Человек, которого не было

Глава 1

Когда ты становишься пленником четырёх стен и понимаешь, что бежать уже некуда, что время навсегда задёрнуло шторы на окне, за которым никогда не взойдёт солнце, за которым всегда будет ночь. И лишь иногда холодный лунный свет заставит тебя слегка приоткрыть глаза и посмотреть вокруг. Во что преврати-лась эта, когда-то уютная и тёплая, комната? Сейчас здесь холодно и сыро. В каж-дом углу без особого труда можно разглядеть огромных пауков. У одних они вы-зывают чувство страха, у других – отвращение. Тебе же нет до них никакого дела, ровно, как и до всего остального. На полу, в старых лохмотьях, спит пёс, которого ты недавно подобрал на улице. Он не умеет говорить и от него жутко воняет, но, несмотря на это, собака становится твоим другом, единственным другом. Ты начи-наешь заботиться о нём, и тебе это нравится. Возле кровати стоит книжный шкаф – единственная мебель в квартире, с которой ты протираешь пыль. Наличие множе-ства книг говорит о любви к чтению. Они бережно лежат на своих местах. Почти каждый вечер ты достаёшь одну из них и начинаешь читать. Тебе совершенно всё равно, что читал её уже много раз, и что этот – десятый или одиннадцатый, но, эта единственная книга, которая почему-то вызывает интерес, остальные же – лежат просто для красоты. Напротив кровати – старенький телевизор, который, по-видимому, не работает, так как ты никогда его не включаешь. За ним, на стене, ви-сит потёртая географическая карта, на которой выделяется только одно название, написанное большими буквами – “Союз Советских Социалистических Республик ”. Возле двери – нечто подобное на буфет из тёмного дерева, в котором ты хранишь наиболее ценные вещи. Между буфетом и стеной сделана небольшая вешалка для одежды. В комнате пыльно и грязно, хотя каждую неделю – в субботу, ты гото-вишься к уборке. Только готовишься, потому что, как правило, до самой уборки дело не доходит. Ты бросаешь в угол метлу, швабру, половую тряпку, и, сказав что-то своему псу, выходишь на улицу. Единственное, что тебя не затрудняет – стирать занавески на окнах. Именно поэтому они всегда чистые, чистые, в то время как повсюду висят паутины, и из-за пыли воздух становится грязным, но им всё равно приходится дышать.
Ночью ты часто просыпаешься. То ли от дождя, который непрерывно стучит по крыше, то ли от ветра, что раскачивает полусухие ветки яблони прямо за твоим окном, то ли – просто так. Иногда эти звуки радуют тебя, иногда – раздражают. Ты постоянно чего-то ждёшь, ждёшь хорошей погоды, что однажды пасмурным утром увидишь солнце, увидишь и почувствуешь его тепло. Но ничего этого не происхо-дит. Утро не становится солнечным, небо – голубым. Окружающий мир по-прежнему остаётся серым и мрачным. Быть может тому причина осень, быть может – твоя душа, которая давно перестала различать цветные тона. Каким бы не было яркое солнце, ты всё равно не увидишь его. Ты будешь смотреть на облака, чистые и голубые, но тебе они будут казаться серыми. Чудесные васильки, что растут на лугу и удивляют прохожих своей красотой, ты не замечаешь, не замечаешь ничего, хотя другого это может порадовать и даже тронуть за душу. Единственное, что вы-зывает у тебя восхищение – звёзды. Ты можешь часами любоваться на них. Почти каждую ночь, накинув на ноги старые потрёпанные тапочки, ты выходишь во двор, углубляешься в сад, садишься на скамейку и, подняв голову вверх, смотришь. И пускай днём ты не видишь солнца, не видишь всего того, на что следовало бы об-ратить внимание, но зато ночью твоему взору открывается нечто более совершен-ное и необычное. Твой печальный взгляд пытается уловить этот неяркий и столь далёкий свет, особенный, таинственный свет, исходящий от звёзд. Он не такой яр-кий, как солнечный, в нём нет тепла, которое способно согреть тело, но в нём есть что-то такое, что может согреть душу.
