Разрыв. Глава из повести

Глава из повести "Возвращение"               


1.      
          – Который час?
          Роман вздрогнул, как от озноба.
          – Скажите, пожалуйста, который час?
До Романа с трудом дошло, что эта щупленькая девчушка в туфлях на огромной платформе и в кожаной мини-юбке обращается именно к нему. Его взгляд, оторвавшись от земли, скользнул по её колготкам под «змеиную кожу», по замше юбки, миновал красный топик с надписью и, наконец, он непонимающе уставился в худенькое личико в «боевой» раскраске путаны, которое обрамляли спутанные пряди вытравленных перекисью волос.
– Что, в улёте, дед, – сочувственно и не без зависти спросила «потолочная» блондинка и добродушно добавила, – Ладно, тащись дальше, старый пень. Только учти, место здесь горячее, могут и укатать…
Роман огляделся по сторонам. Сверкали огнями рекламы бары и рестораны, то и дело, к цветной брусчатке площади грохоча музыкой, подруливали разнокалиберные иномарки с затемнёнными стёклами. Бритоголовые быки со своими герлами, длинноногими, как фламинго, вываливались из тачек и исчезали в недрах кабаков.
Роман с трудом узнал Красный бульвар – гордость своего родного Беловодска. Пичуга, которая только что спрашивала у него время, куда-то испарилась, но повсюду стояли другие, отличающиеся от неё лишь прикидом. Некоторым было, вряд ли много больше двенадцати лет…
Роман дико оглядывался по сторонам. Раньше он был весь погружен в себя, да и жил на тихой окраине в Егоровой хрущёвке. Потом всё заслонила Инга…
– Ксюш, а ты пробовала сразу с двумя парнями, – очередная «старшеклассница» вопрос задавала подруге, но при этом с вызовом в упор смотрела на Романа.
– Та-акой кайф! – пропела с чувством девчушка и умолкла, в ожидании реакции потенциального клиента.
Роман шёл оглушённый музыкой и всполохами рекламы, пока не наткнулся на знакомое со школьных лет здание кинотеатра «Прибой». Теперь на нём светилась надпись: «Кино-Макс». Зашёл в кассу и взял билет на ближайший сеанс, совершенно не интересуясь, что за фильм. Ему было всё равно, просто не хотелось никуда дальше идти, не хотелось видеть знакомые лица.
– Вам не сюда, – сказала билетёрша и, почему-то с осуждением посмотрев на Романа, добавила, – вам в малый зал, направо.
Он пошёл направо, зал был полупустым. И буквально с первых кадров Роман понял, почему – крутая эротика. Трах шёл за трахом, с перерывами лишь на перемещение «актёров» на новые места действия. Из шикарного будуара в конюшню, из джакузи на заплёванный пол общественного сортира…
Роман бездумно смотрел на экран до той минуты, пока крупным планом показали лицо белокурой девушки, по которому стекали мутновато-белесые струйки. Его чуть не стошнило. Он встал и пошёл к выходу, не обращая внимания на возмущённых дрочил…
Роман уже подходил к перекрёстку, где собирался поймать такси, когда к нему обратилась молодая очень прилично одетая женщина.
– Извините, у вас огоньку не найдётся?
В руке у неё была длинная тонкая сигарета, а фигура и смущённое улыбающееся лицо были привлекательны. Роман щёлкнул зажигалкой. Женщина, вплотную приблизившись к нему, прикурила, умудрившись на несколько мгновений прильнуть к мужчине своим жарким податливым телом. Выдохнув дым, она, продолжая улыбаться и старательно изображать смущение, произнесла тихо, но отчётливо:
– Давай, отойдём в сторонку, и я тебе минет побыстрому сделаю. Я в этом деле мастерица, не пожалеешь…
Роман достал из кармана купюру.
– Извини, спешу, в другой раз…
– Да ты что, козёл, за шлюху меня держишь!
