НЕ ОТ МИРА СЕГО или жизнь ненормального Часть 5

                ВИТАЛИЙ  ОВЧИННИКОВ



                НЕ ОТ МИРА СЕГО
                или
                жизнь ненормального

                (ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ  ДРАМА)

                часть  пятая




                электоросталь
                2009

               
   
                ГОЛГОФА





                «Прекрасная вещь – любовь к отечеству, но есть
                еще более прекрасное – любовь к истине. Любовь
                к отечеству рождает героев,  любовь к истине
                создает мудрецов, благодетелей человечества.  Не
                через Родину, а через истину ведет путь на небо».
 
                П.Я.Чаадаев.



                «За всех  - Бог, а люди – каждый сам за себя»

                Народная мудрость





         Андрей нажал кнопку пуска. Раздался хлопок, вспыхнул ослепительно яркий свет, и ровный свистящий гул заполнил производственное помещение лаборатории. Сквозь темное стекло защитной маски был отчетливо виден толстый лист металла, лежащий на опорах рабочего стола плазменной машины, а над ним – латунно желтый корпус плазмотрона с застывшим на его конце молочно белым язычком плазменной дуги. Андрей щелкнул рычажком тумблера, включающего  рабочую скорость перемещения плазменной головки. Плазмотрон плавно двинулся вперед, оставляя за собой ровный сквозной рез. Из образовавшейся полости хлынул вниз сноп брызг и капель расплавленного металла.
         Удивительное чувство испытывал Андрей,  глядя на работающую плазменную дугу. Ее вид притягивал и завораживал его, заставляя неотрывно смотреть, смотреть и смотреть. В ней было что-то от странного, непонятного, фантастически живого существа. Факел дуги слегка подрагивал, пульсировал, словно бы дышал, непрерывно мерцая, меняя оттенки цвета от ослепительно белого до розовато палевого и чуть отсвечивая изнутри оранжевым. В нем зарождались,  вспыхивали и тут же гасли какие-то искорки и прямо-таки физически ощущалась невероятная мощь, заключенная где-то внутри и сдерживаемая до поры. Эта мощь заставляла металл стремительно расступаться перед движущимся фронтом дуги, словно убегать от ее испепеляющего жара, а зазевавшие его частицы мгновенно плавились и сверкающими каплями, одна за другой стекали по обоим сторонам полости реза, скапливаясь на их нижних кромках, образуя при затвердевании плотные гребенчатые наплывы металла.
         Андрей закончил один рез, затем, меняя поочередно основные параметры плазменной дуги, сделал еще несколько резов. После чего выключил установку. Отрезанные полоски металла внимательно, через лупу осмотрел, пронумеровал, замерил и занес полученные данные в общую, типа «гроссбуха», тетрадь. Тетрадь носила солидное название: «Журнал исследований».
         Качество реза у полученных полосок было великолепным. Спокойно можно было бы сравнивать с механической обработкой деталей на фрезерных или строгальных станках. А по затратам – никаких сравнений! Механическая обработка – в десятки раз дороже! Нужны сложные станки, квалифицированные рабочие и жуткое количество времени на обработку, не говоря уже о  бесчисленных тоннах  дорогого легированного металла, уходящего в стружку!
      Андрей вздохнул, задумался. Настроение было паршивее паршивого. Продолжать начатую работу не хотелось. Не хотелось потому, что никакого смысла в этой работе Андрей не видел. И при всем своем желании, так и не смог увидеть. А не смог увидеть потому, что результат этой работы ему был давным-давно известен. И все физические закономерности процесса плазменной резки различных видов металла, которые надо было обнаружить и зафиксировать для составления отчетов по НИР в СКТБ, у него уже были из литературных источников по отчетам Научно Исследовательских Работ, так называемых,  НИР-ких  работ, соответственных Научно Исследовательских Институтов страны, проведенным еще на заре плазменной резки, этак лет двадцать назад. Да и по зарубежным  источникам тоже. И все это было сделано  им еще на «Машзаводе», во времена его активной изобретательской деятельности по плазменной резке металлов.
        С этими данными  он даже ходил к Тагеру, но разговора с ним не получилось. Планы работ по данной теме были утверждены в Министерстве и никто их менять, в угоду какому-то руководителю группы СКТБ, конечно же не собирался. Тем более что, благожелательно отношение Тагера к Андрею после его известного скандала с парторгом СКТБ  резко изменилось к худшему.
         Тогда, на другой же день, сразу утром, в начале рабочего дня, Тагер позвонил Андрею и попросил его зайти к себе в кабинет. Андрей понял, что этот звонок вызван вчерашним происшествием у парторга. В сердце кольнула тревога. Он встал, глубоко вздохнул, и пошел к Главному технологу СКТБ. Его коллеги по лаборатории ничего еще не знали и никто не прореагировал на звонок Тагера и на последующий выход Андрея из кабинета. Обычное дело - позвонило начальство и вызвало одного из них к себе.  Бывает! И бывает часто! Андрей редко когда делился своими проблемами с коллегами. Он был  общителен и откровенен с окружающими. Но лишь поверхностно, контурно, до определенного только уровня. Причем, уровень этот определял сам, и сам решал, о чем можно сказать, а о чем - нет.
         Андрей подошел к кабинету Тагера и открыл дверь:
         -- Можно, Лев Рафаэлович? Здравствуйте!
        Тагер сидел за своим рабочим столом и что-то писал. Кабинет у него был самый обычный, точнее сказать – стандартно обычный. Такие кабинеты были у всех руководителей его ранга  на «Метзаводе».  Отделанные светлыми, под орех, панелями, стены. Но не на всю  высоту стен, а только лишь до половины; такая же светлая мебельная стенка  сзади рабочего стола с бесчисленным количеством дверей и дверец. Но стенка была уже высокая,  до самого потолка. И у Андрея, когда он здесь бывал, всегда возникала одна и та же нелепая мысль:
         -- А как же он добирается до верхних дверец стенки, где их было превеликое множество! Ведь нигде в кабинете не было видно лестницы-стремянки!
       Но задать такой вопрос хозяину кабинета он, конечно же, не задавал. Во первых, неудобно. А во вторых -  не было в том  никакой надобности.
        Лев Рафаэлович поднял голову, глянул на Андрея, и сказа:
        -- Добрый день, Андрей Сергеевич! Проходите! Садиться не предлагаю, потому что я сейчас уезжаю в Министерство. Да и дело-то у нас с вами  небольшое. Короче -  я в курсе вашей с парторгом вчерашней истории. И я считаю, что ее надо гасить в самом зародыше. И не дать ей получить огласку. Ссориться с партийными органами – самое дрянное дело в нашей стране! Поэтому не будем здесь искать виновного. Оба  виноваты. Хотя основная доля вины лежит, конечно же, на тебе. Имей это в виду на будущее. Характерец свой надо тебе научиться сдерживать. Но не в этом дело. Сейчас иди к парторгу. Он у себя и ждет тебя. Ты извинись перед ним за вчерашнее и он даст тебе уже  подписанную характеристику.
          Извиниться перед парторгом, перед этой мерзкой личностью!? Да ни за что! Ни за какие деньги! Такие мысли вихрем пронеслись в голове Андрея и не успел он обдумать их или хотя бы заострить на них свое внимание, как его голос резко произнес:
          -- Извините, Лев Рафаэлович, но я перед ним извиняться не стану!
          Тагер удивленно вскинул на него глаза, брови его недоуменно сдвинулись:
          -- Что ты сказал, Андрей Сергеевич? Я что-то не понял…
          Андрей вздохнул полной грудью:
           -- Я не буду извиняться перед парторгом!
          Тагер замер на мгновение, не сводя с  Андрея  внимательно изучающих глаз, потом вздохнул,  расслабился и сказал:
           -- Не дури, Андрей! Дело слишком серьезное, чтобы  его вот так, с кондачка, на эмоциях  решать. С партией шутки плохи! Сейчас, конечно же, не 37-ой год, но даже и сейчас  портить отношения с парторгом не стоит! Ой, не стоит, Андрей Сергеевич! Слишком уж больно отрыгнется в дальнейшем! Мужик он, конечно же, дерьмовый, ничего не скажешь, я сам с ним дел не люблю иметь – противно! Только лишь по необходимости! Ведь, ко всему прочему он еще и злопамятный до жути! Поэтому, Андрей Сергеевич, переступи через себя, стисни зубы и иди извинись…
           Андрей сидел перед Тагером, сжавшись, набычившись, молча играя желваками. Он прекрасно понимал правоту слов Тагера, но ничего с собой поделать не мог. Все человеческое в нем поднималось на дыбы, протестуя и возмущаясь, при одном лишь упоминании о парторге. Он тяжело вздохнул, затем резко выдохнул из себя воздух и покачал головой:
          -- Извините меня, Лев Рафаэлович, но я не смогу этого сделать. Я понимаю последствия всего этого, но…поймите и вы  меня – я не мо-огу!
          На столе Тагера зазвенел телефон.  Он взял трубку,  поднес ее к уху, и, глядя на Андрея  напряженно прищуренным взглядом,  сказал:
           -- Да, я готов. Уже выхожу.
           Он встал со стула и, собирая со стола бумаги в папку, проговорил:
           -- Андрей Сергеевич, я Вас прекрасно понимаю! Но поймите и Вы меня! Знаете, сколько сил мне стоило уговорить его?! И поэтому тебе мой приказ – плюнь на все, закрой глаза и иди к нему извиняться! Не порть себе жизнь! Ты же – талантливый инженер! Не губи себе карьеру! Сделай все, чтобы получить доступ к аспирантуре! Защитись! Вот тогда ты станешь независим от этих парторгов!
            Андрей  недвижно просидел за своим столом целый рабочий день, ни с кем не разговаривая, не отвечая на телефонные звонки,  молча кусая губы и перекатывая желваки на скулах. Заставить себя пойти к парторгу он так и не смог. И  его жизнь в СКТБ пошла сплошной черной полосой. Первым взорвался Кедрин. Он приехал через пару дней на завод и при всех в помещении лаборатории обматерил Андрея. Он кричал на Андрея громко, яростно, не стесняясь никого:
