Гульназ

Предисловие. Да, я и сам знаю, что розово, наивно, и местами нестыковки. Но мне было 19 лет. и это мой первый опыт.

Если не реализовывать идеи и не оставаться романтиком, то жизнь кончена.    (И. С.)

Это был удивительный мир, и он был его частью, как будто они существовали вместе вечность и были неотделимы друг от друга. Всё вокруг него излучало звук, обращалось к нему – и одновременно вокруг царила глубокая тишина. Он не видел ни одного источника света – но вокруг было светло, и он мог видеть всё до мельчайших подробностей, как будто светился сам воздух. Он не знал, зачем он здесь, как здесь оказался, но точно знал одно – он должен идти вперед. И он шел, не зная, сколько уже прошел, как долго идет, и сколько ему осталось, шел, не чувствуя усталости, и воспринимая это как должное, мог идти еще и еще, идти бесконечно.
Он шел через лес, хотя лесом это место можно было назвать условно, по ассоциациям, возникаемым в уме при его виде. Все растения были разного размера, цвета, формы. Там были цветы невообразимой высоты, деревья, едва достающие ему до пояса, с листьями самых причудливых форм. Все они непрерывно изменяли форму, размер и цвет, и ему казалось, что он находится в гигантском калейдоскопе. Он шел через лес, и лес расступался перед ним, открывая в своей стене дорогу, чтобы тут же сомкнуться за его спиной.
Наконец лес расступился полностью, оставшись сзади, и он оказался в городе целиком из белого камня, где высота строений не превышала трех метров, а глаза не могли найти ни одной прямой линии в формах домов – они плавно перетекали одна в другую, как застывшее движение.
Он шел по этому городу, и ему казалось, что эти странные древние строения разговаривают между собой на древнем, давно забытом языке, храня память о тех, которые жили здесь и разговаривали на этом языке. Этот странный шепот камней следовал за ним, пока он не вышел из города через ажурные золотые ворота, которые сами раскрылись перед ним, выпуская его.
Он вышел и оказался на берегу моря. Волны с шипением разбивались о песчаный берег и откатывались назад, уступая место новым волнам. Вода была удивительного голубовато–золотого цвета, а в ней отражалось небо. Это был момент заката, когда небо наливается золотым светом, и тяжелые облака, лениво плывущие по низкому небу, наполняются этим светом.
Он повернулся, чтобы посмотреть на  город, который прошел. Но сзади него было только беспорядочное нагромождение прибрежных валунов, позеленевших от воды и времени. Он коснулся крайнего рукой. Тот был теплым, нагретым солнцем за весь день.
Обернувшись к морю, он увидел маленькую белую фигурку, стоявшую к нему спиной. Он отнял руку от камня и зашагал к ней по сухому песку, скрадывавшему звук его шагов. Подойдя ближе, он понял по длинным вьющимся волосам и фигуре, что это была девушка. Одетая в белое платье, она стояла и смотрела на закат, и золотой свет играл на ее обнаженных руках и шее.
Он стоял позади и не знал, что сделать, что сказать, чтобы она повернулась. Внезапно, видимо почувствовав его присутствие, она начала медленно оборачиваться к нему. Он уже почти видел ее лицо, почти узнал ее…
…И вдруг в этот мир, полный гармонии и совершенства, ворвался до отвращения знакомый, совершенно ненужный здесь, электрически дребезжащий звук вперемешку с женским голосом, повторяющим «Семь часов ровно».
Сначала из–под одеяла высунулась рука и точным ударом пальца вдавила кнопку на будильнике. Часы марки “Snooze” поперхнулись словами и замолкли. Затем одеяло, подброшенное мощным ударом ног, полетело на пол, а Ильдар уже сидел на кровати и выговаривал будильнику:
 – Ты, китайская подделка, не мог через пять минут заорать? Не дал такой сон досмотреть!
Будильник молчал. Он уже все сказал и привык к утренним высказываниям хозяина.
Оторвавшись таким образом на часах, Ильдар со вздохом поплелся в ванную. Из зеркала на него глядело заспанное, порядком надоевшее отражение.
– Ну что глядишь, перевертыш? – обратился к нему Ильдар.
– Сам такой, – огрызнулось отражение. – Меньше смотри фильмов на ночь.
Может быть, он и прав, подумал Ильдар, приступая к каждодневным процедурам. После разминки за чашкой чая он прокручивал в памяти сегодняшний сон. Обычно утренние сны не запоминаются, но этот сон Ильдар помнил полностью, во всех деталях. Это был уже третий сон с девушкой в белом платье, но ни в одном из них он не видел ее лица. Он всегда просыпался до того, как она обернется. И будильник здесь был ни при чем.
Да и на море я никогда не был, думал Ильдар, одеваясь.
Одевшись, Ильдар по привычке буркнул «Пока!», хотя и не был уверен, что его услышат. Мать и сестра отсыпались перед ночной сменой, которая у них часто совпадала. Обе они работали в одной больнице, но на разных должностях. Мать работала врачом, сестра Гулия медсестрой.
Ильдар вышел из подъезда и пошел, хрустя декабрьским снегом под ногами, к трамвайной остановке. Пусть он дожидается трамвая, а мы познакомимся с ним поближе.
Ахметову Ильдару шел двадцатый год. Его рост был 182 см, вес 70 кг. Внешность не отталкивающая, хотя на коже лица остались мелкие шрамы от угревой сыпи, которой он страдал в подростковом возрасте. Примечательным местом на его лице были зеленовато–голубые глаза, которые меняли цвет в зависимости от душевного состояния. Жил он с матерью и старшей сестрой. Был у него и старший брат Айнур, который не жил с ними. Он купил себе квартиру три года назад, где и проживал со своей невестой. Отец оставил их, когда Ильдару шел четвертый год, оставив их мать с тремя детьми и не оставив ничего, кроме своей фамилии. Теперь Ильдар и слышать о нем не хотел.
Закончив полный курс средней школы, Ильдар поступил в педучилище на специальность учителя английского языка. Поступил не по призванию быть учителем, а по причинам более приземленным – получить отсрочку от армии и изучить английский, к которому был неравнодушен со школы. Когда Ильдар учился в десятом, Айнур, будучи студентом института, приносил ему тексты на перевод, чем и привил симпатию к этому предмету, тем более, что щедро вознаграждал. Сам Айнур этим не занимался из–за отсутствия желания и времени занимаясь частным бизнесом, и поэтому уважал Ильдара за то, что он знает что–то, в чем сам Айнур не разбирался.
Денежный вопрос для Ильдара не был основной проблемой. Карманные деньги у него были всегда. Он их зарабатывал так: покупал на рынке товары за более низкую цену и продавал за высокую через магазин Айнура. Тот знал об этом, но не обращал внимания, справедливо полагая, что с него не убудет, а братишке в его возрасте деньги необходимы. Ильдар тоже особо не наглел, и они мирно сосуществовали. Да и стипендию платили регулярно.
Вредные привычки у него были выражены слабо. Курить он начал в 14 лет, но через два года бросил, поняв, что у него только два легких, да и на будущих детях это непременно отразится. Крепких напитков он не пил, предпочитая им пиво. Мат в своей речи он практически не употреблял. А по своей натуре он был, как ни смешно и необычно это звучит, неисправимым романтиком. Одна знакомая девушка назвала его так и добавила, что он слишком хороший для этой жизни. Он ей не поверил, но любил размышлять над этим. Он обожал копаться в себе, с головой уходить в самоанализ, размышления о высоких материях.
Любимым его занятием было чтение. Читать он начал с раннего детства, и в доме не осталось ни одной книги, которой он не прочитал, некоторые по много раз. Особо он увлекался приключениями и фантастикой. Также он любил слушать песни современных российских певцов и некоторых зарубежных, чьи песни мог перевести. Про себя он постоянно что–то напевал, иногда не замечая этого. Вот и сейчас он стоял в трамвае, а в голове победоносно надрывался Scooter, исполняя его любимую песню:
Talking for love and peace
The top we need –
Unity instead of fight.
Come on and reunite!
   The age of Love!

