глава 17. Возвращение

Началась третья неделя января, а стало быть, и Нового года. Не надолго же дом Колдуна стал нашим пристанищем. Я с горечью сознавал, что, основательно покопавшись в моей памяти в случае неблагоприятного моего вторжения в институт, профессор выудит информацию об этом отрезанном райском уголке.
Далеко не ранним утром, начало которого мы пронежились в постели, я стоял на крыльце одетый только в легкий тренировочный костюм. Снег редкий, но крупными хлопьями, нехотя опускался вниз. Он заметно густел, когда резкий порыв ветра сдувал с деревьев давнишние снежинки.
Я молча прощался с лесом и домом. С Еленой я попрощаюсь немного позже и надеюсь, что не надолго. С наследством Артура я попрощаюсь навсегда.
Елена только что проснулась и сразу ушла в подвал. Принимала ли она душ или готовила завтрак - мне было все равно. Я был заворожен спокойствием природы. Интересно, каким же должен быть райский сад неведомого измерения, чтобы соперничать с этой красотой?
Я затянулся последний раз глубоко и горячо и щелчком отправил окурок подальше с глаз, чтобы он, протопив язву на белом одеяле, не портил всеобщей гармонии наблюдателю. "С куревом теперь придется завязать" — подумал я. Если мне удастся удрать от Штерна, то проблем с этим не будет, а вот если нет, то надо будет постараться...
Мне вдруг пришло в голову, что если все завершится благополучно, то нынешнее мое тело станет лишним. Странно сказать, но я не сумел бы поддерживать в нем жизнь длительное время. Я был не силен в медицине, равно как и в искусстве массажа. Существовало бы два выхода из этой ситуации. Первый — постоянная скачка туда сюда с периодом максимум сутки. Второй - ликвидация его. В первом случае вряд ли у меня возникло бы желание превращаться даже не надолго из спортсмена в инвалида. И еще — я настолько привык к нормальному сну в объятиях женщины, что не хотел вычеркивать ночи из своего распорядка. Мне пришлось бы бодрствовать вечно, а это меня не устраивало. Во втором случае — нашел бы я в себе силы убить себя? Убить, конечно, не то слово, которое отражает реальный факт, но во всяком случае близко к истине. Потом еще хоронить себя самого... Тьфу! Бред какой-то.
Проблема вырастала во весь рост. Но до нее еще было далеко. Однако теперь я знал, чем буду заниматься в случае удачного финала. Слишком хорошо - тоже плохо. Сколько же существует доказательств закона подлости? Меня передернуло. Скорее всего, это произошло от холода, чем от праздных размышлений, и я вернулся в дом.
-Надо собираться, - сказал я, спускаясь в подвал, где Елена уже ставила на стол сковороду с омлетом.
-Сядь, поешь, - сказала она.
-Обязательно.
Как водиться по утрам сразу после пробуждения есть не хочется вовсе. Желание появляется либо немного погодя, либо после сигареты, выкуренной натощак. Несмотря на то, что я успел уже отравиться никотиновым дымом, есть мне не хотелось. Тоже самое читалось на лице Елены. Чтобы убедить себя и ее, я сказал:
-Нам надо хорошо подкрепиться. Впереди ужасно трудный день.
-Ты не хочешь передумать? - спросила девушка.
-На счет чего?
-На счет возвращения.
-Ох уж эти женщины, — вздохнул я, - сколько бы аргументов им не высказал, все на свой лад
переиначат. Это необходимо, милая. Понимаешь?
Елена ничего не ответила, а молча сидела, рассматривая кофейную чашку.
-Надо собрать вещи, - заметил я.
-Ты так говоришь, как будто у нас целый склад.
Мне очень не понравилось ее настроение. Я не знал пока, на чей счет его записать, и тоже решил помолчать минуту-другую. Глупо было бы задавать ей вопросы, так как понять это состояние, можно было бы только находясь на ее месте. Возможно, Елена чувствовала себя брошенной, или пыталась осознать груз ответственности, который волею судьбы на нее взвалился. Но мне больше не на кого было положиться.
-Нам будут нужны фальшивые документы? — спросила девушка.
-Воспользуемся своими, - ответил я, — это будет гораздо безопаснее. Штерн сам замел наши следы, значит для ментов мы не находимся в розыске.
-Меня могут искать, - возразила Елена, — никому ничего не сказав, я покинула работу, дом мой сгорел, а мой труп никто не видел.
-Не думаю, что это серьезно, — пытался я ее успокоить, — то, что мы вместе, ведомо одному Штерну, от города мы далеко... Самое главное вести себя спокойно и уверенно, не шарахаться от каждого мента.
-А если они что-нибудь заподозрят? — Все еще сомневалась Елена. — Обыщут, найдут тебя...
-Ну что ж, — я пожал плечами, - прикинься до смерти напуганной. Скажи, что я твой любовник, и что утром после бурной ночи я не смог проснуться. Любой врач определит мое состояние, как летаргический сон, а тебе только посочувствуют. Рано или поздно я все равно вернусь, да и удрать из какой-нибудь клиники — плевое дело. Ну, что, успокоилась ты, наконец?
Я с улыбкой посмотрел на Елену. Приходилось вести тонкую игру, говорить с юмором, иногда с грубостью и то только для того, чтобы заставить собеседника успокоиться и поверить в "Happy end". И с каким же трудом приходилось удерживать на себе эту маску, и как хотелось в тон своей любви распустить прощальные нюни на тему: "Я тебя никогда не увижу, я тебя никогда не забуду..." Но тогда я мог бы больше не найти сил на то, чтобы покинуть ее, оставив на попечение свои бренные мощи.
Позавтракав, я залез в сейф и переложил деньги в кожаную сумку, которую успел купить в городе на прошлой неделе. Во вторую сумку Елена упаковала наше немногочисленное барахло. В основном все, что мы имели, было одето на нас, и еще немного мы позаимствовали у Артура. Пару шерстяных пледов, кое-какую посуду. В принципе можно было бы купить все это в городе на те же самые деньги, но я хотел сократить до минимума походы по магазинам, тем боле, что их и так предстояло совершить предостаточно.
Я под завязку заправил бензобак вездехода, кинул в кузов паяльную лампу, трос, домкрат и всякую мелочевку, которая могла понадобиться на первом переезде. Затем вернулся в дом, чтобы привести в порядок оружие.
Автоматы мы решили не брать, опять же, в целях осторожности. Следовало превратиться в обыкновенных мирных граждан, чтобы лишний раз не вызвать подозрений. За то оружие, которое официально числилось за нами, я не беспокоился. Еще в аэропорту я понял, что времена, когда на вооруженных людей смотрели, как на бандитов давно прошли и проблема изжила себя.
