Все мы родом из детства

Было далеко за полночь, когда в моей комнате зазвонил телефон. Я не спала. Да и ложиться ближайшие несколько часов не собиралась. Субботний вечер, а родители испарились куда-то на несколько дней. Не столь важно куда. Просто исчезли и я наконец была в одиночестве.
Звонок не напугал меня, хотя принято считать, что поздние звонки – признак бедствия. Вроде буревестника или воронки посреди неба.
Но для меня еще не было поздно. Да и какой смысл боятся того, что не может тебя укусить, ударить, убить?...
Не смотря на это, трубку я сняла не сразу. Еще некоторое время раздумывала, стоит ли столь поздний звонок моего внимания. Потом все-таки сняла трубку. Звонил Саша, мой одногруппник.
- Алло, Ника? – его едва было слышно. Охрипший голос, да и нос, похоже, не дышал. Но я насторожилась. Было в его голосе что-то, от чего мурашки пробегали по коже. А ведь я неплохо его знала. Вечно с улыбкой, добрый, легкий, он мне всегда казался немного грустным. И потому я считала его очень сильным.
- Да, - откликнулась я. Обычно я говорила по телефону, параллельно продолжая делать то, что делала. В данном случае – печатать. Но Саша завладел моим вниманием полностью. Бывали у меня дни, когда я чувствовала малейшие настроение. И видела… но об этом позже.
Он надолго замолчал. Потом все-таки… попросил меня приехать. В час ночи. А ведь у него дома тоже гулял сквозняк. Он был один.
- Хорошо, Саш, скоро буду.
Я действительно доехала на удивление быстро. Мотоцикл завелся с третьей попытки, зато после не было ни одной сложности. Я любила ночные дороги. Они закутывали в какую-то пустоту. Когда видишь обыденные вещи, но без людей, воспринимаешь как-то иначе. Как будто совсем другой мир.
И потому я не любила Сашин район. Центр города. По этим улицам даже в выходной после полуночи сновали машины, гремела музыка из разных клубов. Смешиваясь, музыки создавали произведение, отчетливо пахнущее безумием.
Саша открыл сразу. Что бы сразу же извиниться. Он действительно чувствовал себя виноватым, и ему было очень стыдно. Вот только мне на это было наплевать. Мне еще никогда не приходилось видеть настолько красивых крыльев за плечами своего ровесника. Я не ошиблась – он был очень сильным. Крылья не лгут.
Около получаса мы просто молчали. Он все еще стыдился, а я то думала, то косилась на него. Потом вздохнула и приложила ладонь к его лбу.
- У тебя температура, – объявила я, поднимаясь с дивана и собираясь поискать в доме термометр. Но, как и следовало ожидать, он меня остановил.
- Я знаю, - его взгляд дергался, описывая рваную траекторию неровного круга на полу. – Ника, - я обернулась и подошла на шаг к нему. Кажется, именно тогда я начала понимать, что с ним такое.
Саша обнял меня, прижался щекой к животу. Извинялся все время, пытался отпрянуть, но на этот раз я его остановила. Я уже успела почувствовать, как он дрожит. Парень, способный всегда оставаться в хорошем расположении духа. Один из самых сильных моих знакомых. Да нет, самый сильный. Смешно, наверное.
В конце концов, он успокоился. Притих и уснул, положив голову мне на колени. Наверное, я тоже спала, но, если и так, разбудил меня приход его матери.
Красивая женщина, считающая себя старой и уродливой. Как и все женщины, которым больше сорока. И крылья которых насильно сложены и закостенелые от обездвиженности. Я их никогда не понимала. Но, может, мне просто еще слишком мало лет.
Она заглянула в комнату Саши и, как-то странно грустно улыбнувшись, вышла на кухню. Через некоторое время я к ней присоединилась. Мы молча пили чай. Пока она наконец не сказала:
- Спасибо, - и, прочитав в моем взгляде некоторый вопрос, замялась, не зная, стоит ли мне говорить. Говорить мне не стоило. Но она сказала. – Саша… он сильный мальчик. Всегда таким был. Но… знаешь, Ника, - она подняла на меня глаза и я невольно вздрогнула. В них стояли слезы. – Когда он был совсем маленьким… он... очень часто болел... и потому, бывало, мы оставляли его одного дома… - по ее щекам побежали слезы. Я сглотнула. – Саша… он боится оставаться один. А, если у него температура, этот страх превращается практически в панику…
Она плакала. А я несколько раз кивнула, прежде чем мои губы растянулись в ухмылке. Я пыталась придать ей вид горькой улыбки, но ничего у меня не получилось.
- Вот значит как… - ухмылка сползла с лица сама по себе. Молодой, красивый парень, в чем-то даже идеален. Боится оставаться один в пустой квартире. Вот значит как…
- Все мы родом из детства… - произнесла я вслух. Хотя, честно говоря, собиралась только подумать. Я залпом допила успевший остыть чай и поднялась, когда она, подбросив голову, произнесла.
- И ты… тоже… - прошептала она. Каждое слово давалось ей с трудом. Мое лицо опять заняла ухмылка. Пытаться ее скрыть было просто бесполезно. И я сказала, с как можно ощутимейшим сарказмом в голосе.
- Меня никто не любит, - Звучало глупо, наверное. Избитая фраза суицидников. Но я никогда не собиралась покончить с собой. Просто любить меня не за что.
Она поймала меня за рукав, как несколько часов назад ее сын. Прятала взгляд. А потом упала на колени и прижалась мокрым от слез лицом к моей ладони. Шептала что-то. Кажется, извинялась. За всех родителей, что, с мыслью о благе, покалечили жизнь своим детям. А я выступала в роли всех детей. Слишком много чести для ничтожества.
- Успокойтесь, - я осторожно забрала у нее руку и вытерла об одежду. – Вы не виноваты.
Я развернулась и вышла из кухни, зацепив дверной косяк краем крыла.
Да нет, только вы и виноваты. Но я вас не виню.