Суд. Притча

        «Не понимаю, где это я?», - Михалыч удивленно осматривал помещение — комнату метров тридцати, с высоким голубым потолком. По полу стелился густой сероватый туман, закрывавший ноги по самое колено, в противоположном углу находилось небольшое окошко. Дверей у помещения не было.
         «Как я сюда попал»,- озадачив Михалыча, сверкнула мысль. Тут же он решил подскочить к окну, чтобы выглянуть наружу, но ужасающий факт настиг его раньше — туман вовсе не скрывал его голени — ног до уровня колена у Михалыча просто не было, а он благодаря необъяснимой силе висел в воздухе. До ужаса перепугавшись, он резко дернул за воротник рубашки - верхние пуговицы оторвались и упали в пелену тумана. Михалыч прислушался, но звука падения пуговиц на пол так и не услышал.
          «Господи, помилуй», - прошептал Михалыч, дотянувшись до висевшей на шее серебрянной цепочки,
           «Боже мой», - чуть смелее произнес он, крепко сжав кулак с нащупанным православным крестом.
            «Я здесь, я здесь», - послышался откуда-то сверху переливающийся звонким эхом хор из мужских и женских голосов. Часть стены, окружавшая небольшое окошко в углу расступилась в разные стороны, и, рассыпавшись на куски, скрывшиеся в тумане на полу, образовала проем в форме полукруглой арки. Неведомая сила подхватила Михалыча, и он, продолжая висеть в воздухе, плавно поплыл в направлении образовавшегося выхода.
                За аркой находилось следующее помещение — огромный голубой зал с до бесконечности устремившимися вверх гладкими стенами без единого элемента декора, только высоко-высоко мерцали маленькие точки.
              «Потолка здесь нет. Роль потолка выполняют звезды», - послышался знакомый голос.
               Михалыч повернул голову и увидел своего знакомого, но поздороваться с ним не сумел, так как только открывал рот и нервно подергивал руками, осознавая, что туман в этом помещении еще выше, чем в предыдущем, и на этот раз его тело недосчиталось всей нижней половины вплоть до самого пупка.
               «Не бойся, оказывается так и надо», - успокоил его знакомый — Степаныч, сосед его двоюродной сестры, жившей в трех кварталах от Михалыча. Они со Степанычем часто встречались во дворе ее дома и немного знали друг друга.
                «Что это за чертовщина?»,- уже смелее заговорил Михалыч, обращаясь к Степанычу.
               «Теперь от нас мало что завитит, с интервалом в четыре минуты мы с тобой умерли», - пояснил Степаныч.
               «Как умерли? Господи!», - схватился за голову Михалыч, вытаращив на Степаныча удивленные глаза.
                «Господи, оказывается, и правда есть. А я всю жизнь не верил», - виновато вздохнул Степаныч и растерянно улыбнулся...