           -- Ты понимаешь, что ты натворил, кретин безмозглый?! Ты же меня – подставил! Ведь это я тебя выдвинул на «техсовете» у нас в институте! Я твою кандидатуру предложил! Это я, дурак, обрисовал тебя чуть ли не вторым Эдисоном! А ты что в ответ?! С парторгом не смог найти общий язык! Характеристику вшивую не смог у него подписать! Кретин из кретинов! С этого дня я тебя знать не знаю! Запомни это! Ты для меня больше не существуешь!  Ты для меня теперь – никто! Нет тебя для меня!
          Такого оборота дел Андрей конечно же не ожидал. Он просто об этом и не подумал. Не до того было!  А поступок Андрея повлек за собой целую лавину событий и проблем, которые пришлось решать уже на высшем уровне руководства СКТБ.  Во первых, надо было срочно найти новую кандидатуру  для зачисления в аспирантуру ИЭС им. Патона.. Место ведь там было уже забронировано. Договор на сотрудничество подписан. Сказав «А» надо ведь говорить и «Б». А желающих пойти в аспирантуру в СКТБ что-то не наблюдалось.  Один только Андрей, оказывается, имел подобное желание. Больше –  никто!, Можно было бы, конечно же, махнуть на все рукой и пустить все-таки Андрея! Ведь характеристика на него лежала у парторга подписанная. Но тогда что же получится?!
Тогда получается, что руководство СКТБ идет на поклон к какому-то задрипанному руководителю группы,  возомнившем себя незаменимым изобретателем?! Да ни за что!!!
         После долгих и утомительных  обсуждений руководство и партком СКТБ остановились на кандидатуре Моделкина Ю.П. Тихий, послушный, исполнительный и никогда ни с кем не выясняющий отношения. Очень удобный и очень надежный будет кандидат наук. Не то, что этот нераскрывшийся гений со своими изобретениями. Совершенно непредсказуемый!  И не поймешь никогда, что он сделает, как он  поступит, что скажет и что натворит. Ведь кто бы мог подумать, что он такое с парторгом  учудит !? А мы потом должны за ним дерьмо вычищать! Правда, если уж откровенно, парторг-то у нас сволочь препорядочная! Но ведь он – парторг! Не любишь человека, так хоть должность его уважай! Партия случайных людей на подобные посты не ставит!
         Все бы оно хорошо, раз нашли достойного! Однако, Моделкин, надежнейший член партии, бывший всегда исключительным образцом исполнительности и всегдашнего послушания,  к всеобщему удивлению, вдруг встал на дыбы:
        -- Зачем мне это нужно?! – кричал он в горячке на парткоме, -  Не хочу я пыхтеть над диссертацией! Не мое это дело – наука! Не получится у меня ничего! Я с отчетами по НИР с трудом справляюсь! А здесь – диссертацию написать! Мыслимое ли для меня это дело?! Конечно же нет! На работе я постоянно занят, вечно звонки телефонные из цехов, постоянно дергают, отвлекают…Я сосредоточится никак не могу, когда «служебку» сяду писать! А вы – диссертация!  Да ни за что! Диссертацию дома надо писать, а у меня «хрущевка» «двушка» всего! Жена, дочь в школе учится! Где я расположусь?! Негде! Поэтому я категорически отказываюсь! Не до диссертации мне!
        И самым поразительным здесь оказалось то что доводы Моделкина для членов парткома и руководства СКТБ оказались вполне понятны. Вот доводы Андрея и ему подобных были им абсолютно чужды и даже неприемлемы своей туманностью и неочевидностью, а доводы Моделкина – вполне, вполне нормальные,   естественные и человеческие. И партком вынес решение об утверждении кандидатуры Моделкина в качестве аспиранта для учебы в ИЭС им.ПАТОНА  и выделении администрацией и профкомом СКТБ аспиранту и будущему кандидату технических наук тов.Моделкину Ю.П. отдельной трехкомнатной квартиры в строящемся пятиэтажном доме на улице Металлургов. Причем, в решении парткома так было и написано – аспиранту и будущему кандидату технических наук, хотя ни тем, ни другим Моделкин еще не был.
         Однако, законы пишутся  не для тех,  кто их выдумывает. А ведь своя рука – всегда была  владыкой! И тысячу раз был прав Тагер, когда говорил Андрею о нежелательности портить отношения с партийными властями! Партия в нашей стране – есть великая организующая и направляющая сила. То, что хочет ее руководство, пусть даже и на местном уровне, всегда выполняется. Захотела вот партия сделать Моделкина кандидатом наук и он станет им. Пусть даже и через пять лет, но все равно станет! Ученым он не станет и не будет им никогда, но кандидатом наук – пожалуйста! Раз партия приказала! Правда, диссертацию он не смог написать, диссертацию ему писали ребята в ИЭС им.Патона, но какая разница! Зачем копаться в мелочах? Если там стоит фамилия Моделкина, значит это он, Моделкин Юрий Петрович, защитил кандидатскую диссертацию под таким-то мудреным и не слишком понятным для неспециалистов названием, такого-то числа, такого-то месяца, такого года в городе Киеве в «конференц» зале ИЭС им.Патона, и ему теперь присвоено звание кандидата технических наук.  И все! И хватит на эту тему! Что у нас дел больше никаких нет, чем этой ерундой заниматься!
         Эта история впоследствии «отрыгнулась» Андрею еще одним неприятным фактом, о котором он, правда, узнал через лишь через несколько лет. И то – случайно. Фактом, оставившем у него неприятное ощущение своей собственной «оплеванности». Предложения Андрея о новой конструкции установки ПДРПС с совмещенными корпусами плазмотронов и самой крышки камеры,  оказались внедрены на «метзаводе» в цехе вакуумной металлургии. Там были смонтированы две Патоновские автоматические линии для ПДРПС слитков цилиндрической и прямоугольной формы. Обе линии работали успешно. Конструкция блока плазмотронов оказалась настолько удачной и настолько эффективной, что эта разработка была выдвинута на Госпремию. Но из списка авторов разработки фамилия Андрея была исключена, хотя в списке соавторов изобретений он  шел под номером один. На этот счет был даже составлен специальный документ, в котором утверждалось, что Андрей не принимал участия в этих разработках. А раз не принимал, значит, обойдется он и без Госпремии и без обычного авторского вознаграждения за внедренные изобретения. Хотя это вознаграждение, судя по годовому экономическому эффекту от использования,  было очень и очень приличным. Вот так в итоге обошелся ему этот пустячный конфликт с парторгом СКТБ. Гвоздик-то для подковы был действительно маленький, да последствия от него – слишком уж большие!
          И пусть  эта пресловутая Госпремия прошла мимо него, пусть! Бог с ней, с этой премией! Ведь он и вправду не принимал участия в создании автоматической линии для ПДРПС, там только плазмотроны его конструкции! Но сами-то плазмотроны – его! От этого факта уж никуда не денешься! И конструкция плазмотронов защищена авторскими свидетельствами СССР. А там стоит его фамилия вместе с фамилиями Кедрина и начальника отдела ПДРПС в ИЭС им.Патона. И вознаграждение за  внедрение новых плазмотронов на этой линии ему должно быть! По закону должно было быть! Но его обошли. И обошли намеренно, вычеркнув из списка соавторов! А ведь он мог бы в течении пяти лет  спокойно получать от «метзавода» кругленькую сумму  за использование придуманных им плазмотронов! Где-то в среднем по две-три тысячи рублей в год.  Своего рода, рента за эксплуатацию  интеллектуального капитала Андрея на «Метзаводе». Да-а, вправду говорят, что дороже всего нам в жизни обходится наша собственная глупость! Вправду! Можно было бы, конечно же, подать в суд на «метзавод» и СКТБ  и начать законное судебное разбирательство этой некрасивой истории. Можно было бы! Но Андрей не стал. Было у него в душе «непроходящее» ощущение собственной вины перед  ребятами из ИЭС им.Патона, с которыми он тогда начал такую плодотворную работу по ПДРПС и которых, в итоге, так подло и некрасиво подвел. И все, что случилось впоследствии на «метзаводе» с этими его воплощенными в жизнь техническими идеями, он принял, как закономерное возмездие за собственные непростительные  глупости,  понаделанные  им тогда
        Андрей вышел из экспериментального помещения лаборатории, закрыл за собой дверь и поднялся к себе наверх. Ирина Келлер сидела за своим столом, закрыв уши ладонями и уткнувшись носом в раскрытую книгу. Увидев Андрея, она радостно всплеснула руками:
       -- Ой, Сергеич! Хорошо, что ты пришел! Все – в бегах! Я одна на телефоне. Ты посиди немного, а то мне надо на часок слетать в одно место! Кстати, тебя искали. Очень просили позвонить. Телефон я записала. Там, на столе у тебя бумажка лежит…
       Все это она выпалила одним махом, стоя уже у шкафа и надевая пальто:
       -- В случае чего – я побежала в «техбиблиотеку» Великанов на «метзаводе», Моделкин – в горкоме, а Мартынушкин в медсанчасти! Пока! После обеда – буду…
       Андрей взял бумажку со стола. Телефон был знакомый, даже слишком знакомый. Это был прямой, минуя секретаря, телефон Главного сварщика ОАО «Машиностроительный завод», где раньше работал Андрей. Бороненкова Василия Михайловича, его бывшего начальника, от которого он ушел два года назад. Ушел именно из-за него самого, из-за Бороненкова, с которым так и не смог сработаться, не нашел общего языка. А вот теперь он просит позвонить. Странно!. Очень странно! А, впрочем, почему бы и не позвонить?
        Андрей набрал телефон В трубке раздался знакомый, с характерной хрипотцой, властный голос:
        -- Бороненков…
        -- Здравствуйте, Василий Михайлович! Это Кротов Андрей Сергеевич, бывший ваш работник. Вы просили позвонить меня…
        -- Здравствуйте, здравствуйте, Андрей Сергеевич! Рад тебя слышать! Спасибо, что позвонил. Есть разговор к тебе. Не телефонный. Не сможешь ли подъехать?
        Разговор состоялся в этот же день. Бороненков предложил ему подумать о своем возвращении к нему в отдел, на  место ведущего инженера по заготовительному производству, чтобы затем возглавить технологическое бюро по заготовительным работам в ОГСв завода, руководитель которого через полгода уходил на пенсию.
       

