По одёжке

1
Странно, что меня уважали. То есть, я имею в виду, что уважение в новом коллективе - его же, в принципе, надо зарабатывать. Но меня приняли сразу, прочно и на лидирующие позиции. А главное, я ничего, ну абсолютно ничего для этого не сделал! Просто пришёл, просто поступил и неожиданно для себя стал тем, кем раньше лишь стремился казаться.
Звучит пафосно, я знаю. А ведь речь идёт лишь о первом курсе филфака одного из кучи педагогических универов, натыканных в каждом российском областном центре. Филологи, проще говоря, училки русского языка. Сборище девчонок и единицы странных парней-неудачников. Лично я попал туда с одной-единственной целью – избежать службы.
В школе я беспрестанно метался от компании «ботаников» к компании «лохов», нигде не имея постоянной прописки. Для «ботанов» я слишком плохо учился, а для «лохов» мои отнюдь не робкие попытки постоять за себя были кощунством. В итоге, я всегда был один, но долго и бесплодно стремился принадлежать к верхушке школьной иерархии – «мажорам». Я им так и не стал, но постоянное подражание выработало у меня стиль поведения и манеру одеваться, которые оказались неоценимыми в мире, где никто раньше меня не знал – в университете.
Меня встретили по одёжке, оценили, распознали и причислили к выс-шей касте. Из всех семи мальчиков нашего курса я стал главным красавчи-ком, главным заводилой, короче, главным. Девчонки из числа тех, что не имели кавалеров с факультета физической культуры и старших курсов других факультетов, все, разом и не сговариваясь, положили на меня глаз. Так я оказался в шоколаде.
Но не совсем так! «Шоколадом» масса первокурсниц со всех краёв области могла показаться лишь со стороны. Для меня же, ошибочно принимаемого за опытного самца, это постоянное внимание женского пола было пыткой. Начнём с того, что мой образцовый «мачо-мажор» собрал отнюдь не сливки филфака: мне достались те, что так же отчаянно, как и я в школе, старались казаться другими. Ибо не было в этом коллективе худшего проклятия, чем носить клеймо одинокой девушки. Врали все! Притворялись все. Почти все красились, как юный Бой Джордж, и одевались по заветам Сергея Зверева. У всех были поклонники: у кого выдуманные, у кого реальные, а у кого и реальные, но приукрашенные до пределов вымысла. Битва за мужской пол велась по правилам Чингисхана.
Странно, но остальные шесть юношей нашего курса ничего подобного не замечали. Они видели лишь толпу разнообразных девчонок,  основной массе довольно милых: вообще и друг с другом. Я же, сам являясь тем ещё притворщиком, не мог не видеть фальши филологических барышень, бьющихся за моё внимание, и не отвечал взаимностью ни  одной из них.
Чёрт! Опять притворяюсь. Вовсе не в этом дело! На самом деле, в то волшебное время я бы с радостью отвёл под луну добрую половину из тех весьма недурных собою неудачниц. Но я не мог! Я боялся. Их и себя. Боялся потерять свой статус. Я выглядел шикарно, я был шикарным. Снаружи, а внутри сидел знавший страдания отвергнутой любви застенчивый мальчик, ни разу девушки за руку не державший. Представляете себе конфуз, непременно ожидающий меня, неопытного, выбери я для любви отнюдь не невинную гимназистку, а прожжённую жизнью девицу? Отличить одну от другой при женских способностях к конспирации я тогда не мог. Конечно, спустя годы, я понимаю, как глуп был тогда. Как же я переживал за свою заслуженную, как мне тогда казалось, репутацию!
Клинический недоумок! Каждый раз бьюсь в истерике, когда вспоми-наю, сколько времени проводил, примеряя взгляды и жесты похотливых мачо из голливудских фильмов на тощего смазливого салагу в зеркале.

2
Теперь, когда вы поняли, что я представлял из себя в то время, можно поведать и саму историю. Шёл второй семестр. Шёл не спеша, но уже уверенно шагал в сторону летней сессии. Я был красив, непреступен и загадочен, как Джонни Депп на заре карьеры. В тот день первой парой была лекция по старославянской грамматике. Вёл эту лекцию злой и окончательно впавший в маразм профессор. Он постоянно кричал, что мы уникальный набор кретинов, тупиц и ничтожеств, по которому уже долго рыдает Кунсткамера. Кричал и брызгал слюной на первые ряды. На первые ряды никто не садился. Никто, кроме неё.
Звали её Маша, но готов поклясться, что добрая половина курса не знала этого факта. Её либо презирали, либо высмеивали, но большинство просто не замечало, что было хуже всего. В свои восемнадцать она одевалась, как восьмидесятилетняя старуха, пряча нестройное сутулое тело во что-то серое и бесформенное. У неё были прыщи и плохо зачёсанные сальные волосы. Казалось, она так стыдится себя, что старается занимать в пространстве как можно меньше места. Впрочем, готов поспорить, что почти на каждом курсе каждого универа была такая девочка. Нашу звали Машей, вот и всё.
Хотя преподаватель старослава её любил! В смысле, выделял среди всех наших филологических девиц, как наиболее понятного ему человека, хотя при всей своей внешней тщедушности, отличницей Маша отнюдь не была. Наоборот, она еле-еле переползала из семестра в семестр с троечками, которые, на мой взгляд, ей ставили из чистой жалости. Она исправно посещала все лекции, тихо сидела в одиночестве за первой партой, но ни черта в этих самых лекциях не понимала, отчего её жалкое существование казалось ещё мрачнее и бессмысленнее…
На той лекции Маша была, как обычно, никакая и с никаким настрое-нием. Все сидели и мрачно выслушивали очередной пассаж нашего старого маразматика про то, что нынешней молодёжи нет никакого дела до науки, что на уме у всех только деньги. Лично мне было невыносимо скучно. Я зевал на заднем ряду, одним ухом слушая плеер, а другим – своего приятеля Костяна.
И вот, когда старославянский старик дошёл до того, что девушки потеряли стыд и приходят в университет, одетые, как на панель, дверь аудитории со скрипом отворилась. На пороге материализовалась, словно иллюстрация к словам профессора, Виолетта. Сногсшибательная, красивая. В очень открытой блузке, на очень высоких каблуках, с очень белыми волосами, очень загорелой кожей и почему-то в солнцезащитных очках, тоже очень больших и очень дорогих. Отняв на секунду от уха сверкающий стразами мобильник, она невнятно пробормотала что-то, вроде «извините за опоздание» и пошла пробираться к своим подружкам.
Весь курс замер! Я вытащил из уха плеер и приготовился. Препод Виолетту терпеть не мог - даже больше, чем всех остальных. Все ждали шоу…
; Что!? – взревел медведем профессор. – Извините?! Вы что себе позволяете! Считаете, что можно явиться на лекцию по старославянской грамматике (тут он благоговейно повысил голос и сотряс воздух указующим перстом) в таком виде? Да посмотрите на себя, вы же…
; Что я? – встала в ироничную позу Виолетта.
; Вы же выглядите и ведёте себя, как проститутка!
; Да вы чего, охе… - взвизгнула студентка.
; Молча-а-ать!!! – на этом слове мы поняли, что раньше наш маразматик вовсе не кричал и не злился. – Пошла вон отсюда! Немедленно! И можешь сразу забирать документы, потому что экзамен по моему предмету ты не сдашь никогда!
Виолетта, обычно наглая и сварливая, была в такой растерянности, что не смогла выдавить из себя ни слова. Она пробежала взглядом по однокурсникам, собралась с силами, пренебрежительно закатила глаза и, с видом гуляющей по пляжу Перис Хилтон, вальяжно удалилась. Через несколько секунд звонкую тишину аудитории пронзил гул перешёптывающихся между собой студенток.
; Неужели!? – вновь театрально взвыл профессор. – Неужели вам всем, всем нравится, как одевается Виолетта? (Аудитория почтительно промолчала. Я тоже промолчал. Мне нравилось, даже очень) Неужели и вам, Маша, нравится?
Старик жестоко пронзил взглядом одинокую серую фигуру на первой парте. Девушка сжалась, покраснела и ничего не ответила. С задних рядов раздались сдержанные колючие смешки.
; Ну вы-то, вы-то что молчите, Маша? Почему не осуждаете поведение своих однокурсниц, позорящих звание будущего педагога? Ведь вы, Маша, никогда не стали бы так одеваться?
Тут несчастная ещё ниже опустила голову. Гул и комментарии с задних рядов усилились, смешки стали язвительнее. Заметив оживление аудитории, профессор поймал кураж и продолжил с новым размахом.
; Ведь вот же, глупые, у вас есть пример того, как должна себя вести порядочная девушка. Вы бы могли себе представить, чтобы Маша вдруг так накрасилась и нарядилась?
Благодарная аудитория выдала прерываемое хохотом всеобщее «О, нет!» Лично я к этому хору не присоединился. Мне смешно не было, мне было противно.
; Вот и правильно, - препод продолжал экзекуцию в святой уверенности, что делает Маше комплимент. – Потому, что порядочные барышни не должны выставлять напоказ… Маша, куда вы?
Девушка молнией вылетела из аудитории. Она пронеслась сквозь ряды, закрыв лицо руками. Все смеялись, а лектор был в недоумении.
; Но, в чём дело, я ведь не её осудил, наоборот… - неожиданно тихо пробормотал маразматик.
Я вскочил с места. Не знаю почему, такого со мной раньше не происходило. Просто, в тот момент, мне стало до смерти жаль эту несчастную Машу. Во мне кипело что-то, грозясь вырваться наружу. Может, я бы и сдержался тогда, может, сумел бы побороть неожиданный приступ, если бы только остался сидеть на месте. Но я вскочил, как прыщ на носу, и это заметил препод.
; Что такое, Егоров? – уставился на меня профессор, а через секунду и весь курс. – Вы желаете высказаться?
