Канатоходец

Есть такой город, куда по ночам приходят канатоходцы. Мужчины, которые живут здесь, вне зависимости от времени года носят в основном длиннополую, осеннюю одежду. Их подбородки плотно прижаты к груди, и в серых глазах отражаются мостовые, вымощенные крупным неровным булыжником, который повсеместно устилает петляющие улицы, переплетенные переулками и сливающиеся в площадях. А на заброшенных дорогах, в районах ветхих городских окраин, сквозь сиреневый камень мостовой, согретый седеющим солнцем, пробивается вешний мох и болезненная трава. Мужчины и женщины, кроме совсем молодых, бредут, не спеша, глядя себе в ноги. У пожилых мужчин зачастую взъерошены волосы и прохудилась обувь.
По утрам (особенно ранним утром) на улицах тихо и безлюдно. Со временем город понемногу наполняется людьми, но звуков по-прежнему нет. Кто-то сидит на скамье, кто-то разглядывает стену. Кто-нибудь стоит у окна…
Когда солнце поднимается над крышами, площади пустеют. Это происходит, потому что люди боятся ветра. Днем ветер срывает с крыш черепицу и разбивает о стены домов маленьких птиц…
В середине дня ветер стихает, и в город приходят дети. Они заглядывают в каждую дверь каждого дома каждой улицы, и город наполняется их голосами и шлепаньем босых ног по мостовой. Дети пахнут сеном, теплыми лужами и шелковицей. Когда они идут по улицам, старый город кряхтит и потягивается, булькает где-то в глубине своих водостоков, поскрипывает ставнями и решетками, сбрасывает с наличников сизую и коричневатую пыль, старую и безвредную, которая, наполняя воздух, заставляет детей жмуриться и чихать. Дети заливают смехом арки и купола, а к вечеру бросают с мостов длинные тени. А солнце светит в главный колокол ратуши, у которого с языка свисает смешная грязная веревка.
И пока дети в городе, бредущие между ними и жмущиеся к стенам домов мужчины и женщины с выцветшими глазами не заметны.
А вечером, когда детей уводят, солнце спускается совсем низко и блуждает по окраинам меж дырявых заборов и ветхих деревянных построек.
В пасмурные и промозглые дни детей водят другими дорогами, и город стоит пустой, как старый ненужный шкаф.
После таких дней поздно ночью в городе появляется канатоходец.
Он натягивает свои канаты меж скошенных крыш, перебрасывает их через реку, перетягивает телеграфные и фонарные столбы, и колонны соборов и громоздких административных зданий, и башни колоколен, и самые большие деревья в парках и скверах. И канаты опутывают город, как огромная паутина.
Глаза у канатоходца черные и глубокие, как пересохшие колодцы. Канатоходец закрывает их и перевязывает черной лентой (так иногда высохшие колодцы заваливают камнями и мусором, чтобы в них, играя, не упали дети). Он уверенно ставит на канат длинную голую ступню, и канат под ней – как натянутая струна. Он твердым шагом идет вперед, казалось бы, только для вида слегка балансируя руками. Время от времени в воздухе рождается легкий ветер, который порою крепчает и начинает качать деревья, но канатоходцу не страшно. Он знает, что разобьется. И сейчас на земле ветер в его волосах податлив и приручен, а в неведомой вышине над его головой он рвет на куски и разгоняет тучи, чтобы открыть и показать месяц. Чтобы днем в город пустили детей.
Канатоходец бежит через площадь. Канат качается и опасно прогибается, но канатоходец не сбавляет шаг, лишь немного подсаживаясь, чтобы сохранить равновесие. Ведь до утра он должен успеть пройти над каждой площадью, над всеми переулками и улицами, над заброшенными окраинными дорогами, над рекой с набережными и мостами, над скверами, фабриками и промышленными кварталами.
А помощник канатоходца спешит за ним следом, отвязывает и скручивает канаты и укладывает их в специальный фургон.
И вот, когда последняя крыша уже в двух шагах, предрассветная дымка вдруг начинает окрашиваться цветами солнечного ореола, которые мгновенно пронизывают голубеющие пустоты распростертого чистого неба и через плотную ленту проникают в глубокие и беспокойные черные глаза.
И понимая, что ему уже не дойти, канатоходец внезапно останавливается и поворачивает широкое обветренное лицо туда, где вот-вот появится солнце. Замерев и не опуская поднятых рук, он медленно отклоняется на сторону, и в противоположную сторону из-под его усталых ног уходит канат, и как огромная неуклюжая птица канатоходец стремительно падает вниз.
И с первыми лучами солнца помощник канатоходца срывает с него черную ленту и в специальном фургоне уносится из города прочь.
А круглое красное солнце поднимается высоко и стремится к зениту, освещая ржавые своды скошенных крыш, и в гулкой глубине улицы разносится дребезжащее эхо поспешных шагов молодой женщины.