день третий

70 год п.в.п.

Уже порядком постаревшая Линда неожиданно поймала себя на том, что не помнит своего детства. Она как раз заканчивала ужин, когда это открытие пришло ей в голову. Решив сначала успокоится и уже потом разбираться в том, что она помнит, а что — нет, она сложила посуду в посудомойку и включила не только умеренный процесс отмывания, но и последующую узорчатую перекраску тарелок, с небольшим видоизменением формы. Впрочем, выбор формы оставался на совести посудомойки.
Только потом Линда присела напротив зеркала и, водя пальцами по морщинам на своем шестидесятилетнем лице, попыталась вспомнить. Но детства в ее голове уже решительно не было. Она не помнила своего рождения, не помнила школы, не помнила запахов из детства, не знала с кем училась в одном классе и как закончила школу, она даже не могла вспомнить, куда поступила учиться после школы и испытывала ли тогда чувства. Немного подумав, она поняла, что не помнит и своих родителей. Она бы испытала чувство грусти, но не знала, было ли о чем грустить.
Воспоминания начинались около двадцати лет назад и решительно ни о чем не рассказывали, потому что указывали на череду вещей и действий, которые она совершала изо дня в день — до сих пор. Пробуждение рано утром, короткая прогулка по улице, поход за продуктами, возвращение домой, завтрак, снова прогулка, просмотр телевизионных передач — всех подряд, обед, послеобеденный сон, снова телевизионные передачи, ужин, сидение наедине с собой, сон. Все это и составляло последние двадцать лет ее жизни и, не имея возможности сравнить с тем, что было до этого, Линда считала, что эта ее жизнь не так уж и плоха.
Найдя старые фотографии, она разглядывала запечатленных на них мужчин и женщин, и не узнавала никого. Даже себя. Поэтому, в конце концов, Линда удалила все фотографии, как не имеющие отношения к ней и ее жизни — без сожалений.
Затем, словно придя в себя, будто бы увидев все в совершенно новом свете, она стала оглядываться по сторонам, в поисках вещей, в ее квартире, которые не находили отзвука в ней, в ее душе, в ее памяти. И если современные брошюры книг, на полках хоть как-то цепляли взгляд и вызывали собой желание достать одну из них и, пусть не прочитать, но хотя бы просмотреть, то все эти бессмысленные полузасохшие цветы и растения на подоконниках смотрелись вульгарно и безвкусно. Их внешний вид, их цвет, их запах был таким чужим. Вместе с вещами, которых она, если верить памяти, никогда не надевала; вместе с зеркалами, отражение в которых не имело более никакого значения; вместе с дневниками, почерк в которых она не узнавала, Линда выбросила и цветы.
Отныне все в ее квартире смотрелось гармонично, ничто не создавало диссонанса, и каждая вещь идеально вписывалась в ход ее жизни. 
На следующее утро Линда проснулась, вышла погулять по многолюдной улице подле дома, в котором жила. Она немного задержалась возле книжного магазина, но ничего в нем не приобрела. На обратном пути, в универмаге она купила еды на день. Вернулась домой, приготовила завтрак. Поев, она решила снова пройтись по улице, чтобы прошла тяжесть в желудке. Потом, по телевидению показывали чужие жизни, в квартирах один в один похожих на квартиру Линды. Были перерывы на рекламу, с упоминанием новых моделей одежды, выпускаемых какой-то «Synthetica». За этим следовал сытный обед и сон без снов. Снова телевизионные передачи, о людях, которые просто живут; которые исправно ходят на работу; исправно любят свою страну; исправно получают пенсию; исправно ее тратят на поощряемые государством книги и посудомойки. Затем, ужин и долгое молчаливое сидение перед стеной в созерцании себя самой и не такого уж и плохого дня. Сон. Изо дня в день. Вовеки веков.



Из архива:
75 год п.в.п.

Оборудование «Mechanica», устанавливаемое не только в квартирах, но и на улицах позволяет очистить воздух в мегаполисах настолько, что политика установления стоимости жилья и определения престижности работы в зависимости от этажа понемногу сходит на нет. «Mechanica» открывает еще пять филиалов в основных государствах.
«Organica» является одной из многих компаний предоставляющих услуги дублирования органов и излечения болезней. Вместе с тем, объявляется о скором выходе некоторого инновационного продукта от «Synthetica».
Независимые статистические данные указывают на повышение уровня агрессии среди простого населения.



76 год п.в.п.

