Глава 1. В которой Куролесов появляется и исчезает

- Времени предостаточно, - сказала мама,- до поезда  еще целых двенадцать часов. А курица - это лучшее, что можно придумать.
- Там очередь, - ответил Шурка и повис вниз головой на устроенном в проеме кухонной двери турнике, зацепившись за него согнутыми в коленях ногами.
- Нет там очереди, а ты все равно без дела болтаешься.
Шурка схватился руками за перекладину и повис в новом положении, с поджатыми к животу ногами:
- Вниз головой болтается, на букву "С" называется. Что это такое?
- Cеледка! - не задумываясь, ответила мама и достала из духовки противень с симпатичными золотисто-желтыми пирожками.
- Эх,  Сын твой, а не селедка, - Вздохнул Шурка и, разжав пальцы, рухнул на пол. Мама уже стояла перед ним, держа в руках  полиэтиленовый пакет с ручками  и деньги.
- А пирожок?
- Вернешься, будет тебе  пирожок.
      
Выйдя из квартиры, наполненной горячим июльским воздухом, вкусными запахами только что испеченных пирожков и солнечными лучами, в полумрак и отчетливую гулкость подъезда, Шурка на минутку замирает на лестничной площадке  и прислушивается к тому, что делается в за дверью в квартире напротив.
      Оттуда не доносится  ни звука. Это может  значить только одно - Нюрки нет дома. Когда она дома, она или сама поет, или за нее это делает какой-нибудь певец. А если Нюрка не поет сама и не слушает музыку, у нее за дверью обязательно что-то громко падает, передвигается, шуршит, звенит, трещит и льется.
 Они с Нюркой  учатся в одном классе и с рождения живут в соседних квартирах на четвертом этаже старого семиэтажного дома возле Южного вокзала. Друг для друга они были всегда. Все так привыкли видеть их вместе, что многие даже думают, что они  двойняшки. А они и похожи. Голубоглазые и белобрысые. Они оба «единственные ребенки» у своих родителей, но обе семьи считают, что у них по двое детей: мальчик и девочка. Так уж получается, что где Нюрка, там скоро будет и Шурка,  а где Шурка, там и Нюрка недалеко.
 Сбежать вниз по лестнице минутное дело, но мальчишке не охота торопиться, и он вызывает лифт. В тот же момент  внизу хлопает дверь. Шурка свешивается через перила и видит, что на площадке третьего этажа появилась Сапфира Митрофановна.

 Ее квартира расположена прямо под той, которую занимает Нюркина семья. Сапфира Митрофановна по Шуркиным меркам является старухой, и при том превредной.  Она постоянно ходит жаловаться Нюркиным родителям на их дочку, которая в их отсутствие громко включает музыку в квартире.
Помимо экзотического имени Сапфира Митрофановна обладает уникальным голосом.
Нет, вовсе не каким-нибудь колоратурным сопрано. Когда она начинает  на лестничной клетке  выяснять отношения  по поводу нарушения жильцами подъезда некоторых правил совместного проживания, то в окнах дребезжат стекла, начинают плакать младенцы, лаять встревоженные собаки и жалобно мяукать беззащитные кошки, посуда падает со столов и разбивается, а  компьютеры тихо «виснут». Уникальность голоса  Сапфиры Митрофановны выражается в его басовитости, окрашенной переливами обертонов забуксовавшего мусоровоза и скрежетом ржавой жести.
После  подобных разборок у Сапфиры Митрофановны  поднимается давление. Она звонит Шуркиным родителям. Кто-нибудь из них вооружается тонометром, пилюльками и отправляется ее спасать. Шуркины родители врачи, и, конечно, их долг оказывать помощь людям. Однако Шурка никак не может взять в толк, почему надо по первому зову бросаться помогать человеку, который житья не дает всему подъезду.
 - Может, Вы ее просто боитесь? -  спросил он родителей, однажды. В ответ раздался такой дружный смех, что версия провалилась, не прожив и двух минут. Пока понятного для себя ответа на этот вопрос Шурке найти не удалось, он выражает свою  оппозицию  множеством разнообразных способов.
-  Пусть, в «скорую» звонит, - ворчит он, при виде собирающейся к Сапфире Митрофановне матери.
- Понимаешь,  в «скорой» чужие люди, а нас она  знает. Это ведь не одно и то же, - объясняет мать.
- Так пусть ведет себя тогда нормально, - возмущается Шурка.
- Она не может, и потом, надо знать ее судьбу…
- Рано еще ему знать ее судьбу. Пусть учится быть милосердным по факту, а не судить-рядить, что нормально, а что ненормально, - прерывает ее  отец.