; Да! – набравшись смелости, сказал я. – Я считаю, что ваше положение вовсе не позволяет вам оскорблять студентов. Ладно Виолетта, но Машу-то зачем?
Я не стал дожидаться ответа старика. Я схватил свой рюкзак и хотел уже уйти, как вдруг заметил на первой парте старую немодную сумочку Маши. Сопровождаемый шёпотом, я спустился, быстро закинул в эту старую немодную сумочку тетрадки Маши, такой же старый и немодный мобильник, на который ей никто никогда при мне не звонил, и вышел.
Не знаю, что творилось после этого за дверью. Страшно представить. Я плёлся по университетскому коридору на ватных ногах, таща в руке эту жалкую сумку, и проклиная себя последними словами. Я понимал, конечно, что никто кроме меня для Маши этого бы не сделал: у неё не было подруг на курсе. Только, что мне теперь делать с её вещами, со злым профессором, которому я нахамил, и с однокурсниками, которые теперь будут задавать всякие глупые вопросы? Правда, всех масштабов постигшей меня катастрофы я тогда не представлял. Да и не мог представить.
Кое-как собравшись с мыслями, я пошёл к зданию университетского об-щежития – Маша жила там. Наболтав что-то охраннику, я узнал номер её комнаты. Долго и нерешительно стоял я под дверью. По коридору, несмотря на учебное время, постоянно кто-то ходил. По-моему, одни и те же люди проходили мимо меня по нескольку раз. Я постучал. Какое-то время никто не отзывался, потом дверь тихонько отворилась, и из-за неё показалось заплаканное лицо Маши.
В её глазах застыло столько немого изумления, что я не нашёл ничего лучше, чем, отодвинув её, без приглашения пройти внутрь. Маша не возражала. Пропустив меня, она тихонько прикрыла дверь и осталась стоять возле неё. Она ждала, я молча осматривал комнату. Судя по всему, здесь жила ещё одна девочка, но в данный момент мы были наедине.
; Ты как тут? – жутко самоуверенно начал я наигранным тоном. – Ты вещи забыла в аудитории, вот я и принёс.
Она продолжала молчать. «Спасибо» не сказала, только слегка кивнула да ещё ниже опустила голову. Я небрежно бросил сумочку на одну из кроватей. Меня Маша уже начала порядком раздражать.
; Ты как, в норме? (ответом послужил ещё один короткий кивок) Ну ладно, я тогда пойду.
На этот раз она не кивнула, а слегка пожала плечами, выпустила меня из комнаты и закрыла дверь. Стоило мне появиться в коридоре, как обитатели общежития быстро рассредоточились и с преувеличенным энтузиазмом занялись каждый своим делом. Я прошёл через этот строй тщательно скрываемых любопытных взглядов и вышел на улицу. На душе было погано.

3
Уже не помню, по каким обстоятельствам, но в универе я тогда не появ-лялся неделю, или даже больше. За эту неделю случилась куча мелких событий, и я думать забыл про тот дурацкий случай на лекции по старославу. В универ я шёл лёгкой пружинящей походкой, гордо демонстрируя прохожим свои тщательно подобранные шмотки. Беды ничто не предвещало.
Правда, уже в холле я заметил, что многие однокурсники странно со мной здороваются, а взглядом меня провожают ещё страннее. Особенно девушки из числа моих самых верных поклонниц. Они смотрели зло, даже как-то разочарованно.
Я забежал в лекционную аудиторию одним из последних. Подойдя к заднему ряду, где обычно сидел со своими друзьями, я опешил. Ряд был пуст. Вернее, почти пуст. За нашей партой сидела Маша. По инерции, я плюхнулся на своё обычное место в метре от неё, всё ещё надеясь, что мои друзья просто опаздывают, что они сейчас придут и спасут меня от этого неприятного соседства…
Мои надежды вскоре рухнули. Я увидел Костяна справа, на ряд ниже. Он махал мне рукой, но я уже не смог быстренько переместиться к нему. Во-первых, вошла преподаватель истории, а, во-вторых, мне стало неловко перед Машей. Так и сидел всю лекцию в напряжении, не глядя на неё, но постоянно замечая любопытные взгляды однокурсников, как бы невзначай оборачивающихся.
; Ты чего не туда сел!? – беспомощно обрушился я на Костю, когда лекция уже прошла. – Мы же сзади слева всегда сидим.
; А я чё!? Я тебе махал, махал, а ты с ней рядом сел. Ну, я и решил, что ты хочешь…
; А с каких это пор вы пересели?!
; Ну, мы пришли как-то, а там Маша. Не прогонять же! Мы пересели. А она уже неделю на наше место садится, тебя, наверно, ждёт. Слушай, Тох, а у тебя с ней правда что-то есть?
; У меня? – удивился я. – С кем?
; Ну, с Машей.
; Кто сказал?!
; Девчонки. Лика, Жека, Катя Субботина, там, и остальные.
В тот момент я отчётливо понял, что чувствует сноубордист, когда его накрывает лавиной. Так вот оно в чём дело! Почти весь оставшийся день я был занят тем, что усиленно бегал от одной компании девчонок к другой, стараясь невзначай нарваться на вопросы о Маше, чтобы с удивлённым видом опровергнуть все слухи, но безуспешно. Никто ничего не спрашивал. Девушки только многозначительно на что-то друг другу намекали и смотрели на меня уже не так, как прежде. В их взгляде читалось разочарование. Наконец, я добился чего-то конкретного от той, кого ни я сам, ни мой статус никогда не привлекали. Это была та самая Виолетта.
; Говорят, ты у нас, оказывается, долгое время скрывал свои отношения с серой мышкой. А мы-то думали, тебя топ-модель какая дома ждёт. А Антошечка у нас, видимо, не так-то прост!
; У меня с Машей никогда ничего не было!
; Да кто ж тебе теперь поверит?
В этот момент, со спины меня кто-то явно намерено задел плечом. Мимо промчалась Маша. Виолетта снисходительно проводила её взглядом.
; Все вы мужики такие, - задумчиво изрекла она. – Сначала наобещают небо в алмазах, а потом говорят, что знать тебя не знают. Я – не я, и баба не моя.
Я уже не слушал Виолетту. Я побежал за Машей, догнал и грубо схватил за руку. Ей, наверно, было больно, но виду не подала, а мне было наплевать.
; Надо поговорить! – прошипел я и потащил безропотную девушку в сторону. – Какого чёрта тут происходит?! (Маша молчала, опустив глаза) Хорошо, уточняю вопрос. Все на курсе думают, что мы с тобой, как бы это выразиться… пара! Ты об этом слышала? (девушка едва заметно кивнула) Это ты такие слухи распускаешь? (она отрицательно покачала головой) А кто?
; Я не знаю, - неожиданно твёрдо ответила Маша, подняв на меня глаза. Её голос оказался вовсе не тихим и кротким, а нормальным. Обычный такой девчачий голос. – Я никому ничего такого не говорила.
; Хорошо, - я, уже привыкший к Машиному молчанию и скупым жестам, почему-то оробел. – Но если тебя спросят, особенно Виолетта, или Лика с Жекой, ну, ты поняла, скажи им, что мы не вместе… То есть, правду скажи. Если спросят, хорошо?
; Ладно, - девушка вновь потупила взгляд. – Только вряд ли меня здесь кто-то о чём-то спросит.
; Ну, вдруг, - мне стало неловко, я хотел уже развернуться и идти.
; Антон, - остановила меня Маша. – Я бы хотела с тобой об этом всём поговорить. Только, не в универе же! Давай, после пятой пары у меня в общаге встретимся.
; Ну, уж нет! -  резко возразил я, припомнив тот злополучный коридор с толпой соглядатаев, но тут же испугавшись, что и без того зашуганная Маша может принять мои слова на свой счёт, сказал. – В смысле, в общаге тоже полно наших. Давай, что ли, в парке, за Юриком. Сойдёт?
Она кивнула, и мы разошлись. Я мысленно клял себя за то, что опять спасовал. Ну, какого чёрта?! О чём ещё тут говорить? Просто тупое досадное недоразумение. А теперь я почему-то должен тащиться с ней в парк. Тащиться просто из жалости к девчонке, которая основательно подпортила мне жизнь своей безграничной тупостью. Как же я был тогда зол! Злость кипела  внутри до тех пор, пока не победила во мне былую жалость к Маше. Я готовился прийти к ней навстречу, только чтобы наорать и высказать всё, что я о ней думаю.

4
Я пришёл в назначенное место на час раньше срока. Просто я не мог уже морально выдержать здания университета, а потому, сразу после разговора с Машей, ушёл. Я бесцельно пошлялся по прохладным влажным апрельским улицам и злость моя прошла. Осталась лишь досада и чувство, что я должен сделать какую-то нудную и совсем необязательную работу, да и ещё бесплатно. Впрочем, я любил вот так вот шляться бесцельно по улицам, особенно весной или осенью в не очень хорошую погоду. Сейчас была как раз такая. Я в такие дни был особенно неподражаемо одет, напускал на себя загадочный печальный вид и не спеша шёл, любуясь собой. Многие на меня оборачивались, особенно девушки и женщины. Это было приятно.
Парк, где мы договорились встретиться, был грязным и не популярным, а главное, находился он довольно далеко от здания института, и риск встретить здесь однокурсников был минимальным. Пройдя по замызганной центральной аллее до памятника Гагарину, «Юрика», как все его называли, я свернул в небольшой тупичок, окружённый кустами. Единственная стоящая здесь лавочка выглядела непрезентабельно. Я брезгливо провёл по её поверхности рукой и сел на папку с тестами по английскому. Ещё не хватало испачкать моё пальто! Это было просто уникальное, сшитое на заказ тёмно-фиолетовое пальто точь-в-точь как у Бэма Маргеры.
