Рассказы тетки Дарьи

Рассказы тетки Дарьи.



 Много детских воспоминаний связано у меня с древними волжскими городами и селами -  Кинешмой, Решмой, Сокольским,  Юрьевцем, с самой нашей красавицей -  Волгой. Мое знакомство с Волгой началось с изучения ее притоков – малых рек : Казохи, Кинешемки, Решемки.
Однажды летом мы связали две камеры от грузовой машины. Получился настоящий плот, замечательный плот. И мы решили плыть на нем по нашей Казохе. Но мы представляли, что это вовсе не Казоха, а Амазонка. И что сейчас из-за поворота покажутся индейские пироги. Мы – это вся наша команда. И все мы – двоюродные братья и сестры. Я с Наташей, Олька с Толиком, Нина с Санькой. Было здорово интересно и немного страшно. Мы плыли по реке, заросшей кустарником. Но когда Толик сказал, что Амазонка кишит аллигаторами, то я невольно поджала ноги под себя и чуть не плюхнулась в воду.
С рекой связаны мои самые светлые воспоминания. Я могла часами смотреть на воду и не замечала времени. И сколько там было в ней забавного и интересного. Жуки - плавунцы, усатые гальяны, существа, похожие на скорпионов, только очень маленькие. Игра воды и света, тишина и звук бегущей воды, ее удивительная песня.
Детство, детство... Светлая пора единения с природой, с миром. Когда нет понятия враждебности.
В тот день Толик (он был старше всех) поспорил с Санькой, кто из них самый смелый. Мы были “прекрасными дамами“ и они нас должны были защищать от врагов. Толик всегда в душе был рыцарем. Я думаю и остался таким до сих пор. Он здорово изображал ДАртаньяна. Очень много читал. Но самым замечательным был в его исполнении Лимонадный Джо.
Так вот всю дорогу с реки Толик с Санькой спорили, размахивали руками, призывали в свидетели Нину с Наташей. Нас с Олькой в свидетели не брали. Мы были самые младшие и нас можно было “подкупить конфетами“.
В самый разгар спора поднялся сильный ветер. И тогда мы увидели, что начинается гроза.
Толик закричал:
— Торнадо, приближается торнадо! Всем в укрытие!
Мы побежали к нам домой. И только мы запрыгнули на крыльцо, как грянул гром и пошел такой ливень, что земли было не видно.
Толик с умным видом провозгласил:
— Начался сезон дождей. Теперь охоту на аллигаторов придется отложить. Амазонка выйдет из берегов и зальет все устье. Но хуже всего то, что гигантские анаконды будут подплывать к самым хижинам индейцев.
Толик был очень начитанным мальчиком. Мы слушали его, затаив дыхание. А при упоминании о гигантских анакондах мы все бросились в дом и там закрылись на все запоры.
Снаружи бушевал ветер, гремел гром, было почти темно. А мы сидели на кухне, закрыв двери на все крючки. Было здорово страшно и интересно.
Тут с чердака послышались странные звуки, какая-то возня и писк. Кто-то вспомнил детектив о трех поросятах. И все почему-то посмотрели на нас с Олей. Наверное мы были самые маленькие и “молочные“.
Толик с Санькой взяли в руки все ножи и вилки, какие нашлись у нас в доме, и решили идти на чердак, чтобы сразиться с “тем,  кто сидит наверху“. Я представляла “того, кто сидит наверху“ очень страшным, черным и лохматым. У него были огромные горящие глаза. Я знала, что его очень трудно поймать, потому что он может становиться невидимым. И еще “тот, кто сидит наверху“ не боится ни вилок, ни ножей. Он боится чего-то другого. А чего, я тогда не знала.
Детство - детство... Как я благодарна за мое замечательное детство! Ведь у меня было все. Сестры и братья, река, лес, дедушка и бабушки, был свой велосипед, магнитофон, туфли на платформе. У меня было прошлое моих предков и был колоссальный запас энергии для будущей взрослой жизни. Я дружила с мальчишками, легко вливалась в любой коллектив, играючи училась в школе, потом так же играючи поступила в институт и закончила его. Во мне с детства сидела вера в свои силы, в то, что у меня все получится, что все будет хорошо.
 Когда я выросла, мои географические познания расширились. Кроме Кинешмы я узнала Иваново, Сокольское, Юрьевец. Но Волга, красавица – Волга, оставила в моей детской памяти самый яркий след. .
   Волгу многие называют матушкой, кормилицей. А уж я-то знаю, какой крутой нрав у нашей «матушки». Не прощает она ни бесшабашности, ни жестокосердия. Не любит она людей пришлых, заносчивых, жадных до легкой наживы. Потому – то издавна и селились вдоль Волги люди особой породы – волгари. Открытые, легкие в общении, хлебосольные. И говор у них особенный – волжский, протяжный, окающий. Словно и не говорят, а песню поют. И жизнь в те времена была другая - степенная, неторопливая, размеренная. Телевизоров тогда не было. А по вечерам  соседи собирались на беседу. Возле самовара узнавали все последние новости, делились сокровенным, решали житейские вопросы.
  Это сейчас дома в деревнях запирать стали, раньше такого сроду не водилось. Подойдешь к дому – в замочных ушках палка торчит. Сразу ясно, что хозяев дома нет.
Уже будучи взрослыми, мы с сестрой несколько раз  ездили в Сокольское, на родину нашего отца, словно подчиняясь зову предков (это сейчас Сокольское – Нижегородская область, а в пору моего детства оно принадлежало к нашей - Ивановской).
 Левобережье Волги отличается от нашего привычного представления о Волге правобережной. Кажется, что это совершенно другая река, с другим характером.
А какие там песчаные отмели! Идешь, идешь, далеко-далеко, а все мелко и дно видать. И вода чистая - чистая. Почва  песчаная и грязи почти не бывает.
Нашим гидом была двоюродная сестра – Лида. Она водила нас за черникой и земляникой. Она-то и познакомила нас с  Галашиной Серафимой Ивановной из д. Солищи Сокольского района, которая и стала прообразом тетки Дарьи. И хотя много лет прошло с тех пор, но ее рассказы, пересыпанные острыми словечками (на местном диалекте), остались в моей памяти до сих пор.



