Шепот разбитых Зеркал

В соавторстве  с Реммой, она же Варвара Казанцева


Тихий шепот разбитых зеркал.
Пробиваются искры сквозь пульс.
Ты вернулся к тому, что искал
Только жаль - я уже не вернусь...


Было пасмурное зимнее утро, в которое так не хочется покидать мягкую кровать, и идти  на учебу или занятия. Но все равно, перебарывая свою лень, люди тянулись в город. Странное было утро, а может и  нет. Некоторые люди считали каждый день странным, а кто то уже втянулся в рутину жизни. 


Холодное небо укрылось серыми облаками, возвышаясь над городом. Оно плакало липким мартовским дождем,  что мелкими потоками падал на снег, на дома и спешащих куда то людей.
В этом не было ничего удивительного, ибо все таки весна победоносной поступью шла на зиму, заставляя ее отступать все дальше и дальше. Странным было другое. По центральной площади города шел рыжекрылый ангел. И тоже плакал.


Обычно светлое и доброе лицо было залито слезами, которые он стряхивал с лица, недоуменно морщась, и постоянно поднимая голову на небо, будто надеясь там что-то увидеть. Или кого то.


Он смотрелся очень нелепо, этот рыжекрылый ангел в своей старой мантии, давно промокшей от потоков воды,  и от своих слез. Какое же было ужасное время если даже ангелы плакали.
Ноги несли его по мосту мимо пустых клумб, которые позже будут цвести и благоухать летними цветами, украшавшими город. Но все это позже, намного позже. А пока что вокруг него была сырая слякоть и снег.


Редкие прохожие недоуменно смотрели на него, видимо не замечая его крыльев. Им казался просто молодой мужчина, который только только перешел черту юношества, что плакал. Люди, которым Творец дал чувства и эмоции, которые могли сопереживать себе подобным просто удивленно смотрели на чужие слезы. Им было непонятно его горе, да они и не пытались, просто идя мимо.


Перед глазами плыло прошлое, что как острое лезвие ножа, резала его изнутри. Скажи кто, что ангелы могут такое почувствовать, я бы рассмеялся первым. Но рыжекрылый плакал. И мучился. Видимо, он был неправильным ангелом, что не мог иначе.


Его руки как и всегда были необыкновенно теплые, а в глазах лучилось детское счастье.
-     Ты знаешь мою слабость… - проведя пальцами вдоль пера тихо улыбнулась я.
-     Это просто сувенир на память…
-     Я бы предпочла тебя забыть…
-     Я знаю. Прости что не могу забрать с собой воспоминания…
-     Зачем ты пришел? Ты мог просто исчезнуть и не появиться.
-     Попрощаться. Мне на смену придет другой. Уже пришел. Он не ангел, и не должен им быть. Он человек. И ты это знаешь лучше чем кто-либо другой.
-     Человек. – Эхом повторила я. Лучший из людей…
Рыжекрылый помолчал пару мгновений…
-     А ты многое дала мне.
-     Удачи. -  Я отвернулась. Рыжекрылый дал мне еще больше. Научил столькому, что жизнь с ее уроками оставалась где-то в тени.
-     Спасибо. – Он свернул крылья и потряс лохматой головой. Странно, я никогда не замечала, как он выглядит. Или просто не запоминала? – Посмотрим? – Город оживал. Солнце стремилось занять свое место над всей этой сумятицей. Блестел снег, спешили куда-то люди, там… внизу. А здесь рыжекрылый держал меня за руку, стоя на самом краю крыши.
-     Я с тобой до Января. Издали. А потом ты уже не вспомнишь обо мне. Жди… и… береги его. Такие люди нынче дороже ангелов.
Я промолчала. Рыжекрылый должен был унести с собой прошлое.
-     Пойду я, пожалуй… - Ангел разжал пальцы, еще ощутимо провел по моим волосам, и.. шагнул с крыши, в прозрачную синеву неба. – Странные вы все же… люди… Кофе пьете. – Последнюю его фразу, растворившуюся с ним в небе, я запомнила надолго…
-     Спасибо… 


Вновь и вновь перед его глазами вставала эта сцена, которую он не мог забыть, как бы не пытался. Снова и снова видя эту девушку, и эту крышу, на которой они прощались. Чувствуя, как его сердце рассыпается на мелкие осколки. Как разбитое зеркало.
-Простите меня..Прости меня… несчастная, за то, что не смог сделать то, что должен был, а привязал тебя к себе. Прости меня, Создатель. Прости за то, что не смог выполнить то, что должен был сделать.


