Кисть

У этой истории довольно банальное начало.  Жил-был Художник, талантливый и бедный.  Знакомое сочетание, правда?  И хоть Жена пилила его ежедневно за вечную нехватку денег, а теща проклинала день и час, когда ее ненаглядная дочурка связалась с этим «никчемным неудачником», Художник был счастлив. Потому что у него был веселый нрав, множество друзей, а главное – его картины.
Назвать мастерской ту клетушку, где он творил, не поворачивался язык. Наполовину под землей, тесная и дурно освещенная, она скорее напоминала склеп, чем мастерскую. Единственное окно, высокое и узкое, выходило ровно на тротуар, и мимо Художника постоянно проходили чьи-то ноги…. Стройные и быстрые в желтых лаковых туфельках…  распухшие и медлительные в потрепанных ботинках… Иногда Художник пытался представить себе владельцев этих ног – как они выглядят, чем живут...
Он вообще любил фантазировать. Среди холстов, сваленных в кучу подрамников,  разбросанных тут и там растворителей и красок парили свободно Образы, и среди них Художнику и рисовалось легко, и картины получались легкие и парящие….
А еще он любил петь и придумывать между делом всякие истории.  И эти истории уносили его порой далеко-далеко… И вместо заказанной клиентом вывески получалась дивная страна , и клиент злился, и Жена жаловалась на жизнь, а Художник чувствовал себя виноватым – ведь да, платить за квартиру надо, и на еду, даже самую скудную, тоже нужны деньги, и за эту убогую мастерскую он тоже задолжал… А ведь еще – что важнее еды и квартплаты – нужны постоянно краски и холсты… И он давал себе – и Жене – очередное торжественное обещание, что непременно исправится, и будет думать не только о себе, но и о заработке, но стоило его кисти прикоснуться к холсту – и все его благие намерения таяли, как дым…
Увы, так не могло продолжаться долго. Хозяин квартиры грозил выселением, Жена – разводом, а старый приятель, всегда продававший ему в кредит всё необходимое для работы, пряча глаза, бормотал о трудных временах и о том, что долги нужно возвращать, и вот именно эти краски и холст он отпускает без денег в самый последний раз…
И Жена пригрозила, что лично проследит за его работой. Чтобы он не «испортил» последний холст своими никому не нужными картинками. Чтобы нарисовал то, что продается. И сидела полусонная в мастерской, мрачным воплощением уязвленной добродетели, пока он тоскливо обдумывал, что же  ему нарисовать «продажное». Изредка поглядывая на ливень за окном…
Часы пробили ровно полночь. И в дверь постучали. Это было странно. В такое время  разгневанные кредиторы спят. Недоумевая, Художник открыл дверь – и отступил невольно перед посетителем. То ли освещение в коридоре было настолько слабым и призрачным, то ли молния полыхнула в этот момент, но лицо незнакомца потрясло художниками своей неестественной, синеватой бледностью – и мрачной решимостью. Между тем незваный гость небрежно отстранил его с дороги и, ни слова не говоря, прошел в мастерскую. Пока хозяева приходили в себя, он, слегка морщась, оглядел комнатушку (Художник испытал мгновенное чувство стыда и за неприбранные остатки ужина, и за разбросанные вещи, и за клубки пыли по всему полу),  после чего, осторожно ступая, словно боясь испачкать свой изысканный костюм, прошел к углу, где стояли готовые картины. 
- Покажите! – соизволил он произнести первое слово. И столь повелителен был тон, что Художник не осмелился ни на возражения, ни на любопытство. Так же молча подошел к картинам и по одной стал их демонстрировать  гостю, а тот кивком головы давал понять, что рассмотрел – и пора следующую.  Жена, потрясенная не меньше, подхватывала уже рассмотренные гостем картины и относила их в другой угол.
Так, в молчании, прошло минут десять.
