Глазунья

АННА РАЙНОВА - ВТОРОЕ МЕСТО В ВОСЕМНАДЦАТОМ КОНКУРСЕ ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ

Мамочка, дорогая, пишу для тебя…


Тяжелая деревянная дверь сарая, жалобно засипев на несмазанных петлях, приоткрылась. Борис зашёл внутрь, никого, только сено, наваленное неправильной горкой. Вдруг у противоположной стены что-то зашевелилось.
- Галка, это ты? Вылезай. Мать тебя обыскалась.
- Не буду.- Выпрастывая голову из-под запашистого слоя сухой травы, ответила она.
- Да ладно, она уже не злится. Надо было видеть его лицо…
Боря имел в виду соседа по улице Селивана, жуткого скрягу и первого склочника во всей округе. Про таких говорят: « За краюху удавится» Но Галке с Борисом, самым бесшабашным жителям района на этот раз удалось здорово над ним пошутить, да ещё и выставить всем на посмешище.
- Ха, подожди, мы ему ещё не то устроим,- затрясла Галя волной каштановых кудрей.
- Пожалей несчастного, на нём и так лица нет, это ж надо, на виду у всех лезть на вишню за чучелом,- засмеялся Боря.
- Будет знать, как жалеть ребёнку придорожное яблочко.- Говоря эти слова, она деловито стрясла с цветастого платьица остатки сена, привела в порядок волосы, накинула на плечи платок.- А мама-то, как?
- Ничего, оправдывалась, конечно, но всё время прятала лицо в платок. Не могла сдержать улыбки.
- Галя, Борис, где вас носит? Обед стынет, давайте за стол. Боря!
- Мама, мы тут,- отозвался Борис,- сейчас придём.
К умывальнику бежали наперегонки, то и дело, подставляя друг дружке подножки, а когда дошли, половина его содержимого ушла на обрызгивание друг друга водой.
- Да что же это,- всплеснула руками мама, появившись на крыльце,- Покоя от вас нет, прямо, как маленькие.
- Уже идём,- вмиг успокоившись, вытирая мокрое раскрасневшееся лицо вафельным полотенцем, сказала Галя.
Мама скрылась за дверью, а Борька, воспользовавшись тем, что она отвлеклась, тут же вылил ей за пазуху полную кружку воды, Галка запищала и обиделась.
- Тоже мне, будущий танкист называется. Тебе нас защищать, а ты вон, чем занимаешься.
- Не волнуйся, надо будет, буду защищать.- Он горделиво выпрямился, ещё бы, ему было чем гордиться, абсолютный отличник в школе месяц назад, без единого экзамена был зачислен в курсанты танкового училища. Детская мечта водить эти грозные машины, осуществлялась без особых усилий.
- Ладно, вояка, пойдём. – Галя подтолкнула его в дом.

В доме пахло свежеиспечённым хлебом, стол был накрыт. Брат с сестрой быстро расселись по местам и без лишних церемоний принялись уплетать вареную картошечку с маслом и мелко нарезанным, только с грядки, укропчиком. Что и говорить, после утренних приключений аппетит они оба нагуляли зверский.
- Что вы опять устроили, дети,- журила их мама,- пожалели бы меня, что ли. Дядя Селиван, злой приходил. Сказал, что ещё задаст тебе, Борька, трёпку.
- Пусть попробует,- улыбнулся Борис, припомнив, как смешно, переваливаясь с боку на бок, словно индюк, неуклюжий Селиван пытался его догнать.
Галя, видимо тоже это вспомнила, через минуту хохотали все трое. А потом у мамы на глазах вдруг появились слёзы.
- Мам, ты чего?- Удивился Боря,- Мы же пошутили.
- Ой,- махнула рукой мама,- как же на отца-то похож.
Теперь она уже плакала, утирая слёзы цветастым платком. Ещё бы, отца не стало два года тому, скончался от полученных прежде, во время гражданской войны ранений. Правда, прожил после неё ещё 11 лет. Его, как видного инженера, на строительство железной дороги, пригласили китайские товарищи, и там они с семьёй в полном довольстве, прожили целых 10 лет, пока не получили приказ с Родины, немедленно возвращаться. Отношения между двумя государствами заметно охладились, и новая республика советов спешно отзывала своих специалистов домой.