Я взял свою "Гюрзу" и Ленин револьвер, основательно разобрал их на журнальном столике, ничуть не заботясь о его полировке, и при помощи оружейного масла, которое нашел в сарае, стал счищать нагар со стволов и патронников. Затем я обильно смазал ударные механизмы, пощелкал для верности курком, подергал затворную раму на своем пистолете и остался весьма доволен. "Пускай оружия у нас будет минимум, — подумал я, - зато на него можно будет положиться".
К трем часам мы были полностью готовы. Было не самое лучшее время для выезда, так как магазины успеют закрыться к тому времени, когда мы достигнем города. Мы решили остановиться на ночь в какой-нибудь гостинице, а с утра уже вплотную заняться подготовкой.
Я подсадил Елену в высокую кабину, подал ей две сумки, и в последний раз посмотрел на дом. "Может быть его сжечь?" - мелькнуло у меня, но я сразу же отогнал эту мысль. Это было бы глупо. Дом никому не мешал, да и Артур не похвалил бы меня за подобное действо. Пожар наверняка привлек бы внимание пожарной авиации. Его засекли бы со спутников и передали бы координаты.
Я вздохнул и взобрался в кабину. Елена уже удобно расположилась справа, разложив по краям от себя сумки, как подлокотники, и смотрела, как я пытаюсь попасть ключом в замок зажигания.
-Пожелаем себе удачи? - спросила она.
-Пожелаем, — кивнул я и запустил двигатель.
Мы прибыли на платную стоянку возле шоссе через два часа. Охрана, с которой я уже успел перезнакомиться, не обратила внимания на наш поспешный отъезд, поэтому мы без проблем пересели в BMW, на котором в свое время Артур ездил за продуктами, и не спеша поехали по нежной слякоти в направлении к городу.
Город многим отличался от нашего, где я жил и работал последнее время, да и размерами был втрое меньше, хотя и не терял из-за этого своей значимости. В маленьких городских поселках люди более добры и отзывчивы. Они знают друг друга, помогают всем подряд, и напрочь лишены гордости за столичное происхождение. Плохо было только то, что в таких местечках фактически невозможно затеряться.
Мы без происшествий добрались туда, и в первой же гостинице нам удалось снять номер на сутки.
Двухэтажное здание с одним подъездом насчитывало сорок номеров, добрая половина которых пустовала. Нас это вполне устраивало, и даже Елене понравился тихий уют темных коридоров с мягкими коврами, глубокие тона небольших комнат, жемчужная белизна кафеля в туалетах.
Когда безмолвная ночь опустилась на город, мы уже лежали под одеялом, крепко обняв друг друга. Можно было подумать, что мы расстаемся на годы, или, что те дни, которые мы проведем в разлуке, могут основательно перевернуть нашу жизнь.
-Я всегда буду с тобой, — шептал я Елене, - даже сейчас, все равно буду рядом. Если сбережешь меня, то все будет в порядке. "Астрал" — такая штука, которой нельзя причинить вред средствами нашего мира. Для нашего мировоззрения он бессмертен. Я обязательно вернусь, слышишь? Со щитом или на щите. Несколько дней, Леночка, всего лишь несколько дней.
-Я люблю тебя, - шепнула она.
-И я тебя тоже люблю.
Я не мог спать этой ночью. Ворочаясь с боку на бок, я мешал спать и Елене. Она не задавала вопросов, и мы вообще больше не разговаривали. Мне почему-то казалось, что в эту ночь и случится несанкционированная переброска, стоит только мне прикрыть на минуту глаза.
Я попробовал разработать план своего прибытия. Первое, к чему я пришел, — это было решение проделать все следующей ночью. Скорее всего, ночью у меня было больше шансов на успех. Руководство института в такое время обычно пребывает в кругу семьи, а на месте присутствует только дежурная смена, а это значит, что мне придется встретиться с меньшим количеством противников.
Второе было то, что мне придется бежать и чем быстрее, тем лучше. Здесь могли возникнуть осложнения. Если тело лежит на сохранении в той же самой палате, где лежало всегда, то все пути бегства были мне знакомы. Если же Штерн распорядился перенести его в другое место, то сразу возникали проблемы. Мне потребовалось бы время на ориентирование, хотя каждая минута будет на вес золота.
Далее, я мог оказаться запертым в комнате. В этом случае мне пришлось бы либо вспоминать мантру, либо спешно накладывать на себя руки. Утешительным было только то, что профессор не сможет проследить за Еленой, и то, что пока он ее не найдет - убивать ему меня будет не выгодно.
Если я попадусь, то придется ждать удобного случая, и молиться за девушку, в чьих руках тогда сконцентрируются все наши судьбы.
Первой нашей покупкой утром следующего дня стал новый "Фольксваген" — микроавтобус, который мы без промедления зарегистрировали в ГАИ на имя Елены нам выдали транзитные номера. Ненужную теперь машину Артура пришлось оставить на стоянке и выгрузили из нее все вещи, вплоть до запасной канистры с бензином.
Следующими пунктами нашего интереса были аптеки. Мы купили в них спирту, два вида спортивных мазей, успокоительное и снотворное для Елены, метр гибкого пластикового шланга, какой применяют при переливании крови, средства перевязки ран, эластичные бинты и самые банальные лекарства на случай простуды или инфекции. Не обошлись мы и без средств гигиены, какими пользуются немощные больные, для отправки естественных надобностей.
Я научил девушку элементарным правилам ухода за телом, причем рассчитывал при этом на короткий срок, поэтому решил, что без питания дней пять я выдержать смогу. Без воды же такое время прожить казалось проблематичным, для этого мы и купили шланг для переливания крови.
Вставить его в гортань без привычки оказалось делом не шуточным. Поначалу Елена все время попадала мне в дыхательное горло, вызывая тем самым приступы рвотного кашля. Я терпел и пробовал не ругаться, утешая себя тем, что это было жизненно необходимо.
Опыт удался с седьмой попытки, и был проделан девушкой еще пять раз подряд к моему явному неудовольствию.
-А вдруг я потом ошибусь? — оправдывалась Елена, хотя я этого от нее и не требовал. — Не
нравится? Так не надо было вообще ничего начинать, а то сейчас заставлю тебя еще десять раз сходить на "судно".
-Это уже лишнее, — прохрипел я истыканным горлом, — представляю, в каком я буду виде, когда вернусь.
