как-бы выбрасываются вперед при ходьбе. Лицо , тоже имеет определенные черты, и выражение. Лоб низкий, глаза «пустые», рот приоткрыт, часто бывает длинным, с узкими губами. И пара чувств, смех,  и слезы, частая смена настроения. Вот , и почти все. Болезнь Дауна, это спокойствие, зверский аппетит, неимоверная толщина, миндалевидные глаза, маленький нос, короткий рот, и все больные на одно лицо, их видно даже при рождении. Если говорят они, то очень плохо, если только растут в родной семье, то можно чуть обучить, а так в интернате, нет. Усидчивые, послушные, понимают, что от них требуют, самое элементарное.  Шизофреники, порой могут не сведущему  человеку, заморочить голову. Вычурные фразы, заумные, длинные речи, но связи в рассуждениях нет. Всевозможные мании величия, Наполеон, Афелия, Клеопатра,  и тому подобное.
В интернате, почти все больные пили . Самогон гнали две подружки. Одна высокая, с синим носом, в рваных калошах, одетая в какие-то страшные обноски. Другая толстая, в очень короткой грязной юбке, в рваных чулках, из которых торчали розовые коленки.  Они же ухаживали за поросятами, носили помои, что оставались в столовой, от обедов.  На отшибе, был построен, небольшой сарайчик, там и подрастали поросята, как подножный корм для больных интерната, да и сотрудники не брезговали. Наступила, довольно суровая зима. Я стала замечать, что мои девчонки плохо одеты.  К тому времени, я  нашла им много работы. Они клеили линейки, делали свистки, пилили на пуговицах заусенцы, и прочее. Сколько я ходила по близлежащим заводам, одному Богу известно.  Но своего добилась .
Больные за работу дрались , в полном смысле этого слова. Я почти всех заняла, понемногу обиды улеглись . Работающий член интерната, пользовался среди больных, особым уважением.  В цехе было холодно. Я пошла к завхозу – Вы знаете, надо бы девок моих приодеть, зима, холодно - Завхоз удивленно подняла брови – Мы каждые пять лет им выдаем зимние пальто, а чего еще, платки, не дам ничего, срок не вышел - Она отвернулась от меня. – Но их вещи, далеко не пятилетней давности, одно тряпье - Я  несколько повысила тон. Завхоз выкатила на меня глаза, похоже,  за двадцать лет работы, видно никогда не вставал перед ней,  этот вопрос. Она была удивлена, и даже оскорблена, что лезут в ее дела.
Короче говоря,  из интерната тащилось все. Вещи, белье пастельное, и нательное, и вот еще что поразило меня. Я зашла в бухгалтерию, в день выдачи пенсии больным. Среди них, в основном были неграмотные.  Бухгалтерша, девица с круглыми серыми глазами, и насмешливой улыбкой, выдавала деньги. – Десять, двадцать, тридцать - Из-под ее рук летели, рубли. Рубль, два, три. Я наклонилась к ней, и прошептала - Вы не ошибаетесь, не путаете рубли с десятками - Она зло ощерилась- Это не ваше дело, да какая им разница, все равно не допрут- Она снова стала считать. Больные выходили из бухгалтерии, с сияющими лицами. Светка, красивая кудрявенькая еврейка сказала мне – Пойду, сбегаю в палатку, куплю конфет- В руку она зажимала четыре рубля.  Некоторым везло, кто знал грамоту,  и умел считать, те получали свою пенсию сполна, но таких было мало. Во мне все закипело. Я пошла к матери в амбулаторию - Мам, ты знаешь что в дурдоме делается - Она приложила палец к губам, дочка , не связывайся, научат дураков, убьют в лесу, закопают ,  и ничего им за это не будет, и зачем я тебя туда только сунула, они там все заодно, работают по двадцать лет. Знаешь, самогонку  хлещут с дураками все вместе, не связывайся. Утром, я ехала в деревенском автобусе на работу, ко мне подсела врач- психиатр. – Ну , что Тань, революцию хочешь сделать, а зря подумай-  Я засмеялась- Конечно, кто как не я, пора ваше болото колыхнуть- Врач встала, и пересела от меня на заднее сидение.
