пролетариат 8С00

Телефон не работал. Он подпёр голову ладонью и с задумчивым видом закурил. С неба упала звезда. Могло создаться впечатление, что упала она именно потому, что он закурил, чтобы поддержать его немой и совершенно не выразительный протест, направленный на неработающий телефон. В мире более открытом, в мире более объективном могло быть так. В объективном мире звёзды могли падать из-за закуривших людей, желающих позвонить. А в этом мире на каждую упавшую звезду приходилось по несколько тысяч людей, со своими причинами желать падения звезды – грусть, ненависть, злость, надежда, вера, безысходность, разочарование. На всех не хватало звёзд и тем ничего не оставалось, кроме как падать просто так, без всякой на то причины.

Он выдохнул сигаретный дым.

«И ты ведь знаешь, что нам нечего терять, потому что с рождения нам дали понять, что всё чего мы хотим, мы никогда не сможем получить. Всё к чему стремимся, лежит вне нашей реальности, вне наших возможностей. Мы потеряли задолго до того как нашли, а потеряв, лишились желания это искать. Может быть, это и есть наша свобода. Причина нашей безрассудности, нашего нежелания отчитываться перед жирными капиталистическими пиявками нашей окружающей повседневности. Мы ведь не одни, нас ведь таких миллиарды. Но мы всё равно делаем это… отчитываемся… зачем?»

Он с силой надавил пальцами на виски так, как будто хотел унять головную боль. Отросшие ногти залезали под кожу, но крови не было. Он снова затянулся и выглянул в окно, звёздное небо смешивалось со светом восходящего солнца, выглядевшего откровенно блёкло на фоне всех этих небоскрёбов и памятников современным финансовым достижениям. «Статуя великой финансовой независимости третьего правителя зоны «Б» страны 27» или «Мемориал жертвам 32 внеплановой деноминации».

«Я просто хотел сказать тебе… я просто хотел сказать тебе, что… знаешь, я просто хотел сказать тебе что-то. Я просто хотел услышать твой голос и дать тебе послушать свой голос. Может быть, тогда ты поймёшь, что мы с тобой хоть и врозь, но рядом. Хоть и в двадцати милях друг от друга, но всё равно я могу дышать в твоё ухо, а ты моё. Сотрясать мембрану, передавать колебания голосовых связок через беспроводную связь. Можем. Возможно, пока мы это можем, не всё потеряно. Они отняли у нас многое. Они отняли у нас стремления к лучшей жизни, восприятие в цветах, отняли у нас гормоны и возможность к воспроизводству, отняли у нас недовольство этим всем, оставив только покорность. Они сделали из нас послушных роботов, которые трудятся на благо государства сочащихся белой икрой хапуг, заседающих в своих загородных воздушных виллах, парящих над землёй. Они оставили нам воспоминания о том, как было до этого, они рассказывают нам о том, как всё было, когда мы были маленькими, они читают лекции о том, что ещё наши отцы жили по-другому и не скрывают, что тогда жилось лучше. Но они сделали нас послушными флегмами, лишив порывов, оставив только способность мыслить и анализировать и говорить. Ты всё это знаешь не хуже меня. Просто… просто я хотел услышать тебя и хотел, чтобы ты услышала меня. Мне хотелось, чтобы ты сняла трубку, подышала в моё ухо и мы бы вышли на улицу, в пропитанный выхлопными газами воздух и закашлялись, мечтая вернуться домой или на заводы, где стоят воздухоочистительные аппараты. Но нет, мы бы не пошли домой или на заводы, мы бы пошли друг навстречу другу. Двадцать миль по прямой. Мимо проносящихся машин на воздушной подушке и людей вроде нас с тобой, которые не могут себе позволить даже этого. Мы бы кашляли кровью от этого воздуха, но всё равно шли друг на встречу другу. А потом, мы бы всё-таки встретились и почувствовали, что мы друг у друга есть. А значит, они нас пока не добили. Или это мне только кажется? кажется? кажетсякажется…»

Он затушил сигарету о ладонь и посмотрел на город. Звёзды начинали исчезать, солнце смелее выползло на небосвод и осветило чёрную дымку «свежего воздуха» на улице.

«Просто… просто если бы телефон работал, мне было бы гораздо проще. И, думаю, что тебе тоже было бы гораздо проще. Нам было бы гораздо проще. Но он не работает, и я не могу с тобой связаться, а время идёт. И я уже так давно не слышал твой голос. Так давно не слышал твоего дыхания. Как ты там? Как ты там?»

Он встал со стула, схватился рукой за стену, потому что закружилась голова. Постоял так немного и побрёл в кухню. Там стоял небольшой проржавевший холодильник «Марка 17», время от времени сотрясавшийся от конвульсий. Не без усилия он открыл дверцу, достал небольшую пластиковую ампулу с полустёртыми буквами, в которых можно было угадать то ли «Пролетариат-8000» то ли «Пролетариат-8С00» и захлопнул дверцу.

В гостиной закашлял очиститель воздуха, а он откусил верхний кончик пластиковой ампулы и закапал себе в глаза. Невыносимо защипало, и он часто-часто заморгал, вращая зрачками в разные стороны. Впрочем, скоро полегчало. Замолк кашель воздухоочистителя, воздух за окном стал прозрачным, солнце поднялось ещё немного над горизонтом и его лучик заглянул в квартиру, на лету пронизывая тысячи микроскопических пылинок, летающих по квартире. И он почувствовал, что, в сущности, жизнь не так уж плоха.