Сказка о Красавице

СКАЗКА О КРАСАВИЦЕ
Первая редакция

Разными дорогами находят люди своё счастье, но пути всегда тернисты. И если ты действительно будешь идти к счастью, то получишь его. Может быть, тебе поможет эта история.

Давным-давно среди лесов стояла деревня. Не так чтоб большая, но и не крохотная. Люди в ней жили неплохие. Любили, правда, почесать языками за кружкой доброго эля да иногда ругнуться недобрым словом у кого-нибудь за спиной – но ведь так повсюду и со всеми бывает.
Времена были дикие, но государство жило спокойно: бедноте на горло не наступали, а по ночным лесам почти не было убийств.
Пришельцев в тех краях было немного, да их и недолюбливали местные. В редких случаях дело доходило до кровавых стычек. А уж если чужак посягал на что-то, принадлежащее деревенским, например, хотел взять в жёны девушку, такое желание могло закончиться расправой над ним. То, что иноземец может оказаться порядочным человеком, в расчёт не бралось. Однако бывали исключения: случилось это в тяжёлую годину, когда в пограничных с государством странах было неспокойно.
Двое пришельцев посетили тогда наши края, зная, что в наших местах не любят незнакомцев. Но селяне приняли их – юных мужа и жену, - потому что им больше некуда было идти.
У нас они полюбились всем и сразу. Невозможно было не влюбиться в это сочетание – и дерзкое, и патриархальное одновременно. Они любили работать, они любили людей – всё живое отвечало им взаимностью. Уважали их тоже, но не за это. Самое удивительное состояло в их безусловной преданности. Они были верны друг другу и чувствовали себя вместе всегда, даже когда бывали порознь.
Наши болтали об испытаниях, в которых родилась эта пара. Что-то об усобицах промеж жителей одного государства. Что-то о разбитых семьях, о голоде и болезнях… Но точно никто ничего не знал, и так и не узнал: ведь эти двое никогда не говорили о трудностях, предпочитали о них не думать и быть насквозь солнечными людьми. И, судя по тому, что им это удавалось, позади у них остались действительно серьёзные испытания.
В нашей деревне жениться полагалось, когда молодым исполняется по двадцати одному году, а этим… им ещё и семнадцати не было, когда они пришли в наш благословенный край погорельцами.
Выстроились. Домик встал на краю поселения, по соседству с церковью и рядом с дорогой. Когда молодой исполнился двадцать один, они зачали ребёнка
На свет появилась хорошенькая девочка с тёмными кудрями и светло-карими мечтательными глазами. Девочку назвали Бэлла. Росла она отчасти так же, как и другие дети: с охотой принимала участие в весёлых сборищах детей со всей округи. Но чаще всего просто наблюдала, да и не смеялась над каждой шуткой, но по большей части как бы украдкой улыбалась.
Как только выдавалась свободная минутка, семья собиралась вместе – они любили совершать долгие прогулки на природу. С младенчества Бэлла запомнила одну из таких прогулок: на западе багровел закат и загадочно темнели горы. Что за ними – не знал никто. А Бэлле хотелось знать. Девочка перевела взгляд вверх: огромные звёзды светились над её головой. Эту прогулку она запомнила навсегда.
Так протекли восемь первых, счастливых лет жизни Бэллы. В их доме бывали гости, даже редкие проходящие мимо путники из далёких краёв, если и осмеливались посещать деревню, то останавливались у родителей Бэллы: только тогда они могли не опасаться плохого отношения поселян. Девочка впитывала в себя предания и рассказы странников и в результате знала больше старинных легенд, чем все жители деревни.
Но как в наши времена, так и в те - мир и спокойствие не могли существовать долго. Грянула война за разделение границ между двумя странами. Мирные крестьяне шли умирать за своих сеньоров. Почти всё мужское население небольшого плодородного края призвали вступить в ряды армии вместо убитых наёмников. Все надеялись на лучшее, но спустя полтора года мало кто вернулся живым. В военный поход ушел и отец Бэллы. Семья, сама того не желая, раскололась надвое.
Обе женщины – большая и маленькая – часто выходили на дорогу посмотреть, не едет ли какая-нибудь повозка с весточкой с поля боя. Домик стоял на отшибе деревни, а потому от их калитки сразу виден был тракт, ведущий из ближайшего города. Письма приходили нечасто, иногда читать приходилось вслух всем сельчанам: грамотные люди встречались тогда редко.
Но… раз от раза, от месяца к месяцу письма стали приходить всё реже и реже, а через год и вовсе прекратились. Спустя еще полгода в деревню явился посланник со скорбной вестью. Оказалось, что с отцом Бэллы они сражались в каждой новой битве плечом к плечу, и лишь в последней из них он не уберёг товарища. Умирая, Бэллин отец завещал ему жениться на матери девочки, что и осуществилось вскоре. Улыбчивый и работящий чужак стал мужем и новой поддержкой матери Бэллы. «Выскочила замуж, даже не сняв траур», - перешёптывались за их спиной односельчане. Покачивали головой. Они терпели присутствие чужака, наверное, из-за того, что в селеньях поблизости стало не хватать мужчин, так что простой люд объединился и помогал друг другу всей общиной по хозяйству. Несмотря на сочувствие и даже любовь своей новой опоры, мать Бэллы не переставала чувствовать саднящую боль в сердце. Угрюмой и мрачной она стала внезапно в последние два года жизни. Испытывая непрестанную боль в груди, она тяжко заболела и, в конце концов, умерла от своей меланхолии и щемящего чувства тоски.
…После её смерти Бэлла с отчимом сильно горевали. Вся деревня сочувствовала им. Но всё-таки надо было жить дальше. Понемногу, наконец, они стали оправляться и от этого удара судьбы. Во многом им сначала помогли соседи. Отчим, ловкий и сильный, вскоре сам научился заправлять хозяйством, но его «не тянуло к земле», работа была ему в тягость. Однако через некоторое время дела совсем наладились, и жизнь потянулась вереницей дней, похожих друг на друга. Свободное время Белла проводила в компании приятелей-сверстников и росла «в общей куче». К тому времени, как ей исполнилось 17, она превратилась в красивую стройную девушку. С недавнего времени она стала подолгу пропадать в лесу. Общество её подруг и приятелей тяготило её (так повелось с детства), и она всегда норовила ускользнуть от них, не вызывая подозрений. Сельские кумушки объясняли странность Бэллы возрастом и романтическими наклонностями. Со временем, приходя с прогулок, она становилась грустно-задумчивой и загадочно улыбалась, как человек, что-то про себя решивший. Прошёл год, и в деревню из города приехал пожилой джентльмен лет шестидесяти пяти, мелкий дворянин и крупный торговец, давно овдовевший и отошедший от дел. У него были дети лет 35-40 и внуки, навещавшие его очень редко, раздражаясь папашей, отчего старичок подолгу грустил. В конце концов, ему это надоело, и он решил жениться на скромной, доброй девушке, которая ухаживала бы за ним и любила бы его хоть немного. Прежде он такой не находил, но Бэлла показалась ему подходящей невестой. Хотя после объяснения наедине всем объявили, что свадьбы не будет, старичок, хихикая, сказал, что время от времени будет гостить. На дорогу несостоявшиеся жених и невеста зашли в церковь помолиться, а затем джентльмен уехал. Пропала куда-то и Бэлла. Соседи не видели затворницу по целым дням, а в редкие моменты появления её на людях глаза её светились невиданной доселе радостью. Говорили, что она «тронулась», но, взглянув её в глаза, понимали, что это не так. Многие тогда предлагали ей руку и сердце, но она отвечала отказом. Так прошло года три. Что-то случилось, и огонёк в её глазах стал гаснуть. Она становилась всё серьёзнее и грустнее. Полагали, что она всё-таки решила выйти замуж за старика. На венчание местные жители не пришли: в церкви собралась только горстка людей, кто-то из близких новобрачного. Соседи сочувствовали. Сразу после выхода из церкви Белла и старик уехали в город, а отчим, собрав вещи и заколотив дом, возвратился на родину, чему был крайне рад и обещал слать письма.
Через несколько месяцев у Бэллы родилась дочь. Бэлла-младшая была точно ангел: большие ярко-голубые глаза были милы, как две незабудки, сотни коротких белокуро-золотистых струек сбегали с головы; нежный румянец оттенял щёки. Девочка обладала весёлым и резвым характером, но была скромна. Невозможно было представить, чтобы на земле мог родиться человек прекраснее неё. Её церковное имя было Катарина, но домашнее, как у матери, - Бэлла. Имя ей оказалось не нужно и вскоре забылось, ибо со временем люди стали называть её Красавицей, и это прозвище закрепилось за ней на всю жизнь, словно она никогда не знала другого…
***
… Городок был небольшой, но по-деловому взбалмошный, торговый. Причём жили тут и ремесленники со средним достатком, и «малоимущие» (безземельные) дворяне, и даже кое-кто из крестьян обитал на самой окраине.
Дом наших знакомых стоял в отдалении от других, с краю, насколько возможно ближе к лесу. Но, выйдя из него и проплутав с полчаса по узким улочкам, можно было попасть на центральную площадь в здание, где находился муниципальный совет.
Семья предпочитала жить в уединении; лишь изредка они ездили на какой-нибудь званый вечер с танцами и потугами на светский лоск или приглашали отужинать соседей. Раз месяца в два приходил поверенный по делам старика, сообщал что-то своему патрону и снова исчезал. У них не было даже слуг: Бэлла с улыбкой говорила, что они им не нужны. Похоже, им вообще никто не был нужен. Всех их троих – пожилого джентльмена, Бэллу и маленькую Красавицу – объединяла очень тесная и нежная дружба. Они были друг на друга чем-то необъяснимо, разительно похожи. А у старика и его дочери было до странности схожие голубые глаза: они будто бы выражали одно и то же. Хоть, конечно, глава семейства вовсе не был прекрасен по сравнению с Красавицей. А она уже в нежном возрасте обнаружила в себе такую ласковую снисходительность к заискивающим комплиментам, которые люди непременно говорили ей при встрече, что, став старше, она с полным равнодушием стала относиться к лести и похвалам внешности. Да и одухотворенная красота её  казалась выше любых комплиментов.