Хозяева, у которых ты снимаешь часть дома, продолжают думать, что у тебя бессонница. Это приятные, добрые люди. Всякий раз, когда ты сталкиваешься с ними (а это бывает очень редко, даже, несмотря на то, что живёте вы в одном и том же доме, но только по разные стороны стены) хочется просто о чём-нибудь загово-рить. Всё равно о чём: о погоде, политике, о том, что будет завтра, и, чего ждать от сегодняшнего дня. Но что-то постоянно останавливает тебя, и всё заканчивается привычным кивком головы в знак приветствия. Ты не можешь объяснить этого, не можешь понять, почему всё происходит именно так, а не как-то иначе.
Однажды человек теряет веру. Он перестаёт верить тем, которых ещё вчера называл друзьями, перестаёт верить людям, которые совсем недавно были очень близки ему.  Или, может быть, ему это просто казалось? И, на самом деле, не было ни друзей, ни близких. Ему нравилось думать, что рядом всегда найдётся человек, который сможет помочь и поддержать. В действительности, такого человека не было. Была только вера, вера в то, что он кому-то нужен. И больше ничего. Ведь и ты тоже раньше думал так. Думал, что другим, даже самым близким для тебя лю-дям, интересны твои проблемы, верил, потому что ничего другого просто не оста-валось. Теперь же ты не веришь никому. И, если от тебя однажды отвернулись лю-ди, которых ты любил, зачем же тогда сейчас чего-то ожидать от тех, кого ты со-вершенно не знаешь.
Ты не сомневаешься, что твои соседи – хорошие люди. Хороших людей не так уж и мало. Но почему-то всегда происходит так, что они обходят тебя стороной. Ты пытаешься кого-то остановить, заговорить с кем-то, но всё безрезультатно. Эти люди продолжают идти своей дорогой. Они тебя попросту не замечают. У них свои проблемы, свои дела. Почти у каждого есть семьи, где их всегда ждут. А у тебя – нет никого. Ты чужой для них, они – для тебя. И, если однажды ты упадёшь в пропасть, мимо которой будут то и дело проходить люди, вряд ли найдётся тот, кто подаст руку и вытащит тебя. Ты будишь кричать, молить о помощи, но никто этого не услышит, не услышит, потому что не захочет. У них, помимо тебя, есть о ком позаботиться. У них - дети, жёны, мужья, родители. Вот о ком они должны думать. Какое им дело до тебя – уже почти старика, который вот-вот умрёт. Но ведь и у тебя когда-то была семья, но ведь и о тебе должны были заботиться. Должны были, но не заботились. Всю свою жизнь о себе ты заботился сам. У тебя были люди, которых ты любил и, которым, возможно, был не безразличен. Но их в то же время и не было. Ты всегда был один. Получалось так, что любили не тебя, а себя, что забо-тились не о тебе, а о себе. Ты даже пытался смириться с этим, но не получилось. Иногда ты задаёшь себе один и тот же вопрос, на который никак не можешь найти ответ: зачем человеку кто-то ещё, если у человека есть он сам? Зачем кого-то ис-кать, что бы заботится о нём, любить его, тратить на него деньги, в конце концов? Ведь всё равно заботиться человек будет только о себе, любить только себя, тра-тить деньги, конечно же, будет тоже только на себя (видно дарить подарки кому-то слишком не выгодно, так как на это надо потратить “свои” деньги). И, случись беда, как оно и произошло, каждый, кроме тебя, конечно, подумал только лишь о себе. Ты хотел, что бы, хоть на миг, подумали и о тебе, подумали друг о друге. Но, увы. Людей не изменишь, если они не изменятся сами. Ты же сделал всё, что мог. Все представления о том, что людям можно верить, рассеялись. Ты стал замкнутым, не разговорчивым. От тебя как бы оторвали какую-то часть, лишив жизни, превратив её в жалкое существование.
