Пролог

Н.Тертышный




Пролог.

…В ожидании проповедника паломники собрались у его шалаша на берегу реки на обычном месте и расположились, кто присев прямо на землю, кто, стоя, тихо переговариваясь и поглядывая на поднявшееся в мглистой пелене красноватое солнце. Несколько выделялась особицей странники, видом изрядно изнурённые дорогой, в серых ветхих одеждах, смиренные и молчаливые. Чуть в стороне объявилась группа женщин в богатых платьях в сопровождении слуг. Вот по толпе волной прокатился шумок и тотчас на берегу появился Иоанн, большой, резкий, возвещающий о себе властным голосом и твердой походкой. Он был худ, строен, но мускулист и непременно выделялся в толпе поклонников своим торсом, чуть прикрытым с одного плеча длинношерстной овчиной. Призывая в проповедях к скромности и умеренности, сам он жил совершенно ничтожным пропитанием, полагаясь лишь на воспитанную долгими бдениями выдержку и природой подаренное здоровье. Горящий лучистый взор его пронзительных глаз заставлял юношей и женщин трепетать перед признанием в нём неведомой силы и не по возрасту явной умудрённости. Всегда оглядывая собравшихся, он словно высвечивал этим взором потёмки душ, заставляя простодушных ещё прямее и зачарованнее всматриваться в него, а грешников ещё пуще прятать глаза и ниже склоняться пред ним.
Пройдя вдоль берега в самую гущу собравшихся, он шагнул в воду, зачерпнул большими загорелыми руками изрядно воды и, швырнув её брызгами вверх, мокрыми ладонями энергично пригладил волосы, начиная с головы и заканчивая запущенной бородой. Затем, повернувшись к ожидавшим его людям, заговорил громко и убедительно о близкой каре Божьей, о надвигающейся расплате, о гибели человечества.
- Вы, погрязшие в чревоугодии и страстях, утратившие великое предназначение своё, уподобившиеся прожорливым свиньям, что сделали вы для спасения своего, какими благими делами проторили путь свой к Богу нашему всемилостивейшему и всепредержащему? Чему научились в жизни кроме сладострастия…? Я призываю вас, грешники, оставить на берегу всё своё прошлое и войти в реку с мыслью очистить тела свои, души и помыслы от скверны грехов и мерзости неправедных поступков. Я омою вас этой живой влагою и научу воздержанности и скромности, научу довольствоваться малым и быть счастливыми. Оставьте тщетные помыслы о стяжательстве одежд и злата, ищите сокровища в сердцах своих, в единении, в дружбе. Я призываю вас к братству, к спасению…! Я жду вас…
Он широко распростёр руки, обращаясь к толпе, и сделал шаг навстречу. Безмолвная до того масса колыхнулась, чуть зашумела и с плеском пошла в воду. Иоанн, окропляя первых приблизившихся, продолжал:
- Забудьте свои устремления к стяжанию. Вспомните, где злато и сокровища ваших предков и царей? Была ли кому польза в них? Принесло ли то покой и счастье в сердца? Всё прахом ушло в песок времени. Рознь и зависть друг к другу ныне гложет вас. То ли ещё будет, если не очистите души, не отвернётесь от пагубы накопительства и чревоугодия непомерного. Станьте братьями друг другу пред лицом грядущих испытаний…
В это время группа богатых женщин тоже придвинулась ближе, намереваясь войти в воду. По толпе прокатился говорок:
- Это же она… Иродиада, жена брата правителя…! Тоже грехи надумала смыть…
Неожиданно Иоанн сделал несколько шагов им навстречу и угрожающе воздев руки над головой, возопил:
- А ты, сатано, дьяволица в образе девы, изыди прочь! Не вноси грязи своей в дело наше, в омытые души наши! Твой грех не отмыть ни живою водой нашей реки, ни кровью сотен жертвоприношений! Гореть тебе смертным огнём за дела твои, за прелюбодеяния! Прочь с дороги нашей, семя дьяволово…!
Женщины, остановленные проклятиями проповедника, на миг застыли пристыженные, обратив взоры свои к дородной красавице, возглавлявшей группу. Та, зыркнув гордо поверх голов на Иоанна, бросила сквозь зубы зло с угрозой:
- Ты плохо кончишь, невежа…, – и, развернувшись, быстро увела своё окружение к дороге, где их поджидала пара повозок, запряжённых лошадьми.
В этот момент с другой стороны к воде подошёл стройный молодой человек. Люди тотчас перевели своё внимание на него. Что-то было особенное в его фигуре, в изрядно поношенной, но опрятной дорожной одежде, в волнистой мягкой бороде, обрамляющей чистое открытое лицо, в приветливом взгляде, в движении рук, в изящном повороте головы. Сей приветливый муж чуть помедлил у края тихой волны, затем осторожно коснувшись босой ногой воды, словно заскользил над поверхностью, легко и бесшумно шагая к Иоанну. Толпа ахнула и безмолвно застыла. Подойдя к проповеднику молодой человек плавно опустился с ним наравне в воду и низко поклонился:
- Прими, Учитель, сына Божьего под сень свою, не откажи…
Иоанн, ничуть не смутившись, мгновение молчал, с достоинством принимая новоявленного поклонника своего, затем, воздев руку к небу, другой коснулся плеча его.
- Наконец-то! Свершилось, братие! Вот долгожданный миг пришествия того, кого предрекали наши пророки, кого прорицали с трепетом, ожидая чуда его, силы его и праведности! Мне ли Тебя принимать под ветхий кров свой? Мне ли кропить водой из святой реки нашей голову светлую Твою? В пору нам всем просить милости у Тебя, силы Твоей, защиты Твоей, Спаситель…
С этими словами Иоанн низко склонился, припадая лицом к рукам Его. Очарованная толпа безмолвно, как по команде, опустилась в воду на колени. Небо в этот миг раскрылось шире и выше, словно пропуская ближе к земле солнце, к тому времени налившееся густым жарким шаром.