                * * *

         На  «Машзаводе» Андрей проработал в общей сложности свыше десяти лет, из них почти  шесть лет в цехе сварных металлоконструкции или ЦМК. В цехе ему прочили должность заместителя начальника цеха по заготовительному производству, но его переманил к себе Главный сварщик, предложив заниматься проблемами механизации и автоматизации сварочного производством завода, пообещав организовать для этой цели специализированное бюро под его руководством. Но бюро Главный сварщик так и не соизволил организовать по каким-то своим причинам. И  Андрей пропахал на своем месте в должности ведущего инженер почти пять лет, заимев за это время свыше полсотни изобретений за свои разработки, больше, чем весь ОГСв численностью свыше двухсот человек вместе взятый. Он даже не работал, он пахал в прямом и переносном смысле этого слова буквально  за десятерых.
           Он  разрабатывал технические задания на средства механизации и автоматизации сварочного производства и специализированные виды сварочного оборудования,. Причем, разрабатывал их уже в виде эскизных проектов, т.е., в виде готовых эскизов будущего оборудования или механизмов с основными  рабочими размерами их общего вида и даже отдельных рабочих узлов этого оборудования, делая, по существу, за конструкторов  первую и основную часть их работы – общую компоновку проектируемого оборудования;  писал статьи  и аналитические обзоры в различные производственные журналы страны, которых в СССР выходило множество; разрабатывал заявки на изобретения  на отдельные технические решения, используемые им в проектируемом  оборудовании; разрабатывал планировки размещения новых и проектируемых видов оборудования на площадях цехов завода и так далее и тому подобное. Работал он, по существу, за целое бюро и ничего не просил от руководства отдела за свою работу:  ни поощрения,  ни вознаграждения, ни прибавки к зарплате, ни обещанной должности. Очень удобный работник! Правда, его коллеги при разговоре о нем обычно выразительно крутили пальцем у виска и пренебрежительно махали рукой:
          -- Так, ненормальный какой-то! Не от мира сего!
          Но Андрей не обращал никакого внимание на окружающих и не особенно старался вникать в суть проблем внутренней жизни отдела. Она его мало интересовала. Он всегда считал, что на работу люди приходят для того,  чтобы  заниматься делом. Все остальное – шелуха. И он – работал. Работал много, с удовольствием, взахлеб, словно бы соскучившись. Предложения по механизации тех или иных операций существующего производственного процесса в ЦМК и других цехах завода так и сыпались из него одно за другим, как из рога изобилия. Причем, предложения его отличались технической грамотностью, простотой конструкции, детальностью чертежных разработок, конкретностью и какой-то необычностью, неординарностью предложенных технических решений.
            Откуда все это взялось у простого парня, бывшего рабочего, любителя книг и тишины, до окончания школы никогда не державшего в руках даже молотка и никогда не занимавшегося техникой и не получившего за свою жизнь никакого  фундаментального технического образования, Правда, он имел  высшее техническое образование, но всего лишь вечернее, да и то получить его сумел уже далеко за тридцать.  Так откуда же?!  Трудно сказать! Кто  сможет объяснить, почему для одних работа – это радость, дающая большое моральное удовлетворение, а для других – тяжелое, нудное и утомительное занятие? Не то место в жизни заняли, не своим делом занимается, не ту профессию выбрали? Ой, ли! Ой, ли!
           Раньше Андрей, во время своей работы в цехе, никогда не занимался техническим творчеством, не тянуло его на подобную работу.  Он считал такие занятия недостойными для настоящего специалиста. Раз ты имеешь высшее техническое образование, раз ты считаешься специалистом, то ты просто обязан заниматься совершенствованием существующей в цехе технологии. Что уж тут к гадалке-то ходить! И он так думал всерьез. До того самого момента, когда его вдруг осенило. Осенило на линии по автоматической резке листового проката, осуществляемого с помощью немецких фотокопировальных «газорезательных» машин. Но больно уж надоело смотреть на большие куски металла, остающегося после раскроя плохо уложенного на стеллаже листа металла. Стыдно показалось смотреть на это безобразие. Недостойное для человека, носящего гордое звание – гомо сапиенс, человек разумный! Какой же ты разумный, если позволяешь машине резать металл с таким громадным количеством отходов?!  И в его мозгу или же в подсознании тогда что-то произошло!  Что – трудно сказать? Но что произошло – это точно! У него как бы открылось второе, глубинное зрение. Потому что с того момента он стал видеть работающую технику вокруг себя совершенно не так, как раньше.
          Хорошо зная недостатки и узкие места своего родного цеха, четко представляя весь ход производственного процесса на каждом рабочем месте, Андрей, как выяснилось неожиданного для него самого, легко мог представить также и работу будущей машины или механизма, с помощью которых можно было бы заменить эти трудоемкие ручные операции. И не только работу этой несуществующей еще машины, но и непосредственно сам характер движений и даже траектории перемещения отдельных узлов и элементов ее механизмов. Эти-то свои представления он и набрасывал на бумаге, воплощая в чертежах или эскизах. А уж потом,  когда его мысли воплощались на бумаге в реальную конструкцию, он искал в математических формулах подтверждение своим догадкам.
        Так Андрей проработал года три.  А потом у него появился начальник. С Кубы приехал бывший начальник сварочной лаборатории отдела и по совместительству – его бывший парторг, Докукин Виктор Михайлович, находившийся  там с группой Советских специалистов Вот именно его Бороненков и сделал начальником бюро по механизации и автоматизации производственных процессов Не Андрея, которого переманил из цеха именно на эту должность, а своего друга и своего соседа по дачам, а также еще и коллегу по рыбалке. И Бороненков  даже не извинился перед Андреем и не объяснил мотивы своего такого поступка. Он просто зашел в комнату технологического бюро, где Андрей сидел и сказал ему:
          -- Вот Андрей Сергеевич, твой начальник! Теперь вы вместе будете заниматься проблемами  механизации и автоматизации на заводе. Он тоже у нас изобретатель. Тоже любит мозги ломать над проблемами!
           Андрей встал со стула и подал Докукину руку. Тот внимательно глянул в лицо Андрея, подал ему свою руку и сказал:
           -- Виктор Михайлович! Прошу любить и жаловать! Наслышан о вас,  наслышан...
           Андрей ничего ему не ответил и сел на свое место. Начальник, так начальник!  Что ж теперь ему – слезы лить из-за уплывшей должности? Да он вроде бы и не навязывался никогда Бороненкову ?!  Тот сам об этом говорил.
           Докукин был невысокий, подвижный, как ртуть, лысоватый мужчина лет сорока, с мелкими чертами округлого лица и небольшим, картошкой носом. Он был о себе очень высокого мнения, как об инженере специалисте, имел пяток авторских свидетельств на изобретения и даже несколько технических публикаций в печати., поэтому разговаривал   он со всеми, кроме начальства, несколько свысока, этаким менторским, поучающим тоном. Он любил быть на виду, любил показать себя и потому с удовольствием оказывал покровительство молодым и начинающим инженерам.  А как же – он ведь единственный инженер в громадном отделе, у которого есть собственные изобретения и собственные статьи в технических журналах!
          Поэтому естественно, что Докукин встретил Андрея недоверчиво снисходительно. Мало ли что о нем говорят! Мальчишка и есть мальчишка! Сделать всего лишь за несколько лет столько изобретений – да ну, ерунда все это! Вещь абсолютно невозможная!  Он свои изобретения кровью и потом добывал, поэтому знает, как это делается! Полтора десятка лет «напряженнейшей» работы в лаборатории, куда он пришел после окончания Бауманского института молодым еще специалистом. Множество экспериментов в производственных условиях для проверки получаемых результатов, жуткое количество расчетов и почти готовая кандидатская диссертация! Уже бы защитился, если бы не Куба! Но Кубу упускать было нельзя! Такое бывает лишь раз в жизни! Подобные поездки доставались только самым лучшим, самым достойным и проверенным! Куба - это путь в высший мир завода! Куба - это деньги, деньги и еще раз деньги! Причем, деньги в валюте, а не в рублях! Теперь у него Волга черного цвета, квартира вне очереди и магазины «Березка» в его полном распоряжении! И можно будет спокойно покупать импортные товары не у спекулянтов, а в нормальных условиях, не опасаясь ничего!
          Поначалу Докукин рассматривал предложения Андрея с недоверчивой усмешкой, не вникая особенно в их суть, небрежно критикуя снисходительным тоном, как бы заранее предполагая их техническую никчемность и практическую ненадобность.. И хотя его слова были, чаще всего,  поверхностны и слишком далеки от истины, Андрей с ним не спорил. И не потому, что Докукин не терпел возражений, нет. Он сразу увидел, что его понимание сути проблем цеха резко отличается от точки зрения руководителей отдела и поэтому не особенно обращал внимание на их позицию. Не принимают одно, так возьмите другое, попроще. Но работу свою он не прекращал буквально ни на минуту, складывая свои разработки по уровню их готовности в отдельные папки. У него даже выработался свой изобретательский принцип, свой девиз -. никогда не расстраиваться! Чтобы и чего бы от руководства он не услышал.
           Но Докукин был все-таки не глупым мужиком и довольно грамотным технически. Он очень быстро понял, что изобретения Андрея – это дело серьезное! Андрей обладал  совершенно иным уровнем технического мышления, более высоким и более совершенным, чем у всех у них, вместе взятых! Он просто не понимает этой своей особенности! Еще не понимает! Пока не понимает!  Хотя, если бы даже и понял, что из этого?!  Ничего!  Просто напросто -   не повезло парню с местом работы! Здесь нет простора его мыслям! Ему бы в какое-нибудь военное КБ попасть – он бы там развернулся! А здесь что? Выберет все узкие места сварочного производства на заводе, обложит их своими авторскими свидетельствами, а что толку?! С внедрением новых разработок на заводе, как и везде, - проблема из проблем. Только плановые министерские! И те с громаднейшим скрипом идут! Все остальное – потом, потом, потом! И так мощностей на заводе не хватает!. Хоть новые цеха строй!
            Но когда Докукин понял, что Андрей на голову превосходит его в техническом мышлении, в его душе возникла острая неприязнь к этому юнцу. Эта неприязнь возникла сама и возникла непроизвольно, помимо желания и воли самого Докукина. И ничего со своей неприязнью к Андрею он поделать не мог.
         С приходом Докукина деятельность Андрея в какой-то степени начала упорядочиваться. Раньше он работал по тематике пятилетнего перспективного  плана развития завода по годам и решал все вопросы  напрямую с Главным сварщиком или его первым заместителем. Но на оперативные совещания, которые ежедневно проводил Главный сварщик, его не приглашали И общую картину по заводу он не знал, да и не особенно старался узнать. Его это не очень интересовало! Он делал свое дело, делал его так, как считал нужным делать и для него именно  этого было достаточно для получения морального удовлетворения и душевного комфорта.
          Ну, а материальную составляющую своей собственной  жизни он уже решал  за пределами завода. Он активно подрабатывал. И не в одном месте. Во первых, он много писал. Редкий месяц в технической периодике не выходили его статьи. А статьи – это гонорар. И не малый. Статьи появлялись то в журнале «Сварочное производство», то в журнале «Автоматическая сварка», то в журнале «Механизация и автоматизация» или «МА», а то и в отраслевых информационных выпусках  института научно технической информации, «НИИИНФОРМ», где не реже, чем раз в квартал обязательно выходил его аналитический обзор по каким-либо видам новой технике  сварочного производства. Как зарубежного, так и отечественного.. Поэтому в редакциях этих журналов он был уже практически своим.
            Лучше всего ему нравилось писать тематические и аналитические обзоры. Они выходили в виде книжечек-брошюр объемом по 15-20 и более листов. Гонорар за каждый обзор намного превышал его должностной оклад. У Андрея таких брошюр было уже свыше двадцать. Писать обзоры ему было не сложно. Он уже «настрополился» основательно. А материала вокруг было много. Грех его было не использовать. И самое поразительное здесь заключалось в том, что в заводской комплексный план «оргтехмероприятий» на пятилетку и по отдельным годам, включалась задания по публикация в печати материалов, написанных заводчанами. Как и по заявкам на изобретения. Но план этот никогда не выполнялся. Не хотели заводские специалисты ни изобретать, ни писать. Слишком уж  муторное было это дело. И Андрей, по существу, пахал здесь за весь многотысячный заводской коллектив
          Материалы для своих работ Андрей брал на самом заводе, в отделе научно-технической информации. Да и у него самого в его картотеке было тоже немало всякого! А. чего не было – можно было спокойно заказать в Москве. Через ОНТИ, отдел научно-технической информации и через реферативный журнал «РЖ сварка». Сделаешь заявку за подписью Главного сварщика. И через неделю, другую тебе уже звонят – пришел по вашей заявке такой–то зарубежный журнал. Приходите смотреть. Приходишь и смотришь. Здесь же рядом, через стенку сидят переводчики. Английский, немецкий, французский, испанский переведут сразу, при тебе. Ну, а если экзотический язык, вроде японского, китайского, индийского, тогда перевод заказывается в Москве.
           Кроме того, он работал по совместительству еще и экспертом ВНИИГПЭ, где делал экспертизу заявок на изобретения. Андрей буквально ворвался в ряды изобретателей страны, ошеломив экспертов ВНИИГПЭ потоком своих заявок и какой-то их необычностью, непохожестью ни на что другое, ранее им встречавшееся. Все предлагаемые им технические решения казались на первый взгляд странными и неработоспособными. Они были настолько необычными, что с ними трудно было, без достаточного внутреннего напряжения, согласиться. Поэтому у Андрея редко когда его заявки сразу же признавали изобретениями  и ему сразу же выдавали положительные решения на заявку, то есть, присылали ответ с так называемым красным уголком на бланке.. Таких случаев было меньшинство. Чаще всего Андрею приходилось долго и упорно отстаивать свою точку зрения в переписке и на совещаниях Экспертного Совета ВНИИГПЭ.  И вот как-то после одного из таких заседаний Экспертного Совета руководитель группы экспертов по сварочной технике Эмма Сергеевна Крутова, высокая сухопарая блондинка лет сорока, отвела его в сторону и сказала:
            -- Андрей Сергеевич, у меня к вам деловое предложение. Не хотите ли придти к нам к нам на работу экспертом? Мы имеем право приглашать к себе по совместительству высококвалифицированных инженеров специалистов в качестве экспертов. У нас сейчас одно место освободилось. Мы вас хорошо знаем, в последнее время часто встречались. У всех экспертов, с кем вам приходилось работать, сложилось хорошее мнение. И мне кажется, что из вас мог бы получиться хороший эксперт. Вы технически достаточно грамотны, мыслите вы нестандартно, сами изобретаете, прошли хорошую школу рабочего. Подумайте, пожалуйста. И учтите. что мы не каждому предлагаем.
          Предложение было лестным, заманчивым, а главное, не особенно обременительным, так как позволяло основную часть работы по экспертизе заявок выполнять вечерами дома, а кое что, например, начальный информационный поиск – даже и на работе. И Андрей дал согласие. Это решение во много предопределило его дальнейшую судьбу. Работа по экспертизе заявок на изобретения потребовала от него значительных творческих усилий, заставила фундаментально заняться своих техническим самообразованием, но, и в то же время, большое моральное удовлетворение. Не говоря уже о материальной стороне дела. Работа эксперта приносила в его семейный бюджет еще половину его должностного оклада. Правда, работа по совместительству разрешалась только одна. И только с согласия руководства завода, а ,значит, и отдела. То есть, Главного сварщика. И вообще, все, что Андрею приходилось делать на заводе, делалось с молчаливого согласия и разрешения его непосредственного руководителя, Главного сварщика Бороненкова Анатолия Илларионовича. Государственная система страны старалась взять под свой непосредственный  контроль всю творческую деятельность своих граждан. Всю. Целиком и полностью!
           Ты можешь написать техническую статью. Или даже техническую книгу. Это твое личное дело. Никто тебе не запрещает писать. Хочется писать – пиши! Сиди себе дома и пиши! Но опубликовать ты ее не имеешь права. Публиковать и подавать заявки на изобретения имеют право только организации. Поэтому ни один журнал, ни одно издательство рукопись от тебя не примет. Они потребуют от тебя  один документ, так называемый акт экспертизы, свое рода разрешение на публикацию.  На каждом предприятии и в каждом  исследовательском институте существовала такая комиссия, которая рассматривала предоставленные ей  материалы, будь то рукопись статьи, книги, заявки на изобретение и давала свое заключение о возможности  предоставления имеющихся в них технических сведений для  публикации в открытой печати или же для передачи в другую организацию. Если же ты являешься просто гражданином страны, но вот взял да написал что-то такое этакое, что по твоему уразумению должны обязательно знать все граждане нашей страны, то тогда ты относишь свою рукопись на заключение в одну из организаций, рекомендованной тебе издательством или редакцией. И уже они будут давать тебе  заключение о ценности твоего труда и брать на себя ответственность за твою творческую деятельность. Естественно, что на каких-то условиях. Какие это условия? Чаще всего соавторство. Если же ты упрям и заносчив и не соглашаешься на их условия, значит, получишь отрицательное заключение и забудь тогда об издании своего труда. Как говорится – дешево и сердито!

