Бим и его особенности

                Все собаки моего детства.                Е.А.Потехина
1.Дождевые черви.

 Отец рассказывал мне, что когда я была маленькой, то по ошибке съела дождевого червя. Ну, может не полностью, а только кусочек. Но мне от этого не легче. Ничего себе родители! И так спокойно об этом говорить! А дело было так:
Отец копал грядку под лук, а я ходила рядом и собирала в консервную банку червяков. Потом я относила червей курицам и возвращалась к грядке. Мать вынесла мне бутерброд с маслом, чтобы “я не умерла с голода“. Так вот, представьте, что в одной руке я держу бутерброд, а другой рукой подбираю червей и кладу их в банку. Ну, в общем, в какой-то момент я перепутала бутерброд с червяком и ... Отец говорил, что услышал странный хруст. И... Вытащил изо рта у меня то, что успел. Еще он говорил, что после этого я стала очень хорошо кушать и сделалась этакой пышкой. Только мне все эти рассказы очень неприятно  вспоминать. Да и большое подозрение у меня  насчет правдивости всей этой истории. Но червей я все-таки воспела в своей ранней (детской) поэзии:

Червяки кривляются –
Спортом занимаются.

Я знаю, что многие в детстве грызут ногти, угольки, кирпичи, мел едят. У кого чего не хватает. Чего же у меня тогда не хватало?

По червям в школе у меня была  пятерка. Задали нам на дом как-то практическую работу – “Исследование поведения дождевых червей и их реакция на различных раздражителей“. Эту практическую работу мы выполняли с подружкой в нашем огороде. Для этого мы выбрали самого жирного и длинного дождевого червя. Мы изучали, как он реагирует на солнечный свет, на укол иголкой, прикосновение  кусочком лука, измеряли наименьшую длину сжатия. Но вот наибольшую длину растяжения измерить забыли. Когда мы вспомнили об этом, то оказалось, что червяк уже не “дееспособен“, иначе говоря не подает признаков жизни. Тогда мы решили растягивать червяка вручную и... немного не рассчитали усилия (разорвали). Теперь-то я понимаю, что мы использовали технологию, больше подходящую для изучения сопромата.

2.Лягушка.

В детстве мне нравилось подражать голосам различных животных. Я кудахтала курицей, воспроизводила диалоги котов, могла изобразить козу, лошадь, щенка и лягушку.
О, лягушек я любила особенной, нежной любовью. Вместо грибов, я собирала в лесу лягушек в корзинку. Мне очень нравились эти удивительные создания. Их большие глаза, пальчики, как у людей. Лягушка для меня и сейчас – это символ моего детства. В серванте у меня стоит зеленая лягушка, которую я связала крючком. Этакий якорь положительных эмоций:

Ах, это сон, – я думала во сне.
Был поцелуй твой так несмел и робок.
И снова утро серое в окне
Вставало из-за каменных коробок.
Всплакнула ночь на утреннем стекле.
Искала долго шлепанцы спросонок.
И надо мной смеялся на столе
Мой вязаный зеленый лягушонок.

До сих под не понимаю, почему у некоторых людей к ним негативное отношение?
Однажды мы устроили пик - ник в лесу. Жарили на костре хлеб, пекли картошку. Взрослые сидели вокруг импровизированного стола и пели “То не ветер ветку клонит...“
Мне наскучило слушать их заунывное пение и я решила всех немножко развеселить. Для этого я нашла большущую лягушку, подошла к своей самой любимой и веселой тетке Тане, погладила ее по спине. Тетка Таня приветливо улыбнулась мне и снова повернулась к поющим. В этот самый момент я и засунула ей за платье свою замечательную большую и холодненькую лягушку. Для усиления эффекта я придавила лягушку сверху рукой. Я думала, что вот сейчас-то будет веселье. Все будут хохотать и хвалить меня за находчивость. Но получилось все наоборот. Тетка Таня почему-то закричала не своим голосом, потом начала прыгать, пока из-под платья не вывалилась лягушка. С ней даже было плохо и все искали какие-то капли. А меня отругали и отправили домой.
Странные люди эти взрослые. И веселиться-то по настоящему они не умеют. Едят, пьют, поют свои дурацкие песни, устанавливают какие-то условности, правила поведения, нормы. А ведь иногда так здорово побыть самим собой, немножко раскрепоститься. Поваляться на траве, побегать босиком по лужам, искупаться в реке прямо в платье и босоножках.

3.Все собаки моего детства.

В моем детстве было много кошек и собак, с которыми я неплохо ладила. Всегда носила в кармане что-нибудь вкусненькое, так на всякий случай. Даже незнакомые собаки это чувствовали и вели себя со мною “запросто“. Может быть это потому, что от меня пахло собакой? Но ведь кошкой тоже пахло.
Самой первой собакой на моей памяти была Кукла – маленькая черная собачка с белым галстуком вокруг шеи. Кукла была очень преданной и игривой. Часто воровала у меня варежки, стоило мне положить их на снег, когда я вытряхивала снег из валенок. Хватившись варежек, я бежала за ними к ней в конуру. Но, увы, иногда опаздывала и обнаруживала там только волнистые ниточки. У Куклы родились два щенка – Шустрик и Мямлик. Была еще такая программа по телевидению, где участвовали две куклы – Шустрик и Мямлик. Вот в их честь и назвали щенков. Мы с Наташей играли с этими щенками, когда они были еще совсем крошечные. Мы пеленали щенков, клали их в кукольные кроватки. Шустрика мы оставили себе и он вырос в большую собаку. Мастью походил на мать, но был много крупнее.
Помню, как однажды, играя во дворе, я спряталась в его конуре. Шустрик мне очень обрадовался и тоже туда залез. Так что мне тогда пришлось кричать, чтобы меня освободили.
Потом была Белка. Маленькая рыжая собачка “царских кровей“. Мать подобрала ее на вокзале. Белка любила петь, танцевать, сидеть на окошке, спать на мягкой постели и есть сахар. У моего младшего брата был детский аккордеон. Я играла на этом аккордеоне собачий вальс, а Белка мне подпевала. Она была очень талантлива. А умерла в родах. Мы тогда очень горевали.
Последним был Степка.

