Герой без орденов

С оторванной взрывом ступней, Владимир Васильев вытащил из-под обстрела боевиков раненого бойца. В 2000 году за этот подвиг Владимира представили к ордену Мужества - третьему за 9 месяцев службы в Чечне. Прошло четыре года, наград герой-разведчик не получил до сих пор.

Бывший разведчик живет в маленьком кубанском городке, до Черного моря - рукой подать, но он никогда не загорает на пляже. Сержант Васильев боится испугать отдыхающих. Вместо ноги - протез, но это еще полбеды. У него все тело начинено кусочками мины и мелкими чеченскими камешками. Одни осколки засели накрепко, другие "ходят".
- Бывает, зачешется, засаднит, взбугрится шишкой, а потом бац, и камешек какой-нибудь вываливается, - с горькой усмешкой рассказывает он.

Король дискотек
Когда-то давно, еще в прошлой жизни, королем дискотек Вову Васильева называли друзья. Магнитофон, диски, купленные на развале... Они собирались вечерами и танцевали просто потому, что им было так хорошо и весело жить.
- Шпана, - прошипела как-то одна недобрая старушка.
"Шпана!" - обрадовался Вова, так в Тимашевске и родилась танцевальная группа. Мальчишки ездили на разные фестивали и даже занимали какие-то там места. У Вовки была слава, а в придачу - гордячка и насмешница Катерина. Они все время ссорились, и когда он получил повестку из военкомата, рядом была другая. Но Катя приехала на такси, вывела другую за руку, посадила в машину и отправила по месту прописки. Вот такая она - Катька! Жизнь складывалась как хорошая песня. Прощаясь с родителями, Вова пообещал, что обязательно вернется живой, невредимый, достроит дом (Васильевы продали квартиру и в прямом смысле слова жили на стройке), женится на вредной Катьке и она обязательно родит ему сына.
Он попал в ВДВ и оказался в Чечне, но все, казалось, шло по плану: пули облетают стороной, от командиров сплошные благодарности. Дважды перед всем строем объявляли: "Сержант Васильев представлен к ордену Мужества!"
Боевое задание, которое он получил ранним декабрьским утром 2000 года, перечеркнуло все.

Подвиг разведчика
Земля, как маслом, смазана туманом: скользко. Холодно. Из серого неба выныривают стервятники. Покачиваясь на распластанных крыльях, зависают над разведчиками, провожают с плотоядным интересом. В разведроте седьмой новороссийской военно-воздушной дивизии получено задание: проверить оперативную информацию. Есть сведения, что в окрестностях высокогорного села Генсенчу боевики развернули лагерь... Сержант Владимир Васильев и боец Игорь Почепин - самые опытные, их посылают вперед. Разведчики переходят мелкую речушку, поднимаются на гору...
- О чем ты тогда думал?
- Про Катерину, - смущается он, - и вообще про девчонок... Мне до дембеля-то оставалось всего ничего. Думал, вот приеду, и мы встретимся.
Вова мрачнеет, достает сигарету, мнет худыми пальцами. На белую скатерть просыпается табачное крошево. Мы сидим за столом в одной из немногих "законченных" комнат в его большом, но так и не достроенном доме. Он снова уходит воспоминаниями в тот день, когда Игоря вдруг накрыло черным фонтаном взорвавшейся земли, а его самого отшвырнуло назад в реку.
Вода закипает от града осколков - сработала противопехотная мина.
- А-а-а-а-а, - кричит раненый Игорь.
Владимир спешит на помощь, но успевает сделать два шага - на пути его подстерегает вторая мина. Взрывная волна бьет по глазам, ломает кости и, кажется, выворачивает наизнанку... В сознание возвращает дикая пульсирующая боль в правой ноге. Замирая от страха, он смотрит, что с ногой. Полступни словно не бывало... Нужно скинуть ошметки ботинка и остановить кровь. В боковом кармане все необходимое. Васильев достает индивидуальный пакет, разрывает его зубами. Бинты, несколько тюбиков-шприцев с "Пармидолом" - солдаты на войне носят при себе наркотик, заглушающий боль. Сержант вводит лекарство в бедро, перетягивает артерию солдатским ремнем и, наскоро перебинтовавшись, ползет к Игорю... Та же картина: кровавый обрубок в останках сапога. Боец обезумел от болевого шока, сержант снова достает "Пармидол" и бинты, упрашивает Игоря не кричать. А над их головами уже клюют воздух пули. Ориентируясь на стоны раненого, боевики лупят из автоматов. Игорь теряет сознание, приходится его тащить на себе. Сержант не помнит, как полз, как они миновали полосу огня и как их встретили свои.
- Мы угодили на заброшенное минное поле, - возвращаясь в реальность, Владимир с удивлением смотрит на растерзанную сигарету. - Взрывы застали боевиков врасплох, они стали сдуру палить, и нашим сразу стало ясно, где их лагерь и куда давать огонь. И хорошо, что мы не дошли, - бандитов было несколько сотен, а в отряде, который шел за нами, - всего 50 человек, всех ребят бы положили.

