остановка по требованию

                Все события, составляющие сюжет,являются
                вымышленными, подбор технических терминов –
                произвольным, а их совпадение с реальными –                чисто случайным.

 На Пятой Первомайской улице строился 12-ти этажный дом. Стройка была не просто, как обычно, ударная, но и комсомольско-молодежная; поэтому, кроме вульгарных случаев пьянки у близлежащих гаражей, она напрягала местную милицию вечерними драками на танцплощадке и делом о совращении малолетней, закончившемся, впрочем лишь очередным мордобоем и стремительной свадьбой.
Несмотря на ударный статус, процесс шел в обычном для новостроек темпе, и к его завершению новая семья могла бы уже вполне обзавестись и ребенком.

Но я не об этом.

 Максим, студент 4-го курса инженерно-строительного института, был здесь на практике. Числился он помошником прораба, опыта никакого не имел, неуверенно давал теоретические указания и был беззлобно посылаем всеми: от самого прораба до ученика штукатура. Работяги по-своему, полюбили молодого специалиста: он был безобиден, развлекал их политинформациями по средам, и если даже разоблачал выпивших в обед, то не бегал стучать начальству.
 Не любил его только бригадир маляров, Жора Зайцев -  белобрысый толстомордый               комсорг, по целому ряду причин прозванный на стройке Жопой. Как-то, проявляя высокую активность, он с группой Комсомольского Прожектора полез инспектировать отделочников на третьем этаже, поскользнулся и, проломив стропила, рухнул во двор. Случившийся, по-счастью, сугроб конечно смягчил удар, но, главное, упал Зайцев не на голову, а, как раз – наоборот! Практикант Максим, без всякой задней мысли, тут же теоретически обосновал, что, по закону бутерброда, физическое тело всегда падает самым ценным местом вниз.. Так комсорг получил себе дополнение через дефис: « Жопа – Бутерброд » . Любить Максима было ему не за что.

 Впрочем, было это в январе, а сейчас, в неухоженном еще микрорайоне на окраине Москвы, вовсю царил июль! Утро вторника обещало погожий денек. Уже потянулся в небо первый блок. Дом, кстати, был типовой, блочный; из тех, что со временем покрываются в местах стыков четкими, геометрически правильными трещинами. Те потом замазываются черным варом. Многоэтажки приобретают вид совершенно жуткий и порой являются младшим школьникам в липких ночных кошмарах.

Ну вот, я опять сбился!

 Футбола накануне не было, и планерка у прораба не затянулась. Максим, нахлобучив каску, двинулся к выходу из вагончика.
- Э, студент!, - прораб закурил и сплюнул табачную крошку, -  задержись. Ты, это, чем занят теперь?
-  Так Вы сами сказали, замеры сделать в левом крыле.
- Без тебя сделают. Ты вот чего..., -прораб затянулся и снова сплюнул крошку, - тут нам подсуропили...Вобщем, около дома, ну знаешь где, надо остановку автобусную соорудить. Своими силами. Ты ж хотел свой объект, вот и получи. Прояви, понимаешь, инициативу!
Прорабу было под пятьдесят. По-мужски красив, он бы мог  быть советским разведчиком. Правда, только в кино, и то -  в черно-белом. В жизни его изобличил бы давно и, видимо, навсегда, полиловевший нос. Как сам прораб определял: « От мороза и от борьбы с ним – гадом!» Впрочем, стройка – дело суровое, а бабы его и таким любили.
 Максим заробел: « Пал Саныч, ну хоть чертеж какой-нибудь!»
- Студент, ты мне головку не морочь! С чертежом и дурак сделает! Ты высшее образование для чего получаешь? Походи, подумай. С комсомолом, вон, посоветуйся; в смысле, Жопу найди. Иди, давай, дерзай; тут и без тебя делов выше крыши! Во, видал?, - и прораб прихлопнул пробегавшего по столу таракана.