Принесли нам как-то черного спаниеля. То ли потерялся он, то ли охотники бросили. На охоте всякое бывает. Иногда и ружья теряют, не то что собак. Так он у нас и остался жить. Был очень добродушным и шустрым, как вьюн. На цепь мы его не сажали, он так бегал. Были у Степки длинные уши и странные лапы, как бы приплюснутые.
Однажды зимой катались мы с горки. Степка все около нас крутился. Вдруг внизу, у проруби, где бабы белье полоскали, поднялся переполох. Мы санки побросали и туда. А там бабы кричат:
— Собака утопилась! Собака утопилась! В прорубь бросилась!
Но тут над водой появилась Степкина голова. А потом и он сам выпрыгнул на лед. И тут же пулей к дому, пока вода на нем не замерзла. Отец тогда говорил, что это он андатру под водой учуял.
Больше всего на свете любил Степка в машине ездить и чтобы непременно на первом сиденье. Стоит машине к дому подъехать, он уж в ней сидит. И когда успевал? И не интересовался даже, чья машина. Сядет и все тут: “Вези, мол меня, я готов!“ Наверное он на охоту всегда на разных машинах ездил. А охотник он был отменный и дичь не портил. Я в этом лично однажды убедилась.
Забрались как-то раз в наш огород соседский курицы – молодки. Бегают, грядки разрывают. Я попыталась их поймать, да не тут-то было. Они залезли в колючий малинник. Я и так пробовала их достать, и эдак. Ну, отбилось дело. А Степка сидит в сторонке, хвостиком виляет, на меня глядит. Я из сил выбилась и говорю ему с обидой:
— Ну, что глядишь, помогай, ищи. После слова “ищи“ Степка стрелой юркнул в малинник и через пару минут стоял передо мной с курицей в зубах. У меня все похолодело внутри при мысли, что он свернул курице шею.
Я вынесла курицу на улицу и отпустила ее на землю. Та, как ни в чем не бывало, отряхнулась и принялась рыться в песке. А сзади меня уже стоял Степка с очередной курицей в зубах.

Из-за моей дружбы с собаками однажды приключился со мной один казус. Шла я из магазина как-то вечером. Уже и темнеть начинало. Осень тогда была дождливая. Под ногами грязь. Иду я нога за ногу, о своем думаю. Слышу сзади меня вроде кто-то догоняет, по грязи шлеп-шлеп. Ну, думаю, пусть спешит. Я в сторонку отошла, чтоб дорогу уступить. Но вдруг тот, кто шел сзади, как положит мне свои ручищи прямо на плечи и дышит этак тяжело-тяжело. Ну, думаю, конец мне, сейчас душить начнет. Только вдруг этот самый грабитель как лизнет меня в щеку. Тут уж у меня весь столбняк сошел. Я голову повернула, а это – мой старый знакомый – рыжий пес. Я его хлебом угощала когда-то, вот он меня и припомнил. От избытка “чувств-с“ целоваться полез.
Собака, она вся наружу. Уж, если рада тебе, так на руки запрыгнет. И предана по гроб. Кошки, они те такие. Дольше обиду помнят и больше привязаны к дому, нежели к хозяину.

Жила у нас этакая парочка – Зина и Ксюша. Это я их так назвала. Одну – в честь моей любимой учительницы физики, другую – в честь соседки, она еще в магазине тогда работала.  Разговорчивые были кошки. Одна в комнате на стуле лежит, другая в кухне. И разговаривают между собой:
— Мыр - мяу, мыр - мяу...
—  Мяу - мяу , мыр...
Однажды я гладила на кухне белье. Под окном стояла поленница. На ней лежала Ксюша. Мое внимание привлекло ее неадекватное поведение. Она выгнулась, перевернулась на спину, изящно потянула шею, помахала хвостиком, снова перевернулась. При этом движения ее были столь грациозны и женственны, что я невольно подалась к окну, чтобы увидеть – перед кем это она так “выделывается“. На земле под вишней сидели три “прибалдевших“ кота – черный, рыжий и серый. Так вот в чем дело! А я-то думала, что варьете придумали люди!

