Музей Толстого

                Дональд Бартельм
                (перевод с английского)

  В музее Толстого мы проводили немало времени и каждый раз плакали. Перед нашими глазами до сих пор стоят таблички с названиями работ и стенды со статьями, описывающими историю каждого экспоната. Мы пристально вглядывались картины, висящие высоко под потолком, после чего намекнули директору, что было бы неплохо повесить их немного ниже, хотя бы на шесть дюймов. Было ясно, что он озадачен, но сказал, что об этом подумает. В коллекции музея имеются где-то тридцать тысяч работ лишь только с изображениями графа Льва Толстого.
  После того, как картины были опущены ниже, мы снова оказались в музее. Не думаю, что стоит  сравнивать изображения человеческого лица, особенно, написанные в разные  годы, но, как правило, в большинстве случаев все черты продолжают оставаться узнаваемыми.
  По-русски слово «Толстой» когда-то обозначало тело крупной комплекции. Дед Толстого отправлял его постельное белье в Голландию – в стирку. Его мать не знала ни одного бранного слова. Будучи молодым, он выбривал брови, надеясь, что со временем они станут еще гуще. В 1847 году он впервые заразился гонореей. Однажды какой-то грубиян разбил ему лицо. В 1885 году он увлекся вегетарианством, а также, неизвестно почему, может, просто из любопытства он вдруг примкнул к отступникам.

  В буфете музея я съел бутерброд.

  Каменные блоки, из которых выстроено здание, искусно подогнаны друг к другу. С улицы все это выглядит так, будто это три, поставленные одна на другую коробки: первый этаж, второй и третий. Они – необычайно велики. Первый этаж напоминает коробку из-под обуви, второй – футляр от бутылки виски, третий – упаковку из-под нового пальто. Поражает архитектура третьего этажа. О ней много говорят. Стеклянный пол позволяет видеть все, что происходит под тобой внизу, и от этого возникает ощущение полета. Если находишься на улице, то тебя не покидает чувство, будто вся эта пирамида вот-вот на тебя обрушится. Сама архитектура здания в чем-то схожа с основами толстовской морали.

  В подвальном помещении строители установили новые современные изображения графа Льва Толстого. Это гигантские, расписанные красной тушью стеклянные витражи...

  У каждого смотрителя музея имеется ведро со специально подготовленными упаковками бумажных носовых платков. Посетители плачут здесь больше, чем в других музеях. Лишь сами названия произведений Толстого переполнены любовью и вызывают слезы, например, его статья с заголовком: «Кто кого научит писать – мы крестьянских детей или они нас?» Многие, стоя перед стендом с этими словами, рыдают. А также все, кто, проходя зал за залом и оказываясь у портрета писателя, и видя его глаза, не может быть не тронут его мудростью. Люди говорят, что это напоминает мелкий проступок, который невозможно скрыть от отца, незаметно остановившегося около двери и тихо наблюдающего за тобой.

  В музее Толстого я прочитал его рассказ о попе, который пересекал на корабле море. Один из его попутчиков рассказал ему про остров, на котором жили три отшельника, которые были как ни кто другой искренне верующими в Бога. Поп, во что бы то ни стало, решил с ними встретиться, чтобы пообщаться. Он договорился с капитаном, чтобы корабль сделал остановку где-нибудь недалеко от этого острова. Поп причалил к берегу на небольшой лодке. Он говорил с отшельниками, которые рассказали ему о том, как они поклоняются богу и как молятся: «Мы, все трое принадлежим тебе, Господь. Будь милостив к нам». И поп понял, что они молятся неправильно. Он решил, что научит их молиться Всевышнему. Отшельники взялись учить молитву, но это стоило им немалых усилий. Когда, наконец, молитва у них начала получаться, то уже совсем стемнело.
  Поп вернулся на корабль. Он был рад тому, что сумел помочь отшельникам в их молитвах. Корабль отплыл. Поп в одиночестве сидел на палубе и думал об опыте, который в тот день он успел получить. Вдруг на небесах позади корабля он увидел свет, исходящий от плывущих над водой отшельников. Они держались за руки и не шевелили ногами. Они уцепились за корабль и хором начали говорить: «Мы забыли, что служим Богу. Мы забыли, чему ты нас учил!» Они просили, чтобы он снова научил их молиться. Поп перекрестился, а потом объяснил им, что Бог услышал их молитву. «Не мне вас учить. Лучше будет, если вы помолитесь о нас – о грешниках», - и послал им низкий поклон. Взявшись за руки, отшельники воспарили над морской гладью к своему острову.
  Рассказ был написан очень простым языком, и это делало его похожим на пришедшую из народных уст сказку, напоминающую нечто произошедшее со Святым Августином. Когда я прочитал этот рассказ, то был потрясен до невероятности. Насколько он был прекрасен и вместе с тем сдержан и прост.

  В то воскресение в музее Толстого слезы пролил семьсот сорок один посетитель. Там также проводились лекции на тему: «Как быть человеку, если вдруг он обнаружит в себе нечто удивительное?» Посетители чуть ли не сходили с ума от грусти, наводимой красноречием лекторов, которые, очевидно, во многом были правы.

  Люди рассматривали маленькие изображения Тургенева, Некрасова и Фета. Все эти миниатюры висели рядом с необычно большими портретами графа Льва Толстого.
  На площади играл музыкант. Из его деревянной трубы доносились зловещие звуки. Недалеко от него стояли двое детей и наблюдали за тем, что он делает.

  Мы перелистывали юбилейное издание полного собрания сочинений автора, все тома которого содержат аж 640086 страниц. Кто-то его отвергал, но большинство людей приняли его таким, каков он был. «Для меня он был неиссякаемым источником вдохновения», - сказал кто-то из них.

  Я не настаиваю на своей точке зрения. Я стою посреди зала, который называется «Лето в Деревне», и мне начинает казаться, что перед глазами плывет туман. А мне еще предстоит увидеть «Утро в поместье».  Вероятно, там меня ожидает еще одно пробуждение.