Приняв продуманно-небрежную позу, я начал со скучающим видом вы-жидать. Вскоре изображать скуку уже не было необходимости, я беспрестанно поглядывал на почти застывшие стрелки часов и шёпотом материл Машу, мысленно прокручивая свою безупречно продуманную для неё речь. Когда она, наконец, появилась на аллее и быстрыми шагами засеменила ко мне, я встряхнулся, принял исходное положение, оценил его по своему отражению в луже и остался крайне доволен увиденным.
Маша, заметив меня, виновато опустила голову и заспешила, почти бегом бросилась. Её дико неуклюжая фигура шаталась как на шарнирах, и, когда я понял почему, то чуть не поперхнулся. На ней были сапоги на каблуках! На Маше! Когда между нами оставалось метров пять, девушка подняла глаза, улыбнулась мне, тут же подвернула ногу и упала на четвереньки…
А мне вдруг стало так за неё досадно, почти больно! Сразу пропало желание позировать и выпендриваться перед ней, да и тщательно продуманная высокомерная речь испарилась из мозга в то же мгновение. Я запоздало встал с лавки, чтобы помочь Маше подняться, когда та уже сама поспешно вскочила на ноги и шла навстречу, даже не отряхнувшись.
; Ну что ж ты, в самом деле, неловкая такая, просто позорище! – с досадой вырвалось у меня.
Девушка удивлённо посмотрела мне в лицо и её без того пунцово-красные щёки зарделись ещё сильнее. Я вынул из своей сумки пакет влажных салфеток и, выдернув несколько штук, стал активно оттирать грязь с её ладоней, а потом, присев на корточки, с коленей Маши. Со стороны, я, наверное, больше всего напоминал заботливого папу пятилетней девочки, но, в тот момент, я почему-то перестал думать, как выгляжу со стороны. Выкинув грязные салфетки в переполненную урну, я жестом пригласил Машу сесть на мою лежащую на лавочке папку с английским. Она села, беспрестанно одёргивая никак не хотевшую прикрывать её мокрые коленки дурацкую бесформенную юбку. Я возвышался над ней, не зная с чего начать.
; Ну, - заговорил я раздражённо. – Давай, ты ж хотела поговорить! Ладно, начни с того, какого чёрта ты села на наши с Костяном места?
; Я пришла однажды, - бесцветно проговорила Маша. – А там лавка, на которой я сижу, сломана, кто-то сиденье оторвал. Задняя парта была свободна, я как-то не подумала, что там вы сидите обычно, я редко назад оглядывалась на лекциях.
; Понятно, - кивнул я, вполне на тот момент удовлетворённый таким объяснением. – Так о чём ты поговорить хотела?
; Дело в том, - она тяжело вздохнула. – Что ты меня попросил отрицать все слухи, ну, о нас. А мне бы очень не хотелось этого делать. Стой, дай объясню! (она вытянула вперёд ладонь, останавливая чуть не хлынувший из меня поток возмущения) Дело в том, Антон, что то, что ты сделал для меня, тогда на лекции, очень сильно изменило мою жизнь. А я знаю, что ты сделал, потому, что мне рассказали девочки. Рассказали, понимаешь? Мне! Да со мной никто никогда не разговаривал! Я даже думала, что это позорно как-то, со мной разговаривать. Да что я объясняю, ты же видишь какая я!
Маша вскочила с лавки и покрутилась на месте, видимо, давая мне воз-можность получше себя рассмотреть. Остановившись лицом ко мне, она несколько секунд смотрела мне в глаза. По щекам девушки катились крупные слёзы, оставляя за собой грязные дорожки от туши. Ни фига себе! Она, оказывается, ради встречи со мной не только каблуки нацепила, но ещё и глаза накрасила. Или она теперь всегда так делает? Чёрт, а ведь Маша действительно изменилась с тех пор: и выглядела чуть получше, и осмелела как-то.
; Ты парень, к тому же, красавчик, - тем временем, продолжала девушка. – Тебе не понять, каково это быть изгоем, быть незаметной, невзрачной, одинокой и каждый день притворяться, что меня нет! Ты хоть можешь себе представить, Антон, что такое, когда над тобой в один голос смеётся весь курс, а?! Заслуженно смеётся, и это хуже всего. А ты не смеялся? Почему ты за меня заступился?
; Не знаю, жалко стало, - сквозь зубы процедил я, отвернулся и стал расхаживать туда-сюда в волнении.
; И вот представь только, - щебетала Маша. – Что на следующий день со мной стали здороваться, меня стали замечать, меня стали спрашивать о тебе, из чистого любопытства, конечно, но как это было приятно. Все подумали, что у меня может быть что-то с самим Антоном Егоровым! Ты только представь, сколько бы я ни отрицала – никто мне не верил.
; А обо мне ты подумала!? Думаешь, мне прибавило популярности на-личие такого пугала, как ты? Знаешь, Маша, самоутверждайся как-нибудь иначе, не за мой счёт! – заорал я и тут же осёкся, жалея о своей резкости.
; Ты, ты, - девушка буквально стекла на лавочку и опустила глаза. – Ты прав, прости. Просто мне показалось, что теперь я смогу измениться, стать как все, думала, ты мне поможешь. Конечно, что я о себе возомнила! Вот если бы я была такой, как Виолетта. Знал бы ты, как я мечтаю быть такой, как Виолетта!
; Ты не будешь такой, - перебил я, горько усмехнувшись.
; Конечно, не буду, – согласилась Маша. – Ведь, даже если я стану одеваться, как она, краситься так же, я не смогу быть такой как она. Я буду только так выглядеть, может быть, смогу делать вид, что веду себя так же, но внутри-то я всё равно останусь собой. Даже если удастся убедить весь мир, что я изменилась, я всё равно останусь прежней.
; Быть или казаться, - пробормотал я и сел на мокрую лавку возле неё, забыв о своём дорогущем пальто.
; Вот именно! – Маша шмыгала носом, я автоматически протянул ей пачку бумажных платков, продолжая напряжённо слушать. – Быть или казаться! Я всё равно никогда не смогу выкинуть из памяти своё прошлое, я не смогу перевоспитать себя. Я не дура! Я же понимаю, что дело не в том, что я плохо выгляжу, а в том, что я не умею себя вести. Ну, стану я выглядеть сексуально, а что от этого толку, если при этом буду бояться парней, как огня? Да это просто смешно!
; Смешно? – переспросил я.
; Ну, конечно! Просто, когда такая как я одинока и боится парней, это нормально. Но если такая как Виолетта! Нелепо!
; Нелепо, - тихо повторил я.
Сознание моё переворачивалось, мне стало дурно. Так вот, как я выглядел всё это время! Смешно, нелепо! Господи, и ведь от кого я это услышал? От самой жалкой замухрышки всех времён и народов! Маша сидела, говорила о себе и не знала, что значили для меня её слова. Я вдруг так чётко осознал свою никчёмность и глупость, что стало противно. А ещё очень захотелось поделиться тем, что я так долго держал в себе…
; …пожалуйста, помоги мне, Антон, - донеслось до меня.
; Тут я тебе не помощник, Маш, - я повернул лицо к девушке. – Хрен знает, кем быть хуже, тобой или мной.
; Что? Ты о чём?
И вот тогда я позволил себе совершить ужасную глупость! Я рассказал ей о себе всю правду. Я говорил долго, не скупясь в выражениях по поводу собственной никчёмности. Рассказал о всех унижениях, которым подвергся в школе, о своём отношении к собственному облику и, главное, к девушкам. По мере моего рассказа глаза Маши то удивлённо округлялись, то наполнялись слезами, но за весь оставшийся вечер она не вымолвила ни слова.
Когда я закончил говорить, было уже совсем темно, и надо было успеть сесть на последний автобус. Мы вышли из парка вдвоём, стараясь не смот-реть друг на друга. Молча, сели мы в автобус. Через две остановки, Маша вышла, неловко поцеловав меня на прощание в щёку, и я остался один.
Я ехал через весь город домой в почти пустом ночном автобусе. Мне было легко в тот момент на душе, будто я свалил с себя непомерно тяжёлый груз, но, в то же время, было как-то гадко. Я смотрел в окна автобуса и везде натыкался на своё отражение, нечёткое на фоне проплывающих улиц. И как же мне не нравилось это отражение! Оно казалось мне смешным, а вовсе не шикарным. Даже чёртово пальтишко Бэма Маргеры, которым я так гордился, показалось мне чудовищным. Больше я, кстати, его с тех пор ни разу не одел.

5
Уж не помню, сколько времени прошло, дня три, может, неделя. Слух про наш «неравный брак» потерял актуальность. Мы с Машей между собой практически не общались, хотя она продолжала упорно садиться на задний ряд со мной и Костяном; прогнать её я хотел, но не решался. После нашего разговора в парке, я заметил, что с ней действительно теперь многие общаются. Не близко, но всё-таки достаточно, чтобы можно было подсесть к какой-нибудь компании за столик в столовой и не быть при этом окаченной ледяной струёй презрительного недоумения.
Правда мне начала открываться постепенно. В лекционной аудитории я, однажды, нечаянно уронил мобильный. Смартфон весёлым квадратным мячиком скатился по ступеням к подножию первой парты. Тяжко вздохнув, я спустился за ним и наклонился. Взгляд упал на сидение, раньше безраздельно принадлежащее Маше. Оно было целым, вовсе не починенным, а целым, грязным, со ржавыми шляпками гвоздей и шлепками окаменевшей жвачки под низом. Никто эту скамью не ломал, Маша соврала мне. Зачем?
Я поднял взгляд наверх. Маша сидела там с Костей и смеялась над тем, что он ей говорил. А ты не так-то проста, чертовка! Червячок сомнения залез в мозг и начал там что-то потихоньку грызть.