* * *

Отсидев положенное число лекций, «от звонка до звонка», как выразился Сергей, Ильдар поехал домой. Вернувшись, он не пошел обедать, потому что пообедал в столовой и сейчас пытался переварить то, чем его там накормили. Он прямиком направился в свою комнату, по пути привычно буркнув «Мненезвонили», зная что звонить ему никто не мог. И был очень удивлен словами Гулии:
– Да, одна девушка тебя спрашивала около часу назад. Вся такая вежливая. Голос знакомый. Извините, говорит, пожалуйста, а можно Ильдара? Я сказала, что ты на учебе.
– А она что?
– Сказала, перезвонит попозже. Ладно, не отвлекай, я сейчас к подруге, оттуда на работу. Мама уже ушла, все на плите. Пока! – и ушла.
Ильдар пошел к себе, недоумевая, кто мог ему позвонить да еще и со знакомым голосом. Однокурсницы были с ним на учебе, а  с другими девушками Ильдар общался не настолько близко, чтобы они ему звонили. Наверное, кто–то из бывших одноклассниц, решил он и хлопнул ладонью по будильнику. Раздался негодующий удар в гонг и женский голос с акцентом заученно произнес:
– Сейчас двенадцать часов двадцать шесть минут.
Да, ты права, подумал Ильдар, сверив будильник с наручными часами. Он часто оставался один, и привык к этому. Одиночество ему не мешало, а помогало думать, но не спасало от иногда накатывавшей скуки и нежданной тоски по чему–то прошедшему утерянному. Но такие моменты случались крайне редко.
Пойду чаю попью, решил Ильдар, поднялся с кровати, и напевая вполголоса «Улетай, улетай, словно птица», пошел на кухню. Налив воды в чайник, он зажег газ и уселся ждать, пока он закипит. Его ожидание было прервано сигналом телефона. Наверное, опять Гульку, лениво подумал Ильдар, и волоча ноги, поплелся к телефону. Подняв трубку, он промямлил в нее:
– Да, я слушаю.
Голос, до боли знакомый и близкий, голос, который Ильдар не слышал целую вечность, но не забывал ни на секунду, ЕЁ голос произнес:
– Ильдар, это ты?
Казалось, вся кровь в теле замерла на мгновение, а затем сердце забилось с бешеной скоростью и застучало молотами в висках. Очертания предметов в комнате потеряли свою четкость, ноги подкосились, и Ильдар опустился на диван. Понадобилось несколько секунд, чтобы он смог ответить севшим голосом:
– Да, это я.
– Узнаёшь? – в трубке раздался тихий смех. Ее смех.
– Конечно, – Ильдар уже достаточно пришел в себя.
– Как у тебя дела?
– Нормально. Ты откуда звонишь? И как узнала мой новый номер?
– Звоню из дома, номер твой мне сказала Лейсан.
– Ах, Лейсан… Понятно.
Наступило тягостное молчание. Ильдар ждал продолжения.
– Ильдар, давай встретимся. Сегодня. Я бы хотела увидеть тебя.
– Давай, если хочешь, – осторожно ответил Ильдар.
– А ты не хочешь? – лукаво спросила она.
Ильдар помолчал, затем вывернул из себя признание:
 – Да, хочу!
– Давай тогда сегодня в пять у нашей остановки.
– Хорошо, я приду, Гульназ, – произнес он ее имя, такое родное.
– Ну до пяти?
– Да.
– Пока! – и гудки.
Ильдар немного посидел с трубкой у уха, слушая гудки, словно надеялся, что ее голос вернется. Затем положил трубку, и воспоминания, которые он до этого загнал в дальние уголки своей памяти и не позволял себе думать об этом, накинулись на него, как голодные звери, сорвавшиеся с цепей.
…Вот он, студент–первокурсник, только начинающий свою сознательную жизнь, покинувший душные стены школы, смотрящий на все удивленно–наивными глазами. Поступив в педучилище, он был просто ошеломлен таким количеством девушек, учащихся там. В их группе было всего два парня, кроме него – Игорь и Сергей. С Игорем Ильдар подружился очень быстро – помогло родство душ. С Игорем невозможно было не подружиться  – дружелюбный, веселый, остроумный, не сидящий на месте, постоянно улыбающийся, он заражал всех своим оптимизмом и веселостью. Своей живостью он напоминал шарик ртути. А с Сергеем у них было взаимное уважение.
Ровно два года назад их директор устроил новогоднюю дискотеку. Игорь болел, и Ильдару пришлось идти одному, так как Сергей избегал таких событий.
От души подергавшись под музыку, он вышел на улицу продышаться. Заполнив запас кислорода в крови, он зашел обратно и решил немного отдохнуть. У входа он обратил внимание на одиноко стоявшую, что в общем–то было большой редкостью, в холле свою однокурсницу Лейсан, с которой у него завязались приятельские отношения. Она была взбалмошной, импульсивной девушкой, но очень хорошей и отзывчивой, хотя и старалась скрыть это за напускной развязностью. Она первой подошла к нему и предложила познакомиться. Иногда он ловил на себе ее заинтересованный взгляд, который она не спешила отводить, и тогда опускал глаза он. Он подозревал, что она интересуется им, но для него она была лишь хорошей девушкой, не больше.
Итак, он подошел к ней, наклонился к ее уху, чтобы пересилить грохот дискотеки, и спросил:
– Нравится дискотека?
Она обернулась, взглянула на него и улыбнулась.
– Разве ты тоже здесь? А где Игорь?
– Он не смог придти, заболел, – ответил Ильдар, не зная, куда деть глаза от обжигающего взгляда ее черных глаз.
– Жаль. Тебе, наверное, скучно одному. Если хочешь, могу познакомить тебя с моей подругой. Вон она идет.
– Да нет, мне не скучно, – произнес он, оборачиваясь, и слова застряли у него в горле. Сказать, что девушка, входящая в зал, была красива, для Ильдара значило не сказать ничего. Вьющиеся каштановые волосы, высокий лоб, длинные ресницы, темно–карие глаза, небольшой нос, красиво очерченные губы, матовая кожа. А от фигуры в белой блузке и белой же кофте над черной короткой юбкой, обнажающей длинные стройные ноги, можно было сойти с ума. Все вместе составляло идеал девушки Ильдара. Он даже не мог представить, что на свете есть такие девушки. Вся она мгновенно отпечаталась в памяти Ильдара и он не смог бы забыть ее облик никогда, даже если бы очень захотел. Она подошла ближе, и он заметил, что косметики на ней самый минимум. Его мысли сжались в жалкий комочек. Шум музыки отошел на задний план, а сердце стучало в висках как барабан. Все, что он мог, это пожирать ее глазами.
– Познакомьтесь, это Гульназ а это Ильдар, – услышал он голос Лейсан и пришел в себя.
– Очень рад… познакомиться… Гульназ, – с трудом вытолкнул он из себя стандартную фразу.
– Взаимно, – улыбнулась Гульназ, и у него пересохло горло. Он подумал, что, улыбаясь, она еще красивей. Ее голов был приятный, бархатный, хотя они все старались говорить громче, чтобы перекричать музыку.
– Мы с Гульназ учились вместе в школе, а с Ильдаром я учусь сейчас, – разговаривала Лейсан сразу с обоими, и им пришлось подойти поближе, но он не слышал ее. Он украдкой разглядывал Гульназ и иногда встречался с ее заинтересованным взглядом.
…Синие высверки молний его взгляда встречались с мягким теплом ее темных загадочных глаз и тонули в нем…
Грохот музыки внезапно стих, и раздался голос ди–джея:
– А сейчас, дамы и господа, медленный танец!
Заиграла медленная музыка, и все вокруг разбились на пары. К ним троим, стоявшим на месте, подошел Андрей, студент физкультурного отделения.
– Здорово, Ильдар. Не возражаешь, если я у тебя Лейсан украду на медленный танец?
– Пожалуйста, если она не против.
– Можно вас пригласить, мадам? – склонился Андрей перед Лейсан в шутливом полупоклоне.
– Уи, мсье, – ответила Лейсан, надменно вздернув подбородок. – Invite her, - пропела она в ухо Ильдару и увлекла Андрея в центр зала.
Ильдар постоял в нерешительности, борясь со внезапно напавшим приступом гомилофобии, но, увидев, что к Гульназ, стоявшей в двери, направляется какой–то парень с понятными намерениями, мысленно отвесил себе хорошего пинка, обозвал себя дураком и решительно подошел к ней.
– Могу я пригласить тебя на танец? – запинаясь, произнес он.
– Можешь, – улыбнулась она и шагнула к нему.
Он обнял ее за талию, ее руки обвились вокруг его шеи и они медленно закружились, покачиваясь в такт музыке. Ильдар усилием воли унимал рвущееся дыхание, думая как бы не наступить ей на ногу. Он вдруг ощутил себя если не поленом, то чем–то очень близким к этому. Ему вспомнилось выражение из какой–то книги: «Ты держал когда-нибудь в руках небесную ласточку? Будешь сжимать – задушишь, будешь держать слабо – улетит». Что–то такое он ощущал сейчас. «Ласточка» подумал он. «Ты напоминаешь мне ласточку».
Молчание затянулось. Ильдар ломал голову, что бы ей сказать и как начать разговор, но только он собрался открыть рот, она его опередила.
– Красивая песня, – сказала она.
– Да, красивая, – согласился он.
– А кто поет, не знаешь?
– Знаю. Крис де Бург. 
Lady in red