Возвращение оказалось безрадостным. Семья привыкла к достатку. Там, для безбедного существования им предоставили всё, чудный дом, полное довольствие, и даже служанку. А на родине на возвращенцев смотрели косо, словно на предателей. Отца назначили на службу в Валуйки, маленький уездный городок. Им пришлось привыкать к скромному существованию. Но на службе о былом уважении не могло быть и речи. Не прошло и года, как он слёг в постель, чтобы больше уже никогда не подняться.
 Елена, врач-эпидемиолог, осталась одна с двумя детьми. Чтобы прокормить семью, часто сутками, дежурила в больнице, и Гале с Борисом, приходилось оставаться вдвоём. Несмотря на то, что оба прекрасно учились в школе, Лене очень часто приходилось за них краснеть, ведь природа наградила обоих необузданным характером. Борька вечно с кем-нибудь дрался, да и Галя, палец в рот не клади, тоже умела за себя постоять. И вся округа стонала от их бесшабашных шалостей и придумок. Но материнское сердце любило их такими, какие есть. И теперь она смотрела на них повзрослевших, и ей казалось, что былые горести позади. Семнадцатилетняя Галочка, глядела красавицей. Белое с мелкими чертами, нежное личико, карие блестящие, словно зори, глаза, и миниатюрная, точёная фигурка. По ней сохла вся округа, а Галка только смеялась.
А вот на Бореньку, так сильно напоминавшего отца, смотреть было больно.
Он встал, обошёл стол, и обнял мамочку за плечи. Через минуту на них повисла и Галина.
- Ну что ты, мамочка? Мы же тебя любим,- удивился Борис,- Ну хочешь, пойдём и извинимся перед этим Селиваном, хочешь?
- Да нет,- успокоившись, сказала она,- я не поэтому. Ешьте, а то совсем остынет.
Отобедав, Боря засобирался в город, по делам.
- Не пропадай,- наказал он Гале, - вечером пойдём на танцы.
- Ещё бы, конечно пойдём.
Потом они с мамой пошли развешивать выстиранное и накрахмаленное бельё.
- Знаешь, кто к нам сегодня приходил?- тихо сказала мама.
- Кто?
- Мать Валентина.
- Зачем?
- Говорит, Валентин к тебе свататься хочет.
- Ха, этот увалень, что вечно торчит под воротами? Ну, вот ещё.- Галя покачала головой,- этого мне только не хватало, придется тыкву где-нибудь раздобыть.
- Вообще-то Валентин хороший.
- Вот именно, он хороший, но не герой. Я с ним со скуки помру. И потом через год ведь Володя приедет. Мы бы с ним ещё тогда расписались, да мне сказали, что раньше восемнадцати нельзя.
Володя, изредка навещавший свою единственную сестру, которая одиноко проживала в доме на окраине, был летчиком-испытателем. В прошлом году он приехал к ней на месяц погостить, и как же ему, 25 летнему красавцу в военной форме было не заметить Галину. Чувство, словно удар молнии, поразило обоих. Лена боялась за дочь, когда она с ним задерживалась почти до утра. Кто его знает, что там может случиться? Володя обязательно уедет, а Галя ведь совсем ещё девчонка. Да кто ж её, бесшабашную может удержать в узде. Но вот он, наконец, отправился на службу. Галя неделю заливалась горькими слезами. Однако время шло, мать поняла, что худшего не произошло, и успокоилась.
- Как знаешь, дочка.- Вздохнула она.
- Ну, вот и ладно,- обрадовалась Галя.