Мысли, просто веер мыслей, что незримой нитью пересекался со слезами. Рыжекрылый шел дальше, не зная куда ведет его дорога, и не силясь даже думать об этом. Но видимо, что это должно было свершиться в любом случае, ибо ноги привели его к маленькой часовенке, что нелепо смотрелось на фоне серых коробок и гудящих машин. С серебряным крестом, что отражал яркие лучи света, она бросала вызов всему миру, призывая людей зайти, и задуматься о жизни.


На губах ангела появилась бледная улыбка, которая была более похоже на некую тень, и он медленно зашел в обитель, скромно вставая у стены, и оглядываясь по сторонам.
На него ласково смотрели лики икон. Лампадки висели перед ликом Христа, что неотрывно смотрел на вошедшего, будто желая сказать ему что-то. Или ожидал, пока ангел заговорит первым.


Рыжекрылый устало вздохнул, распрямляя свои пернатые крылья, и тихо прошептал, зная, что будет услышан. Его суть жаждала сейчас разговора с тем, кто понимал его. С тем, кто был Создателем.


-Здравствуй отец наш небесный, извини что так официально – слова разбились о слабое отражение иконы, и на миг ему почудилось, что лик Спасителя улыбнулся.


-Здравствуй  и ты. Разве у нас есть официальности в обращении? У тебя есть выбор как именовать любого. С чем пришел ко мне?

 
Голос был всюду, и одновременно нигде. Никто не видел ангела, не слышал голоса говорившего, в котором слышалась вечная мудрость, и усталость что-ли. За свои творения, и вообще весь мир.


Рыжекрылый вздохнул, не зная, как обратиться к голосу, но все таки поднял свой взор на лик, чуть растерянно смотря на бегающие блики огонька от лампадки.


-Выбор? Выбор есть у людей, у который я был недавно. Извини, что беспокою тебя по мелочам, но ведь  ТЫ знаешь, что я всегда отчитываюсь перед тобой после очередной помощи людям. И меня начинает смущать то, что мне становится все сложнее не привязываться к ним.


Ангел замолк, ожидая ответа от голоса, с которым он сейчас беседовал. Его крылья дрожали, и было видно, что он с нетерпением, и даже какой то внутренней боязнью ждет ответа, ждет новых слов, на которые придется отвечать.


- выбор? Они не пользуются почему то этим выбором, и у многих только одна дорога… - в голосе показались нотки усталости, и он будто вздохнул – отчет? Ну что же… рассказывай. Как я помню, последний раз я посылал тебя помочь одной девушке. Расскажи мне, как ты понял, что ей было нужно от тебя?


Именно это вопроса и боялся ангел, ибо не знал, как сказать все то, что случилось с ним, и накопилось на его сердце. Он опустил взор в пол, собираясь с мыслями, что как некий вихрь не хотели формироваться сейчас в единое целое.


И решив все таки начать с отдаленного, чтобы было проще придти к мысли, которая волновала его.


-Извини небесный Отец, но ты все таки неправ, когда сказал, что у них только одна дорога. Может быть ты так проверяешь меня, или просто отвык от людей, но они идут по многим сразу, срываясь по тропам, и очень часто возвращаясь обратно. Откуда и начинали свой путь.


Замолкнув на миг, он вспомнил все, что произошло несколько лет назад, и на его усталом лице появилось подобие улыбки.


-Я сделал все как ты велел. Помог ей, открывая на многие вещи глаза, и потом покинул, когда решил, что она не нуждается во  мне более. Но почему то меня режет то, в этот раз я не могу забыть ее. Как и некоторых других, к которым я стал привязываться, не в силах разорвать эту греховную нить. 