В просторном помещении из предметов быта только составленные в ряд стулья, перед ними длинный стол, за столом стоят еще четыре стула. Позади стола и четырех стульев прозрачная стена, за которой виден коридор, ведущий в другие кабинеты здания. Видны люди, находящиеся в этих кабинетах, усердно выполняющие собственные обязанности. Усерднее обычного.
Поверх других офисов, коридора, на стене, на встроенном экране отображается название компании «Synthetica», выполненное в темно-синем цвете, шрифтом без засечек. Больше в помещении ничего нет, чтобы не привлекать внимания к ненужным деталям.
За столом сидят: руководитель отдела продаж (РОП); старший диетолог (СД); вице-президент компании «Organica» (ВПК). Перед ними, устроившись на удобных стульях, сидят журналисты. От последних ничего не требуется, поскольку все вопросы были заданы заочно, все ответы были получены, статьи написаны. Но общение с прессой приобрело характер традиции, это такая форма вежливости, которую могут себе позволить крупные компании, призванная выражать уважение к людям, которые стоят за текстами. Хоть бы те и набирались автономно, после введения ключевых моментов и фактов. Журналисты стали лицами газетных изданий так же, как вице-президент «Organica» был лицом компании. Пресса судит о компании по ее представителям, а компания оценивает прессу и сообщает, чьим статьям рекомендуется дать ход, а чьим нет. Статья репортера может быть положительной, а может быть негативной; может содержать компромат, а может быть полностью и целиком слащаво возвышенной — это не играет роли, главное, чтобы обе стороны были друг другу симпатичны.
В течение сегодняшнего процесса определения степени взаимоприязни, обыкновенно похожего на монолог, журналисты вольны задавать вопросы или молчать, в любом случае это никак не повлияет на написанные исчерпывающие по своему содержанию статьи.

Вице-Президент Компании (ВПК): От имени руководства компании, я хотел бы заявить, что «Synthetica» начинает производить новую линию продукции. Обеспокоившись устрашающей позицией нашей планеты к человеку, когда всеми своими средствами она пытается отравить его не только своими природными капризами, вроде дождя или снега, но и старательно усиливает нападки на современного человека с помощью плодов, которые мы выращиваем на ее поверхности, и воды, которую мы пьем, «Synthetica» решила создать не имеющую аналогов линию продуктов. Я думаю, что всем известно, с какой заботой «Synthetica» относится к Человечеству. Ведь именно мы разработали и уже несколько десятилетий успешно обеспечиваем население планеты удобной защитной одеждой, спасающей от дождей, как вам известно, вызывающих легкие ожоги на коже. Близится к концу процесс разработки защитной одежды и от снега. Именно мы распространяем одежду из тонких синтетических материалов, способных согреть даже в минус пятьдесят градусов по Цельсию. Материалы эти, как вам известно, синтезируются в нашей лаборатории и никак не зависят от органической природы планеты.
Сейчас, ознакомившись с баснословными затратами на производство и очистку продуктов, которые не были бы вредны или вред которых был бы минимален для человека, мы решили попробовать себя на ниве пищестроения. На этом месте, я хотел бы предоставить слово нашему Старшему Диетологу.
Старый Диетолог (СД): Предварительные опыты, проведенные нами полгода назад, указали на то, что произведенная в наших лабораториях пища будет абсолютно безвредна для человеческого организма, хотя и вызовет на первых порах небольшую перестройку организма. Которая может выражаться в проблемах со сном и небольшой сыпи.
Тем не менее, вся продукция абсолютно безвредна, содержит все необходимые для человеческого организма заменители витаминов и минералов. Мы не только планируем вывести на рынок продукты питания, но и обеспечим людей напитками, а также синтетическим заменителем воды, который по минимальной цене можно будет приобрести в любом магазине. Синтетический заменитель воды «Буль-буль» возможно использовать как для создания гастрономических изысков, так и просто, как напиток.
Стоит ли упоминать, что вся продукция абсолютно безвредна для человеческого организма, а вещества в ней содержащиеся способствуют развитию растущих организмов и поддержанию здоровья взрослых организмов. Более подробную информацию о продукции и ее химическом составе вы получили ранее.
Журналисты кивают.
ВПК: Теперь, я хотел бы передать слово Руководителю Отдела Продаж «Synthetica».
РОП: На данный момент, мы выводим на рынок два вида напитков, в числе которых находится «Буль-буль» и четыре вида гастро-продукции быстроприготовляемого типа. Продукция появится в магазинах уже через семь дней и, стоит отметить, что цены на нее будут выгодно (в разы) отличаться от цен на продукты, выращиваемые и производимые в природных условиях.
Разумеется, это только начало и если покупатель по достоинству оценит наши гастро-продукты, уже к концу следующего года мы выведем на рынок продукты, способные удовлетворить самый взыскательный вкус. Также, в разработке находятся продукты для гурманов.
ВПК: Мы приглашаем вас на дегустацию продуктов в 212 кабинет.