В этот день, прибежала в мой кабинет Светка, она плакала, и вся дрожала. – Света, что случилось, кто обидел тебя, говори. Светка, повела серыми глазами, они были пусты, бездонны. – Я боюсь говорить, Таня- Голос  нее был грубый, и слова она растягивала, разделяя их на слоги, но понять, было можно. – Завхоз из туб диспансера, Николай Иванович, в лесу меня каждый раз насилует, колечки дарит - Она вытащила из кармана, простое колечко с камушком из стекляшки. – Сегодня меня ударил -  Я отшатнулась от нее, услышанное повергло меня в ужас.  Николаю Ивановичу было далеко за шестьдесят, мало того, его жена работала врачом- фтизиатром, там же где и он. Света не плач, но больше не ходи с ним в лес. Я направилась к главврачу туб диспансера. Настрочив докладную , я оставила ее у секретаря.  Затем, я направилась к главврачу интерната, оставила там другую докладную . Слух со скоростью света облетел, эти  новости знали все. Со мной перестали даже здороваться, сотрудники отворачивались, при виде меня.  Я подумала – бойкот -   Больные стали кричать из окон - Не дадим нашу Таню обижать - Ольга, подсторожив, директора, когда тот направлялся в столовую, опередила его , и наложила кучу дерьма на порог столовой.  Директор шагнул,  и попал, точно в цель. Крикнув санитарам, он дал приказание, отправить Ольгу в буйную палату во второй корпус, больные боялись этого наказания как огня. Я узнала об этом только после выходных. Приехав на работу, я сразу же побежала во второй корпус, где содержали буйных больных. Ольга сидела на полу, взгляд ее блуждал по стенам – Оля, Оленька, ты узнаешь меня - Она долго смотрела мимо меня, потом прошептала – Узнаю - Голос ее был слабым, похоже ее обкололи аминазином. - Если вы не выпустите Ольгу, я вам здесь устрою, ночь перед рождеством - Заявила я директору. Ольгу выпустили. События начали разворачиваться с необъяснимыми  фактами.  Больных явно начали настраивать против меня, видно запугав наказанием. Через несколько дней, ко мне подбежала Ольга, и вместо объятий, я услышала - Ты плохая, ты хочешь отравить моего Шарика, мне завхоз сказала - Она дико закричала, и ощерилась, словно маленькая обезьянка. Затем подошла Светка - Ты что наделала, Николай Иванович, больше не будет делать мне подарки, ты плохая, она погрозила мне кулаком. Я поняла, что против системы не попрешь, надо было уходить. На следующий день, меня вызвал на ковер, директор Панковского завода цветных металлов.  Я уж и не знала, что думать, он то, с какого припеку. Я поехала, на завод . В  приемной меня уже ждали. Секретарь, длинноногая красивая девица, с ярко-голубыми глазами, поднялась  мне  навстречу- Проходите пожалуйста, вас ждут- Меня взял мандраж, я подумала, может когда работу искала своим подопечным, что- нибудь напортачила, возможно. В большом кабинете, за столом сидел представительный мужчина, справа от него еще один, лицо знакомое. – А вот вы какая- Директор заулыбался. – Мне мой зам все уши о вас прожужжал, говорит настойчивая, пробьет что угодно, редкий человек - Я, честно не понимала о чем идет речь. Зам поднялся -  Вы помните,  как меня мучили, когда требовали работу для больных в интернат, тут все наши завода вас, как-бы знают - Он засмеялся. Теперь заговорил директор - Мы хотим предложить вам должность главного инженера завода, если нет технического,  пошлем учиться, поможем, решайте, пару дней хватит – Я  кивнула головой.
Увольняться в интернат,  я пришла на следующий день, больные стали травить меня собаками, они кричали - Уходишь, плохая - Я еле отбилась от Шарика. Скоро я узнала новости от своей  матери. Светка, через полгода умерла. Следом за ней через неделю, Николай Иванович. Оля замерзла в следующую зиму, заигравшись с шариком в старой беседке, замерзла насмерть, примостившись на лавочке. Директора уволили, да и многих, видно слух прошел о махинациях работников  интерната, слава Богу.
А меня закрутила карусель моей непростой жизни, на завод я не решилась пойти, о чем жалею по сей день.

 

.