Вечером, когда дети отправились на танцы, Лена села за вышивание, этому искусству она обучилась в Китае, а теперь, в редкие свободные вечера вышивала шелком картины, просто так, для удовольствия. Занятие было кропотливым и не мешало мыслям свободно течь в своём направлении. Как мать, она понимала, что не было в округе лучшей кандидатуры в мужья для её дочери, чем Валентин. Его семья, переселилась в Валуйки из Варшавы несколько лет тому назад. От чего они бежали в голодную и холодную Россию, никому известно не было. Но то, что это была во всех отношениях приличная семья, знали все. А Владимир, просто детская мечта, ведь обещанных писем от него не приходило, но Галя упорно продолжала надеяться на чудо. Ей поступать на следующий год, а голова сплошь забита любовью да забавами. Что тут поделаешь, полная надежд молодость, это тот недостаток, который очень быстро проходит. Она ещё не знала, что для её собственной дочери это утверждение никогда не будет правильным.
Наступила осень, Борис отправился на учёбу, а Галя продолжила учиться в школе, выпускной класс. И вот однажды, прохладным осенним вечером, она вернулась домой бледная, как стена.
- Что с тобой?- испугалась Лена,- никак заболела.
- Нет, мам, я замуж выхожу.
- За кого, доченька?
- За Валентина.
- А как же Володя? Его не дождёшься?
- Я же сказала, за Валентина.
Она обняла дочь, Галю бил мелкий озноб.
- Так ты ж его не любишь, зачем?
- Раньше не любила, теперь люблю,- не терпящим возражений голосом сказала она,- ты, что не рада, сама же говорила мне, что Валентин хороший.
- Хороший то он хороший, только вот ты, какая-то странная.
- Ничего я не странная.Ты как, не против?
- С чего же мне противиться. Валя парень работящий и будет хорошим семьянином, это же сразу заметно. А как же твоя учёба, школу то не бросай. Ты ведь на актрису поступать хотела.
- Вот выйду замуж, а там поглядим.
Причину такой резкой перемены во вкусах своей дочери, Лена обнаружит только через многие месяцы. Когда станет разбирать сундук под Галиной кроватью, это будет сухой терновый венец, да рябиновая гроздь, кем-то подброшенные под самое её изголовье. Одним словом, приворот. Во всяком случае, так она для себя решила, и немедля сожгла находку в печи.

Свадьбу сыграли скромную, утром дети расписались, а вечером посидели с родителями попили горькую. Галя с мужем остались жить у Елены. Валя работал и одновременно учился на агронома, а Галя заканчивала школу. А после неё так никуда и не поступила, только подрабатывала в школьной библиотеке. Через два года на свет появилась маленькая Аллочка. А ещё через два месяца, поздним июльским вечером их дом посетил "чёрный ворон". Валентина арестовали за шпионаж в пользу вражеской Польши. Обыск продолжался  всю ночь. Онемевшие от страха и удивления женщины молча наблюдали, как люди в кожаных жакетах со знанием дела выворачивали наизнанку все ящики и сундуки, простукивали стены, не побрезговали даже в погреб заглянуть. Правда, кроме старого польского паспорта Валентина, ничего обличающего его в шпионаже не нашли. Но, видимо и этого потёртого временем документа этим людям было вполне достаточно. Позже Елена узнает, что в ту же ночь арестовали и родителей Валентина.
Колесо судьбы набирало ход. Домой, Валентин так и не вернулся. Да и вестей от него не было никаких. В комендатуре, куда Лена пришла навести о зяте справки, сухо отвечали, что дело о вражеских шпионах передано на разбирательство в другой город, правда куда именно,  не уточняли. И настойчиво порекомендовали женщине, больше с расспросами  не приходить.   
Галя вроде и не горевала совсем, только носилась с грудной Алчёной. Ей было шесть месяцев, когда пришло письмо от Володи, где он клялся Галине в вечной любви, просил прощения за молчание, а ещё просил её приехать в расположение его части, чтобы, наконец, расписаться. Галя не находила себе места от радости, а мать рыдала в подушку по ночам.
- Галя подумай, ты - жена польского шпиона. Тебя арестуют. Это же военная часть. Аллочка совсем ещё крошка.- Говорила она дочери,- он ведь не знает, что ты замужем. А ещё не знает, за кем. Куда ты, глупая, едешь? Ты ведь мама уже.