Рыжекрылый замолк снова, чувствуя, как слова против его воли рвутся наружу, желая быть услышанными всеми, или хотя бы невидимым голосом. Говоривший внезапно развернул свои крылья, показывая их внутреннее оперение и отсутствие нескольких перьев.


-Видишь? Я подарил эти крылья им на паять о себе, хотя и осознаю то, что сделал ошибку. Ведь я должен был исчезнуть прочь из их жизни, что у меня не получилось.. Голоса.. Они зовут меня снова и снова, Отец… Помоги мне, я нуждаюсь в твоей мудрости.


Голос исчез на несколько моментов, и возник снова, уже недалеко от ангела в виде человека. Я не могу описать его, ибо каждый видел в Нем что то свое. Кто то седого старца с очень глубинными глазами печали, кто то молодого человека. А перед другими мог возникнуть и образ младенца, что тянет к ним свои пухлые ручки.


-Я не ошибся, сын мой, когда говорил, что они идут лишь одной дорогой. Я лишь обобщил, как это часто делают они, и ты в том числе. Ведь ты сам сейчас сказал, что есть и другие. Например, как она. Которые пытаются осознать, исправить, сделать. Потому дороги выбираются сами. И потому их может быть несколько. Именно поэтому ты должен был придти, и помочь ей. Чтобы она сделала шаг к жизни. К распутью, после которого начинается их свобода. Ведь именно к таким людям отправляешься ты, мой ангел. Созданный по образу и подобию человека, разумом же человеческим. Ты можешь походить на них.


Говоривший замолк, сделав несколько шагов к лампадке. Он бы виден только со спины, что вытянулась как струна, замерев перед лампадкой. В голосе появились отрешенные нотки, от которых рыжекрылого пробила непонятная дрожь.


-Скажи мне, почему ты решил, что должен пропадать из их жизни? Если я слышу сейчас как она … - он замолк, наверняка улыбнувшись, ибо в голосе появились нотки теплоты – многие из них зовут тебя. Как кто-то шепчет в темноте твое имя, выводит его на листке бумаги. А это значит лишь одно.


Говоривший повернулся снова к рыжекрылыму, направляя на него пристальный взгляд. Сейчас он выглядел как ангел, полностью копировав его образ. Только за спиной не было крыльев.
-Это означает, что ты дал им не все, что мог дать. Но дал все, что должен был. Подумай над этими словами…


-Но…Но…. Отец мой, ведь ты САМ говорил мне о том, что я должен только пробуждать людей, уходя прочь. Говорил о том, что я только Зеркало, которое недолжно привязываться к другим людям.


Он ошарашено смотрел на Творца, затем смиренно опустив голову, ибо понял, что слишком громко выразил свое недоверие к собеседнику.


-Я всего лишь ангел, а не человек. Это людям свойственно привязываться к друг другу, и дарить тепло. Я только Зеркало. Холодное равнодушное зеркало, которое отражает те чувства, что есть в других. Разве не так ты учил меня? Я запутался, отче.
И снова теплая улыбка была ответом. Тихий шелест ног, и уже седой старик нежно обнимает свое творение, гладя его по голове, и неотрывно смотря в глаза. И только в глаза, в очередной раз поражая рыжекрылого глубинной того, что нельзя даже выразить человеческими словами.


-Да, Я учил. Но глядя на них, и ощущая их боль. И ощущая твою боль. Начинаю понимать, что странные люди, мои создания. Воистину, странные. Некоторые из них настолько закостенели, что забыли о жизни, но другие. Да, признаю, что я ошибся. Они поразили даже меня. От них исходит другой свет, и я не должен был тебе позволять пробуждать их. Ты не должен чувствовать. Но ты это ты. А они чувствуют, сын мой, и каждую ночь я слышу их мольбы, их мольбы о ТЕБЕ.


Он отклонился, устало вздыхая, и снова переводя взор в сторону, остановив теперь его на книжном прилавке, где люди продавали книги, и несколько икон святых.