Потеряв всякое доверие к людям, ты стал всячески избегать встречи с ними. Тебе  совершенно всё равно, что о тебе подумают, что скажут. Они – никто, никто для тебя. Они умеют красиво говорить, но их слова не греют. Они думают о том, что тебе нужна помощь, но сами помочь не пытаются; они умеют судить других, но своих проступков не замечают; они стараются казаться очень умными и всезнаю-щими, но ничего толком не знают и основываются, как правило, только на своих догадках. Ты не ищешь человека, которому смог бы рассказать всё то, что творится у тебя на душе. Не ищешь не потому, что не хочешь: такого человека просто нет. И лишь иногда, когда становится особенно плохо и одиноко, ты заводишь беседу со своим псом. Он смирно лежит у твоих ног, и, как тебе всегда кажется, слушает. Ты что-то спрашиваешь у него и, сам, понимая, что собака не сможет ответить на твой вопрос, продолжаешь говорить дальше. У тебя не раз выпадает случай обменяться словечками с соседями, но ты не делаешь этого. Хотя, бывают исключения, но очень редко (разговаривать с собакой тебе нравится гораздо больше, ведь она не скажет пустых слов, потому что и разговаривать вовсе не умеет).
Однажды, пасмурным воскресным утром, ты прогуливался по саду. Тебе нравилось это занятие, нравилось смотреть на лужи, которые встречались на пути, и, в которых ты пытался рассмотреть своё отражение, нравились листья, осенние жёлтые листья, оторванные ветром от деревьев, нравилась атмосфера, такая обыч-ная, но, в то же время, и особенная, наводившая лёгкую грусть. Ты часто о чём-то вспоминал, думал. В голове рисовались образы людей, которых ты когда-то знал, когда-то любил. Твой взгляд становился мрачным, шаги – тяжёлыми, и тебе уже не хотелось гулять, не хотелось куда-то идти. Хотелось просто упасть, упасть и ле-жать. Лежать до тех пор, пока кто-нибудь не найдёт тебя. Но ты всё равно продол-жал идти.
Дорога постепенно сужалась, превращаясь в маленькую тропинку. Ты ходил по этому маршруту уже сотни раз, но, тем не менее, всегда находил что-то новое, интересное, на что никогда раньше не обращал внимания. Деревья, на которых ещё совсем недавно спели яблоки, стали серыми. На них не осталось ни яблок, ни ли-стьев – только голые сучья, которые начинали трещать при каждом порыве ветра. Это были особенные звуки, наводившие непонятное чувство страха, страха, кото-рому нет объяснения. У природы есть свои тайны. Некоторые предполагают, что она – живая, живая в прямом смысле этого слова. Как человек. Она то же может переживать, может что-то терять, может рождаться, умирать. Всё как у людей, но только - по-своему. Ты очень часто думаешь об этом, когда гуляешь здесь, когда слышишь эти звуки, когда смотришь на деревья. Всё вокруг начинает казаться ка-ким-то величественным, обладающим некой силой, в то время как ты – нечто мел-кое, всего лишь человек – слабое, беззащитное существо по сравнению с природой. Тебя угнетает это. Иногда даже становится страшно. Страшно – по двум причинам: однажды ты можешь заблудиться (не обязательно здесь, в саду, а в любом другом месте, в лесу, например, когда неверный шаг в сторону может стать роковым) и, что тебя при этом никто не найдёт. Это ужасно. У каждого человека есть свои страхи. На то он и человек. И у тебя то же достаточно много разных страхов, хотя раньше их было гораздо больше. Всё дело во времени. Что-то приходит, что-то уходит. Порой даже не замечаешь, что в последнее время начал чего-то боятся. С тобой такое часто бывает. Вот и теперь – ты жутко боишься заблудиться, боишься сбиться с той верной тропы, свернув с неё непонятно куда.
Ты всё так же продолжал идти, стараясь никуда не сворачивать и не сходить с тропинки. Привычные пейзажи переставали чем-то удивлять, но тебе всё равно нравились такие прогулки. Ты как всегда о чём-то думал, сопровождая свои мысли словами, которые обычно произносил вслух. Такие разговоры с самим собой ты даже не замечал, хотя раньше тебе это показалось бы весьма странным. Всё то, что происходило вокруг, порой не имело никакого значения. Будь то дождь или силь-ный ветер, или, что-то ещё. Ничто не могло тебя остановить. Но, не в этот раз. То, что ты услышал, не только остановило тебя, но и заставило перебороть страх, страх однажды заблудиться. Ты бросил свою тропинку, с которой никогда не сворачивал, и побежал в самую гущу деревьев. Всё было очень неожиданно и резко.