- Мне сказали правду, – наконец констатировал посетитель. – Вы мне подходите. Вы нарисуете картину к утру. Так, как я скажу. Сейчас Вы сделаете набросок с моей руки. Минут десять Вам хватит. Затем я уйду – а Вы нарисуете мою кисть – максимально достоверно. 
- Я не рисую людей… - попытался возразить Художник.
Посетитель поднял на него глаза – и мрачно усмехнулся.
- Я знаю. Когда-нибудь всё бывает в первый раз…
Он с изысканной грациозностью  повернулся к Жене Художника и с вежливой издевкой спросил у нее:
- Вам ведь нужны деньги, мадам?..  Много денег?..
У бедной «мадам» сил хватило только на испуганный кивок.
И он назвал цену.  После чего Жене Художника показалось, что она сходит с ума. А сам Художник решил, что посетитель все-таки явно ненормальный. Но за такие деньги и впрямь стоило постараться. Потому что они решали все проблемы – и надолго. А сколько можно будет купить впрок красок и холстов…
- Я согласен.
- Он согласен.
Это прозвучало одновременно. Посетитель усмехнулся почти благожелательно, аккуратно снял свой длинный черный плащ, не глядя, сунул его хозяйке  (та не без трепета подхватила), небрежно смахнул с ближайшего стула лежащие на нем вещи прямо на пол и осторожно сел на него, словно боялся, что тот развалится. Затем он легким движением поддернул рукав пиджака, обнажив узкую и длинную кисть с узловатыми пальцами, и скомандовал:
- Приступайте! Мне моё время дорого. 
На эскиз и впрямь ушло минут десять. Заказчик придирчиво осмотрел то, что получилось, остался доволен и, уходя, протянул Художнику конверт:
- Здесь задаток. Утром зайду за работой.
Всю ночь Художник рисовал. Жена, ошеломленная суммой оплаты, явно пересмотрела свое отношение к его профессии и скользила тихо, как мышка, подавая то кисти, то ветошь… И посматривала на работу мужа с изумленным уважением.  В ее прелестной головке не укладывалось, как можно платить ТАКИЕ деньги – за такую ерунду, но раз ТАКОЙ человек платит… Она даже готова была признать свою неправоту – потому что грезы о том, как она потратит эти деньги, были столь сладостны…. Побольше бы таких клиентов!
Кисть получилась как живая! Но напрасно Художник и его Жена ждали заказчика – он так и не пришел.  Жена, утомленная бессонной ночью, в конце концов, не выдержала и уснула. А Художник решил немного пройтись – не терпелось потратить часть денег на краски, и он мог позволить себе те кисточки, что присмотрел еще в прошлом месяце… По дороге он машинально купил газету, и первое, что бросилось ему в глаза, был портрет вчерашнего посетителя на весь разворот, и огромные буквы: «МИЛЛИАРДЕР ПОКОНЧИЛ С СОБОЙ!». Да, это был именно он – то же надменное лицо, и рука с сигарой – та рука, которую Художник успел изучить до мельчайших деталей. Ему показалось – или это ветер прошелся по газете, и уставшее за ночь воображение сыграло с ним шутку – что рука на фотографии качнулась и небрежно помахала ему….
Он внимательно прочитал – и перечитал текст под фотографией. Самоубийцу называли одним из самых безжалостных и удачливых воротил бизнеса, делавшим состояние из чего угодно. Говорили, что он продал душу дьяволу – за удачу. То, что другим приносило разорение и гибель, ему лишь добавляло влияния и денег. И – шокирующая подробность – когда полиция прибыла на место происшествия, у самоубийцы была отрезана правая кисть…
Первым порывом Художника было желание немедленно выкинуть картину. Как-то она ему и раньше не особо нравилась, а после прочитанного стала вызывать отвращение.  Но, подумав, он отказался от своего намерения. Все-таки за работу было заплачено, а у покойного могли оказаться наследники. Возможно, они будут претендовать на картину. А пока он решил поставить её лицом к стене - чтобы не маячила перед глазами.
