Наивность

        Наивность… Какое беспомощное слово! Ах наивность, наивность… Много раз ты была причиной разочарований и несбывшихся надежд!
        Сколько он себя помнит, всё время страдал от веры в людей, в незыблемость законов справедливости, в то, что ему говорили. Неважно кто говорил: друзья, коллеги, или, идеологи с высоких трибун.  Сколько раз он твердил себе: «Всё! Сколько можно?!», а потом, в очередной раз попадал в сети своей наивной доверчивости.
        Почему он был таким? Никто не знает. Сколько раз жизнь «била» его, через его наивность, иногда, слегка, а иногда жестоко, но он ничуть не изменился и смотрит на мир, по-прежнему, светлым наивным взглядом.
        Помнится, лет сорок назад, когда он был совсем маленьким мальчиком, знакомые мальчишки, из соседнего двора, упросили уступить им, на время, его трёхколёсный велосипед. Они «клялись», что «маленько прокатятся» и вернут его. Когда велосипед, окруженный толпой сорванцов, свернул за угол дома, он надеялся, что они поехали за обещанным мороженым и, ждал на месте, как было сказано. Наивность… Детские сердца бывают часто так жестоки! Вечером, боясь идти, домой без только что купленного велосипеда, он бродил по задворкам и, обнаружил его на свалке, с искорёженными колёсами.
        Много позже он продолжал верить людям. Верил когда обещали вернуть
книгу или денежный долг. Верил, что друзья не предадут. Потом, когда эта вера оборачивалась горьким разочарованием, он стыдился смотреть в глаза людям, «облапошившим» его, как будто это он сделал.
        Помнится, будучи в рядах Советской Армии он наивно исполнял свой долг, стараясь ни в чём не переступить свои убеждения относительно честности, порядочности. Когда командиры предлагали ему «отпустить» с военного склада больше, чем полагалось по разнарядке, он отказывал, хотя они обещали внеочередной отпуск на родину. Его «наивная принципиальность» ничего не меняла, «безобразия», всё равно, творились у сослуживцев на соседних складах и на побывку ездили другие, а не он.
        Когда скончался престарелый генсек, «руливший» страной почти двадцать лет, он испытал чувство какой-то растерянности, какого-то опасения за будущее страны. Перспектива казалась ему неясной: что-то теперь будет? Наивный. «Верхи» поместили на трибуну другого «старца» и, ничего не изменилось. Люди продолжали верить в «светлое будущее» и, в то же время, пьянствовали и разворовывали страну.
        С «половиной» ему, тоже, не повезло. Когда он за ней ухаживал, девушка казалась ему не от «мира сего»: тихая, добрая, ласковая, мечтательница. Но прошёл год совместной жизни и, наваждение спало. Жена оказалась грубой «потребительницей», мечтающей о «длинном рубле» и о том, как бы понадёжнее «загнать» мужа под каблук. А он, наивный, всё надеялся, что всё изменится и ему явится она прежняя: мечтательная, добрая…
        Да…а, наивность. Ну, как скажите не поверить человеку, который смотрит на тебя чистым, чуть стыдливым взглядом и излагает «правдивую» историю о своём несчастии: «Помоги брат! Ты, я вижу, тоже с Кавказ приехал. Знаешь, дорогой, совсем деньги нету. Выпил немного и спал. Все деньги стащил. К мамка я еду. Он сильно больной. Помоги, брат. Три рубль на билет не хватает». Даёшь ему «трёшку», а потом, случайно, видишь его среди таких же «несчастных» у пивного ларька. Он, тоже, тебя видит и, «стыдливо» прячет глаза.
        О работе лучше и не говорить. Его, человека не лишённого дарований, всегда «обходили» коллеги более беспринципные, беспардонные, наглые. Он, с болью в душе, сносил несправедливости и, как всегда, наивно надеялся на лучшее. «Всё равно», - думал он, - «Когда - нибудь, они поймут, что «тогда» я был прав, а «это», я сделал лучше, чем они». Наивный.  До сих пор он не понял, что в этом мире смотрят не на то, как «сделано», а на то, как «преподнесено».
        Собственные дети, тоже, не уважали его «наивность», а вместе с нею и его самого. Однажды, в «смутные годы» конца прошлого тысячелетия отец пытался
объяснить «отпрыскам», что все, что творится сейчас, явление временное и, скоро, восторжествует справедливость. Он пытался донести до них, что на смену грубой силе придут разум и человеколюбие. Он верил и пытался передать детям свою убеждённость в том, что скоро, традицию  кумовства и подхалимства заменит практика оценки людей по профессиональным качествам и компетентности. «Скоро, - говорил он, - Люди откажутся от воровства, потому, что будут достаточно зарабатывать и в воровстве не будет необходимости». Он ясно помнит, как его семнадцатилетний сын брезгливо посмотрел на него и, с иронией в голосе, спросил: «Ты веришь во всю эту чепуху? Ты думаешь те, кто «погрел руки» во время развала, перестанут заниматься махинациями и вернут наворованное?» Да, он верил в это, но не смог передать «свою веру» детям.
        Когда встал вопрос о переезде на Запад, вопреки своей наивности, он вполне чётко осознавал, что в чужом мире будет нелегко, и «манна небесная» не прольётся на них. И в этой, очень серьёзной ситуации, его мнение разошлось с мнением остальных членов семьи. Вопреки прошлому «голому практицизму», его близкие слепо уверовали, что их ожидает «рай». А его наивность проявилась в другом. Он верил, что семье без него будет плохо и, что он необходим им, как и они ему. Наивный… Когда дети покинули отчий дом и разбрелись по полному соблазнов «Золотому Западу», отец им стал совсем не нужен, а его мнение, тем более. И жене он был совсем не нужен. Там, в «прошлом», она хоть как-то зависела от него, а здесь каждый получал «свои» деньги. День ото дня, ощущалось всё больше отчуждение, пока не наступила ситуация, что они просто жили в одной квартире, как совершенно чужие люди. А потом, она нашла более «перспективного» и более молодого мужчину и, ушла к нему.
        Он остался совершенно один, наедине со своими книгами и компьютером, через который он имел единственную «щель» в прошлое, для общения с друзьями и знакомыми из «прошлого», которое часто хоть и обманывало его надежды, но было, всё-таки, таким дорогим и таким желанным. Он наивно верил, что ему удастся вернуться назад, в привычную жизнь и, наивно не понимал, что жизнь и там стала совсем иной.