Измаил. Часть 2 Стремясь к баталии

 
 
    Ранней зарею третьего дня  над осажденной цитаделью  эхом катился призывный голос муэдзина. Он протяжно разливался в морозном воздухе  певучим речитативом с высокой мечети, расположенной в старом городе,  распространяя  азан*  по всей еще спящей округе.  Дрожащий отзвук призыва отражался в спокойной речной глади Дуная,  достигал русского лагеря и угасал в тускнеющей звездной утренней выси, каждый раз обрываясь различимым для слуха: «Ал-ла-а акбар!»  Блестящий полумесяц на сияющем шпиле мусульманской святыни кроваво отразил первый холодный луч проснувшегося светила.
    Сераскир Айдозле-Мехмет-паша, завершая утренний намаз, пал ниц еще раз в сторону багровеющего востока.  Глядя на свои ладони, произнес последние слова молитвы и, прикрыв тяжелые веки, провел дрожащими ладонями по лицу, словно, умывая свой старческий лик. Кряхтя, тяжело поднялся с затекших колен.
   Робкий изметчи, осмелившись доложить господину о неприятных изменениях, произошедших у «руслар», низко склонив голову и сложив дрожащие ладони  в беспредельном почитании Солнцеподобного, тихо шурша   полами сабахлым (халата), незаметно исчез, двигаясь согбенной спиной к выходу.
    С тяжелой отдышкой Мехмет-паша в сопровождении Каплан-Гирея поднялся на крепостную башню и, пораженный увиденным, воскликнул:
- О, Ал-ла, не олду бу русларлан!? (Аллах, что стало с русскими!?)
   Бодрые и неутомимые русские полки большим полукружием размещались в трех верстах от Измаила. На огромном пространстве вокруг цитадели от бесчисленных костров вились серпантины косых сизых дымов и сплетались в вышине в грозное неподвижное облако. 
    Внезапный порыв утреннего холодного ветра, сорвав с его головы бордовый колпак,  отшвырнул головной убор прочь с высокого бастиона.
- Ты ослепил разум гяурам, о, защитник правоверных, ибо не ведают они, что творят! У нас есть все, чтобы выстоять! Ал-ла акбар!
***
   Неиссякаемая энергия  и удивительная жизненная сила буквально хлестали из тщедушной и на вид хилой плоти русского полководца. Всего на несколько часов он позволял себе отдых в сырой землянке, вырытой на Трубаевском кургане и разгороженной на две части полевой палаткой. Камышовая циновка, прикрывавшая низкий вход, потревоженная холодным вихрастым дыханием степи, издавала речной шорох полых стеблей. Стены ямы да земляной пол были устланы сухими связками кукурузных снопов. Удачно выложенная из песчаного камня да обмазанная красной глиной печурка,   выстреливала в морозный воздух сумерек снопы ярких искр, когда денщик Прошка подкладывал в ее закопченное чрево  сухие камышовые стебли да обмолоченные кукурузные початки.
    Скромным ложем для полководца служили несколько охапок сена, уложенных так высоко, как парадная постель. Над сеном застлана толстая парусиновая простыня, на нее - тонкая полотняная, в головах две пуховые подушки. Третья простыня - вместо одеяла. В холодное время Суворов сверх простыни, укрывался еще и своим синим плащом. Ложился в постель без рубашки. Засыпая на пару часов, просил Прошку «тащить его за ноги, ежели с первыми петухами он станет брыкаться».  Он часто спал навзничь и часто кричал во сне. Во время таких припадков прислуга должна была будить его. Суворов при себе никогда не носил ни часов, ни денег. Так же и в его доме никогда не было часов. Он говорил, что солдату они не нужны и что солдат без оных должен знать время. Когда надо было идти в поход, никогда в приказах не назначал часа, но всегда приказывал быть готовым с первыми петухами. Для этого он научился петь петухом и, когда время наставало, выходил и выкрикивал “ку-ка-ре-ку” и солдаты выступали в поход.
     Итак, подбросив в печурку топлива, денщик принес таз с прохладной водой.   Под воркотню здоровенного Прошки,  граф истово умывался: денщик поливал ему  грудь, плечи, голову студеной водой и несколько минут за занавеской слышалось легкое взвизгивание, сопение и возгласы:
- Ну, Прошенька, угодил ты, братец! Помилуй Бог, ведь как славно то!..
- Да ты, Васильич, аки   дитятко малое… Восторгу то, восторгу сколь! Ступай ко шибче к огню, околеешь небось! – ворчал проворный Прошка, тщательно обтирая тощую грудь, да спину   Суворова, - Ну, ступай, ступай же, ты, скорее! – подталкивал он замешкавшегося господина, кутая в полотенце суховатые раскрасневшиеся плечи. Александр Васильевич, накинув на плечи шинельку, покорно присел у камелька  на сколоченную из неотесанных акациевых жердей лавку, протянул к огню худые, жилистые ноги и минуту-другую сладко жмурился на огонек.
- Хорошо! Помилуй бог, как хорошо… – уже шепотом прозвучал его угасающий восторг. Опустив голову на грудь, он задремал, согревшись у потрескивающего очага, и окунулся ненадолго во сны…
      Снился ему летний Петергоф, караульная служба от Семеновского полка, когда молодой и подвижный Сашка Суворов, наряженный в караул, нес службу у Монплезира и, несмотря на свой неказистый рост, так ловко отдавал честь императрице, гулявшей по саду, что она, остановившись, посмотрела на него и спросила, как его зовут. Услыхав, что он сын Василия Ивановича Суворова, которого она знала, вынула серебряный рубль с намерением отдать его Суворову.
- Государыня! Не возьму, — сказал ей почтительно Суворов, - устав запрещает брать деньги, стоя на часах.
- Молодец! – ответила Елизавета Петровна, потрепав его по щеке, дала поцеловать свою руку и положила монету на землю, молвив:
- Возьми, когда сменишься!
Суворов всю жизнь берег этот талисман.