Всю ночь ему снился его таинственный посетитель. Он прожигал Художника насквозь своими черными мрачными глазами, его губы кривила оскаленная ухмылка, а под конец он вынул руки из-за спины – и одна рука была без кисти! – и тряс этой рукой перед лицом Художника, и глаза его кричали:
- Это ты виноват! Ты отнял у меня кисть! Как я буду считать деньги одной рукой?! Ты лишил меня смысла моего существования! Единственной моей радости! Ты лишил меня жизни! Только посмей избавиться от моей кисти! Ты обязан заботиться о ней!
Художник проснулся от собственного крика. Хорошо хоть, в мастерской он был один – не считая Кота, мирно дремлющего на стуле. Это был удивительный Кот. Когда-то Художник подобрал его, маленького и умирающего от голода, выходил и выкормил. И Кот платил ему преданной любовью. Шкодный и непоседливый, он прекрасно понимал, что все, связанное с картинами, свято, и никогда не покушался на кисточки, холсты и даже на ветошь, которая могла пригодиться хозяину. И проблемы со своим пропитанием он решал сам, успешно шныряя по окрестным помойкам – еще и в дом норовил притянуть особо аппетитный огрызок – а вдруг хозяин оценит его заботу. Его мирное урчание успокаивало. Художник погладил Кота, и, умывшись и позавтракав, принялся за работу. На улице светило солнце, работа ладилась, настроение улучшалось с каждой минутой, и ночной кошмар начал казаться забавным и ничего не значащим – мало ли что приснится после таких событий! И тут злобное шипение Кота привлекло его внимание. Кот, выгнув спину и прижав уши, торчал перед грудой картин и злобно лупил хвостом по полу. Чего-чего, а мышей в мастерской сроду не водилось. «Ну, если мне снятся такие кошмары, неудивительно, что и Коту мерещится бог весть что»,- успел подумать Художник и только протянул руку, чтобы погладить и успокоить Кота, как тот, издав утробное рычание, бросился на картины. Это было так неожиданно, что Художник даже не сразу сообразил, что за тень метнулась из-под картин в сторону штор. Еле успев подхватить падающие картины, он укоризненно обернулся к Коту – но тот, не обращая на хозяина никакого внимания, нервно косился на штору. А на самом верху ее… Художник протер глаза… на самом верху шторы восседала нарисованная накануне Кисть и недвусмысленно показывала Коту фигу.
- Ой, мама… - пробормотал Художник, тихо оседая на пол. Кот, неоднократно успевший проверить, что по этой ветхой шторе ему, с его 15 килограммами веса, далеко не залезть, начал тереться о ноги и мяукать, явно намекая, что неплохо бы и хозяину подключиться к охоте.
- Кажется, все это были цветочки… - сказал ему растерянный хозяин. – Ягодки нас еще ждут. И никуда нам от них не деться. Вот Это – лучше тебе не трогать!
Коту не понравилась такая позиция хозяина, но он благоразумно решил не спорить – а дождаться лучших времен, когда это неведомое и наглое существо останется с ним наедине. 
А Художник, немного придя в себя, с помощью стула добрался до верха шторы и с заметной опаской протянул к Кисти руку. И – ничего страшного не случилось. Кисть спокойно прыгнула ему на ладонь, она была теплой и немного шершавой – как обычная человеческая рука. Выглядела она неплохо, даже изысканно в ослепительно белом манжете, с роскошной запонкой, ухоженная, с отполированными ногтями. И не казалась вблизи страшной – все-таки Художник сам нарисовал ее. А как всякий истинный Художник, в глубине души он всегда верил, что однажды одно из его творений может ожить.  Он бы предпочел, возможно, какое другое творение, но раз уж получилось, что это Кисть… Ну что ж, он ее нарисовал, он за нее и в ответе.
- Куда ж мне тебя деть?