Рассказы тетки Дарьи.


       Дом у тетки Дарьи был добротный, высокий. Сама хозяйка гостеприимная и добродушная. Вечером  мы все собрались у самовара. Тетка Дарья угощала нас домашней наливкой и пирогом с малиной. А потом шел задушевный разговор. Похоже было, что хозяйка устала от одиночества и была нам несказанно рада. Мы же слушали хозяйку с                «раскрытыми ртами», да и было что послушать. Ее истории были сами по себе необычны, да еще и ее местный выговор придавал рассказам особый колорит. Живая от природы, подвижная и смешливая, она изображала все так натурально, что мы хохотали  до слез. Попытаюсь по памяти воспроизвести некоторые из ее рассказов.
          
               
Рассказ первый:    Как тетка Дарья вора ловила.


—  Повадился ко мне курей воровать чей-то пес. Уж я и клетушку запирала, и ворота санями припирала. Все едино – обманет, окаянной, и куренка уташит. Сижу свечера, жду. Как заслышу на дворе шум – я с лампой туда. Но только хвост и мелькнет. Я все на соседского Полкана грешила. Но Тарас Манькин мне одно толдычет, что ихней пес на цепи всю неделю. Ну, я думаю не я буду, если вора не изловлю. И ведь уследила! И хошь на дворе потемки были, изловчилася я и ухватила эту псину за хвост, крепко ухватила. А он, этакий здороветня (отъелся на моих курях), через весь двор меня протащил и – под ворота. И я, со всего-то размаху, в воротину, лбом – “хрясь“... Аж в глазах померкло. Тут я хвост-то из рук и выпустила.
       Утром головушка моя распухла, ломота. На лбу шишка огромная, а под глазами круги синие. А ить скотину-то поить надо. Взяла я коромысел и – по воду. А Манькин Тарас у свово дому снег кидат.
—Что это ты, — говорит,— Даша, мне не кланяшься?
А я ему в ответ:
— Тьфу на тебя, кланяться! И на твово Полкашку – вора! Глянь, что со мной сотворил твой пес – разбойник! Убил! Убил! Начисто убил! Чуть не вусмерть! И последнюю курченку со двора снес!
Ну, Тарас божиться. Повел меня к ихнему дому.
— Гляди, — говорит,— вишь, Полкан на цепи. И следу круг его нету. Снег свечера шел. Не мог я его с утра на цепь посадить.
Гляжу я на ихнего пса и сумление меня берет. Уж больно хил. Не мог меня этот пес через весь двор пропереть. Я – женщина тельная, крепкая. ( При этих словах тетка Дарья недвусмысленно погладила руками свои круглые бока.)
Пошли  мы с Манькиным Ткрасом к моему дому. Я ему на следы кажу:
— Смотри, смотри. Вот он со двора вышел. Вот и кровь на снегу.
Присел Тарас на корточки, в затылке почесал, а потом и говорит мне таким загадочным голосом:
— Эвона что... Знаешь, Дарья? А ведь следы-то волчьи...
У меня от этих слов внутри все захолонуло. Особливо, как вспомню, что я этого волка за хвост таскала, так до сих пор лоб чешется.
               