В машине мы устроили теплую удобную лежанку. Для этого пришлось открутить в салоне пару кресел и забаррикадировать ими заднюю дверь. На все окна кроме водительских мы повесили плотные шторы.
Когда по радио пробило двенадцать, мы уже стояли на перекрестке равнозначных дорог в центре засыпающего города. Мотор мы не глушили, чтобы не отключать печку, и кроме его легкого тарахтения, ничего не нарушало молчания.
-Ну, мне пора, — наконец сказал я, — ничего не забыла?
-Нет, - Елена мотнула головой, и скупая слеза, сорвавшись с ресницы, упала на шерстяной плед.
-Я должна убедиться, что ты покинул тело, - продолжала девушка, — твой пульс в этом случае будет существенно понижен.
-Может быть даже ты его совсем не найдешь, — вставил я.
-Не перебивай.
-Ладно.
-Далее я сажусь за руль, и еду от этого перекрестка в любую из четырех сторон, какая мне больше понравится...
-Стоп, — остановил ее я, — все правильно. Дальнейшая информация о твоих действиях только
повредит.
-Будь осторожен.
-И ты тоже...
Мы обнялись на несколько секунд. Затем Елена пересела подальше, а я улегся поудобнее и закрыл глаза. Я попытался отключиться от реальности, и начал мелкими шагами подниматься по ступенькам мантры, которая, слава Богу, еще пока никуда не делась из моей памяти.
Елена сидела тихо, и боялась даже вздохнуть, и через некоторое время я забыл о ее присутствии. И мотор уже был не мотор, а невнятно бормочущий черно-белый телевизор в комнате дедушки с бабушкой, за закрытой белой дверью, которую я приоткрыл, затем захлопнул и побежал.
...И скорость моя нарастала до бесконечности. До бесконечности возрастало и ускорение, но лишь с той разницей, что увеличивалось оно медленнее. Я не мог понять и не понимал, почему воспринимаю скорость, как перемещение, ведь летел я по совершенно неосвещенной трубе. А если это была вообще не труба, а некая, бесконечно темная и вытянутая во все стороны, пустота, то я об этом даже не подозревал. Так как ни движение, ни пространство не ощущалось ни визуально, ни осязательно, ни как-то еще. Сколько бы раз я не проделывал этот перелет от точки А в точку А* или обратно, движение обозначалось исключительно посредством понятий смены пунктов моего назначения. Процесс — ничто. Цель - все. И я летел в очередной раз, набирая несуществующую скорость, чтобы с размаху влепиться в свое второе "Я"...
Не прошло и секунды по привычному исчислению, когда я прибыл на место. В следующую секунду я рванулся, чтобы встать с кушетки. Мое усилие закачало ее, но не более того. Я почувствовал, что крепко накрепко примотан к кровати кожаными ремнями.
Открыв глаза, я ослеп на какое-то время от яркого света, который наполнял палату. И немного привыкнув к нему я увидел, что вокруг меня суетится доктор Бялкин.
-С прибытием, сынок, - сказал он, — попался, который кусался? Угораздило же тебя вернуться в ночь моего дежурства. Можешь расслабиться, мы ввели тебе "Склеростимол 16", так что можешь не пытаться вспоминать мантру.
Доктор говорил это таким тоном, что верилось в это сразу. Фактор внезапности не сработал, а, значит, я растратил все преимущества, и, стало быть, надежда на благоприятный исход так и осталась всего лишь надеждой. Я закрыл глаза и расслабился по совету доктора, и по совету того же доктора, даже и не пытался вспомнить мантру. В голове была только одна мысль. Она пульсировала в мозгу, накаченном неизвестным препаратом: "Леночка,  девочка, беги, сматывайся, а я попробую потянуть время, как смогу".
Доктор перестал уже суетиться у своих бесчисленных приборов, вызвал по внутренней связи охрану и уселся возле меня на табуретку.
-Вызывали, господин Бялкин? — здоровенный охранник появился в дверях.
-Позвоните Штерну, — ответил доктор не оборачиваясь, - пусть немедленно приезжает. Передайте ему, что клиент прибыл.
Охранник испарился так же быстро, как и материализовался, а доктор обратился ко мне:
-Сейчас приедет шеф, и мы с тобой поговорим по душам.
-Мне не о чем с вами разговаривать, — ответил я.
-Тебе может и не о чем, а нам есть. Много вопросов, Александр, слишком много. Тебе, наверное, тоже будет интересно узнать о ходе эксперимента. Мы наняли новых людей. Добровольцев. Поэтому ты нам больше не нужен так сильно, как был раньше. Ты же ходячий источник информации вместе со своей шлюхой. Не знаю, что с вами сделает профессор. Большие люди склоняют его расправиться с вами, это уж точно.
Доктор говорил еще много, но я его не слушал. Меня терзала лишь одна забота - это действия Елены и мои собственные. По идее, не стоило и надеятся, что меня не будут встречать. Это было смешно, если принять во внимание натуру Штерна, его ум и хватку. Безусловно, он догадывался, что я не сумею бросить здесь заложника, тем более это могло причинить мне кучу неудобств. Он знал, что я горяч и самонадеян, поэтому возможно, он не видит трудностей в добыче у меня нужной информации. Если это так, то он не станет торопиться, и отложит всю процедуру до утра, что было бы мне на руку. Но надежды мои рассыпались, когда через час Штерн появился собственной персоной и сразу же приступил к делу.
-Ну, здравствуй, беглец, — сказал он спокойно.
По лицу профессора было видно, что только срочное дело и изрядная порция кофе были способны поднять его с постели. Он выглядел обрюзгшим и усталым, и не слишком торопился усадить меня за детектор.
-Значит войну объявил, да? - продолжал он, - бабская юбка стала тебе дороже? Жаль, я разочаровался в тебе, сынок. Придется тебя ликвидировать.
-Каким же, интересно, образом? — поинтересовался я.
-Элементарно, — Штерн мотнул головой, как будто пытался стряхнуть с глаз остатки сна. — Мы введем тебе "сыворотку правды", ты перестанешь соображать, и сам нам все расскажешь. Неравную войну ты затеял, и это возвращение — тоже твоя ошибка. И Артур, черт бы его драл. Я чего-то сомневаюсь, что он подставился не имея второго тела. Как считаешь?
-Ничего я вам не скажу, — в запальчивости крикнул я.
-Скажешь, сынок. Мне бы нанять палача, чтобы он переломал тебе все кости, и насовал иголок под ногти, но время не терпит,  да и образование не позволяет, поэтому воспользуемся более цивилизованными методами добычи информации. Готовьте пентотал, доктор, и мы поговорим с этим джентльменом с глазу на глаз.