                * * *

            Андрею пришлось вплотную столкнуться с прелестями этой государственной системы, когда он принес рукопись своей книги под названием «Механизация термической резки»  в издательство «Машиностроение». Мысль о книге у него зародилась давно. За время своей изобретательской и экспертной деятельности он собрал богатейший материал по вопросам механизации и автоматизации процессов термической резки металлов. Он квалифицировал его по собственной системе, завел даже собственную картотеку и периодически ее пополнял. На основании своих материалов он написал свыше десятка тематических обзоров, в которых рассматривал конструкции различных машин для термической резки металлов, выпускаемых у нас и за рубежом, а также средства механизации основных и вспомогательных технологических операций при резке металлов в различных отраслях промышленного производства.  Двенадцать таких обзоров объемом в 1,0-1,5 печатных авторских  листа были изданы институтом «НИИИНФОРМ». Каждый такой обзор – почти готовач отдельная глава. Взять их за основу, немного переделать, добавить теории, расчетов, методики, рисунков, схем – и вот уже монография объемом не менее 25 авторских печатных листов. Вещь довольно солидная! Думать-то думал, но никак не решался заняться этим делом. Надо было все-таки перешагнуть через себя, перейти какой-то психологический барьер внутри него самого.
         Хотя соблазн был велик. Мысль о книге сидела в мозгу Андрея постоянно, то временами замирая, уходя куда-то в глубь подсознания, оттесненная другими, более важными на данный момент заботами, то вновь, при случае, возникала, дразнила, манила, соблазняла, звала, искушала. Но ведь уже давно известна истина: чтобы избавиться от искушения, надо поддаться ему. Вот Андрей и поддался. Что из этого выйдет – одному богу известно. Судьба у него, видать такая – заниматься  делами. которые ему по ранжиру не предписаны. Кто он такой, Кротов Андрей Сергеевич? Рядовой инженер, ну, пусть не рядовой, ведущий, какая разница! Так по какому праву, по чьей доброй или злой воле он решил написать книгу?! Он что о себе возомнил? Глядите-ка куда замахнулся! Ты что, профессор, ученый какой или хотя бы начальник крупный, у тебя степень есть, научные труды, звания?. Уймись Андрей Сергеевич, укроти гордыню свою, не лезь туда, куда тебя не просят, где тебе быть не положено! По себе ли ношу меряешь? Не надорвешься? Ведь каждому – свое! Не растрать себя на иллюзии, Андрей Сергеевич! Спохватишься потом, да поздно будет! Ну, а с другой стороны, если сейчас не попробуешь,  не воспользуешься этим накатывающимся на тебя случаем судьбы, до конца своих дней потом будешь себя казнить, да  корить!
         Помог случай. Зимой в их ДК проходила встреча работников издательства «Машиностроение» с представителями технической интеллигенции города. Андрей был в числе приглашенных. Причем, пригласительный билет ему дал сам Бороненков Анатолий Илларионович и даже попросил его выступить с предложениями об улучшении работы издательства. Зачем? Для чего? Андрей так и не понял, что за всем этим скрывается.  Но выступить он выступил. А в перерыве разговорился с редактором отдела «Горячей обработки металлов», Самойловым Геннадием Андреевичем, молодым, подтянутым светловолосым парнем в массивных очках с большими прямоугольными затемненными стеклами и поинтересовался возможностью издания у них монографии под общей темой «Механизация процессов термической резки металлов». Поинтересовался так просто, из любопытства, хотя и не без тайной мысли о пресловутом российском «А вдруг!». И это самое «А вдруг!» неожиданно сработало. Он получил горячую поддержку от редактора. Оказалось, что заявки на издание подобной книги в издательство поступают уже давно, но они не могут найти специалистов, которые взялись бы ее написать. Теперь же автор объявился. Задача издательства – оказать ему поддержку! То есть, пойти навстречу и помочь! Он тут же объяснил, какие бумаги и в какой форме ему необходимо будет подготовить для разговора св издательстве.
          Через неделю Андрей привез ему в издательство план-проспект монографии с аннотацией, пояснительной запиской и сопроводительным письмом за подписью Главного инженера завода. И – колесо завертелось! Издательство направило копии план проспектов на ряд крупнейших предприятий страны и в некоторые научно-исследовательские институты  с просьбой выдать заключения о целесообразности издания монографии данной тематики. Оставалось – ждать! И он ждал.
          Через несколько месяцев ему позвонили на работу из издательства и попросили связаться с редактором  отдела «Горячей обработки металлов» Междугородними телефонами на заводе  обеспечивались только Главные специалисты и вышестоящее начальство. Андрей позвонил от секретаря Главного сварщика. Естественно, что с согласия самого Бороненкова. Тот уже знал о переговорах Андрея с издательством и поглядывал на него на него внимательным и испытывающим взглядом. Какие мысли у него при этом бродили в голове – кто знает! Но то, что бродили – это точно! Слишком уж он внимательно  смотрел он на Андрея. Слишком!
           Андрей набрал номер редактора отдела ГОМ издательства «Машиностроение», Самойленко Геннадия Андреевича. Сердце его стучало оглушительно. Андрей глубоко вздохнул и, стараясь говорить спокойно, произнес:
         -- Здравствуйте, Геннадий Андреевич! Это  Кротоа Андрей Сергеевич. Вы просили меня позвонить вам…
         -- Здравствуйте, Андрей Сергеевич, - раздался в трубке звонкий, молодой, хорошо поставленный голос, - Рад, что вы позвонили. Я получил последнее заключение по вашему план проспекту. Из пятнадцати отзывов только один отрицательный. Это «институт «ВНИИАВТОГЕНМАШ» вам подкузьмил. Но остальные хорошие. На днях у нас было заседание «техсовета». И вот было решено на следующий год включить в план подготовительных работ отдела вашу монографию. На четвертый квартал. Успеете дать рукопись? Учтите, объем ее должен быть не более 25 печатных авторских листов..
        Андрей замялся. Он не знал, что ответить. У него, по существу, ничего еще не было. Одни мысли, обзоры, да необходимая информация по рпзличным разделам будущей книги. Но молчать долго было нельзя., и он сказал:
       -- Постараюсь. Мне подъехать к вам? Когда?
       -- Как хотите! - рассмеялся тот, - но это, в общем, не обязательно. Если будете в наших краях, зайдите, посмотрите заключения. Ради интереса. Но главное сейчас – рукопись! Рукопись! Ради бога – не тяните! Имейте в виду, что я за вас поручился на «техсовете»
       -- Хорошо, рукопись я вам представлю во время, - уже решительно произнес Андрей. Он начал приходить в себя. Свершилось! У него берут книгу! Бе-еру-у-т! Так просто все оказалось! Воистину, не так страшен черт, как его малюют. Но дальше-то что от него будет нужно? И он спросил:
        -- А бумаги какие-нибудь будем оформлять для завершения работы? Договор там или что еще положено в таких случаях?
        -- Андрей Сергеевич, - укоризненно произнес Самойленко, - договор на издание книги мы заключаем с известными нам авторами. Договор – это взаимная ответственность и взаимная гарантия. Поймите, взаимная, а не односторонняя. Мы же вас не знаем. Вы для нас, своего рода, черный ящик с неизвестным содержанием. Что скрывается за вашими словами, за вашими намерениями, кто скажет? Никто! Поэтому – давайте рукопись! Тогда и будем решать! Если ваша рукопись нам понравится, если она нам подойдет – издадим вашу монографию. Если нет – то не обессудьте! Здесь и разговора даже быть не может! Поняли меня. Рукопись – это реальный разговор, а сейчас мы с вами пока занимаемся сплошной абстракцией. Но я в вас  почему-то верю, я за вас поручился. И мы пошли вам навстречу, берем вашу работу. Остальное все – за вами. Давайте ее нам, эту вашу работу! И чем скорее, тем лучше! Разве я не прав?
        -- Пожалуй, да, вы правы, - сказал, успокаиваясь Андрей, - рукопись я вам дам во- время. Я обещаю.
        -- Ну и прекрасно! – воскликнул Самойленко, - значит, договорились!  Итак, я жду рукопись! До свидания…
        Ну, что ж, вроде бы свершилось! Колесо завертелось! Только как он исхитрится подготовить рукопись к концу будущего года? Это же практически невозможно! Такой чудовищный объем работы! Ну, куда еще ни шло – написать! Такое, пожалуй, еще и возможно. Но проделать весь комплекс работ, связанных с подготовкой рукописи к изданию: печатание, правка, рисунки, библиография. Не-ет, это абсурд, фантазия. В сутках ведь всего лишь 24 часа. Из них половину он проводит на работе. Когда же книгой заниматься? Где время взять? На работе исхитриться? А почему бы и нет? Он ведь вечно что-нибудь пишет за своим столом. Все давно к этому привыкли. И почему бы эта его писанина  не может  стать книгой?  Кто – проверит? Некому его проверять. Некому.
         Нельзя сказать, что предложение издательства оказалось для Андрея полной неожиданностью, застало его врасплох. Нет, где-то в глубине его сознания росло и крепло убеждение в благополучном окончании этой безумной его затеи с изданием своей книги. И он сразу же после разговора с Самойленко начал работу над рукописью.
        Прежде всего он внимательнейшим образом просмотрел и переработал все свои тематические обзоры, рассматривая их уже как самостоятельные главы будущей книги. Он выброси из них лишний, необязательный материал, добавил кое что из новой, появившейся в последнее время информации, наметил места включения дополнительных параграфов или глав, связывающих отдельные, разрозненные части рукописи в единую живую плоть будущей книги. Затем он проштудировал выпуски реферативных журналов РЖ по сварке за последние 10 лет, выписывая данные о всех отечественных и зарубежных публикациях по тематикам отдельных глав монографии и заказал через отдел НТИ. По мере. По мере поступления необходимых информационных материалов он просматривал их, делая соответствующие выписки или заказывал копии статей в отечественных и зарубежных журналах и отдавая их на перевод заводским переводчикам. Подготовленные таким образом материалы по каждой главе книги он складывал в отдельные папки, комплектуя из них тематически единый материал.
          И дело у него пошло. И пошло гораздо быстрее. чем он думал. Единственная загвоздка оказалась в печатании текста. И то, лишь в самом начале. Но он решил сам ничего не печатать, не грохать на это время, а нашел платную машинистку и договорился с ней. Так было проще и лучше. И машинистка печатала ему тексты глав по мере их готовности. И печатала. прекрасно. Андрей бы без нее ни за что не справился.
         Рукопись он закончил, к своему великому удивлению, гораздо раньше, чем думал, чем ожидал И тут начались  сложности, к которым Андрей оказался просто не готов. Первый удар он получил от Бороненкова. Когда Андрей пришел к нему с заполненным бланком акта экспертизы, тот просмотрел его, глянул на Андрея прищуренным взглядом и сказал:
         -- Здесь у тебя в графе авторы ошибка. У нас подобные  работы под авторством одного человека не выходят. Так не бывает, Андрей Сергеевич, чтобы один человек  написал книгу, не используя ничего из имеющегося на заводе информационных материалов и не получая со стороны за счет завода, никаких дополнительных материалов. А ведь заявки на подобные материалы я тебе подписывал и ни слова тебе не сказал. И в Москву за материалами тоже я тебя отпускал
         После этого он взял ручку, вписал в графе соавторы свою фамилию и , подавая акт Андрею, добавил:
        --  Скажи мне спасибо! Иначе, вместо меня здесь бы появились другие фамилии. И не известно еще сколько. Запомни на будущее – книга у нас является  продуктом коллективного труда, а не одиночки гения. В противном случае ее совсем не бывает
       И дальше пошло, поехало!  Затем в числе соавторов появилась фамилия зам директора по науке ВНИИАВТОГЕНМАШ, доктора технических наук, профессора Львова Михаила Прокофьевича, того самого, который дал отрицательное заключение на план проспект книги Андрея. Его посоветовал Андрею включить в соавторы сам Самойленко. Он сказал Андрею, положив ему руку на плечо и глядя в глаза:
       -- Так надо, Андрей Сергеевич! Этот товарищ является членом «техсовета» издательства. И он голосовал за включение твоей книги в план издательства. Поэтому поезжай к нему и проси его стать своим соавтором. Он будет упираться, отказываться,  Но ты настаивай. Мотив простой – ты, мол, сам не сможешь подработать рукопись согласно его замечаниям. Он так иногда делает. Поэтому он соавтор десятка двух уже книг. Хотя сам не написал ни одной.
           Короче, книга Андрея вышла где-то через год с небольшим. Но число соавторов в ней оказалось уже целых шесть человек. Андрей – автор и целый выводок прилипал соавторов. И никакого удовлетворения она Андрею не принесла. Ни морального, ни материального. Он даже домой ее не принес, чтобы показать жене. Было обидно и горько, и противно! И чувствовал он себя после издания книги словно оплеванным.
         С заявками на изобретения у него было то же самое. Но там было проще. Там  не было  обиды. Не было унижения  Там он сам ходил по нужным людям и уговаривал их подписать заявку на изобретение. Только заявку. А не что-то иное. И никто из них не знал, станет она, эта заявка, в будущем изобретением или нет. И выбирал их в соавторы сам Андрей. Его никто не заставлял. В соавторы на изобретение он выбирал своих потенциальных помощников в возможном будущем внедрении изобретения. В основном он брал конструкторов и тех руководителей, от которых могло зависеть бедующее включение в план разработок его техническое решение, ставшее изобретением И кто только в соавторах у него не ходил! От Главного инженера или зам директора до мастера на производственном участке. И каждого из них ему  приходилось еще и  уговаривать подписать заявку, стать соавтором изобретения.. А один раз у него в заявке на изобретения было аж 16 соавторов. И все соавторы – начальники из начальников
           Он принял участие в Министерском конкурсе на сварочную головку для трубосварочных прокатных станов, оснащенную системой автоматической установки  сварочной дуги в процессе сварки по оси симметрии сварочной разделки стыкуемых кромок труб. Проблема была технически очень сложная и очень важная для народного хозяйства страны. Целый прокатный завод выпускал подобные трубы. И эффект от внедрения планировался просто фантастический. Конкурс объявил  ИЭС им. Патона. Андрей занимался этой проблемой для ЦМК. У него было даже несколько авторских на эту тему. Но в цехе масштабы были совершенно не те. А у него вертелась в голове  идея подобной головки, не похожей ни на что существующее в сварочном производстве.. Но идея эта была слишком уж фантастической. чтобы ею заниматься всерьез. А здесь – конкурс! И Андрей подал свою сварочную под вымышленным девизом. И его сварочная головка заняла первое место! Все члены комиссии, а там были ведущие специалисты страны по сварочному производству, высказались единогласно за выдвинутую Андреем конструкцию сварочной головки.
           Приказом Министра была создана конструкторская группа на заводе для проектирования нового трубосварочного прокатного стана для Выксинского металлургического комбината на базе  Андреевой сварочной головки. Была оформлена дополнительная заявка на изобретение на эту головку, более конкретная и более  приближенная к производственным условиям. И она получила положительное решение в ВНИИГПЭ. В заявке оказалось все руководство их завода, часть министерских чиновников высокого ранга и, естественно, руководства Выксинского металлургического комбината. Всего 16 человек. И самый последний в этом длинном списке был Андрей. Как говорил Андрею Главный конструктор завода  - удивительно, мол, что тебя не выбросили. Дело-то аховое! Пахнет Госпремией!  И действительно, разработчики  этого уникального трубосварочного стана получили за свою работу Госпремию. Все, кроме Андрея и еще парочки рядовых конструкторов, занимавшихся непосредственной разработкой рабочих чертежей стана. Правда, на это раз Андрею выплатили причитающуюся ему премию за внедрение изобретения. Здесь его выбрасывать не стали. Наверное, потому, что эта премия, разделенная на 16 человек, выглядела слишком уж мизерной для того, чтобы ею занимались такие «высокопоставленные» товарищи, как Андреевские соавторы по изобретению. А жаловаться или поднимать шум Андрей не стал. Смысла не было никакого. Кто же у нас на начальство жалуется?
         