Она была ребёнком ласковым, сообразительным и некапризным. Таких изредка посылает небо на землю – чтобы родители радовались, думала Бэлла. Можно было отдыхать от забот в тёплой обстановке, окружавшей её, растворяться без остатка в искренней улыбке, на которую невозможно было не ответить, став на миг таким же мягким и добрым.
Такими были все трое. Они жили, радуясь друг другу и уюту. Каждый день, если позволяло здоровье старика, утром и после обеда, они совершали длинные прогулки. Небеса, поляны, деревья, ручьи во всякую погоду манили и очаровывали их. Природа притягивала их сокровенной красотой, которой наслаждались только они, потому что умели видеть. Они открывали ей свои души, отдыхая на её лоне. В светлом настроении проходили дни, месяцы, месяцы…
***
… С течением времени прогулки становились всё короче по времени и пути. В последние годы здоровье пожилого джентльмена начало сдавать. Всё реже выходила семья на прогулки и в город. Далеко не всегда можно было заметить их даже в церкви по воскресеньям. Большую часть времени проводили они теперь в саду вокруг дома. Красавице было четыре года. Казалось, ей отдавала, умирая осенью, все жизненные соки сама природа. Потому-то девочка, наверное, и была так хороша. С недавних пор пробуждающееся сознание ребёнка стали занимать горы, чьи склоны высились где-то далеко на северо-западе, так что из городка были видны лишь их вершины, окутанные сиреневой дымкой. Таинственными казались они ей, а за ними, чувствовала девочка, было что-то очень хорошее, необыкновенное, волшебное, скрытое от любопытных взглядов. Как бы то ни было, горы были слишком недоступны для неё – так думала она в минуты одиночества, которые бывали редко. Маленькая Красавица всё время стремилась помогать матери и отцу.
Так прошло ещё два года. Однажды – это было студёным январским вечером – Красавица зашла в кабинет старика (неясное свечение камина было видно через дверную щель) и увидела, как тот при светильнике, согнувшись над столом и горько вздыхая, что-то медленно пишет дрожащей рукой. Услышав шаги, он обернулся, и слеза блеснула на его щеке. «Моя милая!» - только и смог сказать он.
Через неделю он умер. Страшный удар в который раз был нанесён Бэлле её несчастной судьбой. Вначале ей казалось, что само сердце её состарилось и дало трещину. Многие  поняли наконец, что покойный был ей гораздо ближе, чем полагала молва. Заботливый, понимающий друг, он был одним из немногих людей в жизни, что были ей действительно родными – не по крови, а по духу. Она плакала, стараясь не показывать своей слабости Красавице. Та понимала, что никогда в жизни больше его не увидит, но ей не было из-за этого горько; её душа не принимала смерти. Она подолгу сидела, задумавшись над чем-то, и взгляд её уходил далеко. Она грустила, но грусть эта была светлой. Она сказала Бэлле: «Я не могу плакать. Не умею. Ты не научила меня. Спасибо тебе за это». Действительно, этот странный ребёнок никогда в своей жизни не проронил ни слезинки, разве что случайно ночью, во сне. Суеверные люди видели в этом признак особой силы, твёрдой воли, меняющей людей, с которыми она соприкасалась.
Так или иначе, Бэлла и Красавица были гибкими ивами во время порывов ураганного ветра: гнулись, не ломаясь. Бэлла чувствовала, что прочные нити, привязывающие её к жизни, порвутся ещё очень нескоро. Не хотелось сидеть сложа руки, и надо было решать, каким образом существовать дальше. Впрочем, печальное спокойствие длилось недолго. На третий день после похорон вскрыли завещание покойного. Огромная доля наследства должна была достаться Красавице и её матери, а остальное старик велел разделить на равные части для каждого из детей и внуков. Богатство оказалось очень большим по меркам городка, но удивительное дело: старику его капитал вовсе не был нужен, он не забыл о деньгах только потому, что хотел и после земной жизни остаться полезным родным ему людям. Но получилось совсем не так. На следующий день приехали две его дочери и три сына (все они были гораздо старше Бэллы). Жадность овладела ими при виде наследства. Красавица внушила им симпатию, да и Бэлла оказалась совсем не той корыстолюбивой женщиной, которую они себе представляли. Но они заявили, что отцу следовало разделить деньги по справедливости. Справедливость заключалась в том, чтобы дать Бэлле немного денег (несомненно, из милости) и отправить на родину с ближайшей почтой. У Бэллы не было сил и желания возражать. Она заявила лишь, что поживёт в этом доме ещё месяц, а потом навсегда уедет. Может быть, ей не нужно было большое богатство, а может, тут была и другая причина, известная до поры ей одной. Отсрочку она попросила не просто так. Когда она сидела, склонившись над бездыханным телом, то подхватила одну из тех инфекций, с которыми успешно боролся организм старика, пока тот был жив, но мёртвый – уже не мог сдерживать их. Местный лекарь, осмотрев Бэллу, сказал, что опасность жизни не угрожает, но последствия болезни тяжелы для женского самолюбия. Две недели Бэлла лежала в горячке. Дочери старика ухаживали за ней, хоть и неохотно, а Красавица при всяком случае сидела у постели матери, пытаясь облегчить её страдания и обмануть головную боль удивительными сказками собственного сочинения. Между тем, случилось так, что лицо и шея Бэллы покрылись сплошь огромными красными волдырями. Когда они прошли, на их месте, увы, появились большие рябые пятна, обезобразившие лицо Бэллы. Она – на удивление – не посчитала это очередным своим несчастьем или же вообще чем-то важным. Через неделю, крепко став на ноги, она решила уехать. Доктор на прощание сообщил, что оспины пройдут, но через очень долгое время. Теперь же он советовал ей отдохнуть и заняться любимым делом. Расставшись  в мире с родными старика, Бэлла и Красавица отправились в деревню – навстречу будущему. Бэлла сомневалась, примут ли её теперь как родную соседи, знакомые, друзья детства.
***
На грязной и старой скрипучей телеге прибыли они домой поздним утром теплого июньского дня. Повозка с двумя маленькими женщинами въехала во двор крайнего дома деревни. Дом стоял с заколоченными ставнями, оставленный хозяевами до неких лучших времен, которые наступали сегодня. А вот огород не простаивал, и поле тоже было засеяно злаками. Но удивительным Бэлле, разумеется, показалось не это. У ворот заброшенной «усадьбы» их ждали. Толпа величиной во все население деревни. Их приветствовали свистом и ворчливым бормотанием. Бэлла поздоровалась со старыми соседями. Вопросы посыпались, как из дырявого мешка.
- Ну и как тебе там в городе жилось?
- Небось, не лучше, чем у нас. Несладко пришлось, иначе б назад не вернулась!
- Ну да, а у нас бают, жила сносно, да и бедствовать не бедствовали.
- А с лицом-то, с лицом-то что, Бэлла?
Селяне с любопытством разглядывали со всех сторон свою товарку, молодую женщину со странной судьбой. Она потеряла всех родных, но выбрала опорой не крепкого и улыбчивого деревенского парня: оторвалась от корней и уехала за седовласым чужаком в город. И что нашла она в этом городе? Верно, ничего хорошего, оттого и вернулась, - хором подумали селяне.
За несколько лет праздной жизни Бэлла не стала белоручкой. Мрачная и твердая не от хорошей жизни, похожая больше на высокую мраморную статую, чем на живую женщину, Бэлла обняла друзей детства, представила собравшимся маленькую Красавицу и решительно толкнула калитку. Толпа, возбужденно гудя, разбрелась по домам. Некоторые вскоре снова подтянулись к скромному домику Бэллы, неся с собой съестные припасы.
По поводу возвращения Бэллы и прибавления в рядах местных жителей новой, интересующейся всем поселянки, было устроено маленькое пиршество, продлившееся час.
Наконец все гости разошлись. Бэлла вышла на веранду позади дома, чтоб увидеть памятное сердцу место. Ирговая аллея, а в ней верхушками деревьев чуть слышно шелестит ветер. Бэлла облегчённо вздохнула. Ну, вот я и дома.
После обеда они с Красавицей принялись за приборку.
***
Бэлла работала, истово и упорно, день за днём, восстанавливая хозяйство. Была она в то время самой молодой вдовой в деревне. Поглядывая через плетень, соседи нередко могли видеть, как Бэлла ухаживает за огородом и садом. Вопреки заведённому порядку, в моменты работы на земле она надевала штаны вместо платья. Селяне, поворчав с месяц, простили ей это чудачество.
По хозяйству ей помогали всей общиной. Частенько вечерами кто-нибудь из мужчин (селяне даже установили поочередный порядок) заходил починить что-нибудь из мебели или вскопать грядки, требуя за то лишь непритязательный ужин. Бэлла удивлялась такому отношению к себе поселян, ведь она всегда была отстранённой. И в их глазах должна была быть беглянкой, уехавшей в город искать легкой жизни. Но нет. Именно здесь она была своей. И, как бы ей трудно ни жилось, она всегда знала, что находится дома. Что её кормит земля под ногами, её родная земля. И эти люди – помогающие жить. (Бэлла даже не могла допустить мысли, что у поселян есть веские причины её любить – благодаря её доброте, женственности и трудолюбию. Во все дни своей жизни она так и не узнала этого секрета).
