Встречи осенние

Настал тот день, когда я понял,
Что я безумно одинок,
Что жизнь моя – лишь бег на месте
С её полётом и паденьем.
Чужие дни проходят мимо,
Другим нет дела до меня,
Как мне когда-то не до них.
А было время – я был молод,
Хотел постичь недостижимость.
Весь мир тогда казался новым...
И вот теперь – живу один на свете,
И от судьбы хорошего не жду.

И в этот час, в осенний день,
Не в силах плакать среди стен,
Я шёл один по мокрой роще,
И в тоскливой печали взглянул в небеса.
Но бесцветного низкого неба
Избегали уже журавли.
И до боли я сжал кулаки,
Ногти впились в ладони до крови,
И неуёмная мысль о смерти
Посетила меня чёрной гостьей.
И вдруг сзади раздался голос:
«Полноте! Мыслить о смерти
Грех тяжелейший в столь юные годы!»
Я повернулся к создателю слов.
Глаза его поведали – немолод,
Хотя лица морщины избегали.
Он был невысокого роста,
Я был немного повыше,
Но мне постоянно хотелось
Смотреть на него снизу вверх.
И я вдруг увидел, что мы
Уже шагнули сквозь время,
Доселе голая опрелая роща
Зашумела молодыми листками,
И жёсткая земля пронизалась травой.

«Я избрал ваш любимый сезон,
Чтобы нам было легче общаться,
И поверьте – кругом всё реально».
Удивленье не выразив вслух,
Я поверил его ёмкой речи.
«Кто вы? Вертумн, бог перемен?
Что Бродскому являлся другом?»
«О нет, я не Вертумн. Хотя
Мы с ним были едины очень долго.
Мне имя не дано. Я – мысль Вселенной».

Весеннее солнце согрело меня,
Исчезли пальцы, зажимавшие виски,
Он оказался прав – я стал готов к беседе.
«Давай на «ты»,- внезапно предложил он,
«Так легче будет нам понять друг друга,
Называть меня можешь, как хочешь –
Ангелом, дьяволом – я и тот, и другой,
И одновременно нечто третье и другое».
«Я буду называть тебя Вестником,
По мне, оно тебе больше подходит».
«As you wish!» пожал ты плечами ,
Показав человеческим жестом
И словами чужого народа,
Что немало ты знал обо мне.
«Скажи, Вестник, в чём основа моих мук?
Чем я лучше других или хуже?
Или я любви недостоин?
Всю жизнь я старался жить в мире,
С миром лиц, что меня окружает».

«Ты не лучше других и не хуже,
А всего лишь немного другой,
Жизнь построил в расчёте на то,
Чтобы быть вдали от людей.
Чего же ты хочешь теперь?
Всю жизнь ты прошёл в никуда,
И не смог подарить счастье многим,
И себя счастливым не сделал,
И жизнь твоя – вечная осень.
Сколько раз ты протягивал руку
Тем, кто был у тебя на пути?»

«Да, не раз меня отвергали
Те, кому я сердце открыл.
И душа моя верить устала –
Не найдя пониманий, ответа,
Заболела она, словно птица,
У которой подрезаны крылья.»

«Ну, мой друг, на себя ты злословишь.
Пусть не раз бывал ты отвергнут,
И любви разделённой не ведал,
Но душа твоя чистой осталась,
Сохранила способность любить».

«Я порвал бы любимые книги,
И стихи свои бросил в огонь
Ради мига любви бесконечной,
Ради слов, предназначенных мне!!!»

«Да, любви достойны все жертвы.
Но подумай – достойна ли эта?
Большинство вас познало любовь
И от этого стало счастливей?
А творцов среди них почти нет.
Так иди же дорогой творца.
Может быть, любви там нет места,
И ты счастья себе не добудешь,
Но разбудишь сознанья других.
Может, в этом твоё назначение».

«Я хотел изменить целый мир!»

«Но для этого нужно быть Богом!»

«Я искал в жизни счастья для всех!»

«Mon ami, ты искал, но не там.
Ты пойми – счастья вечного нет,
Счастье длится, пока оно ново,
И для каждого счастье своё.
Разве мало в истории лиц
Возжелавших мир сделать счастливым?
Ты ведь помнишь, что было в конце?
И что проку от знаний твоих?
Ведь теперь ты не сможешь понять
Тех других, что не тянутся к свету.
Готов ли ты выдержать то,
Что все будут тебя ненавидеть
Лишь за то, что ты их превзошёл?
И как старый философ сказал:
Больше всего ненавидят
Того, кто летает. Увы,
Таким был мир изначально,
И не людям его изменить».

«Скажи, но кому же под силу»,
От волненья я стал запинаться,
«под силу подняться над миром?»

«Кто знает?» повёл ты плечами,
«возможно, и близок тот час,
Когда новый день народится.
Явился ж когда-то на свет
Тот, кто был назван Сын Божий.
Трагична его судьба. Ведь трудно
Быть Богом. Но почти невозможно
Человеком став, им остаться».

«Твой язык для меня слишком сложен!»

«Ну прости. Иногда мне бывает трудно
Доступно излагать свои мысли
На вашем земном языке.
Так вот: он распят был, как вор,
На кресте смерть позорную принял,
Через это и стал он святым.
Если б умер он старцем, как все,
Или в миг своей смерти он дрогнул,
Ты бы знал его имя сейчас?
Через смерть он себя обессмертил».

«Так что же – нужно умереть,
Чтобы заставить себя слушать?!!»

«О нет! Ты должен сделать так,
Чтоб строки твои жили после смерти
Твоей. Лишь так ты станешь равным мне.
Теперь прости. Минуты истекают.
Я ухожу, но мы увидимся ещё».

«Постой! Так ты оставишь меня здесь
Или вернёшь назад в осенний холод?»

«Увы, мой друг. Остаться здесь
Не сможешь ты. Пока терпи.
Ты воспевал когда-то осень,
Её холодный дождь и листопад.
Попробуй и сейчас. Не будь её,
Не будь зимы, ты б не ценил весны.
Запомни это. Ну, до встречи.
Скажу, что миссия исполнена сполна».

И снова осень. Я иду один.
Но чувствую ещё весенний запах,
Тепло от солнца, впитанное мной.
И слышу Вестника негромкий голос,
И ожидаю встречи с нетерпеньем.
И всё гадаю, как его зовут...
17.04.04