-Странно, что я сам не могу понять созданное мною. Они слишком далеко ушли. Создавая их, я допускал исключения. Создавая ВАС – нет. Теперь я способен осознать, что зря.
Ангел замер, будто пораженный громом, не в силах сейчас выговорить не слова. Слова умерли в его голове и он невольно повел плечами, еще чувствуя тепло родных ладонь. Нет, он мог допустить даже Мысли, что Творец мог ошибаться в чем либо. Не мог.


-Нет, ты не ошибся – слова вырвались с хриплым выдохом, и пожилая женщина удивленно подняла взор с Библии, которую она сейчас задумчиво читала. Она не видела говорившись, но что то насторожило ее, и удивило. Посмотрев несколько мгновений в угол, откуда раздался вздох, она прошептала короткую молитву, и снова погрузилась в чтение Книги.
-Люди в самом деле могут чувствовать. Это просто отголоски их чувств умирают во мне. Позволь мне пойти, мне стоит подумать над всем, что мы сказали сегодня – он устало распрямился, складывая свои крылья, и ожидая разрешения, когда ему будет позволено покинуть часовню.


Но вместо разрешения услышал лишь новый вопрос, сопровождаемый слабым жестом – постой. Так все же расскажи мне о ней. О том, что ты сделал для нее, и что это ей дало. А потом ты будешь свободен, и у тебя будет много времени для раздумий.


Ангел невольно оскалился, задумчиво потирая подбородок дрожащей рукой. Вот так взять и рассказать все, что накопилось в нем? Творец итак знал все, что происходило с ним, но видимо, он должен был осознать это еще и сам. 


- Ты сам знаешь, ибо так было сотворено тобой, что после очередного ухода от наших подопечных мы покидаем все то, что связывало нас  ними. И что только серы клубы тумана говорят о прошлом. Но не в этот раз. Господи, я НЕ знаю, что я для нее сделал, ибо никогда и раньше не задавался этим вопросом. Я могу лишь верить во что то. И я верю, что я сумел найти ей того, кого она увидела во мне. В отражении. Вот только почему так больно, отец? Почему боль не хочет утихать во мне?


Голос становился все тише, и по его щекам потекли едва заметные, прозрачные слезы. Слезы боли, и потери, которые он хотел скрыть от всех, и даже от самого себя. Но не мог, в силах лишь слабо плакать.


- Ее облик не выходит из моего сознания, не хочет покидать сердце. И я начинаю смутно вспоминать всех предыдущих людей… Скажи мне, скажи, пожалуйста, что это скоро пройдет, и все будет как раньше. Не так ли?? Я ведь все лишь зеркало..


Голос сник, и голова опустилась на грудь. Несколько прозрачных капелек потекли по бледной коже, остановившись на короткий миг на складках губ, и легким росчерком упал на пол, разбиваясь о него. Как осколки.


-Вы зеркала.  Но каждое зеркало помнит любого, кто в него посмотрел. Если бы ты хотел, то я мог бы рассказать, какой стала для нее твоя помощь. Но подумай, хочешь ли ты это знать, или все таки предпочтешь уйти прочь, и тогда ты в самом деле забудешь ВСЕ, что было до этого. Решай.


Ангел мотнул головой, прикрывая глаза. В нем что то ломалось. Старое, глубоко забытое чувство, что было в нем когда то назад. Которое он убрал в глубины себя, надеясь, что сможет забыть все это.


-Я …. Я хочу услышать это, Отец..


Говоривший провел ладонью по изображению Троицы, задумчиво улыбаясь, и будто чувствуя некую силу, что шла от нее. В глазах появилось слабое свечение, которое бывает только у Него. У Бога.


-Каждый вечер я слышу ее. Как слышу многих других. Ее тихий голос не просит ничего из того, что просят многие другие, сын мой – здоровья, любви. Некоторые даже осмеливаются просить у меня богатства. Она просит лишь сил. Душевных сил. Она просит, чтобы ее ангел, давший ей это, был счастлив, и в то же время хочет ненавидеть его.  Ты остался с ней, даже уйдя. Ты можешь лишь верит, а я вижу ее, как и любое другое свое создание. Ты выполнил то, что я просил тебя, рыжекрылый.  Что то ты нашел, но твоя находка оказалась не к месту. Но твои дела и слова значили для нее так много, что она смирилась с твоим уходом, ломая в себе все, что только могла сломать. И все это только для оправдания тебя, чтобы не нарушить тех обещаний, что были ею даны тебе. Я впервые вижу, чтобы ангел значил так много для человека. Она знает, что ТЫ ее ангел, и она никогда не признает вслух, что не хочет отпускать тебя из памяти. А еще.. Сын.. Она не видела в тебе отражения. Она увидела в тебе тебя. Наверное, я все могу ошибаться. Точнее мог. Я буду слушать ее шепот и дальше. Наверное, вечно он будет звучать. Это пройдет у тебя… должно пройти… А о ней я не могу сказать ничего, потому что она слишком много раз свернула с того пути, на который ее поставил я. Исключения.