- Васильич, пора! – тихо прошептал   Прохор и легонько затормошил его за плечо…
Спустя пять минут Суворов был уже в мундире, на шее - чистый платок, жидкие седые волосы с подвернутым хохолком аккуратно зачесаны.
- Давай плащ! – приказал он Прошке.
- Зябковато ноне. В шинельке то будет теплее! - протестовал хитрый денщик, приготовив генералу шинель.
   Пристегнув шпагу, да надев шинель, Суворов бодро вышел из землянки в морозную тьму, со слегка багровеющим на востоке небосводом. Лагерь жил уже заботами нового декабрьского дня. Ожили привычные звуки военного лагеря – приглушенные голоса людей, ржание лошадей и звонкий бой наковален. Со стороны осажденной цитадели певуче - тоскливо звучал азан муэдзина.  Холодный  воздух бодрил, сонливость и слабость улетучивалась прочь.   Перекрестившись по православному, да прошептав короткую молитву, Суворов скомандовал:
- Коня мне!
***
    Фанагорийский гренадерский полк, совершив марш от Галаца, к вечеру 6 декабря прибыл к Измаилу.  Гренадеры подходили к лагерю стройными гордыми рядами под звуки флейт.
    Для  уважаемого читателя следует пояснить, что слово «гренадер» появилось в русском языке в начале XVIII века в период преобразований Петра I, как заимствование из французского («grenadier» от «grenade» -  граната). Появление в армиях западноевропейских государств гренадеров впервые было отмечено в начале XVII века. Так называли рослых и физически сильных солдат, обученных бросать гранаты, которые имели значительный вес и обращение с которыми требовало особой сноровки и осторожности. Затем из таких солдат были сформированы роты. Гренадеры стали штурмовой пехотой. Обычно они шли в атаку в голове колонны или стояли на флангах войск, построенных в линейный боевой порядок. Отдельные гренадерские полки были созданы в начале XVIII столетия.
    В России отряды гранатчиков существовали в некоторых стрелецких полках с 1694 года. При организации регулярной армии в составе некоторых фузилерных полков числились гренадерские роты. В 1704 году такие роты были введены во всех пехотных полках, а в 1708 году роты гренадеров свели в особые, гренадерские полки: пехотные и конные.
     Фанагорийцы же, начали свой славный боевой путь как раз у стен Измаила. Сформированный 25.05.1790 г. из гренадерских рот, отчисленных от пехотных полков: Новгородского, Ингерманландского, Смоленского, Витебского, Апшеронского, Ростовского, Углицкого,  Днепровского, Архангелогородского, Тульского, Черниговского и Вологодского,  Фанагорийский гренадерский полк имел в своем составе четыре батальона.
    Уставшие от марша батальоны, едва обустроившись на месте дислокации да чуток передохнув и подкрепившись солдатской кашей у ночных костров, к утру походными колоннами двинулись на «штурм» редутов и валов, воздвигнутых за несколько суток у села Броска в точности с крепостными укреплениями Измаила. Волчьи ямы, да глубокие рвы неустанно атаковались все новыми и новыми ротами, солдаты которых обучались премудростям преодоления реальных укреплений цитадели с использованием плетней, фашин и связанных лестниц.