-Ты сволочь, — сказал я.
-Ну, ну. Когда это мы перешли на "ты"? Ты себя-то в зеркале видел? Прямо — ангел во плоти. Ты думаешь, что я плохой, а ты хороший? Так? Ты думаешь, что борешься со злом в моем лице и будешь теперь испытывать незаслуженную кару? Так? Мы сделали великое открытие, сынок, которое даст власть над миром тому, кто стоит у его истоков. Скоро мы обнародуем наши результаты, и тогда к нам потянуться люди. Больным мы будем менять их бренную оболочку, уродам мы будем менять внешность. Ты представляешь себе, каким будет человечество лет через сто? Красивые и сильные люди. Болезни исчезнут, а человек будет жить вечно. Он победит смерть — даже насильственную. Ты это понимаешь, или нет? И
неужели ты думаешь, что в таких грандиозных масштабах будет иметь значение твоя маленькая судьбишка, а? Борец за справедливость. Кто тебя вспомнит потом? А если и вспомнят, то как преступника планетарной величины.
Пройдет еще десять лет или двадцать. Мы подробно исследуем все аспекты, чтобы дать людям хоть какие-то гарантии. Им рано еще знать о том, что здесь творится. Мы сидим на пороховой бочке, а ты - та самая горящая спичка, которая норовит отправить нас полетать. И если ты думаешь, что я не потушу ее за былые заслуги, то сильно ошибаешься. Ты уже мертвец, Саша, все остальное — это вопрос времени.
-Послушайте, профессор, — сказал я, - все, что вы говорите — супер гениально и гуманно. Но у любой медали две стороны. Пускай лицевая ее сторона сверкает золотом, но на обратной стороне будет кровь, много крови, море крови. Вы утопите в крови население. Начнется война. Первой взбунтуется церковь, так как бы лишите ее Бога — золотого дна, которого они не стесняются продавать. Миллионы верующих, как правило старики, придут за вашей жизнью, и вам придется уничтожить их. Миллионы немощных больных,  у которых не хватит денег на дубликат, будут сгорать от зависти и начнут уничтожать
богатую прослойку общества. Мир погрязнет в распутстве и дешевых увеселениях. Подумайте, вы лишаете мир тормоза, коим является смерть. Человек ничего не будет бояться, он будет убивать ради развлечения, и ради разнообразия пару раз умрет сам. Когда люди поймут, что могут жить вечно, они перестанут рожать детей, чтобы не уступать им свое место в жизни. Это хаос и кровь, Штерн. Остановитесь, что вы делаете?!
-Нет, сынок, - покачал головой босс, — процесс уже не обратим. Слишком большие деньги поставлены на карту. Уже ничего не изменить, и ты дурак, если этого не понимаешь. Да и кто тебе сказал, что я хочу этого? У меня есть желание помолодеть и избавиться от язвы, и если какому-то сопляку захотелось опять стать нормальным, то это еще не повод прислушиваться к его бредням. Ты неубедителен. Что-то заболтались мы. Доктор, давайте шприц. И приготовьте еще несколько, это штука действует не долго, а разговор будет длинным.
Я ждал начала допроса. Бялкин поднес поднос из нержавейки, на котором лежало с десяток одноразовых шприцов, и ваткой, промоченной в спирте, обильно смазал внутренний сгиб моего локтя.
Я почувствовал укол. Я уже немного успел от них отвыкнуть, поэтому введение препарата прошло достаточно болезненно. Потом я физически почувствовал, как кровь быстро разносит по организму эту гадость. Сначала одеревенела рука, в которую была сделана инъекция. Затем, начиная от плеча, шея и тело, другая рука и ноги. Вскоре мне показалось, что язык мой весит десять тонн, и последней мыслью, которая пришла перед отключкой, была:" — а как я буду говорить таким огромным языком?"
Я не знаю, сколько прошло времени прежде, чем туман постепенно начал покидать мою чугунную голову. Я по прежнему нагишом, обездвиженный кожаными ремнями, лежал на кушетке.
Бялкина в пределах сектора моего виденья не было, зато Штерн шагал из угла в угол, и я заметил, что он мнет в руках сигарету. Раньше я не замечал, чтобы он курил, видимо проблемы, целый букет, которых я ему преподнес, не дают старику покоя ни днем ни ночью. Я мысленно усмехнулся.
-Ага, очухался? — спросил профессор и пристально посмотрел на меня. - А ты не дурак. Не такой дурак, как я думал. Ну ладно, все равно мы узнали массу интересного. Если тебе интересно узнать, то я уже отправил группу в дом Артура, о котором ты нам любезно поведал. Кстати жаль, что ты не знаешь, как он выглядит. Артур умница. Таких людей лучше иметь в союзниках. Жаль, что у нас нет электрографии его мозга. А то может быть эта тварь уже проникла в институт.
Вдруг в дверь вбежал запыхавшийся начальник безопасности института. Я был знаком с ним постольку поскольку, но сейчас не узнал. Лицо его было гримасой, на которой читалось и волнение, и подобострастие, и самый настоящий ужас, который Штерн всегда внушал всем своим подчиненным, наиболее приближенным к нему по служебной лестнице.
-А, Иван? - Обратился к нему профессор. — Слушайте внимательно. Вот вам визитная карточка, позвоните по этому телефону. Это лучший частный детектив, с которым мне приходилось работать. В помете трески он способен отыскать такую икринку, из которой в последствии вылупится голубоглазый малек. Сообщите ему следующее. В Аренске на перекрестке улиц Центральной и Теннисной два с половиной часа назад находился белый "Фольксваген" - микроавтобус. Пусть летит туда. Машина куплена вчера и зарегистрирована на имя Елены С. Пусть уточнит в местном управлении ГАИ ее номер. Он должен будет разыскать эту машину и сообщить мне. Предложите ему столько денег, сколько попросит, а если найдет завтра, то гонорар будет удвоен. И строго настрого накажите своим людям, чтобы во все глаза смотрели вот за этим.
Штерн посмотрел на меня, как будто что-то припоминая, и затем добавил, уже обращаясь ко мне.
-И как ты не запомнил номер машины?
Меня прошиб холодный пот. Я понял, что машину, у которой известна марка, и номер отыскать проще, чем выключатель в знакомой комнате. Боже мой, какой же я был дурак! Если бы у меня были свободны руки, я бы вырвал все волосы из своей непутевой башки. Слеза отчаяния покатилась по виску и защекотала, пробираясь к уху, и даже вытереть ее я был не способен. Мне ничего не оставалось делать, как пожелать Елене безболезненной смерти, и похоронить ее в своей памяти.