Кроме лягушек, собак и кошек, любила я еще и лошадей. Помню мои первые прогулки на лошади при луне, мои первые полеты с лошади. Об этом мне напоминает мой травмированный позвоночник. Разумеется я падала не только с лошади. Я падала и с чердака , и на пол, когда Наташка из-под меня стул выдернула. Я тогда так хлопнулась, что целый вечер потом пролежала. И как только моя разлюбезная сестричка меня совсем в детстве не угробила?
Но вернусь к любви. Так вот, было в мое жизни то, что я не любила. Вернее сказать тот, кого я не любила. Это еще мягко сказано – “не любила“.
А речь идет о петухах. С ними у меня не заладилось с самого начала. И я их, честно сказать, боюсь до сих пор.  И если где-то в радиусе пяти километров от меня живет “клевачий“ петух, то уж, поверьте моему горькому опыту, он непременно найдет повод и время со мною встретиться. Так вот у бабки Фелидцаты жил такой “клевачий“ петух и я его панически боялась. А он об этом не только прекрасно знал, он этим упивался. О, даже сейчас, при одном упоминании об этом петухе, во мне закипает ярость благородная. Да и было от чего. Этот петух превратил мою жизнь в сущий кошмар. Он знал весь мой день до мелочей. Во сколько я возвращаюсь из школы, когда хожу гулять или в магазин. Он выслеживал меня, как нюховая собака, он появлялся в самые неожиданные моменты в самых непредсказуемых местах. Он ежедневно встречал меня из школы  и мы устраивали гонки вокруг грузовой машины нашего соседа. Но это исчадие ада, промчавшись под машиной, выскакивал прямо перед моим носом. Почти каждый день я приходила домой в слезах. Стали поговаривать, что петух “может выклевать ребенку глаза“. Все закончилось тем, что бабушка пригласила меня однажды на лапшу из петуха. Хотя это и было моей победой, я не торжествовала. Мне почему-то не хотелось есть своего врага.
После этого петуха в моей жизни было еще несколько встреч с этими бандитами. Помню, как мы стайкой девчонок бежали в кино. Сзади нас догнал петух и клюнул... Кого бы вы думали? Меня! Меня одну он выбрал изо всех, хотя я и шла не последней. Он буквально выклевал меня из середки.
А совсем недавно на меня напал петух и его прогнал маленький мальчик лет семи. Мальчик очень удивился поведению петуха. Он сказал, что это старый петух и никогда раньше не клевался. Наверное я сама виновата. Вижу во всех петухах потенциальных бандитов и провоцирую их этим самым к агрессии. А может быть у меня стиль “жертвы“?

4.Рассказыы тетки Дарьи.

Уже будучи взрослыми, мы с сестрой несколько раз  ездили в Сокольское на родину нашего отца, словно подчиняясь зову предков. Ходили  на Волгу.
Какие там песчаные отмели! Идешь, идешь, далеко-
далеко, а все мелко и дно видать. И вода чистая -чистая.
Почва  песчаная и грязи почти не бывает.
Нашим гидом была двоюродная сестра – Лида. Она возила нас в пригород за черникой и земляникой. Она-то и привела нас к тетке Дарье. И хотя много лет прошло с тех пор, но ее рассказы, пересыпанные острыми словечками (на местном диалекте), остались в моей памяти до сих пор.
       Дом у тетки Дарьи был добротный, высокий. Сама хозяйка гостеприимна и добродушна. Вечером  мы все собрались у самовара. Тетка Дарья угостила нас домашней наливкой и пирогом с малиной. А потом пошел задушевный разговор. Похоже было, что хозяйка устала от одиночества и была нам несказанно рада. Мы больше слушали хозяйку, да и было что послушать. Ее истории были сами по себе необычны, да еще и ее местный выговор придавал рассказам особый калорит. Живая от природы, подвижная и смешливая, она изображала все так натурально, что мы хохотали  до слез. Попытаюсь по памяти воспроизвести некоторые из ее рассказов:

—  Повадился ко мне курей воровать чей-то пес. Уж я и клетушку запирала, и ворота санями припирала. Все едино – обманет, окаянной, и куренка уташит. Сижу свечера, жду. Как заслышу на дворе шум – я с лампой туда. Но только хвост и мелькнет. Я все на соседского Полкана грешила. Но Тарас Манькин мне одно толдычет, что ихней пес на цепи всю неделю. Ну, я думаю не я буду, если вора не изловлю. И ведь уследила! И хошь на дворе потемки были, изловчилася я и ухватила эту псину за хвост, крепко ухватила. А он, этакий здороветня (отъелся на моих курях), через весь двор меня протащил и – под ворота. И я, со всего-то размаху, в воротину, лбом – “хрясь“... Аж в глазах померкло. Тут я хвост-то из рук и выпустила.
       Утром головушка моя распухла, ломота. На лбу шишка огромная, а под глазами круги синие. А ить скотину-то поить надо. Взяла я коромысел и – по воду. А Манькин Тарас у свово дому снег кидат.
—Что это ты, — говорит,— Даша, мне не кланяшься?
А я ему в ответ:
— Тьфу на тебя, кланяться! И на твово Полкашку – вора! Глянь, что со мной сотворил твой пес – разбойник! Убил! Убил! Начисто убил! Чуть не вусмерть! И последнюю курченку со двора снес!
Ну, Тарас божиться. Повел меня к ихнему дому.
— Гляди, — говорит,— вишь, Полкан на цепи. И следу круг его нету. Снег свечера шел. Не мог я его с утра на цепь посадить.
Гляжу я на ихнего пса и сумление меня берет. Уж больно хил. Не мог меня этот пес через весь двор пропереть. Я – женщина тельная, крепкая.
Пошли  мы с Манькиным Ткрасом к моему дому. Я ему на следы кажу:
— Смотри, смотри. Вот он со двора вышел. Вот и кровь на снегу.
Присел Тарас на корточки, в затылке почесал, а потом и говорит мне таким загадочным голосом:
— Эвона что... Знаешь, Дарья? А ведь следы-то волчьи...
У меня от этих слов внутри все захолонуло. Особливо, как вспомню, что я этого волка за хвост таскала, так до сих пор лоб чешется.