Монотонная речь, в который эмоции не преобладали над  друг другом. Просто слова, что лились сплошным потоком из уст говорившего, что сейчас принял облик . девушки, о которой говорил, и кто знает,  зачем он сделал это. Какие мысли заставляли его мучить сейчас рыжекрылого, который не мог отвести взора от собеседника, не в силах сказать что либо в ответ, и только слушал.. Слушал ее ( его) с открытыми глазами.


-Она не видела в тебе зеркала. Помни это. Это было бы более смешным, но от меня больше не зависит ничего. А она будет шептать. Выполняя волю своего ангела, делая так, как хотел и просил он. Веря ему до последнего. А теперь ты можешь идти…или спросить что то…. Опять же, выбор за тобой.


Рыжекрылый упал на колени, не в силах выдержать всю боль, что заволокла сейчас его сердце, сковывая тысячами  мелких игл, что кололи, вонзались в ангела, и мучили его. Залитое слезами лицо было опущено в пол, и он уж не поднимал глаз, не в силах был сделать этого.


 -Я подвел тебя… подвел..Отец… Ведь и меня сломал этот человек… - слов было практически не слышно, что сливались вместе с всхлипываниями несчастного. Он не был даже похож сейчас на ангела. Прав был творец, что рыжекрылый был создан по образу и подобию Человека.


-Ты сам прекрасно знаешь мои молитвы тебе каждый день, чтобы этот человек мог обрести покой, и свое малюсенькое счастье, что остальные называют семьей.. А меня она увидеть не могла, я не существую Отце.. и никогда не существовал.  Я лишь набираю чужие эмоции.. Когда ты посылал меня к тем, кто отчаялся,  я рыдал, и у меня были срывы. Когда ты посылал меня к счастливым, я был счастлив. А теперь я не знаю, кто я.. Все перемешалось.. Зеркало разбилось на тысячи осколков… И каждое из них по своему право. Отец, я знаю, что ты можешь все, но не хочешь нарушать свободу людей.. Но пожалуйста…. Умоляю тебя, что я постоянно делаю в темноте комнат, когда мой спит…Пусть она забудет меня. ТЫ в силах сделать это. Ибо я не могу быть уже ничьим ангелом – вместо речи раздался шепот. Шепот разбитых зеркал.


Наклонившийся к ангелу был снова мужчиной, понявший, что большего шока рыжекрылый может уже и не выдержать, и потому принявшийся снова другое обличье, более привычное для его ночных прогулок по различным городам мира.


-Успокойся сын мой.. Я знаю.. все я знаю. Я знаю, что ты запутался, потерялся. И это я подвел тебя Сын. Я должен был увидеть, чем может обернуться это. Я не могу ничем помочь тебе сейчас, потому что разбился ты сам, и собраться должен сам. Она не забудет тебя. Ты не нужен ей как ангел, рыжекрылый. Просто ты стал для нее одной из составляющих счастье. А разве я имею права лишать человека счастья? Того, которое сам он назначил для себя.


Кто знает, сколько бы еще могли говорить Творец, и рыжекрылый, и сколько еще мог бы винить себя ангел, если не подул резкий порыв ветра, что распахнул массивные двери часовни. Женщина удивленно охнула,  и поднялась со своего места, чтобы закрыть ставни. Библия осталась лежать на прилавке, рядом с крестами, и небольшими цепочками разных плетений.