Но Галю было не остановить, она подождала ещё месяц, чтобы потеплело. А потом уехала, чтобы больше уже никогда не вернуться домой. Маленькой Аллочке было тогда всего лишь семь месяцев, её маме 21 год. В живых Галю больше никто никогда не видел.
Лена писала в часть к Владимиру, безрезультатно. А ещё через год ночью в её окна тихонько постучали. Она открыла дверь и увидела на пороге женщину, одетую в военную форму.
- Лена, вы меня не узнали? Пустите скорее. Меня не должны здесь видеть.- Прошептала незнакомка.
Лена покорно впустила гостью, в свете керосиновой лампы лицо женщины показалось ей знакомым. Женщина часто дышала. Лена указала ей на стул.
- Ничего, я постою,- отказалась она,- Вы помните маленького Лёнечку, что умирал от дифтерита пять лет тому, вы его спасли, помните?
- Да,- Лена помнила, как через трубочку отсасывала мальчику гной из горла, сама рискуя заразиться, но мальчонку выходила.
- Я его мать.- Она таки села на стул,- а теперь слушайте меня внимательно, завтра за вами приедут.
- Кто?
- Арестовывать, я сегодня случайно узнала, сразу к вам. Это не шутка.
- Арестовывать, за что?
- Вы жили в Китае? Ваш зять, польский шпион. Пришла ваша очередь.
- А что же будет с Аллочкой?
- Приют.
- Господи,- тут и Лена повалилась на стул.
- Ничего, мой вам совет, уезжайте немедленно, куда глаза глядят, только так вы спасёте себя и внучку, а теперь я пойду. Храни вас Бог.
Женщина резко встала и вышла из дома вон. Лена посидела в ступоре какое-то время, пока в спальне не захныкала маленькая внучка, она успокоила девочку, а потом начала собираться. Времени на раздумья не было совсем. Рано утром следующего дня, с узелком в руках и толком не проснувшейся Аллочкой на руках, её видели на вокзале. Она села, на ближайший поезд, ехала сутки и сошла на последней станции.
Этой станцией оказался город Таганрог. Елена расспросила прохожих, как ей добраться до городской больницы, где без труда нашла главного врача, им оказался профессор Смирницкий. Оказалось, что оба закончили одни и те же высшие медицинские курсы. Он так же ознакомился с её трудовой справкой, но задавать лишних вопросов не стал. Поинтересовался только тем, как она будет работать с малым ребёнком на руках.
- Не знаю,- ответила Лена,- что-нибудь придумаю, я у неё одна, на всём белом свете. Вы понимаете?
- Да как тут не понять.- Он потёр затылок,- значит так, к работе приступите уже завтра. Жильём обеспечим, при больнице есть пустующий флигель. Специалисты в вашей области, очень нам нужны. Ну и с девочкой как-нибудь разберёмся.
- Спасибо Вам, я не подведу, обещаю.- У Лены на глазах предательски выступили слёзы, она пыталась сдержаться, да они катились по щекам, не спрашивая разрешения у хозяйки.
- Ну, будет вам,- засмущался Смирницкий,- Варя!- окликнул он проходившую мимо санитарку, та остановилась и подошла к ним.
- Что будет угодно?- деловито поинтересовалась она.
- Это Елена Ивановна, наш новый врач, отведи-ка её во флигель, и помоги устроиться.
- Хорошо, пойдёмте.
Так она с малюткой, начала новую жизнь. Коллектив больницы без обиняков принял её в свою дружную семью. Всем было жалко маленькую, только начавшую ходить Алчёну, Лене помогали, кто, чем мог.
Сообщить сыну о своём переезде на новое место она решилась только через два месяца. Причины особо не объясняла. Слава Богу, репрессии никак не коснулись отличника боевой подготовки и одного из лучших курсантов краснознамённого танкового училища. До выпуска ему оставался год, и летом он приехал к матери в отпуск на две недели. Всё удивлялся, какая Аллочка стала большая да смышлёная. На это Лена только умилялась, да прятала в платок непрошенную слезу. Ведь от Гали по-прежнему не было никаких вестей.
Это было в первых числах июня 1941 года.
