Убить дракона сломанным мечом

...Утром Ивар созвал совет.
   - Вопрос один, - начал он, - как убить дракона сломанным мечом?
   - Хороший вопрос, я бы сказал, - пробормотал Флоси…
                Э. Бойе "Ученик ведьмы"

Король Страннхолда  Шпендрик Четвёртый очень любил устраивать пиры, но не потому, что был гулякой или выпивохой, нет, он смотрел на поведение своих рыцарей в изрядном подпитии, которому сам же и способствовал. Ведь, как известно, что у трезвого в уме, то у пьяного на языке…
Однажды на одном из таких пиров у хитрого короля изрядно набравшиеся к тому времени рыцари стали похваляться друг перед другом. (Это уже стало традицией: на каждом пиру рыцари, таким образом, делились успехами и мечтами на ратном поприще, причём, как заметил король, особенно усердствовали те, кто в жизни особого героизма не проявлял.)
- А я однажды тролля пополам рассёк! - Пробасил с трудом поднявшийся на ноги от выпитого и от объёмного живота первый рыцарь Страннхолда, сэр Ланшалотт и стукнул латной рукавицей по бронированной пластине своего панциря (он имел привычку даже спать и мыться в нём, и  потому даже не подумал снять перед пиром;  а ещё всем известно, что время от времени домашний кузнец наклёпывает по бокам кирасы стальные полосы соответствующие тому, насколько выросло пузо у сего доблестного воителя). - Одним ударом, от плеча до пояса!
- Да-а-а!!! - проревел, поднимая вверх кубки и расплёскивая вино на скатерти, хор слуг и оруженосцев с дальнего края длинного, на весь зал, стола. Они не знали, в чём, собственно, дело, но угодливо поспешили поддержать своими воплями авторитет богатого и раскрасневшегося от собственной бесшабашной наглости сеньора (ибо даже трёхлетний ребёнок знает, что пробить шкуру тролля можно лишь с помощью окованного железом бревна, выпущенного из стреломёта). - Да-а-а!!!
- Своим копьём я в сражении при Яртском лесе пронзил пятерых гоблинов одним разом, а потом поднял их над головой и они болтались там, как утки на вертеле! Поспешил ответить ему русобородый второй рыцарь, сэр Ультрихт фон Лихтенштамп.
- Да-а-а-а!!! - Закричали опять толком ничего не услышавшие слуги и оруженосцы, поддерживая сэра Ультрихта (на самом деле досточтимый и многохрабрый сэр Ультрихт не только не участвовал в этой битве - сказался больным: промочил ноги накануне и буквально слёг в постель от стр-рашной простуды - но поднять копьё с пятью нанизанными на него гоблинами вверх, даже если каким-то чудом и удалось их на него наколоть - они же очень вертлявые, заразы, - не под силу даже самому великому силачу средь людей). Только на этот раз в воздетых к потолку руках оказались истекающие жиром куски жареной баранины и оленины, - да-а-а!!!
- А я вот этим самым шестопёром могу голову орку вбить по самые плечи! - подняв вышеуказанный предмет (коий с превеликим трудом можно было назвать шестопёром хотя бы потому, что у него отсутствовали два соседних "пера" - наверное, выщерблены о тот самый шлем, с которым он попытался провести указанную выше манипуляцию), похвастал дородный сэр Айрвенга.
- Да-а-а-а!!! - Уже тише, с набитыми халявными харчами с королевского стола ртами согласилась с ним челядь, и, прожевав, повторила уже громче, - Да-а-а-а!!!
- Это всё даже не подвиги, благородные сэры, это так, чепуха. А я вот могу убить дракона... сломанным мечом! - Похвастал поленившийся даже привстать совсем пьяный уже сэр Фитцель Горндонский. Это был маленький коренастый человечек (поговаривали даже, что не совсем он и человек-то, а наполовину гном, но сам храбрый рыцарь досужие сплетни опровергал с завидным упорством, достойным лучшего применения) с жидкой бородёнкой, едва-едва достающей до груди, круглым лицом, маленькими заплывшими свинячьими глазками и толстыми руками с пальцами-сардельками.
- Злобную крылатую гадину с Синих гор? - Не поверил ему сэр Ланшалот. – Этого Дракона?
- Его самого! - Подтвердил вошедший в раж сэр Фитцель.
- Того самого который вот уже триста лет держит в страхе всю западную часть королевства? - Удивился сэр Ультрихт.
- Клянусь в том прекрасной Гундёвой, прекрасной дамой моего сердца. (Вообще-то, звали её Клотисса, но из-за своего склочного и неуживчивого характера, осложняющего всем жизнь  непрерывным зудением, была прозвана Гундёвой. А поскольку даже после получения столь нелестного прозвища, она не пожелала измениться, то оно постепенно вытеснило её имя и все стали звать её только так.) - Взвился на ноги уязвлённый недоверием рыцарь.
Его Величество, который в тот вечер не выпил ни глотка вина, а посему остававшийся трезвым как стёклышко, вдруг оторвался от увлечённого созерцания своих монаршьих ногтей и уставился на вставшего сэра Фитцеля.
На пиршественный зал мгновенно опустилась гробовая тишина (все знали, что Его Величество неуважения к своей особе не прощает, да и вообще, не стоит класть палец ему в рот), на дальнем столе даже не решались сделать вдох без разрешения венценосной особы. Стало настолько тихо, что можно было услышать, как вши грызут волосы на рыцарских головах, и когда в наступившей тишине зевнула любимая королевская гончая, все вздрогнули.
- Мы, Шпендрик Четвёртый, король Страннхолда, желаем видеть голову дракона. - Выдержав достаточную для его статуса паузу Его Величество, - эй, слуги, сломайте ему меч...
- А... а... а... - мгновенно протрезвевший сэр Фитцель только и мог, что открывать и закрывать рот. Он уже понял, в какую историю попал и что (если выживет, конечно) наверняка будет весь следующий год носить переходящую корону рыцаря-шута на шлеме, но не отказываться же было от своих слов прилюдно (вот, если б это было сказано наедине, чтоб можно было попросить собеседника молчать, а ещё лучше, для пущей надёжности, прирезать, тогда - да...), то можно и рыцарских шпор лишиться...
Слуги как муравьи на тлю налетели на всё ещё поражённого речью короля сэра Фитцеля и, сломав его меч ("А ведь он мне стоил - тоскливо подумал рыцарь, - целых пятьдесят семь с четвертью золотых монет..."), вложили рукоять и остаток лезвия длиной всего в полторы пяди (около пятнадцати шантиметров, если по-новомодному считать) обратно в ножны.
- Вы можете идти, сэр Фитцель. Жду голову ко дню весеннего равноденствия, - сказал король и снова потерял к нему всякий интерес, вернувшись к своему высоко интеллектуальному занятию.
- Итке! - Впервые после речи, а, фактически, приговора Его Величества, подал голос сэр Фитцель.
Итке. Да, да, да, тот самый Итке по прозвищу Лэнс. Это был настолько длинный и худой человек, что в своих доспехах (конусовидный шлем, кираса, рыцарская кавалерийская юбка и поножи) действительно напоминал рыцарское копьё. Женщинам, да и не только им, однако, он старался не рассказывать, откуда взялось его грозное прозвище, а если и рассказывал, то безбожно врал с три короба об отваге, сражениях и побеждённых им достойных противниках. История его появления при сэре Фитцеле сокрыта тайной, но роль его в этой истории очень велика: Итке являлся его оруженосцем и одновременно личным менестрелем.
- Я здесь, мой сьер! - Донёсся его тонкий голосок из самого дальнего угла зала.
Когда он вставал, у всех присутствовавших, несмотря на то, что они давно знали Итке, сложилось стойкое впечатление, что он был сложен, как минимум, в четверо.
Сэр Фитцель только, молча, махнул ему рукой и направился к выходу, хотя до сегодняшнего дня не отличался тихим и молчаливым нравом. Верный оруженосец неторопливо потрусил за ним.
Никто не пошёл их провожать, и Итке вместо того, чтобы  согласно своему положению оруженосца благородного рыцаря чинно шагать на шаг позади своего сеньора и нести его щит со шлемом, приходилось забегать вперёд и отворять для сюзерена  тяжёлые дубовые двери, бормоча при этом проклятья в адрес обленившихся вконец замковых слуг. Причём, сэр Фитцель и не подумал облегчить ему жизнь, например, забрав свои доспехи.