Журналисты недолго аплодируют, а затем приподнимаются с мест и, оживленно друг с другом разговаривая, движутся в сторону двести двенадцатого кабинета.



Из архива:
80 год п.в.п.

Благодаря успехам дочерних компаний «Organica», и стабильному повышению доходов, случается то, о чем общественность говорила еще с середины шестидесятых годов — «Organica» приобретает «Mechanica».
Председатель «Organica» баллотируется в Международный парламент.



82 год п.в.п.

Артур был внимателен. По-крайней мере внимательнее людей, на которых каждый день смотрел, его к этому обязывала его работа. Записи видео-наблюдения уже давно анализировались автоматически, с помощью десятка различных программ, но человеку по-прежнему отводилось место в этой системе бихеви-анализа. То, что не понимали программы, должна была рассмотреть группа людей, в которую входил и Артур, занимаясь общим анализом ситуаций. К слову сказать, с каждым проходящим годом, работы становилось меньше, программы понимали больше, и большую часть времени группа бездельничала. Малые объемы работы, однако, означали значительное повышение ее сложности, а также необходимость постоянно ознакомляться с новым материалом из области права и социософии. Впрочем, материалы эти пополнялись не так часто, поэтому большую часть времени группа все же бездельничала.
Недостаток работы никак не влиял на размеры зарплаты, поэтому каждый из членов группы исправно изо дня в день приходил на работу, проводил время так, как ему было интересно (если не возникало рабочих ситуаций) с перерывом на обед, а вечером отправлялся домой. Одни решали головоломки, другие читали книги, третьи смотрели телевизор, Артур же смотрел видеозаписи.
Записи, которые он смотрел, были самыми обычными, в них либо не было никаких правонарушений, либо те были настолько незначительными, что десяток программ в ежедекадном независимом отчете, не сговариваясь, фиксировали их под графой «прочее». Артур делал это не из чувства долга, не потому что не верил в действенность программ, а потому что это было его увлечением. Ему нравилось смотреть на людей, на их поведение. Отточенное, законченное, логичное. Каждое утро, уже на протяжении последних двадцати лет, он наблюдал за небольшим подъездом к торговому центру на окраине города. Днем он просматривал главные улицы города и парки. Под вечер, он любовался новыми энергетическими зданиями в центре города, испускавшими едва заметное свечение и на поверку, громко шипящими электричеством.
В человеке больше не осталось загадок, мотивы легко считывались с мельчайших жестов, поступки предугадывались в мимолетных сокращениях мышц. Правонарушения были только там, где можно было спрятать лицо, напряженность мышц от множества беспристрастных глаз. С городом Артуру повезло, в остальных дела обстояли заметно хуже. Здесь же, одни проступки оставались без внимания, за другие следовало незначительное наказание, третьи происходили настолько редко, что среди аналитической команды бытовало мнение, будто в течение ближайших нескольких лет вся эта система слежения и бихеви-анализа будет упразднена, в пользу чисто условного наблюдения с заметно меньшим количеством синтетических наблюдателей. Впрочем, это были исключительно толки, не подкрепленные никакими фактами, а только логическими заключениями.
Танец человека с жизнью, с городом — уверенные па в магазин, на работу, домой, к друзьям, энергичные утром, вялые — вечером, вот на что любил смотреть Артур. Вкупе с эволюцией города, с развитием инфраструктуры, о которых сорок лет назад и сейчас говорили в том плане, что, мол, некуда больше развиваться. Хотя Артур, глядя на жужжащие здания в центре города, подумывал, что все кто отрицает развитие, либо лукавят, либо смотрят в другую сторону. Ничего не может быть проще отрицания того, на что не обращаешь внимания.
Первый день новой декады, снег пока не выпал — защитные костюмы еще не нужны, но уже выставляются в коридор, чтобы быть наготове. Больницы запасаются обезболивающим, транквилизаторами и нейтрализаторами химического отравления кожных покровов — для тех, кто легкомысленно выйдет в снег без защитного костюма. Сложно поверить, что таковые еще находятся. Каждый год до пятисот жертв, в одном только этом городе. Из них, двадцать три процента случаев — с летальным исходом. Если к этому присовокупить данные о том, что снег в году идет только на протяжении двенадцати-двадцати дней, в середине первой декады — уровень безответственных жертв более чем высок. Социальная реклама и система штрафов сталкивается с безразличием выживших пострадавших, поэтому в последнее время на нарушителей принято закрывать глаза. Стоимость производства лекарства покрывается страховкой, страховка покрывается автоматическими отчислениями с заработной платы или пенсии.
Первый день новой декады, снег пока не выпал, защитные костюмы еще не нужны, но уже прохладно, члены команды одеваются потеплее, кто ходит в свитере, кто в тепловырабатывающей одежде от «Synthetica». Вторых больше. Рабочие защитные костюмы выставлены в коридор, чтобы быть тут как тут, если неожиданно выпадет снег.
Исаия, младший аналитический сотрудник, ответственный за отслеживание локального изменения поведения индивидуумов зависящего от смены культурных трендов, сегодня был одет в темно синий свитер. Он прошел было мимо уже сидящего перед монитором Артура, но остановился, помешкал немного и вернулся.

