токмен - горе от языка

Мои дорогие учителя, поклон вам до самой земли. Вы научили меня очень правильным вещам. Ваше знание проложило мне дорогу в жизнь, и пиетет тут совершенно уместен. Но сегодня не день учителя, и поэтому я перехожу к сути.

Однажды я вдруг понял – имена существительные нельзя делить на одушевленные и неодушевленные, и что всё вокруг – живое  и одушевленное: цветы, мебель, посуда, одежда, камни, и даже мои собственные волосы, которые почему-то решили от меня сбежать…

Я научился разговаривать со всем, что движется или покоится. Со всем, что льется, прыгает, летает, стоит, висит, лежит, вылезает, высовывается или молчит в тряпочку. Конечно, я тот еще партизан. Потому что мне пока почему-то совершенно не хочется начинать общение с койкой или с подушкой в психиатрической клинике. Но партизанские методы всегда были и остаются самыми эффективными…

Вот тут-то и настал в моей жизни полный абзац. Кстати, с абзацем тоже можно разговаривать. Но это уведет нас в сторону, с которой я тоже непременно поговорю в следующей раз…

Итак, я о разительных переменах. Разговоры с цветами действовали на них лучше любого удобрения. Разговоры с печенью спасли меня от цирроза. Однажды душевно поговорив с деньгами, я избежал крупных разборок с кредиторами. И волосы после долгой дискуссии согласились вернуться на место.

Скажу честно, тайно я много экспериментировал. Я научился превращать обычную воду в живую или мертвую, а дешевый и некачественный столовский обед после беседы со мной ублажал меня покруче любого французского ресторатора. Мой «заговоренный» компьютер на работе ни разу  не ломался и не ловил вирусов, а мой автомобиль до сих пор не знает, что такое день жестянщика…

Однажды я прочел, что коровы, которым присваивают имена (звучит как-то по-канцелярски) дают молока больше, чем их безымянные сородичи. Это обстоятельство подтолкнуло меня к новой волне экспериментов. Особо неподатливых собеседников я теперь называл по имени. Например, очень долго я не мог избавиться от своего двойного подбородка. Каждый раз, когда я смотрел на него в зеркало – меня изрядно подташнивало. Сколько мучительных бесед я провел с этим предательствующим элементом. И все зря! Но когда я назвал его «царским орлом» и всячески льстил ему целую неделю, он действительно воспрял духом и превратился в величественное и благородное, а главное – красивое, стройное и мускулистое создание…

И все-таки, пожалуй, самые интересные устные эксперименты  я связываю со своей головой. В какой-то момент я открыл для себя еще один мир в моей разговорной вселенной. Я стал вести диалоги с собственным мозгом и весьма преуспел в этом. Иногда я часами о чем-то упрашивал этого интересного собеседника.  Бывало, что я пел ему осанну за подаренную память или снизошедшую мудрость. Часто жаловался на несовершенство бытия. Вовсю обсуждал с ним идеи о сверхчеловеке и супермене. Мы даже строили с ним совместные планы о тотальном контроле над нашим телом и о возможности левитации. Проектов, надо сказать, было немало…

Однако одно обстоятельство заставило меня однажды остановиться. В моей методе был неожиданно обнаружен побочный эффект. Чем больше я разговаривал с так называемыми существительными неодушевленными в школьном понимании этого слова, тем меньше мне хотелось общаться с существительными одушевленными, то есть с людьми. Я превратился в совершеннейшего бирюка. И не на шутку испугался…