И раздался голос. Сухой и злой голос. Озлобленный на многих, окружающих его со всех сторон. Голос, который умеет только наказывать, или причинять боль. И в основном, только себе. Голос, за которым последовали тени, потушившие лампадки, и крылатая тень упала на двух небесных существ.


-Он он не имеет права на счастья. Ты слышишь меня тот, кого назвали небесным Отцом. Он не имеет права на счастье, ибо прав во всем. В том, что всего лишь зеркало, которое все используют для нужных целей. Просто созданное людьми существо, которое нужно им. Как и мы, как и мой брат. И ты прав, Творец. Он разбился, он в самом деле разбился на мелкие куски. Вот только он не сможет собрать себя уже сам, ибо нуждается в помощи. Я склею его, склею так, как умею, и он будет очередным братом наших общих несчастий. Создавая людей, ты дал всем свободу. Почему же твои Дети так жестоки, что не дают свободы НАМ?
Солун был как всегда, великолепен. Перепончатые крылья закрыли свет от распахнутых дверей, которые женщина пыталась закрыть двери, но все было тщетно.


-И знаешь почему так много спящих людей вокруг? Просто они НЕ хотят просыпаться, как и не хотят зеркала быть зеркалами. Мир слишком странный и непонятный, чтобы пытаться принять его или понять по старым меркам, что годились несколько тысячелетий назад.  Все хотят быть живыми, просто быть живыми.. так что прощай Бывший отец.. Я забираю этого ангела, и он сам решит, что ему делать.. Я не хочу более видеть его страдания.


Солун хмуро смотрел на стоявшего перед ним. Кого видел он сейчас в глубине своих глаз. Какой образ выстраивался перед  ним? Это было неизвестно никому. Даже Творцу. Ибо Солун был порождением людей, самым настоящим порождением людей в отличие от своего рыжекрылого брата, и уже давно не нуждался в том, кто когда то породил его.


- Если он станет живым. Он разрушит куда более чем смог создать. Но он не знает, что может получить за это разрушение. И потому не совершит их. Тут нет правды. Ни на твоей стороне, ни на моей. Твои слова несомненно наболевшие, и справедливые. Но ты не сможешь забрать его, как не могу забрать его и я. Он свободен. Свободен  с того самого дня, как разбилось его зеркало. Он только сегодня понял об этом. Верным будет лишь то, что он решит сам.


Солун лишь хмыкнул, чувствуя, как в нем расползается раздраженность. Нет, он конечно понимал, что его мысли и идеи не столь глубоки, как у того, кто стоял перед ним.. но он не мог понять лишь одного. За что и почему страдает Рыжекрылый? Он не мог понять одной простой вещи. Что рыжекрылый в самом деле был свободен от всего, и что пожирающая сейчас его боль лишь делала его свободным и живым. Это была необходимая часть того, что проходят и многие люди, через испытания становясь на новые ступени, и новые уровни. Крылатому было не понять все это, ибо он привык помогать уже полным отщепенцам, жестко карая их, либо устраивать жизнь тех, кто по тем или иным причинам понравился ему.
-Мне все равно, кто из нас прав, я лишь не хочу, чтобы он страдал. Потому оставь нас. Он еще вернется сказать тебе СВОЮ волю, а пока что ему нужен покой, и ты в самом деле ошибался. Когда думал, что мой творец, тот юный студент создал меня как отражения самого себя.. Я в самом деле существую.


Мрачный ангел протянул руки, подхватывая рыжекрылого, и они исчезли в вихре слабых нитей ветра, который сразу же исчез после этого.


Оставшийся в часовне лишь слабо улыбнулся, пожав плечами. На его губах играла стеклянная улыбка, и он провел рукой по губам.


-Ты ошибаешься Солун… И очень во многом. Настоящие лишь люди, что создали нас. Зеркала. Мы всего лишь несем то, что они видят в нас, вкладывая иногда то, что в нас в самом деле нет. И только тогда мы становимся настоящими. Как стоял сейчас рыжекрылый, в котором девушка увидела личность. Так однажды станет и с тобой..


И говоривший рассыпался на сотки зеркальных осколков, что еще продолжали звенеть, рассыпаясь.. И пытаться что то сказать