Повесть о любви и... Разд 65. Странный зеленый

Луч подобный изумруду,
Золотого счастья  ключ -
Я его еще добуду,
Мой зеленый слабый луч…
.        (Николай Заболотный)

Она была почти невесомая  и какая-то глубоко беззащитная. От её волос пахло ромашкой и  зноем.  Прижал сильнее к  себе и, нежно проводя медленным движением по голове, вдруг ощутил ладонью теплую зону на темени.   Девушка вздрогнула и, подняв голову, сказала мне в самое ухо:
- Ой! Как хорошо… Ещё, ещё…

Провел  ещё  несколько раз, исполняясь великой нежностью к ней. И внезапно почувствовал, что теплая  зона, переместившись к затылку, исчезла. Марина, продолжая меня обнимать,  облегченно вздохнув, обмякнула и уснула.

Глянул на  генерала, он, как мне показалось, низко склонившись, плакал…  Обуреваемый какой-то великой жалостью, до дрожи  в душе, ко всему человечеству, мне захотелось громко и грязно выругаться…    Но боялся разбудить  Маринку.

Из кабины пилотов вышел, по-видимому, борттехник и, глянув на  спящую девушку, наклонившись ко мне,  гнусно ухмыляясь, сказал:
- Слышь, сержант, потом дашь мне подержать…

От моего удара в лоб он отлетел к противоположному борту и, ударившись головой, сполз
вниз. Алексей Петрович удивленно глянул на меня, и, покрутив у виска  пальцем, коротко сказал: 
-  Бандит…
И отвернулся от меня.

Минут через пять тот поднялся и, шатаясь, ушел в кабину. Я закрыл глаза и неожиданно, как наяву,  увидел отца Марины. Он стоял около машины и смотрел на часы.  Наш вертолет уверенно шел в темноте ночи. Минут через двадцать элегантно присел на освещенный пятачок площадки.

 Глянул в иллюминатор: около  служебной машины стоял отец Марины и смотрел на часы…   

Его дочь продолжала крепко спать у меня на руках.  При выходе из вертолета, передал её сонную удивленному отцу.  Но, когда я спрыгнул на землю, на миг проснулась и потянулась ко мне. Сев на заднее сиденье, опять принял её на руки.  Она спала каким-то легким, бесшабашным, доверчивым сном.

В гостинице  отнес девушку  в номер группы Катышевского и положил на кровать. Она не выпускала моей руки, и я четко сказал:
- Спать!  Я пошел ужинать…
- Иди. Я сплю…

Что это?  Гипноз?  Нет…  И… отчетливо увидел пещеру, освещенную зеленым светом… 
- Николай Андреевич,  здесь есть что выпить? - спросил полковника.
- Пошли  в салон…

На  журнальном столике был накрыт ужин.  Мы сели вокруг него в низкие мягкие кресла.
- Прошу, мужики… Что кому? - спросил  отец Марины.
- Пожалуйста, Николай Андреевич, мне водку… стакан…   Как старшему лейтенанту…
Полковник вопросительно глянул на генерала… Тот молча, со вздохом кивнул головой.   
- Ну, давай… рассказывай…- обратился ко мне Алексей Петрович, - в пределах допустимого…  А ты уж извини,  Николай. Тебе всё - то и никчему. И так, не исключено, что  будут  к тебе вопросы от нашей организации.  Ты  ничего не знаешь,  и знать тебе не надо.

Я стал   рассказывать о случившемся, начав с дружного падения с медведем, но этот момент  прозвучала трель телефона и передо мной, как в кино, в зеленом освещении появилась  квартира, где стояла мать Марины. Вся изможденная с глубокими тенями под глазами, она держала в одной руке телефонную трубку, в другой приставленный к левой груди пистолет. Полковник поспешно схватил трубку…
- Коленька!…  Любимый мой!…   Прости меня… - её голос прерывался…
- Что ты?!  Что ты, любимая?…
Неожиданно для самого себя  я стремительно вскочил, и, выхватив трубку, четко,  сказал:
- Адель Моисеевна! Здравствуйте!…
- Ой, Сережа!  Ты как вошел?… Ты  где?
Она начала оглядываться…
- Всё положите на стол. Здесь спит Марина. Спуститесь вниз. Приедем за вами. Выполняйте.

Положила, удивленно глядя на телефон…   Крикнул, глядя на Николая Андреевича:
- В машину!
Не знаю, почему он побежал за мной. 