Is dancing with me… начал припев певец.
– Хорошая песня, но неправильная, – пробурчал Ильдар.
– В каком смысле? – подняла она брови.
– Он поет «Леди в красном танцует со мной» – а ты ведь в белом.
Она засмеялась. Ильдара бросило в жар. Такого приятного смеха он не слышал никогда.
– Ты так хорошо знаешь английский?
– Ну как–то ведь я сдал вступительные экзамены. Значит, немного знаю.
– Молодец. – вздохнула она. – Завидую тебе.
– Я знаю, что я молодец, – скромно ответил он и оба засмеялись.
Смех сближает людей, и скоро оба уже не чувствовали неловкого смущения, а болтали как давние знакомые. И не заметили, как кончилась песня. Ильдар с неохотой расцепил руки, да и она не поторопилась снять руки с его шеи, что сразу подбросило его на самую вершину пирамиды собственного самомнения.
– Спасибо за танец, – улыбнулся он.
– Пожалуйста, – вернула улыбку она.
Музыка грохотала, народ веселился как мог, и между ними пронеслась цепь хохочущей ревущей молодежи. Ильдар отошел к стене, поискал глазами белую блузку, не нашел и вышел на улицу. Ему нужно было успокоиться. Вдыхая морозные воздух, он приводил свои разлетевшиеся мысли в порядок. «Вот это девушка!» думал он. «И я с такой танцевал!»
Успокоившись, он зашел в зал, заметив, что там совсем мало воздуха. Недалеко собрался круг знакомых парней. Судя по дружному хохоту, им было весело. Ильдар направился туда.
– Ильдар! Ты погляди на него – убьешься! – обернулся Андрей, весь красный от смеха, утирающий глаза.
Ильдар поглядел и действительно убился. В центре круга находился Ильдус, деревенский парень, и танцевал татарскую плясовую с элементами обычного дискотечного танца, сверкая глазами, размахивая руками и выкрикивая что-то по-татарски.
– Давай, Ильдус, сильнее! – хохоча, крикнул Ильдар.
– Все! Не могу больше! Устал! – с акцентом выдохнул Ильдус и встал в круг.
Отсмеявшись, все снова начали танцевать. Ильдар тоже танцевал вместе со всеми, переходя от одного круга к другому, но все равно искал глазами Девушку в белом, как он про себя назвал ее.
– Наша дискотека подошла к концу, – раздался в колонках голос ди–джея, и в ответ раздались разочарованные возгласы, – но напоследок для вас медленная композиция! Мадонна! Белый танец – дамы приглашают кавалеров!
Ильдар привстал на цыпочках, разглядывая зал, и почувствовал прикосновение к плечу. Обернулся и столкнулся с ее бездонными глазами, в которых плескался смех.
Мистическое вступление – и голос Мадонны:
You always see what your eyes want to see
How can life be what you want it to be?
You’re frozen when your heart’s not open…
- Дама приглашает кавалера, – произнесла Гульназ.
– Кавалер полностью согласен, – ответил Ильдар.
Снова объятье, снова кружение…
– Как ты меня нашла? – вспомнил он.
– По твоему запаху, – улыбнулась она.
– Я что, плохо пахну? – притворно оскорбился он.
– Наоборот, от тебя так вкусно пахнет!
– А–а, – горделиво вскинул он голову. – Одеколон «Арамис» – прошу любить и жаловать.
– Запомню, – произнесла она. – Пахнет чем–то.. хвойным что ли?
– Тебе нравится?
– Очень.
– Запомню, – повторил он.
И замолчали, наслаждаясь близостью тел и движением танца. Ильдар вдыхал запах ее волос и желал лишь одного – чтобы Мадонна  пела вечно. Но даже ее долгая песня закончилась, вспыхнул свет, ослепив всех в зале.
– Спасибо всем! Встретимся в следующий раз! Всего хорошего! – надрывался ди–джей.
Ильдар и Гульназ спустились в гардероб, стараясь не отрываться друг от друга, хотя и не показывали этого. Ильдар получил свою куртку раньше , оделся и подержал ей шубу, чтобы она сунула руки в рукава.
– Спасибо, – поблагодарила она.
Ильдар собрался с духом и обратился к ней:
– Гульназ!
– Да? – с улыбкой взглянула она на него.
– Можно тебя проводить? – выпалил он.
– Не возражаю, – улыбнулась она, и у Ильдара внутри все запело.
– Тогда пойдем, – пригласил он ее.
– А Лейсан? – спохватилась она.
Ильдар улыбнулся.
– Думаю, ее найдется кому проводить, – показал он в направлении входа. У зеркала стояла Лейсан и поправляла шапочку. Рядом стоял Андрей, держа ее сумочку.
– Наверное, ты прав, – согласилась она. – Тогда пойдем.
Проходя мимо зеркала, Гульназ помахала рукой Лейсан. Ильдар подмигнул Андрею и показал большой палец. Андрей понимающе кивнул. «Молодец Андрей!» подумал Ильдар. «Вовремя подошел!».
Они шли по заснеженной улице. На небе сияла луна, с неба падали снежинки, сверкая в ярком свете фонарей и тая на их лицах, но они не замечали этого, поглощенные друг другом. Ильдар призвал на помощь всю свою память, выжимая из своего чувства юмора все возможное и невозможное, стараясь не переходить границы приличий. Наверное, у него это неплохо получалось, потому что всю дорогу до трамвайной остановки они смеялись. И между ними не было же никакого чувства стеснения.
К удивлению обоих, они вышли из трамвая на одной остановке.
– Ты живешь в этом районе?! – не мог поверить он.
– Вон мой дом, – показала она рукой налево на кирпичную девятиэтажку.
– А мой вон тот, – показал он направо на двенадцатиэтажный дом.
Между их домами был всего лишь один квартал.
– Почему же мы не встретились раньше? – удивлялась она.
– Мы переехали совсем недавно.
– Значит, соседи, – улыбалась она, глядя на него.
– Это судьба, – беспрекословно заявил он. – Пойдем, – потянул он ее за рукав налево, – провожу тебя.
– Пойдем, – позволила она тянуть себя.
Они дошли до ее подъезда, затем до ее двери, и там стояли больше часа, не в силах расстаться. Вскоре они знали друг о друге почти все. Она училась в колледже на экономиста, но мечтала учиться в Казани на психолога. Ильдар одобрял и разделял ее мечту. Вообще их вкусы совпадали во многом. Оба предпочитали российскую эстраду зарубежной. Ей нравились «Руки вверх», «Иванушки International». Ильдару более жесткие: «Агата Кристи», «Сплин», но и «Руки вверх» и «Иванушки» он мог послушать. Оба разбирались в литературе, кино, и фильмы им нравились тоже одни и те же. Они обменялись телефонами и обещали звонить друг другу.
– Кто первый позвонит? – поинтересовался он.
 – По идее – ты.
– Ну хорошо, я так я, – с притворной неохотой согласился он. – Пойду я тогда, а то поздно уже. До свидания, Гульназ. Спасибо за танцы.
– И тебе спасибо за приятный вечер. Счастливо дойти, Ильдар.
«Счастливо дойти… Ильдар» произносил он про себя по пути домой. «Какая девушка!». И вдруг засомневался: «А если у ней есть парень? У такой девушки обязательно должен быть парень. А может быть, и нет. Может, я ей понравился».
И ЕЩЕ…
Не было ни дня, чтобы они не звонили друг другу. Они могли часами разговаривать, забыв обо всем. Или встречались и шли куда-нибудь или просто прогуливались по роще у остановки, оставляя две полосы следов на снегу. Ильдар узнал у Лейсан, что парня у Гульназ нет, хотя многие пытались с ней познакомиться поближе. Но, как выразилась Лейсан, «мы с ней тупых бревен, не умеющих читать, не держим». По этой самой причине она не хотела встречаться с Андреем. «Представляешь, он даже Гамлета не читал!» удивленно говорила она ему, словно не могла представить, как можно полноценно существовать без этого. Так что у высокоразвитого Ильдара по отношению к Гульназ были довольно высокие шансы.
Наступал 1998 год и Игорь предложил Ильдару собраться на новый год у него. Как раз он расстался со своей подругой, и Ильдар предложил ему пригласить Лейсан.
– Что?! Лейсан?! Да по ней психушка плачет! – возмутился Игорь.
– Она тебе не нравится?
– Ну внешность сойдет, а характер…
– Ты с ней не общался, а я – да, и скажу тебе, что характер у ней прекрасный. Тебе ведь более важен внутренний мир, – подколол он его.
– Важен, и что?
– Так вот, у ней с этим все в порядке.
– Ну ладно, – пожал плечами Игорь, – полагаюсь на тебя. Если что, сам пойдешь на улицу девчонок искать.
– Не боись, все будет хорошо!
Труднее было уговорить Лейсан, но и с этим Ильдар справился.
– Только ради тебя, Ильдарчик, – томно взглянув на него, вздохнула Лейсан.
Гульназ тоже согласилась, и праздник, вопреки опасениям Игоря, прошел прилично. Звенели, соприкасаясь, бокалы с искрящимся шампанским, закуски, салаты и прочее съедались как и положено.Игорь с Ильдаром не замолкали ни на секунду. Хохотали до упаду. Игорь превзошел сам себя. Удачно вплетая в свою речь анекдоты, высказывания, стихи, цитаты, он был неподражаем. Затем заговорили о современной музыке и уж тут Ильдар смог спорить с ним на равных. Перебивая друг друга, цитируя песни, изображая исполнителей, они устроили настоящий балаган.