Впрочем, в сытые годы они вдвоем с Красавицей не бедствовали. Бэлла – неутомимо и неуклонно – всегда бывала там, где требовалась помощь. Когда требовалось выткать большой кусок материи, выполнить для кого-то рукоделие, накрыть стол к празднику на всю общину или же вылечить от хвори детей и скотину – Бэлла всегда была рядом и взваливала на себя кучу обязанностей, так что другим такая ответственность показалась бы не по зубам. Казалось, на лице её было написано, что она делает это просто так, не требуя выгоды, но и не из высоких побуждений, а как бы – чтобы не заскучать. Редкие злые языки в минуты раздражения говаривали, что эта готовность всем услужить происходит оттого, что гордой молодой женщине не повезло со своей семьёй. И вот если бы на их – на их! - шее не было брачного ярма, то уж они бы… постарались бы ещё больше сделать для родной деревни.
На все пересуды да грубые утверждения вроде «нет мужика» Бэлла лишь презрительно пожимала плечами. А все попытки сельчан сосватать её ещё раз не замечала или пресекала мягко, но решительно.
***
Бэлла-младшая, имевшая маленький круг знакомств в городе, меж тем освоилась. Все ребята деревни, больше того – весь люд от мала до велика – стали её приятелями. Хотя незаметно было, чтобы кого-то она выделяла в особенно близкие друзья. Она частенько ходила и на сборы детворы за деревней, где летом стояли скирды сена. Совершено несложно было увидеть её и у тетушки Айны, жены местного кузнеца. Красавица помогала ей лепить вкусное домашнее печенье, славившееся за пределами деревни, и неизвестно, кто из этих двоих кого мог заболтать в споре о разных интересных пустяках. И к мельнику, что жил отшельником за рекой, любила приходить она. Хоть мать девочки все и почитали не в меру серьёзной и строгой совсем не по-женски, но никому и в голову не приходило считать Бэллу угрюмой и сторонящейся людей, как думала о себе она сама. Не считали так, потому что в деревне был чудак Мельник, который далеко затмил Бэллу в умении скрывать себя ото всех. Ветряная мельница стояла на другом конце деревни, поодаль от домов, на краю поля у поймы мелкой речушки, что также помогало отшельничеству Мельника. Ворчал он по любому поводу в редкие моменты, когда его замечали на людях, и вечно предсказывал долженствующие обрушиться на деревню неисчислимые беды. К его выражениям все давно привыкли и смеялись прямо ему в лицо, выслушивая бормотание про очередной конец света и падение небес на землю. Мельник не был женат, и самыми близкими ему существами были животные, обитавшие в его хлеву. Красавица одна среди людей деревни смогла найти дорогу к его сердцу, да так, что самого любимого питомца он подарил ей. А дело было так.
Собираясь на очередную ярмарку, которая проходила, конечно, не в ином месте, как только в городе, почтенный мукомол взял с собой, как иные берут породистую собаку, поросёнка Вилли, которого очень любил. Десятилетняя Красавица играла с хрюшкой, покуда на противоположной стороне улицы Мельник торговался, покупая для любимца небольшой мешок морковки. Вилли, заметив это, с визгом ринулся в предвкушении сладкого блюда. В это время мимо во весь опор проскакала карета с разгоряченными лошадьми. Красавица в последний момент успела ухватить глупое создание за задние ножки. В ответ на охи и сетования Мельника она лишь ослепительно улыбнулась. Тот решил, что за такое к себе отношение ему не трудно воздать девчушке самую большую награду, на которую был способен – отдать ей на воспитание и содержание Вилли. Таким образом и сложилось, что несколько лет подряд у Бэллы с Красавицей жил заблудившийся и отбившийся от стада поросенок, со временем выросший в изрядную свинью.
Вилли был так ленив, что Красавица не раз проделывала с ним фокус: привязав жесткую капустную кочерыжку к его пятачку, она щелкала пальцами в нужном направлении. Поросенок бежал в безнадежной попытке настигнуть ускользающую еду.
Бэлла не любила держать дома скотину. Даже молоко они покупали у соседей. А всё потому, что не могла из-за природной доброты своего характера причинить вреда живым существам. Посему мясную пищу они ели редко, а Вилли и вовсе, дабы не откормить на убой, Бэлла однажды ночью приоткрыла заднюю калитку, ведшую в лес, и отпустила его. Вилли с визгом помчался навстречу новой жизни, полной опасностей. Бэлла с облегчением вздохнула. Совесть оставалась чиста.
***
Ещё Красавица обучалась грамоте. Времена были тяжёлыми, тёмными и дремучими, и даже легенда о жизни Красавицы дошла до нас в виде изустного предания, и однако же, мы можем судить о том, что маленькая Красавица училась читать. Священник успел смениться за время пребывания семейства двух Бэлл в городе, и на место преставившегося патера приехал молодой, обучавшийся в университете где-то за тридевять земель отсюда святой отец. Прилежания непоседе Красавице за книжными занятиями, как ни странно, было не занимать, и уже к тринадцати годам прочитала она всё, что было в библиотеке церкви.
Надо сказать, что близость дома двух женщин – большой и маленькой – к церкви ничем не озаряла и не омрачала их жизнь. Только односельчане всегда переговаривались за спиной матери, что маленькая Красавица – ровно Божий ангелок. За Бэллой, кстати сказать, никто из прихожан не замечал особенного религиозного стяжания, но наедине с собой Бэлла молилась молча, горячо и истово. Одна только Красавица знала, но не мучила мать вопросами о том, почему та часто не спит по ночам и смотрит в окно на звёзды...
***
Пока Красавица оставалась ребёнком, жизнь её и всей деревни шла по четко отлаженному круговороту жизни, созданному самой природой. Все дела: тяжкий земельный труд, прочая работа, быт, а также разные игры и забавы - были четко разграничены по сезонам года. Крестьяне просто следовали год от года намеченному однажды кем-то и удобному для них распорядку.
…Зима была поистине отдыхом и праздником для крестьян, но только тогда, когда они снимали с земель богатый урожай и могли не бояться истощения припасов к исходу февраля.
Молодёжь забавлялась игрой в снежки, а также «коньками» - так местные называли привязанные к ногам полозья, на которых катались все от мала до велика на заледенелом озере. Хохочущие фигурки наверху, съезжали по блистающей белой дорожке, превращаясь книзу в большой снежный ком. Тонкие брызги тающих снежинок забивали рот и нос.
Охота на диких зверей была привилегией всех сезонов года, но всеобщим делом она становилась зимой. Собираясь небольшими отрядами, селяне вставали на лыжи и, держа за плечами лук и стрелы, а за поясом – нож, уходили в леса испытать свою ловкость и удачу.
Весной звенела капель, журчание ручьев слышно было отовсюду, куда ни пойдешь. Не только дикие звери, но и люди начинали активней шевелиться и всё чаще вылезать из своих жилищ, а спать – всё меньше. Весной наступала пора новых влюблённостей и посевной.
Когда наступало лето, то жаркое, то прохладное, селяне затягивали потуже пояса – знак того, что страда заставляла их работать от зари до зари. Развлечений на ту пору приходилось мало, зато стояла чудесная погода. Крестьянам было не вздохнуть спокойно от того количества ярмарок, которые проводились обычно в соседнем городке, так что у некоторых лето проходило в постоянных разъездах.
Одними из ежедневных обычаев лета были купания в речке на дальнем краю деревни, где стояла мельница. Для парней и девушек время купания было разным, что не мешало обоим полам подсматривать друг за другом, удовлетворяя чувство прекрасного.
Осенью было немного жаль уходящего тепла. Кроны деревьев становились позолоченными, а из серебристых облаков почти непрерывно шёл дождь. Осенью начинали топиться бани и открывал двери деревенский кабак – для посетителей солидного возраста. Юноши и девушки с постоянного места сборищ - луга за деревней – начинали теперь до следующего лета кочевать по гостям, частенько устраивая посиделки. В этих вечерах было особое очарование. Молодые люди знали, что по истечении срока юности, когда создадут новые семьи, суета захлестнет их, и веселиться, не заботясь ни о чем, уже не будет возможности. Впрочем, не зная, как занять время, на вечерах частенько пили брагу, если только назавтра не ожидалось какого-нибудь светлого церковного праздника.
К сказанному стоит прибавить, что в забавах молодежи нередко и Красавица была заводилой; когда же требовалось, она уступала главную роль парням. Некоторые из её сверстников пытались к ней подступиться, хотя и с огорчением понимали, что эта девушка им не по зубам.
Имея отличный от матери вкус - Бэлле не хотелось идти туда, где шумно, -  Красавица, напротив, обладала весёлым, ровным характером и любила бывать на людях. Иначе ей было бы некуда деть свою огромную внутреннюю энергию, свет, если бы не было возможности отдавать его людям. Этого бодрого и непоседливого ребенка можно было застать по большей части в двух местах: там, где работали или - после трудов - там, где веселились. И никто не видел, чтобы она когда-нибудь бывала в плохом настроении.
С Красавицей любое действо превращалось в праздник. Будни сельчан были не серыми, а цветными. Годы летели за годами, привычные деревенские события сливались в калейдоскоп и сменяли друг друга снова и снова, без заминки.
***
Красавице минуло четырнадцать лет. К тому времени их край вновь уже год голодал из-за неурожая. По этой ли, или по какой другой причине, Красавица вытянулась в стройную тростинку, возле головы еще ярче засиял ореол светло-золотых волос, а на лице остались видны только глаза, огромные, глубокие, синие и выразительные.