Внезапно пришла апатия. Ко всему и всем, и в том числе к своей собственной судьбе. Я не ощущал себя человеком. Мне казалось, что я кусок мяса, зловонного и беззащитного. А Штерн между тем закончил давать распоряжения и обратился ко мне после того, как начальник охраны, уяснив задачу, пулей вылетел из палаты в припадке исполнительности.
-Вот так вот, Саша, тебе конец.
Что мне было ему ответить? Я смотрел в потолок невидящими глазами и боялся пошевелиться. Штерн был весьма доволен и не пытался этого скрывать.
-Я хочу в туалет, — сказал я первое, что пришло мне в голову, и вдруг понял, что не вру.
Штерн посмотрел на меня недоверчиво, как будто только что прибыв в новое тело, человек не может захотеть облегчиться. Кормят же его все время, черт возьми. После минутного раздумья он вызвал охранника.
-Принесите сюда наручники и ножные кандалы, - распорядился он, и когда тот вернулся через
несколько минут, велел сковать мне ноги и руки за спиной.
Я потихоньку приподнялся, гремя железом, и почувствовал, что весь затек. Мышцы спины и задницы неприятно покалывало, а голова трещала и весила больше, чем все остальное.
-Я так и пойду голым? — поинтересовался я.
-Застеснялся что ли? — Усмехнулся Штерн. — Зато без штанов нет необходимости их снимать, что весьма проблематично, если учесть, что руки за спиной. Если их связать тебе спереди, то чертовски неудобно будет вытирать задницу.
Охранник заржал как возбужденный жребец после Штерновской остроты, но тот поспешил его одернуть.
-Отставить смех, сержант, — прикрикнул он, — этот человек — мастер Таэквондо, и вчетверо умнее вас. Не теряйте бдительности. Потеря контроля стоит вам жизни. Он убьет вас одной левой и перднуть не успеете. Но самое главное то, что вам запрещено его убивать. Что бы ни случилось. Вам понятно? Умрите сами если лопухнетесь, но чтобы ни один волос не упал с головы пленника.
Охранник сконфуженно хлопал глазами и беспрестанно кивал, как будто проглотил маятниковый метроном, который застрял у него в горле. Он был вооружен прямо до зубов, гнилых и нечищеных. На левом плече висел короткоствольный автомат, а на поясе под ним - подсумок с пятью магазинами. На ремне справа болталась резиновая палка внушительных размеров. Сержант был пониже меня ростом, но пошире в плечах. Оценив ситуацию, я решил, что вероятность побега фактически равна нулю, и остальные мысли направил только на переполненный кишечник.
Нагишом по коридору я дошел до туалета, толкнул дверь лбом и вошел в выложенное кафелем помещение. Два умывальника, два писсуара, и три кабинки. Все казалось таким знакомым.
Ситуация была не утешительной. Если меня везде будут водить в кандалах и наручниках, то я никуда не смогу бежать, если говорить не об "астральном", а о физическом факте бегства. Но я не мог гостить у Штерна вечно. Второе мое тело нуждалось в пище и воде, а Елена многого не умела. Вспомнив про Елену, я подумал, что ее уже выследили, и бежать от Штерна к Штерну бессмысленно. Хотя внезапность может сыграть свою роль, если, конечно, профессор не отдал приказ убить меня по нахождению.
Я присел голым задом на холодную керамику унитаза, и стиснул руками для усидчивости сливную трубу за спиной. Охранник криво усмехнулся желтыми щербатыми зубами.
-Чего смешного, - пробурчал я, - отвернулся бы.
-Заткнись, и делай свое дело.
-Эй, придурок, выбирай выражения, — спокойно сказал я, — я старше тебя по званию, так что бойся меня даже голого. Кстати, я гомосексуалист, а ты мне нравишься. Смотри, как ты меня возбуждаешь.
Тупой страж мой оторопел от такой наглости, и отошел к окну, лишив меня тем самым удовольствия созерцать его удивленную рожу.
И тут я увидел ее...
Странная привычка есть у людей. Мочой ли на снегу, или краской на Эвересте люди пытаются увековечить свое имя. Привычка писать на стенах туалетов вероятно сохраниться во все времена. Даже в далеком будущем, когда унитазы будут с атомными утилизаторами, а стены кабинок будут сделаны из идеально гладкого пластика, на поверхность которого не будет ложиться ни графит, ни чернила, самовлюбленный человечище нацарапает гвоздем свое имя или фразу, по его мнению, сверх гениальную, чтобы ее читали такие знаменитые засранцы, как я.
Я увидел ее среди разноцветного хаоса другой никчемной информации. Она изгибалась волной наискосок, стремясь затеряться, и почерк ее был до боли мне знаком. И как я заметил ее? Даже в том состоянии, в котором перебывал, я не утратил бдительности и подсознательно искал глазами лазейки, зацепочки, щелочки, чтобы уползти, раствориться, покинуть это место. Поэтому она не могла от меня укрыться. Коротенькая фразочка без подписи, но по ценности несущей на себе информации для меня она была дороже большой энциклопедии. Четыре слова, союз и предлог  "ключ от наручников в сливном бачке".
Я пытался вспомнить почерк. В институте у меня были друзья. Теперь я это знал. Я подумал о Сэме, силясь припомнить его роспись. Единственно, что приходило мне на память, это почерк его рук, а иногда и ног, который я раньше читал в зеркале на своей избитой морде после тренировок, но вот чтобы капитан держал ручку или карандаш, я припомнить не мог.
Это был не он. Тогда кто? Долбанный "Склеростимол", совсем память отшибло.
Увидев меня, выходящего из кабинки, охранник подошел. На моем лице блуждала счастливая улыбка, и я очень хотел, чтобы тупорылый сержант принял ее за последствия облегчения организма. Но, похоже, охранник вообще не любил утруждать себя какими-либо мыслями, и мы молча вышли в коридор.
Сладостная нега надежды расползлась по моему телу до кончиков пальцев обеих пар конечностей. Умом я понимал, что мне нужно торопиться, что нужно спасать Елену, но физически сделать этого не мог. Нашпигованный всевозможными транквилизаторами, я с тошнотой воспринимал мысли о резких движениях и умозаключений. Я с удовольствием бы посмаковал внезапно поданную надежду, и спокойно вошел в палату.