Первым делом доблестный сэр Фитцель отправился домой в Башню Горндон (это была одинокая башня, сложенная из речных булыжников, горделиво стоящая на холме Горндон; несмотря на то, что ещё почтенный отец сэра Фитцеля хотел достроить родовое гнездо и обнести стенами, Его Величество ясно дал понять, что в этой стране может быть только один замок, и он принадлежит ему). Там рыцарь, решил на всякий случай, с помощью башенного капеллана составить завещание.
- Брата Фука ко мне! – крикнул он слуге и ушёл в свои покои.
Через несколько минут в дверь постучали.
- Брат Фук? Войдите!
В комнату втиснулся (именно втиснулся, а не вошёл) высоченный  плечистый детина в серой рясе, подпоясанной веревкой. Такому быть бы не смиренным служителем Господа нашего, а лесным разбойником (впрочем, именно им брат Фук и был, но когда его прошлую лесную банду повязал шериф, был вынужден стать капелланом у сэра Фитцеля).
- Ты звал меня, сын мой? – Прогудел брат Фук.
- Звал, падре. Прошу Вас, встаньте за конторку, мне нужно кое-что написать.
Детина прошёл к конторке и, обмакнув гусиное перо в чернила приготовился писать.
- Сие завещание моё.
Находясь в здравом уме и трезвом рассудке, завещаю:
Сыну старшему, Шпитцель именем, башню Горндон герб свой – золотой кукиш на белом поле, родовой девиз  - "Чтобы слова не расходились с делом, нужно молчать и ничего не делать!" и семь деревень вокруг башни, а так же землю от излучины реки, до границы с лёном сэра Рудэлла.
Сыну младшему, Спитцель именем, меч и доспех из арсенала, коня из конюшен и пятьдесят монет серебром.
И обоим детям моим, Шпитцель и Спитцель именами, завещаю мудрость свою: никогда, дети мои, не похваляйтесь подвигами своими на королевском пиру.
Отец ваш, сэр Фитцель Горндонский.
Всё успел, падре?
- Да, сын мой.
Сэр Фитцель тут же подошёл к монаху и, взяв перо из его рук, поставил свою подпись – крест – под этим документом.
- Падре, прочтите это им после моей смерти.
- А к чему такая спешка, сын мой?
- Да, просто это может случиться очень скоро. А теперь – идите.
- Да хранит тебя Бог, сын мой. – Сказал падре, осенил его крестом и вышел.
- Спасибо, падре, - пробормотал рыцарь.
Когда священнослужитель захлопнул за собой дверь, сэр Фитцель постоял у портрета прекрасной леди Гундёвы, девы неописуемой красы (неописуемой по той простой причине, что ни один менестрель не решился этого сделать: она была шантиметров сто пятьдесят в обхвате, совсем как вековой ясень, росту в ней было чуть больше,  лицо и особенно глаза были тоже круглыми, как у рыбы, зато у её отца, сэра Рудэлла, были отличные луга на востоке, а так же водяная мельница и десяток деревень), смахнул скупую мужскую слезу (по размерам наверняка не уступающую легендарной крокодильей, которую пустил как-то сэр Оккеброд по прозвищу Крокодил) и тяжело вздохнул так, что балдахин кровати заколыхался, сунул руку под подушку и достал оттуда платок леди Гундёвы (За который он выложил прошлым летом аж двадцать серебряных её ушлому братцу. С тех пор платок изменил свой цвет с жёлтого на серо-бурый из-за частого прикосновения не совсем чистых рук благородного рыцаря, но всё равно его сердце радовало то, что когда-то платок принадлежал Ей) и сунул его за пазуху. После этого он пошёл в арсенал, выбрал самое длинное копьё, самый крепкий щит с ещё не облезлым гербом (надо сказать, что на этом щите славного рыцаря был изображён золотой кукиш особо крупных размеров), надел свои парадные доспехи и отправился отвечать за свои слова.
Всё-таки честь для этого рыцаря стояла не на последнем месте, в отличие от многих, и это значительно добавляло ему веса. Ну, хотя бы в собственных глазах.


Итак, храбрый, но бесконечно унылый сэр Фитцель со своим верным и неунывающим оруженосцем отправились на запад искать дракона. Забавную картину являла собой эта, по меньшей мере, странная парочка. Посреди широкой просёлочной дороги, вовсю разбрасывая грязь и навоз своими широкими копытами, шёл могучий рыцарский конь, который вёз на себе тяжёлого и малоподвижного, да что там, практически, неподвижного рыцаря. Казалось, он, этот рыцарь, был одинаковым и в длину, и в ширину, а попросту - круглым. Во время езды он с непривычки раскачивался в седле и пыхтел как паровой котёл. Конь время от времени прядал ушами, когда всадник высоко подпрыгивал на кочке, а затем обратно падал ему на хребет как мешок с…гм… зерном, но потом всё-таки решал, что это не стоит его внимания и продолжал своё меланхоличное шествие. Рядом с ним, но на полшага сзади, с заметным трудом выворачивая комья грязи, плелась низенькая и тощая как смерть кобылка, только уши и жили на этом несчастном животном: скотинка любопытно стригла ими во все стороны, наверное, не переставала удивляться окружающему миру, а конкретно - его несправедливости. Лошадка эта была навьючена всем необходимым рыцарю в дороге: припасами, шатром для рыцаря, котелком, тёплым пуховым одеялом и... оруженосцем в своих знаменитых "копейных" доспехах.
Итке покачивался в седле, курил свою длинную трубку, выпускал аккуратные колечки и мурлыкал под нос песенку собственного сочинения:

На свете жил рыцарь, отважный сеньор,
Собрался дракона он бить с Синих гор,
Отважный сеньор,
Мой отважный сеньор!

"А песня-то про меня, вроде бы… - навострил уши сэр Фитцель, - ведь я именно такой и есть. Люблю песни про себя слушать…".

Бесстрашный воитель седлает коня,
Берёт с собой деньги, припас и меня,
Седлает коня,
Он седлает коня!

"Ну, точно, про меня!"

Поскольку дракон очень старый уже,
Покоя нет рыцаря честной душе,
Он старый уже,
Очень старый уже!

Чтоб силы сравнять, он ломает свой меч,
Обломком дракону башку снесёт с плеч,
Ломает свой меч,
Он ломает свой меч!

Сэр Фитцель, который уже тоже начал тихонько подпевать ему, после этого куплета тяжело вздохнул и собрался было предложить Итке заткнуться, пока не огрёб на орехи, но пройдоха-оруженосец почувствовал смену его настроения и затянул другой куплет, в котором вырисовывались гораздо более радужные перспективы…

Сьер Фитцель прикончить тебя будет рад,
Так бойся ж его, огнедышащий гад,
Тебя будет рад,
Эх, тебя будет рад!

"Вот уж точно, ничему так сильно рад не буду, как этому!"

И лучше б тебе свой облегчить конец –
Отдать все монеты и россыпь колец,
Облегчить конец,
Свой облегчить конец!

И вынет из ножен свой добрый клинок
Сьер Фитцель, который красив и высок,
Свой добрый клинок,
Эх, свой добрый клинок!