    Седоусый капрал Максимов обучал молодых недавно прибывших в полк рекрутов премудростям  военной науки, которую сам постигал «вот ужо, как двадцать долгих годиков». Саперы проворно шли в ротных авангардах, забрасывая ров плетеными фашинами. Максимов устремился вперед по вымощенному фашиннику, увлекая за собой неопытных пехотинцев, бежавших со штыками наперевес.
 - За мной, братцы, вперед! Делай как я! – басил он во всю глотку, бросившись к приставленной лестнице. Прочные связки лестниц затрещали под крепкими ногами, когда следуя примеру, к ним бросились шести - семипудовые молодцы и стали взбираться наверх.
      Молодой солдат Филька Векшин резво взобрался почти на самый гребень вала, но вдруг злополучная акациевая перекладина, прогнувшись под весом Фильки, предательски хрястнула и сломалась. Потеряв равновесие, солдат покатился вниз, сбивая нижних штурмующих, что карабкались по злополучной лестнице. Слава Богу, упавшие к ее основанию солдаты не покалечились, лишь получили ссадины да ушибы и, резво вскочив на ноги, кинулись на новый штурм.
 - Векшин, стой! – закричал ему молоденький ротный офицер, - Ступай вниз! Ты убит!
  - Врешь, ваше благородие! – в горячке резанул солдат, - Упал, но не пропал! – и отчаянно кинулся на новый подъем.
     На верху обломанной лестницы образовался затор. Первый штурмующий, достигнув сломанной перекладины, не смог дотянуться до гребня вала, предпринимая отчаянные попытки схватиться за ненадежный сухой дерн.
- Держись за жерди! – басил ему с вала седоусый капрал, - А ты, Филиппов, сегай ему на спину! Пошли братцы!
     Резвый Филиппов, поравнявшись сбоку с верхним солдатом, что прочно уцепился за лестницу, запрыгнул ему на «саженевые» плечи и достиг поставленной цели. За ним последовали и остальные. Взобравшаяся на вал рота, взмахивая прикладами в боевых приемах, разила невидимого врага грозным русским штыком. Над взятым валом  протяжно и раскатисто прогремело: «Ур-р-р-а-а-а!!!»
***
    Отправив сераскиру Измаила Потемкинское письмо-ультиматум, Суворов вместе с Кутузовым направились   к учебной цитадели.
    В своем письме   светлейший предлагал Айдозле-Мехмет-паши сдать крепость без боя, во избежание пролития крови и обещал отпустить войска турецкие и жителей Измаила за Дунай со всем имуществом. В противном де случае фельдмаршал предрекал Измаилу участь Очакова и сообщал о назначении Суворова.
    От себя Александр Васильевич добавил:  «Сераскиру, старшинам и всему обществу. Я с войсками сюда прибыл. Двадцать четыре часа на размышление - воля; первый мой выстрел - уже неволя; штурм - смерть.
        Что и оставляю вам на размышление.  А л е к с а н д р  С у в о р о в».
     Капрал Максимов еще издали заметил приближающихся к костру всадников. Зоркий и недвижимый в седле своего дончака,  чисто выбритый, в подпоясанной ремнем шинельке,  Суворов внимательно смотрел на происходящее вокруг учебной цитадели, обращая внимание на, казалось бы, самые незначительные мелочи. Рядом с ним на гнедой кобылке следовал коренастый румяный сорокатрехлетний генерал-майор Михаил Илларионович Голенищев –Кутузов - Смоленский, светлейший князь.
- Гляди, Михаил Илларионович, - показал рукой Суворов в сторону ротного бивака, -никак поручик поносит служивого… Ну ко, ну ко, в чем казус то?
     Рота, в коей капралом служил седоусый Максимов, после трудного взятия вала, расположилась у костерка. Молодой ротный командир «распекал» вытянувшегося по струнке перед ним раскрасневшегося солдата Векшина:
- Убит, каналья, а продолжаешь баталию! Да я с тебя за неповиновение семь шкур спущу, наглец ты эдакий!
- Ваше бродие! - пытался вступиться за солдата капрал и тут же осекся, заметив приближающихся генералов.
Поручик тоже смолк и уже тихо прошипел солдату:
- Марш в строй!
     Генералы неторопливо приблизились к роте. Внезапное ликующее «ура» прокатилось по отдыхающим и штурмующим вал ротам. С новой силой оно возникало с места, где стоял Суворов и катилось, затухая за дальними кордонами учебного поля.
    Подъехав поближе к солдатам, Суворов поднял руку и воцарилась тишина.
- Как следует бить супостата? – спросил он у крайнего правого в первой шеренге.
Тот выйдя из строя четко ответил:
 - Бить неприятеля, дабы другим врагам неповадно было!
- Помилуй Бог! Хорошо ты братец отрезал! – одобрил Суворов, - А ты, солдат, жив, или убит? – неожиданно обратился он к Векшину.
- Жив, ваше сиятельство! Токмо споткнулся да упал! – не растерялся солдат.
 - Верно! – отметил Суворов, - А упал, так целуй мать сыру землю да шибче на ноги! Падением узришь  корень и доберешься и до вершины. Но уставу неповиновение   - мать преступления воинского! - уже хмуро добавил полководец.
    Солдат Векшин молчал, глядя на Суворова, а полководец оглядев рвы да валы, продолжил:
- Ров не глубок, вал не высок. Бросься в ров, скачи через вал. Ударь в штыки, коли, гони, бери в полон!!! Стреляй редко, да метко. Штыком коли крепко. Пуля дура, штык молодец! Спасибо, чудо-богатыри, обогрели сердце старика! А теперь, тащи к котлу!
      Сойдя с коня, подошел к ротному котлу, зачерпнув деревянной ложкой горячие щи с котла и подув на них, отхлебнул с нескрываемым аппетитом.
 - Помилуй бог, хороши… Наваристы! Давай, братцы, нажми! Щи да каша — пища наша. Понял?   - обратился он к капралу.
- Так точно, ваше сиятельство! Капрал Максимов! -   вытянулся служивый перед генерал-аншефом.
- Что ж, капрал, готов ли идти на крепость супостата?
- Иначе нельзя, Александр Васильевич. Так повелось с Суворовым: только вперед, назад не выходит. На попятную — позор, стыд, маята!
- Горжусь, братцы, что я русский! – молвил Суворов, сполоснув ложку водой из фляги и воткнув ее обратно в голенище, - Помилуй Бог, каких чудо-богатырей земля русская рожает… Иванов, Сидоров, Петров, Максимов — все одно. Только название разное, а душевный сорт один — русские!
   Обратившись к поручику, Суворов велел продолжить занятие, последовав с Кутузовым далее. Не успел капрал опомниться, как Суворов был снова на коне и продвигался среди войск все дальше и дальше. Следом за ним по полю катилось громкое «ура».
- Эх, Векшин-брат! — укоризненно покачал головой Максимов, -  Чуть не подвел роту.
-  Подведешь таких смышленых! - отозвался солдат. - Гляди, что с войском сотворил то наш батюшка! Были на поле солдатишки, а войска не было. Явился родной наш - и войско стало!
- Эх ты, сибиряк - беличьи уши! - насмешливо вздохнул капрал. - Разумей всегда так: сноп без перевясла, что солома! Всему свету известно, что войско состоит из солдат, а то не всякому дано понять, что из солдат войско не каждый сможет сделать. Вот кто он, наш Суворов! 
   