               
 Второй рассказ:  Как тетка Дарья со свадьбы шла.


           А то было дело почише. Уж, что я – баба озорная, а и то струхнула.
Зима тогда теплая была. Подморозит, распустит, опять подберет, снова распустит. Пропивали мы Манькину племянницу. Уж я и плясала! А плясать я  страсть как люблю. И гармонист, что огонь, так и зажигат, так и поднариват. Ну, время заполночь. Все путны гости разошлись. И мне пора честь знать. Подалася я к дому. Иду, снежком прикусываю, да приплясываю. А гармонь в голове так и играт. Жар во мне да кураж. Я тулуп распахнула...
           Вышла я в поле. Гляжу, а впереди меня еще какой-то гуляльщик справляется. Да плохо этак идет. Все больше на четвереньках. Ну, в голове у меня одна гармонь. Догоню думаю попутчика, пособлю ему приямо-то итить.
Тут луна вышла. Светло, что днем. Я пошибче пошла. И только хотела окликнуть:
— Погодь мол, мил человек! Я те пособлю прямо-то итить, с Божьей помощью!
Как вдруг, будто кто мне по башке “хрясь“. И умолкла гармонь-то. Словно очнулася я. Гляжу – гдей-то я?
          Поле... Луна светит. Что-то впереди чернеет. А на снегу передо мною – следы. Все пять пальчиков видать. И тут это что-то стало во весь рост... И вижу я, что не человек это вовсе, а медведь
           . Вот уж тут я испужалась. Кажись вжисть у меня такого страху не бывало. И до того мне враз холодно стало, что зубы застучали.
           Как я назад бежала, не помню. Деревню на ноги подняла:
— Шатун,  — мол, — объявился!
               Мужики медведя у пасеки завалили. В деревню на санях привезли. Ох, и велик был! И страшен!
             А  я-то. Ну и дурна баба!

               
  Третий рассказ:    Как тетка Дарья малину собирала.

             А вы пирог-то с малиной ешьте, ешьте! Ее нынче у болота – страсть. Эта малина у меня особая, памятная. У меня по этой малине долго память будет. Во – на щеке след. Что? Хорош? А это все – дурь моя. В лесу живу, а ума не наживу.
Брала я эту малину на гарях перед топью. Крупная малина, сладкая. И  травы круг не много. Вдруг, слышу, шипит кто-то. Ну, думаю, не иначе – змейку потревожила. Они, бывает , в самый куст малиновый заберутся. Тоже, поди, ягоды сосут.
Ан, нет, не похоже на змейку. Огляделася... Фу-ты, ну-ты! Медвежонок! Высунул язычок и шипит на меня, как змейка. И этакой ладной, да малюхотной. Ну – игрушка плюшева. Я медвежонка в полушалок завернула, к себе прижала, словно робеночка. А он робеет. Сердечко-то – тук-тук, ровно у зайца. А я начала его тискать, да приговаривать:
— Эвона, красотенок мой лопоухонькой! Пойдешь ко мне жить?
А этот “красотенок“ как жвахнет меня лапой по щеке, будто пчелка сжалила. Я по щеке рукой провела. Гляжу – кровь. И тут мне будто кто со стороны говорит:
— А ведь медведица-то рядом ходит!
Сняла я тут быстренько с медвежонка свой полушалок, посадила его на пенек. А сама – деру! Бегу, да ругаю себя:
— У, стара холера! Надумала с кем в игрушки играть, в дочки - матери!
А щеку меня научили куриным пометом смазать. Говорят, быстрее заживет. Но я так и не мазала. А, ну их. И так заживет. Где мне помету-то этого взять? Нету курей-то. Хотела обзавестись, да видно не к рукам.


Четвертый рассказ:   Как тетка Дарья хотела кур завести.