Война, как и любая беда, грянула на страну неожиданной и страшной вестью. Боря немедленно оказался на фронте. Какое-то время люди ещё продолжали жить по инерции, как раньше. Потом начались перебои с продовольствием, а затем и бомбёжки. К ним в больницу на долечивание стали привозить раненых, от их рассказов холодело в душе.
Письма от сына приходили редко.
Зима 42-го выдалась студёной. Аллочка немного приболела и Лена, напоив её горячим травным чаем без сахара уложила девочку спать, сама села за вышивание.
Когда её глаза стали слипаться от усталости в окно тихо постучали.
- Кто там?- спросила она негромко, сквозь снежные узоры в окне ничего не было видно.
- Мама, мамочка, это я, Борис.
Лена не помнила, как пробежала сени, отворила дверь и оказалась на крыльце в объятиях сына.
- Боря, Боренька. Ты как здесь оказался?
- Отпуск за боевые заслуги, мам.
- Ой, что же я тебя на пороге-то держу, идём в дом.
Они зашли, в доме было тепло.
- Раздевайся,- сказала она,- небось, голодный с дороги?
- Как зверь,- отозвался Борис,- когда он снял шинель, Елена обмерла, лицо и руки сына  оказались одной сплошной чёрной коростой.
- Да что же это с тобой, сынок?- Забеспокоилась она.
- Ничего мама, уже не болит, мне бы только умыться.
- Конечно, дорогой,- Лена поставила таз, Боря разделся до пояса, она сливала ему на спину и руки. Черные коросты так и не отмылись. Лена дала сыну полотенце, а сама кинулась в сени, где у неё хранились куриные яйца.
- Глазунью будешь,- на ходу спросила она.
- Ага, всё буду, мам. Как у тебя хорошо.
Лена немедля изжарила на сале три последних яйца, поставила их на стол прямо в сковороде, отломила краюху ржаного хлеба, заварила чай.
- Кушай, кушай, сынок, я сейчас, хоть причешусь.
Она зашла в спальню, потрогала у спящей внучки лоб, холодный. Причесала волосы, накинула на плечи почти новый пуховый платок. Остановилась. Что-то насторожило её, из комнаты пахнуло холодом, нет, было в этом что-то ещё более неправильное, чем холод, неизвестно откуда взявшийся в натопленном помещении. Что же заставило её прервать движение и замереть на месте?
Тишина. Это была тишина, в доме ничего не двигалось, только было слышно, как посапывает во сне маленькая Алчёна.
Она вошла в комнату. Никого, на столе остывает пожаренная для сына, нетронутая глазунья. На вешалке нет шинели. Дверь в сени настежь распахнута, она вошла в тёмный проём. Входная дверь тоже оказалась открытой. На крыльце, ни следа, только ровный, наметенный за ночь снежный настил. Материнское сердце замерло, а потом застучало так часто, словно пыталось выпрыгнуть наружу из стесняющего его тела. Она поняла, сын «приходил» к ней попрощаться.
Сколько простояла она, там, замерев на месте и не чувствуя холода, вглядываясь опустевшими глазами в тёмный больничный двор. Слёзы замёрзли на щеках. На крыльце, скрипя валенками, появилась Аллочка.
- Ба, ты чего, холодно,- сказала она и прижалась к бабушке.
- Ничего,- вырвалось у неё,- тут Боря приходил.
- Боря? Какой Боря?- удивилась внучка.

Это отрезвило её. Она вошла в дом, снова уложила испуганную внучку спать, а сама этой ночью так и не уснула.
С той поры писем от Бориса не было, похоронка тоже так и не пришла к убитой горем матери. Только после войны она получила конверт, в котором значилось, что Борис, в боях под Курском пропал без вести, 12-го января 1942 года.
А через десять лет их разыскал Володя, тот самый лётчик. Оказалось, что Галя так и не появилась в расположении его части. Что с ней произошло так и осталось тайной.
Тайной, и болью, которую моя мама, та самая Аллочка, пронесла через всю свою жизнь. Все попытки хоть что-нибудь выяснить о пропавших без вести матери и отце, не увенчались ничем.
Их имён нет ни в одном архиве, будто они и вовсе не существовали на этой Земле.