Кроме шторы, в клетушке не было места, куда бы не мог добраться Кот. А в его показное миролюбие, неплохо зная его характер, Художник не особо верил. И тут его взгляд упал на клетку для канарейки – благополучно сожранной Котом еще в прошлом месяце. Клетка была достаточно просторной и крепкой. Немного ветоши – и домик для Кисти был готов.
- Здесь ты будешь в безопасности, - объяснил Художник Кисти, осторожно ссаживая ее на пол клетки.
Кисть, похоже, не возражала.
Когда Кот, устав караулить клетку, попросился на улицу, Кисть принялась барабанить по прутьям, требуя выпустить ее на свободу. Первым делом она обежала комнату, с интересом пересчитала денежки во всех найденных ею карманах, не преминув утащить одну к себе в клетку, после чего с интересом осмотрела краски и кисточки и даже попробовала себя в рисовании, сделав пару мазков на холсте и перемазавшись до невозможности.
Художник долго очищал ее от красок и отчитывал мягко, как ребенка.
- Я должен еще поработать. А ты посиди пока тихонько. Или погуляй еще по комнате.
Но Кисти быстро наскучило гулять, а все запретное – манит, поэтому она довольно скоро забралась на плечо Художника и принялась с интересом следить, как он рисует.
- Вот видишь, - объяснял ей Художник. – Я сейчас грунтую холст. Потому что иначе краски будут расплываться. Когда холст просохнет, на нем можно будет рисовать.
Кисть слушала с явным интересом, и Художник сам не заметил, как увлекся и рассказал ей и о своих планах, и о своей бедности.
А утром следующего дня его ждало новое потрясение. Холст был изрисован денежными знаками. Похоже, Кисть прониклась его проблемами и решила их по-своему, самым простым, как ей показалось, способом.
Надо сказать, что деньги вырисованы были на диво тщательно и с полуметра выглядели, как настоящие.
- Ну, ты даешь… - только и смог сказать Художник. – Нет, я понимаю, конечно, что ты хотела, как лучше. Но, видишь ли… - и он долго объяснял Кисти, что всё не так просто, и чтобы денег стало больше, недостаточно их нарисовать. Потому что, если нарисуешь плохо, толку от них никакого, а если нарисуешь хорошо, то недолго и в тюрьму попасть – «а это та же клетка, только из нее нельзя выйти». Если хочешь больше денег, нужно делать то, что купят. Вот и всё. Только покупают почему-то вечно всякую ерунду. - Вот, я тебе покажу!
И Художник приволок огромный каталог, бог весть как завалявшийся в его мастерской,  и стал показывать Кисти картины, рассказывая, какие нынче в моде и в цене, и почему ему так скучно писать подобные.
Кисть задумчиво слушала и вроде все понимала.
А потом она попросила и себе кисточку и краски. Художник не возражал.  Благо, благодаря полученному задатку, он и с долгами расплатился, и на холсты и краски хватило, и жене на тряпки перепало – она его и не тревожила  эти дни, и о Кисти пока не подозревала.
Пока Кисть трудолюбиво осваивала технику пейзажа, Художник правил тут и там, объясняя, почему именно эта краска дает больше света, и как сделать, чтобы картина выглядела более объемной, и кучу других премудростей. Но потом он отвлекся на свою работу и на какое-то время забыл о Кисти.
И когда в дверь постучал хозяин мастерской, Художник только и успел, что велел Кисти спрятаться.
- Я уже приготовил деньги за 2 месяца! – поспешил он обрадовать хозяина. Но тот его словно не слышал.
- Ого!..  Пожалуй, я бы купил у Вас эту картину. Никогда не думал, что Вы способны рисовать что-то, кроме своей мазни!
«Никогда не думал, что Вы способны тратить деньги на картины», - подумал Художник, но озвучить свою мысль все-таки постеснялся. Он был воспитанным человеком.
Но какая же из работ так понравилась торгашу и выпивохе, любителю пожрать и поволочиться за дамами?