- Напросился, идиот, - корил себя Максим, выходя на воздух, - нашел приключение на свою задницу! Даже на две, -он вспомнил про Зайцева, - свою и комсомольскую! Черт знает, какой она, зараза, должна быть?... Поступил бы в библиотечный, хотел ведь...
Тут Максим остолбенел! Прямо перед ним стояла остановка!!! Прочная, солидная, практически готовая к употреблению!
Дом-то, помните, строился блочный. Брака хватало, и занесло практиканта прямо туда, где сваливались негодные секции. Ближайшим оказался совмещенный санузел. Передняя панель его, с отверстием для двери была испорчена трещиной, которыя просто убиралась при расширении прохода, а внутри, у задней стенки, на бетонные приступки для ванной, просилась широкая доска – скамейка. Даже отверстия для труб и те годились, под дренаж! Студент и раньше считал себя человеком везучим, но чтоб так, в две минуты и без труда, получить на тарелочке готовое решение – это, братцы, ва-а-а-ще!
- Цыпочка!, - прошептал Максим и тихонько, чтобы не спугнуть удачу, обошел вокруг, - Рыбка ты моя, первый объектик лично его, Максимовский! Экономия! По всей стране!  А ну-ка, красный дипломчик  сюда, опаньки!
Это у Максима пронеслось в голове за секунду. Он потер руки и начал действовать!

Разгрузочный кран, по-причине раннего утра стоявший без дела, установил секцию в нужном месте. На вырезание прохода дисковой фрезой была брошена разнорабочая, баба Алена, которую связывали с молодежной бригадой нескучные воспоминания о целинной комсомольской юности. С новенькими комбайнами, гитарами, гармошками и тесными, но чистыми походными абортариями.
Вобщем, когда после обеда прораб и комсорг были позваны на просмотр, сияющий практикант уже ждал их с пульвелизатором наготове, а баба Алена кокетливо подравнивала линию выреза. Свежая сосновая доска манила сесть, солнечный свет свободно лился через широкий проход.
- Вот, - Максим провел рукой по стенке, - розовая будет!
Пал Саныч выплюнул окурок : « Молодец, студент! Вот это да!, - он повернулся к Зайцеву, - видал, комсомол, молодежь чего творит? А ветераны?...»
Зайцев выдавил кривую улыбку. Максима хвалили, да еще вместе с бабой, которой комсорг был обязан первой, самой обидной частью своего прозвища. Дело в том, что на первом комсомольском собрании, на нулевом цикле, баба Алена, проникшись моментом, поведала для подъема энтузиазма о бурном целинном прошлом, о тамошних  друзьях-приятелях: Юрке, Леньке,  и других членах нынешнего Политбюро. Когда же комсорга нелегкая дернула усомниться в достоверности этих изустных мемуаров ( юность бабы Алены, на взгляд, выпадала скорее на покорение Сибири Ермаком ), то та, не опускаясь до математических дискуссий, жестом Матери – Родины  с плаката, указала на Зайцева: « Жопа!!!»
Что тут началось! Собрание закрыли, а смутьянка даже выговор не огребла. Митинг был комсомольский и проходил в нерабочее время. Что ж ее, по линии ВЛКСМ парить? С тех пор этот, так сказать,анатомический бутурброд и ненавидел освоительницу целинных земель.
- Грязь-то развели, - только и смог выдавить он, ковырнув сапогом.
- А вот ты и убери, - добил его прораб окончательно, - за смену рук не запачкал!