Проводив старый год и пожелав друг другу всего, что смогли придумать, около пяти утра стали расходиться. Игорь пошел провожать Лейсан, но с таким видом, будто шел на каторгу. Лейсан мстительно улыбалась и заявляла, что проводить девушку домой – прямая мужская обязанность. Игорь возмущался и требовал пересмотреть устаревший рыцарский кодекс чести. Ильдар улыбался. Он видел, что они только валяли дурака, стараясь показать, что они полностью друг другу безразличны. Сам он, естественно, пошел провожать Гульназ.
Они шли рядом по узенькой, протоптанной в снегу дорожке, соприкасаясь плечами. Ильдар радовался в душе, что тропинка такая узкая. Ему было приятно ее прикосновение. Сам он в это время говорил без умолку, чувствуя себя в ударе. Гульназ улыбалась, как обычно, когда слушала его бредни.
– Знаешь, я давно так не смеялась, – произнесла она своим мягким голосом, так завораживающим Ильдара.
– Над чем?
– Над вами. Мы с Лейсан были просто потрясены вашими познаниями в музыке и всем остальным.
– Чем?
– Вашей разговорчивостью.
– А–а. Ну чего не лишен, того не отнять, – гордо ответил Ильдар. – На свете нет ничего такого, что заставило бы меня замолчать. Я никогда не замолчу.
Гульназ стояла рядом и лукаво улыбалась. В ее глазах отражалось мелькание гирлянд, развешанных на елке напротив.
– Никогда? – переспросила она.
– Никогда в жизни и ни за что, – подтвердил он.
– Может, поспорим?
– На что угодно.
Тогда она шагнула к нему, положила руки ему на плечи и, привстав на цыпочки, поцеловала его в губы.
Вся кровь бросилась Ильдару в голову, и он не смог сделать ничего другого, как сказать:
– Похоже, я проиграл, – и помолчав, чувствуя на губах вкус ее губ, – зачем ты сделала это?
– А ты не догадываешься? – лукаво спросила она. – Нет? Так слушай: я люблю тебя!
В эту темную новогоднюю ночь у Ильдара в душе словно взошло солнце.
Гульназ, дорогая Гульназ, она приблизила этот момент, которого он так ждал, но в силу своей природной робости бессознательно оттягивал. Она поцеловала его и произнесла эти слова, которых он так ждал! И он вдруг понял, что безумно любит ее и не представляет своей жизни без нее.
– И я тоже люблю тебя, – произнес он эти священные слова, которые еще никогда не говорил ни одной девушке.
Руки обвились вокруг плеч, тела прижались друг к другу, губы встретились и не спешили разлучаться. Наконец их губы разъединились, они оторвались друг от друга и оба глубоко вздохнули. Глаза Гульназ были совсем рядом и сияли как алмазы. С челкой волос, выбившейся из–под шапки и ресницами, припорошенными снегом, она была прекрасна.
– Значит, я выиграла? – произнесла она?
 – И как же приятно мне чувствовать себя побежденным! – искренне признался он.
Дальше они шли, уже обнимая друг друга. Ильдар помалкивал и думал, что ему здорово повезло. Он поднял голову и стал смотреть в звездное небо, пока не поскользнулся и чуть не упал.
– Что ты там высматриваешь? – фыркнула Гульназ.
– Я думаю, что дед Мороз все-таки есть, раз он подарил мне тебя, - серьезно ответил он.
– Ничего подобного, это мне он тебя подарил, – возразила она.
– Ах так! – притворно возмутился он и дернул за ветку дерева, под которым они проходили, но не рассчитал, и целая туча снега обрушилась на них обоих.
Они помогали друг другу отряхиваться, изнемогая от смеха, затем обнялись и поцеловались.
– Я ждал тебя всю жизнь, любимая, – тихо произнес он.
– Я пришла, – прошептала она.
– Je’t aime, – произнес он.
– Во ай ни, – ответила она.
Она притихла в его руках, такая близкая и родная, и никакой неясности уже не было между ними.
– Может пойдем, а то и до утра не доберемся, – робко произнесла она.
– Да, пойдем, – спохватился он.
Стоя у ее двери, он держал ее за руки, такие красивые и мягкие, и молчал, глядя в ее глаза, потому что слова в таких случаях лишни все скажут глаза.
– Наверное, я пойду, – сделав над собой усилие, сказал он.
– «Сто тысяч раз прощай», – лукаво взглянув на него, ответила она и выжидающе улыбнулась.
– «Сто тысяч раз вздохну с тоской вдали от милых глаз», – отпарировал он.
Она удивленно–обрадованно взглянула на него и, притянув к себе за воротник, еще раз поцеловала.
– Ты не перестаешь меня удивлять, – сказала она.
– Стараюсь, мадам, – козырнул он, взял ее руку и поцеловал.
– С Новым годом, дорогая!
– С Новым годом, любимый!
Он повернулся и побежал вниз по лестнице через три ступеньки.
Возвращался он домой, как говорится, на автопилоте. Ноги сами несли его привычной дорогой, а он, будучи счастлив безмерно, шел, не видя ничего вокруг, и видел перед собой только ее сияющие глаза и слышал ее шепот «Я люблю тебя!». Он знал, что эту ночь он не забудет никогда.
Придя домой, Ильдар открыл дверь своим ключом и страшно обрадовался, увидев, что дома еще никого нет. Он включил свет, разделся и, увидев Сережку, мирно спящего кота, схватил его на руки и закружил по комнате, восклицая:
– Она меня любит! Прикинь, Серый! Она меня любит!
Сережка, огромный персидский дымчатый кот, сонно, непонимающе моргал, а когда Ильдар приблизил его морду к лицу, зевнул. Ильдара даже передернуло от запаха из его пасти. Бросив его на кровать, он буркнул:
– Вечно ты так, весь кайф портишь.
Серый мотнул головой, взглянул на хозяина с укоризной, словно говоря: ну любит, и ладно, а мне какое дело до ваших человеческих отношений, и снова лег.
С этого дня одного взгляда, брошенного на Ильдара, хватило бы, чтобы сказать: влюбленный. Затуманенный взгляд, рассеянность, привычка улыбаться своим мыслям, мурлыканье под нос и много другое, присущее лишь влюбленным, а глаза его приобрели устойчивый голубой цвет.
Не проходило дня, чтобы они с Гульназ не встретились, и они начинали скучать друг по другу, едва расставшись. Еле сдав зимний экзамен по психологии, Ильдар все каникулы провел с ней. Когда началась учеба, он все уроки просиживал, уставившись в одну точку, забыв обо всем и отрешенно улыбаясь, или портил последние страницы тетрадей рисунками и надписями. Игорь терпеливо вздыхал и отдавал ему лекции домой переписать, которые Ильдар частенько забывал вернуть.
Однажды он написал ей письмо, в котором изложил все свои чувства и мысли, которые теснились в нем и которые он вряд ли смог бы выразить устно. Перечитав написанное, он не стал добавлять ничего, так как считал, что первый вариант всегда самый искренний, потому что идет от сердца.
«Здравствуй, Гульназ, любимая моя!
Жизнь моя, любовь моя, ты первая девушка, кого я так называю. До тебя я не жил, а влачил жалкое существование в мире мрака и безмолвных теней. Моя жизнь была подобна серой ночи без единой звезды на небосклоне. Но я ждал тебя, ждал очень долго. И ты появилась, как яркий лучик света, озаривший все вокруг и показавший мне, что есть на свете счастье.
Говорят, что на свете нет счастья и настоящей любви. Они лгут или заблуждаются. Другие говорят, что полностью счастлив может быть только тот, кто изведал несчастье. Моя жизнь до тебя была сплошным несчастьем, но теперь я знаю, что такое счастье, ведь ты даришь его всего лишь своим присутствием. Я люблю этот мир просто за то, что ты есть в нем.
Я хорошо помню нашу первую встречу. В тот день, когда я в первый раз увидел тебя, весь мир с его яркими красками поблек по сравнению с тобой. Рядом с тобой самые красивые цветы кажутся вырезанными из бумаги. Ты для меня дороже всех сокровищ мира.
Я помню каждое мгновение, проведенное с тобой, мелодию твоего голоса, мягкость рук, нежность глаз, сладость твоих губ, а твоя улыбка сводит меня с ума.
Твой стан подобен стройной березке, выросшей среди холодных камней. Твои глаза подобны морским черным жемчужинам, которые ныряльщик бережно вынес из воды на закате дня. Твои губы подобны бутону алой розы, которая распускается на рассвете и подставляет все свои лепестки лучам ласкового теплого солнца.
Гульназ, драгоценная моя, я боюсь даже подумать о том, что было бы, если бы мы не встретились в тот день, потому что не могу представить свою жизнь без тебя. Но я уверен, что мы бы все равно встретились когда-нибудь на огромной земле, ведь мы созданы друг для друга.
Гульназ, я пишу твое имя везде – на партах, скамейках, стенах, и везде вижу твои глаза – в темном небе, в окнах домов, а снежинки, падающие с неба, шепчут мне о тебе. Я думаю о тебе постоянно, ты всегда и везде рядом со мной, даже в моих снах.
Я люблю тебя, Гульназ, люблю безумно, люблю так, как никогда никого не любил. Ты первая девушка, которой я говорю эти слова. Ты моя единственная на всем свете.
Со всей любовью, от всего сердца
Ильдар»

