Бабушки

Мама часто вздыхает, глядя на меня: «Что ж ты в бабушку не пошла?»… мои бабушки – удивительные, неповторимые, уникальные женщины, такие разные и такие похожие…

Лена, Леночка, Ленок, жизнерадостная, с ямочками на щеках, рано вышла замуж, и случилось это в 41-м… Мой отец так никогда и не увидел своего отца. В нее влюблялись постоянно, она всю жизнь ведет подсчет этим простреленным сердцам, которые не могли оторваться от ее синих глаз и черных кос, но она ждала кого-то другого, и дождалась, и влюбилась, и вышла замуж… и… ссылка, Сибирь, она бросила все и с двумя детьми поехала за ним и спасала его от смерти, а себя от разлуки.

Сталин умер и жизнь вернулась в колею, и муж баловал ее как только мог, обожая свою Лену, Леночку, Ленуську, а она танцевала и пела, играла на рояле и кокетничала, шила платья и пекла пироги, и все, казалось, наладилось, и подросли дети, и родились внуки, а она все оставалась Леной, Леночкой, Ленком, и радовалась жизни, как никогда, потому что знала, что может быть по-другому.

И опять случилось, страшная беда, болезнь, с которой никто не мог справиться, и она опять оплакивала свое ушедшее счастье, и болело сердце, хоть она и чувствовала себя молодой.

Но Леночка не была бы собой, если б, сохранив в сердце память и любовь, она со временем опять не оказалась окружена поклонниками, и опять уже благообразные дедушки рвались пригласить ее на прогулку, в кафе или в кино, а Ленуся выбирала, снисходила и, наконец, остановилась на одном из них. Мне до сих пор стыдно, как мы с братом хамили ему, а Леночка пекла пироги, пела песни, и только вздыхала украдкой, глядя на нас, оболтусов, а по дому растекался запах ванили и ее заводной смех.

Я не знаю, за что судьба так мучила ее, какие грехи нашла в ее жизни, но опять в дом вошли запах лекарств и тот же страшный диагноз, и она стала вдовой в третий раз.

Сколько ударов нужно вытерпеть, чтобы сломаться? Леночка жалуется на здоровье, грустит, что стала плохо видеть и что впервые не смогла танцевать на празднике. Она уже не поет, но остается центром любой компании, покупает новые кофточки со стразами и красит губы перед выходом на улицу. А мы готовимся отпраздновать ее 90-летие.

Другая бабушка носила шляпы с большими полями и тюрбаны, платья в крупный горох, бегала по ночам в Метрополь на танцы и сбрасывала немецкие зажигалки с крыш во время бомбежек Москвы.

Когда я подросла, она всегда говорила мне: «Сколько можно спать?!». Она была похожа на аристократку и на Любовь Орлову, особенно на моей любимой фотографии с таким гордым поворотом головы.

Роза – хорошее, правильное имя для художницы. Она была слишком красивой и слишком занятой, когда я родилась, чтобы возиться со мной, но потом я подросла, и она начала отвлекаться от работы и светской жизни на меня. Роза пыталась научить меня рисовать, но я была бездарем, мучилась в попытках провести прямую линию, и она успокоилась и только водила меня по музеям и выставкам и учила писать заметки, разглядывая картины.

Как все красивые женщины, она ужасно переживала, что стареет, не хотела никуда выходить в люди, но стоило поманить ее покупкой новой юбки или шляпки, как она была готова бежать в магазин, а потом в ресторан или куда там мы ее пытались выманить этой маленькой хитростью.

Она никогда не жаловалась, хотя все хуже себя чувствовала, и умерла, когда дед вызвал себе скорую… сердце не выдержало стресса.

На Розиных похоронах ее подружки, все как одна лет на 15-20 младше ее, говорили, что до последнего дня она обсуждала только искусство, работу и мужчин. Ей было 88 лет.

Я люблю вас обеих, дорогие мои, и мечтаю быть похожей на вас, таких разных и таких похожих.