Российский бомж

  - Вы, смотрите, может, что-нибудь найдете для себя.
   Я огляделся. По обеим сторонам на целлофановых пленках лежало всякое старье: пыльные самовары, статуэтки, зачитанные книги, запчасти, радиодетали, ношеная одежда, потертые видеокассеты и прочая и прочая.
 - Я покупаю все в магазинах, - сказал я и подумал, не обидят ли эти слова моего спутника. Одет он был в рваную кожаную куртку, старые джинсы и смешную шапочку, похожую на чепчик для малышей. При встрече он пожал мне руку с легким поклоном, обнял и поздравил с Рождеством. Звали моего нового знакомого Александр Александрович, на вид ему было не больше сорока лет. Вчера я познакомился с ним у Нарвских ворот, Александр просил милостыню. Я увидел его, выйдя из метро, и предложил поужинать в «Макдональдсе». Можно было бы просто дать деньги, но мне захотелось сообщить этому человеку благую весть о Христе. Пока мы стояли в очереди за гамбургерами, к нам подошел охранник и попросил покинуть заведение. Александра это нисколько не обидело, по крайней мере, вида он не подал. В соседнем бистро наружность моего спутника никого не смутила, и, набрав еды, мы уселись за столик. Поглощая гречневую кашу с курицей, Александр рассказывал мне про жизнь бомжей.
 - С утра мы планируем по какому кругу идти: малому или большому. Круг – это определенный маршрут, где расположены мусорные баки. Там можно найти пустую тару или остатки еды.
 На мгновение он задумался.
 - Оказавшись на улице, первые дни я пребывал в растерянности: куда податься? Брезгливость присутствовала ко всем этим помойкам, но через некоторое время привык, и так жить можно. Знаете, Дмитрий, что я понял? Нужно относиться к окружающим как можно лучше, и тогда все будет хорошо, где бы и кем бы ты ни был! А раньше я обо всем этом просто не думал…
  Слушая Александра, я вдруг ощутил себя бездомным.               
 - А где ваша квартира? – спросил я, как бы придя в себя.
 - Оставил жене с дочкой, и ушел жить на улицу.
Я не поверил ему. Возможно, он пил, или сделал что-то непростительное.
 - И давно это было? – продолжал я свой «допрос».
 - Так, сейчас вспомню, - Александр поискал ответ глазами на потолке, - семь лет уж прошло…
 Когда мы прощались, Александр пожал мне руку, слегка поклонившись, пригласил к себе в гости, в подвал. Мы договорились встретиться на выходных, с целью обновить его гардероб.

   Иногда Александр останавливался  и разглядывал радиодетали, маленькие фигурки слонов.
 - Вы, Дмитрий, наверное, не застали то время, когда считали, что семь белых слонов приносят удачу.
  Я хотел сказать, что настоящую удачу и даже больше приносит вера во Христа, но передумал, решив, что найду более благоприятное время для проповеди. Для меня важно не превратиться в человека, который к каждому слову припоминает какую-нибудь фразу из библии.
 - А палочки корицы у вас есть?
 - Нет, - ответил усатый мужчина, - только молотая корица.
 - А палочек, значит, нет, - огорчился Александр.
 - Возьмите молотую, - предложил я.
 - Не подойдет, - сказал Александр, - палочки корицы притупляют чувство голода. На день хватает нескольких штук.
    Мы подошли к раскладушкам, на которые были выброшены тонны одежды второго сорта. Прокопавшись полчаса, Александр выбрал невзрачный пуховик и утепленные штаны. После этого я предложил ему поехать со мной в Троицкий собор на субботнюю вечерню. По пути к метро он остановился у латка с парфюмерией, и принялся нюхать дешевые одеколоны.
 - Или лучше взять какой-нибудь дезик? – спросил Александр.
 - Лучше дезик, - сказал я, вспомнив, что некоторые люди могут пить одеколон.
 - Но ведь дезик дороже, нет лучше «Шипр».
 -  А это не будет для вас искушением?
 - Нет-нет-нет! – запротестовал Александр. – Я много лет назад выпил «Русский лес» и так плохо стало, несколько дней не мог в себя прийти.
 - «Русский лес» у нас есть, - сказала миловидная продавщица и указала на флакон, - вспомните молодость, - предложила она.
 - Нет-нет, я его даже видеть не могу. Лучше дайте мне «007».
Продавщица и вправду была очень обаятельной.
   Когда мы вошли в вагон метро, Александр спросил, не буду ли я возражать, если он прямо сейчас переоденется в новую куртку? Я сказал, что не только не буду возражать, но и помогу ему. Люди стали обращать на нас внимание, под курткой у Александра был  отвратительный растянутый свитер. В «обновке» мой спутник немного преобразился. Старую кожанку мы выбросили, выйдя из метро.
   По пути в церковь я предложил зайти в кафе. Мы взяли глясе и горячие бутерброды. Александр ел с аппетитом, вспоминал времена, когда он ходил по ресторанам. Я потягивал напиток из соломинки и слушал его немного рассеянно. Смущало то, что некоторые посетители наблюдают за нами, в особенности за моим визави.
 - Даже ножом разучился пользоваться, - пожаловался с улыбкой Александр, отрезая кусочек бутерброда с ветчиной под майонезом и сыром.
   Из кафе мы вышли в половине шестого, начинало темнеть, вдали сквозь туман можно было различить купола Троицкого собора. По дороге в храм Александр не умолкал ни на минуту, бесконечная череда воспоминаний. Я постоянно рефлексировал о том, что на нас смотрят прохожие и посему не слишком вникал в его рассказы. Запомнилась лишь одна история, скорее даже эпизод, возникший вдруг из туманного небытия, подобно куполам собора. Во время отдыха на южном курорте, он знакомится с женщиной. Каждый день они гуляют, общаются, но идти на пляж она всякий раз почему-то отказывается. В один из дней он ищет ее и не может найти. Спрашивает об этой женщине и ему говорят, что она загорает у моря на скалистом берегу. Он идет туда и находит ее лежащей в купальнике. Увидев Александра, она тут же накрывается полотенцем и говорит: «Не смотрите на меня, у меня некрасивое тело». А тело ее все в ожогах и порезах…