Во время большого перерыва я подошёл к группе девчонок в столовой и резко усыпил их бдительность, угостив конфетами. Средство, безотказное для детей и болтливых девушек. А эти были именно, что болтливые. Три подружки-сплетницы – Лика, Жека и Катя – не так давно составляли костяк фанклуба Антона Егорова, то есть меня. Попросив для начала разговора переписать несколько лекций, я поблагодарил за охотно предоставленные мне кипы розовых блочных листочков и начал тонкую линию допроса. Выяснить правду оказалось даже легче, чем я думал. Девчонки охотно делились информацией, которой я поначалу просто отказывался верить.
Да, конечно, я сам навлёк на себя беду, заступившись за замухрышку при всём курсе, а потом появившись у неё в общаге, но ведь для твёрдо укоренившегося мнения о романе этого недостаточно! Оказалось, слухи были вовсе не слухами, ведь Маша не просто ничего не отрицала, она сама генерировала откровенности о нашей тайной связи. Часами рассказывала всем однокурсницам о своём тяжком бремени. Оказывается, Антон так дорожил своей репутацией холостяка, что заставлял скрывать неземную любовь. Сам при этом был так патологически ревнив, что ей, несчастной, запрещал краситься и вызывающе одеваться, дабы не зарились на красоту такую похотливые самцы. Но тогда, на лекции, он, бедный, не выдержал оскорблений в адрес возлюбленной и открыл свои истинные чувства. И нет предела счастью Машиному, что не надо больше скрывать свои отношения! Но Антон в душе так раним и застенчив! Он ещё не привык, что о его любви к Маше все знают, и поэтому, скорее всего, на людях будет по-прежнему с ней холоден…
; …ещё она просила, чтобы мы тебя ни о чём не спрашивали, мол, ты стесняешься на личные темы говорить, - закончила рассказ Катя.
; Хотя знаешь, Егоров, ну и свинья ты! – встряла Лика. – Как можно так поступать со своей девушкой! Будто ни в грош не ставишь!
; Да тебе, похоже, наплевать на её чувства, - решила меня добить Жека.
; Стоп, стоп! – я пребывал в шоковом состоянии, перед глазами всё плыло. – Стойте! А Маша предъявила хоть одно доказательство? Хоть совместную фотографию, хоть что?
; Доказательства?! – удивлённо захлопала глазами Жека. – Ты спятил, что ли? Да ты ей каждый день по пятьдесят раз звонишь со своей ревностью и смс-ки пачками шлёшь…Ей, Антон, ты куда? Антон?
Я выбежал из столовой, сжимая кулаки. Ах ты, стерва! Робкая такая, тихая, слова лишнего не скажет, на судьбу жалуется, Виолетте завидует! В голове не укладывалось, что Маша способна на такую ложь, и, тем не менее, это было так, и было ещё цветочками, по сравнению с тем, что ожидало меня в скором будущем! Я зашёл в лифт, и пока проехал пять этажей, разум мой справился с волнением. Меня вдруг опять стало очень сильно волновать, как я выгляжу со стороны. Выглядеть облапошенным какой-то закомплексованной девицей было, ну, совсем не комильфо. Нет уж, бить девочку в лоб не годится – надо разобраться с ней по-тихому, но так, чтоб на всю жизнь запомнила, что врать нехорошо!
Стоило мне выскочить из кабины лифта, как я тут же наткнулся на Машу собственной персоной. Увидев меня, она заулыбалась, и один бог знает, чего мне стоило улыбнуться в ответ, вместо того, чтобы въехать ей по физиономии. Бесцеремонно и демонстративно взяв под руку, она отвела меня в сторону. Её глаза, криво и довольно кричаще накрашенные, уставились на меня.
; Антош, - проворковала девушка. – У меня к тебе просьба. Вопрос жизни и смерти! Если ты меня не выручишь, то никто не сможет!
; Ну? – выдавил я из себя.
; Такое дело, - Маша, кажется, сильно смутилась. – В общем, есть один парень (я не смог сдержать ехидного смешка, она это заметила, но продолжила). И он мне очень всегда нравился, но, естественно, у меня нет шансов. А завтра он, это я знаю точно, будет со своей в одном кафе. И я подумала, раз уж мы с тобой так подружились, то сходим тоже туда.
; То есть, если я правильно понял, ты хочешь, чтоб тот пацан увидал тебя со мной и воспылал ревностью? – ухмыльнулся я.
; Нет, - резко оборвала задетая за живое Маша, её губы чуть дрогнули. – Но я хочу, чтобы он увидел, что и у меня может быть парень, что и я могу нравиться. Пожалуйста, Антон, у меня никого кроме тебя нет, помоги же хоть ты мне!
; Со своей, говоришь? - я смотрел по сторонам, лишь бы она не поймала мой взгляд. – А я знаю этого типа?
; Нет! – поспешно перебила девушка, и тут же, словно испугавшись, принялась объяснять. – Это мой сосед, из соседнего дома.
; Угу, - я кивнул, полный внутреннего сарказма. – Ладно, договорились. Завтра, во сколько и где?
; В восемь вечера, кафе «Гавана» на проспекте Металлургов, знаешь? Я буду ждать тебя на противоположной стороне улицы. Договорились?
; Договорились, - я бесцеремонно отвернулся и хотел уже идти.
; Да, ещё, - она схватила меня за руку и развернула к себе лицом, я едва успел спрятать ехидную ухмылку со своей физиономии. – Если ты о деньгах беспокоишься,  то я всё оплачу, я же тебя приглашаю.
; Да забудь ты о деньгах, Маш! Это не проблема.
Внутри я ликовал! План мести сложился гениально и просто, она сама подсказала путь. И Маше отомщу, и в универе не оскандалюсь – она после такого сама ко мне больше не подойдёт. Я даже удивился тогда своей кровожадности. Что может быть круче, чем поставить её на место перед её же объектом робкой безответной любви? Стоит ли мне подойти к тому парню и его Клаве и сказать: «Здорово, узнаёшь убогую за тем столиком, она здесь ради тебя»? Или, может, пролить на неё что-нибудь, устроить скандал, как-то опозорить? А может, демонстративно весь вечер пялиться на девицу её возлюбленного, громко и беспощадно восхищаясь её прелестями, да ещё и подмигивать ей, а когда тот тип подойдёт ко мне разобраться, сказать, что я вообще-то гей, предъявив в доказательство свою спутницу, то есть Машу?
Да мало ли чего можно было придумать! Такое поле для фантазии! Я решил ничего заранее не планировать, а действовать по ситуации. Единственный вариант, который я сразу отмёл, - вообще не явиться, оставив её в парадно-выходном наряде прозябать на проспекте Металлургов. Что это будет за месть, если я не увижу своими глазами результат стараний?
Как я радовался! Как предвкушал этот поход кафе! Будто шёл на свида-ние, минимум, со Скарлетт или Анджелиной. Наивный придурок! Чёрт возьми, неужели я, на самом деле, был таким клинически тупым?!

6
Я явился в назначенное время, в лучшем виде. Выглядеть ослепительнее было просто невозможно, передо мной меркли Бред Питт и Пол Уокер. Неземное существо, ангел стиля легкой поступью преодолевал в тот вечер проспект Металлургов. Одно слово, красавчик! Внутри правда, я чувствовал себя довольно паршиво. У меня даже ноги как-то подкашивались. Те нереально крутые сцены мести, что проносились одна за другой в моём мозгу полночи, не давая уснуть, с утра померкли и едва вспоминались. Желание-то осталось, а вот решимости поубавилось. Вдохновения хватило лишь на внешний лоск.
В заранее оговоренном месте я увидел Машу. Я опоздал на пятнадцать минут. Хотел на тридцать, да побоялся, что она столько не выдержит и уйдёт. Пятнадцать – в самый раз, она успела помучиться сомнениями. Когда я увидел девушку, во мне чуть было не всколыхнулась былая жалость. Вот тетёха! Провела, небось, полдня перед зеркалом, и результат действительно впечатлял. Это было нечто! Вернее, нечто ужасное. Одежда, причёска, макияж, всё было чудовищным, а местами смазанный красный лак на криво спиленных ногтях вызывал и вовсе священный трепет.
Маша ничего не сказала по поводу моего опоздания, а я и не думал оправдываться. Мы сухо поздоровались, она вцепилась в мою руку и почти бегом потащила через проспект в кафе. Мы заняли место в углу так, что Маша видела весь зал, а я – лишь стену с фотографиями Че Гевары и Фиделя Кастро за её спиной. Девушка мучительно бегала глазами по соседним столикам.
; Ну, что? Они здесь? – спросил я.
; Пока нет, - кусая губы, отвечала Маша и теребила в руках салфетку. – Но это ничего, они должны прийти полдевятого. Я их отсюда обязательно увижу, и сразу тебе скажу.
Принесли меню. Я сделал вид, что углубился в его изучение. Я нервничал, чем дальше, тем больше, и это становилось заметным. Решимости не осталось ни на грош, да и жажды мести поубавилось. Все те красивые спектакли в шумном зале ресторана, что я возбуждённо прокручивал у себя в голове в полной уверенности в собственных силах, теперь казались нереальными для исполнения. Такие эффектные сцены хорошо смотрятся в кино, в реальной же жизни мало кто бы решился на такое. По крайней мере, уж точно не я! В реальности я видел людей с сигарами за столиками кафе «Гавана», конкретных и реальных, видел конкретную реальную Машу и себя, настолько конкретного и реального, что неспособного даже на самую скромную выходку из тех, что задумал.
Я был жалок, взволнован и сердит на себя. Я пытался раззадорить себя обидой и ненавистью, вспоминая разговор с девчонками в столовой, вспоминая тот злополучный день, когда начались мои беды. Хватило же у меня решимости тогда, на лекции по старославу. Что же теперь? Я с ужасом ждал того момента, когда явится парень и надо будет как-то действовать. Всё летело к чертям, над нами довлел застывший в ожидании официант.
; Ну, ты выбрала там? – с досады рявкнул я.
; Да, - испугалась Маша. – Вот это и это (она ткнула пальцем в меню).
