Поэма без точки

                посвящается Звезде

            Пролог

Я слышал любви гудок паровозный.
Чуть только он уши тронет,
Машинист-сердце состав звёздный
С вагонами слов гонит.

Цистернами слёз перегружен сверх нормы.
Несётся по рельсам боли.
Немного сравнений причудливой формы
И пара вагонов соли.

Идёт сквозь тоннели в горах приключений.
Там так хорошо весною.
Везёт за границу пакет поручений,
Подписанный тишиною.

Конечная станция. Все из вагонов.
Где карандаш для разгрузки?
Осторожно! Здесь памяти десять галлонов.
Может рвануть от нагрузки.

Очень внимательно; каждое слово
Должно занимать своё место.
Кажется первое блюдо готово.
Пересолили тесто.

Всё равномерно: и радость, и слёзы.
Не выпускайте жалость.
Можно пока разгружать в виде прозы.
Рифма в пути задержалась.

И машинисту найдётся работа =
Всё досконально проверить.
Это сердечная будет забота –
Искренность точно измерить.




                ***

Бывает, вытянешь слово из неба
И любуешься им, как дочкой,
А потом бегаешь там, где никогда не был,
За следующей строчкой.

Каждое слово, как гвоздь заколачиваешь.
Да не в дерево, а в бетонную стену.
Горы мусора переворачиваешь.
Ищешь точку, как пугливую вену.

Ищешь запятые, знаки восклицания,
Роешься в памяти, как экскаватор.
Получаешь звёзд слабое мерцание,
Как загнанный в тупик плагиатор.

Очень редко бывают случаи,
Когда строчка смешана с кровью,
Когда каждое слово мучает,
Если что-то называешь любовью.

Каждое слово с потоком крови
Несётся к сердцу, царапая вены.
Зрачки закатываются под брови,
Уходят за костяные стены.

Пока не любишь, слова – лож.
Полюбил, даже молчание – истина.
Тогда уже ничего сказать не можешь.
В пустом доме – ты и стена.

Теперь жизнь – картина, любовь – фон.
Теперь пишешь по белому чёрным.
Теперь каждый выдох напоминает стон.
Был сырым, стал кипячёным.

Вот здесь и начинается лирика…
Пока она с кем-то другим ходит,
Из сердца-источника грусть-река.
Каждая волна с ума сводит.

Гусиная кожа спину стягивает.
Мелкие судороги рвут связки.
От каждого удара всё тело вздрагивает.
После очередного – ждёшь развязки.

Но с каждым ударом – новое слово.
С каждой паузой – ещё несколько.
Вот уже и строчка готова.
Сопротивляться бестолку.

В такие моменты тесно в квартире.
Тесно даже в собственном теле.
Каждая слеза, как пудовая гиря,
Участвует в этом кровавом деле.

Глазные яблоки, как вишни спелые.
Губы рваные от укусов…
Вот такие слова – смелые!
Вот такие слова – со вкусом!

Тогда чувствуешь разряды тока.
Словами прилипают к груди контакты.
Парализуют ударами медицинского шока.
С израненным сердцем заключают контракты.

Сердце в лохмотья превращается.
Свисает вниз лоскутками боли.
Вот тогда-то и получается –
На каждой странице килограмм соли.

Я почувствовал это в стихах Дельфина;
Всё буграми, ничего плоского.
Но настоящая противотанковая мина –
Лирика Маяковского!

Каждая мысль насквозь пробивает,
Трассирующей пулей в области сердца.
Под левой лопаткой путь прожигает,
Яркой дорожкой красного перца.

Каждая буква осколком бешеным,
Разрывает мягкость удобной позы.
Каждое слово по граммам взвешено.
Каждая строчка – доза.

От такой тяжести весы ломаются;
На одной стороне совесть, на другой любовь.
От такой жары кровь запекается.
Если нет, то, что же это за кровь?!

Алые буквы на белых страницах
Гладь зеркальную отливают.
Становятся дырами в плотных границах.
С движением губ оживают.

Ещё один мясник – Летов Егор.
Тоже не слабый плечами.
Сломал загнившей рифмы забор,
И бросается силикатными кирпичами.

Бросает наугад, попадает точно.
В сердце или в сплетение.
После этого надо лечиться срочно;
В уме – хаос, в душе – смятение.

Потом свои стихи читаешь,
Почему-то смешно становится.
Постоянно таешь или летаешь.
Скоро небо разломится.

Скоро цветы завянут бедные.
Высохнет без слёз море.
Всюду будут улыбки бесцветные…
«Только смех будет в этом просторе»

Куда уж там; очень весело…
Кому этот спектакль нужен?
Каждое слово уже бесит.
Каждое море, как лужа.

И все мысли – ворованные.
Все краски – одного цвета.
Блестят, как сапоги лакированные,
На ногах у скелета.

Пора стать, как радуга пёстрым,
Вскрыть обмана тухлый гнойник.
Пора правдой, как лезвием острым,
Вывести наружу кровавый родник.

И пусть брызги летят во все стороны.
Пусть остаются красные пятна…
Кто не выдержит – склюют вороны.
Начинаю говорить внятно!

Я раньше думал любить просто.
Предполагал, что сумею.
Планировал: найду одного роста,
И всю ярлыками заклею.

Наклеивал всякие бирочки:
«Красивая», «Добрая», «Умная»…
Загораживал ими разные дырочки.
Работа лёгкая и не шумная.