Пронзит одним махом все девять сердец,
Из печени сварит твоей холодец,
Все девять сердец,
Ой, все девять сердец!

"Наверное, так всё-таки не получится – длины клинка не хватит…"

И голову, взятую в честном бою,
Точнёхонько в срок привезёт королю,
Эх, в честном бою,
Ой, да в честном бою!

"Да какой же тут честный бой, если я ему и так на один зуб, так ещё и без меча?!"

За это всесильный король наградит
И будет хозяин мой всех впереди,
Король наградит,
Эх, король наградит!..

После этой песни сэр Фитцель совсем воспрял духом и вполне готов был продолжать путь, чтобы победить дракона и принести его голову королю Шпендрику.
Как уже было сказано, дракон обитал в Синих горах, до которых было, как минимум, два – два с половиной дня пути. Между тем, до обозначенного Его Величеством срока – семь дней. Когда сэр рыцарь прикинул это, он снова загрустил.
- Мой сьер! А, может, стоит за этот срок рвануть за границу, где нас никто не знает? - Спросил совсем загрустившего рыцаря Итке.
- Ты не понимаешь, Итке, хотя куда уж тебе, ты же не рыцарь. – Он вздохнул и продолжил, - а вот когда слух о том, что я поступился честью и словно последний трус сбежал, вместо того, чтоб с честью погибнуть, как рыцарь, в бою с огнедышащим ящером, меня лишат и рыцарства, и дворянства. Меня и весь мой род до двадцатого колена. Я должен это сделать, Итке, должен, понимаешь?
- Понимаю, мой сьер…
- Всё, тема закрыта.
- Как скажете, мой сьер.
Дальше они продолжили свой путь в молчании. Только неугомонный Итке насвистывал свою песенку, придумывая всё новые и новые куплеты, расписывающие во всех цветах, красках и кровавых подробностях ужасную смерть дракона, ежели тот не пожелает сдаться на милость сьера Фитцеля.
В конце концов, храбрый рыцарь и сам поверил, что дракон непременно должен сразу сдаться на милость победителю, на его, Фитцеля, милость.


В первый день до городка под названием Швамбург они не доехали, поэтому пришлось заночевать прямо на полянке Яррского леса, который они в это время пересекали. Верный Итке поставил господину шатёр, натаскал дров, разложил костёр и стал варить вечернюю похлёбку. А, поскольку он не был силён в кулинарии, то побросал в неё понемногу всего, что обнаружил в мешке с провизией. Запах пошёл настолько ужасный, что оголодавший медведь, который недавно выбрался из берлоги после зимней спячки и случайно забрел на огонёк, в ужасе скрылся в зарослях. Сэр Фитцель тоже обозвал принесённое ему варево помоями, а после того, как попробовал - ядом и долго ещё костерил Итке на все лады за то, что он испоганил такие замечательные продукты. Однако, видя, что оруженосец уписывает свою порцию за обе щёки, голодным остаться не пожелал.
Ночь он промучился несварением желудка и не единожды выходил проведать кусты. И, что самое обидное, этот проходимец Итке всю ночь спал, как бревно, а на утро с аппетитом доел остатки своего жуткого варева, на которое даже падальщики не решились покуситься (даже комары и мошкара, известные ночные спутники, не выжили, вдохнув неземной аромат, и поляну сплошным ковром усеивали их трупики). Сэра Фитцеля передёрнуло от увиденного, и он ещё раз очистил и без того пустой желудок.
- Сварить Вам утреннюю похлёбку, мой сьер?
- Нет!!! Я уж лучше голодным останусь, чем ещё раз прикоснусь к твоей похлёбке, бездельник!
- Но я как лучше хотел...
- Ладно, ладно, дай лучше мне вяленого мяса, позавтракаем в седлах. Я посмотрел карту: если поторопимся, к вечеру достигнем Швамбурга.
- Но я думал, что мы вчера совсем чуть-чуть не доехали до него.
- Ну, я несколько ошибся в расчётах, и мы дали крюк на север. Тем более, вчера такой туман был...
- Поня-я-ятно...
- Всё, пошевеливайся! Я хочу сегодня ночевать не в шатре, а в тёплой постели в самом лучшем трактире Швамбурга!
- А денег-то хватит, мой сьер? - Вкрадчиво осведомился оруженосец.
- Ну, если не в самом лучшем, то, во всяком случае, в очень хорошем. Поехали!
И они поехали. Сначала они ориентировались по солнцу, а потом, когда лес, наконец, закончился, Итке увидел Синие горы. Их подножья были в синем тумане, а вершины искрились от снегов, покрывающих их круглый год (но Синими их назвали отнюдь не поэтому: просто народ, живший в предгорьях имел обыкновение употреблять пиво и наливку, в которые добавляли особую ягоду, растущую только здесь; а на следующее утро после попойки кожа всегда имеет синеватый отлив - кто видел, не спутает уже никогда...).
- Горы, мой сьер!
- Где они, Итке?
- Вон! - грязный худой палец верного оруженосца указал на северо-запад.
- А-а-а! - Зарычал сэр Фитцель, - мы опять сбились с дороги, только на этот раз, забрали на юг!


На закате, когда стража уже закрывала ворота, отважный сэр Фитцель со своим не менее отважным оруженосцем прибыли в Швамбург.
- Кто такие? – Невежливо осведомился старший смены стражников.
- Это мой господин, блистательный сьер Фитцель Горндонский! А я – его оруженосец Итке Лэнс.
- Не знаю таких… Мыльф, пойди у капитана спроси, есть у нас такой рыцарь.
- Да, стержант. – Ответил Мыльф. (это был маленький и щуплый человечек в великоватых доспехах и постоянно съезжающем на нос шлеме. Он постоянно шмыгал носом, перекладывал алебарду из руки в руку, а освободившейся конечностью вытирал сопли о форменные бардовые штаны, из-за чего они стали ну… не совсем бардовыми.)
- Да как ты посмел, червь, подвергать слова моего оруженосца сомнению?! Я ж тебе кишки выпущу и прав буду! – Сэр Фитцель положил руку на рукоять меча (но вовремя вспомнил, что меч сломан и не стал его обнажать, во избежание конфуза).
- Ничего не могу поделать, сэр. Таков порядок.
- Да если ты сейчас же не пропустишь нас… - Направил на служаку коня Итке, тот стал пятиться, пока не упёрся в створку ворот, но в этот момент вернулся Мыльф.
- Стержант, капитан подтвердил, что такой рыцарь значится в списке.
- Х-хорошо, Мыльф.
- Рад стараться!
- Извольте заплатить пошлину за въезд, сэр рыцарь. Полсеребрушки с коня, да пятнадцать медяшек с всадника, итого – две с половиной серебрушки.
- Это же грабёж! – возмутился Итке, а сэр Фитцель по-прежнему тискал рукоять меча, и лицо его медленно наливалось кровью. (Стражники поглядывали на него с опаской и старались отойти подальше с его дороги.)
- Это приказ Его Величества Шпендрика Четвёртого, короля Страннхолда! – Отчеканил сержант.
Сэр Фитцель убрал руку с меча (стражники вздохнули с заметным облегчением) и достал из кошеля монеты. Итке передал их страже и только после завершения этой пренеприятной процедуры они смогли попасть в город.
На улицах стремительно темнело, и уставшему за день рыцарю было уже не до того, чтобы искать приличный трактир. Он совсем уже собрался остановиться в первом попавшемся, но ход его мыслей нарушил Итке.
- Мой сьер, я знаю, что здесь должен быть один трактир…
- Хороший?
-О, да, вполне!
- А кормят там как?
- Божественно… - блаженно закатил глаза и погладил левой рукой прилипший к спине живот Итке.
- Так что ж ты раньше молчал, бездельник?! Веди!
- Слушаюсь, мой сьер! – И он уверенно свернул на первом же перекрёстке.
Когда благородный рыцарь уже дважды сбился, считая повороты (а считать он, как и всякий уважающий себя рыцарь, умел аж до десяти), оруженосец, наконец, остановился. Над входной дверью гордо красовалась свежевыкрашенная табличка, объявляющая всякому, кто умел читать название сего замечательного заведения.
- Ры-ся-ща-я кля-ча, – по слогам прочёл сэр Фитцель (ведь помимо того, что он умел считать, он ещё худо-бедно складывал слоги воедино, всегда восхищаясь в душе волшебству превращения отдельных букв в целые слова), - "Рысящая кляча"?
- Да, мой сьер. Вы, как всегда, правы.
- Итке!
- Да, мой сьер!
- А откуда ты знаешь этот трактир?
- Его содержит мой кузен Ратке, мой сьер.
- Ну, пойдём… надеюсь, что он готовит получше тебя…
У двери стоял босоногий мальчишка, приставленный, видимо, отводить лошадей почтенных гостей в стойло. Он был худым и нескладным, надо думать, что примерно таким был в детстве Итке. Он подпирал плечом стенку и грыз травинку, усиленно делая важный и занятой вид.
- Эй, мальчик!
- Да, сэр?- Неприступный и деловой вид сразу куда-то испарился, а под ним оказался жгучий интерес.
- Хочешь серебрушку?
- Кого нужно убить? – Исподлобья взглянув на рыцаря, поинтересовался он.
- С чего ты взял? – удивился рыцарь.
- Сэр, у нас, в Швамбурге за такие деньги людей убивают…
- Ну, почему сразу убить? – Покачал головой сэр Фитцель, - нужно просто хорошо позаботиться об этих двух лошадках.
- Обязательно, сэр, всё будет в лучшем виде, я не отойду от них ни на миг, - принимая поводья, поклонился мальчик, - и да хранит вас в пути святой Берендикт.
- Пусть и тебя он не оставит, - ответил успевший спешиться уже сэр Фитцель. - Пойдём, Итке.
- Да, мой сьер, - и он услужливо распахнул перед господином дверь.
Изнутри пахнуло теплом и едой. Желудок рыцаря скрутило судорогой, и он поспешил войти внутрь.