— Артур, слушай, мне нужна помощь. Я собираюсь сдавать экзамен по повышению квалификации до старшего сотрудника, мне уже выдали подготовительные вопросы. На те, что касаются культурных движений последних трех веков, я ответы знаю. У меня возникли небольшие сложности с культурой потребления последнего века, буквально два вопроса по изменению наименований торговых марок средних размеров и этимологии происхождения термина, — обеспокоено теребит свой рукав, плечи приподняты.
— А у себя ты не можешь посмотреть, потому что у тебя нет прав доступа к этим материалам?
— Именно, — брови немного приподнимаются, уголки губ загибаются в предвосхищении улыбки.
— Причем здесь я?
— Прости, — брови опускаются, опускаются и плечи, готовится развернуться.
— Постой, я помогу, конечно. Мне просто любопытно.
— Ты ведь каждый день смотришь на записи, я подумал, что тебя я меньше всего отвлеку от «дел», — оживляется, вопросительно смотрит на Артура и стоящий рядом с ним стул.
— Конечно, присаживайся.

Артур кладет руку на пульт и выжидающе поворачивается к Исаии, а тот поднимает глаза к потолку, вспоминая вопросы.

— «Первоначальное название торговых центров сети "Не зевай, потребляй"».
— Это просто. Их самый первый торговый центр был отстроен на пересечении Сиреневой и Фиолетовой улицы, мы туда с отцом еще ходили. Мы даже на открытии были. Это лет сорок назад было.

Артур вводит адрес, и экран показывает ему пересечение улиц, с торговым центром «Не зевай, потребляй» посередине, парковочной стоянкой вокруг, газоном с одной стороны. Артур смотрит на картинку, и, делая на пульте средним пальцем круговое движение против часовой стрелки, перематывает назад. Люди начинают двигаться в обратную сторону, скоро люди пропадают, превратившись в светлые протяженные полосы идущие от края кадра ко входу в центр, жилые дома вокруг тают и снова вырастают, но уже не так высоко и выглядят они теперь по-другому. Торговый центр пропадает.

— Оп, промахнулись, — останавливает перемотку назад и медленно прокручивает изображение вперед. На большом экране вырастает здание, и яркими разноцветными буквами на нем высвечивается «Consuware»*. Подле него парковочная стоянка, с одной из сторон газон.

Исаия хлопает себя по лбу:

— Ну конечно, пятая волна английской культуры.
— А сейчас какая волна и чего? — с любопытством спрашивает Артур.
— Сейчас такая смесь, что невозможно выделить такую культуру, чье воздействие было бы сильнее остальных. Понемногу всего. То есть, мы в ожидании новой волны.
— Чьей?
— Той страны, которая первая придумает культурную или технологическую новинку. Выбирай любую из пяти основных стран, какая больше нравится.
— А ретро?
— Ретро вряд ли в ближайшее время станет новым культурным трендом. Разве что такое древнющее ретро, что его и не помнит уже никто толком. Это даже было бы занятно, названия продуктов на древнегреческом.
— Так никто ведь не знает древнегреческого.
— Вот именно! Поэтому культурный тренд мог бы распространится не только на нашу страну, но и в соседние. Потому что никто одинаково не понимает древнегреческого, но видит в этом, скажем, возвращение к прежней дикости.
— Ерунда. Тогда древнегреческий, вместе с их древней культурой включат в школьные программы, и не будет никакой загадки в новом культурном тренде и ходи себе под снегом в шкурах животных, или что они там носили?..

Исаия пожимает плечами, записывая название торгового центра.

— Так, следующий вопрос: «название молодежного движения, пошедшего…»
— Подожди секундочку.

Артур легко касается пульта и медленно проматывает вперед, внимательно вглядываясь в экран. Зрачки расширяются, он останавливает изображение и смотрит на него со странной легкой улыбкой. Исаия тоже смотрит на экран, на котором застыли мальчик лет десяти и мужчина с металлической пластиной с множеством проводов, вместо затылка.