* * *

         Вечером дома Андрей обсудил с женой предложение Бороненкова. Первыми  ее словами когда она все выслушала, был вопрос:
         -- А он не обманет?
         Андрей совершенно искренне ответил:
          -- Не знаю.  Чего не знаю, того не знаю. Он такой человек, что от него можно ждать в равной степени всего: и хорошего, и плохого, и вообще ничего.
         И Андрей был прав в своих выводах. Бороненков был типичнейшим средним руководителем, волею судьбы попавшем в кресло Главного специалиста крупного предприятия специального машиностроения, связанного с ракетостроением. Именно попавшем, а не заслуженно заработавшем этот высокий пост. Он был долгие годы не освобожденным парторгом отдела Главного сварщика. И здесь произошло ЧП заводского масштаба с бывшим Главным сварщиком завода, молодым сравнительно, но очень энергичным и перспективным руководителем, недавним кандидатом технических наук. На него в партком поступило заявление от одной молодой, незамужней, красивой женщины,  работницы его же отдела, о том, что он, Главный сварщик, имел с ней насильственную половую связь, в результате которой она теперь находится на четвертом месяце беременности и т.д. и т.п. Подобный скандал в те годы мог иметь только одно завершение. Главный сварщик вылетел из партии и с работы. А его место после некоторой кадровой пертурбации в отделе  занял бывший парторг отдела и в настоящее время заместитель Главного сварщика по технологической документации, Бороненков  Анатолий Илларионович. Первый год он работал исполняющим обязанности, а затем уже, по ходатайству парткома завода, его окончательно утвердили на должность
          С первых же встреч Бороненков вызвал у Андрея чувство острого разочарования. «Зауряднейшая»  личность, самый обычный человек и внешность – соответствующая. Среднего роста, плотный мужчина с мелкими, невыразительными чертами лица, светлыми, зачесанными назад длинными волосами и тоже светлыми, неопределенного цвета водянистыми глазами над тонким, сжатым с боков хищным носом.
         Но как инженер, н6и как личность он ничего особенного из себя не представлял. Даже удивительно было его видеть на таком высоком посту – Главный сварщик завода! Он был ясен и прост до невероятности, весь на виду, как на ладони. Чванлив, заносчив, самодоволен, себялюбив, страшно честолюбив и завистлив, злопамятен. И, самое поразительное, не особенно старался скрывать эти мало привлекательные черты своего характера. Даже наоборот – постоянно выпячивал их, выставляя наружу, как бы бравируя или гордясь ими. В нем было что-то показное, как у провинциального актера, он редко вел себя естественно, чаще всего играя какую-нибудь роль, или же позировал, как перед объективом. В разговорах с подчиненными или с какими-либо представителями он обычно откидывался на спинку своего громадного поворотного кресла, плотно укладывал голову на мягкую замшевую обшивку, немного прищуривал свои белесые, водянистые глаза под желтыми кустистыми бровями, глядя куда-то вдаль, поверх головы собеседника, начинал говорить. Говорил всегда быстро, много. Путано, несвязно, разбросано, энергично помогая себе активной жестикуляцией правой руки; левая при этом обычно лежала на коленях. Ногами он обычно упирался в нижнюю перекладину громадного письменного стола, и, слегка, покачиваясь корпусом, вращал сидение «влево-вправо».
        Говорил он чаще всего общеизвестные факты, прописные истины, самые заурядные банальности, демагогически подтасовывая факты. Но говорил всегда таким тоном и с таким видом, как будто изрекал непререкаемую и долгожданную истину. На собеседника обрушивался поток слов, междометий, восклицаний, подкрепленных энергичной мимикой: он учил, объяснял, рассказывал, разъяснял, втолковывал, указывал, журил, ругал, хвалил, устраивал разгон, иногда приказывал. Возражений, споров, критики не терпел. Лицо его тогда сразу же багровело, на скулах набухали желваки и он пробовал одернуть наглеца. Если это не получалось, сразу же замолкал, лицо его застывало, как бы каменело, и он терял интерес к собеседнику., демонстративно отворачиваясь и заводя разговор о другом.
        Со своими непосредственными руководителями Бороненков был всегда предельно вежлив, учтив, предупредителен, чуть-чуть подобострастен, никогда не спорил и любые указания сверху принимал, как закон, как очередной образец непогрешимой мудрости, как приказ к беспрекословному повиновению и не рассуждающему действию. Собственных же предложений на заводском уровне обычно не выдвигал, а, если и выдвигал, то как бы в дополнении или в развитии уже имеющихся предложений руководства. Словом, удобный был во всех отношениях работник.
        Правда, в среде своих близких друзей и верных  единомышленников он мог себе позволить и насмешку, и критику, причем, порой очень резкую, действий высших эшелонов заводского руководства и даже прямую над ними  издевку. Но это только в среде близких и преданных ему людей. Таких людей он долго и упорно себе подбирал, растил и даже  воспитывал.
         Эту работу в своем отделе по созданию верного и преданного себе окружения Бороненков считал для себя наиважнейшей и никому другому не доверял. Ее он вел сам, один, постоянно и напряженно. В ход шли любые приемлемые и даже неприемлемые методы. Слишком уж велика была ставка, чтобы еще разбираться, чтобы миндальничать. Цель оправдывает средства!. Так было, так есть, так будет всегда! А цель – основа его собственного благополучного существования. Тут уж не до церемоний! Быть бы живу!
         Любые кадровые перемещения в отделе, как по горизонтали, так и по вертикали, любые повышения окладов даже у самых рядовых работников, проходили не только с ведома и согласия самого Бороненкова, но и при тщательнейшем обсуждении намечаемых кандидатур. Причем. обсуждению подвергались не только и не столько деловые и профессиональные качества работника, сколько чисто человеческие черты и качества его характера. То есть, его отношение к руководителям отдела, к общественной  жизни и психологической атмосфере  отдела, его высказывания о существующих здесь порядках, методах управления и руководства, оценка личностных и деловых качеств руководящего состава отдела и т.д. Так же тщательно и строго подбирались кандидаты на все выборные общественные должности в отделе, включая местком, партком, комитет комсомола и даже женсовет. Здесь промашек Бороненков не допускал.
         Таким образом, постепенно, с годами, в отделе произошло практически полная перестановка руководящих кадров и большинство ведущих специалистов. Бороненков на всех ключевых и определяющих постах отдела поставил преданных себе людей. Работников, не желающих подстраиваться к внедряемой в отделе авторитарной системе управления, критически мыслящих, творчески одаренных, инициативных, самостоятельных, технически грамотных, образованных, с обостренным чувством справедливости, то есть, всяких инакомыслящих, объявляли неугодными и потихонечку выживали их из отдела, создавая вокруг них обстановку нетерпимости, недоброжелательности, мелких придирок, сплетен, шепотков, направленного общественного мнения и самого элементарного забвения.
            Редко кто выдерживал  такую осаду. Слабые обычно ломались, приспосабливались, становились пассивными исполнителями чужих идей и чужой воли. Более сильные и упорные в себе, обладавшие развитым чувством собственного достоинства, не желающие терпеть гнета постоянного унижения, рассчитывались и уходили. То есть, в отделе происходил своеобразный противоестественный отбор: слабые – выживали, сильные – выбывали. В отличии от естественного, природного, где, наоборот, выживают только сильнейшие.
          В числе выбывающих были, в основном, мужчины. Они в отделе обычно долго не задерживались. Из почти двух с половиной сотен работников отдела Главного сварщика мужчин было всего лишь человек двадцать, не больше. Остальные – женщины. Дипломированных специалистов, инженеров сварщиков, можно было по пальцам пересчитать, всего лишь. человек тридцать, не больше. Остальные же – не сразу и поймешь, кто по образованию. Много блатных, случайных в сварочном производстве людей, устроенных по звонкам, по письмам в качестве своеобразной компенсации или платы за какие-либо услуги. Непробиваемый чиновничий принцип жизни современного руководителя среднего ранга: дашь на дашь, ты – мне; я – тебе! Причем, блатные чаще всего занимали привилегированное положение в отделе и являлись своеобразной опорой самого Бороненкова.
          Упрочив свое положение в отделе, избавившись от настороженных, осуждающих глаз, Бороненков  почувствовал полную  уверенность в самом себе и осмелел. В его движениях, словах, поступках  появились легкость, раскованность, непринужденность и этакая вальяжность, как у всесильного вельможи. На оперативных совещаниях в отделе, на собраниях коллектива властвовал теперь только он один, поэтому и говорил обычно он один. Говорил, как мог, как умел, говорил взахлеб, не особенно раздумывая над сказанным, зная и понимая, что все примется как должное, при необходимости найдут здесь и мудрость, и неординарность мысли, словом, все, что нужно. Не найдут сами, есть кому подсказать, свои люди кругом.
         Ни одно мало-мальски значительное событие в отделе, вплоть до замены столов и стульев, выписки штор или халатов не проходило без личного участия самого Бороненкого. Даже такая мелочь, как подпись рукописи документа при направлении его  в печать для машинистки имел право давать только сам Главный, и лишь иногда, в его отсутствии,  на документе  мог расписаться его первый заместитель, Шунтиков  Сергей Александрович. Правда, такая постановка дела не слишком способствовала его нормальному ходу, но зато позволяла постоянно ощущать себя  на пульсе жизни отдела,  чувствовать себя действительно незаменимым руководителем и быть всегда спокойным, уверенным в том, что нигде в отделе ничего неожиданного или непредвиденного никогда не произойдет, никогда не случится.
           Как ни странно, но вся эта колоссальная работа по упрочнению и стабилизации собственного положения в отделе, проделана Бороненковым в течении нескольких лет, в конечном итоге способствовала  значительному  повышению его авторитета и в общем по заводу. Он оказался единственным   Главным специалистом на заводе, проработавшем и продержавшемся на своем посту больше десяти лет. Остальных Главных специалистов снимали с должностей по разным причинам гораздо раньше. Слишком уж хлопотной и ответственной оказывалась на подобных предприятиях эта должность. И свыше пяти лет Главным обычно никто не «продерживался». Меняли без зазрения. Несмотря ни на какие былые заслуги. А Бороненков продержался. Связи его росли, возможности увеличивались. Он стал позволять себе в отношении своих подчиненных такую, ранее невиданную  роскошь, как выполнение собственных обещаний.. И ему нравилось это ощущение собственной «всемогущественности». Здесь он мог даже и порисоваться, сыграть в показное благородство ли пойти на откровенную благотворительность.
          К Андрею Бороненков относился сложно. Сначала он для него был обыкновенным молодым инженером, неплохо разбирающимся в технике. Потому-то он и пригласил Андрея к себе в отдел. У него подобных специалистов практически не было. За все время существования отдела на заводе авторских свидетельств на изобретения в нем было получено всего лишь десятка два, не более. Вечно больной его вопрос!  Бороненкова на всех совещаниях у Главного инженера постоянно упрекали за низкий технический уровень инженерный работы в сварочном производстве завода и за малое количество заявок на изобретение. А здесь какой-то цеховой работник, всего лишь «мастерюга», мальчишка с незаконченным высшим, студент вечерник, вдруг ни с того ни с сего «зафонтанировал» техническими идеями, которые ВНИИГПЭ сразу же признавал изобретениями.  Конечно же такого специалиста надо было прибрать к рукам. И он его забрал к себе, наобещав с три короба. Он и вправду собирался сделать его начальником бюро. Но потом засомневался. Что-то слишком уж прыток и мало понятен! Пашет и пашет и ничего не требует взамен. Завалил патентный отдел своими заявками. Правда, надо признать, что все его темы из мероприятий заводского плана по «техперевооружению» сварочного производства. Он ничего не выдумывает. И не высасывает из пальца. Просто, он  практически всю свои техническую работу делает на уровне изобретений. Что в этом плохого? Ничего, в принципе, если бы не слишком много! Да и все это у него какое-то странное, необычное, не похожее ни на что известное!  Как с луны свалившееся!  Но все у него обосновано, все рассчитано, все подтверждено! Откуда  это у него?! Даже он, старый  и опытный  волк в сварке, и то теряется, читая  материалы его заявок  на изобретения.