; Прекрасно, - учтиво-бесцветно отозвался официант. – А вы?
; «Мохито», - небрежно бросил я. – Два «Мохито».
; И всё?
; Пока да, - я вальяжно протянул ему меню, которое так и не прочёл.
Я смотрел на Машу, жалкую, бездарную и невзрачную, пока она смотрела на что-то за моей спиной. Стоит ли она мести? Стоит ли она таких усилий с моей стороны? Зачем? Я придумал другой план. Просто выскажу ей лично всё, что накипело, и уйду. Принесли мой коктейль. Сделав жадный глоток, я заговорил, готовясь насладиться её реакцией.
; Смс-ки понятно. А звонила себе как? Подругу просила или, по старинке, будильник ставила?
; Что? – очнулась она. – А, вот ты о чём! Всё проще: увидела по телеку рекламу знакомств, кинула смс на короткий номер и теперь мне постоянно какие-то мужики звонят оттуда. Ты давно узнал? Чего молчал-то?
; Вчера узнал, - процедил я сквозь зубы.
; Поздновато как-то, я и не рассчитывала, то так долго удастся тебя за нос водить, весь курс же знал, - Маша смотрела мне в глаза, и это она сейчас наслаждалась моей реакцией. – Прости, Антон. Мир?
; Какой, к чёрту, мир? – я рассвирепел. – Чего ты добиваешься?
; Уж не твоей любви, поверь мне, - она криво улыбнулась, взяла мой второй «Мохито», предлагая чокнуться, но, натолкнувшись на молчание, пожала плечами, стукнула по стоящему на столе стакану, отхлебнула и продолжила. – Нет, ты не подумай, ты мне очень симпатичен как человек, особенно после разговора в парке. Ты правда классный, добрый, чуткий, и мне очень жаль, что пришлось так нечестно с тобой поступить. Но поставь себя на моё место, такие шансы не упускают!
; Какие ещё шансы? – я в ужасе смотрел на неё и не узнавал.
; Когда представляется случай прослыть девушкой самого популярного парня на факультете, вот какие! Тебе может показаться, что я поступила неблагодарно, Антон, но я признаю, что всем тебе обязана.
; Да что ты о себе возомнила? Выдала свои ночные мечты за реальность! Мало того, что себя, убогую, навязала, так ещё и меня в своих больных фантазиях каким-то монстром выставила. Домашним тираном, маньяком-извращенцем!
; Извини, но просто это единственная легенда, которая правдоподобно вписывалась в реальную ситуацию. Иначе, возникли бы противоречия.
; Да это просто бред! Как ты заставила всех себе поверить?!
; Я не заставляла, ты сам всё сделал, - Маша говорила очень просто, даже будто извиняясь, её покрытые прыщами щёки зарделись, то ли от смущения, то ли от алкоголя. – Ты за меня заступился при всех, собрал мои вещи, и это тоже видели все. Ты пришёл ко мне в общагу, и мы какое-то время пробыли в комнате наедине.
; Две минуты! – почти закричал я.
; Поверь, свидетели многое приукрасили. Кстати, мы уже давным-давно сидим вместе за партой, ты не заметил? А ещё то и дело оттаскиваем друг друга в сторону и о чём-то шепчемся. Всем же всё видно. Уж ты постарался в своё время создать имидж человека-загадки, скрывающего личную жизнь. Ты, наверное, и не догадываешься, насколько популярен. Тебя, Антон, столько обсуждают, что стоит бросить лишь один намёк, и слухи поползут, а, главное, им поверят. Чёрт возьми, да для меня это был единственный шанс выбраться в люди! Ты так деликатен и добр, что не смог послать меня к чертям, пока была возможность. А теперь уже поздно – мы пара, милый. Пошли лучше потанцуем!
; Не буду я с тобой танцевать! – я брезгливо оттолкнул ладонь, когда она попыталась взять меня за руку. – Я сейчас пойду и расскажу тому парню, какая ты дрянь и уродина!
; Какому парню? – удивилась, было, Маша, но тут же залилась смехом. – Нет никакого парня, Антон, я пригласила тебя сюда, чтобы в очередной раз продемонстрировать однокурсникам нашу любовь. За столиком у окна сидит Виолетта с кавалером. Хоть кивни ей, а то невежливо, она нас уже час рассматривает.
Я механически повернул голову и, действительно, столкнулся взглядом с Виолеттой. Она улыбнулась мне и сказала что-то своему спутнику, который тут же на меня уставился. Я, даже не моргнув, вновь повернулся к Маше. Как ни странно, у меня не было желания тут же вскочить и придушить её. Я был раздавлен. Меня низвергли на землю, я пал без боя и с позором был втоптан в грязь. Меня обманула, мною воспользовалась какая-то ничтожная девица. Единственным моим желанием было уйти немедленно и помыться. Я ненавидел Машу, она внушала мне омерзение. Я смотрел напротив, и, словно в дурацком фильме ужасов, её лицо искажалось и превращалось в уродливую морду вампира. И эта дрянь ещё улыбалась…
; Я ни в чём не виновата, Антон, - сказала она. – Так уж сложились об-стоятельства. Не суди меня строго, каждый борется за своё счастье.
; Ты сама-то веришь в то, что говоришь?
; Я так рада, что удалось объясниться с тобой начистоту. Просто дальше на обмане уже не прокатит, мне нужно твоё осознанное сотрудничество. Ты поможешь на следующем этапе превращения жабы в принцессу.
; Ни черта подобного! – я наклонился к ней и прошипел в лицо. – Я сейчас встану, уйду, а завтра всем расскажу правду о тебе!
; А вот в неё-то, как раз, никто и не поверит! В правду не верит никто, таков мир, и уж тебе ли об этом не знать.
; Да пошла ты! – почти закричал я, порываясь встать.
; Сел на место! – приказала Маша, в ней уже не было и следа той робкой заморашки, что беседовала со мной в парке. – А то пожалеешь!
; Да я уже так жалею, что сил нет!
; Смотри, я ведь хотела по-хорошему, но ты меня вынуждаешь. Видит бог, Егоров, я бы не хотела этого делать!
Маша полезла в сумку и достала оттуда какие-то распечатанные на чёрно-белом принтере странички. С первого взгляда я узнал дизайн сайта «Одноклассники», а имена, которыми пестрили эти страницы, были знакомы и вызывали озноб. Это были имена тех людей, что гнобили меня в школе изо всех сил. Я никогда не регистрировался на таких сайтах, я их ненавидел, я их избегал именно потому, что там меня могли найти они, те, что на принесённой Машей макулатуре незатейливо излагали разные истории из моих поганых «годов чудесных». Я быстро пролистал и спросил.
; И что? Что ты мне тут суёшь?
; Компромат, - слово звучало нелепо, но сама Маша, да и вся ситуация была нелепой. – Ты так красочно рассказывал о своей жизни в школе, что я решила разыскать тех, о ком ты говорил. Сначала я хотела лишь анонимно написать им гадостей, за то, что они с тобой сделали. Но потом поняла, что этими знаниями можно воспользоваться иначе. Я попросила ребят вспомнить несколько самых, на их взгляд, смешных историй про Антона Егорова. Честно скажу, я немало слёз пролила, пока читала! Это ведь мне знакомо, Антон, меня тоже в школе…
; И что ты с этим собираешься делать? – перебил я.
; Разослать однокурсникам, - просто ответила Маша.
; И это всё? – я с презрением швырнул бумаги на стол. – Этим ты мне угрожаешь? Знаешь, дорогая, хуже унижения, чем считаться твоим любовником, придумать трудновато, но это ты со мной уже сделала!
; Ну, раз ничего страшного, так я дам почитать Виолетте, - девушка встала и, одёрнув юбку, сделала шаг из-за стола.
; Гонишь! – пробормотал я, всеми силами стараясь скрыть волнение. – Что ты прям так к ней сейчас и подойдёшь? С какой-то фигнёй, кото-рую ты запросто могла сфальсифицировать?
; Ну, - Маша посмотрела на кипу бумаги. – Мне ещё один пацан из твоего класса видео прислал, с выпускного. Понимаешь, о чём я говорю? Конечно, качество в камере мобильника паршивое, но на крупных планах тебя легко узнать. Представляешь, в твоей школе это видео до сих пор номер один по популярности, у каждого первоклассника в телефоне есть. Ролик называется «Слёзы и писсуар». По моему, чудовищно! Никогда не понимала людей, которые такие гадости снимают, да ещё в интернет выкладывают…
; Хватит! Сядь! – заорал я, не выдержав, несмотря на громкую музыку в кафе, на нас многие обернулись.
Маша села. Она молча торжествовала, пытаясь корчить на лице сочувственную гримасу. Видео, о котором она говорила, действительно существовало. Вспоминать об этом было очень страшно и очень больно. Произошло всё на нашем выпускном, в мужском туалете, их было шестеро, школьных мажоров, и они чувствовали, что это их последняя возможность на мне отыграться. Нет, никто и пальцем тогда меня не тронул, но у них было достаточно способов довести меня до отчаяния: помимо физического насилия, есть ещё и моральное. В видео действительно присутствуют и писсуары, и слёзы, и… Блин, зачем я вам это рассказываю, а!? Оно вам надо? Вернёмся к Маше…
; Ну, - не выдержала она.
; Чего ты хочешь? – безразлично поинтересовался я.
; Танцевать, - ответила Маша.
Она вытащила меня на маленькую площадку между столиками, где, об-нявшись, топтались под кубинский медляк две подвыпившие пары. Я брезгливо расположил свою руку на талии Маши и встал настолько далеко от неё, насколько позволял танец. Мы принялись переминаться с ноги на ногу, не вдаваясь в такт музыки. Девушка прикусила губу и попыталась прижаться ко мне плотнее, но я отступил назад. Щёки Маши раскраснелись. Так тебе, детка, получи в обратку! Вот тебе ещё удар.