Однако поскольку в их семье свобода совести и свобода слова,  «Любить» Сапфиру Митрофановну против собственных  убеждений  Шурку никто не заставляет, и он относит ее к группе своих недругов. Надо сказать, что  его лично, она никогда не трогает, зато к Нюрке постоянно цепляется. А та ее просто боится. 
По этим  причинам Шурка мимо третьего этажа  едет с чувством легкого злорадства оттого, что удалось доставить соседке пусть и крошечное, но все же неудобство.  Через окошечки в дверцах лифта  он успевает заметить ее хмурое лицо. 
Пулей вылетев из лифта, Шурка едва не сбивает с ног дядю Мишу со второго этажа. Дядя Миша выходил за газетами и сейчас как раз собирался возвратиться к себе. Он тоже пенсионер, но в отличии о Сапфиры Митрофановны, борющейся за порядок исключительно в индивидуальном и стихийном порядке, ведет большую общественную работу по месту жительства. Он является членом и или  председателем, наверное, всех комиссий, какие только  создаются  из жильцов. На голове у дяди Миши всегда зеленая кепка фасона «Ленин с нами», если он Дядя Миша  не идет на заседание какой-либо комиссии он одевается в спортивный костюм бледно-сиреневого цвета в тон своему носу, уныло висящему  как  фасолевый стручок. 
   Буркнув: "Извините, здрасте", Шурка скоренько проскакивает мимо него во двор. А дядя Миша застывает на месте, придерживая открытую дверцу лифта, и долго смотрит на колеблющиеся пружины захлопнувшейся за мальчишкой наружной двери.  Он смотрит на них так пристально, как будто хочет взглядом остановить их трепыхание.  Его созерцательную практику прерывает  требовательный голос Сапфиры Митрофановны:
- Кто там держит лифт?
Дядя Миша, потоптавшись на месте,  неторопливо входит в кабину, обстоятельно закрывает сначала тяжелую железную дверь, потом легонькие створки кабины и принимается изучать панель с кнопками. В конце концов, он отыскивает кнопку с цифрой "два",  и обстоятельно надавив на нее,  отправляется в путешествие на второй этаж.
А Шурка, очутившись в залитом солнцем дворе, вдруг обнаруживает, что у него катастрофически испортилось настроение. Поэтому он НЕ поворачивает налево и НЕ идет через арку на Зеленое кольцо, где в этот час на самом деле торгуют в киоске импортными курами.  Вместо этого он поворачивает направо, проходит мимо флигеля с заколоченными окнами и направляется в другую арку, в правой стене которой есть дверь. Шурка подбирает отвалившийся от стены кусок штукатурки и, оглянувшись, не идет ли кто, быстро пишет на двери: «Ш + Н = Л». Что расшифровывается «Шурка + Нюрка = Любовь.  Он  всегда делает это, проходя мимо один, но каждый раз обнаруживает через некоторое время, что его надпись кто-то стер. Вот и сейчас приходится опять восстанавливать только вчера обновленную надпись. Если бы кто-нибудь его спросил, а зачем или почему он это делает, он не смог бы объяснить. Но его никто не видит и такого  вопроса ему не задает. 
 Выйдя из арки в маленький уютный дворик, общий у их дома с соседней пятиэтажкой,  он замечает сидящую в углу детской площадки на скамейке Нюрку.
Шаг у него  сам собой замедляется, руки залезают в карманы, лицо приобретает независимое  выражение. Подойдя к скамейке, он плюхается на сидение рядом с ней, и, не глядя, бросает:
- Привет.
- Привет, - отвечает Нюрка, не отрывая глаз от размазанных по светлому летнему небу слабых белых облачков.  Они сидят молча. Потом Нюрка толкает  ногой стоящую возле нее большую мягкую сумку,  набитую вещами, предназначенными в химчистку, и говорит:
- Уезжаешь!
- Ага!
Они еще сидят и  молчат. Шурка окидывает взглядом двор. Из арки медленно выходит большая, грязная, уставшая от жары собака со свешенным из разинутой пасти языком. Дойдя до середины детской площадки, собака останавливается и начинает  смотреть на Шурку.
- Ну, что? - спрашивает он у собаки.
Собака не отвечает. Она подходит к большому дереву, в тени которого стоит скамейка с ребятами, и  задержавшись  под ним на несколько секунд  для отправления собачьих дел, и отправляется  дальше.
- Как думаешь, - говорит Шурка, глядя ей вслед, - почему  тигр  в полоску,  леопард пятнистый, а  пантера однотонная.
В этот момент на другой конец скамейки  тихо присаживается незаметно подошедший человек в сером плаще. Рядом с собой он ставит небольшой черный чемоданчик.
Вообще-то, он задал вопрос, что услышать ответ «Не знаю» и выдать пришедшую ему только что в голову идею. Но Нюрка говорит:
- Да, и при этом считают, что тигр свирепее, чем лев.