   У входа в Храм сидела женщина в инвалидной коляске и просила милостыню. Мы перекрестились и вошли внутрь. Я взял три свечи Александру и три себе. Богослужение только началось, и в Храме было не больше шестидесяти человек. Я зажег свои свечи и поставил перед иконой Серафима Саровского. Александр последовал моему примеру, но его свеча упала на пол, повалив за собой еще одну. Я помог ему поставить все на свои места, и начал молиться, слушая пение хора, чтение священника, глядя на большое распятье, расположенное над входом в иконостас. Вот истинный образ человека, думал я, разглядывая лица святых на иконах, такими нас и видит Господь. Если мы сподобимся такой чистоты и святости, то непременно ощутим себя настоящими людьми. Внутри нас как бы загорится светильник и тогда, что бы мы ни делали, куда бы ни смотрели, все будет светло. 
   Выходя из собора, Александр разговорился с женщиной просящей милостыню. Он поздравил ее с рождеством, сказал несколько слов о Христе.
 - Бога не хватит на все наши грехи, - сказала ему женщина, - и нам с вами не замолить грехов наших даже за всю жизнь.
 - Вы согласны с ней? – спросил я Александра, когда мы спустились по ступенькам. Он что-то ответил, или, скорее, ушел от ответа.
   После церкви мы зашли в продуктовый магазин. Я сказал Александру, что он может выбрать себе продукты на определенную сумму, попросил его не отказываться. Глядя на цены, Александр тяжело вздыхал и говорил, что это очень дорого, цены действительно были выше обычных. Одна продавщица, не скрываясь, следила за нами. На Александра косились все: покупатели, охранники, контролеры.
   Когда у кассы я помогал Александру сложить все покупки в пакет, он снял свою смешную шапочку и, вытирая лысину, произнес:
 - Я аж вспотел от стыда.
 - Чего вы стыдитесь, - спросил я.
 - Тебе этого не понять, - сказал он, - ты для меня много сделал…
Мне показалось, что он недоговорил, или сказал не совсем то, что хотел. Возможно, он заговорил об этом позже, когда провожал меня до метро. Вечерний Московский проспект переливался, играл электрическими огнями, машины возникали из тумана и проносились мимо нас. Александр продолжал свое бесконечное повествование-размышление, спасавшее нас от напряженного молчания двух малознакомых людей.
 - И вот шагаешь по улице, обычный российский бомж, а люди, идущие навстречу, как бы обходят тебя стороной. Наркоманы же, наоборот, прут стеной, безбашенные, обколотые! По утряне идешь, когда народу почти нет, один из них разгоняется – и ногой! И летишь прямо на проезжую часть!! Захочешь помыться, придешь в баню, а там требуют справку, нет ли вшей?! Притащишься в «кормушку» на Обводном, чтобы поесть. Там могут дать что-нибудь съедобное. Медик там присутствует, осматривает, обнюхивает тебя, а иной раз перегар держится три дня, и так дискомфортно от всего этого становится! А ночью бывает, лежишь и думаешь, не пойти ли работать к колобайцам, то есть национальным меньшинствам, чуркам, одним словом, и так все это надоедает иногда…
   Мне были понятны его чувства. Иногда город напоминает круги ада – нужно быть все время начеку – карманники, шарлатаны, проститутки, пьяницы, дети беженцев с протянутой рукой, попрошайки в метро, на улицах. Я вижу, как люди проходят мимо человека просящего милостыню, или лежащего посреди улицы, или стонущего от боли. Я вижу все это почти каждый день в городе святого Петра, который знал лично Спасителя. Говорил, что не предаст Его и все-таки предал, а потом вбежал в погребальную пещеру и увидел, что гроб пустой. Воскрес Иисус, сказали ангелы запыхавшемуся Петру, и женщина, стоявшая в храме, подхватила: «Иисус воскресе из мертвых смертью смерть поправ!» Пение ее проникало мне прямо в душу, а Петр строгий и серьезный смотрел на меня с большой иконы Свято-Троицкого собора. И тут хор запел: «Святый Божий, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас!» Я повторил это про себя, и мне стало немного легче.