Запечатав сие творение в конверт и подписав «Фарутиной Гульназ лично», он опустил письмо в ее почтовый ящик. Этой ночью он так и не смог уснуть, а все думал о том, что если любовь – это чувство, то почему же его не причисляют к остальным пяти, а так, по сути, любовь – это большая эмоция, которая живет самостоятельно от нас.
Он не знал, что Гульназ тоже не спала эту ночь, а все перечитывала его письмо строчку за строчкой, утирая счастливые слезы. Можно сказать, что их чувство было взаимным и глубоким.
Однажды она пришла к нему вечером, когда у него дома никого не было. Они сидели и тихо разговаривали, слушая из любимую кассету: музыку ди–джея Дадо в стиле дрим-хаус. Он попросил ее остаться, и она осталась. Он попросил ее любви, и она подарила ему всю свою любовь, которую хранила в своем сердце. Когда она уснула на его левом плече, обнимая его, он подумал, что она самое дорогое сокровище на свете, и что ему больше нечего желать.
И ЕЩЕ…
Он хорошо запомнил лето 1999 года. Гульназ сдала вступительные экзамены в Казани и собиралась уезжать туда учиться. Ильдар не страдал эгоизмом и не поставил ее перед выбором: он или учеба, но втайне надеялся, что она передумает ехать и останется с ним. Но она решила уехать, даже не она, а ее родители, которым было важно образование их дочери.
И вот они стоят на вокзале, и не знают, что сказать друг другу. Она держит в руках цветы, которые он принес ей на прощание.
– Все–таки уезжаешь?
– Да.
И снова молчание.
– Ильдар, пожалуйста, не обижайся.
– Я не обижаюсь.
– Не обманывай.
– Я люблю тебя, Гульназ, и не хочу расставаться.
Она грустно улыбнулась.
– Я же не навсегда уезжаю, тигренок, я буду приезжать.
Тигренок. Так она его называла. От этого слова у Ильдара сжалось сердце и защипало глаза.
– Ты знаешь, я буду скучать.
– Конечно, знаю, любимый! Я тоже буду ужасно скучать. Вот, возьми и вспоминай свою Гульназ почаще.
Она открыла сумочку и вынула из нее фотографию. Это был портрет Гульназ. Ильдар взял ее и взглянул на нее. На этой фотографии она очень хорошо вышла, как живая, подумал Ильдар и вспомнил, что у него нет ее фотографии, так же как у нее нет его карточки.
– Спасибо, Гульназ! Я сейчас вернусь! – и с этими словами он рванулся к зданию вокзала, не ответив на ее удивленное: «Ты куда, Ильдар?». Он вспомнил, что там, в здании, иногда стоит старик с «Полароидом» и делает платные снимки. Ильдар несся по вокзалу и молился в душе, чтобы старик был на месте. Вбежав в кассовый зал, он взглянул на место у окна, где тот обычно стоял, но его там не было. Ильдар, в бессилии сжав кулаки, повернулся, чтобы уйти, и внезапно увидел того старика, покупающего в киоске сигареты. «Полароид» висел у него через плечо. Ильдар обрадованно кинулся к нему.
– Дядя, срочно нужен снимок! – выпалил он.
– Подождите минутку, молодой человек, я занят, – недовольно ответил тот.
– Срочно нужен! – настойчиво повторил Ильдар.
Старик поднял на него глаза и неожиданно улыбнулся.
– Что, уезжает? – участливо спросил он.
– Откуда вы знаете? – опешил Ильдар.
– Знаю уж. Почти каждый день такие, как ты, прибегают. Ну, пойдем к окну, там освещение получше.
– Гляди сюда! Не шевелись! – Вспышка. – Ну все, готово! Держи! – и протянул Ильдару еще черный снимок.
– Спасибо большое! – протянул деньги Ильдар.
– Не за что. Еще приходи, – ответил старик, а Ильдар уже несся обратно, помахивая снимком, чтобы тот проявился быстрее.
– Ты куда бегал? – спросила Гульназ удивленно, увидев Ильдара запыхавшегося, с красным лицом.
– Это тебе. Скоро проявится, – протянул ей снимок Ильдар, успокаивая дыхание. Скоро он уже дышал спокойно.
– Сколько осталось до твоего автобуса? – спросил он.
– Двенадцать минут, – ответила она, взглянув на часы.
– Так мало. Когда же я тебя увижу?
– Я постараюсь приехать как можно быстрее.
– Где ты будешь жить?
– У бабушки.
– У нее есть телефон?
– Нет. Я постараюсь почаще звонить тебе.
– Номер не забудешь?
– Нет, не забуду, – улыбнулась она.
Помолчали, глядя друг на друга, стараясь запомнить мельчайшие черточки лица каждого.
– Как там снимок? – вспомнил Ильдар.
Гульназ взяла снимок со скамейки и повернула его к ним лицевой стороной. На нем был Ильдар с приоткрытым ртом и левым глазом больше правого. Оба посмеялись.
– Я нефотогеничный.
– Ты у меня самый красивый, – возразила она, бережно пряча карточку в сумочку.
– Мой автобус, – вздохнула она, поднимаясь со скамейки.
– Так быстро, – вздохнул и он, с тихой ненавистью глядя на подъезжающую «Каросу».
– Давай прощаться, – грустно улыбнулась она, глядя на него своими темными глубокими глазами.
– Какая ты красивая, – вздохнул Ильдар, – самая красивая на свете.
– Я буду скучать по тебе.
– Я уже скучаю и жду, пока ты вернешься. Знаешь, ты вспоминай меня вечером и думай обо мне, может быть, наши мысли встретятся и мы услышим друг друга. Думай обо мне хорошо, и извини, если что–то было не так.
– Я ведь не навсегда уезжаю, – улыбнулась она и потянулась к нему.
Их поцелуй был недолог, но вся их любовь была вложена в него. Он был сладостно–грустным, он был их последним поцелуем, и оба неосознанно старались продлить его.
Их поцелуй был прерван гудком автобуса, отогнавшим нетерпеливых пассажиров, ожидавших посадки. Они стояли, держась за руки и глядя в глаза друг другу.
– До свидания,  – сказали они вместе и улыбнулись.
– Возвращайся ко мне.
– Жди меня…
Ее пальцы выскользнули из его руки, она взяла сумки и пошла к автобусу. Отдав билет контролеру, она вошла в автобус и села у окна, глядя на него. Затем отвернулась и, вынув платок, вытерла глаза. «Она плачет!» мелькнула мысль у Ильдара. «Не плачь, любимая, ведь мы скоро встретимся!»
Словно услышав его мысли, она повернулась к нему и, улыбнувшись, помахала ему рукой. Ильдар стоял, а в голове звучала песня ее любимой группы «Руки вверх»
Здравствуй. Ты плачешь
Снова. Значит для тебя
Что–то значу я
Но вернуть тебя нельзя.
Как жить без тебя…
«Я буду ждать тебя», думал он, «буду ждать, сколько нужно. Я буду помнить твои руки, губы, объятья, поцелуи, отражение звезд в твоих глазах».
Автобус отъехал и вывернул на главную дорогу, унося с собой частичку его души, половинку его сердца. Он стоял, провожая глазами автобус, пока тот не скрылся из виду. Затем повернулся и зашагал к остановке, не видя ничего вокруг, а в голове Сережа Жуков пел другую песню, которая отражала его мысли:
Это твой последний поцелуй.
Как трудно оторваться.
Огонь свечи задуй
И нам пора прощаться.
Прости меня за все,
Прости за все на свете.
Как жаль, что нам с тобой
Нельзя остаться вместе.