         Да и в отделе он держится как-то странно, замкнуто, отчужденно, ни с кем не сближается, держится от всех на расстоянии, ни с кем «отдельскими» не дружит. Хотя и ни с кем не конфликтует, в общении ровен, доброжелателен, всегда здоровается со всеми первым. Но не откровенен.  Больше отвечает, чем спрашивает. Часто бывает в цехах. Особенно в своем бывшем, в ЦМК.  С «цеховиками» дружит. Быстро находит с ними  общий язык. Это и естественно, ведь с ними у него много общего. Короче, чужаком он оказался в отделе, инородным, не своим телом. Поэтому, Бороненков подумал, подумал и не стал назначать его начальником бюро. Что-то мешало ему пойти на подобный шаг. Любого другого поставил бы, но не его. У Бороненкого было четкое ощущение того, что Андрей никогда не станет его человеком в отделе.  Не станет потому, что он живет по собственным законам и собственным понятиям, а не по указаниям начальства; и потому, что он по всем своим личностным параметрам на голову выше самого Бороненкого. И потому единственный, кто может покусится на авторитет Главного сварщика в отделе, не прилагая к тому ни малейших усилий и не даже не замечая того,  это Андрей Сергеевич Кротов. И не только в отделе. Но и на заводе. И Бороненков стал где-то в глубине своей, не слишком уж добропорядочной души, просто-напросто опасаться Андрея, если не сказать большего – он стал бояться Андрея. Сам того не подозревая. Поэтому, когда Андрей пришел к нему с заявлением об увольнении по собственному желанию, он, к своему удивлению, увидел, что обрадовался такому ходу событий. Все разрешилось само собой! А поэтому – пусть уходит! Обходились раньше без него, обойдемся и в будущем.
          Бороненков тогда был на больничном и Андрею через  секретаря, которая регистрировала его заявление об увольнении, передали, что Анатолий Илларионович ждет его у себя дома в одиннадцать часов утра. Бороненков встретил его в отличном импортном спортивном костюме, сшитом из какой-то гладкой блестящей ткани стального цвета, шумно поздоровался и даже сделал попытку помочь раздеться. Затем провел по квартире, в которую переехал совсем недавно, показал каждую из четырех комнат, кухню и даже ванную с туалетом. Весь его облик излучал такое радушие и такую благожелательность, что Андрей поначалу даже растерялся. Разговор происходил в гостиной комнате за чашками с кофе и долго кружил в пустоте, ничего конкретного не касаясь, пока ,наконец, Андрею не надоела эта игра в словесные переливы и он прямо спросил Бороненкова:
          -- Вы, Анатолий Илларионович, просили меня придти к Вам…Я пришел.
          Бороненков коротко, «испытывающее» взглянул в лицо Андрея, пожевал бледными губами, потом спросил:
         -- Почему уходишь?
         -- Почему? – медленно переспросил Андрей. Он изо всех сил сдерживал себя и старался говорить спокойно, размеренно, -  Смысла не вижу. Точнее, перестал видеть…
        -- Какой еще смысл? – деланно удивился Бороненков.
        -- Смысл работы в отделе, - решительно произнес Андрей, -  Для меня работа это не только ходить в отдел и делать то, что положено, что приказано. Я многое могу. И руками, и головой, и своей энергией. Пожалуй, никто в отделе в этом смысле со мной сравниться не сможет. Да я и работаю, если уж откровенно, больше всех в отделе. Ведь для меня нет разницы, где я нахожусь: на работе или дома. Я всегда работаю! У кого больше, чем у меня  заявок на изобретения, технических заданий на проектирование, эскизных разработок на средства механизации, статей в журналах, информационных аналитических обзоров опубликованных? У кого экономический эффект от внедренных мероприятий выше, чем у меня? Даже по заводу трудно найти, не то, чтобы в отделе! Не так ли, Анатолий Илларионович?!
          Бороненков попытался что-то сказать, но Андрей жестом руки его остановил. Он решил высказать все, что накопилось  него на душе, все, что наболело. Где-то в глубине подсознания у него теплилось ощущение, что именно сейчас, ему бы для его же собственной  пользы, лучше всего бы помолчать, слушать Бороненкова да поддакивать ему. Но он это ощущение заглушил. Слишком уж долго молчал, пришла пора и «выхлестнуться». И он продолжал:
          -- У нас ведь какой принцип жизни? Каждому по труду! Не так ли?! А что я имею, хотя и тружусь в отделе больше любого? Вы ведь пригласили меня на должность начальника бюро? А где она, эта моя должность? Сколько лет я пашу за целое бюро за элементарнейшее спасибо? Вы вот Докукина дождались и его поставили на мое место, а работаю ведь я один, как и работал! Я вот прикинул и не нашел на заводе ни одного старшего инженера с «полсотней» изобретений за спиной, с такими экономическими показателями по внедрению новой техники и с таким количеством публикация, как у меня! Ни одного! А также а также ни одного начальника бюро и ни одного начальника отдела. Только один человек переплюнул меня в этом отношении – начальник отдела надежности и долговечности  Карташевский Виктор Петрович. У него изобретений свыше шестидесяти. Но он доктор наук и он – начальник отдела!
         Во время этой сумбурной и сбивчивой речи Андрея Бороненков сидел спокойно, невозмутимо, изредка прихлебывая кофе из маленькой чашки. Чувствовалось, что он для себя все уже решил и ничего менять в своем решении не собирается. Воспользовавшись паузой в речи Андрея, он медленно проговорил:
        -- Вы сами во всем виноваты, Андрей Сергеевич!
        -- В чем виноват? -  удивился Андрей. Он заметил этот неожиданный переход на «Вы» и понял, что судьба его уже предрешена, но остановиться уже не мог, да и не желал. Надо было наконец все точки над «и», чтобц потом уже ни о чем не жалеть и ни в чем не раскаиваться.
        -- Вы не умеете с людьми работать,  - так же невозмутимо и спокойно продолжал Бороненков, -  В этом ваш недостаток и ваша беда, Андрей Сергеевич. Вы – прекрасный работник, талантливый инженер, но, - здесь Бороненков страдальчески сморщил лицо и развел руки, - с людьми у вас плохо получается…
         -- Да-а? – недоуменно протянул Андрей, - с чего это вы взяли?
         Такого оборота дел он не ожидал и стушевался. Хотя в последнее время в отделе довольно активно обсуждались недостатки характера Андрея. Возникли эти разговоры после приезда Докукина и, не утихая. Шли довольно уже долго. Кто-то умело направлял и подхлестывал их. Для чего? Андрей не знал.
         -- Сколько лет вы у нас проработали? – невозмутимо продолжал Бороненков, - Не много, года три всего, не так ли? Достижения ваши известны, никто их не оспаривает. Но вы, Андрей Сергеевич, ухитрились за это время настроить против себя чуть ли не весь наш коллектив. Когда год назад я выбил ставку начальника бюро по механизации и автоматизации в отделе, я хотел поставить на это место вас, как мы ранее и договаривались. На оперативном совещании я сказал об этом. И очень удивился, когда увидел, что все были против вас. Почему? – спрашиваю я. И все заговорили о вашем высокомерии, грубости, неуважительному отношению к людям. Откуда это у вас, Андрей Сергеевич?
          Голос Бороненкова звучал участливо, тепло, задушевно, глаза светились благожелательностью и лишь где-то в их мутной, вязкой глубине проскальзывали искорки настоящего торжества.
         Андрей молчал. Он все понял. Это была ложь. Грубая, примитивная, бесстыдная, наглая и всесильная. Обычный, отработанный до мелочей, до самых тонкостей прием Бороненкова. Ничего здесь нового не было. И та компания по дискредитации Андрея, как будущего руководителя бюро по механизации и автоматизации производственных процессов, которая шла перед приездом Докукина, была не случайной. Она была организована Бороненковым для того, чтобы оправдать себя в глазах коллектива. Ведь все в отделе знали. что эта должность делалась для Андрея.
         Несколько месяцев тогда шла подготовительная работа. Были пущены в обиход соответствующие слухи, порочащие деловые и человеческие качества Андрея. Затем с активом отдела, с членами его парткома, профкома и комитетом комсомола, а также с каждым руководителями подразделений персонально, Бороненков беседовал сам о предстоящем приезде Докукина и о необходимости его назначения на должность начальника бюро вместо предполагаемой ранее кандидатуры Андрея. И лишь только после всего этого, когда он получил полную и окончательную уверенность в том, что все участники предстоящего «спектакля» готовы к той роли, которая им предназначена и все они скажут именно те слова, какие им поручено сказать в данный момент, он собрал расширенное собрание актива отдела.
          На этом совещании выступил сам Бороненков. Он много говорил о задачах отдела по развитию сварочного производства завода, о том, какое место в этих задачах отводится бюро по механизации и автоматизации и какая ответственность ложится на плечи руководителя такого подразделения. Затем предложил на обсуждение две кандидатуры: Андрея и Докукина. Все присутствующие дружно проголосовали за Докукина. Ни одного голоса не было подано за Андрея. Очень впечатлительно. Хотя и чувствовался перебор. Перебор! Ну, не могло не найтись в таком громадном отделе ни одного сочувствующего Андрею человека! Не могло!  Ведь он за все эти годы ни с кем ни разу не поругался, не поссорился, не испортил отношений. И им, Андреем, честно говоря, гордились в отделе, а многие женщины его просто боготворили. Но работа Бороненковым была проведена безукоризненно И со стороны  для непосвященных все выглядело очень убедительно: представители коллектива единогласно проголосовали за одну кандидатуру и отвергли другую. Так сказать, общественное мнение высказало свое мнение. Только мнение это было не коллектива, а лишь самого Бороненкова. Вот и вся разница! Но…какая разница!
         Андрей понял, что все происходящее здесь сейчас является продолжением того же давнего спектакля, и что самым лучшим для него сейчас  - это было встать, подняться и уйти, чтобы прекратить тем самым это безобразие. Но он сидел и слушал и проклинал себя за малодушие. А Бороненков с той же нарочитой теплотой в голосе и с тем же насмешливым блеском в глазах, продолжал говорить:
        -- Откуда это у тебя, у простого, и, в общем-то неплохого парня, бывшего рабочего, достигшего всего  своей жизни упорным, настойчивым трудом, такое ,пренебрежительно барское отношение к своим товарищам по отделу, а, Андрей?  Ведь Вы и в цехе столько накуралесили, так показали себя, что вам пришлось оттуда уходить. Если бы я вас тогда к себе не взял, вам бы пришлось, наверное. И с завода уйти…
       Андрей рассмеялся. Бороненков осекся и удивленно, непонимающе глянул на него. Андрей прервал смех и произне:
        -- Анатолий Илларионович, а как же тогда с должностью заместителя начальника цеха, которую мне предлагали?
        Бороненков вздохнул и театрально укоризненно покачал головой:
        -- Ну, зачем вы так, Андрей Сергеевич?! Никто ведь вам должность зама в цехе не предлагал! Не выдумывайте! Наоборот, начальник цеха не раз ко мне обращался с просьбой забрать вас из цеха и устроить в отдел. Я пошел ему навстречу и взял вас.
       Это была настолько неправдоподобная ложь, что Андрей на мгновение опешил. Он смотрел на Бороненкова, на его розовое, самодовольное лицо и никак не мог сообразить, что же ему сейчас надо предпринять. Чувство брезгливости, какого-то животного отвращения к сидящему напротив него человеку, переполняло его. Хотелось вскочить, ударить и раздавить его, втоптать в грязь, как мерзкую, отвратительную гадину. Он с трудом пересилил себя, втянул в себя глубоко-глубоко воздух, затем медленно выдохнул его и, постепенно успокаиваясь, проговорил:
         -- Ну, что ж, тогда хватит об этом! Все яснее ясного! Насколько я понимаю вас, вы не против моего ухода. Тогда подпишите заявление, чтобы мне не отрабатывать положенного времени.
         Андрей достал из папки свое заявление с резолюцией Докукина: «Категоричеки против!» и протянул его Бороненкову. Тот сжал губы почти в линию, достал очки, надел их на нос, взял заявление, медленно, чуть ли не по слогам,  прочитал его вслух, затем взял со стола свою ручку и наискосок резко чиркнул: « ОК. Прошу оформить по собственному желанию» Бороненков А.И.
         Эта сцена встала перед глазами Андрея настолько ярко и отчетливо, что он даже вздрогнул и передернулся. Слишком уж неприятное впечатление у него осталось от его  тогдашнего посещения Бороненкова.