; Паршиво двигаешься, - нежно прошептал я ей на ухо.
; Ты, Егоров, тоже не Тимберлейк! – прорычала в ответ некрасивая, неуклюжая, неопытная Маша.
; Так скажи быстрее, чего ты добиваешься, и закончим комедию.
; Помощи, Антон, вот чего. Мы теперь с тобой пара и должны выглядеть парой для всех. Ходить за ручку…
; Целовать я тебя не стану, даже под дулом пистолета, и не проси!
; Не понадобится, - девушка сделала вид, что её ничуть не задели мои слова. – Это вполне соответствует нашей истории. Ты – парень застенчивый, консервативный, эмоции напоказ не выставляешь.
В этот момент на танцпол вышла Виолетта со своим приятелем и начала плавно извиваться вокруг него. Иногда наши взгляды встречались: её - лю-бопытный и насмешливый, и мой – жалобный, как у побитой собаки. Танец для меня вдруг перестал быть наказанием – он стал пыткой.
; Какая тебе выгода от меня? – спросил я Машу.
; Самая непосредственная. Ты, можно сказать, звезда, и близость к тебе проливает свет и на меня. Стоило поползти слуху о нас, и меня уже начали замечать. То ли ещё будет! Ты познакомишь меня с разными компаниями, добавишь мне уверенности в себе, а дальше я уж как-нибудь.
; Хочешь быть такой, как Виолетта? Не будешь никогда! Ты же сама мне это говорила.
; А я не хочу быть, я хочу казаться! Я так долго была никем, что притвориться кем-то - уже победа. У тебя получилось, получится и у меня! Ты сам меня научишь. До завтра, Антон! Ты обещал расплатится по счёту.
Маша развернулась и поспешно выбежала из «Гаваны», по-моему, она пыталась скрыть слёзы. Трудно описать, что я тогда чувствовал. Это можно назвать по-разному. Конечно, мой безграничный страх перед разглашением каких-то школьных бед многим покажется нелепым и безосновательным. Он и мне таким кажется, но теперь, а тогда он заполонил собой весь мир. А ведь в этом мире мне ещё как-то надо было жить.
Недавно, кстати, я пересмотрел тот ролик, которым меня шантажировала Маша. Я смеялся. Должно было пройти немало лет, чтобы он стал для меня смешным, но он таковым стал. И я горжусь этим.

7
Я проснулся разбитым вдребезги. Помнится, была суббота. Я поднял наполненную болью голову и уткнулся в лежащий рядом мобильник. На экране светилось принятое сообщение. От Маши, она просила приехать к ней в общагу, как только смогу. Она распоряжалась моей жизнью, как хотела. Всё моё существо противилось этому, но я почему-то подчинялся, движимый страхом и ненавистью, как те парни в Лас-Вегасе. Тем утром всё казалось психоделическим. Я встал с кровати и пошёл умываться. Меня тошнило, кажется, поднялась температура. Я чувствовал себя, как изнеженная тургеневская барышня в нервном припадке. Зеркало отражало жалкого неудачника.
; Да пошла ты! – пробормотал я вслух.
Хочет быть красоткой? Я ей устрою ускоренный курс! Она меня не щадит, и я её жалеть не буду! Вообще, жестокость была нормой в наших странных отношениях. Я понял, с чего надо начать, так, чтобы помощь превратить в месть. Я вошёл в комнату своей младшей сестры. Ей было тринадцать, и она находилась в самом разгаре борьбы с юношескими прыщами, успешной борьбы.
; Танька, ты чем прыщи выводишь? – спросил я.
; Стучаться надо! – противно затянула девчонка. – И здороваться.
; Тук-тук, доброе утро, - проговорил я и повторил. – Так чем? (она начала перечислять непроизносимые названия) Стоп! Так не годится, список напиши, и мне отдай.
; А тебе зачем, у тебя же нет прыщей? – любопытствовала Танька.
; Это не мне, пиши, давай!
Я подошёл к сестрёнкиной книжной полке и начал доставать оттуда книжки. «Уход за кожей, ногтями и волосами» - отлично. «Практическая энциклопедия макияжа» - то, что надо, с картинками. Боже! Книжка Ксении Собчак про шмотки! Какого только говна не печатают! Ладно, прихватим на всякий случай. Подошла сестра с исписанным листочком.
; Тосик, смотри, вот это купишь в аптеке, а вот это в косметике. Эй! – она увидела книги в моих руках. – Куда ты потащил! Это моё!
; Не будь жадиной, брату очень надо. Любишь брата? Целуй! – я подставил щёку, и чмокнул её в ответ. – Шоколадку куплю.
; Две, - поправила довольная Танька. – И сигареты!
; Я этого не слышал! Три шоколадки.
Танька меня любила. Я был идеальным старшим братом, поскольку в меня были влюблены все её подружки. В коридоре я, до кучи, схватил кипу маминых журналов, каких-то «Гламуров-Космополитанов», побросал всё это в сумку и выбежал на улицу. По пути я купил то, что значилось в списке сестры, и, прыгнув в автобус, направился к Машиному общежитию. Глядя в окно, я размышлял, стоит ли из чувства мести сажать мою мучительницу на диету и тренажёры? Толстой Маша не была, просто какой-то нескладной. Нет, не стоит, решил я, а то сразу пронюхает, что я издеваюсь.
Я вбежал в общагу подобием раздражённого урагана и, без стука, вломился в комнату, искренне рассчитывая смутить. Не удалось. Маша сидела за столом и смотрела на дверь, будто только и ждала моего прихода. Видимо, действительно ждала. Я застыл на пороге.
; Соседка здесь сегодня? – вместо приветствия спросил я.
; Нет, она на выходных дома, - ответила Маша, скромно так, как та тихая девочка на первой парте, которой она когда-то была. – Что с тобой, Антон? У тебя болезненный вид.
; У меня болезненная жизнь, - парировал я, плюхаясь на кровать. – И на ближайшее время твоя станет такой же, обещаю!
; Не привыкать, - вздохнула Маша. – Что ты там надумал, выкладывай.
; Надумал? – переспросил я. – Хватит издеваться, говоришь так, будто оставила мне немного выбора! Ты просила меня научить тебя быть такой, как я. Не вопрос! Первое и единственное правило моей жизни: в ней человека встречают по одёжке, судят по одёжке, любят по одёжке, по ней же провожают, и она остаётся в воспоминаниях. Ничего, кроме поверхности, но поверхность должна быть идеальна! Это ясно?
; Вполне, - кивнула Маша, покорно и робко.
; Отлично, переходим от теории к практике, - я, внутренне торжествуя, схватил девушку за руку и усадил за стоящее в комнате трюмо, заставленное какой-то женской лабудой. – Твоё зеркало?
; Нет, соседки, - я едва услышал тихий ответ.
; Разумеется, - усмехнулся я и, стоя за спиной, поднял её подбородок, заставляя смотреть на собственное отражение. – Что видишь?
; Себя.
; К чёрту себя! Я сказал, забудь о внутреннем. Что видишь? Описывай!
; Она, - Маша едва не плакала. – Она… некрасивая.
; Молодец! – я наклонился, прислонившись к её щеке, и заулыбался в отражении. – С этого и надо начинать! Я в своё время начал с того же самого. Внешний вид – это информация. Большинство считают её самой достоверной. По внешнему виду нас распознают. Из-за него мы попадаем в определённую систему стереотипов, Маша.
; Как это?
; Очень просто, - продолжил я, дивясь собственному красноречию, ведь я никогда раньше не формулировал в словах то, о чём говорил. - Парень в косухе – или байкер, или рок-музыкант. Девушка в мини-юбке и сапогах – шалава. Очки – «ботан», умник. Длинная коса – скромница. Сама же слышала, как говорят «типичный качок», «типичная блондинка». А откуда берутся типы? Да потому, что людям лень думать! Они распознают простейшие, исторически сложившиеся клише. Людям это на руку, они сами стараются соответствовать стереотипам, чтобы их проще было идентифицировать. Пока ясно?
; Вполне.
; Продолжим, - я явно вошёл во вкус, всё более распаляясь по ходу речи. – Кроме привнесённых признаков, есть ещё, к сожалению, и физические, природные. И вокруг них, пожалуй, ещё больше предрассудков. Высокий парень обязан играть в волейбол или баскетбол. Толстый пацан должен обладать отменным чувством юмора. Высокая худая девушка – модель, значит, стерва. Веснушки – весёлый характер. Прыщи - неудачник, или неудачница. А человек с каким-нибудь сильным физическим недостатком в общественном мнении просто обязан быть несчастным. Итак, задание: опиши мне Виолетту.
; Ну, она популярна…
; Остановимся на этом. Почему ты так решила?
; Ну, у неё фигура, и внешность, и макияж, и маникюр.
; И телефон к уху припотел, и настроение всегда хорошее. А теперь вопрос на наблюдательность. Сколько раз ты видела её с парнем?
; Кроме вчерашнего вечера? Раз, может, два.
; Вывод: так ли она популярна на самом деле, как кажется?
; Разумеется, да! – ответила Маша после минутного размышления. – А если ты считаешь иначе, то просто тебе так хочется думать.
; Пятёрка, - подвёл я итог. – Раскусила. Второе задание: опиши себя.
; Я – ничтожество. Ты это хотел услышать? – она с вызовом обернулась.
; Нет, я хотел услышать: «Информация, которую несёт мой внешний облик, говорит о жалком ничтожестве, я бы хотела изменить эту информацию. Мудрый дядя Антон, помоги мне!» - передразнил я. – И дядя Антон поможет, не сомневайся. Дядю Антона шантажируют.
; Я не хочу, чтобы ты это так воспринимал, - жалобно взмолилась Маша. – Я думала, ты мне друг, у меня ведь нет, кроме тебя, друзей.