Женихи из всех окрестных земель валом повалили в дом Бэллы. Каждый норовил показать себя. Некоторые пытались увезти Красавицу силой. Но тут-то и выяснилась главная особенность этой необыкновенной девушки: её обаяние действовало только по доброй воле, и все попытки увезти её с собой опечаленным женихам приходилось оставить.
Молодчики, совершенно разные по своей природе, пытались покорить её каждый на свой лад: верховой ездой или осанкой; красивыми усами или солидным брюшком, указывающим на зажиточный образ жизни; силой и ловкостью; высоким лбом и книжной ученостью. – Красавица не покупалась ни на что. Она даже назначила особый день для личного приема дорогих гостей, и с тех пор на их с Бэллой входной двери можно было увидеть зелёную табличку с вырезанной на ней надписью: «Принимаю по вторникам».
С каждым она разговаривала поодиночке, и почти всегда вдруг выяснялось, что у них в сердце ещё кто-то есть. Многих она сумела заставить вернуться к покинутым любимым. Многих смогла вдохновить на то, чтобы забыть о собственном эгоизме и распахнуть глаза навстречу разноцветному миру. Так, получали от неё женихи совсем не то, что искали, но и без «подарка» не оставались: Красавица прослыла местным мудрецом, и с тех пор наплыв народа к ней больше был похож на паломничество. Советы она давала далеко не всегда, отвечая уклончиво. Но, только лишь посмотрев в удивительные спокойные, ясные и весёлые васильковые глаза этой девушки, мужчины переставали страдать и, спустя недолгое время, видели яснее своё призвание и цель.
***
Юный Кузнец ступил на дорожку, за его спиной мягко хлопнула дверь небольшого уютного деревянного дома. Он направлялся по дороге на поляну за речкой – любимое место сборищ молодёжи деревни.
Как его назвали при рождении, никто уже не помнил, ведь, несмотря на то, что этому парню было всего шестнадцать, ему удалось достичь значительных успехов в деле ковки и литья, хотя его душа и не принадлежала полностью наследственному ремеслу. Но, действительно, было немного странно, что его папаша, искусный в своем деле, имел прозвище Форстаг, а Кузнецом звали его первенца.
Кузнец был высокого роста и плечист, но жилист. Волосы имел короткие и тёмные, вьющиеся. Тёмно-карие глаза бусинками выстреливали из-под тонких бровей и чаще всего блестели интересом ко всему окружающему. Кузнецам, как водится, полагается иметь окладистую бороду, но у этого росла лишь короткая козлиная бородка с аккуратными усами, что вкупе с глазами придавало всему лицу вдумчивое и изысканное выражение.
Как-то раз – позавчера - он поехал на ярмарку в город, и там курьер передал ему письмо, пришедшее издалека. Все два дня у него совсем не было времени – заказы в кузницу приходили изо всех окрестных поселений. А сейчас было самое время прогуляться и отдохнуть. Когда он шёл по дороге к месту сборищ, то ещё не знал, что сейчас с ним произойдет небольшое событие, которое перевернёт всю его жизнь.
…Красавица стояла, опираясь спиной на изгородь. Кузнец уловил момент, когда она закончила разговаривать с кем-то из общих друзей детства, и взмахнул потрёпанной бумагой перед её носом.
- Что это? – сверкнув улыбкой, спросила она.
- Письмо от сводного дедушки!
- От кого-о?
- Ну… От отчима Бэллы!
- Ах, как смешно ты его называешь, Кузнец! Но дай же мне его сюда скорее!
- А ты сначала догони! – прокричал он, убегая по узенькой тропинке в лес. Красавица, запыхавшись, так и не смогла бы его догнать, но… Минуты через две Кузнец остановился и торжественно подал ей конверт. Красавица сорвала печать и, приняв серьёзный вид, читала.
Отчим писал регулярно, только вот почта до них доходила очень редко. Было ясно, что некоторые послания из семейной переписки оказались затеряны в разделяющем их пространстве.
Прогуляли они по окрестным лесам до вечера, и лишь опомнившись от сгустившихся сумерек, Кузнец заботливо проводил живой символ красоты земной и небесной, принадлежавший их деревне, домой. С той поры Красавица с Кузнецом и не заметили, как подружились и стали приятелями не-разлей-вода. Правда, до поры до времени общение их было скорее светским.
***
Женихов год за годом становилось всё больше, включая даже самых подозрительных бродяг и самых сиятельных герцогов. Заморские принцы, чертыхаясь, гнали коней по корявым и скользким лесным дорогам в снег и в зной. Тут нам надо прибавить, что имён их история не сохранила. Ни одного.
Из-за огромного потока гостей, хлынувшего через деревню, Красавице пришло на ум проводить каждую неделю праздники для гостей, чтобы хоть как-то выровнять процветающие разброд и шатание. При всей своей нелюбви к чужеземцам совет селян с радостью поддержал это предложение. После рабочего дня по субботам селяне стекались к поляне сбора молодёжи за деревней, где уже поджидали их новые странники. Почти всегда находились среди них настоящие певцы, возившие с собой музыкальные инструменты. Так устраивался вечер музыки и танцев, на котором каждый показывал себя кто во что горазд. Некоторых представителей рода человеческого хватало лишь на конкурсы по распитию эля в бочках, а после – на размахивание руками и дёрганье ногами, а также на выкрики, подобные рёву диких животных. Встречались, однако, в этом обществе, как бриллианты среди простых камешков, и настоящие гении своего дела. Здесь-то и оказалось, что у Бэллы есть свои козыри в колоде. Красавице не передалось «по наследству» это её преимущество: Бэлла обладала замечательным голосом, нежным и гибким. Селянам было так по душе ее пение, что ни с одного народного праздника Бэллу не отпускали, пока слушатели, хмелея, не переставали троекратно требовать повторения. Голос ее, как ни странно, трогал больше всего, когда она напевала самые незатейливые народные песенки про любовь.
…Видя такие замечательно проходящие будни, путешественники не спешили уезжать. И селянам, у которых останавливались постояльцы якобы на пару дней, приходилось чуть ли не выгонять их взашей. Иначе процветающее селение, каким оно стало за годы пребывания в нем Красавицы, разрослось бы до размеров торгового города. Чего вовсе не хотелось его жителям.
***
…Между тем, по ночным лесам бродили разбойники. Сельские кумушки, да и их мужья, только головами покачивали, как это Бэлла не боится жить на отшибе, на самом краю деревни. И в самом деле, в то время как Красавица убегала на весёлые вечерние посиделки, Бэлла порою оставалась дома одна, под предлогом какого-нибудь рукоделия. Отмахивалась от беспокойства соседей тем, что выстроен её дом неподалеку от храма Божьего. Впрочем, на такой аргумент те в ответ только головами качали. И готовились, между прочим, принять на себя такое хлопотливое дело, как охрана дорогого их сердцу живого символа их благополучия – от посягательств. К тому же, и времена были довольно вольные, так что всеобщим девизом стало: кто силен – тот и прав. Буква закона или слово знатного пэра ничего не решали. Каждый сам охранял свои богатства, как мог. А духовные богатства и вовсе можно было уберечь только благочестием и мудрым укладом жизни, так что люди начинали тебя уважать. Так было в том числе и с Красавицей. Однако и здесь имелись исключения. И, как бы на всякий случай, в кузне хранился запас доспехов и прочий боевой арсенал…
А случаи бывали всякие. В одну лихую годину три влиятельных господаря пытались поджечь деревню и уволочь пленницу силой. И даже доброты самой Красавицы не хватило, чтобы защитить себя от нападок. Селяне кинулись на защиту, и почти все были тяжело ранены в ту пору, когда из города подоспел отряд стражников, неравный злодеям по силе, и, почувствовав решительную контратаку, господари поспешно отступили. Больше о них местные жители ничего не слыхали.
***
Конечно, кажущаяся беззащитность девушки могла пробудить дремавшие дурные побуждения в особенно гадких и преступных натурах. Однако чаще всего её прямота покоряла людей и одним ловким движением вызывала на откровенность.
При такой лучезарной красоте и немыслимом обаянии оставалось только удивляться, что у Красавицы совершенно нет желания пользоваться своими преимуществами. Хотя злой язык и мог бы сказать, что за белозубую улыбку девушка получала и расположение селян, и материальные ценности – например, занесёт сосед после снятия урожая нашим необычным крестьянкам мешок репы, или подкинет богато украшенный перстень широкой души поклонник.
Красавице, однако, не нужно было ни сплетен о себе, ни богатых украшений. Она была со всеми вместе – средоточие живого и тёплого человеческого общения. Поговорив с ней или даже просто перемигнувшись, обменявшись улыбками, люди чувствовали себя причастными ко всему человечеству разом. В такие мгновения люди открывали в себе порывы безудержного счастья, ослепительного, как вспышка. В этом состояло обаяние Красавицы. Будучи прекраснейшей внешне, она объединила все человечество в общении друг с другом.
***
Красавица, как известно, не умела плакать. Поэтому Кузнец однажды очень удивился, увидев её сидящей на пригорке, в одиночестве. Взгляд был полон тоски, а плечи опущены. Вся она выглядела усталой и измученной. Прошелестела трава под ногами; он осторожно подошел. Красавица подняла на него глаза и отвела их в сторону - отстранённо.
"Что с тобой?" - Кузнецу было любопытно.
"Просто, когда мне грустно, - отвечала она, - я стараюсь скрыться от всех и излить свою печаль в одиночестве. Для этого мне немного надо, милый друг, - просто набраться новых сил, - Красавица объясняла просто. Прищурилась и чуть улыбнулась. - Ведь уныние - смертный грех, правда, Кузнец? Поэтому я и не плачу. В знак уважения кузнец склонил голову, повернулся и ушел.
…А плакать было из-за чего.