— Я не знал, что твой отец был механически-модифицированным.
— Да, он был одним из последних сосланных на остров.
— Скучаешь?
— По отцу? Нет. Он же был «механизмом». Скучаю по тому времени. Давай следующий вопрос, — щелчком возвращает на экран настоящее время.
— «Название молодежного движения, пошедшего в массы семьдесят лет назад с улицы, которая ныне известна как Васильковая».
— У нас Васильковой улицы нет.

Артур вводит запрос на Васильковую улицу, во всей стране их сорок две, тридцать одна из них была застроена в последние двадцать лет, шесть из них назывались так же еще сто лет назад, и ничего примечательного на них не происходило. Наудачу выводит на экран карту одного из трех городов и отмечает на ней Васильковую улицу, проматывает назад пятьдесят лет, отмечая колыхания зданий во времени. От Васильковой улицы остается только небольшой кусочек на окраине — Тихий переулок. Артур собирается переключиться на другой город.

— Достаточно. В вопросе имеются в виду силансисты*. Спасибо, остальные ответы я, вроде бы, знаю.
— Пожалуйста, если еще что вспомнишь — обращайся.

Артур встает, чтобы размять ноги и, подойдя к автомату на стене, делает заказ: один витаминный концентрат. Появляется стаканчик с густой жидкостью, горькой на вкус.
Что-то ему не дает покоя, он медленно пьет концентрат, чувствуя, что хотя бы по долгу службы должен понять, в чем дело. Ничего серьезного, было бы серьезное — он заметил бы сразу. Какое-то мимолетное изменение. В чем? Дело в Тихом переулке? Нет, кажется.
Он выводит переулок на экран, рассматривает, медленно мотает вперед. Улица видоизменяется, меняется и транспорт, который на нее заезжает. На улице то и дело собираются группы молодых людей, общающихся жестами в знак протеста языку, как животной составляющей человека. Улица разрастается, меняется одежда на прохожих. Изредка выпадает снег. Нет, здесь все обычно.
Щелчком Артур переключает изображение и всматривается в торговый центр «Не зевай, потребляй». Перематывает на сорок лет назад. В сущности, то же здание, парковка, люди. Но что-то все же создает ощущение легкой непохожести. Здания другие, но это нормально; реклама разная — тоже в порядке вещей. Ставит на перемотку «полдекады в секунду», за прошедшие на экране двадцать лет, он начинает понимать, куда нужно смотреть. Снова перематывает назад, так, что торговый центр еще не построен. На месте торгового центра городской парк. Парк перепахивают, деревья рубят, землю застилают концентратом, оставляя только небольшой кусочек аккуратно подстриженного газона, посреди концентрата вырастает торговый центр. Появляются машины, люди. Аккуратно подстриженный газон разрезается на куски протоптанными тропинками, ведущими к и от центра. Толпы людей ежедневно игнорируют дорожки и идут прямиком по траве, срезая угол.
Артур медленно мотает вперед. С течением времени, толпы редеют, тропинки начинают зарастать и скоро люди уже не ходят по траве. Вместе с тем, трава начинает терять ухоженность, сначала ее подстригали и поливали через день, потом раз в десять дней, затем — в двадцать, через каждую декаду. Два года назад за ней перестали ухаживать совсем, и Артур видит на экране, как она, пульсируя, то желтеет, то зеленеет; то вздымается, то опадает. Прохожие же, мало того, что исправно ходят по пешеходным дорожкам, так еще и чем дальше, тем большее расстояние от газона держат, обходя его стороной. Вот, значит, в чем дело.
Артур подзывает к себе Исаию и указывает на экран, Исаия смеется.

— Ты только заметил? Человечество взрослеет, оно уже давно не просто разумное, оно пошло дальше и может теперь в гораздо более короткие сроки достичь того, на что у природы уходят тысячелетия. Человек теперь никак от природы не зависит, он может конструировать аппараты, обеспечивающие кислородом; создавать смеси, содержащие больше питательных веществ, чем природные. Ты сам-то что пьешь? Человек теперь — идеальное самодовлеющее существо, нуждающееся единственно в собственном разуме. И дальше будет больше. Уже сейчас само слово «природа» произносится брезгливо, хотя брезгливость эта начала появляться задолго до нас. Лет через сто природа станет архаизмом. Ну, будет один-два заповедника с парой штук деревьев и несколькими квадратными метрами травы, делов-то, подумаешь. Еще немного подождать и мы своему виду какое-нибудь новое замечательное название дадим, чтобы от прошлых поколений дикарей отличаться. Это наиболее значительный, повсеместно развивающийся в мире  культурный тренд. Я по нему квалификационный экзамен на младшего аналитического сотрудника сдавал.

Артур кивает и делает глоток из стаканчика. Исаия возвращается на рабочее место, а на улице начинается снег.
Взглянув на часы, Артур уходит на обеденный перерыв.



Из архива:
103 год п.в.п.