               Купила я как-то десяток цыплят в Сокольском. Специально ездила. Привезла – посадила в решето. А они квелые этакие – примерзли в дороге. Растопила я печь, а цыпленков в решете и поставила на шесток. Пусть погреются. Огонь не жарок. А сама приняла для сугреву, поди тоже иззябла и прилегла на минутку. Ноги-то гудют. Но видно с  лекарством передозировочка вышла, я и уснула с дороги-то. Вскочила, а печь-то уж прогорает. Цыпленки мои спеклись. Кверху лапками в решете лежат и этак припахивает паленым-то.
                Эх, и разозлилася я. Всех цыпленков по одному в печь и покидала. Кидаю, да приговариваю:
—   Первый цыпленок по-шел, второй цыпленок по-шел. Третий — по-шел...
А потом села и завыла. И цыплят жалко и себя непутную.

                Это что, тут я третьего дня четверть самогону  грохнула. Тоже ревела. И ведь первача. Чистая слеза.
                У меня одно лекарство от всех болезней – самогон. Хоть внутрь, хоть растирать. Дохтора-то – где они? Да и кому старуха нужна?
                Уж мне как жалко было. И как из рук выскользнула?  У, холера стара! (Бабка Дарья сделала вид, что бьет себя кулаком по лбу.) Села я тодысь на порог и завыла, ровно по покойничку.

               
                На следующий день тетка Дарья проводила нас на чернижник через топь. Но черника была мелкой и ее уже повыбрали. Мы решили вернуться домой – перекусить и идти за земляникой.