Пропуская мимо себя обилие внимания к ней, Красавица не влюблялась до тех пор, пока ей не минуло шестнадцать. И тогда произошла грустная история, которая причинила ей много горя, но развязка истории впоследствии показала ей правильный путь.
Самым тёмным из женихов стал тот, кому она отдала свое сердце, но ошиблась. Легкомысленный и несерьёзный, как весенний ветерок, освежающий, но не дающий тепла. Юноша забрел в их деревню случайно. Его имени не то что не сохранилось – его не знали вовсе.. Это был лениво-изящный молодой человек небольшого роста, с аристократическими манерами, с маленькими руками и пренебрежением ко всему на лице.
…Спустя всего лишь три месяца Красавица ему надоела (это был единственный человек за всю ее жизнь, который о ней отозвался так, ибо надоесть она никому ну просто не могла). Как раз кстати, мимо деревни проходил цыганский табор, который остановился неподалеку, соблазняя юного дворянчика. Он увлекся цыганкой и располнел, ушел вслед за табором, пьяный и полный той особой молодецкой удали и разухабистости, которая бывает обыкновенно у таких людей.
О том, что Красавица переживала из-за этой неудавшейся и некрасивой связи, судачила вся деревня. Но о том, что ей в действительности пришлось пережить, не знал никто. Ведь в эти тяжелые месяцы отвыкания от душевной грязи Красавица почти не занималась заботами и нуждами своего маленького общества. Тяжёлые моменты жизни она, по своему твёрдому правилу, впитанному с молоком матери, мужественно переносила в одиночестве.
И, как бы в награду за перенесённые мучения, когда она наконец открыла свои глаза окружающему миру и вновь смогла улыбнуться, она поняла, что обладает поистине сокровищем, которое припрятано прямо у нее под боком: итак, как мы уже и говорили, Красавице и Кузнецу шел восемнадцатый год, когда они окончательно подружились и стали не-разлей-вода.
Ей не нужно было особенно стремиться к нему: он всё время бывал рядом. И вот однажды ей, наконец, открылось то, что должно было неизбежно случиться. И, когда страсти в душе остыли, Кузнец, так сочувствовавший подруге в беде, уважавший её страдающее одиночество, ничего не мог поделать с ним и просто молча наблюдал. Но ты, мой слушатель, разумеется, знаешь, как часто жалость, посеянная в душе, дает всходы совсем иной природы…
С Кузнецом произошло то, что и происходит неизбежно с молодыми людьми в таких случаях. Подождав, покуда Красавица отвыкнет от своих прежних переживаний – не раньше и не позже, - Кузнец рассказал ей о том чувстве, что вот уже полгода жгло ему душу и в то же время наполняло счастьем всё его существо. Столь резкий поворот событий так испугал Красавицу, привыкшую несколько легкомысленно порхать, ни к чему и ни к кому не привязываясь, кроме Бэллы, что она почувствовала себя обманутой лучшим другом и сказала, что не может больше из-за этого его видеть. Поставив условием не попадаться ей на глаза, Красавица попросила Кузнеца терпеливо ждать её решения до тех пор, пока сама не подойдет к нему и обо всём не скажет…
Добровольная «разлука» затягивалась: Кузнец даже по временам начинал испытывать уныние (за которое ему было стыдно), и это уныние было ему в тягость. В ту пору он все больше работал в кузне и с титаническим спокойствием ждал решения девушки.
…Каждым новым событием, каждой мыслью и каждым несовершённым поступком спешила она прежде поделиться с Кузнецом. Без того, чтобы поделиться с ним частью своей жизни, без него самого ей не хватало воздуха. Точнее, наоборот, это было похоже на ощущение полноты жизни, но бесцельной жизни. Как будто она набрала полные легкие воздуха и всё никак не могла его выдохнуть! Таковы были её чувства в жизни без Кузнеца в те два месяца, что они не общались.
И вот раз, на исходе лета, на закате в поле, колосящемся пшеницей, они встретились после этого добровольного разлучения и... соединили свои руки. Красавица раскраснелась и была серьёзна, как никогда. Друзья дали торжественный обет служить друг другу и быть вместе - прожить вместе целую жизнь. Любовь их всегда была спокойной и ясной, как сосновый бор в тихую погоду. Взаимный энтузиазм подкреплялся общими мечтами и проектами, и их союз всегда выглядел со стороны немного ребяческим и больше похожим на самую крепкую и светлую дружбу. Красавица осталась довольна: душевный покой был восстановлен окончательно благодаря верному сердцу избранника.
***
Приглядевшись поближе еще до наступления жениховства к далекой и малознакомой прежде Бэлле, Кузнец был очарован её элегантным каменно-мрачным обаянием. Также он с удивлением обнаружил, что лицо её, по воспоминаниям детства не очень красивое, очистилось от оспин и стало лучиться той же красотой, что и у Бэллы-младшей.
Бэлла предпочитала не смотреть на своё отражение. Ей не хотелось видеть на лице безобразные отметины. Между тем, они проходили год от года. К тому времени, когда Красавица стала почти совсем взрослой, лицо её матери полностью очистилось от оспин и словно помолодело.
А жизнь в деревне шла своим чередом. Продолжали ездить женихи, для которых не было ничего нового, кроме кратковременной поддержки. Дни шли; сердце Красавицы теплело по отношению к суженому. Друзья решили подождать до 21 года, чтобы пожениться. Но на исходе года помолвки произошло одно событие, нарушившее ход вещей и планы.
***
Однажды поздним весенним утром Кузнец бродил по лесу, чтобы найти травы, которые не смогла найти Красавица, готовившая из них лекарство.
Я ждала тебя много лет,
Ты пришёл. Такой же, как прежде.
Мы храним наш ясный обет
Той любви, что живёт лишь между.
Между сердцем и сердцем нить
Не уйдёшь, наизусть я тебя читаю.-
В голове Кузнеца вертелись слова какой-то странной баллады, слышанной им от Бэллы. Может быть, стихи были плохими или он что-то перепутал, но общий смысл ему нравился, Кузнец был в хорошем расположении духа, и день обещал быть весёлым.
Он забрёл на незнакомую тропу. Уже близкими казались горы, чьи вершины чуть белели над верхушками деревьев.
Что-то мелькнуло меж стволов. Это была мужская фигура в тёмно-сером плаще из грубой шерсти. Человек оказался совсем рядом. Кузнец насторожился.
- Кто ты, добрый человек, и куда идёшь?
Незнакомец стал напротив него. Светло-пепельные кудри выбивались из-под капюшона.
- Меня нечего опасаться, добрый человек, - приветливо ответил он. – Я всего лишь усталый путник, и держу путь в ближайшую деревню. Я буду рад, если ты проводишь меня туда, ибо вижу – ты славный парень.
- Но я не вижу тебя, откройся, - возразил Кузнец.
Незнакомец откинул свой глубокий капюшон и улыбнулся. Он был красив. Ему было около пятидесяти лет. Он имел обветренное загорелое лицо, серо-голубые глаза и пепельные кудри до плеч. Кузнец готов был поклясться, что видел всё это где-то раньше.
Незнакомец был одного роста с Кузнецом. Атлетически сложенное тело, гармонично развитые мускулы. От левого виска через щеку шёл шрам: след меча, не иначе, - подумалось Кузнецу, - но шрам не портил это лицо, напротив, придавал ему то мужество, без которого оно показалось бы смазливым.
Они шли, беседуя. Странник – он назвал себя Валентином - рассказывал юноше, что творится во внешнем мире, за пределами гор и государств-соседей. Кузнец настолько забыл обо всём, слушая его, что стряхнул с себя чары Валентиновых медоточивых речей лишь на самых подступах к деревне. Тут Кузнец призадумался. Прежде чем познакомить воинственных селян с экзотическим гостем, привлекающим к себе гораздо большее внимание, нежели обычные женихи, он решил пока укрыть его от посторонних в доме будущей тещи.
– Я иду сейчас в лучший дом в этой деревне. Идём со мной, хозяйки примут тебя радушно!
Ответа вслух не последовало. «Скоро наступит предел серой пелене дождя двадцати лет моей жизни…».
Сердце путника глухо билось о грудную клетку. Разговаривая, они приблизились к заветной двери.
- Прекрасное место! Хотел бы я здесь жить, - проговорил Валентин, поглаживая дверь.
Отодвинув Кузнеца, незнакомец первым шагнул на порог дома. Из-за его спины Кузнец не мог ничего увидеть, он только услышал шум и короткий вскрик.
Красавица стояла посреди комнаты с сияющим лицом, раскрыв рот. Бледная Бэлла лежала на полу в обмороке. Незнакомец стоял перед ней неподвижно. Его колотила крупная дрожь. Он тяжело дышал и взглядом одержимого смотрел вниз…
- Ей надо помочь! – воскликнул Кузнец. Ради Бэллы  Кузнец готов был на всё. Заподозрив недоброе, он рванулся вперёд, но Красавица крепко схватила его за руку, развернула и увлекла за собой, прочь от дома.
- Я что-то ничего не пойму! Если этот обаятельный бродяга сделал больно твоей матери, то, клянусь всем святым, он ответит!
- С Бэллой всё будет хорошо, ибо всё плохое в её жизни уже случилось. Он не причинит ей зла, - запыхавшись, ответила Красавица.
Они бежали, пока не оказались на солнечной поляне в лесу. Красавица усадила любимого на поваленный ствол берёзы. Сев рядом, она взяла его руку в свою и начала рассказывать.
- Я расскажу тебе одну удивительную историю, и тебе будет не о чем спрашивать меня. На этот раз не легенда, нет. Интереснее легенды, ибо так сложилась жизнь. - Двадцать три года назад, когда моя мать была юной, она была такой же, какой ты ее знаешь сейчас, и все так же лишь одно объединяло её душу с другими обитателями деревни: уважение к добрым людям да подозрение к чужакам.