И с того дня он ее не видел и не слышал. Она не приезжала, не звонила, не писала. Сначала он не знал, что и думать, а потом решил, что она забыла его и все, что было между ними, но не мог понять, почему, а затем запретил себе думать о ней.
…Свист чайника отвлек его от грустных воспоминаний. Ильдар встал с диван и пошел на кухню. Видимо, чайник кипел уже давно – плита была залита водой, выплескивающейся из носика. Ильдар выключил газ и пошел в свою комнату. Есть ему уже не хотелось.
«Она приехала», думал он, «и хочет встретиться. Интересно, что ей надо? Хочет возобновить отношения , или наоборот, хочет объясниться и расстаться со мной, как все цивилизованные люди, четко и ясно, раз и навсегда?»
Тут его взгляд упал на болванчика, настоящего китайского болванчика, которого подарила ему она на девятнадцатилетие. Его ей привез из Москвы отец вместе с парой других, а она подарила ему самый большой и яркий, с надписью из иероглифов. Она объяснила ему, что эта надпись означает «ВО АЙ НИ – я люблю тебя»,
– Ну что, мой безотказный друг, твоя хозяйка вернулась, – обратился он к нему. – Ты рад? – Он качнул его голову и улыбающийся китаец закивал. – Вижу, что рад. А хочешь с ней встретиться? – Снова согласные кивки. – Я тоже хочу, потому что до сих пор люблю ее.
О сам испугался этих слов, которые вырвались из него. «Наверное, Игорь, если бы услышал меня, сказал бы, что это говорит мое сердце, закованное кольчугой разума и здравого смысла. Вот! Пойду к Игорю, спрошу совета» решил Ильдар.

  * * *

Он позвонил в дверь Игоря, моля в душе, чтобы тот был дома, когда он так нужен. За дверью послышались шаги, затем дверь открылась. За ней стояла мать Игоря.
– Здравствуйте, Гульфия–апа. А Игорь дома?
– Здравствуй, Ильдар. Игорь сейчас придет, я его в магазин послала. Заходи, я дверь закрою. Что так долго не заходил?
– Да как–то времени не было,  – смутился Ильдар.
– Раздевайся, иди в его комнату. Он сейчас придет.
Ильдар повесил куртку на вешалку и прошел по коридору в самую дальнюю комнату, на двери которой висел знак «НЕ входить! Высокое напряжение!»
В комнате все было так же: кровать, письменный стол, заваленный бумагами, телевизор, музыкальный центр, полка, забитая книгами. На стуле валялось небрежно брошенное кимоно, сверху был бережно положен голубой пояс с нашивкой стиля кёкусинкай. Ильдар вспомнил весеннюю аттестацию, когда они сдавали на пояса, но Ильдар сдавал на белый, Игорь на голубой. Сдали оба и радовались безумно, насколько позволяли уставшие тела. Сейчас Ильдар забросил тренировки. Игорь же продолжал заниматься.
Ильдар подошел к столу. На столе лежал томик стихов Блока. «Что это он, на Блока перешел, что ли?» удивился Ильдар и увидел в углу стола исписанные листы. Взял один и начал читать:
«И снизошло божественное сияние с небес на Калки и пал он ниц и услышал голос с небес – Иди же, о Калки, избранный богами, и одержи победу над злом и установи на земле счастливый Золотой Век. И почуял в себе Калки силу божественную, необычайную, ибо снизошел в его тело бог Вишну, хранитель мира. Сел Калки, аватара великого бога Вишну, на своего коня, белого, как кость слона и возгласил громовым голосом, подобным звуку десяти тысяч труб, затрубивших разом: Проснитесь же, о воины–праведники, павшие в битве со злом, и появитесь здесь в своем первоначальном облике! И зашаталась, задрожала земля, и шли отовсюду воины, отдавшие свои жизни в битве за добро. И встречал сын отца, и дед внука, и радость в войске была необычайная. И возрадовался Калки вместе со всеми и возвел он руки к небу, и появилось у его воинов в руках их оружие, истлевшее давно в земле. И удвоилась радость в войске и подняли они оружие свое и возгласили: Приветствуем тебя, о луноликий Калки! Веди же нас на битву!»
Ильдар так зачитался, что не услышал тихих шагов за спиной, а почувствовав поток воздуха, резко обернулся и чуть не уткнулся носом в ступню на уровне его лица, обтянутую довольно стоптанным носком с дырой на пятке. Игорь опустил ногу и возмущенно начал:
      – Ну вот нельзя его на пять минут оставить одного в комнате, как он начинает в вещах копаться! Кто тебя просил читать мои шедевры?!
Ильдар смутился, чувствуя, что тот прав, и перевел тему:
      – Ты что, в таких носках на улице ходишь?
– Да нет, просто я все носки постирал, а мать за хлебом послала, ну я и одел эти, в которых на тренировку хожу.
– Да, я заметил, что они у тебя тренировочные, – заметил Ильдар, помахав ладонью перед носом.
Это был страшный удар по самолюбию ужасно чистоплотного Игоря. Он даже смутился.
– Шучу, – улыбнулся Ильдар.
– Я так и понял, – буркнул тот.
– А что это ты пишешь?
– Это, – гордо поднял подбородок Игорь, – мое видение пришествия десятого аватары бога Вишну и конец той махаюги, в которой мы живем.
– Люблю я тебя, Игорь, за то что ты всегда так понятно разговариваешь!
– Ладно, как-нибудь потом все объясню. Наверное ты не для этого пришел, чтобы слушать об индийской мифологии. Что–то морда у тебя ошарашенная.
– Да?! – удивился Ильдар, всматриваясь в зеркало, висящее на двери. – Я–то всю жизнь думал, что у меня лицо.
– Ты жестоко заблуждался, – посочувствовал ему Игорь, улыбаясь до ушей. – Я рад, что открыл тебе глаза и помог увидеть истину. А вообще, по какому случаю ты приперся-то?
– На тебя посмотреть, наглая рожа, – отпарировал Ильдар.
– А серьезно?
– Серьезно я и сам не знаю, как рассказать. В общем, снятся мне странные сны.
И Ильдар рассказал ему о своих снах. Игорь молча, что являлось чудом, выслушал, затем заявил:
– Только в твоем воспаленном педагогическом мозгу могли родиться такие сны. Кстати, знаешь, что Блок думал о снах?
– Нет.
– Так слушай.
Игорь встал в позу, откашлялся и начал:

За краткий сон, что нынче снится,
А завтра – нет,
Готов и смерти покориться
Младой поэт.
 