Штерн сидел лицом к двери, но глаза его смотрели в пол. В опустошенный кишечник заполз холодный ужас от того, что он не был удовлетворен полученной от меня информацией, и мог опять вколоть мне свой пентотал. Тогда мне пришлось бы рассказать ему об обнадеживающей записке на стене.
Но Штерн ничего не предпринял, и даже не пошевелился, и не предложил мне опять сесть на свое место. Он выглядел усталым и разбитым, и прежде, чем заговорил, прошло несколько минут.
-Знаешь, Саша, в некоторых видах единоборств востока обучают самоубийству?
-Харакири?
-Не только. Тайцы, например, глотают язык. Этот способ удобен тем, что не требует подручных средств.
-Значит, вы собираетесь отрезать мне язык? - спокойно спросил я.
-Нет, ну что ты. Как мы с тобой тогда будем общаться? Мне просто интересно, как можно этому научиться? Отличники такой учебы уже мертвецы после первой попытки.
-Их откачивают, господин профессор, — ответил я, — учителя откачивают. Вытаскивают им язык обратно, и заставляют повторить процедуру. Это называется безграничное доверие, какого между нами, например, не будет, да и не было никогда.
-Да-да, — Штерн закивал головой. — Вызовите ко мне доктора Бялкина, — обратился он к охраннику, и, когда тот выполнил приказ, продолжал.
- Уже утро на дворе. Мне надо поспать, да и этому тоже. Введите ему что-нибудь, только не слишком много. Пусть поживет пока.
Профессор вышел вместе с охранником, а доктор схватился за свои часы.
-Что-нибудь не так? — Спросил я.
Но доктор мне не ответил. Он занялся приготовлением какого-то очередного зелья, предназначенного мне для крепкого сна, а я, скованный железом по рукам и ногам и наркотиками по нервным клеткам, спокойно наблюдал за его действиями.
Бялкин подошел ко мне со шприцем и остановился в замешательстве, увидев, что я до сих пор в наручниках и кандалах. Доктор вернулся к письменному столу и вызвал по телефону охранника.
На вызов пришел тот же самый мордоворот, и они вдвоем уложили меня на кушетку, предварительно освободив от пут и пристегнув в горизонтальном положении ремнями. Привычным движением доктор Бялкин сделал мне укол, после которого я медленно начал проваливаться в белый туман, постепенно переходящий в глубокий мрак небытия.
Последнее, о чем я подумал — была надежда на то, что доктор переборщил с дозой, и что очнусь я, когда остановлюсь в своем провале, рядом с Еленой, в каком бы измерении она в тот момент не находилась. Но это была слабая надежда, хотя по достоинству оценить ее ничтожность я уже не мог.
Как из трубы я услышал последние слова доктора.
-Ты еще вернешься, и вернешься сюда.
В том же положении, затекший и разбитый я очнулся часов через двенадцать. Чисто интуитивно пришла мысль что уже вечер, хотя может быть и не очень поздний.
-С добрым утром, — приветствовал меня Штерн, и спросил, — есть хочешь?
Я подал утвердительный возглас, и решил осмотреться насколько позволяла моя поза. Профессор, казалось, сознательно не пересекал мое скудное поле зрения, но я слышал, как он заказывает ужин по телефону. Недобрые нотки звучали в этом голосе. Гнев и доля отчаяния, но вместе с тем и какая-то непонятная гордость.
-Мы нашли машину, сынок, — сказал профессор, когда положил трубку, и его слова заставили меня похолодеть.
-Нет смысла лгать, - продолжал он. - Поскольку ты говоришь правду, пускай даже нам приходится для этого прибегать к наркотикам, то я от тебя тоже не буду ничего скрывать, тем более это никакого значения не имеет. Это было не трудным делом, и мои люди быстро с этим справились.
-Она умерла быстро? — спросил я.
-Кто?
-Елена.
-Не знаю.
Я пока еще не видел профессора, но мне показалось, что он пожал плечами.
-С чего ты взял, что она умерла? Я же не сказал, что мы нашли ее. Я сказал, что мы нашли машину, пустую, в пятидесяти километрах от места твоего переселения.
Странное чувство охватило меня. Радость, подавляемая мной самим, чтобы не проявить ее внешне, и безграничная любовь к этой женщине. Любовь, которую не нужно утаивать, так как она не стремится наружу, а скорее наоборот заполняет все внутри, и не хочется ее выпускать и делиться с кем-то, а проявить порочную жадность и всю ее оставить себе. Даже если она переполняет тебя — знаешь, что лучше насмерть ею захлебнуться, чем кому-то уступить хоть малую ее часть.
-А твоя баба молодец, - продолжал профессор, не обращая внимания на бушевавший во мне
пожар, — я ее недооценил. Да и тебя тоже. Мы квиты, сынок, ты ведь тоже, попав сюда добровольно, рассчитывал на мое головотяпство. Теперь я буду более серьезен.
-Я тоже, - пообещал я.
-Это тебе ни к чему. Мы все равно ее найдем. Может не так скоро, как хотелось бы, но найдем.
Принесли ужин на большом пластиковом подносе. Охранник отстегнул мне руки и торс, поставив поднос на бедра, и устроился в углу, не спуская с меня глаз. Охранник был уже другой, похудее, пониже, но выглядел более серьезно, и даже чем-то мне понравился.
Я набросился на еду. Трудно сказать когда тело кормили последний раз (это надо было спросить у Штерна), но после моего прибытия это случилось впервые. Я ел ни на кого не обращая внимания, но одно наблюдение все-таки мне сделать удалось. Это была уже не та диетическая пища, которой обычно я питался в институте, а полноценная трапеза гурмана, с перцем, солью и другими специями и пряностями. Наверное, Штерн больше не был заинтересован во мне, как в подопытном, и это слегка обозлило меня.
-Через час возобновим допрос, - сказал профессор вошедшему Бялкину, - может быть удастся из него выудить еще что-нибудь?
-Нельзя, - доктор отрицательно замотал головой, - после плотного ужина нельзя прибегать к
сыворотке, она дает побочные эффекты при контакте с гормонами, которые выделяются при приеме пищи.
Надо часа три.
-Хорошо, — согласился Штерн, и они оба вышли, о чем-то в полголоса переговариваясь.
Значит, у меня оставалось три часа. Я осознавал, что "откровенная беседа" с профессором кончится плачевно для меня и для моего таинственного помощника. Узнав правду, Штерн предпримет все меры предосторожности и перероет весь институт. Этого нельзя было допустить. Просто так нельзя было проситься в туалет, так как приборы, будь они не ладны, подскажут Бялкину, что я симулирую. Оставалось надеяться, что мне действительно приспичит.