Внутренним убранством сей трактир сэра Фитцеля, конечно, не поразил, но и не расстроил до глубины души. Это была комната, обильно уставленная свечами, но всё равно, погружённая в полумрак. Длинные деревянные столы не только не качались (а это в страннхолдских трактирах редкость, уж он, сэр Фитцель-то знает), но и тщательно выскоблены (!). К длинным столам были приставлены скамьи, а к маленьким столикам по углам заведения - стулья.
Хозяин стоял за стойкой и что-то считал, перекладывая костяшки больших счёт. На  худом лице ("наверное, это у них семейное, - подумал благородный рыцарь, - тоже вон тощий, как жердь".) была заметна бурная умственная работа: губы, сжатые в одну точку, ходили туда-сюда; брови то хмурились, то взлетали; глаза усиленно моргали; левая рука то и дело, почёсывала затылок, покрытый короткими русыми волосами.
- Мой сьер, позвольте мне поговорить с ним, быть может, благодаря родственным связям  мне удастся скостить оплату...
- Ну, попробуй. - Согласился сэр Фитцель.
Итке прокашлялся и бодро потрусил к стойке.
- Эй, хозяин, вели приготовить самую лучшую комнату для почётных гостей!
Трактирщик оторвался от счёта и медленно поднял голову к новому посетителю. В глазах его последовательно отразилось непонимание, прозрение, узнавание и злость.
- Итке! Это ты, проходимец!
- Да, это я, кузен Ратке!
- Ах ты, пёс шелудивый! Пятнадцать лет от него ни слуху, ни духу, а теперь объявился: "это я, кузен Ратке!". Да как у тебя совести хватило?! И где мои  десять серебряных, которые я одалживал тебе на покупку воинского снаряжения?!
- Ратке, я...
- Что "я..."? Пока ты не вернёшь все мои деньги до последнего медяка, я не собираюсь иметь с тобой никаких дел. Повторяю: никаких!
- Но я...
- Довольно, Итке, - вмешался сэр Фитцель, - замолчи.
- А ты ещё кто? - подозрительно уставился на него Ратке.
- Я - сэр Фитцель Горндонский! - Ответил до крайности возмущённый тем, что его не узнали, рыцарь. - Я хочу остановиться на ночь в твоём трактире.
- Деньги вперёд.
- Сколько?
Трактирщик беглым взглядом осмотрел представшего перед ним, оценил его платежеспособность и только после этого ответил:
- Серебряк за комнату на одну ночь и десять медяков за ужин. На одну персону.
- Вот. - Сэр Фитцель положил на стойку две серебряных монеты. Это за комнату и ужин для меня и моего оруженосца.
- Будет сделано.- Ратке преобразился, и, расточая мёд, спросил: -  Где желаете отужинать, благородный сьер?
- В общей зале. А это - долг Итке. - И он положил рядом ещё десять монет.
После такого жеста со стороны рыцаря Ратке засиял как новый золотой и решил для себя, что с этим рыцарем можно иметь дело.
- А можно ли поинтересоваться, что привело такого доблестного рыцаря в нашу глушь?
- Можно. Но сначала всем по кружке пива за мой счёт! – И он уселся за один из маленьких столиков.
Собравшиеся встретили его заявление дружным рёвом. Две дородные подавальщицы засуетились, разнося рыцарское угощение.
- Сьер, а не слишком ли это дорого выйдет?
- А какой смысл экономить? Завтра я сам уже буду обедом...
- Не печальтесь, мой сьер, подавится эта гадина крылатая!
- Спасибо, мой верный Итке.
В этот момент, подобревший после лицезрения королевского профиля, запечатлённого в серебре, трактирщик Ратке с белым полотенцем на поясе самолично принёс их ужин: гуся, запечённого с яблоками, перловку с бараньим жиром, целый мясной пирог и отменное светлое пиво в запотевших пинтовых кружках.
-А это что такое? - спросил Итке, увидев странную конструкцию рядом с остальными блюдами.
- Это моё коронное блюдо - швамбургер! Ломоть хлеба, шмат сала, кусок ветчины, зелёный лучок, огурцы, помидоры и сверху ещё один ломоть хлеба, всё это полито моим секретным соусом и разогрето. Быстро и вкусно! – Ответил Ратке. Он скромно присел на свободный стул и спросил:
- Что всё-таки привело Вас, благородный сьер Фитцель, в наши края?
- Я ищу дракона, живущего в Синих горах.
- Это Чайника, что ли?
- Какого Чайника? - Не понял рыцарь.
- Ну, это мы его так прозвали. Он же старый совсем уже, чаще дым с паром выдыхает, чем пламя.
- А где он живёт-то? - Поинтересовался Итке.
- Да тут недалеко, в старых серебряных выработках.
- Это где?
- Вам следует проследовать через западные ворота, и проехать по ущелью, а в самом  конце его есть пещера. Там он и обитает, наш Чайник. Только вы уж его не сильно...
- Почему?
- Просто он - единственный источник туризма в этой глуши. Знаете, сколько  рыцарей в год приезжает, чтобы убить его?  А если его не станет, я ж разорюсь совсем... Да и озорует он уже не так сильно, как раньше: ну, раз в месяц, может, овцу или корову утащит, ну ночью порычит, ну, расскажет опять, что это его земля, он тут хозяин, какой он великий и непобедимый, ну огнём пару раз дохнёт… так все ж привыкли давно!
- Уп-с... – не нашёлся, что сказать сэр Фитцель и Итке, чтобы прервать затянувшуюся паузу в разговоре и выручить, таким образом, своего господина, сменил тему. - Ратке, хотел спросить вот: а почему твой трактир так страшно называется? Ты же с детства мечтал его открыть, неужели, ничего более путного придумать не смог?
- Да тут такое дело, кузен Итке... Хотел я назвать его "Гарцующий пони", да пришли как-то новые старатели с востока и сказали, что такой трактир уже есть под  столицей и держит его какой-то пузатый недомерок по прозвищу Маслютик. Вот я со злости и назвал его так. А потом утром проснулся и подумал: а и Бог с ним! Пусть так оно и будет... - он помолчал, - а у меня уже и вывеска была готова для "Гарцующего пони", кстати, она, теперь, стала столешницей на этом самом столе.
Итке тут же наклонился и, хотя и с трудом, но рассмотрел надпись и нарисованного белой краской упитанного пони, высоко поднявшего переднюю ногу (сэр Фитцель, хотя ему и хотелось, наклоняться не стал - счёл это ниже своего достоинства).
- Ладно, трактирщик, - сказал рыцарь, осушив кружку и вытерев усы, - давай-ка, неси всем ещё по кружке пива! Да смотри; водой не разбавляй! Сегодня я плачу за всё!
...Через час они уже пели героические баллады. Через два – песенки более похабного содержания. А через три часа вся зала (человек тридцать и эта цифра постоянно росла из-за того, что приходили всё новые и новые посетители, можно сказать, они слетались в "Рысящую клячу", как мухи на мёд и такого числа клиентов трактир ещё не знал за всю свою историю) уже клялась в вечной любви, верности и преданности стране, королю и сэру Фитцелю, как полномочному представителю и того, и другого, и обещала своему благодетелю завтра поутру собраться всем миром и пойти убивать огнедышащего гада вместе с храбрым рыцарем. Так что, сэр Фитцель был уже спокоен за своё недалёкое будущее, ведь с ним собралось на битву целое войско.  Поэтому он вместе с преданным оруженосцем и продолжал эту замечательную (а, возможно, последнюю в жизни) попойку. В итоге рыцарь с со...гм…ратниками договорились встретиться у "клячи" с первыми петухами.


