Преодоление

                Преодоление

Дважды  я ловил себя на том, что внутри меня есть некое непреодолимое стремление, которое мне удавалось побороть лишь большим напряжением силы воли. Один раз это произошло лет десять тому, когда я брел нескончаемой Джеметийской косой к Благовещенке. Невыносимо палило летнее солнце, оно припекало и уже не один час правую сторону. Слева кучегура, такой песчаный бархан, поросший высокой травой, справа море перекатывает зеленые хрустальной чистоты волны Черного моря, а впереди пляж до парящих в мареве белых шаров Анапский РЛС. И вокруг на несколько километров ни одной души, кроме,  моей. Мне бы разогнаться и нырнуть в зеленую волну, чтобы освежиться. Пытаюсь так и сделать, но в последний момент внутри меня срабатывает какое-то реле, и я останавливаюсь у самой кромки воды и, тщательно всматриваясь в воду, вхожу в нее. Через полчаса пробую нырнуть с песчаного намета, и снова какое то чувство останавливает меня и снова замираю у самой воды, чтобы потихоньку зайти в нее. «Что это? – размышляю. –Чувство самосохранения… Оно у всех такое или только у меня… А как же Крузо?..»

* * *
Другой случай, связанный с тем, что сидит во мне, произошел более тридцати лет назад. Я солдат Советской армии; мне нравятся курьерские поездки с «секреткой». Возить почту гораздо лучше, чем отрабатывать до соляных разводов строевой шаг на плацу. Можешь подышать воздухом свободы, понаблюдать за гражданкой с ее суетой и соблазнами, а главное почувствовать свою значимость. А как же, тебе оказано огромное доверие доставить срочное секретное сообщение в Генштаб. Кем  оно оказано?.. Да, можешь считать, самим государством.
Машина мчала нас с водителем по Москве. У меня на коленях тонкая папка с большим конвертом, в верхнем углу  которого  печать «Секретно», а между ними АКМ с пристегнутым рожком, в котором 30 боевых патронов, еще столько же в подсумке. Ну как,  скажите, не проникнуться солдату уважением к самому себе и государству…
Проезжаем мост, объезжаем Красную площадь, нам  зеленый, но откуда-то слева пронзительно звучит милицейский свисток, и возникает гаичник. Он перекрывает движение. Слева из Спасских ворот выскакивает кортеж мотоциклистов, а за ним две черные «Чайки». Плавно, едва покачиваясь, к нам приближается первая.
Пристально всматриваюсь - кого везут… И вдруг плечи сами собой вздрагивают, а пальцы произвольно сживают ствол и цевко автомата, - в машине на заднем сидении сам генсек. Мучительно долго «Чайка» проезжает мимо нас, а я борюсь  с мускульными рефлексами, которые возникают при подготовке к поражению цели на огневом рубеже. Движение плечами вверх, потом вниз, правой рукой вперед – на себя, большим пальцем вниз и указательным на себя. Все отработано до автоматизма. Во время стрельб голова отдыхает, но здесь она суматошно работает, с трудом подавляя какой-то охотничий инстинкт.
Машина проезжает, я тяжело вздыхаю и вытираю выступивший на лбу пот. Уже не молодой гражданский водитель смотрит на меня с удивлением, пытаясь понять, что со мной произошло. А я и сам не понимаю, откуда это у меня…
Сколько раз не вспоминал ситуацию и случай у Красной площади всякий раз в голове крутилось одно и то же: «Ну что такого сделал тебе Леонид Ильич… Откуда и почему такая тяга нажать на пусковой крючок?..»
Спустя годы мне, студенту старшекурснику иняза, приснился сон, будто лечу одним самолетом с генсеком. Более того, мне даже место досталось напротив. Когда, наконец, уселись, я не сдерживаюсь, затеваю разговор. И у нас с ним происходит примерно следующий диалог:
-Леонид Ильич, надо бы что-то менять в стране, молодежь подключать к управлению государством. У Ленина ведь говорится о ротации кадров…
-Ленинизм всепобеждающее учение. – Генсек  поднимает вверх указательный палец. – Очень важно соблюдать все принципы ленинизма. И мы их соблюдаем, как бы тяжело нам это не давалось…
-Леонид Ильич, но страна не развивается, легкая промышленность…
-Промышленность – это основа экономики. Это своего рода базис всего социалистического общества. Мы обязаны уделять ей особое   внимание…
Хочу еще задать вопрос, разбудить в нем здравый смысл, но вижу, что генсек начинает дремать, склонив голову на услужливо и своевременно подсунутую стюардессой большую белую подушку.  Я в сердцах машу рукой и просыпаюсь.
Батя, так полюбивший в конце своей жизни покойного Леонида Ильича,  при всяком удобном и неудобном случае передавал слова его завещания: «Положите меня в гробу ниц, люди в ж…у целовать будут».
Застой он ведь не для всех был в тягость, как нам молодым, как выяснилось позже большая часть работяг с теплотой вспоминали годы правления Брежнева. Но слава богу, они миновали, плохо ли хорошо, но жизнь не стоит на месте. Даст Господь, и Россию вынесет ее течение на путь процветания и благополучия.