Как ни странно, меня приспичило сравнительно быстро, примерно где-то через час. На мои настойчивые взывания пришел доктор Бялкин, вызванный охранником, но ответственность за решение брать на себя не хотел. Пришлось вызывать и Штерна тоже. Он пришел недовольный из-за того, что его оторвали от важных дел по каким-то пустякам. Важным делом, как он сам нам поведал, был новый вопросник для моего "откровения", который Штерн как раз разрабатывал.
-В туалет, говоришь?
Я кивнул головой.
-А без меня этот вопрос не решить?
-Видите ли, профессор, — сказал я, — я хотел бы, чтобы мне руки заковали спереди, а не за спиной. Не удобно же. Да и сколько можно надо мной издеваться? Я замочу вам сейчас все простыни.
Профессор поморщился, и разрешил охраннику сделать мне поблажку с тем условием, что он не спустит с меня глаз. Охраннику было все равно удобно мне или нет, но по поводу своей бдительности он заверил профессора, что не подведет.
-Ладно, — согласился босс, - а вы, доктор, не покидайте палату надолго. Как только по вашему мнению пациент будет способен принять дозу, сразу дайте мне знать.
С этим последним указанием Штерн покинул палату, а доктор уселся за письменный стол, и казалось, что он совсем забыл о нас.
-Ну, пошли? — Спросил охранник.
-Пошли, — ответил я и встал, громыхая цепями.
-Средневековье какое-то, — вслух размышлял я, — цепи, кандалы. Казнить меня тоже будут колесованием? Или сдерут кожу живьем?
Охранник не отвечал, за что я был ему благодарен, и мирно шел не отставая, за что я был благодарен не очень. Странная была процессия. Голый в цепях и вооруженный до зубов.
В туалете все выглядело по-старому. Где-то шумела вода, утробным эхом разносясь по холодным трубам, вспотевшим от натопленности помещений. Бачок в кабине находился на уровне моей головы. Может быть чуть-чуть повыше. Значит, придется тянуться туда двумя руками из неудобного положения. Это займет время, тем более ключ еще надо найти. Придумать вескую причину, чтобы залезть в бак было необходимо. Вся быстрота реакции, когда мне пришлось бы выполнить задачу такой сложности, не сыграла бы роли, так как охраннику всего то и надо было сделать, как нажать на курок. Но я все-таки надеялся выкрутиться. Это был единственный и последний шанс.
Я подошел вплотную к унитазу и начал делать дело. Мой страж стоял строго за спиной и бдительности очевидно не терял. Я внимательно осмотрел бак. По всей видимости он держался на трубе крепко, но в качестве опоры для моей массы явно не подходил. Думать надо было быстрее, ибо запас мочевого пузыря истекал. Когда процесс прекратился совсем, я уже кое-что придумал.
За сливной шнурок я дернул достаточно сильно и добился своего. Когда вода с шумом низверглась вниз, и уровень ее в баке понизился, запирающий клапан-поплавок не встал на свое место, и вода из набирающего крана стала течь сквозняком в трубу и унитаз.
-Силы что ли много? — недовольно спросил охранник.
-Да уж, хватает, — согласился я и потянулся к бачку.
Я аккуратно снял тяжелую керамическую крышку, положил на кафельный пол и двумя руками взялся за край бачка.
-Не достану, может сам сделаешь?
Мое предложение, наверное, показалось надсмотрщику подозрительным, на что я и рассчитывал.
-Сам сломал — сам и делай, — пробурчал он.
Я попробовал встать на унитаз. Длины цепи кандалов не хватало, чтобы поставить одну ногу на его край, поэтому пришлось бы подпрыгнуть сразу обоими ногами. С ужасным звоном железа о керамику, я так и сделал, чуть не соскользнув при этом внутрь вонючего сосуда.
Я залез руками в бак, осязая по стенкам его мохнатые наросты ржавчины, и быстро зашарил по дну. Беглый обыск ничего не дал. Сначала мне показалось, что ключ могло смыть в трубу после моего неосторожного рывка, но тогда был бы явно слышен звон. Более медленно и спокойно я начал повторный ощупь
полости бачка.
-Чего копаешься? — спросил охранник.
-Заело чего-то. Неудобно в наручниках.
-Слезай,  давай!
И тут я его нашел. Он висел, цепляясь колечком за крючок, которым заканчивался штырь сливной заглушки. Стараясь успокоиться еще больше, я аккуратненько его снял. Левой рукой отомкнул правый наручник, все еще не высовывая рук из бака, который надежно скрывал мои действия.
-Хватит, я сказал, — мой страж начал злиться.
-Совсем не получается, — захныкал я и начал разворачиваться.
Теперь уже противник был в зоне моей досягаемости. Я выдернул руки из-за укрытия, и обрушил правой страшный удар. Мой кулак пришелся охраннику сверху вниз в переносицу. Вложив в него опрокидываемую массу тела, я услышал и почувствовал, как сломались хрящи, а в следующее мгновение мы со страшным звоном упали на пол. По белому кафелю разлетелись ключи, какие-то монеты, жетон службы безопасности и много другой мелкой, но не металлической дряни.
Когда какофония падения закончилась, опять стало тихо, если не считать звука воды в унитазе, который так и остался неисправным. Не теряя времени, я отстегнул наручники совсем и осторожно положил их на пол. Потом, подумав, одел их на руки охраннику. Не так-то легко оказалось из связки ключей найти тот, который отмыкал кандалы, но повозившись, я нашел и его.
Осторожно сняв с поверженного врага автомат, я залез в подсумок. Там было еще два запасных «магазина», но внимание мое больше привлекли патроны в них. Это были не боевые пули и не газовые, очевидно какая-то новейшая разработка - из тонкого пластика с продольными насечками на острие. Скорее всего, попадая в подкожный слой, они раскрывались розочкой, и какое-нибудь лекарство извергалось из них в организм. Это либо какой-нибудь паралитик, или сильнодействующее снотворное.
Я прихватил с собой подсумок,  двинулся к двери и остановился, проходя мимо зеркала. Черт возьми! Я же совсем голый. А на улице все-таки зима. Надо значит позаимствовать одежду у охранника.
Я вернулся к распростертому телу. Человек был жив и даже ранен не очень сильно. Из того, что осталось от его носа на пол стекала густая кровь, перемешанная с какой-то непонятной слизью, но он дышал достаточно ровно.