А то было дело почише. Уж, что я – баба озорная, а и то струхнула.
Зима тогда теплая была. Подморозит, распустит, опять подберет, снова распустит. Пропивали мы Манькину племянницу. Уж я и плясала! А плясать я  страсть как люблю. И гармонист, что огонь, так и зажигат, так и поднариват. Ну, время заполночь. Все путны гости разошлись. И мне пора честь знать. Подалася я к дому. Иду, снежком прикусываю, да приплясываю. А гармонь в голове так и играт. Жар во мне да кураж. Я тулуп распахнула...
Вышла я в поле. Гляжу, а впереди меня еще какой-то гуляльщик справляется. Да плохо этак идет. Все больше на четвереньках. Ну, в голове у меня одна гармонь. Догоню думаю попутчика, пособлю ему приямо-то итить.
Тут луна вышла. Светло, что днем. Я пошибче пошла. И только хотела окликнуть:
— Погодь мол, мил человек! Я те пособлю прямо-то итить, с Божьей помощью!
Как вдруг, будто кто мне по башке “хрясь“. И умолкла гармонь-то. Словно очнулася я. Гляжу – гдей-то я?
Поле... Луна светит. Что-то впереди чернеет. А на снегу передо мною – следы. Все пять пальчиков видать. И тут это что-то стало во весь рост... И вижу я, что не человек это вовсе, в медведь. Вот уж тут я испужалась. Кажись вжисть у меня такого страху не бывало. И до того мне враз холодно стало, что зубы застучали.
Как я назад бежала, не помню. Деревню на ноги подняла:
— Шатун,  — мол, — объявился!
Мужики медведя у пасеки завалили. В деревню на санях привезли. Ох, и велик был! И страшен!
А  я-то. Ну и дурна баба!

— А вы пирог-то с малиной ешьте, ешьте! Ее нынче у болота – страсть. Эта малина у меня особая, памятная. У меня по этой малине долго память будет. Во – на щеке след. Что? Хорош? А это все – дурь моя. В лесу живу, а ума не наживу.
Брала я эту малину на гарях перед топью. Крупная малина, сладкая. И  травы круг не много. Вдруг, слышу, шипит кто-то. Ну, думаю, не иначе – змейку потревожила. Они, бывает , в самый куст малиновый заберутся. Тоже, поди, ягоды сосут.
Ан, нет, не похоже на змейку. Огляделася... Фу-ты, ну-ты! Медвежонок! Высунул язычок и шипит на меня, как змейка. И этакой ладной, да малюхотной. Ну – игрушка плюшева. Я медвежонка в полушалок завернула, к себе прижала, словно робеночка. А он робеет. Сердечко-то – тук-тук, ровно у зайца. А я начала его тискать, да приговаривать:
— Эвона, красотенок мой лопоухонькой! Пойдешь ко мне жить?
А этот “красотенок“ как жвахнет меня лапой по щеке, будто пчелка сжалила. Я по щеке рукой провела. Гляжу – кровь. И тут мне будто кто со стороны говорит:
— А ведь медведица-то рядом ходит!
Сняла я тут быстренько с медвежонка свой полушалок, посадила его на пенек. А сама – деру! Бегу, да ругаю себя:
— У, стара холера! Надумала с кем в игрушки играть, в дочки - матери!
А щеку меня научили куриным пометом смазать. Говорят, быстрее заживет. Но я так и не мазала. А, ну их. И так заживет. Где мне помету-то этого взять? Нету курей-то. Хотела обзавестись, да видно не к рукам.

5.Медвежьи следы.

На следующий день тетка Дарья проводила нас на чернижник через топь. Но черника была мелкой и ее уже повыбрали. Мы решили вернуться домой – перекусить и идти за земляникой.