На улицах городов значительно повышается уровень преступности. Пьяные драки, изнасилования, грабежи, убийства могут происходить даже в середине дня в крупнейших мегаполисах основных государств. Тюрьмы переполнены. Остро ощущается нехватка кадров в службах правопорядка.



105 год п.в.п.

— Но папа обещал, что мы сегодня пойдем.
— Извини, родной, но папа сегодня попал в пожар. У папы сгорело пятьдесят процентов кожи. Он не сможет сегодня.
— А когда? — сжимает кулачки и обиженно надувает губы.
— Врачи обещали выписать его через дней шесть, — теряя терпение.
— Это же так нескоро! — обиженные интонации приобретают угловатый, резкий характер. 

Сестра закатывает глаза и пытается успокоится.

— Ты ничего не упускаешь. У нас будет время побыть вместе. Я буду водить тебя в школу, готовить обеды, ужины.
— А чего их готовить? Купил, разогрел и съел, — с сарказмом.
— Мы можем сходить на какой-нибудь концерт, — сжимая кулаки за спиной.
— Ты девчачью музыку слушаешь. Мне неинтересно, — как бы мимоходом.
— Хорошо, чего ты хочешь?! — уже кричит на него, громко, готовясь сорвать голос.
— Я хочу посмотреть на де-ри-во, — спокойно, не обращая внимания на крик.
— Отец сейчас!.. — кричит, чтобы дать малявке понять.
— Хочу-у-у! — не дает закончить, крича остервенело звонким голосом.
— Будь же ты…, — выбивается из сил, делает глубокий вдох. — Ладно, думаю, он не сильно расстроится, если мы сделаем это без него.

Восьмилетний карапуз мгновенно меняет ожесточенное выражение лица на довольное, и радостно хлопает в ладоши.

— Но сначала поешь, а потом поедем, — грозно говорит сестра, чтобы сохранить хоть какой-то бастион власти над младшим братом.

Ребенок усаживается за стол, а сестра, достав из шкафчика упаковку супа «Вкусняшка», раскрывает ее, раздраженно выливая содержимое в объемную тарелку, и разогревает. Немного погодя, они обедают, а мальчик вспоминает, как еще декаду назад отец пообещал ему показать де-ри-во. Де-ри-вов он никогда не видел, не знал, что это такое, да еще и отец поначалу не хотел рассказывать — что, и главное, зачем оно такое.
Словом, поход обещал быть интересным и сулил сюрприз. Потом, ребенок хитростью разузнал у сестры, что де-ри-вы это такие специальные продолговатые штуки с маленькими зелеными приспособлениями, которые вырабатывают кислород. С этого момента, он приблизительно понимал, чего стоит ждать. Он каждый вечер, ложась спать, представлял, как они с отцом пойдут в заповедник, и отец покажет ему большой длинный коричневый лежащий кабель, от которого будут отходить небольшие кабеля, присоединяющиеся к маленьким квадратным зеленым штуковинам, вырабатывающим кислород, вроде обычных домашних аппаратов, только гораздо более громоздко. И все это будет интересно и очень громко жужжать, как любая другая допотопная техника. И еще, на поверку окажется, что все это сделано из какого-то странного, необычного сплава.
Нет, было, конечно, обидно за отца. Но с ним-то ничего страшного, не в первый раз и, видимо, не в последний. Он как-то даже рассказывал, что пока у них в достатке денег, даже самую ужасную болячку можно вылечить совсем быстро. Даже сам мальчуган не так давно серьезно заболел, чувствовал сильное жжение внутри, а потом кожу покрыли гадкие бугорки, он все время незаметно для себя засыпал, но ничего. Его отвезли в эту клинику — фи-ли-фи-ал «Алр-га-ни-ка», или как-то так и проснулся он уже совершенно здоровым. Так что, за папу можно было не переживать.
Де-ри-во же, с другой стороны, было загадкой, которую уже на протяжении декады хотелось поскорей раскрыть, но все не получалось. Отец говорил что-то про часы посещения, про запись и строгую очередь и раз отменив поездку из-за какой-то важной отцовской встречи, они должны были записаться заново. И снова ждать. Кричать, биться о пол, стучать кулаками по столу, драться и кусаться не помогало. А ждать было невыносимо, потому что, как сын богатого отца, восьмилетний малыш привык получать желаемое сразу и всегда. Оказалось, что не всегда. Ожидать папиного выздоровления, означало снова встать в конец очереди, которая за проходящее время и не думала уменьшаться. Поэтому малыш не то чтобы знал, а пытался заставить себя поверить в то, что отец не обидится, если они с сестрой съездят сейчас.
Он нетерпеливо съел все, что было в его тарелке, и побежал в комнату одеваться. Сестра в это время сложила грязную посуду в стрекочущую силовым полем новую посудомоечную машину, все детали которой являлись частью этого самого поля. Накинув легкую куртку из тонкого теплого синтетического материала, она вышла в коридор и позвала:

— Малыш, я тебя жду! Ты где?

