Маленькая смерть

               
 

   Через пару минут выяснилось, что утренний чай и шоколадка откладываются на неопределенное время, так как пришёл Саныч и позвал с собой.
  - У вас на зоне труп, -  сказал он. - Старая группа на выезде, а новая ещё не собралась. 
 
  Семёрка ощутимо просела под массой Саныча. По комплекции  штангист тяжеловес, Саныч в последние годы силовыми видами спорта не занимался, предпочитая волейбол, и поэтому его ловкости и подвижности мог бы позавидовать и молодой.
  - Криминальный? - спросил я.
  - Труп младенца. А что конкретно не знаю, - проворчал Саныч.
 
  Зарядивший с утра дождь заливал лобовое стекло. Оживлённое начало дня - думал я, - впрочем, как всегда. Обычно жизнерадостный, сейчас Саныч молча гнал машину, хмуро всматриваясь в дорогу. У искомого подъезда мокла скорая помощь. Врач кратко пояснил:
  - Ребёнок явно  мёртв. Мать явно не в себе.
 
  Скорая укатила, а мы двинули в адрес. Квартира располагалась на первом этаже прямо. Соседи слева и соседи справа, выглядывая из приоткрытых дверей, с любопытством, наблюдали, как Саныч звонит в дверь, которая после звонка открывается так быстро, словно хозяйка ждала нас стоя за дверью. Открывшая нам молодая женщина двумя руками крепко прижимает к груди младенца.
 
  - Милиция, - представился Саныч. В ответ мы услышали дикий крик, от которого соседи мигом укрылись в своих квартирах, а у меня, казалось, завибрировала сердечная мышца.
  - Я никого не вызывала!!! Зачем вы приехали?! Я никого не вызывала! Убирайтесь!
  Саныч скривился, но, не обращая внимания на крики, втиснулся могучим торсом в дверь, вынуждая хозяйку отступить в квартиру.
  - Тихо! Не ори! - он несколько повысил голос.               
 -  Он живой! -  закричала в исступлении мать. - Он живой! Он просто уснул и скоро проснётся. 
  И столько было веры в её словах, что невольно, на секунду казалось, что всё так и есть, вопреки бьющей наотмашь реальности в виде посиневших ножек ребёнка, безвольно свисающих из-под рук матери. 
  - Он живой. Он спит. Правда? Ты спишь? - спрашивала она своего мёртвого сына, а в глазах стоял ужас.  Отступив в кухню, она села в углу за стол. Смирившись с нашим присутствием, она что-то шептала сыну.
 
  Саныч сел за стол и попытался уговорить её отдать труп.
  - Нет. Нет. Он живой. Он спит, - отвечала она, укачивая своего мёртвого сынишку. 
  Крупная, рослая блондинка, она сильными руками прижимала сына к своей большой переполненной молоком груди.
  - Он живой. Он спит. 
  Столько веры было в этих словах, что, когда вдруг в её голубых глазах, одновременно с ужасом и отчаянием, застыл вопрос, прорвавшийся недоумённым шёпотом, мне стало не по себе.
  - Ну почему он не просыпается? Ему уже пора кушать.
  - Он мёртв, -  не нашёл ничего лучшего я.
  - Нет! Нет! Он жив! - прошептала она, вновь удержав равновесие на тоненьком канате реальности, протянутом над пропастью пустоты и отчаяния.

  Саныч встал из-за стола и спросил:
  - Что будем делать?
    Я пожал плечами:
  - Пока прокурорский приедет...  Пока судмед. Разберёмся. 
  В этот момент в квартиру, с шумом и гамом, ввалилась группа. Опер Дима Д. Следователь Юлька К. и  участковый Добриков.
  - Ну что? - спросил Димон.
  Я кратко ввёл их в курс дела, а Саныч тут же сказал:
  - Ладно. Я поехал. Разбирайтесь.
 
  Все обступили несчастную, которая забилась в угол словно зверёк.  За стол присел Дима. Он что-то начал говорить, а я пошёл по соседям, которые несколько прояснили картину. Мать одиночка. Отцу и мачехе уже позвонили. Отобрав объяснения, я вернулся в квартиру. С женщиной говорила Юлька несколько полная крашеная блондинка с ярким макияжем.
  - Что будем делать? - спросил Димон.
  Подошла Юлька.
  - Ну что? - спросил я.
  - Да ничего, - ответила она закуривая.
 