…В опочивальне было сумеречно и прохладно, хотя сквозь ткань алькова веяло теплом от светильников, расставленных вдоль стен. Лишь ложе из атласа хранило тепло тел, разгорячённых любовной истомой.
- Тебя вновь видели со свитой далеко от города на реке среди бездельников, горланящих о какой-то обновлённой вере? – спросил будто бы между прочим Антипа, переведя дух, и давая понять, что у него доброе настроение.
Иродиада, чуть отстранившись, поправляла волосы, непослушной волной выскальзывающие из рук.
- Твоим соглядатаям больше нет дела, как следить за неверностью жён и мужей...
- Ты должна понимать, что дело здесь совсем не в изменах в браке и вообще не в постели…, - Ирод многозначительно давал понять, что вполне осведомлён о намерениях своей любовницы. - Эта нищенствующая братия берётся от имени Бога прощать грехи. Не это ли и тебя манит уж который раз участвовать в их мистериях? Я не дурак и вижу, тебе в тягость наша затянувшаяся связь. Оставь всё на волю случая. Что тебе ещё надо? Или ты всё не прощаешь мне первого раза…? Но я всегда беру силой, и признайся, теперь нам хорошо вместе…
Последнее послышалось скорее вопросом, и она, скрывая усмешку, ответила серьёзно:
- Там… у реки людям действительно хорошо, они ищут спасения, и, кажется, уже нашли его. Их женщины просто любят и рожают любимых детей, они трудятся, как того требует жизнь, а желание славы и богатств они просто оставили для таких как мы…
Он внимательно посмотрел на неё, пытаясь заглянуть в глаза.
- Ха, да ты влюблена в этого голозадого пророка! Признайся…?
- По всем меркам, нужно признать, видом, как мужчина, ты проигрываешь ему, - она кивнула на его покатые плечи без мышц, словно у женщины под слоем жирка.
Он обиделся, но виду не подал.
- Пора этого праведника попробовать на прочность железом. Посмотрим, как согнёт его мой палач в подвале. Куда денется его спесь под кнутом…
Иродиада задумчиво поглядела в ответ и проговорила, словно себе самой:
- Вот то же самое и я ему сказала…

…Пришли за Иоанном ночью, небольшим отрядом легионеров нагрянув к реке, переполошив паломников, отваживающихся ночевать неподалёку от шалаша праведника. Услышав шум, Иоанн сам выбрался из своего жилища и, успокаивая подвижников, с достоинством позволил солдатам увести себя…
Три дня спустя, избитый в кровь, с цепью на ногах, он стоял пред Иродом.
- Бродяга, мне надоело выслушивать доносы о том, как ты поносишь моё имя своим праздным и зловредным языком. На моих плечах забота о народе…! На твоих же вонючая козья шкура…, но ты посмел равняться со мной и осуждать мои дела, о коих не имеешь и малейшего понятия…! Что можешь ты, прозябая в ничегонеделании, воздевая беспомощно руки в небо, сотрясая нечёсаной бородой…?
- Я учу добродетели и послушанию тот народ, о котором якобы твои великие заботы…, и на мне нет крови младенцев и слёз обездоленных вдов…, – отвечал глухо пленник, с трудом разлепляя разбитые губы.
- Но у тебя нет и построенных храмов и городов! Что могут твои руки попрошайки? Лишь твой язык…! О, этот ядовитый кусок мяса у тебя во рту! Вот за него ты и поплатишься головой. Тебя можно было терпеть, если бы ты, воспевая безделье, довольствовался славою аскета, но ты взялся осуждать не тобой предопределённую жизнь…
- Ты говоришь о твоих городах…, но счастлив ли народ в их каменных склепах? Сыт ли? Не болеют ли обездоленные дети, не мрут ли раньше срока старики…? Правом великих отцов я осуждаю тебя за глумления над моим народом, над его традициями и законом его. Правом рода своего я посылаю проклятия на твою безродную голову! И никакие каменные храмы не перевесят грехов твоих. Время разрушит их в пыль, если величие веры истиной не посетит их. Твой город обезлюдит от разврата и пороков, как только последний праведник отвернётся от него…
- Ты много возомнил о себе…, довольно! Я обещаю, тебе отсекут голову…! Уведите его! – Антипа задыхался от ярости.
Иоанн уходил, придерживая руками громыхающую цепь, гордо приподнимая голову. Посечённая кнутом спина его была покрыта коркой запечённой крови…
« И этого оборванца народ почитает за пророка…! Во что они верят? Чего им не хватает, бездельникам…? Ничего, отсеку голову, присмиреют…» – Ирод медленно отходил от бешенства…