Это был детский плач. В нём было что-то знакомое, но забытое, нечто близ-кое для тебя, но и бесконечно далёкое. Ты не пытался что-то понять, а просто бежал навстречу. Где-то неподалёку плакал ребёнок, который по каким-то причинам нуждался в помощи. Тебя совершенно не беспокоило то, что, свернув с тропинки, ты можешь заблудиться. Страх на мгновение исчез. Появилось нечто более важное, о чём следовало  задуматься.
Несколько минут спустя ты остановился.
Деревья, сквозь которые ты пробирался всё это время, кончились, уступив место небольшой поляне. Здесь было как-то особенно. Жёлтые листья лежали не только на земле, но и ещё держались на деревьях, что росли вокруг поляны. Это были последние листья этого года. От них веяло каким-то спокойствием, лёгкостью. Это не те серые, грязные листья, брошенные ветром в лужи, а золотистые, яркие, обладающие необычным свойством притягивать к себе писателей и поэтов, романтиков, влюблённых… Люди радуются, когда смотрят на них, люди мечтают. Мечтают о чём-то светлом, добром. Что-то сбывается, а что-то нет. И от этого ста-новится тоскливо. Наступает зима, деревья покрываются снегом – а это свои радо-сти, свои мечты. Каждая пора года имеет что-то своё. Но здесь создаётся впечатле-ние, что осень никогда не закончится. Не наступит зима, весна, лето. Не будет сильных морозов, грязного талого снега, жаркого солнца. Всегда будет осень – зо-лотистая, тёплая. Но это всего лишь иллюзия, самообман, на который не следует полагаться. Нет ничего вечного. Хотя, кто знает (существует же вечная любовь)?
В нескольких шагах от тебя стояла девочка, лет десяти. Она походила на ма-ленькую принцессу из сказок: такое же длинное красивое платье, изящные малень-кие туфельки, аккуратно уложенные светлые волосы. Не вписывалась в эту картину лишь старая плетёная корзина, до самого верха наполненная спелыми яблоками, что стояла около её ног. Да и сама девочка была слишком чисто одета, не для того, что бы ходить в сад за яблоками… Но ты не придал этому особого значения, или, может, просто не подумал об этом. Ребёнок, который, по-видимому, заблудился, нуждался в твоей помощи – а это главное.
 Сделав ещё несколько шагов вперёд, ты вот-вот пытался заговорить с ней, но она тебя опередила:
- Добрый день, дяденька, - несмело проговорила девочка, вытирая слёзы. – Я думала, что меня здесь никто не найдёт. Знаете, я очень боялась заблудиться…
- Заблудится… - сам не замечая, повторил ты, а затем о чём-то задумался. Наступило молчание. Девочка внимательно смотрела на тебя, как будто чего-то ожидая.
- Да, заблудится… Это очень страшно, - нарушив тишину, продолжила она. – Вы поможете мне выбраться отсюда?
- Конечно, помогу, - почти скороговоркой ответил ты и подошёл поближе. – Как ты сюда попала?
- Отец меня отправил собрать яблоки…
- Одну что ли? – перебил ты. Тебе это показалось весьма странным. Малень-кая девочка, совсем одна, да ещё в таком месте.
- Да, мы здесь совсем не далеко живём… А отец ругается, когда я его не слушаюсь…
- Не далеко, говоришь… - прошептал ты сам себе и опять о чём-то задумался. Мысли, которые до недавнего времени не давали тебе покоя, смешались в один огромный ком, из которого трудно было уловить смысл всего происходящего. Ты делал всё инстинктивно, не вдаваясь в подробности. Тебя, конечно, волновало то, что “какие же это родители отправили такую маленькую девочку совершенно одну, без присмотра, в столь удалённое от частного сектора место…”, но это уходило на дальний план. Перед тобой сейчас стояла одна единственная цель – во что бы то не слало довести ребёнка до дома, к родителям. А потом уже всё остальное…
- О чём вы думаете? – спросила вдруг девочка, ощущая, по-видимому, какое-то беспокойство.
