Кирилл Комаров. Sensible Sensation

Питерский музыкант Кирилл Комаров за время своей бурной музыкальной карьеры снискал себе репутацию рок-хамелеона, почти как Дэвид Боуи. Он уже успел побывать в шкуре автора-исполнителя, блюзмена, гитариста-виртуоза, поэта, постановщика сценических хэппенингов. И, как недавно выяснилось, это еще далеко не предел.

Потому что новая работа Кирилла, получившая интригующее название «SenSenSe», в некотором роде коренным образом не похожа на все то, что тебе приходилось слышать до этого. Потому что, в свою очередь, никому в нашей стране еще не приходило в голову записать музыкальный альбом без помощи тех самых главных причиндалов, с помощью которых, собственно, музыка и исполняется. То бишь музыкальных инструментов. Ритмическая и мелодическая основа альбома – текст, основной и единственный инструмент – голос автора. Переплетения вокальных гармоний, внутренняя ритмика стихов, полифония аллитераций, сложносочиненный ассоциативный ряд и медитативные тексты о проблемах достижения тонкой гармонии с объективной реальностью порождают ощущение тотального и позитивного крышесъезда. Впрочем, попытки передать печатными буквами все своеобразие этой работы, максимально выпадающей из всех подряд контекстов нынешнего культурного и контр-культурного мэйнстрима похожи на тщетность усилий объяснить на пальцах, что такое секс. Поэтому мы передаем концептуальную эстафету самому Кириллу, отсылая всех заинтригованных желающих к первоисточнику.

«Хулиган»: Кирилл, о твоей новой работе говорят, что аналогов в российской музыке она сегодня не имеет – все музыкальные линии композиций воспроизведены голосом. На Западе примерно в этом же направлении идут такие исполнители, как, например, Бобби МакФеррин или битбоксеры, на Востоке – мастера горлового пения. Какая из этих традиций привлекает тебя больше и связан ли ты каким-то образом с ними?

Кирилл Комаров: Замысел пластинки у меня появился после путешествия в Индию. Поэтому, наверное, с восточной традицией связь налицо. Но это музыка, которая могла появиться только в двадцать первом веке, потому что компьютерные технологии только теперь позволяют все это воплотить. Я уже не говорю про то, что это невозможно сыграть живаго. Филипп Глас пытался делать нечто в подобном ключе. Но чтобы это создавать живьем, надо быть высочайшего уровня композитором, исполнителем, и не совсем здоровым на голову. И я не прописывал партитуры, а действовал методом проб и ошибок. Я просто понимал, что идея такого альбома просто-таки витает в воздухе, и если я не сделаю это сейчас, завтра выпустит кто-то другой.

Х: У «SenSenSe» есть какая-то общая тема, объединяющая все композиции пластинки? В каком направлении нужно мыслить, чтобы максимально въехать в концепцию?

КК: Альбом посвящается духовным искателям, которые задумываются не только над тем, где достать еды, но и зачем они пришли на эту землю. Я думаю, что все-таки не надо расслабляться и сидеть под планом Путина. У некоторых есть собственные планы на свой счет, у них есть другое предназначение кроме как быть в чьем-то плане.

Х: В твоих композициях задействовано до пятидесяти голосов. Как ты предполагаешь решать проблему с их живым исполнением? Ты будешь использовать «минус один», или предполагаешь набрать коллектив?

КК: Ну, в живом исполнении материал пластинки невозможен. Материал, как я уже говорил, очень сложный, и пятьдесят человек найти нереально, чтобы это все исполнять. Поэтому мы решили проблему тем, что внесли некий перфоманс-элемент в шоу. Повесим огромный экран, как в кинотеатре, и будем транслировать на него видеоарт. И в определенный момент буду появляться я и исполнять свою партию. Думаю, что это будет довольно интересное зрелище.

Х: Какие еще неожиданности будут ждать человека, пришедшего на концерт? Кому бы ты не рекомендовал его посещать?

КК: Весь концерт – это одна большая неожиданность. Материал настолько своеобразный, что представлять его привычными и отработанными способами уже не интересно. Прецедентов не было. Представление с музыкантами невозможно, здесь нет музыкантов. Так что это очень большой эксперимент, на который мы все вместе идем. Соответственно, посещать его я рекомендовал бы всем, кроме людей, которым такие эксперименты не интересны.

Х: С чем или с кем связан твой отказ от музыкальных инструментов при записи пластинки?