    На коротких перекурах Александр Васильевич обращался к солдатушкам:
 - Штыки, быстрота, внезапность!.. Неприятель думает, что ты за сто, за двести верст, а ты, удвоив шаг богатырский, нагрянь быстро, внезапно. Неприятель поет, гуляет, ждет тебя с чистого поля, а ты из-за гор крутых, из лесов дремучих налети на него как снег на голову. Рази, стесни, опрокинь, бей, гони, не давай опомниться.
    Итак, подготовка штурма шла полным ходом в условиях тщательной скрытности от глаз неприятеля. Днем и ночью в оврагах вязались фашины и сооружались лестницы. 
    Одновременно, для обмана противника имитировалась подготовка к длительной осаде, закладывались батареи, проводились фортификационные работы. У берега Дуная с обоих флангов крепости Суворов приказал поставить за укрытием по батарее из сорока полевых пушек в каждой, чтобы скрыть от турок приближение штурма, обманув их надеждой на долгую осаду.
   Александр Васильевич нашел время разработать для офицеров и солдат специальные наставления, в коих содержались правила ведения боя при штурме крепости. На Трубаевском кургане, где в наши дни возвышается небольшой обелиск, стояла рабочая палатка полководца. Здесь проводилась кропотливая подготовка к штурму, продумывалось и предусматривалось все до мелочей. «На такой штурм, - признавался позже Александр Васильевич, - можно было отважиться только раз в жизни».
***
    Получив Потемкинское письмо-ультиматум с припиской Суворова, хитрый сераскир
 Айдозле-Мехмет-паша не стал торопиться с ответом. Помня угрозу недовольного всемогущего султана, в случае сдачи Измаила послать фирманов и покарать всех оставшихся в живых, где бы они не находились, лишь на следующий день он прислал парламентера. Приняв посланца паши на Трубаевском кургане, Суворов его внимательно выслушал. Тот передал просьбу сераскира предоставить ему десять дней для размышлений.
-  Если в тот же день на валу Измаила не появится белое полотнище, считаю сие сигналом для эскалады,- решительно ответил Суворов.
 - Незаман дере Дунай дургунаджек кендиси  акмактан, ве гёк дющеджек  топракстуна, озаманда Ордукалеси*** теслим оладжек! – «почтительно» ответил парламентер Топал-паше, вложив в сказанное шипящую злобу и, развернувшись, гордо зашагал в цитадель.
   Суворов в задумчивости обратился к Кутузову:
- Знаешь, милейший Михаил Илларионович, что изрек сей басурманин?
Кутузов посмотрел на учителя вопросительно, учтиво ожидая, когда тот сам ответит.
- «Скорее Дунай остановится в своем течении, а небо упадет на землю, чем Измаил сдастся!»
    Турки держались начеку. Беглецы из крепости сообщили, что там ждали штурма каждую ночь. Половина гарнизона, не раздеваясь, ночевала в землянках близ валов. Сераскир лично объезжал войска три раза в сутки. Ночью объезды совершали командиры янычар. Дозоры ходили по валам и всему городу. Айдозле-Мехмет-паша и все его генералы решили обороняться до крайности. Войска разделяют их решимость. 
     Суворов приказал объявить   об этих обстоятельствах в войска всем, начиная от высших начальников до рядовых.
      9 декабря в низкой крестьянской мазанке Суворов собрал военный совет. Генерал-аншеф в полной парадной форме и при орденах стоял у стола. Держался он прямо, бодро, каждого встречал своим пытливым взглядом и на поклоны входивших отвечал учтиво. В тесную хату на военный совет прибыли:   генерал-поручики Потемкин и Самойлов, генерал-майоры Арсеньев, Львов, Ласси, Мекноб, Кутузов, вице-адмирал де Рибас, гвардии майор Марков, бригадиры Вестфален, Орлов, Чепега, Платов.
     Дверь плотно закрыли. В комнатке стало тесно, душно. На багровом лице Платова выступил пот. Он молча сидел в углу, восхищенно поглядывая на Суворова. Лихой наездник и рубака, он был скор на руку, но терялся в обществе и вовсе становился беспомощным, когда приходилось вести речь.
     Суворов, обведя взором генералов и офицеров, прямо приступил к делу, обратившись к ним в свойственной ему манере краткой речи:
     - Господа! Я созвал вас по силе четырнадцатой главы воинского устава. Политические обстоятельства я постигаю как полевой офицер. Австрияки замирились с турками. Поляки двояки и переменчивы. Пруссаки вооружились против нас. Англия всех мутит. Франция помогает оттоманам. Мы с турками одни - лицом к лицу. России нужен мир. Измаил наш - мир и слава! Нет - вечный срам!.. Его светлость фельдмаршал прислал снаряд и желает нам счастья. Осада или штурм - что отдаю на ваше рассуждение...
      По правилам военного устава, первым должен был высказаться младший, коим в совете являлся бригадир Платов, донской атаман.
        - Штурм! - просто сказал он.
        Все повторили это слово. Совет постановил единогласно:
«Приближаясь к Измаилу, по диспозиции приступить к штурму неотлагательно, дабы не дать время неприятелю еще более укрепиться, а посему нет надобности относиться к его светлости главнокомандующему.
    Сераскиру в его требовании отказать. Обращение осады в блокаду исполнять не должно. Отступление предосудительно победоносным ее императорского величества войскам».
- Господа, для успешной эскалады и взятии крепости, полагаю такую диспозицию,- продолжил Суворов, - На Дунае турки не ждут удара и укрепления, посему, менее значительны. Сюда и бить! Для чего, Вашему отряду, Иосиф Михайлович, -обратился он к де – Рибасу, - атаковать тремя колоннами с речной стороны.
     Но вынуждая неприятеля рассеять свои силы по всему крепостному валу,  надлежит направить колонны для равномерной атаки по всему фронту.  Для чего - западное крыло цитадели атаковать тремя колонами Вам, Павел Сергеевич, - обратился он к Потемкину**, восточное крыло – Вам, Александр Николаевич, обратился он к генералу Самойлову.