- Так, ни о чём, - ответил ты, пытаясь изобразить некую пародию на улыбку, - просто думаю, как нам лучше выбраться отсюда. Ты только не бойся, всё будет хорошо!
“Всё будет хорошо”, - про себя повторил ты, сам, противясь тому, что сказал. Ты всегда не мог терпеть подобного рода слов. Они, с одной стороны, должны были хоть как-то утешить человека, подбодрить его что ли, но этого никогда не происходило. “Какое такое “хорошо””, - нередко слышал ты в ответ, да и сам все-гда так отвечал. Это “всё будет хорошо” в большинстве случаев вызывало отнюдь не успокоение, а наоборот – ещё большее расстройство: “Куда там уже…” С дру-гой стороны, эти слова были универсальными и, по идеи, подходили к любой жиз-ненной ситуации, но вот только очень малая часть людей принимала их должным образом. И, честно говоря, ты был не из их числа…
- Вы опять о чём-то думаете, - еле слышно проговорила девочка, как бы бо-ясь нарушить твои мысли.
- Нет… - покачал головой ты.
- Знаете, я никогда не думала о том, что смогу заблудиться…
- Я думаю нам пора идти, - перебил её ты, пропустив мимо ушей её слова. – Скоро ты придёшь домой. Ты ведь хочешь домой? К маме?
- Конечно-конечно, - улыбнулась девочка, - вы не представляете, как я со-скучилась по своей маме. Такое чувство, что я не видела её уже целую вечность.
- А как тебя зовут? – вдруг спонтанно спросил ты, подойдя к ней поближе, и, не дожидаясь ответа, продолжил, – Давай свою корзинку, пойдём.
Только сейчас, за всё это время, тебя очень насторожила одна вещь. Корзин-ка. Обычная, с виду, деревенская плетёная корзинка. С яблоками. С красивыми, спелыми яблоками, наполненная до самого верха с горочкой. На вид – тяжёлая, почти неподъёмная ноша, особенно для десятилетней девочки. Но, стоило тебе поднять её, как тебя охватило не, сколько удивление, сколько странное чувство то-го, что всё это просто снится. И маленькая девочка, и эта корзинка… Корзинка была до такой степени лёгкая, что её без труда смог бы поднять любой, даже шести-летний, ребёнок. Не говоря уже об этой девочки, весьма странно одетой для похода за яблоками…
“Может, я просто сплю?”, - неожиданно для себя подумал ты и тут же ущип-нул себя за ногу. Последовала резкая неприятная боль. “Нет, это не сон. В против-ном случае, я бы проснулся”.
- Что-то не так? – спросила девочка, удивлённо глядя то на тебя, то на корзи-ну.
- Всё нормально.… Пошли, - слова эти звучали как-то нерешительно, может быть, в какой-то степени, даже растерянно.
“Всё хорошо”, - успокаивал ты сам себя. Тебе хотелось получить какой-нибудь рациональный ответ на всё это, но ничего более-менее подходящего ты придумать не мог. С каждым шагом вперёд мыслей в голове становилось всё боль-ше и больше. Вот только ни одна из них не могла прояснить суть дела. Вдруг ты резко остановился. “Ну, как же я не догадался, девочка могла положить под яблоки солому!” Тебе понравилась эта идея, но, посмотрев ещё раз на корзинку, тебе при-шлось от неё отказаться. Никакой соломой там и не пахло.
- Меня зовут Оля, - прервала твои рассуждения девочка, внимательно глядя на тебя, - знаете, я так хочу домой…
- Понимаю тебя, - стараясь быть вежливым, улыбнулся ты. – Ты главное, не волнуйся. Очень скоро я отведу тебя к маме!