Я не таков: пусть буду снами
Заворожен –
В мятежный час взмахну крылами
И сброшу сон.
 
Опять – тревога, опять – стремленье,
Опять готов
Всей битвы жизни я слушать пенье
До новых снов!

– Здорово, да? Оказывается, Блок – это вещь! Я и не знал, а вот недавно нашел дома книжку – и зачитался.
Ильдар помолчав, переваривая услышанное, буркнул:
– Да нет у меня крыльев, чтобы ими махать и сны сбрасывать.
– Будут, – успокоил его Игорь, – еще как у птеродактиля вырастут.
– Спасибо.
– Не за что. Еще приходи. Всегда рад, в любое время дня и ночи.
– Девушка в белом платье, – задумчиво проговорил Ильдар.
Игорь не менее задумчиво прочитал:
Я любил твое белое платье,
Утонченность мечты разлюбив.
Затем взглянул на Ильдара, и видимо, что–то в нем заинтересовало его, так как он не спешил отводить взгляд.
– Что уставился? – буркнул Ильдар, чувствуя его взгляд.
– Холодные руки, горящие щеки, молчаливость, туманный взгляд, да и глаза совсем голубыми стали. Что–то знакомо мне все это. Уж не пустила ли снова полынь корни в твоем сердце?
– При чем здесь полынь? – не понял Ильдар.
– Ты что, не знаешь, что в китайском слово «Ай» имеет два значения – полынь и любовь? Мне еще твоя Гульназ объясняла.
«Во ай ни» вспомнил Ильдар ее слова и надпись на болванчике.
– Насчет полыни я не знал, она мне не говорила.
– А ты вряд ли и спрашивал. Побольше надо было со своей девушкой беседовать.
– Как там твои тренировки? – прервал тему Ильдар.
– Куда они денутся, хожу пока, аттестация скоро. Кстати, сэмпай спрашивал о тебе. Как, говорит, там поживает мой любимый Ахметов.
– Полынник, – засмеялся Ильдар и, не переходя в камаэ–тэ, прямо с места нанес Игорю удар ногой в солнечное сплетение(маэ гэри чудан). Тот легко отбил удар классическим блоком рукой гёдан–барэ и сам нанес удар голенью с разворотом бедра в колено Ильдару(мавашу гэри гёдан). Ильдар свободно мог уйти от удара или заблокировать, но решил принять удар. Удар был крепким.
– Хороший удар, – похвалил Ильдар.
– Крепкая нога, – ответил Игорь.
Они ритуально поклонились друг другу и засмеялись.
Тут открылась дверь и вошла Лейсан.
– «Ты ли, подруга желанная, всходишь ко мне на крыльцо?» – удивленно вскричал Игорь. – Откуда Вы, мадам?
– – Опять Блок, терпеть уже не могу, – проворчала Лейсан. – С луны свалилась, не видишь, что ли. Привет, Ильдар, еще раз.
– Привет, Лейсанушка.
Она пришла с мороза,
Раскрасневшаяся,
Наполнила комнату
Ароматом воздуха и духов,
Звонким голосом
И совсем неуважительной к занятиям
Болтовней, – декламировал Игорь.
– Замолчишь ты или нет? – вскочила Лейсан и запустила в него перчаткой. Игорь ловко поймал ее и, встав на одно колено, сделав жалобное лицо, обращаясь к ее перчатке, прочитал:
И кто поймет, и кто узнает,
Что ты сказала мне: молчи…
Что воск души блаженной тает
На яром пламени свечи…

– Бедняжка, ну извини, – потянулась к нему Лейсан.
– Ну не при детях же, – поморщился Ильдар.
– Кстати, Ильдар, у меня для тебя есть новости, – вспомнила Лейсан, отрывая от себя руки Игоря.
– Я уже все знаю, из первых рук, – отмахнулся Ильдар.
– Вы это о чем? – встрепенулся ужасно любопытный Игорь, сразу охладев к Лейсан.
– Позже расскажу.
– Нет, давай сейчас. Пойдем, чаю попьем.
– Я не буду, – отказалась Лейсан, – я пойду к Гульфие–апе, – и вышла.
– Что у ней за дела с твоей матерью? – поинтересовался Ильдар.
– Варежки мне вяжет, – хвастливо улыбнулся Игорь. – Так что за новости?
– Вот ты какой настырный. Ты сначала чаем напои, а потом спрашивай, – упрекнул его Ильдар. – Я с утра голодный хожу.
– Может, тебе еще и баньку натопить и спать уложить? – возмутился Игорь. – Вообще обнаглел. Ладно, пошли.
На кухне Игорь вскипятил чайник, разлил по чашкам чай, нарезал пирог.
– Тяною затеял? – улыбнулся Ильдар.
– Скорее дзаданкай. Тебе сахар достать?
– Нет. Сахар убивает вкус чая.
– Ты как всегда прав, – согласился Игорь, сел напротив и вперил в него немигающий взгляд. Ильдар невозмутимо отхлебнул чай из чашки и похвалил:
– Классно. Что за сорт?
– Зеленый смешиваю с черным. Советую попробовать.
Ильдар помолчал, наслаждаясь напитком.
– Так что за новости? – не выдержал первым Игорь.
– Какой ты нетерпеливый, все тебе вынь да положь, да побыстрее, – пожурил его Ильдар. – Ты пей чай, пей, а то остынет.
– Не испытывай мое терпение, убью!
– Неужели убьешь?
– Ну убить не убью, но помучаю.
Ильдар прожевал пирог, запил чаем, и только потом сказал как бы между прочим:
– Гульназ звонила. Приехала вот.
От удивления Игорь поперхнулся чаем, и Ильдару пришлось оперативно выбегать из–за стола и бить его по спине. Откашлявшись, Игорь поднял на него красные, полные слез глаза, и просипел тонким голосом:
– Как?! Та самая Гульназ??
– Какая же еще? Та самая, Фарутина Гульназ.
От волнения Игорем снова овладел приступ кашля. Вытерев глаза кухонным полотенцем и не заметив этого – так он был взволнован, он тонким голосом начал выговаривать ему:
– И ты сидишь у меня вместо того, чтобы быть сейчас у нее?! Вот придурок! Лети сейчас же к ней и кричи на весь дом, что любишь ее!
В другое время Ильдар с удовольствием бы посмеялся над его голосом, если бы не слова, которые он говорил.
– С чего ты взял, что я еще люблю ее? – неестественно удивился он.
Игорь наконец откашлялся и продолжал уже нормальным голосом:
– Я что, слепой по–твоему? Можешь другим показывать свое равнодушие к ней, а меня не обманешь, слишком хорошо я тебя, чудика, знаю. Но тогда я не пойму, почему же ты сейчас не у нее?
– Успокойся. Мы сегодня встречаемся в пять.
– А–а, – успокоился Игорь, – а то я уж подумал, ты совсем свихнулся. Ну и о чем вы будете разговаривать? Как ты себя поведешь?
– Вот я и пришел у тебя совета спросить.
– Знаешь, Атос никогда не давал советов. Он говорил, что люди спрашивают совета для того, чтобы им не воспользоваться, а если воспользуются, то для того, чтобы можно было кого–то обвинить в случае неудачи.
– А ты как бы поступил?
– Я? – задумался Игорь. – Трудный вопрос. Я бы на твоем месте дал ей сказать самой, что она хочет сказать, выслушал бы ее и сделал выводы.
– Если она хочет встретиться, может быть, не все еще потеряно, – задумчиво произнес Ильдар. – Но почему же она не приезжала, не звонила?
– Так тебе же номер поменяли.
– Ах, да. Но могла бы письмо написать.
– Да знаешь, и я не знаю твоего адреса, только на глаз помню.
– Могла бы приехать.
– Ну может случилось что–нибудь, – успокаивал его Игорь как мог.
– Что могло случиться? Наверное, она меня разлюбила, и встретиться хочет, чтобы сказать мне это.
– Не знаю, не знаю, – пробормотал Игорь. – Скажи честно – боишься встречи с ней?
– Убийственно боюсь! – признался Ильдар.
– Значит любишь. Не маши руками, ветер создаешь. Знаешь, что Блок сказал? Не закатывай глаза. Он сказал: Только влюбленный имеет право на звание человека. Так что мы с тобой человеки.
– Как у вас дела с Лейсан? – поинтересовался Ильдар.
– Прекрасно. Люся от меня без ума. Видишь, даже варежки мне вяжет, – хвастливо заявил Игорь.
– А помнишь, что ты о ней говорил на первом курсе? – подколол его Ильдар.
– Так это когда было. Сколько мы с ней были как кошка с собакой. Можно сказать, мы только полгода назад стали такими, как сейчас, в смысле наших взаимоотношений. А раньше она тобой еще бредила, меня с тобой сравнивала. Представляешь, меня, гения, величайшего интеллекта, с тобой, педагогом!
Ильдар метко щелкнул его по кончику носа.
– Шучу, – продолжал Игорь, почесав нос. – А так мне с ней хорошо. Я с твоей податливой Гульназ не смог бы долго поддерживать отношения, как и она со мной. Я бы задавил ее своим характером. А Лейсан меня сдерживает. Она тоже как я.
– Два психопата, – фыркнул Ильдар.
– Два романтика, – отпарировал Игорь.
– Кто?
– Вы с Гульназ.
– Ты ничего не понимаешь во взаимоотношениях, мальчик, – нудным учительским голосом произнес Ильдар. – Могу дать тебе несколько уроков из моего богатого опыта.
– Спасибо, я сам с усам. Кстати, как твоя учеба?
– Скоро зимние экзамены, каникулы, госпрактика, курсовая, госэкзамены, затем диплом. Твоя как?
– Неплохо. Экономистика рулит. На английский не хожу, зачет автоматом. Андрейка за это меня ненавидит, хе-хе. А так – надоело немного. Думаем с ним закончить и на филологию поступать. Как там девчонки? Меня вспоминают?
– Да, часто. Хорошо, говорят, что Игорь ушел, тихо без этого холерика, спокойно.
– Они не знают, кого лишились, – хвастливо произнес Игорь. – Допивай чай, он у тебя весь остыл уже, болтун. Кстати, на новый год ко мне, и никаких отговорок. Хотя если придешь без Гульназ – не пущу.
– Постараюсь, – улыбнулся Ильдар. – Я пойду, два часа уже.
– Давай, вали. Приходи если что и если не что.
– Сам заходи, – одеваясь, ответил Ильдар.
– Хочешь китайское изречение? Очень кстати.
– Давай.
– «Будь текуч, как вода, покоен как зеркало, отзывчив как эхо, и невозмутим как тишина. Это совет, которого ты просил.
– А это изречение откуда?
– Гуань Иньцзы. Даосская книга.
– Сколько у тебя хлама в башке! – восхитился Ильдар.
– Лейсан то же самое говорит, – улыбнулся Игорь.
– Пока!
– Счастливо!