; На будущее, если появятся – с друзьями так не поступают! – отрезал я. – Мне некогда с тобой целый день возиться. Так что ускорим курс. Бери ручку и записывай. Я не шучу, бери! Пункт первый: мыть голову надо каждый день. Пункт второй – сделать стрижку. Третье (я вывалил из пакета средства от прыщей) – разобраться, как всем этим пользоваться. Четвёртое (достал книги и журналы) – вот твоё задание по отечественной литературе. Прочитать от корки до корки, срок – неделя. Пятое: не можешь отрастить длинные ногти, хоть эти ровно постриги. Кстати, красный лак забудь! Если ты не Гвен Стефани, то либо дура, либо шлюха – именно такую информацию он несёт. Шестое: макияж. Надо учиться его делать. В связи с этим, первая лабораторная работа, - я подошёл к ней с раскрытой энциклопедией сестры и ткнул пальцем в не самый затейливый марафет. – Повторить на своём лице.
; Хорошо, - Маша на секунду оторвалась от тетрадки, в которую безропотно всё записывала.
; Сейчас! Немедленно повторить.
; Сейчас? – девушка с ужасом смотрела на страницу. – Но у меня нет всего, что тут требуется.
; Значит, найди у соседки. Приступай.
Пока Маша, вздыхая, дрожащими руками пыталась повторить макияж из книги, я листал мамин «Гламур» за прошлый декабрь и думал, что мне делать дальше. Перспективы вырисовывались наипаршивейшие, и что с ними делать, я ума не прикладывал. Тем временем, девушка справилась с заданием.
; Я всё, - обрадовано сообщила Маша.
; Посмотрим, - у неё получилось гораздо лучше, чем я ожидал, но в целях воспитания пришлось сказать. – Хм, не так уж плохо! А теперь смыть и сделать заново. Уже без книжки.
; Что? – в глазах Маши читался ужас. – Да я час это делала.
; Отлично, у нас как раз ещё час.
Худо-бедно, она осилила испытание. Я критически оценил результат. Бедняжка старалась.  Я продолжил экзекуцию.
; Итак, теперь к главному. Собственно, одёжка. То, в чём ты ходишь, - мягко говоря, мусор. В мусорку ему и дорога. Давай посмотрим, что в твоей фигуре можно исправить с помощью одежды, - я вальяжно откинулся на спинку стула и, сморщившись, беспощадно осматривал Машины, с позволения сказать, прелести. - Вот ты постоянно ходишь в юбках по колено. То есть обнажаешь кривые голени, которые надо прятать. Их – в сапоги, обязательно на каблуке. Иногда можешь оде-вать кеды, если вдруг захочешь выглядеть спортивно. А вот бёдра нормальные, обтянем джинсами. Талия, или что там у тебя, - как-нибудь подчеркнём. Теперь о том, чего нет: о груди. А надо, чтобы была! Поднаскребём как-нибудь. Есть куча способов создать иллюзию, только что в журнале прочитал. Кстати, у тебя деньги есть?
; Допустим, - кивнула девушка. – А сколько надо?
; А сколько есть? (вместо ответа Маша показала мне открытый кошелёк) Ни фига себе! Ты что, всю жизнь копила?!
; А на что мне было тратить?
; Отлично, бери их и одевайся. Поедем тебе за шмотками.
; Как, прям так? – Маша указала себе на лицо.
; Да, так, и так ты теперь должна всегда выглядеть, поняла?
Из меня бы, наверно, вышел неплохой стилист. Хотя, стоит призадуматься, ненавидят ли стилисты так своих клиентов, как я ненавидел Машу? Если да, то несчастные же это люди. Выходные прошли плодотворно: в понедельник в университет под руку со мной вошла если не красавица, то уж точно симпатяга. И, знаете, я вдруг испытал гордость. На одно мгновение, то самое, когда увидел вытянувшиеся морды однокурсников. Но потом я вспомнил, что вошёл под руку не с девушкой, а с чудовищем, притворившемся моей девушкой, и вместо гордости испытал брезгливость.

8
Странно, что те два дня, о которых только что рассказал, я помню в мельчайших подробностях. Странно потому, что дальше я почти ничего не помню. Вернее припоминаю слившуюся в единую массу череду дней, когда я притворялся Машиным бойфрендом. Она оказалась весьма талантливой ученицей и вскоре, мне уже нечему было её учить. Она хорошела день ото дня, как следствие, становясь всё более высокомерной. Тем не менее, у неё появилась масса знакомств. Кое с кем её свёл я. Например, с ребятами из университетской команды КВН. Те парни пробились в премьер-лигу, и их уже пару раз показали по телевизору. Они Маше, разумеется, понравились, как и многие другие. Скорее по инерции, она продолжала таскаться всюду со мной, хотя уже давно могла бы обойтись одна. Я всё уныло ждал, когда же она начнёт тяготиться моим присутствием, и я обрету долгожданную свободу.
Как ни прискорбно, по мере роста рейтинга Маши, мои ставки неумолимо падали. И она этому немало способствовала. Она то и дело отпускала довольно уничижительные шуточки в мой адрес, позволяла и прямые оскорбления при посторонних. Я хирел стремительно, и к июню скатился до такой степени, что уже не Маша была девушкой самого Антона, а какой-то Антон был парнем самой Маши. Хотя, мне было уже всё равно. Я тогда начал пить.
В смысле, я и раньше употреблял алкоголь, но тут начал зашибать. Вы-глядеть я стал ужасно. Не брился, не стригся, и, если бы не мама с сестрой, пожалуй, вообще не менял бы одежду. Я и не знал, что такое возможно, то есть возможно в моей жизни, но из памяти выпадали дни, даже недели. Началась сессия, и я с ужасом обнаружил, что просто не в состоянии её сдать. Я барахтался в долгах и хвостах, как в море, и ни черта не соображал даже в самых ранее любимых дисциплинах. Костян помогал мне, как мог, старались и единственные сохранившие ко мне каплю уважения девчонки – Лика, Катя и Жека. Но я скатывался, сам понимал, что скатываюсь, и даже получал от этого факта какое-то мазохистское удовольствие.
В какой-то момент я сделал открытие: Костяну нравилась Маша. Вернее, он был в неё по уши влюблён. Когда этот факт открылся моему затуманенному рассудку, я несказанно обрадовался. Я заметил, что и она ему симпатизирует, но Костя, как настоящий друг, не мог у меня за спиной оказывать знаки внимания моей девушке. Появилась реальная возможность скинуть со своей шеи удобно там усевшуюся Машу. Я даже начал с парнем разговор о том, что мы с ней на грани расставания, тем самым давая ему зелёный свет, но замер на полуслове. Что я за гад такой?! Неужели готов порекомендовать другу подлую мигеру, превратившую мою собственную жизнь в какашку?! Нет, не готов. И я просто уныло выслушивал: днём осторожные проповеди Костика о том, как мне повезло с девушкой, и как я мало её ценю; а вечером от Маши, что мой приятель – очень даже ничего.
Каждый день, после института, я был обязан провожать Машу до общаги. Последнее время эти самые провожания начали тяготить нас обоих. Я молча тащился рядом, а она выкладывала на мою больную голову слои мусора и помоев. Речь была о том, что я ужасен, что я давно превратился в позорище, и ей стыдно быть «моей девушкой». По её словам, лишь боязнь приобрести плохую репутацию удерживала её от «разрыва» со мной и перехода к какому-нибудь более достойному парню. Я горько усмехался, и снова молчал.
В конце концов, всё решил один вечер. Мы небольшой группой отмечали день рождения какой-то однокурсницы. Маша напилась, впервые, за то время, что я её знал. Я тоже был пьян, но, ввиду куда большей опытности, на ногах держался. Долг требовал от меня дотащить «благоверную» до дома. Я с трудом доставил глупо хихикающую Машу до общаги и, подняв на руки, собирался положить на кровать, когда она, явно намеренно, вцепилась в мою шею, заставляя потерять равновесие. Мы рухнули на постель вместе.
Я очутился сверху и, пока, сквозь неловкость, лихорадочно прикидывал, смогу ли самостоятельно подняться, и на какой именно части Машиного тела находятся сейчас мои руки, она меня поцеловала. Не то, чтобы было сильно неожиданно, но меня ошарашило. Когда вспоминаю, то почти убеждён, что девушка планировала тот эпизод неоднократно, и даже приняла слегка, что называется, «для наркоза». Всё последующее доказывает, что Маша была не настолько пьяна, как хотела казаться.
Она обвила меня руками и прижимала к себе с агрессией испуганной девчонки. Её губы, пахнущие алкоголем и вишнёвой помадой, хаотично и лихорадочно скользили по моим, и я чуть было не начал отвечать на её призыв. Честное слово, соблазн, для пацана в моём положении, был невероятно велик. Хотя, какого, к чёрту, пацана?! Разве кто-нибудь когда-либо бывал в таком же дурацком положении?! Маша с поспешностью усилила ласки. Большая часть моего мозга уже ликовала, предвкушая такое долгожданное и поворотное событие в моей жизни, как секс, но меньшая подала сигнал «Стоп!» Сигнал был таким неожиданным, что я вскочил, отталкивая девушку, и тут же снова приземлился, но уже рядом.
; Ты чего?! – Маша снова вцепилась в меня и деланно сладким голосом зашептала. – Да, брось, Антон! Мы уже два месяца с тобой, вроде как, вместе, так почему бы не попробовать, на самом деле? Неужели ты ни разу об этом не думал? Не верю!
; Честно говоря, нет, - сконфуженно пробормотал я.
; Да брось, меня можешь не стесняться, мы же всё друг о друге знаем! Это же первый раз, и для меня тоже…
Я в ужасе оттолкнул её, на этот раз окончательно, и вскочил с кровати, одёргивая свою задранную ею футболку. Не скажи она последней фразы, и через минуту я бы уже вообще не способен был думать. Но она сказала, и эти слова открыли для меня всю грязь, весь циничный расчёт Маши. Правда, открытие не ужаснуло меня, а скорее насмешило. Я расхохотался в полный голос, и продолжал хохотать, пока меня не перебила раскрасневшаяся Маша.