- Правда?! – в глазах Оли на мгновение зажёгся кокой-то огонёк, долгождан-ный лучик надежды, веры. Она подбежала к тебе поближе и улыбнулась. Это была детская, непринуждённая улыбка. Такая искренняя, добрая. Ни один взрослый че-ловек не умеет улыбаться так, как это делает ребёнок. У взрослого, как правило, это получается специально, заранее задумано или притворно (кто-то хочет, что бы я улыбался, вот я и улыбаюсь). Речь идёт именно об улыбке. А то некоторые очень часто путают два совершенно разных понятия – улыбка и смех. Да, почти все взрослые умеют смеяться, тем самым, по мнению немногочисленных учёных, про-дляя себя жизнь, но отнюдь не все умеют улыбаться, улыбаться так, как улыбаются дети. Жизнерадостно, без всякого притворства. Смех продляет жизнь, а улыбка де-лает человека безмерно счастливым.
- Конечно, правда, - ответил ты, видя, как изменилось настроение этой крошки. Слёзы сменила улыбка. Вся та грусть, что ты увидел на её лице при встре-чи, исчезла. Теперь эта девочка, которую звали Оля (кстати, ко всем лицам женско-го пола, носивших это имя, ты относился с некой антипатией, но это никогда не ка-салась детей), стала весёлой, она больше не плакала, а радовалась, радовалось то-му, что её наконец-то услышали и теперь готовы помочь.
- А я так боялась, боялась, что меня никто не найдёт, никто не спасёт, - гово-рила девочка, - но благодаря вам я снова буду дома, снова увижу мама…
“Мама… - подумал тут же ты, - странно как-то, это девочка никогда не упот-ребила слово “папа”, не сказала, что хочет увидеть и папу, или – маму и папу. Вид-но, что к матери она относится гораздо лучше. И неудивительно, ведь именно отец отправляет свою дочь за яблоками, и именно отец ругает её, когда она противится этому. Хорошая мать, плохой отец. Такое часто бывает. Но бывает и обратное… Кому как повезёт. Хотя, сложно говорить вообще, что повезёт… Повезёт тому, кого будут одинаково любить и одинаково хорошо относиться как мама, так и папа. Печально, конечно, но в наше время число неполных семей растёт, и получается, что ребёнка воспитывает либо мама, либо папа. Второй из них, который так же яв-ляется родителем, принимает в воспитании ребёнка очень незначительное участие (если вообще принимает…), и, как правило, оказывая только материальную по-мощь, забывая о том, что дитя нуждается в любви, заботе, ласке, нежности. Честно говоря, трудно назвать такого человека (отца или мать) родителем. Скорее, это просто человек, такой же, обычный, каких мы видим на улицах, в магазинах. Он чужой для тебя, ты – для него. Но это лучше, чем воспитываться в полной семье, но с плохой матерью или плохим отцом (как, вероятно, в случае с этой девочкой). Но, если такая хорошая мать, так почему же она равнодушно смотрит на то, что делает отец? Или не смотрит вообще? Как-то непонятно… Может отец плохо относится и к её матери, то есть к своей жене? Да, такое тоже не исключено…”, - так много вопросов, а ответов нет. Мысли завели тебя слишком далеко. Ты перестал слушать то, что тебе говорила девочка (если вообще говорила). Такое бывает, стоит человеку о чём-то задуматься, как тут же всё вокруг него исчезает. Он остаётся на-едине со своими мыслями. И, даже, несмотря на то, что с этим человеком находится кто-то ещё, он всё равно пребывает в одиночестве, в себе.
- Так вот, - продолжала Оля, - я всегда боялась утонуть. С самого детства, - тут она негромко хихикнула, осознавая то, что сказала, - меня держали подальше от воды. Просто, когда мне было два годика, хотя я сама и не помню, мама говорила…
“Опять мама…”, - промелькнуло в твоей голове.
- Я чуть не утонула в сажалке, что когда-то была вырыта у бабушке на ого-роде, но потом её зарыли. Наверное, ради меня! – она снова улыбнулась и, внима-тельно посмотрев на тебя и убедившись в том, что ты её слушаешь, продолжила. – Так вот, я чуть не утонула, но папа вытащил меня…
“Ну, наконец-то! Папа! Он спас ребёнка, спас от гибели свою дочь! Он всё-таки настоящий “папа””, - обрадовался ты, но радость эта была не долгой…
- Раньше папа очень любил меня, - как-то с горечью сказала девочка и зап-нулась.