Бэлле только исполнилось семнадцать. Был уже пятый год, как они с отчимом потеряли её мать. Стараниями главы осиротевшего семейства маленькое хозяйство держалось крепко, так что, пока не нужно было всей общиной идти на совместные работы, у Бэллы оставалось ещё кое-какое время, чтоб прогуляться и побездельничать.
Деревенская молодежь часто собиралась вместе, и Бэлла иногда присоединялась к ним. Но часто она уходила бродить по хорошо знакомым окрестным лесам в одиночку, проводя там по два-три часа каждый день.
Однажды в июньский полдень Бэлла сидела у ручья. Что она тут забыла? Душа просила о чём-то, почти несбыточном в этом, таком реальном, мире. Бэлле было почти хорошо в этом зелёном островке леса. Здесь солнце пекло не сильно, не донимали комары… В общем, это был земной рай. Тишину ничто не нарушало уже полчаса, и она могла спокойно отдыхать, внимая запахам разноцветья и шуму верхушек деревьев. Что-то заскрипело издалека. Наступая на опавшие ветки, к опушке шёл человек. Бэлла была встревожена. Никто из деревенских не знал подступа к её полянке. Действительно, местечко это находилось в такой глуши, что заподозрить  о его существовании было сложно. Наткнуться случайно тоже было не так-то легко: Бэлла сотни раз бродила вокруг и не видела входа среди сомкнутого строя деревьев. Теперь она замерла, кровь почти застыла в жилах… Нет, благодарение Богу, человек прошёл мимо и не увидел её укрытия. Ну что же, можно побыть здесь ещё полчаса, и пора будет возвращаться обратно. Она уселась, обхватив руками колени, и стала смотреть неотрывно на текущую воду. Мысли растворялись в ней, на душе постепенно яснело. Бэлла не знала, что в этот момент, когда она расслабилась, вся женская прелесть её была наиболее на виду, хоть и уязвима. Невозможно было представить себе ничего более чарующего, чем эта меланхоличная фигурка в белом платье.  По крайней мере, так думал молодой человек лет двадцати трёх с виду, одетый по-дорожному. Он всё-таки нашёл вход в долину, и теперь, стараясь не шуметь, чтобы не спугнуть чудесное виденье, подбирался поближе к незнакомке. «Она должна быть моей… Полностью моей… Всегда моей…»
Бэлла в задумчивости и забытьи не замечала ничего вокруг.
- Не подскажет ли красивая леди мирному страннику путь на юг? – голос его был приятен, средний по высоте, с гортанными интонациями и мягким акцентом.
Бэлла вздрогнула и во все глаза посмотрела на него. Неприязненно. Удивлённо. Незнакомец улыбался, надеясь обаянием и вежливостью искупить нарушение покоя ближнего.
Бэлла отвела глаза в сторону:
- Ступайте по тропинке, что вьётся в просвете между деревьями, вот там, вдалеке, по правую руку от меня, и через час вы выйдете на тракт, прямо на задворки деревни, а там несколько часов на лошади до ближайшего городка.
Молодой человек всё ещё внимательно смотрел на нее.
- Обычно я не суеверен, - сказал он. – Но в тебе, милая девушка, я вижу какие-то колдовские чары.
«Да когда же он уйдёт? Проклятый смазливый мальчишка, - пронеслось в голове Бэллы. – Я хочу, чтоб меня оставили в покое! И держаться нужно построже: ибо что может быть нужно от меня такому самоуверенному хлыщу? Только одно…»
- …И опасаюсь: не суждено ли мне превратиться в соляной столб из-за того, что осмелюсь позавтракать возле тебя?
Бэлла, подняв брови, со скучающим видом не отвечала.
Незнакомец мягко опустился на траву без помощи рук, метрах в двух от Бэллы, положил рядом свой посох, лук и колчан и стал доставать из дорожного мешка провизию. Его фигуру, едва ли не до самых глаз, в продолжение всего разговора скрывал тёмный плащ из грубого сукна, из тех, что не дают наблюдателю понять, кто перед тобой и чего ожидать от него.
Капюшон, покрывавший голову, соскользнул на плечи, и глазам Бэллы, невольно наблюдавшей за ним, предстали льняные локоны, золотом блеснувшие на солнце. Безукоризненно правильное, румяное лицо – это, пожалуй, слишком для мужчины, - смутилась про себя Бэлла. Ангельская внешность. Притом, наверное, привык украшать свою шею женщинами, как модницы – несколькими рядами бус, - презрительно подумала она. Знаем мы таких. И не таких видали. От него на целую милю веет цинизмом. Закончила она свой осмотр, когда он постелил свой плащ для небольшого пикника. Бэлла крепко обхватила руками колени и поёжилась: высокий рост незнакомца, могучие плечи… И она одна с ним в лесу: не очень-то уютное положение. Он между тем проникал глазами в самую суть Бэллы. Глаза были… ну просто красивые, чего уж там, а если подробнее – серо-голубые и ироничные. И всё равно, больше, чем страх насилия, было другое неприязненное чувство: раздражение оттого, что нарушили её уединение, и притом именно этот слащавый юноша с чересчур жеманной внешностью. 
- Если хочешь, раздели со мной трапезу, - предложил он, и было ясно, что от его общества так просто не избавишься. Бэлле хотелось убежать отсюда, из любимого уголка леса, осквернённого присутствием наглеца. Однако понимала она и то, что незнакомец может в два счета её догнать, и тогда Бог знает, что может произойти. А пока он сидит напротив и поглощает сушёное мясо. Совсем ручной, подумалось Бэлле.
- Как твоё имя, чужеземец, и откуда ты пришел? – поинтересовалась она.
- За моими плечами большой пеший путь от вон тех мглистых отрогов Западных гор. Горы ведь видны из твоей деревни, прекрасная крестьянка?
- Меня зовут Бэлла.
- А меня зови Валентин.
Солнце начинало припекать, и Бэллу замучила жажда. Спустя несколько минут они сидели, прихлебывая разбавленное вино из одной чаши. А её новый знакомый рассказывал ей о дальних странах, о том, как устроен мир, и что необычного в том, что она видит каждый день вокруг себя, и о том, почему все люди неодинаковы. Бэлла жадно слушала, боясь пропустить хотя бы слово. Мир открывался ей широким и светлым, гораздо больше того мира, который она привыкла видеть каждый день, но в котором подозревала некое большее значение и сознание. 
Несколько часов просидели они, и Бэлла уносилась в своих мыслях далеко от грешной земли. Всё это время она глядела медоречивому путнику в рот, будто его слова изливались оттуда драгоценными жемчужинами. Когда наконец он решил прерваться, солнце уже клонилось к закату. Валентин нарочно проговорил несколько часов кряду, дабы прекрасная девушка не подумала ускользнуть от него раньше. Но – увы! – всё когда-нибудь кончается, и красноречие Валентина иссякло – под конец говорить ему пришлось шепотом.
Небеса алели, когда Бэлла очнулась. Отряхнув с себя наваждение, она заспешила домой. Путник с сожалением посмотрел на неё, но противиться не стал. Насмешливые глаза Валентина стали грустными, когда он провожал взглядом лёгкие шаги Бэллы.
Несколько дней Бэлла, занятая по хозяйству, не могла ходить в лес. Да и опасалась: хотела переждать, пока новый знакомый покинет их края. А уйти он намеревался как раз дня через два после разговора с Бэллой. Наконец, через неделю она не выдержала. 
Пробираясь в кущах леса в полумиле от заветной опушки – приближаться к ней она не собиралась – Бэлла услышала звонкий коварный смех. Наверное, именно так смеялись молодые сатиры во время праздников-дионисий… Прислонившись к сосне и заложив руки за спину, недавний знакомый стоял, лукаво глядя на неё.
Бэлла быстро опустила глаза и шумно вздохнула.
- Здравствуй, милая… Бэлла, - сказал он. – В ваших краях не любят чужих, об этом я много наслышан. Но всё же невежливо с твоей стороны так громко вздыхать!
- Здравствуй, путник. Мне казалось, в прошлый раз ты торопился на восток страны и не хотел задерживаться у нас. Ты решил подождать, чтоб позубоскалить с местными девушками, отлавливая их поодиночке в чаще?
- Я недорассказал тебе в прошлый раз одну интересную историю. Да и о целебных свойствах местных деревьев и трав ты знаешь далеко не всё. Так что у нас ещё есть о чём поговорить. А путешествие мне пока не к спеху!
И они пошли вместе, на некотором расстоянии друг от друга, блуждая по лесным склонам, пока не вышли на любимую поляну. Всё чаще теперь говорила и Бэлла. Она начинала принимать новый  для неё взгляд на мир, просвещение проникало в её голову и заставляло мыслить иначе. Теперь и у неё бывало о чём рассказать Валентину, даже если речь шла всего лишь о глупых домашних делах. Просто глядела она на них с другого угла. Недосказанная же история заключалась в том, что некий рыцарь преодолевал опасности и чужие коварные замыслы, чтобы помочь своему народу. В этих полуволшебных россказнях Бэлла не понимала одного: как может мужчина совершенно бесстрастным тоном, иногда, впрочем, в стихах, описывать подвиги другого? Ей казалось, любой из жителей деревушки или приукрасил, или принизил бы заслуги этого достославного защитника сирых. А может быть, Валентин и есть тот могучий рыцарь? Бэлла поднимала на него взгляд. Он мог бы… Да нет, слишком смазлив он для такой доли. Да и подвиги казались нереально безупречными. И всё же в те моменты, когда он описывал гром битвы, Бэлла принюхивалась и будто чувствовала идущий от него запах железа, который ей нравился.