Солнце стояло высоко. Было жарко и тихо. В траве стрекотали кузнечики. Изредка пролетала пчела, но осмотрев несколько поникших от жары цветов, уносилась прочь. И только комары никак не могли угомониться и все лезли в глаза, в уши и при этом противно пищали.
— Ах, эти вредные комары!
Я хлопнула себя по щеке и неприятно поежилась.
— И что я вам сделала? Гудят, гудят... Даже в нос лезут. Тьфу, противные!
А все-таки хорошо здесь, тихо. Не зря говорят – медвежий угол.
Ну, вот, опять ягоду раздавила. В рот ее...
— У-у... Вкус – специфический.
Опять начинается. И что это со мной? Ну ничего своего, даже мысли чужие. Привыкли мы к стереотипному мышлению – дети города. Пыль, асфальт, бетон... Без выхлопных газов и жить уже не можем – задыхаемся. Глупые... И чего мы все лезем  в эти квартиры, в эти муравейники с их идеальной акустикой. Пришел с работы и – к телевизору, в мягкое кресло. И все, предел мечтаний. Я все раньше думала, почему это люди с годами так полнеют?  А они “дубеют“, корни пускают (сидят на одном месте). И с каждым годом обрастают кольцами, как деревья.
И что станет с нами лет этак через триста? Превратимся в маленьких уродиков. Вот такусенькие глазки, вот такусенькие ручки и – во такусящий  живот. Фу, какое безобразие!
Но я, кажется, перегрелась. Всякая чушь в голову лезет.
— Так, ну здесь, кажется, ягод больше нет. Пойдем дальше... Ах, вот. Ну и крупные! А запах!
Все-таки земляника всем ягодам – ягода. Как там в песне поется:
— Сладку ягоду рвали вместе, горьку ягоду – я одна.
Сказка еще есть про кувшинчик и дудочку:
— ...Первую ягоду – кладу, на вторую – смотрю, третью – примечаю, четвертая – мерещится...
Что-то мне мерещится  в тенечке отдохнуть где-нибудь под кустиком. А то на солнышке перегрелась – “шифер поехал“.
Хрустнула ветка. Я вздрогнула.
— Юра! О, Господи, как же ты меня напугал. Я уж думала, медведь ломится. У меня после этих рассказов кругом медведи мерещатся.
Ну? Как производительность? Э, да ты, брат, видно больше в рот кладешь. Витамины, говоришь? Ну, что ж, варенье – оно пожалуй не то, что свежие ягоды, но зимой оно тоже ничего. Ну, что? Дальше пойдем? А то здесь не иначе , табун лошадей прошел, примяли больше. А ты в каком классе учишься? А шестом? Ну и как? Тройки? Плохо, брат. Что? И двойки бывают? Ну, уж это ты совсем напрасно. Бабка, говоришь, ругает? Ну, она тебя любит, добра хочет, вот и ругает. Нервы у них, у взрослых. Слышал про такую штуку? Нервы эти самые, они как струна натянутая, им слабина нужна. Вот человек и расслабляется. Но при этом... Как бы тебе это объяснить попроще. Ну, у тебя рогатка есть? Была? Тогда представь, что ты резинку натянул, а теперь отпустил. Ну, что? А? Камень полетел? А тебя резинкой по пальцам щелкнуло. Вот-вот, уловил. Самое оно. Человек расслабился, значит кому-то или шлепнет, или полетит что-нибудь. Так что тут замкнутый круг получается. И расслабляться нельзя и не расслабляться нельзя. А если очень долго не расслабляться? Тогда еще хуже будет. Эти нервы лопнуть могут и тогда, что куда полетит – не известно. Но все равно пострадают и “нервный“ и тот, в кого он расслабляться все не хотел.
Нет, пожалуй я точно перегрелась. Что-то заговариваться стала и тебя совсем запутала. Оставим эти нервы в покое. Хотя мало приятного, если в тебя расслабляются. Я сама этого не люблю, понимаешь ли.
А где наши? Не слышно? А-у-у-у! Вот носятся. Гонки какие-то устроили. Им не ягоды собирать, а эстафету бежать с препятствиями. А уж препятствий-то здесь более, чем достаточно.
А это что за техника по краю дороги проехала? Я такой отродясь не видывала. Волокуща? Сани такие тракторные? Первый раз вижу, чтобы летом на санях ездили.
Юра, иди-ка сюда. Тут след какой-то интересный. Свежий совсем еще. Кто-то босиком ходил. Ну и ножка, скажу я вам! А пальчики – один, два, три, четыре, пять. Пять пальчиков! Смотри, вот и здесь еще... и еще. Что-что? Медвежьи? Нет, не может быть. Ты шутишь. След совсем свежий еще, только-только прошел. Да и откуда ему тут взяться. Здесь же дорога. Или ты хочешь сказать, что он все время вокруг нас ходил, смотрел, как мы ягоды собираем? А ты знаешь, я слышала какой-то треск, когда наших кричала, но значения не придала.
Что-то мне не по себе. И в животе как-то холодно стало. Куда же Лида с Наташей запропастились? Тут понимаешь ли медведи стадами ходят, а они унеслись. На нас тут нападение готовится, а им и дела нет. Эгоистки несчастные. А-у-у-у!
Я прислушалась... Тихо. Юра с улыбкой наблюдал за мною, потом по-мужски успокоил:
— Да что ты, теть Лен. Медведь сейчас сытый. Не балует. Разве что на пасеку заберется, медком полакомиться. А так чтобы что... Нет. Да и пугливый  он, шума не любит. Был у нас  тут один случай. Еще бабка Авдотья рассказывала. Так это когда еще было. Да и зимою.
— Знаешь что, Юра, ты мне эту историю про медведя потом расскажешь. А сейчас – давай вернемся в деревню. Так что – пойдем. И не спорь со мною. У меня руки-ноги дрожжат.
Мимо нас по дороге пронесся “Пазик“, подняв столбы пыли и надолго скрыл из виду не только саму дорогу, но и противоположный лес. Мы шли босиком по обочине, спорили – велик ли был медведь, следы которого мы видели. Юра подтрунивал надо мной. Потом вспомнили о чернижном пироге, который грозилась испечь нам тетка Дарья.
Ноги приятно погружались в теплую пыль. Легкий ветерок играл волосами. Я поднесла корзинку с ягодами к лицу, вдыхая удивительный аромат.
А все-таки здорово идти вот так, никуда не спеша, наслаждаясь запахом ягод, трав, когда можно ни о чем не думать. И ни в кого-то тебе не нужно разряжаться.


                Напутственное слово.


                Где бы я ни была, но именно на Волге я ощущаю себя дома, действительно на земле своих предков. Жаль, что в свое время я не приставала к деду с бабкой с распросами  о их быте, о жизни деревни тех лет. Может быть была мала. А может быть время было такое и “память стирали“. И все-таки непростительно быть Иванами, родства непомнящими. Но  кое-что моя детская память сумела сохранить. Особенно рассказы отца о его детстве.
         Отец рассказывал, что у них в деревне было свое староверческое кладбище. В церковь не ходили, дома была  своя молельня (домовая церковь), куда для молитвы сходилось несколько семей. Детей воспитывали в строгости и послушании. Если в деревню приходил странник, то посылали его ночевать в дом к староверам. Самым почитаемым святым был Николай - Угодничек. Странно, но я его всегда считала нашим русским святым.
На бабкиной половине всегда горели лампадочки. Были и старинные книги с красивыми и непонятными заглавными буквами. Было в этих буквах что-то таинственное и  завораживающее. Отец рассказывал, что когда его мать стояла на молитве, то ничего вокруг уже не видела и не слышала.