Машина, завизжав дико тормозами, остановилась у подъезда, из которого медленно, шатаясь, выходила Маринкина мать.  Полковник, подбежав к ней, обнял, целуя.  Меня охватила непонятная дрожь, фонарь у подъезда  стал освещать всё зеленым светом…

Я медленно вышел из машины, меня качало. Пьян?…  Нет. Что-то не то… Молча отстранил от нее мужа.
- Адель Моисеевна,  там ждет ваша дочь… - и как-то машинально приложил к её левой груди свою ладонь, рука почти заледенела…  Переместил на правую грудь - тепло… На левую - холод,… на правую - тепло…

Она удивленно смотрела на мою руку. Потом взяла  её своей и положила   ладонью себе на  плечо поближе к шее:
- Ой! Какая теплая,… теплая,…. теплая… - медленно  приговаривая, прикладывала мою ладонь то к шее, то к левой груди.

Так стояли минут двадцать. Потом она, глубоко вздохнув, сказала:
-Хочу к Марише…  Коля, там есть что покушать? Что-то мне голодно…
- Конечно, конечно…  Даже  коньяк твой любимый…

Зайдя в вестибюль гостиницы,  прямо с порога спросила:
- Где  Риночка?
- Вот здесь, - сказал муж, - она не выходила, Алексей  Петрович?
- Нет,…- ответил,  задремавший было, генерал.

Адель Моисеевна подошла к спящей дочери и стала у кровати на колени.  Узкая полоска света от приоткрытой двери освещал по - детски спокойное нежное лицо  Маринки.  Мать, наклонившись,  легко коснулась губами её виска. Та продолжала крепко спать.

- Слава Богу,  Коленька, она спит, … пойдем, ребята, хочу есть…

Где-то через час, Алексей Петрович  обратился ко мне:
- Пойдем, парень, проводишь меня к вертолету.
Я,  было, стал натягивать на себя тот старый сержантский  бушлат, но Николай Андреевич сказал:
- Там в прихожей возьми мою шинель и фуражку…. Холодно…  Ты, мать, неверное, иди спать к Риночке. Я в штаб, … через час у меня ночные полеты…

Надев его шинель, незаметно сунул в карман бутылку коньяка и  солидный кусок голландского сыра. Мы вышли.
- Ты зачем стибрил коньяк? - спросил генерал.
- Дык,… там жа экипаж мерзнет…
- Хочешь, чтобы разбились мы…
- Шутить изволите, коллега?
- Ладно.  Давай всё тебе по порядку…

И генерал рассказал,  что обстановка международная  накаляется.  Одна дружественная африканская страна требует немедленно разыскать и вернуть некоего ихнего полковника Ковача Стефана. Который якобы исчез на просторах нашей страны.  Особенно там кипятится некая принцесса  большого племени каннибалов, где оный полковник является верховным жрецом. И заодно  почти мужем упомянутой  людоедочки…

- У Вас всё шуточки, товарищ генерал…
- Нет, паря, нам с тобой не до шуток… Я боюсь за тебя… Мне-то  что…  пожил уже слава Богу… Давай закурим…

Мы остановились. Алексей Петрович в ладонях поднес мне зажженную спичку. Она горела зеленым огнем, который освещал заснеженный лес, в глубине которого стояла деревянная церквушка. Вокруг неё было несколько почерневших изб. Всё было окружено высоким частоколом. В одном маленьком окне мигал огонек. Заглянул туда…  Там спиной к нам, перед иконой, стояла женская фигура в монашеском одеянии.

- Алексей Петрович! Смотрите сюда… там   Оля…   Оля!… Оля! - позвал её.
Она обернулась к нам:
- Сереженька!… Милый!… Ой!… Папа!… Папочка!…
- Оленька!… Доченька!… - зарыдал седой генерал.

Спичка догорела, оставив не прикуренными сигареты… Следующая, в дрожащих  ладонях, не горела зеленым пламенем.

-Что это было, Сережа?
- Не знаю…   Может  это  зеленая пещера работает…
- Ты пока здесь без работы,  опиши всё на  имя  Председателя Комитета в единственном экземпляре и зарегистрируй  высшим грифом секретности в здешнем  Особом отделе. Вернусь и заберу это. Будь и ты готов…  Только прошу тебя - веди себя прилично… 

Мы подошли к вертолету, и я постучал в дверь. Её открыл тот борттехник и, глянув на  погоны на  моих плечах,  пробормотал:
- Ой,… товарищ полковник, изви…
- Ладно, ладно, прапорщик…   Вот возьми на примочки…
 Отдал коньяк и сыр…

Вернувшись в гостиницу, принял душ и растянулся на своей кровати, укрывшись одной простыней.  Тут же уснул, несмотря на шум  ночных полетов. Но среди ночи все-таки услышал, как  кто-то вошел в номер... Рука нашла под подушкой пистолет.
От выпавшего снега в номере было светло. У двери стояла знакомая женская фигура, кутаясь в простыню… Поставил пистолет на предохранитель…

Продолжение:
http://proza.ru/2009/03/31/408