День дурака

Майкл со своим другом Вадей стоял за деревянным столом  "Мутняка" и пил из пахнущей содой кружки пиво за тридцать пять копеек. Полное название "Мутняка" было "Мутный глаз" или "Вертушка ", но для краткости завсегдатаи называли заведенье просто "Мутняк". "Мутняк" был обыкновенной стекляшкой, отличало его от подобных заведений только то, что поток жаждущих  регулировался кабатчиком, сидящим за стойкой посредством  ноги, нажимающей на педаль под стойкой. С фасада стена в мутняке была стеклянной. Если заглянуть со стороны улицы, через давно не мытое стекло "Мутняк"" походил на запущенный аквариум, населённый обитателями  дна. Говорят, что океанские глубины населяют сплющенные существа,  никогда не видевшие солнечного света. Подобно донным монстрам за стеклом мелькали алкаши, с синевато-белыми лицами, студенты-задолжники академической учёбы, мелкие спекулянты, подгулявшие пролетарии, переодетые милиционеры. Был даже один поэт, по прозвищу Ёся Мандельштам. Он действительно  читал преимущественно  стихи Мандельштама.  Допив остатки пива, Майкл изрёк:
- Скучно жить на земле.
- С  какого это недопоя тебе скучать, мой друг? Ведь ты ж не Гоголь, - ответил Вадя, допивая пиво.
- В каком же это смысле - Гоголь? - Майкл в удивлении вскинул бровь.
- А в том, что это только Николай  Васильевич, пребывая в скуке смертной, грустил по вожделенным кущам Апенинским, и оттого он плохо кончил, а для пытливого ума всегда найдётся дело.
- Какое дело то? Нет денег на кармане, нет проблем, бокал мой пуст, в душе голяк, как в старом барабане.
- Какое дело, говоришь? Ну а предание пороку? Какие бездны открывает подсознанье, геноссе Фройду и не снилось.
- Отсутствие башлей - вот худший из пороков. Когда бы  были мы полны монетой звонкой, то выпили б  вина иль прочего пивка.
-    Ладяга- не проблема, было бы желанье. Лишь только  захочу, отбоя от башлей не будет.
- Так  захоти же, ангел сизокрылый, - воскликнул Майкл, в азарте потирая руки.
- И очень даже просто.  Видишь трёх шнырей, за столиком у стойки, - направил Вадя длань, подобно римскому трибуну.
- Они толкают шмотки на галёре в центре и денежных котлет у них, как грязи. Задача наша раскрутить фарцу на бабки.
- Не понимаю, как это возможно, они ж за денежные знаки загрызут зубами.
- Ну не скажи, мой друг, опять же скука,  ребята жаждут зрелищ,  и мы им это всё устроим.
- Так что мы можем в этом плане? Мы ж не лицедеи, - воскликнул с грустью Майкл.
-    Нам Кучерявый ангел послан во спасенье.
Необходимо, чтобы он забился с кем-нибудь из  кодлы, что сострижёт свой дивный хайр под ноль, ну  проще говоря, под зэка. Тем более, его мамаша на стрижку  деньги  выкроила из семейного бюджета.
Сам Кучерявый - обладатель пышной шевелюры, живописно спадающей на плечи, стоял тут же и, не принимая участия в обсуждении своей участи, пребывал в состоянии полнейшей прострации. Ему достаточно было пары кружек пива, чтобы впасть в сомнамбулическое состояние.
- А он на это дело даст согласье? 
- Конечно, согласится, прочь сомненья.
- Где брить-то  будем? - поинтересовался Майкл.
 -  Да  у тебя и будем, - не задумываясь, ответил Вадя. Бритва и пенка, надеюсь, у тебя найдутся? Работа так и быть за мой счёт. Жертвую ради компании. Как говорится, еврей за компанию удавился.
Они подвели, ничего не понимающего Кучерявого к мажорам, и Вадя  начал:
- Чуваки, а маза, что мы обреем  этого хипана под Котовского?
- Чего будет стоить? - вяло поинтересовался один из мажоров, с аккуратной бородкой.
- Сущее копьё. По трюльнику с носа.
- Вместе пропъём, - поспешил добавить Майкл, посчитав сумму сильно завышенной.
- Без базара, - хором ответили мажоры, доставая толстые лопатники.
- Ну, тогда мы сбегаем за портвешком, обмыть сделку, - быстро вставил Вадя.
Борода  протянул  Ваде красненькую и сказал:
- Портвейна не берите, возьмите лучше сухенького.