КК: Так получилось, что я занимался и симфоническими, и электронными аранжировками, и акустикой. А просто голоса у меня не было. То есть, единственное, чего я не делал, это голос без музыки. Это мое самое слабое звено. Кто-то считает меня хорошим поэтом, кто-то музыкантом, они все заблуждаются. Но что касается моих вокальных данных, то в лучшем случае у меня проникновенный голос. У меня нет вокальных данных, и я об этом знаю. Как я буду показывать людям то, что я делаю плохо? Давайте я лучше им стихи прочитаю, я стихи хорошие пишу. Или я очень хорошо на гитаре играю. Но ты покажи что ты делаешь плохо! Это ощущение вызова. А в психологии есть такое правило: там, где есть наш страх – это край, за которым лежит огромный ресурс развития человека как личности.
 
Х: Тяжело ли было тебе, как рок-музыканту, не использовать привычных средств самовыражения для европейской музыки, типа гитар, барабанов, клавишных и прочего в том же духе?

КК: Ну, я не могу сказать, что совсем не использовал. Когда я записывал альбом, я использовал гитары, играл сначала мелодическую партию на гитаре, записывал на магнитофон, потом напевал еще один голос, сверху еще один, и так далее. Потом что-то доделывал, все расставлялось, двигалось. Интересно.

Х: Считаешь ли ты свою новую работу музыкальной, или это какой-то другой жанр в твоем понимании?

КК: Можно сказать, что это новая музыка, а можно, что не музыка вовсе. Для того, чтобы это делать, не нужно быть таким уж крутым музыкантом. Музыка похожа на суфийские техники. Любая техника не работает без наполнения. Это вопрос энергий, если ты будешь делать это с негативной энергией, ничего не получится. Если ты что-то сочинил и не вложил энергию, то это никому не нужно.

Х: Какие изменения в состоянии сознания могут ожидать твоих слушателей, и как далеко это может их завести? В каких условиях ты рекомендовал бы прослушивать материал пластинки для достижения наилучшего эффекта? Может быть, предварительно надо что-то принять, или типа того?

КК: Принимать ничего не надо. Можно слушать в наушниках, но это будет отдельное приключение. Можно слушать на хорошей стереосистеме – это другая история. Не рекомендую слушать в машине во время движения, и в наушниках с закрытыми глазами – могут возникнуть какие-то изменения, связанные с тем, что поднимется в человеке. Какие эмоции и какие гормоны нарабатываются.

Х: Ты планируешь стать основателем направления? Будешь ли ты еще записывать пластинки в этом стиле? Рассчитываешь ли ты на то, что у тебя появятся подражатели и продолжатели, и как ты к этому отнесешься?

КК: Понимаешь, у меня не было ощущения, что этот альбом сделал я, а словно что-то такое сделалось, кто-то такое сделал. И когда я посмотрел, то понял, что я искал что-то новое, и оно находилось в каких-то глубоких медитативных далях – куда я стремился. Я понял, что это всегда было во мне. Не нужно отправляться в далекие места, встречаться с шаманом или гуру. Оно просто все время есть. А что касается продолжателей… возможно, после того, как люди услышат «SenSenSe», они придут домой и сами запишут нечто в этом же духе. Потому что альбом – это не психология, не техника или творческие решения, а то, что люди могут найти в себе. Те эмоции, от которых раньше они отворачивались.

Х: Как ты оцениваешь возможные перспективы того, что ты сделал на «SenSenSe» по части врастания в поп-культуру? Это – музыка популярная или элитарная?

КК: Меня не сильно волнует этот вопрос, если честно. Я не хочу ругать наших великих героев рок-сцены, но они же поют одну и ту же песню бесконечно! Они встали в героическую позу и героически в ней пребывают уже долго. Чем они отличаются от попсы, которая зарабатывает себе деньги в другой позе, а эти в этой? Типа, «мы поем про то, что мы поем рок, вот и все, а те поют про то, что им нравятся голые девичьи коленки». В этом нет вызова никакого, нет творчества художника.

Х: Насколько мы поняли, твои тексты на русском и рассчитаны на нашу аудиторию. Почему тогда твоя новая программа названа по-зарубежному «SenSenSe»? Что это вообще значит, и на каком языке?

КК: «Sense» в переводе с английского языка означает и «смысл» и «чувство». «Does it make sense?» – «Это понятно? Достаточно ли хорошо я объяснил?». Альбом – это смысл и чувства, ставшие нашим ритмом. Нас в жизни окружают одни и те же ритмы. Одни и те же вопросы, неврозы… Если бы люди могли бы исповедоваться друг другу, они бы удивились тому, насколько похожи эти признания.

Признания Кирилла Комарова, равно как и необыкновенную программу, состоящую из материала его новой пластинки «SenSenSe», желающие этого смогут лицезреть один и пока только один раз – 16 марта в Театральном центре имени Мейерхольда, что на Новослободской. Всем пришедшим обещается сеанс одновременной творческой синергии музыкального, театрального и поэтического жанров. Как это возможно и с чем это едят, пока не представляют даже самые продвинутые из нас.
Тайная формула «SenSenSe» – S3. Sensational, Sensible, eSsential.

Журнал "Хулиган", март 2008.