- Кто так считает? – удивляется  мальчик.
- Все, -  отвечает  Нюрка.
Они снова сидят молча.  Из арки выходит дядя Миша. Он по-прежнему  в зеленой кепке, но теперь сменил спортивный костюм на деловой – значит идет на заседание какой-то комиссии.  Дядя Миша двигается  вперед уверенной походкой человека, спешащего по общественным делам, как вдруг его взгляд цепляется за сидящих в тени дерева на скамейке.  Он останавливается и какое-то время  пребывает в большой растерянности. Глаза его блуждают,  руки шарят по воздуху, как будто в поисках опоры. Потом он нагибает вперед голову, расставляет в стороны руки (можно  подумать, что человек вообразил себя самолетом) и большими шагами
направляется  прямо к скамейке.
- Что это он? – спрашивает  Нюрка испуганным шепотом, берясь за ручки своей набитой сумки, и  приготовившись удирать.
- А что,  сидим себе и сидим, какое кому дело, - говорит Шурка неожиданным басом в готовности отразить любые посягательства на занятую территорию.
Но дядя Миша, не сделав и десяти шагов, опять застывает на месте. Его нижняя челюсть отваливается вниз. Похоже, дядю Мишу вновь что-то поразило.    
Постояв некоторое время с  оторопелым видом, он все же направляется к ребятам. Идет он теперь как-то бочком, а руки прячет за спину. Подойдя очень близко, он останавливается и начинает улыбаться. Потом делает  Нюрке "козу". Нюрка раскрывает глаза шире, чем это возможно, а Дядя Миша умильно гундосит:
- Ребятки, вы не видели здесь дяденьку в сереньком таком плащике.   
Ребята разом поворачивают головы в ту сторону, где только что сидел на лавочке человек в сером плаще, а теперь одиноко стоит небольшой черный чемоданчик.
- Видели, - хором отвечают они.
- А куда же он делся? - еще умильней гундосит дядя Миша.
- А он ушел, - быстро говорит  Нюрка.
- Ушел… - кисло не верит ей дядя Миша, - и куда же?
- Во-о-н туда, - показывает  Шурка рукой назад, - Только что ушел, и быстро  так, знаете ли.
Нюрка косится на стоящий рядом с Шуркой  черный чемоданчик и ей кажется, что через щелку на нее смотрит внимательный  серый глаз.
Тем временем дядя Миша пододвигается к чемоданчику поближе и как-то особенно сладко говорит:
- Вот я ему портфельчик передам.
Он тянется за ним, но Шурка оказывается проворнее - хватает чемоданчик,  и прижимает  его обеими руками к животу,  удивившись тому,  какой он тяжелый и холодный. Дядя Миша от возмущения громко икает.
- Это мой портфельчик, а вовсе не его, - твердо заявляет  мальчик, глядя ему прямо в переносицу.
Дядя Миша суетится, шевелит стручкообразным носом, сучит ногами и неубедительно пробует возразить:
- Дети не ходят с такими, это вещь для взрослых. 
  Нюрка снисходительно замечает:
- Что Вы! Посмотрите, все дети ходят с такими, - и она плавно поводит рукой вокруг.
Дядя Миша и Шурка оглядываются и видят: множество  ребятишек в возрасте от шести до шестнадцати лет выбегают один за другим из арки и деловито пересекают детскую площадку. В руках у каждого  по такому же чемоданчику, как тот, который крепко прижимает к себе Шурка.  Дяди Мишин бледно-фиолетовый нос перестает шевелиться и понуро повисает.
- Прошу прощения, - говорит он, - ошибся.
Нюрка начинает маяться угрызениями совести, опускает  глаза и видит, что ботинки у дяди Миши зашнурованы вовсе не шнурками, а живыми, пестрыми змейками. Змейки задирают головы и шипят, как ей кажется, на нее.  Нюрка со страхом поглядывает  на них, но Дядя Миша этого не замечает. Неловко повернувшись, он уходит прочь, широко расставляя ноги в стороны. Девочка думает, что он делает это для того, чтобы змейки не зацепились друг за друга. А Шурка, ставя тяжелый чемоданчик на прежнее  место, замечает ехидно ему вслед:
- Походочка как у морского волка.
- Это из-за шнурков, чтобы не сцепились, - объясняет  Нюрка.
Но его в этот момент занимает другое. Он говорит задумчиво:
- Я только не понимаю, откуда в нужный момент взялись все эти ребята с чемоданчиками.
- Наверное,- смеется  девочка, - мимо случайно проходила  какая-нибудь футбольная команда.
Покосившись на черный чемоданчик, опять бесхозно стоящий на скамейке рядом с ними,  она шепотом признается:
- Я другого не понимаю, куда, в самом деле, исчез этот... в сером плаще.
