Долгое дерево

     Друиды жили… вы знаете где, вы знаете когда. Единственно, чего вы не знаете, — где они теперь. Твердо вы знаете только одно — где мы, вернее, вы. И дай вам Бог побольше всяких благ и провидений. Конечно, хочется еще и красноречий, восторженности других по довольно маленькому поводу — по поводу вас самих. Но и это не останавливает, оно только направляет на свершения — всегда одни и те же, на то, чтобы стать богаче.
     И если бы душой.

     Маленькая друидка стояла на утесе и смотрела в море. Пенные буруны, взлетавшие над берегом, занимали ее воображение, дальняя пропадающая даль уводила от свершений, но то, что было по-настоящему настоящим в ее душе, лежало не там, но горело, как последний закат над морем, болело, как солнце, утопающее в море, сверкало, как ее волосы в таинствах закатного миража, пропадало, как брошенный в море камень, и надеялось, как надеемся мы даже на дне, — ведь она была молода.
     На утес, как думала она, привел ее какой-то человек, мужчина, мальчик, так же, как она, вспоминавший ее каждый Божий день, с восхода и до заката во всех обличиях и наклонностях, во всем, в чем она была собою. Он мало знал (а если много, то и это не важно), но не знание влекло его к маленькой друидке, а нечто другое. То ли большее, то ли меньшее: мы никогда ни-чего до распоследнего конца понять не можем. А, как только понимаем, начинаем умирать. То медленно, то быстро — зависит от темперамента и тех струн, невидимых, которые нас связывают с другими.
     Они всегда натянуты, но мы, верящие в мысль, а не в натянутость этих струн, далеко не всегда чувствуем, когда они провисли в нашей душе, будто мост над рекой.
И то, что позвало ее… И то, что позвало его… Оно не только остается, оно уже осталось, и оно называется… кто его знает как.

     Прошли века. Заскакали рыцари. Залетали самолеты. И в любых веках маленькая женщина, та или не та, высокая или действительно маленькая, отважно стоит на утесе, когда ветер, как ласковый пес, вылизывает ее одежды, и в другой раз, когда ветер, как пес взбесившийся, срывает их, но она ждет и ждет того мальчика, который станет мужчиной и рядом с которым она станет женщиной.

     Ведь надо же осуществиться!
     Ведь надо же хоть кем-нибудь да быть.
     Она стоит, а он то идет, то сидит в задумчивости, не всегда высокой.
     И что, собственно говоря, происходит?
     Я чувствую, как по моему друидному дереву забегали муравьи.