Мой второй героический подвиг

Нет, я, конечно, слегка прочесал Интернет в тайной надежде прочитать описание.
Увы! «Картофельный бунт» под Тайшетом в интернете не обнаружился.
Это был лагпункт с каким-то большим номером, точно не помню, кажется, 608 или что-то вроде этого.
Туда я прибыл из Чуны (вы легко найдете ее в Интернете). Поскольку я был пятикурсником ЛМИ (мединститута), то я мог претендовать на место в санчасти, но я уступил это место моему другу Иманту Жигурсу.
Нет, Имант не был уж очень хорошим человеком, однако безусловно «хорошим» был его брат, безумно смелый и отчаянный тип.
Может, я найду о нем сведения в Интернете?
Иманта мне было просто жалко. Предать меня он просто не мог, я отлично знал, с кем имею дело и был благодарен за то, с чем он со мной делился, но не более того. Имант ничего не мог сообщить обо мне. Кстати, он был восьмой ракеткой Латвии по настольному теннису; теперь в эту игру играют совсем по-иному. А как это было красиво когда-то! Ребята, и я играл в настольный теннис , и я знал все «резаные» «крученые» и прочие подачи именно благодаря Иманту. 8 ракетка Латвии это было так много….
Не считайте меня упертым «диссидентом». Я таким не был. Если хотите, то я прибыл в лагерь на «экскурсию»: я уже понимал, что это мне не только не испортит карьеру, но даже как-то «раскрасит» ее. Если бы я вышел из лагеря через 2-3 года, то стал бы любимцем в родном институте и так далее. И потом, вплоть до перестройки, где можно было эффектно предъявить свою отсидку по политическому делу!
Вы что, не понимаете? Я и должен был выйти из лагеря максимум через три года. В моем деле содержится просьба о помиловании на имя Хрущева, написанная весьма ловко. Представляете, как не признаться в антисоветской деятельности, но показать любовь к Хрущёву.
 Это подействовало и процедура закрутилась.На 19 лагпункте в Чуне мне дали хорошую характеристику. Уж не знаю отчего, но процедура требует повторной характеристики через 2 месяца. А я уже был на 608 лагпункте, лучше называть его сельхоз. Там не было ничего, кроме картошки.
Начальник лагеря Зарва (отлично рифмовалось со словами стерва и подобными) пообещал: «конечно, работа без выходных  и световой день, но если будет дождь, то будете сидеть в помещении, пока идет дождь».
Работаем. Убираем картошку в ящик.  И вот дождь, а нас все равно выводят. Останавливаемся по дороге на работу. Прибывает Зарва, струи бегут по плащу.
«Дождя нет!», говорит он и уезжает на машине.
Мы стоим. Небольшое замешательство у начальства. Чего-то они там думают. И, наконец, : «кто хочет на работу направо, кто нет- налево!»
Настоящим героем был, разумеется, Санька Рудаков, переводчик из Ленинграда. Слегка фарцовщик и валютчик. В лагере он пытался понравиться администрации, чтобы освободиться пораньше.
Именно поэтому его и выкликнули первым. И Санька стал к тем, кто не пойдет на работу. Это было тем более трудно, что  после него выкликнули целый ряд тех, кто «хочет идти на работу» и они покорно стали на отведенные им места.
Но потом все пошло «нормально». Примерно 70% заняли места среди тех, что не пойдет работать. После чего всех, кто «хотел на работу» увели в «зону», а нас, щелкая затворами, стали гнать на работу.
Ну, тут наступил мой «звездный час».  Я вышел из колонны, стал перед начальником конвоя, проделывающего свои упражнения с дисковым автоматом. «Стреляй,- сказал я. Мне это уже все надоело». У бедолаги даже диск выпал. Мой подвиг продолжался несколько секунд, после чего колонна подошла и поглотила меня. Спасибо, ребята!
А, впрочем, почему я не умер тогда? Не было бы проблем, и я был бы неоспоримым героем!
Потом я отправился на «штрафняк», но, несмотря на это, освободился досрочно на 1 год и 2 месяца. И, честно говоря, настоящим героем я считаю Саньку Рудакова.
Где ты, Саня?