Солнце стояло высоко. Было жарко и тихо. В траве стрекотали кузнечики. Изредка пролетала пчела, но осмотрев несколько поникших от жары цветов, уносилась прочь. И только комары никак не могли угомониться и все лезли в глаза, в уши и при этом противно пищали.
— Ах, эти вредные комары!
Я хлопнула себя по щеке и неприятно поежилась.
— И что я вам сделала? Гудят, гудят... Даже в нос лезут. Тьфу, противные!
А все-таки хорошо здесь, тихо. Не зря говорят – медвежий угол.
Ну, вот, опять ягоду раздавила. В рот ее...
— У-у... Вкус – специфический.
Опять начинается. И что это со мной? Ну ничего своего, даже мысли чужие. Привыкли мы к стереотипному мышлению – дети города. Пыль, асфальт, бетон... Без выхлопных газов и жить уже не можем – задыхаемся. Глупые... И чего мы все лезем  в эти квартиры, в эти муравейники с их идеальной акустикой. Пришел с работы и – к телевизору, в мягкое кресло. И все, предел мечтаний. Я все раньше думала, почему это люди с годами так полнеют?  А они “дубеют“, корни пускают (сидят на одном месте). И с каждым годом обрастают кольцами, как деревья.
И что станет с нами лет этак через триста? Превратимся в маленьких уродиков. Вот такусенькие глазки, вот такусенькие ручки и – во такусящий  живот. Фу, какое безобразие!
Но я, кажется, перегрелась. Всякая чушь в голову лезет.
— Так, ну здесь, кажется, ягод больше нет. Пойдем дальше... Ах, вот. Ну и крупные! А запах!
Все-таки земляника всем ягодам – ягода. Как там в песне поется:
— Сладку ягоду рвали вместе, горьку ягоду – я одна.
Сказка еще есть про кувшинчик и дудочку:
— ...Первую ягоду – кладу, на вторую – смотрю, третью – примечаю, четвертая – мерещится...
Что-то мне мерещится  в тенечке отдохнуть где-нибудь под кустиком. А то на солнышке перегрелась – “шифер поехал“.
Хрустнула ветка. Я вздрогнула.
— Юра! О, Господи, как же ты меня напугал. Я уж думала, медведь ломится. У меня после этих рассказов кругом медведи мерещатся.
Ну? Как производительность? Э, да ты, брат, видно больше в рот кладешь. Витамины, говоришь? Ну, что ж, варенье – оно пожалуй не то, что свежие ягоды, но зимой оно тоже ничего. Ну, что? Дальше пойдем? А то здесь не иначе , табун лошадей прошел, примяли больше. А ты в каком классе учишься? А шестом? Ну и как? Тройки? Плохо, брат. Что? И двойки бывают? Ну, уж это ты совсем напрасно. Бабка, говоришь, ругает? Ну, она тебя любит, добра хочет, вот и ругает. Нервы у них, у взрослых. Слышал про такую штуку? Нервы эти самые, они как струна натянутая, им слабина нужна. Вот человек и расслабляется. Но при этом... Как бы тебе это объяснить попроще. Ну, у тебя рогатка есть? Была? Тогда представь, что ты резинку натянул, а теперь отпустил. Ну, что? А? Камень полетел? А тебя резинкой по пальцам щелкнуло. Вот-вот, уловил. Самое оно. Человек расслабился, значит кому-то или шлепнет, или полетит что-нибудь. Так что тут замкнутый круг получается. И расслабляться нельзя и не расслабляться нельзя. А если очень долго не расслабляться? Тогда еще хуже будет. Эти нервы лопнуть могут и тогда, что куда полетит – не известно. Но все равно пострадают и “нервный“ и тот, в кого он расслабляться все не хотел.
Нет, пожалуй я точно перегрелась. Что-то заговариваться стала и тебя совсем запутала. Оставим эти нервы в покое. Хотя мало приятного, если в тебя расслабляются. Я сама этого не люблю, понимаешь ли.
А где наши? Не слышно? А-у-у-у! Вот носятся. Гонки какие-то устроили. Им не ягоды собирать, а эстафету бежать с препятствиями. А уж препятствий-то здесь более, чем достаточно.
А это что за техника по краю дороги проехала? Я такой отродясь не видывала. Волокуща? Сани такие тракторные? Первый раз вижу, чтобы летом на санях ездили.
Юра, иди-ка сюда. Тут след какой-то интересный. Свежий совсем еще. Кто-то босиком ходил. Ну и ножка, скажу я вам! А пальчики – один, два, три, четыре, пять. Пять пальчиков! Смотри, вот и здесь еще... и еще. Что-что? Медвежьи? Нет, не может быть. Ты шутишь. След совсем свежий еще, только-только прошел. Да и откуда ему тут взяться. Здесь же дорога. Или ты хочешь сказать, что он все время вокруг нас ходил, смотрел, как мы ягоды собираем? А ты знаешь, я слышала какой-то треск, когда наших кричала, но значения не придала.
Что-то мне не по себе. И в животе как-то холодно стало. Куда же Лида с Наташей запропастились? Тут понимаешь ли медведи стадами ходят, а они унеслись. На нас тут нападение готовится, а им и дела нет. Эгоистки несчастные. А-у-у-у!
Я прислушалась... Тихо. Юра с улыбкой наблюдал за мною, потом по-мужски успокоил:
— Да что ты, теть Лен. Медведь сейчас сытый. Не балует. Разве что на пасеку заберется, медком полакомиться. А так чтобы что... Нет. Да и пугливый  он, шума не любит. Был у нас  тут один случай. Еще бабка Авдотья рассказывала. Так это когда еще было. Да и зимою.
— Знаешь что, Юра, ты мне эту историю про медведя потом расскажешь. А сейчас – давай вернемся в деревню. Так что – пойдем. И не спорь со мною. У меня руки-ноги дрожжат.
Мимо нас по дороге пронесся “Пазик“, подняв столбы пыли и надолго скрыл из виду не только саму дорогу, но и противоположный лес. Мы шли босиком по обочине, спорили – велик ли был медведь, следы которого мы видели. Юра подтрунивал надо мной. Потом вспомнили о чернижном пироге, который грозилась испечь нам тетка Дарья.
Ноги приятно погружались в теплую пыль. Легкий ветерок играл волосами. Я поднесла корзинку с ягодами к лицу, вдыхая удивительный аромат.
А все-таки здорово идти вот так, никуда не спеша, наслаждаясь запахом ягод, трав, когда можно ни о чем не думать. И ни в кого-то тебе не нужно разряжаться.

6.Бим и его особенности.