Но ни первых, ни вторых, ни третьих петухов сэр Фитцель и Итке не услышали. Когда же часов в одиннадцать благородный сэр продрал глаза и посмотрел в начищенную об камзол внутреннюю часть кирасы, ужаснулся: на него смотрел синеватого цвета субьект с огромными мешками под глазами и всклокоченной шевелюрой. Голова раскалывалась, казалось, что ей может помочь только милосердный топор заплечных дел мастера.
- Бр-р-р! – Сказал рыцарь своему отражению и рефлекторно отодвинулся.
Однако нашлось средство и получше. Этим чудодейственным эликсиром оказался обычный домашний огуречный рассол, который кто-то заботливо поставил на стол рядом с кроватью. Сэр Фитцель приложился к сосуду, медленно, с наслаждением, проглотил, подошёл к окошку, через которое в комнату ворвался весенний день, и выглянул на улицу. Но вместо обещанной вчера армии увидел во дворе только десяток несушек, кудахчущих и сосредоточенно разгребающих навоз в поисках червей.
Возмущённый до предела он пнул беззаботно спящего на соломенном тюфяке такого же синего оруженосца.
-Итке!
- Да, мой сьер! - Мгновенно пробудился тот, благодаря чему успешно увернулся от второго пинка.
- Бездельник! Почему ты не разбудил меня с первыми петухами?
- Я... я просто подумал, что Вам нужно хорошо отдохнуть перед таким трудным днём.
- Никчёмность! Да кто просил тебя думать!?
Взбешенный рыцарь наскоро оделся, с помощью Итке надел свои латы и, громыхая, вышел в общую залу. Ратке едва мазнув по нему взглядом, вернулся к своим любимым счётам.
- Где те, кто должен был ждать меня с первыми петухами у твоего трактира?
- Кто-кто? – Совершенно искренне удивился тот.
- Ну, люди, которые вчера пили и гуляли за мой счёт. Они обещали сегодня пойти со мной убивать дракона.
- Не было никого тут, благородный сьер.
- Как так, не было?
- А вот так. Они ведь, как и я, живут в основном за счёт Чайника. Это ж всё равно, что кусать руку, кормящую тебя…
- Так они…
- Да, они просто решили погулять, просторечно выражаясь, на халяву. Сюда много рыцарей приезжает, чтобы убить Чайника, да ни один ещё этого не сделал. Вот так-то, если говорить начистоту, сьер рыцарь. Я, уж простите, не верю, что и Вы в этом преуспеете.
- Чума и мор на ваши головы! – Закричал уязвлённый в лучших чувствах рыцарь, осознавший, что впустую потратил полугодовые налоги со своего надела. (После такого он просто не мог уехать отсюда с пустыми руками!)
Благородный сэр стрелой выскочил во двор и закричал:
- Итке!
- Здесь я, мой сьер!
- Седлай коней, мы выезжаем.
- Да, мой сьер!
Итке пошёл в конюшню и убедился, что мальчик выполнил своё обещание: не отходить от доверенных ему лошадей ни на миг. Но и только. Его храп Итке услышал, едва открыл двери конюшни. Мальчик дрых на сеновале, на выдохе храпом приподнимая свою шляпу, лежащую на лице. Рядом лежала пустая бутыль и тарелка, видимо из-под закуски. Лошади же были не чёсаны, не мыты и даже не рассёдланы. Счастье, что хоть корм у них был.
Оруженосец попытался разбудить несостоявшегося убийцу, да не тут-то было! На тряску тот попросту не реагировал, а на пинки начинал ругаться и отползать. Разбудить его было решительно не возможно. С горем пополам Итке отвязал поводья от ноги конюха и вывел коней на улицу (отвесив напоследок смачного пинка сторожу, чтобы хоть так отблагодарить его за труды праведные).