И голос, и весь облик дамы мгновенно переменились. Теперь это была возмущённо орущая базарная торговка. Как чёрт из коробочки, рядом возник здоровенный детина. Он схватил Романа за лацканы пиджака, но тут вдруг послышался визг тормозов, и хватка вмиг ослабла. Парочка ночных охотников нырнула в тёмную подворотню и растворилась – как их и не было. Туда же ринулся молоденький милиционер из патрульной машины, но его старший напарник крикнул в темноту:
 – Вадим, вернись, бесполезно! Они исчезают, как фокусники. Их надо на «живца» ловить, только не наша это работа, – и, повернувшись к Роману, буднично сказал, – Предъявите документы.
 Роман достал свой новенький паспорт.
 – Приезжий, что ли? – спросил служитель порядка и, раскрывая документ, назидательно добавил, – Местные здесь в такое время в одиночку не ходят. Кроме спецконтингента, разумеется. О, приятель, да ты, оказывается, наш, местный, чего ж ты так лоханулся?! И регистрация просрочена, придется штраф уплатить. В отдел с нами проедем, или как?
 Роман протянул патрульному «шлюхину» купюру.
 – Достаточно?
 – Вполне. Только вот, квитанции у нас с собой нету… – мент сделал многозначительную паузу.
 – Да, на кой, она мне, – недоуменно пожал плечами Роман.
 Дэпээсники на радостях предложили подбросить Романа в более спокойный район. Он без особого энтузиазма согласился.
 Выйдя на Планерной, Роман, несмотря на приключение (а может, наоборот, именно поэтому), вместо того, чтобы пойти домой, заглянул в тихий кабачок под названием «Пивной дворик».
 В полупустом зале играла негромкая музыка: «Самый быстрый самолёт не поспеет за тобою, но, когда ты прилетишь, я махну тебе с земли…». Роман подошёл к стойке, кореянка  Устинья приветливо кивнула ему и, ничего не спрашивая, налила две кружки светлого пива.
 Роман, поблагодарив улыбчивую барменшу, нашёл свободный столик в углу и сразу же залпом выпил кружку. Всё-таки после злоключений у него здорово пересохло в горле. За первой пошла и вторая. Жажду утолил, и вроде бы отступило оцепенение, внутренняя зацикленность, отрешенность от окружающего мира, которая овладела им после разрыва с Ингой, Полного и окончательного. В его ушах будто ещё звучали её насмешливые слова:
 – Прощай, ковбой, не грусти, найдёшь себе другую…
Он вновь и вновь видел её лёгкую походку, дробь каблучков по направлению к служебной автостоянке, где уже открывал для неё дверцу серебристой «тойоты» тот самый, чернявый, одетый с иголочки тип с рыхлым одутловатым лицом. Именно с ним они обменялись весьма недружелюбными взглядами при первой встрече месяц назад. Ну, Романа тогда можно было понять: после абсолютно бессонной ночи и трудного утреннего объяснения с Ингой, он вряд ли мог испытывать какое-то расположение вообще к кому бы то ни было. А брюнет? Значит, уже тогда он знал Романа (по крайней мере, знал, кто он такой) и имел веские основания испытывать к нему враждебность. Как к сопернику?! На Романа нашёл полный ступор, и вышел он из него только лишь, когда машина тронула с места.
 К Роману снова вернулось чувство безысходной тоски, боли от потери, но, почему-то ещё сильнее их был жгучий стыд за себя. За то, что он – зрелый мужик, как мальчишка побежал вслед уносящей Ингу машине. Он остановился лишь тогда, когда «тойота», взвизгнув тормозами, исчезла за поворотом.
2.