Он учил её охотиться. Они устраивали маленькие пикники, жаря на костре дичь. Она внимательно следила за тем, чтоб он не приближался к ней. Даже стрельбе из лука он обучал её словами. На расстоянии.
Так, в беседах прошли месяц или два. По приметам поселян, именно в то время Бэлла начала «чудить». Глаза её сверкали, как звёзды в морозную ночь, а иногда, говоря о совершенно обычных предметах, она могла перейти на другой язык или вспомнить давно забытые свойства вещей, о которых не помнили уже многие поколения.
Порою Валентин с грустью говорил о том, что, хоть ему и полюбились здешние места, ему всё равно придется их покинуть. Бэлла равнодушно молчала. Конечно, ей будет жаль столь ладного собеседника, но ведь эти прогулки в лес отнимают у нее слишком много времени: приближается жатва. Не хватало ещё, чтобы он возомнил о себе слишком много…
- Покинуть. Скоро. Очень, очень скоро. Может быть, на следующей неделе.
Был понедельник, июль. Жарко и солнечно. Вода переливалась на солнце в звонко журчащем ручье. Птицы пели безудержно громко, как никогда. Теплый ласковый ветерок шевелил листву. Бэлла сидела на траве метрах в двух от Валентина. Со времени их знакомства прошло уже почти два месяца, и она привыкла к нему и стала относиться немного дружелюбнее, чем раньше.
Сорванные веточки лежали рядом с ней на траве. Это были фишки в какой-то интересной игре, до того неведомой Бэлле. Сыграли они только что, а теперь жарко заспорили о победе, ибо никто из них не желал проигрывать и уступать другому. Обычно Бэлла старалась не смотреть ему в глаза, но сейчас её чувства были возмушены.
- Знаешь ли ты, чего больше всего на свете боишься? – спросил он, придвигаясь всё ближе и ближе.
- Нет, - сказала Бэлла, беспокойно глядя в гипнотизирующие глаза.
- Меня не бойся, - сказал он и поцеловал её в губы так, будто хотел проглотить. Голова у Бэллы закружилась, дальнейшее она вспоминала потом, как в тумане.
В полное сознание она пришла, когда наступило сияющее утро следующего дня. Она не сразу сообразила, где и почему находится. Она лежала на соломенной подстилке в шалаше, накрытая одеялом и правой рукой своего соседа, который во сне казался напрочь лишённым вчерашнего коварства и похожим на счастливого безгрешного ребёнка. (Что совершенно не вязалось с христианским понятием прелюбодеяния).
Взгляд на него причинял Бэлле боль. Стараясь не смотреть, она высвободилась из-под тяжёлой руки, бесшумно выскользнула наружу, оправила испачканное платье и побежала в деревню.
Бэлла прибежала домой под утро и в слезах. Отчим, увидев её, сказал, что они поговорят, когда девочка успокоится, и несладко придётся тому, кто её обидел.
Нервы её были до того расстроены, что она ничего не могла делать. В слезах и страданиях был проведён этот день и следующий – до полудня.
Бэлла сидела на залитой солнцем веранде, сложив руки на столик. Она чувствовала, что ничего не может делать, а только сидеть, растравляя воспоминания последних двух суток. Ей хотелось умереть, раствориться в окружающем воздухе, изжариться на солнечном свете, прыгнуть в глубокий колодец. Глубокая апатия настигла её, душа её онемела, и Бэлла смотрела перед собой, ничего не соображая и не воспринимая.
Прошли мгновения – или несколько часов – неизвестно, но со стороны входа на веранду послышались осторожные шаги.
У входа на веранду послышался шорох шагов. Бэлла подняла голову. На пороге возник человек, разбудивший в ней боль. Она застыла, неотрывно глядя на него всё с тем же заплаканным, угрюмым выражением лица. Он стремительно прошагал через комнату, пал перед ней на колени и приник к её ногам. Некоторое время молчали, собираясь с мыслями.
Он обнял её ноги, зарывшись лицом в складки платья. Затем вскинул голову и впился взглядом в её усталые глаза.
- Поверь, я… если бы… можно было…
- Встань, - тихо посоветовала Бэлла.
- Хорошо, - он поднялся. Бережно взяв её за руки, вытянул и её. У Бэллы подкашивались ноги. Он медленно повёл речь, Бэлла зачарованно слушала.
- Я пришёл просить тебя о великой милости. Я хочу взять у тебя то, что не должно принадлежать другому. Знаю, я обидел тебя. Прости мне мой животный порыв! Я думал, что, причинив тебе боль, привяжу тебя к себе, и ты, наконец, поймёшь… - у него сорвался голос.
Наступила тишина. Он силился справиться с собой и не мог. Минуты через две Бэлла собралась с духом и воспользовалась его молчанием.
- Я смотрела на тебя и не видела, разговаривала с тобой и не понимала. Но позавчера ты заставил меня почувствовать ТЕБЯ, а потом… Что мне было делать потом? Ты уйдёшь. Я снова должна выжить! Выжить, убивая по капле свою душу каждый день.
- Уйти? Если ты прогонишь меня? Ты не доверяешь мне, дикий зверёк. Нет! Я не желаю уходить, хотя, может быть, и придётся. Дело в том, что я себе не принадлежу. Но я желаю стать наваждением твоей жизни, потому что ты с самого начала стала моим наваждением. Послушай: сейчас моя судьба в твоих руках. Я не шучу с тобой и не издеваюсь. Я просто люблю тебя. Прости меня за всё. И не отвергай, если можешь.
Сквозь мокрую пелену Бэлла уже не видела черты милого лица. Она потянулась на цыпочках и почувствовала ласковые губы, услышала жаркий шёпот признаний и благодарности…
***
Красавица взглянула на друга. Глаза Кузнеца сияли.
- На этом месте в наше повествование вторгается проза жизни. Не успели новоиспеченные влюбленные осознать себя в новом статусе, как дверь распахнулась, и… В общем, под венец Валентину пришлось идти с большим синяком под глазом, - на этом месте рассказа задумчиво слушавший Кузнец рассмеялся. - Валентин ушел в тот вечер не просто так, - продолжала Красавица, - а лишь дождавшись благословения отчима Бэллы. Закрывшись на кухне, мужчины долго беседовали о той, которая была дорога им обоим.
Лишь один раз зашли они в церковь, вместе с пожилым джентльменом, так много значившим в судьбе Бэллы. Он был посвящен в тайну как человек сторонний, но к тому же весьма доброго нрава и надежный.
Священник обвенчал их очень быстро. У них не было свадебного пира-праздника, зато праздником была сама их жизнь - целых три года. Невиданное дотоле дело затеяли двое любящих и любимых: жить, таясь от мира людей. Три долгих года жили они вдвоем, и никто из селян так и не узнал, что у их необычной товарки была сердечная привязанность. У этих отношений словно бы был ангел-хранитель.
На месте шалаша на той самой заповедной поляне возник стараниями Валентина маленький домик молодоженов. Рядом  устроили огород. Ум был в ладу с сердцем. Пастораль на природе, как ни покажется странным, длилась все три года, пока они были вместе. Валентин и Бэлла подходили друг другу как ладно подогнанные ключ и замок. Жизнь была скромной и накладывала свои ограничения. Бэлла общалась с крестьянами, Валентин отлучался по необходимости в город. Радовались друг другу, не могли надышаться одним воздухом потому, что знали, что придется расстаться. Оба верили: не навсегда.
Разлука пришла неожиданно. Валентину становилось хуже день ото дня, он чувствовал сильный жар и ломоту во всем теле. Это Родина звала его, грозно напоминая, что он зависит от своих корней, дающих ему силу. Он должен был поторопиться в свою страну, иначе ему грозила бы бессмысленная смерть от истощения сил. В общем, они попрощались и дали друг другу торжественный обет верности. Скорее в мыслях, чем словами. Валентин должен был уйти, страстно желая однажды вернуться – и долгие годы обоих, в особенности Бэллу, должна была мучить неизвестность, гадание о том, когда же воссоединение – случится… При всем том ни он не знал о будущем ребенке, ни Бэлле неведомо было тогда, что её одиночество вскоре разбавит маленькая Красавица.
Кузнец молча и потрясенно слушал. «Мы не такие с тобой, и нам не понять эту пару, - произнесла Красавица. – Они совсем другие, мои родители. Наша с тобой судьба веселей, но поверь, она такая же трудная».
Кузнец встрепенулся. Он ни за что не отпустил бы Красавицу от себя надолго. «Как нелепо и жестоко. Бросить всё вот так, перечеркнуть все лучшие годы. Перешагнуть время и пространство. Неужели разлука может быть такой? Кому нужна была эта жертва?»
Красавица с сознательного отроческого возраста назубок знала не только всю историю, но также и мысли матери о той доле, которая ей выпала. Кузнецу, правда, было сказано не всё.
А Бэлла во все годы разлуки часто думала о том, как же ей повезло. Тот раз, после которого в ней проснулась любовь к мужчине, оказался первым и решающим. Не всем так везёт, - задумчиво повторяла бессонными ночами Бэлла и вытирала слезы. Собственно, не понимал её в этом никто, кроме Красавицы. Подвигами на любовных фронтах здесь похвалялись от мала до велика, в особенности на веселых деревенских праздниках не обойтись было без скабрезных шуток. Но оттого – от грубости, но искренности и радушия – и рождалось очарование простой, порою суровой жизни, и люди рады были, что живут на родной стороне, где-то в забытой Богом деревне на краю света.