Был в нашем доме еще один жилец, не совсем обычный – Бим. О нем мне хочется рассказать отдельно. Он был очень умен, мы его любили, он стал Сашиным другом детства и его  воспитателем.
Я помню, как Бим появился в доме. Его принесла Юля, высалила из сумки. Это был большеголовый несуразный щенок, долговязый, с большими лапами. Его лапы разъезжались на скользком полу. Он смотрел на нас виноватыми глазами и поскуливал, по его спине пробегала нервная дрожь. Он был самым слабым в помете, самым последним. Но это был настоящий французский дог. И это мы очень скоро  поняли.
Во-первых Бим категорически отказывался спать один на коврике в кухне. Он непременно хотел быть “в обществе“. Пришлось устроить для него постель  в кресле в большой комнате. Ровно в 22.00 Бим подходил к своему креслу и, если оно было кем-то занято, требовал его освободить. При  этом он рычал, лаял и даже бил лапой обидчика. После изгнания оного, Бим терпеливо ждал, пока ему постелют простынь, и прыгал в кресло. Нет, он не ложился, он падал в него и при этом слышался его вздох облегчения. На наш человеческий язык это переводилось, как:
— Ох, наконец-то!
Во-вторых Бим никогда не хватал еду, а брал ее деликатно, тихо и даже нежно. И никогда не ел того, что едят обычные дворняги – никакой каши, никакого супа, никакого моченого хлеба. Бим предпочитал бутерброды из рук хозяйки, косточки или мягкий бублик с маком. Бублик он иногда зарывал в  морковной грядке. Как и когда он это делал, мы до сих пор не знаем. Бим почти не оставлял за собой следов.
Я мало что помню из детства Бима. Помню ,что он очень часто болел и ему делали уколы. И он все терпеливо и безропотно сносил. В детстве произошла его первая встреча с “котом“, после которой у Бима осталась на всю жизнь обида на этого зверя и шрам на носу. После такого неудачного знакомства Бим долго плакал (по-собачьи – скулил), забравшись на руки к хозяйке, глядя ей в глаза и лизал ее нос. Он никак не мог понять: “За что?“ Ведь он только хотел познакомиться с пушистым зверьком, подбежал и слегка толкнул его носом. Потом был еще один негативный опыт знакомства с жизнью. От этого опыта у Бима остался шрам на левом боку и ссадина. Бим в тот раз  решил отнести косточку цепному псу – Урану. А надо вам сказать, что это был не простой пес, а помесь овчарки и волка. Поэтому и манеры у Урана были скорее волчьи, чем собачьи. Уран почти никогда не лаял, но был очень упрям и агрессивен. Зимою спал прямо на снегу. Будкой пользовался редко, об этом я расскажу позднее. Так вот, Бим принес  свою косточку Урану. Но тот, либо решил, что Бим хочет обманным путем пробраться к его миске, либо Бим замешкал у оставленной на земле косточке, мы не знаем. Но вот крику и слез в тот раз было море. Разумеется, что кричал Бим, а плакали  мы.
После всех этих неудач Бим решил ни с кем  больше на улице не знакомиться, предпочитал общество хозяев и старой кошки Маши. Но и ту он скоро поставил на место. Теперь кошка могла передвигаться по дому только перебежками и не имела право пересекать комнату по центру. Если она нарушала это правило, Бим тут же подбегал  и слегка прижимал ее лапой к полу. И держал так некоторое время, как бы давая понять:
— Я же тебе объяснял, что ты можешь перемещаться только по периметру. По центру могу ходить только я. Я здесь – главный!
Маша терпеливо лежала, прижав уши, затем забиралась под шкаф.
И все-таки это не мешало им каким-то образом договариваться и проворачивать свои “дела“ в паре. Бим никогда ничего не брал со стола без спроса (порода не позволяла). Маша была попроще. Ей ничего не стоило стащить со стола  кусок колбасы или косточку. Добычу делили по-братски. Или это Маша давала Биму взятку, чтобы он не лаял и не звал хозяев, пока она “шурует“, мы не знаем. Но то, что они работали в паре, установлено точно. Не смотря на все эти странности, Бим был очень заботливым и ответственным псом. Он знал точно, у кого какие тапочки, никогда их не путал и не приносил чужих. За доставку газет хотя и брал “гонорар“, но все-таки считал это своей почетной миссией. Видели бы вы, как он гордо шествовал по улице с газетой в зубах мимо соседских куриц с высоко поднятой головой. Да, в нем было что-то королевское.
Когда старенькая Маша родила котят, Бим превратился в няньку и сиделку. Он терпеливо лежал возле сарая, если Маша уходила на прогулку. Котята спали в старом ящике с сеном в углу сарая. Но стоило им проснуться и запищать, как Бим бросался на поиски кошки. Он искал ее в саду, поминутно подбегал к нам, смотрел нам в глаза, скулил. Наконец, беззаботная Маша являлась и Бим, потерявший всякое терпение, подгонял ее носом к сараю.
 Когда в доме появился малыш, мы на время забыли о Биме. Всех переполняли волнения и приятные хлопоты. Когда малыша уложили спать, мы тоже решили передохнуть и  сели на кухне пить чай. Дверь в комнату, где спал малыш, была закрыта. Вдруг Бим вскочил, подбежал к двери, заводил ушами, удивленно посмотрел на нас. Из-за двери послышался плач. Бим опрометью бросился к кошке и буквально погнал ее к двери. Мы в начале не подняли, в чем дело. Но потом дружно рассмеялись:
— Да ведь Бим решил, что это – Машины котята!