Художник обернулся к своим картинам и – о, ужас! Среди своих ненаглядных детищ обнаружил чудовищное в своей пошлости полотно – на фоне райских роз жеманную красотку с  бюстом шестого размера, к которому она трепетно прижимала перекормленное дитя.  Именно к этой крартине алчно простирал руки хозяин мастерской.
- О нет… - пробормотал Художник. Но хозяин понял его по-своему. Он с пылом стал предлагать всё большие деньги.
- Я понимаю, Вам жаль расставаться с такой работой! Но Вы нарисуете еще! А я позабочусь, чтобы Вам поменяли освещение! И чтобы отмыли наконец окно! И всё, что Вы скажете! Она так прекрасна! Вот Вам деньги, и Вашей платы за эти два месяца мне не надо! Да мне все друзья обзавидуются!
И, не слушая возражений, он схватил картину и умчался из мастерской.
- Но ведь это кошмарная картина! – обратился Художник к Кисти. – Её даже картиной язык не поворачивается назвать! Это не искусство!
Кисть невозмутимо пересчитывала деньги.
Понемногу Художник успокоился и стал посмеиваться.
- Ну что ж, каков ценитель, такова и картина! Но все-таки – чему я тебя учил! Не стоит плодить такие шедевры.
Кисть приволокла коробку из-под печенья, заботливо сложила туда деньги и заволокла коробку на шкаф.
А вечером прибежала радостная жЖна. Она успела потратить на обновки практически все деньги – и тут соседи сообщили ей, что ее мужу наконец-то удалось нарисовать стоящую картину и прилично на ней заработать.
В этот вечер Художник впервые поссорился с нею по-настоящему. Он кричал, что не может и не вправе рисовать такой бред, что не для этого ему дан Богом талант, и не для этого он столько лет учился, а Жена кричала в ответ, что его бредовые представления о таланте ее уже достали, и достаточно она терпела, и ее тошнит от бедности, и надо быть извергом и садистом, чтобы сознательно калечить жизнь себе и близким.
И… Художник всё еще любил свою Жену. И считал, что молоденькая женщина не виновата, что не разбирается в искусстве, и уже достаточно пострадала, полюбив Художника (он ведь постоянно занят!), и она вправе рассчитывать на какую-то компенсацию… Короче, они пришли к компромиссу. Он обещал ей – иногда! – рисовать для продажи – под чужим именем, разумеется! Это оговаривалось особо!  И, когда с деньгами не так плохо – для себя и для Искусства. И дал ей Страшную Клятву.
Очень скоро она объяснила ему, что ей необходимы деньги для… он не совсем понял, для чего, но она была эмоциональна и убедительна, а к Страшной Клятве Художник относился с трепетом.
А желающих получить «шедевр», подобный тому, что достался хозяину мастерской, было хоть отбавляй. И деньги предлагали немалые. Жаждущие посчитали, что, раз он отнекивается,  значит, набивает цену – и отнеслись к этому с пониманием и уважением. 
Как не хотелось ему рисовать эту картину! В отчаянии и ярости он сломал две кисточки и чуть не проткнул холст. Работа не шла. Кисть, до этого несколько дней занимавшаяся своими делами (она пристроила себе вместо кровати старую шапку художника, под нее натаскала мелких купюр и целыми днями их пересчитывала), уловила его настроение и пыталась к нему ластиться, то теребила его за ухо, то поглаживала щеку. Он был благодарен ей за участие.
- Понимаешь, я просто физически не могу Это нарисовать! – жаловался он ей. - Ведь Это – чудовищно! Ты бы послушала, что мне заказали! Это – должно быть похоже на любовницу заказчика, вот на эту рыжую толстую девку на фото, и при том выглядеть невинно и эротично, и напоминать Дали и еще бог весть кого. И все это с единственной целью – чтобы знакомые, такие же полные профаны в искусстве, ахнули от зависти. Ты себе представляешь такое?!
Кисть соскочила с плеча и потянулась к кисточке.