Перепрыгивая через ступеньки, он несется вниз.

— Убьешься, чего доброго. Притормози. Будешь лежать рядом с отцом — не попадешь в заповедник.

Ребенок чуть сбавляет темп. На улице они окунаются в бродящий между домами ветер, распыляющий по городу типичный городской запах с послевкусием озона напополам с прогорклым вкусом дыма. Перед домом их ждет переливающийся пастельными тонами автомобиль с изображением лица мужчины среднего возраста, то и дело растягивающего губы в улыбке — отца.
Они залезают в автомобиль, дверцы закрываются и раздается тихое шипение — это уличный воздух выталкивается за пределы салона автомобиля с тем, чтобы параллельно  быть замененным чистым, свежим, только что выработанным. Сестра отмечает на карте перед ними пункт назначения и желаемую максимальную скорость передвижения. Автомобиль мягко трогается с места. Не слишком торопясь, он плывет сквозь улицы города, время от времени останавливаясь, иногда ускоряясь. Придорожные рекламные щиты пестрят новомодными продуктами «Synthetica», которые уже заняли свое место на полках этого семейства. «Новая сладкая смесь для детей "Аппетитка" — полный набор необходимых средств. Здоровый продукт, здоровое тело*». И чуть ниже маленькими буквами: «*адаптация организма к продукту может занять несколько лет».
Автомобиль движется к высокому строению посреди города, дребезжащему электрическими разрядами. Ребенок нетерпеливо ерзает, сестра кричит, что если он не перестанет, они развернутся и поедут обратно. Малыш кричит на нее в ответ, в том смысле, что, если они развернутся, он изо всех сил постарается сделать ее жизнь невыносимой. Оба замолкают, оба некоторое время испытывают чувство вины. Сестра обнимает карапуза.
Остановившись возле здания, автомобиль и пассажиры внутри ждут, пока кто-нибудь ни откроет им дверь, правила этикета и позиция в обществе, хоть и их отца, обязывает к определенному поведению всю семью. Дверь открывается и снова смесь озона и прогорклого дыма. Незнакомый мужчина в парадной форме приветствует их, указывая на вход в здание. Двери закрываются, автомобиль, сверившись с картой, находит ближайшее свободное место на стоянке и остается там.
Малыш и сестра, держась за руки, подходят к дверям. Небольшие органические устройства, помещенные в голову семейства, транслируют личную информацию по запросу охранной службы здания, которая сверяет их данные с данными тех, кто на сегодня записан. Двери перед ними открываются и голос, называя их имена, сообщает, что он (голос) рад их видеть. Они проходят вглубь здания, к транспорту, который, как только они в него войдут, закрыв им проход усиками, схватив ближайший поручень цепкими лапками и бросившись усиленно карабкаться по нему,  должен доставить их к верхнему отсеку, составляющему последние два этажа, заполненные всяческими старинными предметами, представлявшими ценность в прошлом.

— Ну, скоро уже? — спрашивает малыш, а сестра замахивается, но быстро остывает и опускает руку.
— Скоро. Потерпи.

Транспорт останавливается, выпуская их наружу под зависшими в воздухе буквами «Музей прошлого: вход по записи». Перед ними стоит очередь из пятнадцати человек. В среднем впускают по человеку каждые две минуты. Люди стоящие ближе к концу очереди нетерпеливо притопывают на месте, внимательнее обычного смотрят по сторонам, избегают смотреть на товарищей по несчастью. Не успевает малыш начать возмущаться несправедливости ожидания в очереди, как сестра берет его за руку и проходит мимо всей этой очереди, прямиком к администратору.
Она указывает тому на ребенка, называет себя, называет его и говорит, что они хотели бы пройти без очереди.

— Мы были записаны раньше, — готовясь добавить визгливых ноток в голос, говорит она.

Администратор, сверяясь со списком, молча выдает им пропуска и открывает перед ними двери. Очередь негодует и даже слышен выкрик: «это с какого такого…», окончание которого тонет во всеобщем гуле недовольства.
Но девушка с братом уже заходят внутрь, и все эти возгласы остаются позади, исчезнув, как только за ними закрываются двери.
Внутри — обширный зал, заставленный экспонатами. Одни можно потрогать, повертеть в руках; другие лежат на возвышениях и находятся вне досягаемости, благодаря этим тонким, едва заметным электрическим коробкам, их окружающим.
Они подпрыгивают от неожиданности оглушительного хохота, раздающегося неподалеку от них. Мужчина с избыточным весом, смотря на какой-то небольшой плоский аппарат, заливается смехом, приговаривая: «какой примитивизм, какая нелогичность». Замечая на себе взгляд, он, смущаясь, замолкает, а потом выкрикивает:

— Чего уставилась, дура?
— Ты кого дурой назвал, студень?