В последствии Бим разобрался, что к чему, и уже не беспокоил Машу, а бил лапой и толкал носом к двери меня.
Бим очень полюбил малыша. Он всерьез взялся за его воспитание. Напрасны были все наши опасения. Бим разрешал малышу буквально все и прощал ему  его шалости. Он даже подлизывал за ним небольшие лужи, разрешал таскать себя за хвост, садиться на спину, оттягивать брылы. Он не завтракал до тех пор, пока не проснется и не выбежит на кухню малыш. Бим терпеливо ждал, подходил к двери, слушал, поворачивая голову набок. Но стоило ему уловить шум, а затем шлепанье по полу босых ног, как он бежал к миске и  принимался за свой завтрак. Малыш любил подразнить собаку, сжимая в кулачке конфету или кусочек печенья и, пряча их за спину. Бим скулил от обиды, тыкал малыша носом, но никогда не ронял. Он осторожно, носом и  языком, разжимал нежные детские пальчики и добывал заветную конфету из ладошки. Саша начинал плакать. А Бим облизывал его лицо от слез.
Была у Бима любимая игрушка – резиновый крокодил Гена. Спросишь его:
— А где у нас Гена?
Побежит тут же, принесет Гену. И давай его кверху подбрасывать и прижимать лапой к ролу. Гена пищит, малыш хохочет, Бим рычит, отскакивает в сторону, снова нападает. Концерт, да и только!
А вот с котами у Бима был разговор короткий. Если с улицы раздавался кошачий вой, Бим не раздумывая, бросался к двери и пулей вылетал в сад. Ну, двери, конечно, нараспашку. Зима или лето – не важно. Котов он брас слету. В подробности вникать не буду, неприятная это темя для разговора. Но было несколько случаев, когда котам удавалось уйти от расплаты.
Случилось это летом. Мы почему-то замешкали у крылечка, собираясь идти в дом. По-моему было время обеда. Бим прыгал вокруг нас, тыкал нас носом. В нашем кругу это называлось – дурил. Вдруг, по самой середине двора, самым нахальным образом, прошествовал  большой рыжий кот. Откуда взялся этот кот? И почему он так нагло расхаживал по чужой территории  – не понятно.
Бим в первый момент оцепенел от нахальства. Но, опомнившись, взвыл от обиды и бросился на кота. Кот  понял, что все решают доли секунды и резко отскочил в сторону, но металлическая сетка ограждения отбросила кота назад. Вернувшись в исходную позицию, кот повторил маневр, но во второй раз  отлетел от сетки. Кот остолбенел. Бим следил за котом, не вмешиваясь, словно рассуждая про себя:
— Дурак что ли?
Когда кот устал, наконец, колотиться головой в сетку забора, то уставился на Бима. Бим смотрел на кота. Это была странная немая сцена. Первым опомнился кот. Ему было некуда бежать и он бросился в открытые ворота двора. Бим – за ним. Я тоже побежала на двор – спасать кота. На дворе после яркого солнечного света было темно и я, скорее услышала, чем увидела, что Бим теснит кота к туалету в углу. Я приготовилась  к худшему. Но худшего не последовало. Раздался непонятный звук, напоминающий  шлепок, и обиженный визг Бима. Когда я поняла, что произошло, то бросилась на улицу. Я с силой откинула крышку выгребной ямы и отскочила в сторону. И вовремя. Из туалета выскочил грязный и скверно пахнущий кот. Он вылетел оттуда пулей и исчез в щели соседского забора. Жижа, стекающая с него, оставляла на земле отчетливый след. Бим и не думал бежать за котом. Он стоял сзади меня  и, когда я повернулась и осуждающе посмотрела на него, то не удержалась от смеха. У Бима было такое выражение “морды лица“, словно он хотел сказать:
— О, ... точно дурак!
А я от себя добавила:
— Вот этакое чудо явится домой, да еще и на кровать к хозяйке залезет.
Да, с Бимом было весело.
Была у нас соседка. Звали ее Марьей. Работала она на фабрике. Была слегка полноватой, но не злобливой. Так вот, Бим наш любил над нею подшутить. Придет соседка с утреней смены раньше мужа. А ключа – нет. Ну, делать нечего, нужно ждать. А время обеда. Чтобы время скоротать, присядет она возле гороховой грядки, да и пощипывает себе потихонечку горошек. А грядка гороховая возле нашего забора. Щиплет Марья горох, а сама дремлет. Дело в том, что у соседки от матери передалась некая форма сонной болезни, так что ей непременно нужно днем поспать. И где ее эта “сонная болезнь“ застанет, там она и заснет. Так вот, щиплет Марья горох, дремлет, да в  наш огород поглядывает – нет ли Бима - проказника. А Бим, что? Он на нее и не глядит. Вот он, по тропинке сада идет, голову повесил. А на Марью и не глядит вовсе, жарко ему. А Марья дремлет. А Бим до конца сада дошел, а  теперь тихонько-тихонько, вдоль забора крадется. Так тихо, что ни одна ветка не хрустнет. А Марья дремлет. Вот и грядка с горохом, вот и платок Марьин сквозь забор краснеет. Бим встает на задние лапы – высокий, выше забора, голову через забор свешивает и на самое ухо Марье:
— Гав! Гав! Гав!
Марья спросонья головой в горох тычется, запуталась, ничего не видит, не понимает:
— Караул! Караул! Спасите, помогите! Ой, где я?! Помогите!
Опомнилась Марья, села на траву. А Бим сидит с другой стороны забора, на Марью смотрит, хвостиком виляет, словно сказать хочет:
— А я что? Я – ничего. Я поздороваться подошел. А ты что так кричишь?  Не хорошо, не красиво.
Шутник он был, Бим.