-Дяденька лыцаль, дяденька лыцаль! – Услышал сэр Фитцель, когда они с Итке проезжали по улицам Швамбурга. А надо сказать, что днём они понравились ему намного больше, чем ночью: широкие настолько, что помои, вылитые из окна второго этажа с одной стороны практически не доставали до другой, некоторые даже были замощены камнем, а не досками (что было редкостью в Страннхолде). Благородный сэр придержал коня и позволил оборванному и босоногому мальчишке лет шести догнать себя.
- Что?
- Ой, а ты и плавда лыцаль?
- Да, я самый настоящий рыцарь, - гордо кивнул сэр Фитцель и вздёрнул подбородок. – Я - сэр Фитцель Горндонский.
- Ух, ты! А дай мне свой меч поделзать, на позалуста!
- Шёл бы ты отсюда,.. мальчик. – Сразу нахмурился рыцарь и тронул коня. Его голову вдруг посетила необычная мысль: – "Они тут все сговорились, что ли? Вчера мужики буквально требовали показать им тот самый клинок, который отрубит голову проклятой ящерицы, еле отвертелся, так теперь и этот туда же". (А просьбы эти, между тем, имели чисто практическую направленность: местные жители смотрели на рыцарский меч и определяли качество стали – ведь если рыцарь погибал в бою с драконом, а случалось такое нередко – дураков-то всегда пруд пруди – то ящер забирал себе только золотые и серебряные побрякушки, выгребая из своей пещеры всё ненужное железо, которое и собирали предприимчивые швамбургцы и, в зависимости от степени оплавленности, продавали либо новым охотникам на дракона, либо на сувениры, либо на лом. Соответственно, цены на эти три категории рознились довольно сильно. Известен, например, случай, когда один и тот же меч "ходил" биться с драконом шестнадцать раз, прежде, чем был переплавлен.)
- Дяденька лыцаль, дяденька лыцаль!
- Ну, чего тебе ещё?
- А хочешь, я угадаю, куда ты едешь?
- Ну, угадывай, что ж с тобой сделаешь…
- Ты едешь Чайника убивать!
- Правильно. А теперь, иди, играй.
- Дяденька лыцаль, а хочешь, я тебе дологу показу?
- Ну, покажи.
- Пять медяков.
- Куда тебе столько? – Опешил тот. - Ты ж вон, какой маленький!
- Не, я больсой узе! – Он встал на цыпочки и даже надул щёки. – Во, какой!
- Мой сьер, - подал голос Итке, - а, может, действительно нам стоит нанять проводника?
- Ну, держи, малолетний вымогатель, - сэр Фитцель достал кошель, отсчитал медяки и протянул ребёнку, - а теперь, веди.
Западные ворота оказались окованной сталью калиткой, наскоро прорубленной в каменной стене. Рядом стояло угрюмое помещение стражи с затянутыми решёткой окнами. Рядом с ним маялся дурью утроенный наряд и вскоре сэр Фитцель понял, почему.
- Стойте на месте! – Услышали путники зычный голос стержанта – высокого плечистого мужика с алым пером на шлеме и алебардой. – Кто такие?
- Сэр Фитцель Горндонский с оруженосцем.
- Что-то я таких не припомню… Клюк, сбегай к капитану!
Сэр Фитцель побагровел и наконечник его копья упёрся в кадык стержанту.
- Клюк! Стой, не надо никуда бежать! Я вспомнил. – Копьё тут же вернулось в исходное положение, а потом рыцарь положил его поперёк седла.  (чтобы никто не дай святой Берендикт, не убежал!)
- Уже лучше.  – Гордо произнёс рыцарь. – Откройте ворота.
- Сэр, прежде чем покинуть Швамбург Вы должны заплатить пошлину.
- Какую ещё пошлину??? – Возмутился Итке, - мы платили вчера, когда въезжали в город!!!
- Всё правильно. – Пояснил стержант, предусмотрительно спрятавшись за стеной щитов своих людей. –  Вчера вы заплатили въездную пошлину, а сейчас должны заплатить выездную.
- И сколько мы должны заплатить? – Поинтересовался Итке.
- Серебрушка с коня, полторы с всадника и десять медяшек за мальчишку, итого пять с половиной серебряных.
- Это… это… - у Итке не хватало слов, чтобы выразить своё возмущение, - это хуже, чем грабёж!!! На входе мы заплатили две с половиной! Как это объяснить?
- Приказ мэра Швамбурга.
- Да будь ты неладен вместе со своим мэром!!! -Рыцарь открыл кошель, пересчитал деньги и обнаружил, что после вчерашнего загула в кошельке осталось всего пять серебряных и двенадцать медных монет…
… Две медяшки изредка позвякивали, когда при тряске попадали в один и тот же угол кошеля…


Дорога за стенами оказалась спокойной: тишь, да гладь. 
Лёгкий весенний ветерок шелестел молодыми листьями, весенние птахи вовсю радовались жизни, стараясь донести её, эту свою радость до всех своими песнями (что очень раздражало чувствовавшего себя быком, которого ведут на скотобойню, сэра Фитцеля). Сама тропка тоже оказалась довольно-таки наезженной – видимо, не соврал трактирщик о том, что рыцари, приехавшие по голову дракона здесь довольно частое явление. От скуки благородный сэр даже стал предаваться разным мыслям. И особенно часто мысли его возвращались к дракону…
Как-то так получилось, что до этого сэр Фитцель, считая свою миссию совершенно не выполнимой, даже не задумывался о том, как же победить этот чешуйчатый источник бизнеса. Теперь же всерьёз обиженный недоверием и пренебрежением местных жителей, он мучился в раздумьях.
...В одной старой-престарой крестьянской легенде говорилось о том, что огромный дракон в одиночку осаждал целый замок. Так продолжалось пока однажды ему в глотку перед тем, как он выдохнул огонь, не попали булыжником из катапульты. Крылатый подавился своим собственным пламенем и сгорел...
"Нет, - подумал сэр Фитцель, - это как-то не по-рыцарски".
...Сэр Перрегнор заставил дракона преследовать себя в пещерах и когда тот влез настолько глубоко, что уже не смог не только развернуться, но и вообще двигаться, рыцарь стал наносить удары, уколы, порезы и через неделю дракон издох от кровопотери...
"Это тоже не то, что нужно, - решил рыцарь, - ведь, во-первых, сэр Перрегнор знал эти пещеры как свои пять пальцев, а во-вторых, его доспехи были покрыты гномьей огнеупорной смесью, стоящей сейчас на рынке баснословные деньги".
...В битве в Туффском ущелье дракона истыкали стреломётными снарядами, как подушечку для игл и он рухнул прямо на боевые порядки орков и троллей, понизив их боевой дух настолько, что они почти не сопротивлялись и были разбиты в рекордно короткий срок...
"И это не то, ну где тут взять стреломёты?"
...Рассказывали ещё, что какой-то лучник сумел подстрелить гада, когда тот был занят тем, что сжигал город, стоящий на сваях посреди озера, попав отравленной стрелой в уязвимое место брони, туда, где на пузе выпала чешуйка ("...Хм… а это ещё неизвестно, правда ли..."), говорят, ему про этот драконий дефект рассказал севший на плечо дрозд...
"А вот это уж точно бредом сумасшедшего попахивает: где это видано, чтобы дрозды разговаривали и, тем более, чтоб тупая птица разбирались в таких вещах".
...Согласно легенде, один из древних героев по имени Гидернест загнал дракона в реку, где тот и утонул...
"Но здесь даже ручейка нет, не то, что реки, в которой мог бы утонуть целый дракон".
...Северный же герой Зииигурд, укрываясь за щитом от драконьего пламени, подошёл вплотную к дракону и отрубил ему язык, коим тот направлял пламя. И когда ящер выпустил следующую струю, она сожгла его самого...
"Нет, мне это тоже не подойдёт. - Подумал сэр Фитцель, глядя на свой деревянный щит с гордым гербом, который даже стрелу не остановит, не говоря уж о струе драконьего пламени. - Как же его убить? Нет, наверное, это всё-таки не возможно".
Его верный оруженосец Итке тоже искал способы усекновения драконьей головы.
...Дождаться, когда змей залетит в своё логово, завалить вход огромным камнем и дождаться, когда гад издохнет от голода, а затем придти и спокойно отрубить ему голову...
А если у пещеры не один выход? К тому же, у нас нет времени дожидаться.
...Сбросить камень на самого выползающего из своей пещеры дракона...
Это ещё бабушка надвое сказала, что крепче: камень или башка. Где гарантии?
... Положить перед входом в пещеру отравленную коровью тушу, подождать, пока сожрёт и сам подохнет в страшных корчах...
А что, если не подохнет?
...Забить в пол пещеры острые колья и когда дракон будет выползать - он распорет себе брюхо...
Нет, он наверняка заметит их... Да и вообще, кто будет этим всем заниматься? Правильно, Итке. А надо оно ему? Правильно, нет!
А у мальчика-проводника было всего два варианта развития событий.
Первый: рыцарь увидит дракона, храбро, но глупо бросится на него с копьём наперевес и будет зажарен.
И второй: увидев дракона вживую, рыцарь задаст стрекача, даже не став с ним связываться.
Время, однако, показало, что все они ошибались...