Семь раз отрежь...
Домой он вернулся похудевший на 22 килограмма. Прохромал через порог и свалился. Протез, который выдали в госпитале, делали, наверное, специально для мазохистов: тяжелый, неудобный. Даже лейкопластырь, которым Вова обмотал культю, не помог. Она так опухла и кровоточила, что заживала не одну неделю.
В ростовский госпиталь с того минного поля Васильев попал с гангреной - заработал во владикавказском аэропорту. В ожидании борта на Ростов, обколотые обезболивающим и по уши залитые зеленкой, они с Игорем двое суток провалялись на грязном полу. Чтобы остановить гангрену, хирурги каждую неделю укорачивали его ногу на полтора-два сантиметра - не помогало. Вову нужно было срочно переправить в столичную клинику, но гонять самолет из-за одного сержанта российская армия позволить себе не могла. Пришлось ждать, пока раненых насобирается на полный самолет. За это время, сантиметр за сантиметром, ногу отняли по самое колено. Московские медики только руками развели: можно, оказывается, было и не отрезать, можно было лекарствами...
И вот госпиталь позади, он дома. В гости заглядывают друзья из "Шпаны", говорят: - Ничего, Вовчик, еще потанцуем.
Король дискотек только хмурился. Там, в Чечне, ребята тоже просили:
- Вовка, давай, а?
В спокойные вечера разведчики заводили старенький магнитофон. Очередь на "послушать" была строгая, а кассет всего три: "Голубые береты", Никольский и Земфира, под которую можно станцевать так, чтобы у зрителей душа развернулась. Он никогда не отказывался, если его просили. А теперь у него искусственная нога. Нелепая и чужая, стоит в углу в новеньком капроновом чулке.

Дармоед
Когда у него открываются швы, мать ночами просиживает у его постели, меняет компрессы и баюкает, словно малыша. А он, разметав простыни, опять идет в свою разведку и до боли в суставах жмет на невидимый курок - это срабатывает условный военный рефлекс: если не мы их, то они нас. Последний приступ был совсем недавно. Очнувшись, Вовка долго смотрел в потолок, а потом сказал...
- Вов, - просит мать, - повтори, как ты мне тогда сказал-то?
Смущенный Вова тянется за очередной сигаретой.
- Я сказал, что если бы меня снова позвали в Чечню, - я бы взял автомат и пошел... На войне я чувствовал, что очень нужен товарищам, командирам и... своей стране. Это было самое счастливое время в моей жизни.
Про мирное сегодня он ничего не понимает. Бывший разведчик стесняется своей ненужности. А политики в Кремле в это время все спорят: война идет в Чечне или контртеррористическая операция? Военные действия в Чечне до сих пор не имеют названия, и у ребят, что там воевали, нет официального статуса. Временно их приравняли к... участникам Великой Отечественной войны. Сержанту Васильеву выдали "дедушкино" удостоверение - чтоб бесплатно ездить на городском автобусе. Он поехал и нарвался на полоумную кондукторшу.
- Развелось вас, дармоедов, - визжала тетка.
Его мать при этом воспоминании украдкой утирает мокрые глаза, а отец сердито хмыкает:
- Если бы у него на груди висели ордена, пусть бы попробовала открыть рот!
Но орденов нет. Затерялись где-то, говорят, так бывает. В 2001 году Васильев-старший разослал запросы по военному ведомству.
Через некоторое время Вовке пришло письмо от замминистра обороны Панкова: "... установлено, что... наградной материал по халатности непосредственных командиров не был оформлен. В настоящее время отделу кадров ВДВ даны указания представить Вас за мужество и самоотверженность... к награждению... Данный вопрос взят под контроль..."
Наступил 2004 год. Васильевы все ждут...

Плохой танцор
Однажды Вову пригласили на новогоднюю губернаторскую дискотеку. Обрадовался парень: с новым-то протезом можно тряхнуть стариной! Старый, "садомазохистский", растрескался в щепу, только на изоленте и держался. Вовке повезло. По благотворительной программе помощи инвалидам ему достался баснословно удобный немецкий протез. Стоило импортное чудо 200 тысяч рублей (отечественный - 1200), в жизни бы не купить, а тут дали бесплатно! Немецкий - совсем другое дело, хромота почти незаметна. Вова пообещал Катерине медленный танец, она так ждала, так собиралась...
Но Катю на ту дискотеку с ним не пропустили. Не оказалось у девушки заслуг перед Родиной. Несбывшийся танец стал символом послевоенной жизни, в которой ничего не вытанцовывается. Мечтал поступить в вуз (по закону имеет право учиться бесплатно) - не приняли. В одном потребовали взятку в 80 тысяч, в другом "не оказалось свободных мест". Со скрипом 22-летнего парня взяли в "ночные сторожа". Вова стал себя считать "неподходящей парой". Катя устала к нему возвращаться. И щемит материнское сердце неизбывной болью, не выплакать, не пересказать. Нервно теребя воротник халата, Галина Павловна пересказывает свои горести.
- С мужем беда, диабет открылся на нервной почве, тоже теперь инвалид. А у меня на заводе зарплата - чистые слезы, и каждый день думать надо, как пенсионеров-инвалидов своих кормить да лечить и как младшему сыну Мишке ума дать... На Вовку вся надежда была, думала, вот из армии помощник вернется... Мишку в армию не пущу! - вырывается горький стон из материнской груди.
И стоит недостроенный дом, как памятник несбывшихся надежд.

Светлана Лазебная, 2004 г.