Однажды в дом с криком вбежал малыш. Он плакал, бегал по кухне с поднятым кверху указательным пальцем, твердил при этом непонятную фразу:
— Паукан жукастый! Паукан жукастый!
— Да что случилось? Объясни толком.
Но он упрямо твердил:
— Паукан жукастый!
 Мы вышли во двор – “на место происшествия“. Бим бегал тут же, заглядывал в глаза, скулил, лизал малыша в зареванное лицо. Палец у малыша начал распухать.
— Бимушка, ты был с малышом. Что случилось? Кто его укусил?
Бим взвизгнул и повел нас прямо к цветочной грядке, вокруг которой гудели пчелы. Мимо Бима пролетела муха и он, пытаясь поймать ее, щелкнул зубами. Потом сел на траву, повиливая  хвостом и поскуливая, словно хотел нам  сказать:
— Вот, смотрите, – это они  виноваты. Я бы их прогнал, но по грядкам бегать мне не разрешается.
— Так вот кто такой “паукан жукастый“! Ну, этих пауканов лучше не трогать. Помни об этом, малыш.
Во время “юности“ Бима Уран  был уже старым псом со сварливым характером, ворчливый и недружелюбный. Он почти не лаял. Шерсть на нем вылиняла клочками. И ни у кого из нас не было особенного желания вычесать его. Честно сказать, я немного побаивалась Урана. Никто не знал, что у него на уме.
Пришел однажды к нам гость. Гость был уже “навеселе“. Усадили мы его за стол чай пить. Тут к столу подбежал малыш, попросил конфету. Гость вероятно забыл, что он не у себя дома и потянулся к духовке в газовой плите, приговаривая при этом:
— Сейчас я тебе дам конфеток. Сейчас я тебя угощу. Я знаю, где моя растрепа конфеты прячет. Я знаю, где у моей растрепы конфеты лежат.
Мы успокоили гостя, убедили его в том, что он не дома и что мы в газовой плите конфеты не храним. Гость спохватился, засобирался домой, говоря, что уже темнеет и что пора и честь знать. Мы гостя проводили и забыли о нем, занялись своими делами.
Какое-то время спустя баба Катя понесла Урану ужин. Каково же было ее изумление, когда вместо Урана, она увидела вылезающего из конуры “гостя“. Он пытался выбраться на свободу, уговаривал собаку, стыдил:
— Что ты меня пихаешь туда? Это не мой дом. И перестань мне наступать на руки!
Но Уран не желал выпускать гостя из будки. Теснил назад и слегка покусывал за руки. И все это молча.
Как наш гость попал в собачью будку? Почему он вернулся назад? Никто ничего не понимал. Даже сам он нам этого объяснить не смог.
Так что будкой Уран пользовался только в исключительных случаях и даже зимою спал на снегу.
После смерти Урана Бим стал полновластным хозяином. Ходил по саду этаким гоголем. Коты обегали его территорию далеко стороной. Они уже имели некоторый опыт общения. Кто-то ходил с ободранным хвостом, кто-то просидел несколько дней на вишне. Все это было для них “незабываемо“.
Кошка Маша так постарела, что уже падала со стула. Мыши играли в ящике кухонного стола и бабе Кате приходилось их ловить самой вместо кошки. Мы решили завести молоденького котенка. Так в доме появился Степик.
 Степика я принесла из монастыря. Там раздавали котят. И мне дали одного котика, причем заверили, что это  точно кот. Я проверять не стала, поверила наслово.
Позднее, когда у Степика появились котята, мы стали называть его, простите – ее, Степанидой или по-старому – Степой. Это был на удивление шустрый и смелый котенок. Первым делом он обследовал новую территорию и, выгнув спину и распушив хвост, пошел знакомиться со старой кошкой Машей. Как и о чем они разговаривали, я уж не знаю, но через час они уже подружились и котенок сосал кошку, а  та мурлыкала на всю кухню.
Маша, наша старая Маша, которая уже не могла запрыгнуть на печку, начала молодеть на глазах. Она потолстела, ее шерсть сделалась ровной и блестящей. Кошка играла с котенком и кормила его своим молоком. Откуда у старой кошки, у которой давно не было котят, взялось молоко? Непонятно.
 Больше всего Степа любил спать на животе у деда, когда он дремал или читал газету. Потом эти гены передались по наследству Степиной Дымке, которая спала на козе. Котят Степа прятала на сеновале и они спускались оттуда уже своим ходом.
Дымка долго жила на дворе и никак не хотела перебираться в дом. Двор с его сеновалом казался ей куда как надежней и родней. Когда баба Катя утром выходила доить коз, то заставала  Дымку спящей на старшей козе – Белке.
Белка была самой добродушной и терпимой. Раньше на ней спал “Белый орел“ – курица, выигранная мною в лотерею на день села Решма.
 У Белки была дочка –Милаша. Так вот эта самая Милаша была сущим демоном. Нравом она походила на козу-Березу, никого не признавала. Мне в сове время от нее здорово досталось. Я на себе испытала ее характер, когда однажды попыталась прогнать ее с чужого картофельника. Тогда она “обидела“ меня  до слез и долго ходила победителем. Я и сейчас ей не доверяю.
Как-то раз послала меня баба Катя привезти коз домой. Они были привязаны на лугу веревками к колышкам, вбитым в землю. Пока я решала, с кого мне начать, козы, как по команде, оббежали вокруг меня и рванули в разные стороны. Я мгновенно оказалась связанной и упала на траву. Мне было больно и обидно, кожа оказалась ободранной и мне с трудом удалось выпутаться.