     Итак, намечалось   распределить атакующие силы русской армии на три отряда, по три колонны в каждом. Начальники колонн и отрядов получили свое направление. Впереди пойдут стрелки, обстреливая турок, за ними — саперы с шанцевым инструментом, потом батальоны с фашинами и лестницами. Позади  - резерв из двух батальонов. Каждый хорошо уяснил, что предстояло делать.
- С Богом! – Напутствовал  Суворов своих подчиненных, - Один день - Господу молиться, другой - учиться, в третий -  Боже Господи!  - в знатные попадем: славная смерть или победа!..
   
      Суворов назначил штурм в ночь на 11 декабря  в 5 часов утра, примерно за 2 часа до рассвета. Темнота нужна была для внезапности первого удара и овладения валом; затем же вести бой в темноте было невыгодно, поскольку затруднялось управление войсками. Предвидя упорное сопротивление турок, Суворов хотел иметь в своем распоряжении как можно больше светлого времени суток.
      10 декабря с восходом солнца началась подготовка штурма огнем с фланговых батарей, с острова и с судов флотилии (всего около 600 орудий). Она продолжалась почти сутки и завершилась за 2,5 часа до начала штурма. В этот день русские потеряли убитыми 3 офицеров и 155 низших чинов, ранеными — 6 офицеров и 224 низших чина. Штурм не стал для турок неожиданностью. Они каждую ночь были готовы к нападению русских; кроме того, несколько перебежчиков раскрыли им план Суворова. 
       Но все же  - «О, ал-ла,  руслар геллёр!» – «Русские идут!» – кричали в панике правоверные воины и ужас сковывал их отважные сердца, и не ждали они от грядущей  лавины ни милосердия, ни пощады.
     Ибо такой ужас ведом был всем супостатам, на протяжении долгой истории Руси, кто так, или иначе, вооружившись до зубов, сметающей ордой шел на её земли, чтобы грабить, убивать, насиловать и полонять. Но возмездие и кара  с многострадальной земли, которая всегда была под покровительством Богородицы, не заставляла себя долго ждать. Подымался, казалось бы, раздавленный игом поработителей народ и, подняв голову, и распрямив свои плечи, в коих скрывалась косая сажень, давал отпор.
    И кричали в ужасе удивленные и пораженные враги на многих языках, немецком ли, французском, английском, шведском, иль турецком:
«Русские идут!
Русские идут!»