                * * *      

            Утром Андрей зарегистрировал  у секретаря и положил в почту начальника СКТБ заявление об увольнении по собственному желанию. Виза его непосредственного начальника, завлаба Великанова, была краткой и выразительной:»Не возражаю!». Таким же ничего не значащим оказался и разговор по заявлению:
          -- Не понравилось, значит, у нас? -  безразличным, пустым голосом сказал Великанов, не глядя на Андрея,  - Куда же уходите? Или – секрет?
         -- Нет, не секрет, - ответил Андрей. Он не видел смысла скрывать правду. От Великанова, - Назад возвращаюсь. На старое место работы. Попросили вернуться.
         -- Тогда не буду вам препятствовать, - Великанов подписал заявление и отдал его Андрею, - Счастливого пути.
        Чтобы не отрабатывать положенное по закону двухмесячный срок, Андрей решил встретиться и поговорить с самим Мачковым. А чтобы не беспокоить начальство в рабочее время своими личными проблемами, и, тем самым, не вызывать у него неудовольствие, он пошел к Мачкову после работы, поздно вечером. Мачков сидел в кабинете один и что-то писал. Писал он почему-то всегда ярко зелеными чернилами. Увидев Андрея, он, не переставая писать, произнес:
         -- Проходи. Садись. Ты насчет заявления?
         -- Да, - ответил Андрей, подходя к столу.
         -- Зря уходишь, - Мачков отложил ручку, достал папиросу из лежащей перед ним пачки «Беломор». С наслаждением закурил, и, выпустив вверх струю дыма, обратился к Андрею, - Ты – неплохой специалист. Голова у тебя работает. Ты – мыслить можешь. Инженерно мыслить!  Это – ценно! Такие мне нужны. Оставайся! У нас здесь скоро такие дела качнуться  разворачиваться!  Перспективы – сумасшедшие! Слушай!
        Мачков начал раскрывать перед Андреем перспективы развития СКТБ в ближайшие годы, рисовал заманчивые картины, одна радужнее другой. Говорил он, в общем-то, разумные и правильные вещи и, если бы Андрей не узнал его за эти два года работы достаточно полно, как человека, и как руководителя, то, наверняка бы поддался этому напору страсти и горячности. Но он теперь слишком хорошо осознавал, что за словами Мачкова практически ничего не стояло и их в расчет всерьез принимать не имеет никакого смысла. И он сказал, слегка покривив душой:
         -- Спасибо, Константин Георгиевич, за добрые слова, сказанные в мой адрес. Но я там уже дал слово, заявление мое уже подписано Мне как-то неудобно отказываться. Да и зарплата там побольше будет, чем у вас.
         -- Да-а, зарплату я тебе повысить не смогу, извини, - Мачков развел руками, но имей в виду: если надумаешь вернуться, приходи, возьму. На ту же должность можешь всегда рассчитывать. Как минимум. Имей это в виду!
         Заявление было подписано. Беготня с обходным листком, бухгалтерский и кадровый расчет и всякие там сопутствующие мелочи заняли пару дней и на третий день он уже отнес документы а отдел кадров «машзавода». Все, шаг был сделан. Судьба вновь круто повернула его жизнь. Как она теперь сложится? Смутное ощущение тревоги, непоправимости случившегося не покидало Андрея.
          Оформив документы в отделе кадров, он связался с Бороненковым. Тот был у себя и попросил его зайти. Идти от отдела кадров до той части завода, где находился ЦМК и отдел Главного сварщика  было недалеко, минут пятнадцать-двадцать спокойным шагом.. И Андрей бодро зашагал по дороге, тянувшейся вдоль длинного, железобетонного забора, отгораживающего завод от окружающего мира.
         Отдел Главного сварщика размещался в новом районе завода, на его северной территории в здании бытовок блока цехов сварных металлоконструкций. Цех был построен сравнительно недавно, всего лишь десять лет назад, но с самого начала работал тяжело, натужно, неустойчиво и с трудом набирал лишь половину своей проектной мощности. А из-за плохой работы цеха постоянно лихорадило и  весь завод. Руководство завода нервничало и принимало решительные меры. А какие могут меры у  разъяренного руководства к плохо, по его мнению, работающему подчиненному? Меры могут быть одни - заменить этого плохого на другого,  лучшего.. Причем, лучшего, опять таки, с точки зрения руководства завода. Не действительно лучшего, а лучшего по мнению начальства.!  И начальство меняло начальников цеха одного за другим Но результаты этих постоянных замен оказывался практически нулевым.  Редко кто из вновь назначенных начальников цеха удерживался на этом скользком посту больше года. Слетали. Кто-то вверх, но чаще – вниз. Нынешний директор завода в свое время продержался на этом посту почти полтора года, заместитель директора по производству – около года, заместитель директора по коммерции – тоже около года, Школа оказывалась стоящей, хотя и суровой.
        Полтора года назад, вскоре после ухода Андрея, ЦМК, из-за его громоздкости и малой управляемости, разделили на два самостоятельных цеха: раскройно-заготовительный или РЗЦ и сборочно-сварочный или ССЦ. С год примерно после разделения оба цеха работали более менее ровно, но затем  РЗЦ покатился вниз. Сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее. И в настоящее время цех еле натягивал пол плана заготовок в месяц, а из-за него почти остановился ССЦ, так как не из чего стало собирать сварные узлы. А из-за недозагрузки ССЦ нечем стало загружать механические цеха завода. На заводе назревала производственная катастрофа, чреватая не слишком приятными последствиями уже для самого руководства завода. Поэтому директор каждый вечер , часов в 19 приезжал в РЗЦ, устраивал оперативные совещания, требовал принятия срочнейших мер, разработки специальных мероприятий по улучшению работы цеха, но положение дел в цехе не менялось.
        Андрей вошел в приемную Главного сварщика. Секретарь, Екатерина Васильевна Белкина, пожилая миловидная женщина с добрым материнским лицом, работала здесь уже давно, наверное, лет двадцать. Она узнала Андрея:
        -- Здравствуйте, Андрей Сергеевич! Говорят, вы возвращаетесь к нам?
        -- Говорят, Екатерина Васильевна, говорят. И вроде бы эти разговоры даже похоже на правду, - усмехнулся Андрей. Он чувствовал какую-то неловкость в создавшейся вокруг него ситуации, что-то унизительное для себя, словно выступал здесь в роли просителя. Чего-чего, а просить, выклянчивать – для Андрея было хуже смерти. Он вздохнул и спросил:
         --  Бороненков у себя?
         Екатерина Васильевна кивнула головой. Андрей вошел в кабинет. Бороненков сидел в своем высоком кресле в своей обычной позе, развалившись, откинувшись на спинку и, покачиваясь из стороны в сторону, разговаривал по телефону. Увидев Андрея,  махнул ему рукой – садись!
         Андрей сел на один из стульев около большого Т-образного стола, выполненного из отдельных секций. Осмотрелся. В кабинете за время его отсутствия ничего не изменилось. Та же самодельная мебельная стенка, изготовленная бригадой рабочих сварочной лаборатории из готовых тесно коричневых древесно-стружечных ламинированных панелей те же мягкие, орехового цвете стулья вдоль столов и даже темно бордовая скатерть на длинном продольном столе была знакома Андрею. Бороненков положил телефонную  трубку, повернулся к Андрею:
        -- Ты знаешь, кислорода на заводе нет! Авария на кислородной станции! Газовики не менее двух дней просят на ремонт! А вопрос наисерьезнейший – «газорезательные» машины стоят в РЗЦ! Директор всех Главных к себе вызвал – кто сможет помочь выручить завод? А у меня ведь связи – чуть ли не все Подмосковье! Дай, думаю, на химзавод позвоню – у них должны быть изотермические цистерны с жидким кислородом. Звоню – есть! Прошу выручить – и мне не отказывают! Не могут мне отказать! Обещали две большие цистерны. Одна уже пришла! Завтра будет вторая!
         Вид Бороненкова прямо-таки светился довольством. Чувствовалось, что рассказ об этом эпизоде приносит ему большое удовлетворение, и что рассказывает он об этом далеко не в первый раз.
        -- А ты не меняешься, - подумал Андрей, - Хотя нет, внешне изменился, Сильно изменился. Сдал ты Анатолий Илларионович, сда-ал…
        И действительно, при внимательном взгляде на Бороненкова легко обнаруживалось, что лицо у Бороненкова стало одутловатым, отечным и подернулось нездоровой восковой желтизной, нос заострился, под глазами мешки. Но все такой же шумный, деятельный, и все так же – на показ!
         Бороненков поднял телефонную трубку:
         -- Екатерина Васильевна, позовите ко мне обеих замов, парторга, предместкома и Цобана, - Он положили трубку на место, встал с кресла и протянул руку Андрею, - С возвращением тебя, Андрей Сергеевич!