; Что смешного, Антон? – не без вызова спросила она с кровати.
; Ты, дорогуша! – я ткнул в неё пальцем, и принялся расхаживать по комнате, сквозь смех выплёвывая слова. – Решила бросить меня? Уйти? К Костяну, наверно? Ну, разумеется! Какой же парень поверит, если после такого бурного и продолжительного романа, каким был наш, Маша окажется, ну очень, очень невинной? Что, Машуля, решила меня ещё раз использовать в своих целях?
; Что ты несёшь? – растерянно спросила девушка самым, что ни на есть, трезвым голосом. – Это неправда!
; Это правда! Сама знаешь, что правда. Слабая, закомплексованная серая мышь! Решила, что прикинулась умницей-красавицей, так уж и стала такой? Да, Маша, в этом мире всё решает одёжка, но ты забыла, что я знаю тебя голой!
; Ещё не знаешь! Но я предоставлю возможность, - она лихорадочно ухватилась за последний шанс соблазнить меня, скинув с себя майку, под которой ничего не было. Вышло неуклюже и совсем неэротично.
; Фу, закройся, пока меня не вырвало! – искренне скривился я. - Неужели ты думаешь, что между нами что-то возможно, после того, во что ты превратила мою жизнь? Ищи другую проститутку! А мне ты противна, понятно? Ты дрянь, жалкая, гадкая, омерзительная. Ты чудовище, и этого не скрыть никакой внешней привлекательностью. Меня тошнит от тебя, Маша! Прощай!
; Ты пожалеешь об этом, Егоров! – этот истошный крик достиг меня на пороге, заставляя обернуться.
; Знаешь, с тех пор, как я пожалел однажды тебя, я больше не способен на это чувство. Мне уже никого не жалко, а себя тем более!
Я вышел, громко хлопнув дверью, и ещё пару минут стоял за ней, при-слушиваясь к горьким, истошным женским рыданиям внутри комнаты. Я заставлял себя улыбаться, чего совсем не хотелось. Я отомстил за себя сполна в тот вечер! Но, помимо удовлетворения (именно удовлетворения, а вовсе не радости, которую я тщетно в себе искал), я испытывал ещё и презрение к себе, как к существу чудовищному и аморальному. Хотя, было и третье чувство – страх. Мне было страшно оттого, что должно было произойти завтра.

9
У нас в университете был просто отличный кабинет информатики. Сорок объединённых в систему мощных компьютеров. Именно там и должен был состояться в тот день экзамен. Почти весь курс толпился в помещении, ожидая преподавателя. А вот меня там не должно было быть – я не получил допуск. Когда я появился на пороге, ко мне тут же бросился Костян.
; Тох, это правда? – он тщетно пытался поймать мой взгляд, но я смотрел на Машу, которая ехидно улыбалась за его спиной. – Маша показала мне одно видео, которое ей кто-то переслал. Там, вроде, ты…
; Мне так жаль, милый, я всю ночь проплакала, - в фальшивом сочувствии обвила она руками мою шею. – Я просто не знала, с кем поделиться, а Костя друг. Не дай бог, кто-нибудь ещё узнает…
; Отвали, - я с презрением оттолкнул её руки.
; Ты чего?! – вспыхнул Костян.
Но я не стал ничего объяснять. Отвернувшись от обоих, я шёл к центральному, преподавательскому, компу, на ходу доставая из кармана флешку. Маша в ужасе бежала за мной, поняв, что я собираюсь сделать. Пока я через проектор выводил изображение с флешки на огромный экран, висевший на стене аудитории, она вцепилась в моё плечо и зашипела на ухо.
; Не сможешь, Антон! Кишка тонка! Да и фокус староват, что «Восьмую милю» вчера на ночь пересматривал?
; Заткнись и не прикасайся ко мне! – я, в который уж раз отшвырнув девушку, закричал на всю аудиторию. – Минуточку внимания! Я сейчас хочу показать всем одно очень увлекательное кино. Называется «Слёзы и писсуар». Во избежание вопросов, сразу сообщаю: всё, что вы увидите, не подстава, и на экране, действительно, буду я.
Сердце оборвалось и забыло стучать. Я быстро щёлкнул мышью и отвернулся, чтобы не смотреть на экран самому, лишь звуки, мои собственные вопли, лились мне в уши из колонок, установленных по всему периметру кабинета информатики. Когда ролик, скинутый вчера по моей просьбе одноклассником,  закончился, воцарилась такая тишина, что было слышно, как гудит кулер в каждом компьютере. Я поднял взгляд и заскользил им по вытянувшимся лицам однокурсников. Единственные глаза, которые я искал в толпе – глаза Виолетты. Столкнувшись с ними, я несколько секунд впитывал из них её недоумение, смешанное, по-моему, с каким-то не совсем понятным восторгом. Не дожидаясь действий со стороны Маши, я вновь заговорил.
; Вот так, Машенька, тебе больше не чем мне угрожать, а потому, я могу сказать при всех, что два месяца ты заставляла меня притворяться твоим парнем! Что ты задумала на сегодня? Опозорить меня и самой остаться чистенькой для всех? Хрен тебе!
Я тогда не смог удержать себя в руках и сделал то, за что все вы обязаны меня осудить – влепил девушке пощёчину. Раздался многоголосый женский визг, и уже через мгновенье я валялся на полу, ловя искры из глаз – удар у Костяна был, что надо. Я с трудом поднялся на ноги, вытирая кровь с лица. Костя молча стоял в боевой позиции, ожидая от меня сдачи. Маша пряталась за его спину. Смеяться с разбитой губой тяжело, но мне это удалось.
; Молодец! – смеясь, выговорил я. – Искренне сочувствую тебе, брат: ты не знаешь, кто она! Хотя, впрочем, катись оно всё, благословляю!
Я махнул на них рукой и поплёлся к выходу. Девушки, составляющие наш курс, растерянно расступались, образуя передо мной шепчущийся коридор. Когда я почти его преодолел, вдруг раздались громкие хлопки одной пары рук, я вскинул взгляд – это была Виолетта. Через миг вся толпа разразилась дружными аплодисментами, но лишь она одна, в отличие от всех, поддержавших её, аплодировала не Костяну, а мне. Я понял это, понял по взволнованному выражению её лица и нежности в её глазах. Понял, и ушёл из аудитории. Конечно, вышло всё не так, как я хотел, но теперь уже не важно.

10
С тех самых пор, я появился в институте лишь однажды, спустя две недели, - я забирал документы после отчисления. В дверях, уже уходя, я столкнулся с Виолеттой, хотел, было, пройти мимо, но она сама меня окликнула. Мы вышли вместе и сели на скамейку возле здания университета.
; А я ведь всё знала, - неожиданно сказала она после довольно долгого и напряжённого молчания.
; Что знала?
; То, что вы с Машей лишь притворялись парой. Правда, никак понять не могла, зачем это надо тебе. С ней-то всё было очевидно.
; Откуда ты знала? Кто-то тебе сказал?
; Никто, - она очаровательно улыбнулась и посмотрела мне в глаза. – Я догадалась тогда, в кафе «Гавана». Я видела твои глаза. Антон, ты же меня любил всё это время, правда? А ты бы не смог быть с кем-то без любви, я в этом уверена.
; Почему ты в этом уверена?
; Что ты влюблён в меня?
; Нет, что я не смог бы без любви.
; Ты такой трогательный и наивный! – засмеялась она, по-доброму за-смеялась, и взяла в свои руки мою ладонь. – Ты так прятался за свою одежду, за свой образ, а это делают только очень чуткие и ранимые люди. Те, которые умеют любить по-настоящему, а вот признаваться в любви не умеют. И зря ты так боялся. Какие же вы с Машей оба были глупые! Это же не школа, это университет! Здесь никто никого не презирает и не гнобит, здесь нет группового сознания, каждый сам по себе. То, что было с Машей вначале, она сама с собой сделала. Она боялась того, что ей не угрожало, и сама отгородилась от всех, как и ты…
Виолетта говорила много всего в том же духе. Это было для меня шоком, откровением, - то, как она всё чувствовала и понимала. Насколько мудрее и прозорливее меня она была. Она раскрывала мне мою же душу и не ошибалась ни в чём. Это не мир был таким поверхностным, а лишь моё восприятие мира! Я выдумал для себя, что внешний вид здесь значит всё, и слепо подчинялся собственным догмам, якобы навязанным мне реальностью! Как же я был несчастен, и как смешон! Ведь это не другие, это я сам судил всех по одёжке! Стыдно признаться, но я и в Виолетту влюбился лишь из-за внешности, и страдал весь первый курс по той, кого не знал. Лишь тогда, на лавочке возле универа, мне начало открываться, насколько она прекрасна!
Почему считается, что судить о людях по одёжке - значит, непременно, потом разочаровываться? Вовсе нет! Я смотрел и всё больше влюблялся в ту, что считал идеальной внешне, и не подозревая, какое совершенство таится внутри. И каким блаженством было делать это открытие! Таким блаженством, что оно растянулось на годы и продолжается до сих пор…
Я не знаю, зачем рассказал вам всю эту историю. Я не претендую ни на понимание, ни на жалость, ни на развенчание каких-то мифов. Я даже не уверен, что нравлюсь вам. Лично мне вряд ли бы понравился тип, написав-ший такое. Я просто рассказал вам правду, голую, без какой-либо одёжки.
Впрочем, о себе я могу говорить бесконечно, а сейчас некогда: мы с Виолеттой приглашены к Косте и Маше на празднование третьей годовщины их свадьбы. Стоп, кажется, Виолетта зовёт. Что, родная?... Нет, только не вздумай надевать эти серьги! Они же не подходят к твоим туфлям!

10 августа -  30 сентября 2008