  Место за столом занял Добриков. Вечно слегка поддатый, похожий на растрёпанного кота, Добриков даже разговаривал с интонациями кота Матроскина. 
  -  Дайте закурить, -  вдруг попросила она. Закурив, она одной рукой по-прежнему крепко прижимала сына к себе.
 
  Место за столом вновь занял я. О чём я говорил? О чём можно в этой ситуации говорить?
  - Посмотри, он не дышит. Он же весь посинел.
  - Ему холодно. Он спит,- отвечала она. Вдруг опять прорыв. В глазах отчаяние и боль.
  -Ну почему ты не просыпаешься? Тебе же кушать пора!
Жуткое чувство. Я смотрел на неё. Растрёпанные волосы. Простенький халатик. Ни отца, ни матери рядом. Труп сына у груди. В квартире менты словно вороны. «Успокоительное», - подумал я, и вышел в зал.
  - Дима поехали, доскочим до аптеки, купим феназепам.
  - Поехали.
 
  Дима привёз группу на своей пятёрке. В аптеке долго не отпускали препарат. Видимо, мы недостаточно похожи, на наркоманов. Даже ксива не сразу подействовала, причём продавец напирала на то, что продавать препарат запретил Добриков.
  В квартире  Добриков, беседовал с хозяйкой.
  - Может водки?
  - Да. Налейте.
Добренёк умотал за водкой, а я, сев за стол, достал таблетку.
  - На выпей.
  - Что это?
  - Успокоительное.
  Она покорно выпила лекарство, а потом и водки. Потом ещё пол таблетки и ещё водки. Никакого видимого эффекта. Все закурили.  Сидим курим. Вдруг в квартиру врывается даже на вид стервозная  тётка и тихий забитый мужик. Баба сразу завизжала:
  - Я так и знала! Приспала ребёнка!
 
  Мать, замкнулась в себе, ещё крепче прижав сына. Мачеха, это оказалась именно она, развила бурную деятельность, а отец потерянно бродил следом за женой, у которой  всё время прорывалось:
  - Приспала! Я говорила не клади с собой в кровать!
Мать от этих слов бледнела и шептала:
  - Нет. Нет. Я не могла.
  Я смотрел на её крупные груди и думал, что теоретически могла.  Вдруг стало тихо, так как мачеха куда-то исчезла…
 
  Дежурка привезла прокурорского и судмеда. Судмед попросил положить ребёнка в коляску. Мать  безвольно исполнила его просьбу. Таблетки и водка, видимо, наконец, подействовали, и она заторможено следила за  большими руками судмеда, которыми он осторожно проводил стандартные процедуры над крошечным трупиком. Переломы конечностей? Ощупал ручки и ножки. Нет. Переломы рёбер? Крошечное тельце скрылось под большими руками. На ощупь нет. Череп? Нет. Все присутствующие, кроме прокурорского, который пишет протокол осмотра, не отрываясь, наблюдают за действиями судмеда. Закончив, он закурил и ответил на невысказанный вопрос:
  - Вряд ли асфиксия. Цвет лица не такой.
  - А что?
Судмед пожал плечами. Прокурорский строчил осмотр, а все остальные смотрели на трупик и молчали. Мать начала одевать сына.
 
  В отдел ехал с Димоном, слушая его и размышляя о том, что пол дня уже прошло и что ничего ещё не сделано о чём можно будет доложить вечером. Димон рассказывал о том, что ему поведала уже хорошо поддатая мать младенца. Оказывается, она переболела сифилисом и, наверное, поэтому ребёнок родился ослабленным.
  А Санычу вечером не скажешь, что, мол, пол дня проторчал вместе с группой. У него один вопрос: что сделано по раскрытию преступлений? Думалось о том, что эта несчастная осталась в своей квартире совсем одна наедине со своим горем и о том, в чём смысл рождения и смерти этого ребёнка? Крест этой несчастной и так, судя по всему, тяжёл, а тут ещё один гвоздь в запястье…
 
  На следующий день в морге ответили, что причина смерти ОРВИ.

    01.04.2009.                Блонский Г.В.