За очередным поворотом сэр Фитцель и Итке увидели площадку с зёвом пещеры на другом конце. Вокруг рассыпаны горы щебня, на которых белели кости. Из самой пещеры время от времени вырывались клубы дыма, что говорит о том, что хозяин дома.
- Всё, мальчик, ты выполнил свою работу, можешь идти. - Сказал рыцарь и опустил забрало.
- Холосо, дяденька лыцаль! - Важно кивнул малец.
Он отбежал немного и  спрятался за крупным валуном, чтобы не пропустить самое интересное и чтобы было, что потом рассказывать соседям.
- Итке!
- Да, мой сьер!
- Помоги мне слезть с коня.
- Сию секунду, мой сьер!
Итке подставил спину, чтобы благородный рыцарь смог использовать её как помост и он тотчас же стал на неё всем весом. Спина прогнулась почти до земли, выдержала (ведь ей такое было отнюдь не впервые – за время службы у сэра Фитцеля Итке проходил такие процедуры как минимум, дважды в день, он говорил всем, что это очень помогает в профилактике радикулита). Рыцарь грузно встал на землю и, опустившись на одно колено, стал истово, брызжа слюной, молиться святому Берендикту и осенять себя святым крестом:
- О, святой Берендикт, покровитель рыцарей, к тебе взывает верный слуга твой, сэр Фитцель Горндонский! Помоги мне одолеть чудище богомерзкое, придай побольше храбрости сердцу моему, твёрдости руке моей и  крепости - мечу моему! А уж я тебя не обделю: в каждом городе тебе свечу ставить буду, долю двадцатую от сокровищ драконьих в монастырь твой пожертвую и всю жизнь молиться тебе одному буду! Только дай знак, что не оставишь меня в час трудный!..
Рыцарь устремил взор в небо, но ничего не изменилось.
- Две двадцатых!
Небеса продолжали игнорировать его молитвы.
- Три!
В этот момент из-за горы появилось солнце (ну, просто время ему пришло уже начинать клониться к закату, вот оно и вышло) и лучи его осветили унылую площадку.
"Это - Знак, - подумал сэр Фитцель, - пора!"
- Итке! – Встав с колен, позвал он.
- Я здесь, мой сьер!
- На коня.
- Сей момент, мой сьер!
- Мой щит! – Оказавшись снова в седле, он вытянул левую руку, и оруженосец надел на неё украшенный кукишем щит.
- Копьё, мой сьер? – спросил предупредительный оруженосец.
- Изыди, искуситель! Разве ты забыл, ЧЕМ я должен убить его?! Рог давай! - И Итке вложил его во вторую руку.
- Ну, я ж как лучше хотел, мой сьер…
Он выехал на середину площадки и протрубил в рог. Тишину разорвал какой-то хриплый звук, внезапно перешедший в писк. Рыцарь смутился и убрал рог.
- Я – Тюльпан, великий и непобедимый! – Тут же раздался громовой голос дракона, вдобавок, усиленный эхом. - Эти горы и всё их серебро принадлежат мне! Кто посмел потревожить мой полуденный сон?
- Я, сэр Фитцель Горндонский, предлагаю тебе сдаться на милость мою! – Выкрикнул рыцарь, до которого уже дошёл смрад из драконьей пасти.
- Ты что, издеваешься, жалкий человечишка?! - донёсся из пещеры грозный рык.
- Тогда я вызываю тебя, дракон, на бой до смерти! В конце останется только один!
- Жди, иду уже! - ответил огнедышащий змей и добавил: - Как раз сегодня не обедал  ещё...
За те две - три минуты, которые прошли до явления дракона, сэр Фитцель передумал много чего, но так и не придумал ничего лучше, чем честно, по-рыцарски атаковать его и встретить свою смерть или победу верхом на коне.
Дракон медленно и лениво  выполз наружу и прищурился против света, чтобы получше рассмотреть дерзкую букашку. В холке он был раза в два выше рыцаря, сидящего на коне, алая чешуя  сияла на солнце. Клыки его были размером с добрый кинжал, а когти на могучих лапах – с двуручный меч. Несмотря на то, что был он уже стар, двигался по-прежнему легко и грациозно. Страшный противник, но отступать некуда.
Драконьи глаза, между тем, привыкли к дневному освещению и он уже смог без помех рассмотреть своего противника. Увиденное заставило его растянуть пасть в ехидной ухмылке:
Маленький пузатый человечек сидел верхом на испуганно косящемся в его сторону коне. В левой руке человечек держал щит с изображённым на нём кукишем (дракон был уже старым и зрение уже не то, что в молодости, но всё же не узнать этот незамысловатый знак было нельзя), ветер развевал когда-то пышный плюмаж его шлема…
- Пришёл твой смертный час, дракон! Во славу прекрасной Гундёвы!
Сэр Фитцель вынул обломок из ножен и попытался поднять коня на дыбы, чтобы картинно броситься в атаку. Однако, перепуганное животное слушаться при виде огнедышащего ящера упорно не хотело: конь поджал хвост и стал медленно пятиться назад, под прикрытие спасительных камней, игнорируя просьбы, команды и даже удары шпорами.
Дракон же набрал полную грудь воздуха, но, увидев, что этот "отважный рыцарь" к тому же пришёл на битву СО СЛОМАННЫМ МЕЧОМ, вместо клубов негасимого драконьего пламени, из груди его вырвалось облачко пара, и он… заржал.
- Стой, погоди! Дай отсмеяться, ха-ха-ха! – он протестующее протянул лапу в сторону рыцаря.
Он всё смеялся и смеялся, не в силах остановиться.
- Нет, ты подожди.. а-ха-ха-ха! Дай отдышаться! – Тюльпан лежал на земле, поддерживая передними лапами своё объёмистое брюхо, и бился в истерике. – Вы подумайте, пришёл н-на битву со сломанным мечом! Ха-ха-ха! Ты б ещё копьё поломал, а потом на турнир ехал! Чем же ты мне голову рубить-то будешь? Ха-ха-ха!
Рыцарь то краснел, то бледнел, но вдруг понял, ЧТО нужно делать.
Благородный сэр храбро взмахнул тем, что осталось от его меча, и срезал часть своего собственного плюмажа, чем вызвал новый взрыв оглушительного хохота.
- Что он делает? – спросил мальчишка-проводник у Итке, благоразумно убравшегося с поля битвы с первым же писком рога.
- Не знаю, - отмахнулся тот, во все глаза, наблюдая за хозяином.
- Он всегда так сражается?
Но этому вопросу суждено было остаться без ответа.
А сэр Фитцель в это время вытянул руку с обломком вперёд и снова дал шпоры коню. Обезумевшее от страха перед драконом животное скакать вперёд упорно не хотело и рыцарю пришлось долго вынимать левую ногу из стремени, переносить её через спину пятящегося коня… но в этот раз рядом не было спины верного оруженосца и рыцарь свалился на землю как башенный котёл, когда его снимают с крюка над очагом и катят по дороге на речку, чтобы помыть. При этом штаны его порвались с громким и неприличным треском.
Дракон уже даже не махал крыльями, но его оглушительно-хриплый смех по-прежнему раздавался перед пещерой.
Избавившись от всадника, конь с истошным ржанием умчался в сторону выхода из ущелья. Итке попытался поймать его, но жеребец и не заметил схватившую его за уздечку руку и протащил её обладателя по земле лицом вниз, пока у него не хватило ума разжать пальцы.
Увидев такую картину дракон, сумевший было успокоиться, снова заржал со всхлипами и подхрюкиваниями. Слёзы его превратились уже в приличную лужу на земле.
- Как же ты в атаку пойдёшь, если даже встать не можешь? – Надрывался великий и непобедимый.
Рыцарь с завидным упорством продолжал пытаться встать на ноги. ("Помочь ему, что ли?" – подумал Тюльпан.) Когда это ему, наконец, удалось, сэр Фитцель поднял забрало и хлебнул свежего воздуха. Увидев его блаженное лицо, Тюльпан засмеялся с новой силой. Рыцарь опомнился и стал ме-е-е-едленно, но угрожающе надвигаться на лежащую в луже собственных слёз древнюю рептилию. Та даже не делала попытки подняться и прекратить его мучения.
Да, он смотрелся сейчас очень грозно: пыхтящий от усердия, напряжения и раздражения толстяк-рыцарь с остриженным плюмажем и обломком меча. У несчастного дракона уже не было сил смеяться (за триста лет его жизни никто и никогда его ещё ТАК не смешил) и он лежал на земле, выдыхая дым из усеянной клыками пасти.
Когда рыцарь добрался до лужи, он поскользнулся и шмякнулся на задницу, разбрызгав практически всю воду. Вода эта оказалась очень горячей, практически кипятком, и рыцарская задница была вовсе не в восторге от погружения. Рыцарь со вскриком неожиданности аж подскочил, но не сумел удержаться на норах, снова плюхнувшись в воду. Это стало последней каплей: ящер вдруг схватился за сердце и умер (Предположительно, от разрыва сердца, но кто ж его знает, как было на самом деле). При этом с морды его так и не сошла ядовитая ухмылка.
Так погиб Тюльпан, дракон с Синих гор, от руки бесстрашного и благородного сэра Фитцеля Горндонского.