Начинается перепалка, итог которой — младший брат, который дергает сестру за рукав, прерывая ее фразу на середине.

— Мы сюда болтать пришли или на де-ри-во смотреть?

И неожиданно, все заканчивается, девушка смущенно извиняется перед мужчиной, а тот, перед ней и, чтобы загладить вину, даже указывает им дорогу.

— Вам нужно подняться по лестнице, которая находится вон там, возле стены, и немного пройтись по дорожке, которую увидите.
— Малыш, — обращается девушка к брату, — может, ты хочешь посмотреть что-нибудь в этом зале?
— Дался мне этот хлам, пойдем.

Мужчина усмехается фразе серьезного карапуза и соглашается, в том смысле что да, действительно хлам и смотреть здесь нечего. Он даже продолжает говорить что-то о верхнем этаже, но сестра и малыш его уже не слышат, продвигаясь к лестнице, которая выводит их на крышу здания. Там они действительно, как и сказал мужчина, выходят к дорожке, отмеченной стрелками, указывающими направление, в котором находится то самое де-ри-во. Тот самый удивительный аппарат, которым такое долгое время жило человечество. Механизм, для получения воздуха. Примитивный, убогий, но до безумия интересный механизм. Жужжащий, длинный, с небольшими квадратными генераторами. Малыш ждал возможности увидеть его уже целую декаду и вот, теперь оно где-то рядом.
Он осторожно ступает, глядя себе под ноги, чтобы не наступить случайно на де-ри-во. Он вспоминает, как отец впервые намекнул, что они могут сходить и посмотреть на это чудо древнего быта. А потом, все это ожидание, сорвавшийся поход, но теперь-то все в порядке. Правда, отец лежит в больнице, но ведь ничего, он скоро будет в порядке. Можно будет сходить с ним сюда еще разок, может даже потратить немного времени на хлам этажом ниже. Почему бы и нет?

— Малыш, почему ты смотришь под ноги?
— Я не хочу наступить на де-ри-во.
— И как ты на него наступишь, если оно здесь?

Малыш поднимает глаза и видит перед собой, укрытое колпаком силового поля, рвущееся стволом вверх дерево. Он видит коричневую кору, испещренную глубокими бороздками, одним взглядом ощущает шероховатость поверхности. Расширяющийся ближе к низу ствол дерева, как будто ютится в чем-то черном и рыхлом, словно скрывая самую важную часть себя. Его массивный ствол, который малыш не смог бы охватить, даже если бы стал вдвое шире, тихим исполином стоит перед ним, ближе к кроне разветвляясь десятками тонких и толстых ветвей, небольшая часть из которых уже засохла. На тех же, что не засохли, виднеются другие ветви, на которых спелыми темно-зелеными черенками крепятся небольшие продолговатые листья более светлого цвета, с тонкой прожилкой посередине.

— Это, — начал, было, малыш, но сразу замолчал.

Он смотрел на листья, трепетавшие в потоках ветра, впитывающие в себя солнечный свет и, кажется, с наслаждением касающиеся других листьев. Движение ветвей было не столь очевидно, они медленно двигались то в одну, то в другую сторону, иногда начиная движение в унисон, провоцируя таким образом на чуть заметное колыхание ствол дерева, который делал это с усталым потрескиванием. Малыш глядел на этот генератор кислорода не моргая.

— Это же… уродство, — тихо произнес он.

Замолчав, он развернулся и побрел к выходу. Сестра не сразу заметила его уход, отвлеченная своими мыслями и старавшаяся даже не смотреть в сторону де-ри-ва, а, заметив, нагнала только возле лестницы. Чтобы успокоить его, она положила малышу на плечи руки, но он скинул их.
Всю дорогу до дома и остаток вечера он молчал.



Из архива:
105 год п.в.п.

В конце первой декады сто пятого года объявляется межгосударственный конкурс на лучший проект решения сложившейся ситуации с авариями транспортных средств.
Студент Арт Кера записывается на участие в конкурсе и с воодушевлением берется за работу. 


--
*Consuware — образовано от «consume» (англ.) — потреблять, и «ware» (англ.) — продукты; потредукты;
*Силансисты — silence (фр.) — молчание, умалчивание, тишина. Не смотря на идентичность написания с аналогичным английским словом, произношение указывает на французские корни слова «силансисты»