Пошевелить конечностями или головой Роман не мог. Он даже и не пытался этого сделать. Глаза тоже не открывал – и так на веки  тяжко давил яркий  свет. Он не знал, где находится, но почему-то был уверен, что лежит голый на металлическом столе, руки, ноги и шея его схвачены металлическими зажимами, но достаточно свободными – кровь циркулирует. Сверху, из огромного плафона его освещает бестеневая лампа. В комнату вот-вот войдут какие-то существа, которые удалят его сердце. Их он не боится, наоборот – ждёт с нетерпением, потому что на месте сердца – сплошной комок боли. Не будет сердца – не будет и боли, а может, и жизни. Но это его не страшило. Опасность затаилась где-то выше бестеневой лампы. Там, под потолком, между серыми изъеденными древоточцем стропилами копошились огромные коконы из серебристой паутины. В этих липких коконах зрела такая мерзость, что Роман покрывался холодным потом от одной только мысли, что ЭТО успеет вызреть до прихода экзекуторов… Вдруг явственно раздался жуткий скрежет. Роман попытался пошевелить головой, чтобы определить, откуда появилась новая опасность, и не мог. Внутреннее зрение, которым он так легко и бесстрастно фиксировал окружающее, покинуло его. Вместо давящего на прикрытые веки света теперь сгустилась непроницаемая тьма. Роман запаниковал, дернулся и … проснулся.
Зубами скрипел он сам.
– Тихонечко повернись на бок. Вот так, – в полумраке незнакомой комнаты мирно тикали настенные часы. Прохладная женская рука приподняла его разгорячённую голову, к спёкшимся губам прислонился холодный край кружки. – Пей. Осторожнее. Вот так…
Необъяснимая лёгкость разлилась по всему телу. Роман блаженно вытянулся и погрузился в сон. Через какое-то время он снова открыл глаза. В комнате было достаточно светло, чтобы различить на диване напротив силуэт спящей женщины. Она была одета в длинный светлый халат, тёмные волосы разметались по подушке. Несмотря на то, что женщина лежала к Роману спиной, и лица её не было видно, он испытывал к ней необъяснимую симпатию, безграничное доверие. Ему захотелось встать, сделать всего лишь два шага, лечь на край дивана и прильнуть к этому, ставшему до безумия желанным, телу.
И он встал и сделал всё так, как подсказывало ему внезапно возникшее влечение к этой, такой желанной женщине. И погрузился в блаженство.
Через какое-то время Роман снова открыл глаза: на диване напротив спиной к нему сладко спала женщина. Он тряхнул головой, скривившись от боли в затылке, встал, сделал несколько шагов и…
В комнате заметно посветлело. Роман открыл глаза – на диване напротив спала женщина…
Проснулся Роман оттого, что назойливо звенел телефон. Был уже полдень, или около этого. Пройдя босиком в прихожую, Роман снял трубку.
– Алло!
– Позовите Устинью, – попросил женский голос.
– Какую ещё Устинью? – вслух произнёс Роман, предусмотрительно зажав трубку ладонью. Пока он с недоумением разглядывал помещение, в котором его застал телефонный звонок, в трубке пошли короткие гудки.
Комната была стандартной хрущёвкой начала шестидесятых годов, с низкими – два двадцать – потолками. В крохотной кухне можно было, не вставая с табурета, открыть газ на печи, или положить тарелку в мойку. Что Роман и сделал, с неожиданным аппетитом расправившись с омлетом, запив его холодным кофе. Под тарелкой обнаружил телефонный номер и записку:
«Рома, позвони, когда проснёшься. Устя».
Роман скомкал записку и хотел, было спустить её в унитаз, но потом сунул в карман – телефон мог пригодиться. Да и вообще, Устинью придется повидать в любом случае.
«Как же эта хрупкая, тоненькая, как подросток, женщина смогла дотащить меня сюда? – недоумевал Роман, – и зачем я ей понадобился?»
Он вспомнил, что заказал после пива водку. Устинья только укоризненно посмотрела на него, но налила. А вот после второго стакана сама подошла к его столику с двумя тарелками жареного мяса, хотя в меню заведения ничего подобного никогда не было, и сказала:
– Вечно поесть некогда. Составишь компанию?
Роман даже что-то съел, а когда Жанна, помощница Усти, принесла кофе, поддерживал разговор. Но потом Устя снова вернулась за стойку, а к Роману подсели какие-то знакомые. Возлияние продолжилось. События дня, если и не стёрлись в его затуманенном хмелем сознании, то, по крайней мере, затушевались, отошли на второй план. Но тут, сквозь гомон голосов до Романа дошли слова очередной песни «Ночных снайперов»:

Почему я не вижу здесь кораблей
С парусами из дальних, из южных морей?