- Раньше?  - переспросил ты.
- Да, раньше… Мы очень часто ходили с ним на базар, он покупал мне кра-сивые куклы, самые красивые, ни у кого таких не было. Все завидовали мне. Гово-рили, что у меня самый лучший папа в мире! – девочка опять замолчала. На её гла-зах появились слёзы… Радость, которую совсем недавно ты видел на её лице, вновь исчезла.
Ты остановился и присел на корточки. Эта маленькое, беззащитное создание, готово было вот-вот разрыдаться. Но, пытаясь изо всех сил сдержать себя, она лишь вытирала крохотные слезинки, которые время от времени катились по её щекам.
- Ну, не плачь, пожалуйста, - тебе стало очень жалко это девочку и всем сердцем хотелось только одного – успокоить её. Когда-то у тебя это неплохо полу-чалось…
- Я не плачу… - чуть слышно ответила Оля и сделала шаг вперёд, давая по-нять своему спасителю, что готова идти дальше.
Ты снова встал. В какую-то секунду тебе хотелось просто, по-отцовски, взять и обнять этого ребёнка, но в какое-то время что-то остановило тебя. Тебе было больно… Так хотелось почувствовать себя снова отцом, тем отцом, которым ты был раньше, которым, увы, никогда больше не сможешь быть (во всяком случае ты всегда думал именно так)…
- Твой папа, видно, сильно изменился за последние годы, - тяжело вздохнул ты и хотел добавить что-то ещё, но замолчал.
- Да… У меня теперь другой папа…
- Другой? – удивлённо переспросил ты.
- Другой… - повторила девочка и опустила голову. Было видно, что ей тяже-ло о чём-то говорить, наступило время, когда чувства и эмоции взяли верх, и Оля заплакала.
- Ну, не плачь, пожалуйста, - как-то несмело и очень тихо проговорил ты, так что девочка, скорее всего, ничего не услышала. Теперь тебе так хотелось зарыдать вместе с ней… Может оттого, что ты разделял всю её боль, её страдания, а может – как бы тебя не хотелось помочь ей, ты совершенно не знал, как это сделать. Да, ты мог обнять этого ребёнка, обнять и приласкать, как сделал бы любой любящий отец. Но ты не был её отцом, и просто не мог позволить себе это. Оставались только слова, скромные слова утешения, типа того “всё будет хорошо”…   
- Я не плачу, совсем не плачу, - сказала Оля, вытирая глаза, - я больше не бу-ду… плакать…
- Да, не стоит, девочка, не стоит плакать, - говорил ты, собираясь сменить тему разговора.
- Не плачу… - очень тихо, по-видимому, сама себе, сказала девочка.
- У тебя, наверное, очень хорошая мама? Да?
- Да, я очень люблю свою мама, очень люблю… - было слышно, как голос ребёнка становится всё тише и тише. – Я так соскучилась по ней.
- Скоро, совсем скоро ты увидишь свою маму, - подбодрил ты.
- Я очень соскучилась по ней… - голос девочки звучал совсем тихо.
- Мы уже недалеко от дороги, - пристально глядя вперёд, сказал ты, - а там и первые дома, один из которых твой… - последние слова ты сказал особенно гром-ко, сам того не замечая.
“Другой папа, - эти слова не давали тебе покоя с того самого момента, когда ты их услышал, - Что это может значить?”, - ты хотел было произнести свои мысли вслух, но вовремя опомнился. Они причинили бы боль этому ребёнку. А этого ты совершенно не хотел. Девочке нужна была помощь. А своим любопытством ты бы ничего не добился…
- Пару шагов, и ты будешь дома! – появилось странное чувство того, что ска-зал ты это сам себе, что тебя уже никто не слушает. Сделав ещё несколько шагов вперёд, это чувство усилилось, и ты невольно обернулся…

Пока что только первая глава. Понравится, опубликую остальное