Шурка пожимает плечами.
- А ты заметил, КАКИЕ у Дяди Миши шнурки, - снова шепчет она, теперь совсем близко придвинувшись к его уху. Шурка  пожимает плечами.
Раздается негромкий щелчок, заставляющий ребят вздрогнуть. Рядом с ними на скамейке сидит человек в сером плаще и ищет что-то в своем чемоданчике, поставив его на колени.
- Ой, откуда Вы взялись? - восклицает Нюрка. Человек в сером плаще начинает трястись от смеха.
 Отсмеявшись, он достает пачку сигарет, зажигалку, закуривает, закрывает чемоданчик  и усаживается, сильно ссутулившись и обкрутив одной ногой другую. Сделав в таком положении несколько затяжек, он говорит:
- Залезал в кейс, а потом вылез.
- Куда-а? - не понимает Шурка.
Человек молчит и серьезно кивает на свой чемоданчик.
- Я так и знала, - радуется Нюрка, - когда Вы там сидели, то подглядывали в щелку.
Человек в сером плаще снова смеется. При этом он издает такие звуки, какие издавала бы картонная коробочка, в которую насыпали мелко нарезанный елочный дождик из фольги и потрясли.
- Я просто смотрел, мне было интересно, - говорит он, наконец.
-Вы что, фокусник? - не совсем уважительно осведомляется  Шурка.
- Нет, волшебник, - серьезно отвечает ему человек в сером.
- Добрый или злой? – интересуется  мальчик, состроив пионерскую мину.
Волшебник пропускает его ехидство мимо ушей, зевает, смотрит  на копошащихся в песке воробьев и говорит:
-  Куролесов Глеб.
-   А я Нюра, а он вот Шура, - радуется Нюрка и спрашивает:
- А  зачем Вы туда залезали?
- Не люблю, когда спрашивают пропуск.
- А у Вас, что нет пропуска? - немедленно задает свой вопрос Шурка.
- Есть, - отвечает Куролесов и выбрасывает окурок в урну.
 После этого все некоторое время сидят молча. Куролесов  сидит по-прежнему с закрученными ногами, ссутулившись и подперев тонкой рукой, похожей на куриную лапку, бородатую щеку и смотрит вдаль.
Нюрка некоторое время рассматривает его, и думает, что он, пожалуй, очень похож на Ф.М. Достоевского. Потом она спохватывается, что вот так пялиться на незнакомого человека невежливо и поспешно переведя взгляд   на облака, думает: "Я бы сказала, что этот Волшебник скорее какой-то нервный, чем добрый или злой".
Шурка ерзает  туда - сюда на своем месте, и внимательнейшим образом изучает песок под ногами.
- Так я и знала, что дядя Миша все же где-то работает вахтером, - вдруг заявляет Нюрка. 
Куролесов кивает.
-  Так  Вы, значит,  типа того, что в газетах объявления пишут: «магические услуги» и всякое такое, -  спрашивает  Шурка уже просто провокационно нахальным тоном.
 -  Ну, типа этого – следует меланхоличный ответ.
С этими словами Волшебник поднимается, шарит в карманах своего плаща,  достает оттуда две ириски "Золотой ключик"  и протягивает по одной каждому из ребят. Пока те с недоумением крутят в пальцах конфетки, Куролесов с усилием поднимает свой чемоданчик и идет по дорожке, слегка перекосившись под его тяжестью. Смотря ему вслед, Нюрка думает, что надетые на нем светло-желтые летние брюки довольно нелепо выглядят в сочетании с серым плащом, и что, вообще, по меньшей мере, странно - ходить в такую жару в плаще. Когда Куролесов  скрывается в арке, Шурка с иронией замечает:
- Ириски, ясно, волшебные.
- Ты думаешь, он над нами просто смеялся? - огорчается девочка.
- Я думаю, что смеялся, но не просто. И какая-то тайна здесь есть. Жалко мне сегодня уезжать, а то я бы этим занялся, как следует.
Тут он вспоминает, что его, собственно, послали за курицей, что мать, наверное, уже начала его слегка поругивать и,  бежит в арку следом за Куролесовым, бросив Нюрке: «Увидимся».
Девочка остается одна. Оказывается, она и не заметила, что тень от дерева, в которой она сидела, успела совсем съежится. Теперь солнце светит ей в самую макушку. Встреча с Куролесовым  представляется  немножко сном.  Она чувствует, что начинает засыпать, но проходящая мимо женщина спрашивает у нее, какой это номер дома. А тогда она у нее: «который час». 
Услышав « половина первого»,  Нюрка ахает, подхватывает  набитую  вещами сумку  и торопится  к химчистке за углом, потому что через полчаса там  обед,  а если вдруг очередь, то можно  запросто и не успеть.