Я открою книжицу малую твою.
С нею, как с подругой, я заговорю.
И родятся добрые, светлые слова.
Это лик Спасителя смотрит на меня.
Взор незатуманенный в детство обращу.
О добре утраченном тихо загрущу.
Попрошу у прадеда вывести коня.
Знаю, лик Спасителя смотрит на меня.
Оживает в сердце сказка-старина.
С бабушкиной прялкой сяду у окна.
Вот у самовара вся моя родня
Тихо и спокойно смотрит на меня.
Темные иконы в уголке стоят,
Теплится лампада, две свечи горят.
И через столетья, как водой кропят,
Души наших предков с нами говорят.
Будто защищая, словно отводя,
Но не осуждая, разве что любя.
И сказала бабка: "Милое дитя,
Видишь, лик Спасителя посмотрел на тя".


          Да, нет ничего на свете сильнее материнской молитвы. И не зря одним именем называют родную мать, Родину – мать и мать – родную землю. Землю наших предков, которую они, как святыню, завещали нам на вечные времена, должны мы хранить, лелеять и украшать. Ибо там наше прошлое, наши корни.
   И не может дерево жить без корней. Безумны те, кто говорят:
- Мои корни худы. Забуду их. Буду питаться от других корней.
  Так не бывает. Обруби свои корни и ты засохнешь. Ибо перестанешь получать питание. Не слушай лжецов, которые хвалят чужие корни. На них растут пальмы и баобабы. Но мы - строевой лес и должны  питаться только от своих корней и расти должны только на своей почве. Иначе на что мы будем годны, когда вырастем кривыми и чахлыми?  Разве что на дрова.
   А потому – будем помнить свои корни. Хранить их. Беречь свою почву, следить за ее чистотой. И стоять на этом прямо и непоколебимо. Помните, что мы - строевой лес и крепче держитесь за свою родную землю, освоенную предками. Ищите в ней целебную и животворящую силу, питайтесь соками ее мудрости. Растите вверх, а не в сторону. Будьте стойкими  и готовьте почву для будущих поколений.

               


                Письмо читателю.

         Дорогой друг!
  Ты родился  в великой стране  – России. Стране с великой и глубокой историей, культурой, традициями и с таким же великим будущим! Помни, что ты являешься частью этого будущего! И от тебя зависит судьба твоего Отечества. Ты рожден быть свободным и сильным, красивым и мужественным, смелым и мудрым. Ты – страница истории великой страны, потомок великого русского народа.
 Держи в чистоте свою совесть, не перекладывай на чужие плечи тяготы дня, умей прощать обиды, береги друзей, почитай родителей.
   Человека красят дела, а чернят мысли. Учись видеть красоту. Неси в мир свет и любовь. Родина – святое. Это  огромная страна, но это еще и уголок, где ты родился и вырос, где впервые сказал слово “мама“, где сделал свои первые шаги. Помни свою малую Родину. Эти воспоминания будут согревать тебя на чужбине, хранить в лихие дни. Родина и мать даются нам навечно! Где бы ты ни был, знай, что есть маленький уголок, где тебя ждут и помнят, где верят в тебя. Есть большая страна, которая ждет от тебя больших дел.
     Не разменяй себя по мелочам! Всегда спрашивай себя:
 — Зачем я пришел в этот мир? Какая у меня цель, какие ценности, какова моя миссия?
   Маленьких людей не бывает, бывают маленькие души, мелкие задачи.
   Относись к себе требовательно, но с уважением. Постоянно поднимай планку своих достижений. Если твоими учителями по каким–то причинам не смогли стать родители, то найди учителя. Человека, на которого ты хочешь быть похожим. Помни о том, что за каждую человеческую душу на земле идет непрестанная борьба! Ты должен устоять! Не соблазняйся. И если кто–то предложит тебе наркотики, гони его прочь! Помни о том, что он пришел, чтобы погубить тебя! Великая национальная культура России и ее искусство противостоят пьянству, разврату, наркомании.
    Деньги, слава, власть – все это проходит. Остаются только дела, живые человеческие дела, а еще – память потомков.
     Перед тобой широкий выбор. Ты можешь стать таким, как Пушкин, Чайковский, Достоевский, Суворов, Юрий Гагарин, Александр Невский, Илья Муромец, Сергий Радонежский, Серафим Саровский. Иди и дерзай. И пусть вера в тебя твоих предков предаст тебе силу на большие дела и высокие поступки.


                Потехина Е.А.
                д.Дьячево Кинешемского района
                Ивановской области.