Почему здесь нет ветра, не слышен прибой?
Я хотел бы уехать и быть просто с тобой…
…Я искал своё место по следам на снегу.
Но, я понял, что дальше так жить не могу.
Я объехал полмира, мне две тысячи лет.
И на стыках путей – не один километр.
Я не знаю, зачем я приехал сюда?
Мне казалось, что здесь загоралась звезда.
Я не знаю, откуда на щеке моей кровь?
Здесь, похоже, война за любовь…
«И эти туда же! Предательницы! Никому верить нельзя!». В голове у Романа всё путалось, его понесло, и он стал нарываться на ссору – уж очень хотелось выплеснуть на кого-то накопившееся за день раздражение. Но парни оказались добродушными, и только подливали ему в стакан, переводя всё на шутку. В конце концов, Роман вырубился…

3.
Роман ушёл из квартиры Устиньи, захлопнув дверь на английский замок. Звонить по оставленному в записке номеру не стал – так и не собрался с духом. Он не мог представить, о чём говорить с барменшей. Было не то чтобы стыдно за вчерашнее, (а то она пьяных не видала!) не давал покоя вопрос – зачем кореянка привела его к себе? Зачем вообще он ей мог понадобиться?
«А зачем мужик нужен бабе? Нашёл загадку, – усмехнулся Роман, но тут же засомневался, – Но не в таком же состоянии».
Но тут ему вдруг вспомнился навязчивый вчерашний сон про женщину на диване напротив.
 «А сон ли то был? Во, дела…».
Только теперь ему вдруг явственно вспомнилось продолжение «сна». Когда он в очередной раз попытался встать и подойти к спящей напротив женщине, то почувствовал, что сзади к нему прильнуло прохладное гладкое тело, сильные гибкие руки удержали и  обняли его, а шею и плечи щекотно накрыла волна пряных волос. Горячие губы почти прямо в ухо зашептали нежности вперемежку с поцелуями, и Роману снова стало хорошо. Так хорошо, что он забылся до утра.
– Чертовщина какая-то! – Вслух выругался озадаченный Роман, – Не было там никакого дивана напротив!
Теперь он пошёл быстро и целеустремлённо, держа курс на «Пивной дворик». Надо было всё-таки выяснить, что было, а чего не было этой ночью в маленькой квартире Устиньи.
Роман уговорил женщину выйти для разговора в парк, что находился всего в квартале от заведения. Посетителей почти не было, так что Устя не особо противилась. Только поглядывала на Романа как-то странно: не то с опаской, не то с обожанием. Вопросов можно было уже не задавать. Разве, чтобы уточнить подробности…
«Как же я раньше этого не замечал? –  думал Роман. – Ведь она попросту влюблена в меня. А я и не туда, олух! Вот, мол, какая общительная девушка, и музыка у неё в заведении клёвая: Цой, «Наутилус», Б.Г., «Снайперы»… Никакой дешёвой попсы. В литературе разбирается, историей интересуется…»
– Да, история…– вслух произнёс Роман, когда они уселись на скамье под ивой, подальше от аттракционов.
– Бывает, – Устя сосредоточенно разглядывала пальцы своей левой руки. Руки у неё узкие, смуглые, пальцы длинные, с ногтями красивой формы. Но не это поразило Романа. На безымянном пальце женщины красовалось серебряное кольцо. Явно старинной работы, с красиво огранённым и довольно крупным изумрудом. Роман готов был поклясться, что никогда раньше у Устиньи этого кольца не видел. Камень был настоящий. Искусственных изумрудов не выращивают, а вставлять страз в старое серебро… Впрочем, он мог и ошибаться – не велик специалист. Только однажды во Франции нечто подобное он хотел подарить Николь. Но женщина отложила кольцо с тёмно-зелёным бериллом, который собственно и есть то, что в обиходе принято называть изумрудом, а выбрала с зеленовато-голубым. Он называется аквамарин. Скорее всего, из-за цены, чтобы не вводить любовника в большие расходы. Но сделала это так естественно, что Роман тогда поверил, что именно берилл-аквамарин её любимый камень.