Увидев это и осознав, ЧТО только что произошло на его глазах, мальчик со слезами побежал домой.
- А-а-а! Мамочки, они Чайника убили!
Рыцарь хмыкнул, но ничего не сказал.
Удостоверившись, что всё именно так и есть и дракон мёртв, сэр Фитцель снял, наконец, шлем и свистнул Итке.
- Найди телегу, нужно же сокровища вывозить на чём-то. И коня моего тоже найди.
- Да, мой сьер! - он вскочил на свою клячу и скрылся за поворотом.
Когда он вернулся, сэр Фитцель, громко ругаясь, отрезал голову чудовища. Бронированная шкура поддавалась неохотно и к тому моменту, когда он закончил, лезвие было абсолютно тупым. Так же рыцарь отсёк когти зверя, дабы украсить свою башню и срезал большой кусок шкуры со спины, чтобы заказать кожевнику плащ. Он принципиально не стал вытирать клинок и латы, и драконья кровь оставила на металле проплавленные разводы.
Итке где-то умудрился найти телегу и смирного конька, с интересом и определённым страхом (а вдруг притворяется, гад? От них, драконов, всего можно ждать!) поглядывающего на ещё тёплого ящера. И оруженосец начал сносить на телегу драконьи сокровища.
- Итке, найди мне меч, чую, он мне сегодня ещё пригодится...
- Да, мой сьер!
Вскоре он принёс сеньору замечательный старинный меч с инкрустированной драгоценными камнями рукоятью. Оба они залюбовались и зацокали языком, глядя на отражения света от древнего клинка.
- Прекрасный клинок, Итке! - Одобрил рыцарь и сунул егоза пояс.
- Рад стараться, мой сьер! - Расплылся в улыбке тот.
Через пару часов Итке закончил и сверху на золото они и сэром Фитцелем положили голову Тюльпана.
Рыцарский конь нашёлся почти сразу: он вспомнил, что он боевой дисциплинированный жеребец, поэтому ждал за соседним поворотом, преспокойно щипал редкую весеннюю травку и делал вид, что ничего не произошло. Благородный сэр "вскочил" на него и вместе со слугой, севшим на козлы, отправился в сторону города.
Однако на выходе из ущелья их уже ждали: толпа горожан с дрекольём возбуждённо гудела, но моментально замолчала, увидев рыцаря и телегу. Рыцарь взял в руку меч, и самоцветы сверкнули на солнце. Раздалось восхищённое "О-о-о!". Из рядов  швамбургцев. вышел трактирщик.
- Эй, благородный сьер! Оставьте нам сокровища и можете уходить!
- С чего бы это?
- Вы разрушили нам бизнес. Это компенсация.
- Ратке, кузен! - подал голос Итке, - ты что? Опомнись! Мы же спасли Швамбург от ужасного дракона!
- А ты помалкивай там! Ты всегда был странным, Итке, а теперь, видать, совсем с ума сошёл! Весь город жил за счёт Чайника, а теперь его нет. Нам грозит голодная смерть!
- Зарабатывайте на жизнь честным путём! Сейте, пеките, куйте... Как и все.
- Но мы не умеем...
- Так учитесь! Вот вы думаете, отберёте у нас золото, и всё будет прекрасно? А когда оно закончится? Что будет?
Мужики зачесали в затылках.
- Ну, не знаем...
- А я вас скажу: вам придётся голодать потому, что СЕЙЧАС вы не хотите трудиться. Не теряйте время зря, учитесь жить уже сейчас! А ещё, скажу вам по секрету, в пещере дракона лежит яйцо. И, если захотите, можете воспитать из него рабочего дракона или боевого.
Мужики опять зачесали затылки, посовещались и собрались расходиться, остался только Ратке.
- Стойте, погодите! И вы ему поверили? Он просто не хочет отдавать нам золото!
- Ратке, твоя алчность давно стала притчей во языцех. Не показывай её лишний раз. Видишь, люди понимают, что так нельзя.
Ратке плюнул на землю, развернулся и ушел, а сэр Фитцель и Итке продолжили свой победоносный поход.
В дороге они не спали, а сторожили телегу, к тому же, решили не искушать жителей деревень, расположенных вдоль дороги. Поэтому она заняла не два, а целых три дня. Но на рассвете четвёртого сэр Фитцель увидел на холме башню Горндон в лучах солнца.
- Слава тебе, святой Берендикт! - Сказал сэр рыцарь, - мы дома.
- Да, мой сьер, мы дома.
Через полчаса они въехали во двор. Там благородный сэр позвал старшего сына и приказал перенести содержимое повозки в сокровищницу, оставив на месте только трофейную голову, а сам отправился спать, наказав разбудить себя пополудни.
В полдень Итке разбудил своего господина и тот после сытного обеда поехал к королю. Король, как обычно, сегодня устраивал пир.


Слуг, что, в общем-то, не удивительно, не было - никто не упускал возможность поесть с королевского стола, поэтому трофей они тащили сами. Дойдя до пиршественного зала, сэр Фитцель остановился, чтобы перевести дух.
- А я могу - услышал он из-за двери голос сэра Ланшалотта, - циклопа болотного кинжалом заколоть!
- Да-а-а-а! - Одобрительно закричала челядь.
В этот момент Итке со скрипом распахнул двери и в зал вошёл сэр Фитцель в забрызганных драконьей кровью латах и с натугой швырнул на середину зала голову.
- А я УБИЛ дракона с Синих гор вот этим! - И рванул из ножен обломок.
На несколько секунд все замерли, а потом раздался небывалой силы (ведь ещё никто не представлял каких-либо доказательств доблести своей, ограничиваясь пустой похвальбой) восторженный рёв оруженосцев и слуг.
- Да-а-а-а-а! Слава ему, слава!
Все остальные рыцари после этого заявления были вынуждены молчать.
А Его Величество, оторвавшийся от своего привычного занятия, смотрел на сэра Фитцеля.
- Мы поздравляем Вас, сэр Фитцель Горндонский с великой победой и в награду жалуем право пристроить к донжону башню половинной величины. (Такого подарка ещё не делали никому, и значимость сэра Фитцеля взлетела до небес, ведь теперь он из ничем не выделяющегося рыцаря, каких сотни, стал обладателем второй -  после короля - по размерам башни а Страннхолде.)
- А Вам, сэр Ланшалотт, мы имеем сказать вот что: у Вас есть две недели, чтобы принести голову циклопа. Слуги, дайте ему кинжал!
Сэр Ланшалотт печально посмотрел на всученный ему нож, и, кликнув оруженосцев, вышел из зала. Ведь до Китакских топей целых пять дней пути...

"Хоть таким образом удаётся заставлять этих оболтусов совершать подвиги и поддерживать престиж Страннхолда". - Подумал король Шпендрик и улыбнулся в бороду.














Михаил Гридин  aka  IceDragon                Санкт – Петербург
                23– 26 марта 2009г