И тут вдруг паузу полного Максимова торжества нарушила сакральная фраза бабы Алены: « Насерут!»
Трое мужчин недоуменно посмотрели на ветераншу.
- Насерут, - повторила она убежденно, - я бы насерла!
Баба Алена присела орлом в закутке между передней и боковой стенками: « Тута в момент и сыпанут!».
Пока ошарашенный Пал Саныч оценивал ситуацию, комсорг уже воспрял: « Вот вам и новаторы! Они, дай волю, такое, товарищи, понастроят, - он поддал голосом,- Всю! Страну! От дерьма не отмоем!!! Ломай к черту!
- Да погоди ты!, - прораб поморщился, -  Студент, блин, думать же надо. Жизненней, стало быть, подходить! Ну ладно, не беда. Стенку переднюю срежешь полностью, до конца и всех делов...
- Не выйдет, - прошептал Максим убито, - там ребра жесткости.
Прораб рявкнул в сердцах: « Да ядрить твою в корень!», а Жопа злорадно заржал.
Тут ведь что важно: железная арматура проходит через бетон везде, но особенно в стыках граней. Если посередине ее можно резать безболезненно, то без угловых опор вся конструкция просто сложится, как карточный домик.
- Ну чего встала, - обрушился Саныч на безвинную бабу Алену, - режь, давай, сколько можно до конца!
Та поднажала, вскоре из бетона и вправду показалось железо стыка. Испытали. Если орел сдобной бабы уже почти выпадал из гнезда, то орленок тщедушного практиканта помещался там полностью, а справлять облегченную нужду было комфортнее, чем в райкомовском туалете.
 Тут прорабу крикнули, что в пятом подъезде пустили воду, а краны привезут только завтра, и его как ветром сдуло! Максим  понуро поплелся за ним, следом Алена с фрезой на плече. Зайцев тоже вроде дернулся, но вовремя взял себя в руки. Он был настоящим комсоргом и твердо усвоил хитрую партийную заповедь « Не можешь запретить – возглавь!». Действовать надо было быстро.

Через полчаса Бутерброд нашел прораба, уже охрипшего от ругани с сантехниками, и пригласил к остановке. Тот его сперва послал, но Зайцев был настойчив. Кликнули студента и напутствуемые словами бабы Алены: « Ну щас вам эта жопа соорудит!» почапали к объекту.
На первый взгляд все было без изменений. Кстати, солнце уже собиралось на закат, и в злополучных углах , как говорится, царил полумрак.
- Пал Саныч, - комсорг прогнулся, как официант у столика, - прошу садиться!
Прораб, хмыкнув, залез в угол. Оттуда послышалось: « Присядем, ну-кась, это... по старой памяти... МА-А-А-АТЬ!!!!»
Максиму показалось, что Саныча вышвырнуло наружу взрывом! Но взрыва не было, а был гвоздь торчащий в прорабовой ягодице. И была шляпка гвоздя в цементе.
- А-А-А-А!!!  Ж-О-О-ОПА!!!  УБЬЮ-Ю-Ю!, - вопил прораб, хватая здоровенный кусок арматуры.
Зайцев понял, что фиалки пахнут не тем. Он побледнел, пробормотал: « Батя, Батя, ты чего!» и кинулся наутек. Прораб ломанул за ним с криком: « Я тебе покажу, Батя! Павлик Морозов долбаный!».
Оправившийся от шока студент сообразил, что Бутерброд забетонировал гвоздь в угол, да еще наискосок для большего эффекта!
Издалека доносилось: « Стой!!! Я не догоню – кирпич догонит! Октябренок хренов! Козел!!!»
Максим вздохнул и принялся за работу.
Когда красный от злости и бега по пересеченной местности Саныч прихрамывая вернулся назад, практикант вытирал мастерок. Он просто взял и поставил в каждай угол по доске торчком, чуть прихватив их раствором, делов-то...
- А идея моя была!, - раздался откуда-то голос комсорга.
Прораб, не целясь, запустил кирпич на звук и чуть не попал.

Был вечер и было утро.

Утро среды покрыло Москву росой. Сочная зелень деревьев блестела, газоны нежились под солнцем. С пяти утра в городе запели птицы. Вчерашнюю пыль стройки прибило к земле, и дом глядел молодцевато, как лейтенант – первогодок. Остановка неподалеку мягко светилась розовым. Перед ней стояли прораб, студент Максим, комсорг Зайцев и разнорабочая, баба Алена. Они смотрели внутрь. На пол. Там, посередине, на самом открытом месте, на пересечении воображаемых диагоналей, в идеальном геометрическом центре, лежала куча дерьма.
Они уже пять минут молча смотрели на нее. Тут мы их и оставим.