Своими ожиданиями душил свободу.
Как нищий просил взаимности.
В слезах вымаливал у неба погоду,
Чтобы лишать их невинности.

Бессовестно расставлял стальные капканы.
Заманивал в сумерки фальши.
Наполнял своей желчью чужие стаканы.
Убивал «сейчас» и волновался о «дальше».

Лицо забывал за сотнями масок.
Разговорами строил золотые клетки.
Выбирал самую густую из красок,
И везде оставлял метки.

И меня они так же раскрашивали.
Много раз и по-разному.
У самого никогда и не спрашивали,
Хорошо ли мне такому грязному.

Со мной даже такое случалось:
Пытались руки за спиной связывать.
Вот, что из этого получалось…
(Неприятно рассказывать)

Одна тычет в меня пальцами,
И лезет языком в уши.
Сравнивает с остальными страдальцами,
Которые околачивают груши.

Другая с родными хочет знакомить,
Которые в деревне протухли,
И место постоянное узаконить
Для занятий любовью, на кухне.

Третья говорит о всяком дерьме,
И думает, что всё в порядке.
Содержит меня, как вора в тюрьме,
Как домашнюю работу в тетрадке.

Четвёртая красивая, практически очень.
И вроде бы всё нормально,
Но после каждой тантрической ночи
Требует премиальных.

Пятая продвигается, как воин;
Идёт напролом, всё ломая.
Я-то уж точно её не достоин.
Я её не понимаю.

Шестые, седьмые, восьмые, девятые…
Такие же, как остальные.
На чувстве собственной важности распятые,
Снаружи женственные, внутри стальные.

Я даже не знаю, какую выбрать…
Может быть я не годный?..
Лучше уж сердце с корнем выдрать,
Лучше останусь голодный.

Лучше сгореть живьём в печке,
Накормить плотью языки пламени,
Чем ложью наполнять каждую встречу,
От которой сердце холоднее, чем камни.

То солнце, то луна, глаза мучают.
То день, то ночь, дурака валяют.
Всё равно не возьму вонючую.
Пусть меня расстреляют.

Бывает, идёшь по улице,
И цепляешься за сучки взглядов.
Кто-то улыбается, кто-то хмурится…
Реки демонстраций и моря парадов.

И хоть бы одни глаза увидеть,
Чтоб сверкнули в темноте масок,
Чтоб небо даже могли обидеть,
Обилием синих и голубых красок.

Чтоб врывались двумя торпедами
В любую рутину на огромной скорости.
Чтоб сияли чистотой и победами.
Чтоб опускались от скромности.

Чтобы были предельно нежными,
Как листок лопнувшей почки.
Чтобы оставались безбрежными,
Словно поэма без точки.

Лучше сдохну, как собака бездомная,
Сгнию, как покойник в могиле,
Но всё равно буду ждать тебя, скромную,
Буду ждать, забывшую о силе.

Буду любить одну единственную.
Не смогу – прощай разум.
Хотя бы не много таинственную,
А не такую же, как все – заразу.

Вот бы я разлетелся в улыбке!
Вот бы сплясал танец!
Плюнул бы кровью на ошибки,
Лишь бы горел лёгкий румянец.

Лишь бы иногда с ней оставаться,
Лишь бы глаза её видеть,
Лишь бы просто так целоваться,
Не боясь никого обидеть.

Лишь бы рядом лежать, как собака.
Языком тишины лизать ноги.
Лишь бы не сжать её клешнями рака,
Не дать повода для тревоги.

Я бы с воздухом в её грудь ворвался,
И оставил бы на сердце губы.
Я бы ни капли не испугался,
Показаться не много грубым.

Я бы небом в её окно смотрел,
И лунным светом ласкал бы шею.
Она бы спросила: «Ты раньше умел?»
Я сказал бы: «Нет, но теперь умею!»

Я бы наизнанку себя вывернул,
И намотал бы на локоть вены.
Я бы всё из себя выдернул,
Уничтожил бы звериные гены.

Я бы даже забыл о времени,
Забыл бы о своей свободе.
Заботился бы только о семени,
Ночевал бы в огороде.

А если бы чудом дотерпел,
Вырастил бы цветы алые!
Вот тогда бы я на вас посмотрел,
Вы, умственно отсталые.

Вот тогда можно на крест залазить.
Несите гвозди, вот руки!
Можете теперь сто раз меня сглазить,
Принимаю любые муки.

Теперь и в огонь с улыбкой,
И в воду с пудовым молотом.
В воде – буду золотой рыбкой!
В огне – просто стану золотом!

А может быть, это эгоистично?..
Замечаю свои слабости.
Конечно, красиво и поэтично,
Но маловато радости.

Даже смешно в масштабах вселенной
Любить одного человека.
Получается, что он, как военнопленный,
Проживает часть своего века.

Если уж любить – так всех сразу!
Дай ты, Бог, такому случиться.
Да ещё и не по одному разу;
Чего уж тут мелочиться.

Да не просто любить, а стать любовью!
Назло всем китайским стенам.
Расплескаться горячей малиновой кровью
По изголодавшимся венам.

Стать в каждом сердце музыкой лета,
В каждом взгляде – тайной!
Стать в каждой жизни частью сюжета,
Неслыханной и случайной!

Исчезать с раскатами звонкого смеха,
И больше не появляться.
В крайнем случае, возвращаться, как эхо,
И ни за что не цепляться.

Лучше секунда, чем целая вечность,
Короткая, но живая.
Лучше безудержная беспечность,
В которой всё оживает.

                ***