   
   *Азан  - призыв к молитве у мусульман
 
  **Потёмкин Павел Сергеевич (1743—1796) — граф, генерал-поручик, российский военный и государственный деятель, дальний родственник Григория Александровича Потёмкина.

  ***Ордукалеси - так турки называли Измаил, в буквальном переводе - "армейская крепость"
(продолжение в части 3 «Эскалада»)


Рецензии
Очень хорошо и язык изложения чудный, но 11 гренадерский полк стал Фонагорийским в 1801 году. Через год после смерти Суворова.

Владимир Паращин   14.03.2018 12:45     Заявить о нарушении
В то время, к которому относится формирование Фанагорийского полка, на Всероссийском престоле была Государыня Екатерина II Великая. Она вела уже „вторую Турецкую войну“, имея союзниками австрийцев. Все наши войска были около реки Дуная и на Кавказе. Главнокомандующим был князь Потемкин, а Суворов стоял с отельным корпусом в г. Бырладе рядом с австрийцами. В отряде Суворова между прочими войсками были свободные гренадерские батальоны, принимавшие участие в славной победе Суворова над верховным визирем на реке Рымнике, где наши разбили вдесятеро сильнейшего неприятеля, за что Суворов получил графское достоинство и прозвание Рымникского. – Вот из этих-то батальонов и сформировал сам Суворов Фанагорийский Гренадерский полк. Надо сказать, что Екатерина II еще в начале своего царствования, между прочими преобразованиями, повелела некоторым гренадерским батальонам составить полк и именоваться 4-м Гренадерским полком; затем в 1785 году 4-й Гренадерский полк приказано назвать Фанагорийским, и, вероятно, тут же Суворов назначен шефом Фанагорийского полка. Это название и назначение Суворова шефом Фанагорийского полка произошло вследствие того, что Суворов незадолго перед этим был с отрядом на р. Кубани, силой и лаской покорил многие племена и земли их присоединил к России. Фанагория – это остров и городок в устье реки Кубани. В память этих боевых заслуг Суворова одному полку армии и дано название новопокоренной земли. 2 апреля 1790 года князь Потемкин дал Суворову приказ за № 1151:
„Почитаю я за полезное для службы, чтобы Ваше Сиятельство Фанагорийский Гренадерский Всемилостивейше Вам вверенный полк имели в присутственной Вашей команде, и как сей полк еще не сформирован, то и полагаю я состоящие у Вас батальоны гренадерские соединя, наименовать оные Фанагорийским гренадерским полком; Ваше Сиятельство изволите, исполня сие, представить ко мне списки и ведомости как об излишних по полковому комплекту, так и о недостающих чинах. Обоз же для сего у меня готов. Одного исправного и попечительного офицера предписываю нарядить в Харьков для получения рекрут недостающего в комплект числа“.

Вик Михай   14.03.2018 20:28   Заявить о нарушении
спасибо за отзыв, Владимир. А дату 1801 года Вы, очевидно, перепутали с тем, что в этот год 29 марта 1801 — возвращено имя Фанагорийского гренадерского полка.Из истории этого полка известно, что25 мая 1790 — Фанагорийский гренадерский полк 4-батальонного состава сформирован А. В. Суворовым из гренадерских рот разных полков (Новгородского, Ингерманландского, Смоленского, Витебского, Апшеронского, Ростовского, Углицкого, Днепровского, Архангелогородского, Тульского, Черниговского и Вологодского).
1796 — полк приписан к Смоленской инспекции, приведен в состав двух фузилерных батальонов по пяти рот каждый.
31 октября 1798 — присвоено имя гренадерского генерал-майора Жеребцова полка
27 сентября 1799 — присвоено имя гренадерского генерал-майора Мамаева полка
29 марта 1801 — возвращено имя Фанагорийского гренадерского полка...

Вик Михай   14.03.2018 20:35   Заявить о нарушении
На это произведение написано 5 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.