***
Когда они вернулись, в доме было тихо. В печи потрескивал огонь, а на столе была накрыта скромная трапеза. Валентин сидел, устало и задумчиво посматривая на огонь в камине. Бэлла спала у него на руках, не выдержав напряжения этого дня. Пока она спала, все сидели молча у стола и улыбались друг другу. Красавица вела с отцом молчаливый диалог: оба неотрывно смотрели друг на друга ироничными голубыми глазами. Так они, очень похожие с виду, узнавали многое друг о друге. А ведь еще столько предстояло рассказать! Звездный вечер воссоединения семьи казался Кузнецу началом будущих дней, наполненных пониманием и смыслом.
Валентин хотя и не знал, что его род продолжился дочкой, чувствовал с ней связь на расстоянии, а потому ничуть не удивился, встретив её. «Просто, даже если б я знал, мне невозможно было бы не уйти...».
Разговаривали мало и шепотом. Спать легли рано, поскольку старшему поколению четвёрки предстоял завтра день, весьма и весьма нелёгкий. Красавица отпустила Кузнеца домой, с условием вернуться обратно ещё до рассвета.
***
…В лучах восходящего солнца распахнулась скрипучая дубовая дверь дома, и на пороге показался Валентин, прижимающий к себе левой рукой Бэллу, как заложника. Таким странным тандемом они спустились по ступенькам. В нескольких метрах впереди, за изгородью, их поджидала половина населения деревни. В основном это были мужчины
С тех пор, как к Красавице стали приезжать женихи, селяне повысили свою бдительность по отношению к дому Бэллы. Вошедший и не вышедший человек был обречен на страдания: от изгнания до убийства.
Деревенские жители охнули: никогда не приходилось им видеть вблизи человека, столь похожего на Красавицу. И всё же это был чужак. Колебались селяне недолго: очнувшись от представшей глазам странной картины, они с гиком и воплями повалили через плетень.
…Правой рукой Валентин с большим усилием вырвал из ножен меч. Это движение заставило селян замереть на месте. Дело в том, что меч был старый: весь в зазубринах и ржавчине, покрытый бурыми пятнами сомнительного происхождения. Стальной блеск на орудии почти не был виден, зато он хорошо отражался в глазах Валентина, прижавшего к себе Бэллу ещё крепче. Кузнец стоял рядом с дубиной наготове; Красавица молча молилась, чтобы всё обошлось.
- Кузнец, и ты здесь! Ты нас предал! – вскричал его отец. – Выступаешь теперь на стороне бродяг и громил с большой дороги?
Бэлла прокашлялась и, стараясь не смотреть на соплеменников, звонко заявила:
- Это мой муж.
Нельзя сказать, чтобы полученное известие обрадовало мужское население деревни, нашедшее, как им казалось, причину, по которой их в свое время отвергла такая симпатичная Бэлла. В толпе раздался глухой ропот. Кто-то достал из-за спины топор и серп, правда, уже сомневаясь, нужно ли вызволять Бэллу из объятий загадочного незнакомца.
- А вот это мы сейчас и проверим, - по тропинке к месту происшествия спешил староста деревни, седовласый Райвен. – Вы ведь венчались неподалеку?
- В этой ближней церкви. Правда, это было двадцать два года назад, - усмехнулся Валентин.
- Вперед! – скомандовал староста.
Валентин получил сильный тычок в спину вилами, от которого лопнула и белоснежная рубашка, и кожа на спине. Воинствующая процессия двинулась к церкви. Испуганный священник спросонья достал огромный древний фолиант, расчихавшись при этом поочередно на все стороны света.
…В старых архивных документах действительно нашли упоминание о свадьбе Бэллы и чужеземца. У селян отпали последние сомнения. Солнце припекало всё сильнее, и крестьяне неохотно разбрелись заниматься своими привычными делами. И, хотя трудовой день был испорчен, вечер удался намного больше: Валентин собрал всю деревню у костра на большой поляне и под звуки незамысловатых музыкальных инструментов повёл рассказ о том, чем довелось заниматься ему во все двадцать лет разлуки. Скажем одно: жить в эти годы ему было очень нелегко. Деревенские мало что поняли из этого рассказа, кроме интересных подробностей военного дела; к Валентину с тех пор относились хотя и по-прежнему недоверчиво, но приняли его в общину. Впрочем, возможно, так получилось благодаря щедрой закуске и глинтвейну, принесённому из ближайшего кабака. Танцы и разговоры были веселыми, и вообще, вечеринка запомнилась всем как один из самых замечательных праздников года. Другим большим празднеством стала свадьба Кузнеца и Красавицы, которую решили сыграть, не откладывая.
После возвращения Валентина прошло два месяца, и оба мужчины из «великолепной четвёрки», как стали называть их семью в деревне, снова зашагали прочь от дома по направлению к горам.  Их поход продлился около трех недель и всполошил всю деревню. Обратно они вернулись под покровом ночи и внесли в дом таинственный предмет, при свете дня оказавшимся ослепительным бриллиантом небывалой величины. Блистательный камень нарекли «Алмазом «Сердце Красавицы», ибо его очертания повторяли контуры человеческого сердца, но был он при этом в десять раз больше. Это был свадебный подарок Красавице и Бэлле, который казался заодно и целым миром для тех, кто хотя бы проездом бывал возле деревни.
В торжественный день отпраздновали заодно - второй раз – и соединение Валентина и Бэллы. Только после повторной клятвы при всем честном народе селяне признали эту пару. А уж за Кузнеца и Красавицу они радовались, как за родных.
Великолепной четверке удалось пробыть вместе лишь несколько лет. Старшее поколение увидело только двоих из пятерых своих внуков. По прошествии этого срока Валентин, энергичный и полный сил, начал чувствовать сильное недомогание. Бэлла и Валентин поняли, что пришла пора уходить. Красавица пожелала остаться. Четверка, посовещавшись, решила, что так тому и быть. Наступили времена прощания. Родственники решили радоваться, не обращая внимания на разлуку, не унывать и не грустить. Исход Валентина и Бэллы из пределов страны был равносилен их смерти для любивших их: одновременно они освобождались для новой, более высокой жизни на Родине странника, и вместе с тем разделившиеся пары твердо знали, что больше друг друга не увидят...
В вечерний закатный час священник соединил когда-то их руки, и в закатный вечерний час они, взявшись за руки, зашагали к пламенеющим горам.
Супруги шли рядом друг с другом и смотрели в одну сторону – в ту, где за полем темнел лес, алел закат и вдалеке смутно возвышались отроги синих гор. Туда, куда уходили люди, ставшие новой легендой о любви в этом грешном мире. Красавица и Кузнец глядели им вслед, твердо зная, что никогда их больше не увидят. Их четверка раскололась надвое, и каждая пара, храня в своей душе память о другой, будет счастлива, насколько сможет.
Кто-то из деревенских играл грустную мелодию на рожке, и автор песенки – деревенский мальчишка, напевал сочинённую специально для этого случая песенку. Ветер доносил ее обрывки до слушателей:
Мы уходим на закат,
И дрожит в руке рука…
Но того, чего лишились,
Стоит то, что впереди.
Мы уходим в дальний путь,
Горечь – радость, смелость – грусть…
Помни нас, живи и просто
Будь!
После исхода старших в семье наступила некоторая опустошённость, но ненадолго: ибо именно после всех злоключений, выпавших на долю семьи, проявились… целебные свойства Алмаза! Благодаря чему «паломничество» в дом Красавицы, несмотря на её замужество, только усилилось. Во времена юности Красавицы люди приходили к ней, чтоб просить руки и страсти её, а получали «отпущение грехов» и новую причину, чтобы жить. Теперь она могла вылечивать и болезни, самые плохие и не поддающиеся лечению язвы, и хронические болячки, и заражённую кровь… Алмаз своей чистотой и прозрачностью изгонял из тела гной и сухость, холод и жар, боль и болезненную бесчувственность. Алмаз учил устанавливать мир в семье. И только одной способностью он не обладал: привести в равновесие людей, города и страны – это было выше его сил, единственное, чего он не мог. Сделать это внутри себя могли только сами носители неравновесия и беспокойства (непокоя).
Заглядывая вперед, скажем здесь кстати, что потомки Красавицы по одной из пяти ветвей, нечистоплотные и жадные люди, перевезли Алмаз на остров, в пещеру у подножия действующего вулкана. Ибо с исчезновением из семьи праведных устоев, с появлением культа борьбы за деньги, у потомков не осталось сил держать Камень при себе: то и дело норовили их убить и обокрасть. Во времена, пока жила Красавица, таких проблем не было: и её саму, и Сердце охраняла незримая сила. Редко находились люди, желающие причинить им вред. А если и желали, то не имели для этого сил.
Их дети выросли, и когда младшему минул шестнадцатый год, супруги покинули Дом и отправились в Странствие, бывшее их извечной мечтой – во всё время жизни.
Об их сыновьях и дочерях сведения сохранились весьма отрывочно. К примеру, их зеленоглазая и золотоволосая дочь вышла замуж по любви за богатого баронета. Четверо из них, жившие впоследствии не только в родной деревне, но и в других местах Света, прослыли достойными и уважаемыми людьми.
И только младший их отпрыск, беспечный баловень судьбы, не был похож ни на одного из родителей, но на первую любовь Красавицы. Он и повторил судьбу своего бесславного прообраза, за исключением, впрочем, того, что писал прекрасные стихи, впоследствии разошедшиеся по миру.

Говорят, что, когда голова Красавицы была уже седа, её красота и доброе сердце примирили правителей в войне, которая тянулась не одну сотню лет. И это было венцом их долгой, богатой на приключения и во всех отношениях достославной жизни. Теперь же оставим наших героев, ибо следы их теряются в пыли пройденных ими дорог, которая давно стала и пылью времен. А разметавший её ветер навеял мне эту историю.

















 Записано с Божией помощью в лета 1998-2009 н.э.