                «Не переживай, то о чем ты беспокоишься после смерти, не стоит беспокойства ибо будет оно во благо тем, о ком ты беспокоишься из оставшихся на земле, и принесет им счастье», - от хора голосов отделилось сопрано и зазвучало в каждой клеточке Степаныча. После этой фразы он почувствовал себя лучше и приготовился внимательно слушать дальше.
                «Ты был хорошим человеком и заслуживаешь выбора. Используя свое знание, ты задашь семь вопросов и услышишь на них либо да, либо нет - семь ответов. После этого ты должен определиться»
                «Ты чего замолчал?»,- Михалыч перебил поющее в глубине души Степаныча сопрано.
               -Подожди, не отвлекай, мне выбор предоставляют. Не мешай, потом твоя очередь настанет.
                Михалыч притих, наконец приняв тот факт, что туман окончательно поглощает и его, и Степаныча.
                От тела Степаныча почти ничего не оставалось, но слушая эхо обращавшегося к нему сопрано, он замечал как оно отражается в его голове, мышцах, доносится со стороны хвоста, внутренней оболочки панциря, чувствовал как оно вибрирует на поверхности лепестков...
                «Каких еще лепестков», - поймал он себя на внезапном умозаключении, но заметив как лучи эхо, вырвавшись из кончиков его корней и, обволакивая тычинки, вылетели через жабры и пронеслись по поверхности чешуи, окончательно доверился захватившей его силе и отказался от мысли о сопротивления неизведанным чувствам.
                Сопрано пронеслось по сущности Степаныча, удаляясь, метнулось вверх, сверкнуло парой звезд - двумя из множества, заменявших комнате потолок, и сбросило сверху три маленьких птичьих пера. Степаныч поймал их, пока они плавно опускались к поверхности тумана, и как только он взмахнул ими, понял, что ему в голову пришла мысль: «Он хочет стать или семинолом, или леонбергером, или масаем".
                «Что там?», - не выдержал Михалыч.
                «У меня есть право задать семь вопросов после чего я буду семинолом, масаем или леонбергом», - медленно рассуждал Степаныч.
               Михалыч попытался сделать недовольное выражение лица, но судя по реакции Степаныча, тот либо был слишком озадачен вариантами выбора, либо у Михалыча уже не было лица в привычном понимании этого слова.
                «Вопрос первый», - прозвучало сопрано
                «Первый, первый, первый, первый», - поддержало его внезапно разыгравшееся эхо.
                Степанычу хотелось выглядеть так, будто он немного потер свой затылок.
                Решившись, он спросил: «В прошлой жизни я был неплохим ученым. Будучи семинолом, смогу ли я посвятить себя современной науке?»  Как только он произнес вопрос, то внезапно вспомнил, что семинолы — индейское племя, загнанное в резервацию в штате Оклахома, а родившись краснокожим вряд ли можно рассчитывать на блестящую научную карьеру. Тогда Степаныч хотел попросить изменить вопрос, но был опережен ответом:
                «Нет, не сможешь. Вопрос второй»
                «Второй, второй, второй», - подгоняло эхо.
                Степаныч уже хотел спросить: «Кем тогда»..., но вспомнил, что ответ состоит только из вариантов «да» или «нет».
                «Если я буду масаем, это же, вроде, австралийский народ, я стану хорошим воином?», - переправил вопрос Степаныч. Тут же Степаныч поймал себя на мысли, что масаи - это действительно народ, только африканский. Полукочевой народ, живущий в саванне Восточной Африки, смелые воины и скотоводы.
                -Нет,
                Не дожидаясь приглашения Степаныч задал третий вопрос: «Если из меня не выйдет воина, может от того, что я буду слабым или больным?»
                -Нет,
                Степаныч не улавливал логику и тогда как-то случайно вырвался четвертый вопрос: «Может я вообще тогда и не мужчиной буду. Женщиной?»
                -Да, - ответило сопрано, передразниваемое эхо.
                «Женщины племени масаи — бритоголовые, прошедшие обряд обрезания негритянки», - не понимая каким образом к нему пришла и эта мысль, вспомнил немного из истории Степаныч.  Поняв, что не все так просто как казалось, он решил задавать более существенные вопросы. Оставалось еще вспомнить кто такие леонбергеры.
                «Пятый, пятый, пятый», - во всю голосило эхо.
                -Если я стану ни масаем, ни семинолом, а леонбергером, я буду более полезен людям?
                -Да
                -Я буду счастлив?
                -Да
                -И последний, седьмой вопрос  — в конце концов я снова умру, но предоставится ли мне такое же право выбирать где в следующий раз будет продолжать свой путь моя душа?
                «Рассказывай же!», - не вытерпел Михалыч
                Степаныч перебил: «Тихо! Остался последний ответ перед тем как надо сделать выбор».
                «Что там выбирать при семи то вопросах: буду ли я вождем масаев, буду ли я самым важным леонбергером...», - усмехнулся Михалыч.
                Сопрано ответило на последний вопрос:
                -Да!
                Этот ответ очень обрадовал Степаныча, хотя в ответе не было необходимости. После шестого вопроса он уже знал, что хочет стать леонбергером. Видимо, на каком-то своем, сакральном уровне, его решение было известно и обращавшемуся к нему голосу.
                -Одна жизнь леонбергера перед возвращением на суд, - подвело итог сопровождаемое эхом сопрано, и только после Степаныч внезапно неким чувством осознал, что леонбергер — это вовсе не человек! Но выбор был уже сделан...




                Новое воплощение Степаныча — леонбергер, черный, добрый и пушистый обладатель генов сенбернара и ньюфаундленда, прекрасный пловец, за свою одну собачью жизнь, благодаря службе в береговой охране и поисково-спасательном отряде, спас почти триста жизней человеческих. Самый обожаемый в городке пес скончался на пятнадцатом году жизни. Однажды утром просто проснулся в белой комнате с высоким голубым потолком...


                А в тот день после Степаныча голос обратился к Михалычу, покручивавшему в руке крест и предварительно продумывавшему семь заковыристых вопросов, чтоб в итоге родиться важным человеком:
                «Помнишь как часто о тебе говорили: «Как земля таких людей носит?» А ведь правильно говорили! Здесь, наверху, все запоминается. Не был ты хорошим человеком и право выбора тебе дано не будет. Гельминт аскарида, пятьдесят реинкарнаций в аскариду перед возвращением на суд...»
                «Это же глисты!!!», - не успел возмутиться Михалыч, как поймал себя на ощущении, что только что отложил пятьдесят тысяч яиц в теплом уютном кишечнике родной Буренки...