        -- Спасибо! – смутился Андрей и подумал, - Чего это с ним? Странный он какой-то. Мнда-а-а! С ним ухо надо держать востро! Не всегда угадаешь, куда его понесет.
        -- Вчера я был у директора и доложил о тебе, - Бороненков  сел в кресло и вновь откинулся на спинку, затем внимательно посмотрел на Андрея:
        -- Ты меня знаешь – я никогда не темню  и всегда говорю правду. И здесь я сказал о тебе:»Крупный специалист, квалифицированный инженер, изобретатель, хороший организатор. Горяч немного, безрассуден! Но это от молодости, от нетерпения и неравнодушия к делу». Так что имей в виду, Андрей Сергеевич! Хочешь – у меня оставайся, как договорились! Хочешь – иди в цех замом по подготовке производства…
         -- Ну и ну-у-у! – подумал Андрей, - во что-то я влип, а во что – непонятно! – но вслух сказал, - Почему в цех? Ведь вы меня пригласили, у вас я и останусь.
        -- Что ж, значит, договорились. Так и порешим! – Бороненков  встал, подошел к двери кабинет, распахнул ее и сказал – проходите!
       Вошли все старые знакомые. Новых не было. Первый зам Главного сварщика, невысокий, сухопарый мужчина одних лет с Бороненковым, его правая рука, трудяга и умница, великолепный знаток тонкостей сварочного дела, Сергей Александрович Шунтиков; второй зам, сутулый, худой костистый мужчина лет сорока пяти, поставленный на эту должность как раз перед уходом Андрея, незаметный исполнитель чужих мыслей, чужой воли и чужих идей, Степан Алексеевич Коржев; начальник бюро заготовительных работ, плотный, черноволосый хохол, умный, хитрый, всегда себе на уме, не слишком, правда, технически грамотный, но фанатично преданный Бороненкову,  Николай Никифорович Цобан; парторг отдела, степенная, дородная женщина неопределенного возраста и неопределенной профессии, бывший работник завкома, нужный человек со связями, Ольга Сергеевна Бодина; и новый «предместком»а, одна из новых приближенных Бороненкова и даже, по слухам, любовница, Тамара Ивановна Шагина, маленькая, подвижная, не слишком привлекательная внешне холостячка и мать одиночка, тоже неопределенной профессии, работавшая раньше простым инженером, а сейчас – ведущим инженером в секторе АСУ, то есть, автоматической системы управления сварочным производством. Эти люди являлись оплотом и опорой Бороненкова, активными сторонниками его власти и непосредственными проводниками его политики в жизни отдела и завода.
          Люди одного склада, одного уровня развития, не слишком, правда, высокого, за исключением Сергея Александровича, они цепко держались друг за друга, образуя своего рода клан для избранных  отдела, дружно отстаивали его интересы, олично понимая, что только вместе они – сила, но и не забывая при этом потихонечку подсиживать  своего ближнего партнера и при первой же возможности выставляя каждого перед Бороненковым   в невыгодном для него свете. Бороненков отлично знал действительные лица своих сподвижников и искусно поддерживал их взаимную неприязнь, периодически стравливая их между собой, не позволяя крепко сдружиться.
          У Бороненкова была своя, примитивная, но безотказно действующая система разделения людей. Он вызывал к себе на беседу сначала одного человека и наедине начинал участливо его расспрашивать, почему, мол, о тебе так плохо отзывается вот этот твой товарищ по работе. Затем вызывал второго и то же самое говорил ему о первом. И так поступал со всеми. Старый, давно известный и давно отработанный принцип любого диктатора: разделяй и властвуй!
          Бороненков поднялся со своего кресла и с какой-то неестественной торжественностью в голосе произнес:
         -- Товарищи! Хочу поставить вас в известность, что к нам возвратился и бдет у нас вновь работать Кротов Андрей Сергеевич. Я не буду его  вам характеризовать. Мы все его хорошо знаем. И как работника, и как человека. Хочу только сказать, что его уход с завода в свое время – это крупная ошибка и со стороны руководства отдела, и со стороны самого  Андрея Сергеевича. Но эта ошибка, как видите, исправлена. Еще Владимир Ильич сказал, что мудр не тот, кто совершает ошибки, а то, кто признает свои ошибки и исправляет их.
        Он поднял руки, широко улыбнулся и шутливо захлопал. Все присутствующие тоже захлопали и тоже заулыбались. В кабинете сразу стало шумно. В этот момент зазвонил директорский  телефон Главного сварщика.. Бороненков жестом руки восстановил тишину в кабинете, сел в свое кресло и поднял трубку.  Лицо его сразу же посерьезнело, стало деловым и озабоченным.  Директор говорил с Бороненковым недолго, но сказал, видно, что-то очень важное. Бороненков положил трубку, помолчал, нервно покусывая губы и словно бы, приходя в себя, затем посмотрел на присутствующих внимательным взглядом и негромко сказал:
        --  Директор только подписал приказ о снятии с занимаемой должности заместителя начальника РЗЦ по подготовке производства.  За развал работы.
        В кабинет повисла тишина. Бороненков вздохнул, поиграл желваками и сказал:
        -- Все свободны. Кроме Андрея Сергеевича.
        В кабинете засуетились, загремели стульями. И вот уже в кабинет остались только двое. Бороненков и Андрей. Бороненков коротко глянул на Андрея и сказал:
       -- Директор попросил меня поговорить с тобой по поводу твоего назначения на эту освободившуюся должность.
         Бороненков вопросительно смотрел на Андрея. В его глазах застыло ожидание и даже тревога. Андрей  задумался. Вокруг него затевалась какая-то непонятная игра и это тревожило. Плохо, что его  ставят перед уже свершившимся фактом. Это говорит о том, что он, Андрей,  всего лишь пешка в чьих-то руках. А с другой стороны, заместитель начальника цеха по подготовке производства – это не так уж и плохо. Ведь зам по подготовке как раз и отвечает за новую технику и новую технологию в цехе. Значит,  это долгожданная возможность выхода на самостоятельную работу, реальная попытка проведения в цехе именно той линии, той технической политики, в необходимости которой он давно уже был убежден.
        Но это была лишь одна сторона медали. А другая заключалась в том, что его ведь пригласил к себе Бороненков, а ни кто другой. И пригласил к себе, в отдел, на определенную должность. При чем здесь тогда цех? Тем более, что должность начальника бюро, в известной мере, тоже предоставляла возможность для самостоятельной работы И зарплата там не намного ниже, чем у зама. Но нервотрепки, естественно, на порядок меньше. Если он уйдет в цех, то должность, естественно, займет кто-нибудь другой. Как здесь поступить? Ситуация складывалась запутанная.
         И тогда он решил схитрить, переложив решение на плечи самого Бороненкова. Он демонстративно пожал плечами:
         -- Честно говоря, Анатолий Илларионович, я в большом затруднении. Я не знаю, как поступить правильно. Подскажите, сделайте милость. Мне что, в цех идти, или остаться здесь? Вы же меня попросили вернуться, вам теперь и решать за меня.
          Бороненков положил руку ему на плечо и картинно торжественно произнес:
         -- Я считаю, что ты должен идти в цех. Это же в твоих интересах. Нельзя сейчас идти против воли директора. Наоборот, ему сейчас надо оказать помощь. Я сейчас позвоню заместителю директора по кадрам. Пусть он на тебя приказ оформит, как на временно исполняющего обязанности. А там посмотрим.
         Бороненков поднялся, подошел к нему, подал ему руку:
          -- Значит, договорились! А завтра – в цех!
         -- Договорились, - ответил Андрей, - А как же с приказом?
         -- Приказ оформят сегодня же.  Оно так и выходит – с завтрашнего дня., - Бороненков прошел к своему креслу, сел и вновь превратился в Главного сварщика завода, самоуверенного, самодовольного, всесильного руководителя, -  Ну, а сейчас, можешь пока пройти в цех и ознакомиться с положением дел на месте. Завтра уже тебе – работать. И работать много.
        Нельзя сказать, что такой оборот дела оказался для Андрея катастрофическим. Скорее. наоборот. Себя обмануть невозможно. Где-то в глубине души тлел и разгорался ядовитый огонек тщеславия. И Андрею, как ни крути, приятно было ощущать себя в центре развивающихся событий, ласкало самолюбие ощущение своей значительности и даже – незаменимости. Ведь на него одного руководство завода возлагало надежды на поднятие работы в цехе. Таким образом, судьба вновь, в который уж раз, поманив Андрея надеждой, повела за собой в неизвестность, и он не смог побороть в себе искушения, шагнул вперед, в свое будущее, не особенно раздумывая над последствиями..




                КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