- Ну-ну… даже интересно, что у тебя получится на этот раз…
Получились загнутые холмы, и тройное фиолетовое солнце, и много еще чего, и на фоне всего этого великолепия – прикрытая рыжими кудрями аппетитная девица с лупоглазым взором, смутно напоминающая искомый объект, но явно идеализированный.
- А что… - пробормотал потрясенный Художник. – Пожалуй, они сочтут Это за первый сорт. Я бы еще тут кое-то добавил. И вот тут!
И он перехватил кисточку у Кисти и внес пару штрихов.
Человек, купивший картину, был не без влияния. И достаточно тщеславен. Не прошло и месяца, как картина засветилась на крупной выставке. И пресса восторженно писала о новом даровании…
В этот день Художник впервые напился.
Если художник в моде, иметь его картины в доме – вопрос престижа.
- Я не понимаю, что тебе не нравится! – возмущалась Жена. – Тебе даже не надо утруждать себя  их рисовать! Кисть прекрасно справится сама! Правда, Кисточка? – и она заискивающе улыбалась Кисти. – Ты можешь спокойно рисовать свои картины! Ты всегда об этом мечтал! И мы сможем купить себе нормальную квартиру! И перебраться из этих трущоб! И твори себе на здоровье!
Логически она была права. Ведь это и впрямь мечта каждого Творца – чтобы деньги появлялись как-нибудь сами по себе, и чтобы ничто не отвлекало от Самого Важного – от Любимого Дела.
И какое-то время они так и жили. Перебрались в просторную светлую квартиру с огромной мастерской, оборудованной всем необходимым и даже лишним. Приходящая прислуга бесшумно убирала и готовила. Для Кисти выделили отдельную комнату. Но она все равно предпочитала спать в старой шапке художника и – если было жарко – в канареечной клетке. Жена художника чувствовала себя абсолютно счастливой. Она неожиданно превратилась в светскую львицу. Устраивала выставки для работ Кисти, светские приемы, давала интервью от имени Художника (он отказался в этом участвовать), выучила несколько расхожих фраз – «концептуальное искусство», «синтезация образа» и прочее в том же духе – и публика заворожено внимала…
И ее высказывания цитировались в газетах как образец вкуса и здравого смысла.
Художник - рисовал.  Ему никто не мешал.  Но… почему-то рисовалось с трудом. Немного грызла обида – работы Кисти становились все более популярными, их превозносили,  где только могли, а его драгоценные, выношенные, такие дорогие сердцу картины по-прежнему были никому не нужны. Он даже решился поступиться гордостью и на заработанные Кистью деньги устроил свою персональную выставку. Но, поскольку он выставил работы под своей фамилией, а не под тем, уже знаменитым псевдонимом,  его словно не заметили. Случайные посетители с вялым интересом попялились на его полотна, да и разошлись.
Он начал понемногу попивать. От депрессии его светлые Образы куда-то попрятались, в голову лезли только горькие мысли о собственной ненужности  – и о человеческой тупости.
Жена пригласила к нему модного психоаналитика, и тот посоветовал сменить обстановку, поездить по миру (благо, деньги позволяли), поискать новые идеи, новые образы…
Он с радостью ухватился за это предложение. И объяснение его вполне устроило – все-таки творческий кризис звучит лучше, чем обычные обида и зависть… И рад был уехать подальше, хоть на время, - потому что поймал себя на том, что ему неприятно видеть и Жену – с ее идиотской радостью, цветущую и активную, с миссионерской улыбкой изрекающую глупости, и – Кисть… Кисть пыталась первое время по привычке приласкаться, но, видя его холодность, отступила – и проводила время, в основном, в своей комнате, где рисовала, и рисовала, и рисовала… Заказов становилось все больше, а поскольку светская жизнь требовала размаха, то и деньги нужны были немалые. Так что работы хватало.