* * *

Дома Ильдар подмел пол, протер пыль, прибрался. Подсчитав финансы, оделся и поехал в магазин Айнура. Войдя, он начал рассматривать витрину и услышал голос Айнура:
– Что ищешь, братишка?
– Айнур! – обрадовался Ильдар. –  Ты здесь, что ли?
– Здесь, – протянул руку Айнур. – Силен, – похвалил он, сжимая руку Ильдара и встретив сопротивление. – Так что понадобилось?
– Чего–нибудь жидкого купить хочу, чтоб с девушкой выпить.
– Свидание, – догадался Айнур. – Ну раз такое дело, могу тебе посоветовать украшение моего магазина – газированная питьевая вода «Бон Аква». Дешево и вкусно!
– Не издевайся,  – попросил Ильдар, – я ведь серьезно.
– Знаешь. Это Гульназ.
– Да ну? Та худенькая, с темными глазами, вечно в белом?
– Она самая.
– Объявилась?
– Да.
– Тогда знаешь, возьми шампанское и конфеты.
– Ладно. Какое лучшее?
– Вот шампанское из моих личных запасов, вот конфеты. Ешь и пей на здоровье.
– Сколько с меня? – полез в карман Ильдар.
– Не говори глупостей. Это от меня на Новый год. Все–таки это кончается, как его… линолеум?
– Миллениум, – смеясь, поправил Ильдар.
– Вот–вот, я и говорю. Гульназ от меня большой привет передавай.
– Обязательно, – ответил Ильдар, запихивая бутылку и внушительную коробку конфет в пакет.
– Что не заходишь?
– Недавно ведь только был. Неделю назад.
– И что, это недавно, что ли? Чаще надо брата навещать.
– Ладно, зайду. А сейчас извини, пойду, времени нет.
– Ну ладно, матери с Гулькой привет.
– Пока.
Придя домой, Ильдар взглянул на часы. Было без пяти три. Он поставил шампанское и конфеты в холодильник и пошел подбирать одежду. В конце концов остановился на классике: белая рубашка, черные брюки, и закрыл шкаф. Быстро прогладил их, убрав складки и повесил на плечик. Заметив Сережку, схватил его и обратился к нему:
– А ты знаешь, Серый, что Блок сказал «Только влюбленный имеет право на звание человека»?
Сережка не знал и блаженно мурлыкал. Он хотел есть.
– Плохо тебе, Серый, влюбляйся, не влюбляйся, все равно человеком не станешь. Ну ладно, пошли, накормлю тебя.
В этот день Ильдару казалось, что все стрелки на часах примерзли к циферблату. Не полагаясь на свои, он сверял их по телевизору, радио, но от этого время быстрее не шло. Наконец без двадцати пять он оделся и со словами «Чем мы сегодня пахнем?» открыл свой шкафчик с парфюмерной коллекцией. Криво улыбнувшись своим мыслям, достал флакончик с остатками «Арамиса» и побрызгался им. Оделся и вышел на улицу.
На улице было уже темно. Ильдар шел по тропинке через рощу, где они так часто гуляли вместе, и думал, что ей сказать, как себя вести.
На ярко освещенной улице было светло как днем. Ильдар обошел остановку и, войдя внутрь, вздрогнул. Там, спиной к нему, стояла тоненькая фигурка в знакомой белой шубке. «Девушка в белом!» подумал Ильдар и с бешено колотящимся сердцем двинулся к ней.
И вдруг его пронзило ощущение, что это уже было. Ну да! В его снах он так же подходил к девушке в белом! И он всегда просыпался, не увидев ее лица.
Девушка на остановке начала медленно оборачиваться, и Ильдар невольно подался вперед. Ему вдруг показалось, что она сейчас исчезнет, и он проснется. Но ничего такого не произошло. Она повернулась, и все приготовленные слова вылетели из головы Ильдара, а сам он утонул в темном блеске ее глаз.
Он думал, что забыл ее лицо, но ошибался. И сейчас, глядя на нее, он вспоминал каждую черточку ее лица.
Он думал, что разлюбил ее, что все чувства прошли, когда он запретил себе думать о ней, но сейчас, глядя на нее, он чувствовал, что любит ее по–прежнему, и лишь огромным усилием воли подавил в себе все чувства и унял бешено рвущееся сердце.
– Здравствуй, Ильдар, произнесла она своим бархатным голосом, который всегда заставлял кипеть кровь Ильдара и по которому он так скучал, и улыбнулась.
У Ильдара перехватило дыхание.
– Привет, – выдохнул он, пытаясь собраться.
– Как дела?
– Нормально, – ответил он, успокоившись.
– Как видишь, я пришла раньше.
– Замерзла?
– Немного.
– Пойдем ко мне. У меня дома никого.
– Опять в ночь ушли?
– Да. Пойдем?
– Хорошо.
В прихожей он помог ей раздеться и они прошли в зал. Она оглядывалась и улыбалась.
– Я так давно у тебя не была, – обернулась она к нему.
– Давно, – согласился он, – даже очень. Присаживайся в кресло. Шампанское будешь?
– А по какому случаю? – улыбнулась она? Ильдар остановился и, недоуменно моргая глазами, смотрел на нее. «Издевается, что ли?» мелькнула мысль.
– За встречу,  – ответил он наконец и, сжав зубы, пошел на кухню. Вынес шампанское и конфеты в зал, достал фужеры, с хлопком выдернул пробку и разлил по фужерам искрящуюся пенящуюся жидкость.
– Вы пьем за нашу встречу, – подняла она бокал и они выпили. Он налил еще.
– Хорошее, – похвалила она.
– Ив Роше, – нехотя ответил он.
– Оно же такое редкое сейчас! Где ты его достал?
– У Айнура. Он тебе большой привет передавал.
– Как у него дела?
– Нормально. Музыку включить?
 Давай.
Ильдар порылся в кассетах и вытащил ди–джея Дадо, их любимую кассету. Романическая музыка заполнила комнату. Гульназ прикрыла глаза от удовольствия.
– Целую вечность не слышала, – тихо проговорила она.
Ильдар молчал.
– Ильдар, – позвала она.
– Что? – отозвался он, подняв на нее глаза.
– Почему ты молчишь?
Он усмехнулся.
– А что сказать?
– Хоть что-нибудь, только не молчи.
– Как твоя учеба?
Она странно усмехнулась.
– С моей учебой все в порядке.
Она всегда улыбалась, будучи в любом настроении, улыбалась всем и всему, пряча под улыбкой свои истинные чувства. И постоянно приводила ему китайскую пословицу: Поистине опасен тот, кто и в гневе улыбается. Он улыбался реже. Он больше любил улыбаться внутренне, но искренне.
Но сейчас она улыбалась не так, как всегда, и он не мог понять, чего она хочет, с какую игру играет с ним.
… Два человека, которые любят друг друга, сидят напротив и в то же время неизмеримо далеки один от другого. Между ними лежит пропасть невысказанных слов, неисполненных желаний, желанных прикосновений, объятий, признаний. И ни один не может первым взломать лед непонимания и высказать свои чувства…
Они оба были неплохими психологами, да и огромный опыт взаимоотношений имел место и оба прекрасно знали друг друга. Оба видели, что другого что–то гложет, что у него есть что сказать, и в то же время что–то останавливает его, удерживает от этого шага.
Ее взгляд упал на пианино, стоявшее в углу.
– Я сыграю? – спросила она. Ильдар не возражал.
Она села за пианино и начала нажимать клавиши по очереди, слушая их звучание. А Ильдар вспомнил…
… Однажды они так же сидели вдвоем, и Гульназ села за пианино. Сыграв какую–то незамысловатую мелодию, она с улыбкой обернулась к нему:
– Знаешь, меня в детстве водили в музыкальную школу, а я не хотела, упиралась, сейчас жалею, что не занималась этим серьезно.
Она снова повернулась к пианино и сыграла какую–то старинную турецкую мелодию. Ильдару понравилось.
– А ты умеешь играть? – спросила она его.
– Ну в музыкальные школы меня не водили, пожал плечами Ильдар, – играю как умею.
Она уступила ему место, и он сыграл простейшую, всем известную мелодию. Гульназ стояла рядом и давилась смехом.
– «Собачий вальс» в исполнении маэстро Ахметова, – смеялась она.
Ильдар, ни капли не обидевшись, попросил ее успокоиться и, собравшись, заиграл. Закончив, он повернулся к ней и спросил:
      – Ну как, узнаешь?
Гульназ стояла рядом с удивленно–восхищенной улыбкой, а в широко распахнутых глазах плескалось обожание.
– Это же ди–джей Дадо, «Пустыня грусти»! – прошептала она.
– Прекрасный музыкальный слух, мадам, – шутливо поклонился он и она легонько шлепнула его по затылку.
– Чтобы не издевался, – пояснила она. А как же ты умеешь играть, если не учился этому?
– Кто сказал, что я умею играть? – искренне удивился Ильдар. – Я так, подбором клавиш собрал всю мелодию по памяти. Просто у меня великолепный слух и музыкальная память.
– Сколько же еще у тебя скрытых талантов? – обнимая его, поинтересовалась она.
– Это лишь верхушка айсберга, скромно признался он, обнимая ее за тонкую талию.
Это было давно, а сейчас он сидел, глядя на ее волосы, распущенные по плечам и знал, что она сейчас сидит, закрыв глаза, сосредотачиваясь перед игрой. Наконец она опустила пальцы на клавиши и заиграла.
Этой музыки и с таким вдохновением она не играла никогда.
Он сидел неподвижно, а перед ним возникало бескрайнее море, волны с шепотом разбивались о песчаный берег, теплый ветер шевелил листья деревьев, внезапный ураган взволновал море, перерастая в смерч, крушащий все на своем пути; он сменялся водопадом, чьи воды с грохотом и кристальными брызгами разбивались о замшелые камни; бешеные горные речки увлекали за собой в своем неукротимом движении; задрожала земля, и все живое на ней встрепенулось, излучая волны тревоги; ожили вулканы, выплевывая из себя фонтаны раскаленной лавы; планеты сдвинулись с орбит, приблизились взрывающиеся звезды, обжигая своим пламенем, запылала вся Вселенная, внушая чувство ужаса и обреченности. Но постепенно все утихло, пока перед глазами не осталось чистое зеленое поле с безоблачным небом ярчайшей голубизны и журчание прозрачного родника, исчезающего в траве.
Прозвучали последние ноты, она положила руки на колени и сидела неподвижно.
Ильдар очнулся, потрясенный до глубины души. Такой музыки он не слышал никогда. Он чувствовал, что такое играется только когда чувства не находят выхода из глубин души и что внутри она далеко не такая спокойная, как снаружи.
Она поднялась, кусая губы, но глаза у ней были сухие.
– Я пойду, пожалуй.
– Я тебя провожу, – порывисто встал он, вдруг испугавшись, что она сейчас уйдет и он останется один. Она не возражала.
Они шли по заснеженной роще, и небо осыпало их редкими снежинками.
– Ты изменился, Ильдар, – вдруг сказала она после молчания.
– Как?
– Ты стал сдержанней, не показываешь свои чувства.
Он не возразил.
Впереди завиднелась остановка. Она остановилась и повернулась к нему.
– Дальше меня не провожай, я дойду одна, – сказала она, и он увидел в ее глазах странное выражение, которого он никогда прежде не видел, и не посмел возразить.
Какое–то время он смотрел ей вслед, затем повернулся и пошел, почти побежал домой, а в голове Александр Васильев, солист группы «Сплин», горько пел:
Дай, Джим, на счастье лапу мне,
Любовь не может двигаться в цене,
Любовь всегда одна – ни выстрела, ни вздоха.
Любовь это когда хорошим людям плохо.
Дома он разделся и упал в ее кресло, еще хранящее ее тепло. На ее фужере остались отпечатки помады.
– Хокахей! – выдохнул Ильдар.
Комок в горле душил его, глаза щипало, в душе царила пустота. Он знал, что все кончено, что она ушла навсегда.
Он не знал, сколько он так просидел, тупо глядя в стену, пока звонок в дверь не заставил его выйти из забытья.
Отстраненно недоумевая, кто бы это мог быть, он поднялся и вышел в прихожую.
Открыв дверь, он был сбит ураганом по имени Фарутина Гульназ, которая ударяла его по груди и плечам кулачками и с заплаканным лицом восклицала:
– Как ты смеешь, бесчувственный, делать вид, что ничего не было между нами? Я там не могла жить без тебя, вспоминая тебя каждую минуту! Я тебе звонила, звонила, ваш телефон не отвечал! Я не могла жить вдали от тебя, не могла, не могла, вся ослабла и попала в больницу с воспалением легких! Как выписалась – оставила учебу и уехала к тебе, а ты даже не хочешь спросить меня, как мне там жилось! Ты разлюбил меня, разлюбил! – рыдала она. – А я, я так люблю тебя, ты даже не знаешь, как!
Ее слова ударяли по его сознанию и разрушали толстую оболочку самоконтроля и холодного разума, которой окружил он себя, чтобы не думать о ней. Они разрушали лед непонимания и неясности, разделявший их. Когда она выкрикнула последние слова, перед ней стоял уже не тот Ильдар. Он обнял ее. Она всхлипывала у него на плече, содрогаясь всем телом. Он почувствовал, как она похудела после болезни и острая волна жалости затопила его.
– Ласточка моя, – прошептал он ей на ухо, – я знаю, как ты меня любишь, потому что сам люблю тебя не меньше!
Она перестала всхлипывать, подняла на него заплаканные глаза, сияющие как две звездочки, влажные, словно спелые вишенки, омытые дождем, и недоверчиво улыбнулась.
– Как раньше? – робко спросила она.
– Как всегда, – поправил он ее.
– Так ты меня не забыл?
– Если я и забывал тебя, то только так, как забываю, что живу, что дышу. Ты всегда была со мной, в моих снах.
Он привлек ее к себе и обнял крепко, но бережно. Она прижалась к нему всем телом, и оба почувствовали, что между ними больше нет тех долгих месяцев разлуки, что они снова вместе.
Их губы встретились, и он ощутил на губах соленый вкус ее слез. Они вложили в этот поцелуй всю тяжесть расставания, всю горечь разлуки, всю томительность ожидания, всю радость встречи, всю силу любви.
Она увлекла его на кровать и они, истосковавшиеся по любви, снова всецело принадлежали друг другу.
Они были двумя потоками энергии инь и ян, которые, переплетаясь, поднимались к звездам, чтобы, замерев на пике неизмеримого блаженства, опасть на землю сверкающим дождем и начать восхождение сначала. И так бессчетное количество раз…
Затем они, усталые, но счастливые, лежали рядом. Ее голова лежала на привычном месте – его левом плече. Ее рука обнимала его тело, его рука обнимала ее плечи, и они тихо разговаривали.
– А что ты будешь делать с учебой?
– Какая мне разница, – фыркнула она, – отучусь заочно.
– Тебе там было тяжело?
– Ты не представляешь, тигренок, как мне было тяжело без тебя.
– Мне тоже нелегко пришлось, – хмыкнул он, зарывшись лицом в ее волосы и блаженно вдыхая их запах.
– Как же ты мог подумать, что я могла тебя забыть?
– Не знаю, – виновато улыбнулся он, – я тут вообще чуть с ума не сошел. Знаешь, ты как звезда.
– Такая же неподвижная? – шутливо ущипнула она его.
– Ты издалека маленькая и холодная, а вблизи – большая и горячая.
Она улыбнулась.
– Прочти мне стихи, – попросила она, – ты ведь много их знаешь.
– Слушай:
Нам с тобой всегда мешали делать то, что мы хотим.
Мы от этого устали, и сегодня улетим.
Ветер крылья нам расправит, мы умчимся в небеса,
И свободу мне подарят твои карие глаза.
В твоей руке моя рука, мы вместе в небо улетаем.
Вонзимся прямо в небеса, и как снежинки, там растаем.
- Интересный стиль. Чьи стихи?
– Самого гениального поэта всех времен.
– Твои, что ли? – догадливо улыбнулась она.
– Мои, – скромно признался он.
– Недоконченные какие–то.
– Допишу, – заверил он, – у меня ведь такой стимул теперь.
– поцелуй меня, – попросила она, – и скажи, что любишь.
Он потянулся и нежно поцеловал ее.
– Я люблю тебя так, как Ромео не любил свою Джульетту, и ждал, как Орфей не ждал Эвридику.
– Спасибо, любимый. Я тоже люблю тебя, очень–очень.
– Обними меня крепче.
– Мой тигренок…
– Моя ласточка…
Затем она, как раньше, уснула на его плече с улыбкой на устах, а он остался наедине со своими мыслями. Он чувствовал себя так, словно родился заново. Он был по–настоящему счастлив.
«Спасибо тебе, Аллах, за то, что ты дал мне такое счастье» вознес он благодарственную молитву в темное небо.
Вдруг он вспомнил, что не спросил расписание уроков на завтра и не знает, что задали.
Впрочем… какая разница? Один день можно и пропустить.

Конец.
23:43 декабрь, 31, 1999г.
Примечания.
Гомилофобия - боязнь общения, страх проявить несостоятельность, показаться смешным, подозрительным, привлечь к себе внимание
Сэмпай – старший инструктор в карате.
Камаэ–тэ  – боевая стойка.
Тяною – чайная церемония.
Дзаданкай – беседа за чашкой чая.
Хокахей – сегодня хороший день, чтобы умереть. Боевой клич индейцев сиу.