Процедура раздевания осложнилась наручниками, мной же и одетыми. И куда подевались эти чертовы ключи? Ладно, придется начинать со штанов и ботинок.
А время неумолимо бежало вперед, и сквозь шесть стенных перекрытий я как будто видел, как доктор Бялкин, оторвавшись от своих бумаг, с недоумением смотрит на часы.
Штаны были немного маловаты, зато ботинки пришлись впору. Я натянул их на босу ногу и задумался. Снять куртку не снимая наручников не представлялось возможным, а эти проклятые маленькие ключики так и не хотели попадаться на глаза. А время уже истекло истекло, и со злостью сплюнув на пол и повесив на плечо подсумок, я взял на изготовку автомат и выглянул в коридор.
Тишина...
В какой-то момент в комнате зазвенел внутренний телефон. Потом за моей спиной заговорила
рация, которая была у охранника. Он по-прежнему был недвижим. Начальник безопасности вызывал его всё настойчивее.
Я прикрыл дверь туалета и вдоль стены начал двигаться к лестнице. Коридор еще пока был пуст. Тяжелые армейские ботинки громко застучали по ступеням, и тут по коридору разнесся звук сирены. В институте объявили тревогу. Я замер прислушиваясь.
Пять или шесть пар таких же ботинок загрохотали внизу тремя этажами ниже в фойе здания. Путь был отрезан, и я побежал наверх. Четвертый этаж... Пятый... Из глубины какого-то коридора донесся рассыпающийся в проклятиях голос Штерна. Я не стал разбирать того, что он говорил, а забежал на шестой, — последний этаж. Потом еще полпролета и лестница кончалась, оставляя мне лишь люк на чердак.
Где-то внизу захлопали дверями коридоры, отдаваясь гулким эхом по пустому зданию, а я стоял и ждал нападения. На что надеяться теперь? Чего ждать? Пока вызовут вертолет и нападут уже с крыши? Застрелиться и то было не чем. Можно, конечно, выстрелить в рот, но эта мысль показалась уж очень омерзительной.
Я попробовал приподнять квадратный железный люк, ведущий на крышу. Он поддался довольно легко и вскоре отлетел совсем. Сверху обрушился поток холодного ночного зимнего воздуха, от которого по моему обнаженному телу побежали мурашки.
Я подумал, что на крышу могут быть и другие ходы, поэтому решил поторопиться, и, выскочив наверх, сразу задвинул люк обратно и осмотрелся. Они были уже здесь, человек десять, и приближались с западного крыла.
Стрелять? Ведь все равно никого не убью. Зато через четверть часа здесь соберутся все менты города. Штерну придется отвечать на вопросы. А мне-то что? Я вскинул автомат, но тут же опустил его. Мое фото завтра же будет на первых полосах, а в том теле, в которое мне придется бежать, я на себя все-таки похож. Хотелось бы, конечно, утопить Штерна со всей его конторой, но своя безопасность казалась мне дороже.
Когда они подошли уже на тридцать шагов, я балансировал играя с холодным ветром, на краю крыши, и окриком велел всем ближе не подходить.
Из плотного полукольца выступил Штерн.
-Я знаю, что ты сделаешь это, Саша, но сначала послушай. Боже мой, как же ты меня утомил...
-Ты случайно не хочешь постелить внизу что-нибудь мягкое? — перебил я его.
-Неужели ты действительно не боишься смерти?
-Боюсь, Штерн. Но, во-первых, тебя я боюсь больше, и, во-вторых, я ужасно замерз.
-В аду тебя согреют, - буркнул он.
-Меня согреет моя жена, — парировал я.
-Вы оба мертвецы, — печально заявил босс.
-Сколько же раз ты мне это уже говорил? - спросил я не без ехидства.
Боялся ли я? Черт возьми. Подо мной было шесть этажей пустоты и гладкий асфальт венчал ее снизу. А темень была такой, что я не различал ничего там, или это просто прожектор вдруг ослепил меня?
-Опыт Артура обнадеживает тебя, — продолжал Штерн, — но откуда ты знаешь, что тебя не надули? Ты видел его живым?
- Нет, но я так же не видел людей, которые бы приняли смерть с такой же легкостью, как это сделал он.
Он жив, Штерн, и он, а точнее мы с ним еще надаем тебе по заднице.
-Соблюдайте субординацию, старший лейтенант.
-Не дождетесь генерал-майор.
-Делай, как знаешь, я и не надеялся, что мы договоримся.
-Ты еще ничего мне не предлагал, — сказал я, — да можешь и не напрягать свои голосовые связки — ветер холодный, горло простудишь. Я уже давно тебе не верю.
-Вперед, ребята, — скомандовал Штерн, — он трус, и мы возьмем его.
-Увидимся в аду, — крикнул я на прощанье и спрыгнул вниз.
Чем меньше думаешь над совершением поступка, тем легче его совершить. Уже в полете я понял, что карга с косой все-таки добралась до меня. Многое ли я терял? Если бы не сделал этого, то потерял бы все. Погибнув - мог заработать хоть какие-то шансы.
Мой полет продлился полторы секунды. Еще удивленные морды охранников, искаженные светом прожекторов, не успели появиться на кромке крыши, а я уже ударился об асфальт с гулким утробным "Хляп!". Мой мозг расплющился в одно мгновенье, а четыре сломанных ребра вонзились в сердце, как булавка в игольницу. "Я", как мячик отскочил вверх и исчез в пустоте.
Там было холодно. Ужасно. Еще холоднее, чем на высокой крыше под северным ветром. «Я» медленно плыл, не ускоряясь и не останавливаясь. Мне не хотелось оглядываться, да и не увидел бы я там ни черта. Куда я попал? Где? Господи, этот свет... Нет, это не свет. Кроме меня здесь никого не было. Как же Артур выбрался отсюда? Может попробовать представить рай?
Теплая кровать, мягкая, в меру скрипучая и уютная. Легкий свет торшера, Елена раздевается. Я стараюсь не смотреть в ее сторону, а вижу только огромную тень на занавеске. Я знаю, чем мы займемся сейчас, и в предвкушении этого завидую сам себе. Еще! Еще какую-нибудь деталь. Может черно-белый телевизор? Или дверь? ЛИЦО? Черт возьми, конечно, ЛИЦО!!!
Я физически почувствовал, что стало теплее. Миллиарды маленьких биологических коридоров мозга живого и здорового заполнялись ответвлениями энергетического поля, несущего информацию об одном из величайших баламутов во Вселенной. Осязательные инстинкты в пальцы, пинательный — в ноги, и ни одной косточки в язык.
Здравствуй, это я...