Художник уехал в Индию, провел полгода на Гоа, посетил Тибет, потом его потянуло на Бали и на Кубу, потом… потом кончились деньги. А на его гневный запрос Жена истерично прокричала, что у нее нет сил справляться с этой взбалмошной Кистью, которая валяет дурака, и что с деньгами реальные проблемы, потому что они набрали огромных кредитов, а сейчас подошли сроки выплат, и чтобы он немедленно возвращался домой и решал вопрос с Кистью.
За время его отсутствия Жена поменяла квартиру на роскошный особняк с огромным штатом прислуги. Кисть он нашел в дальней каморке. Она показалась ему какой-то усохшей. Старой. И рисовала медленнее. И явно не справлялась с огромным количеством заказов. А счета и впрямь были удручающими. Пришлось присоединяться и худо-бедно справляться вдвоем. Правда была в том, что ему не писалось. За все время странствий он бесконечное количество раз брался за работу – и ничего не выходило. Словно талант растаял… И сознавать это было невыносимо. А тут появилась объективная причина на время отложить все разборки с самим собой.
И так они работали какое-то время на пару, и даже вроде появилось опять чувство если не симпатии, то товарищества…
Чтобы успевать, Художник предложил Кисти писать проще, бывало, на картину уходило меньше часа – с учетом подготовительных работ. Но привыкшая к восхищению публика принимала явную халтуру на ура, и кто-то объявил Художника гением примитивизма, а остальные подхватили. Но, что удивительно, даже одинокая запятая, изображенная Кистью на четырехметровом полотне, уходила мгновенно за сумасшедшие деньги. А то, что рисовал сам Художник, шло обычно лишь в комплекте…
И впрямь – заколдованная. Все это было неприятно, но терпимо.
Пока однажды не явилась разгневанная Жена с грудой холстов.
– Ты только глянь, что я нашла у нее в углу! Мы тут не знаем, где взять деньги, а эта дрянь вместо того, чтобы рисовать то, что ей заказали, тратит время на всякую ерунду!
И Жена швырнула холсты  в сторону Художника. Машинально он поднял и перевернул один…. Бедная Кисть в свободное время украдкой пыталась освоить его манеру. Видно, и ей было не чуждо тщеславие. И хотелось нарисовать нечто стоящее… Он испытал острую жалость – и чувство стыда – но все захлестнула волна гнева. Как она смела! Это всё, что у него было!  Если еще всякая Кисть будет рисовать, как он, - что же ему-то останется?..
Отныне при Кисти всегда кто-то находился. Чтобы не переводила драгоценные время и силы. Жена потребовала – и Художник не без злорадства с нею согласился – чтобы были отменены прогулки, а отдых сведен к минимуму. На ночь Кисть запирали в клетке, а чтобы она не вздумала сама открыть замок, в комнате оставляли Кота.
Ни Художник, ни Жена не подозревали, что былая вражда давно забыта. Слишком долго Кот гонялся за Кистью, периодически получая от нее то флейцом, то мастехином по голове, и слишком долго Кисть дразнила Кота, раскрашивая его, спящего, масляными красками в невообразимые цвета. Они привыкли друг к другу. Они начали воспринимать происходящее, как игру, и получать от игры удовольствие, и – испытывать симпатию к партнеру по этой игре. Они носились друг за другом, и им это нравилось. А когда Кисть изолировали в клетке, скучали оба. И еще – Кот, давно уже забытый своим хозяином,  был порядком на него обижен…  И не Коту было останавливать Кисть, когда однажды Художник, слегка рассеянный после двух бокалов виски, оставил ключ от клетки в замке… Повернуть ключ – было делом секунды. И Кот с большим интересом наблюдал, как Кисть старательно протыкает ножницами все готовые картины, и смешивает краски, и разрисовывает ими стены комнаты.
Звон разбитого стекла переполошил прислугу. Когда Художник ворвался в комнату Кисти, вся она была заляпана краской, и ветер через разбитое окно развевал разодранные в клочки деньги и ценные бумаги, а в открытом настежь сейфе лежала мертвая сморщенная кисть, и пальцы ее были сложены в фигу…