Роман с интересом взглянул на кореянку.
– О! Да у тебя и глаза зелёные! Или это камень виноват?
– Твоя невнимательность, – отмела игривый тон Устя. Её красивые полные губы скривила усмешка. – Ты из-за своей узбечки ничего вокруг не замечаешь.
Роман, несмотря на состояние, расхохотался:
– Какой ещё узбечки!
– Инга ведь оттуда приехала? Из Бухары?
– Из Ташкента. Но она – русская.
– Да? А у меня папа – русский, но почему-то все кореянкой считают.
– А что в этом обидного? Ты – самая симпатичная кореянка во всём Беловодске и окрестностях!
– Правда? – Лицо женщины озарила такая искренняя радость, но тут же она нахмурилась, – опять смеёшься. Перенял у неё манеру смеяться надо всем на свете. Я серьёзно, а ты…
– И я серьёзно. Серьёзней быть не может.
Роман говорил правду – Устинья была чудо как хороша в этом бирюзовом платье, мягко облегающем её стройное тело. Чёрные волосы рассыпались по плечам, обрамляя зеленоглазое, с высокими скулами и яркими даже без помады губами, лицо полукровки. Ноздри её трепетали, на смуглых скулах пылал румянец.
– Ты – очень красивая женщина.
– А ты на мне женишься?
Роман опешил от такого вопроса.
– Подожди, ты только, пожалуйста, выслушай! Но, если будешь смеяться,  честное слово, ударю!
У Романа и в мыслях не было поднимать её на смех. Он попросту не мог оторвать глаз от такой красоты, одновременно уже сожалея, что ничем не сможет её утешить.
– Вот это кольцо, – Устинья, как могла, успокоилась. – Это – обручальное кольцо моей бабушки. Если ты согласишься, то мы обвенчаемся в церкви. Я – крещёная. Не перебивай! Я люблю тебя уже двадцать лет.
– Тебе самой-то сколько!?
– Я же просила! Мне столько же лет, сколько твоей незабвенной Ингочке! Ну, на три месяца младше. Это играет роль? Молчи! Мы с тобой – идеальная пара по гороскопу! И никуда ты от меня не денешься! Я вообще-то уже была замужем. Мамина родня настояла, хотя она отговаривала их. Но я, дурочка, согласилась. Вернее, мне было всё безразлично. Ты тогда уехал в свою дурацкую Канаду. Можно было бы отправиться на поиски, но у меня не было сил от горя. И денег не было. Я ведь из-за чего своё дело открыла? Но не это главное. Главное, что сейчас я – сильная! И всё у меня получится. У нас с тобой получится! Всё будет хорошо, вот увидишь. Только ты не спеши говорить «нет». Лучше вообще на эту тему пока говорить не будем, ладно? Я сказала всё, что должна была сказать. А ты – привыкай ко мне и думай, что ответить. Я тебя не буду торопить. Только ты хорошо подумай, ладно?
Да, Роман молчал и думал (а что ему ещё оставалось?): «Господи, да за что же мне такое наваждение! Ну, что ей можно сказать, этой чокнутой, чтобы не обидеть? И не соврать…». А вслух только спросил:
– И где же это я попался тебе на глаза двадцать лет назад?
– А помнишь, ты приехал из деревни и жил у своей тёти Таши, – Устинья оживилась. Она, видимо, ожидала отпора на свою исповедь. – Ты учился в университете, а потом тебя отчислили и забрали в армию. Так вот, когда ты пришёл в отпуск и в военной форме шёл по нашему переулку… Это летом было, в августе.
– Может, ты и число помнишь?
– Нет, число не запомнила, – невозмутимо продолжила Устинья. – Мы с ребятами никак не могли снять Оксанкиного котёнка с дерева. Он уже орал – аж хрипел, а слезать боялся. А ты подошёл, поставил свой чемоданчик и протянул мне фуражку подержать, чтобы не свалилась. И мигом достал котёнка. Правда, он тебе руку исцарапал до крови. Ну, теперь-то вспомнил?
– Нет. – Сказал Роман и тяжко вздохнул.