Вадя с Майклом опрометью выскочили из "Мутняка" и в ближайшем гастрономе под названием "Щель" взяли шесть бутылок "Ркацители" по рубль семьдесят, которое они называли: "Раком до цели" и, заскочив на обратном пути за  финансистами, отправились в соседний дом, где жил Майкл. Обычно они брали такое количество на двоих и Майкл, решив, что мажорам ничего не стоило выложить большую сумму, с разочарованием в голосе  сказал Ваде:
- Надо было больше заряжать.
-   Не боись, - успокоил его Вадя, - ещё не вечер, после мы их ещё на бабки раскрутим.
Они вышли на свежий воздух. После душного кабака с  кислым пивным запахом на улице  остро пахнуло соляркой, талым льдом, мокрым асфальтом и застарелой масляной краской. Двухэтажное здание пивнушки состояло из двух частей с  раздельными входами. Тщательно обходя радужные лужи, с плавующими "бычками" ,  Вадя с Майклом заметили своих однокашников Ваню Кащеева и Ионю Лягуша, мажоры шли чуть поодаль.  Когда Лягуша на семинаре  вызывали к доске или спрашивали на лекционной перекличке, почти все преподы, в особенности дамы, почему-то переделывали его фамилию в мужской род. И каждый раз Ионя,  поднимаясь с места, терпеливо поправлял:
- Моя фамилия не склоняется.
- Но ведь фамилия женская, а между тем вы мужчина с усами, - отвечали наиболее упёртые.
 Но Ионя тоном, после которого возражать ему не хотелось, ещё раз повторял:
- Прошу запомнить, моя фамилия не склоняется.
Он жил один в трёхкомнатной квартире на Московской площади. Родители уехали в длительную командировку и деньжата у него водились. Ваня Кащеев жил в общаге и обладал сверхчутьём на еду и пьянку. Если в общаге намечалась какой-либо сабантуй, Ваня был тут как тут. Особенно ему везло, когда пьянка была с девушками, тогда точно  не выгонят, никому ж не хочется выглядеть в женских глазах  жлобом. Если же девушек в компании не оказывалось,  Ваня приходил со своими знакомыми девицами. Обычно он  приносил с собой банку морской капусты и неизменный пузырёк, в котором на самом донышке плескалась какая-то  жидкость, неизвестного происхождения. Как только Ваню впускали в комнату, он доставал из кармана пузырёк и, обнюхивая свои  руки,  "Ничего не понимаю, только что была почти полная бутылка спирта, наверное, по дороге разлил",- со слезой в голосе заявлял.  Впрочем, к этой наивной хитрости все привыкли. Ваня был ходячей кладезью анекдотов и  мастером травить байки.  После некого происшествия его стали называть Курицын.
Как-то Ваня рассказал историю о том, как он справлял Новый год в общаге Лесотехнической академии.  Проснувшись на утро в незнакомой комнате, Ваня обнаружил, висящую на ёлке курицу и тут же съел её, а кости спрятал под подушку. Тут в комнату валивается здоровенный громила и спрашивает: "Где моя курица?". Дальше история в Ванином изложении с каждым  днём обрастала всё новыми, гротесковыми подробностями. Сначала Ваня ответил громиле, что курица просто вылетела в окошко, и громила, посмеявшись ретировался. В следующей версии громила полез в драку, но Ваня ловко скрутил его и связал верёвкой от торта. В другом варианте громила привёл друзей и началась групповая махаловка.  Вообщем, история превратилась в бесконечный комикс. Местный художник Пахом даже создал серию комиксов на тему похождения Ванечки Курицына в  "Лесухе".
Обычно после  выпитого в тесной общежитской компании, душа просила живой музыки, а Ваня владел многими музыкальными инструментами и обладал приятным тембром голоса. За вечер он успевал побывать на нескольких пьянках. Майкл был свидетелем того, как однажды, когда они собрались попить пивка в общаге, в комнату внезапно заявился пьяный в дымину Ванечка, видимо, после гостевых визитов.
- Ваня пить будешь? - спросили ребята.   
Говорить Ваня уже не мог, а только протягивал в вытянутой руке, вынутый из внутреннего кармана плоский стаканчик,  из  каких обычно пьют минеральную воду в водолечебницах, и с которым он никогда не расставался. Ребята плеснули ему в стаканчик вместо водки  воды из-под крана. Он  залпом  опрокинул стаканчик в горло, издал крякающий звук, утёрся рукавом и так, со стаканчиком в вытянутой руке  рухнул  на чью-то койку. Ребята с трудом разжали пальцы руки и вынули стаканчик. Потом перевернули тело на бок, чтобы во сне слюной не захлебнулся, заботливо укрыли одеялом и сели к столу, продолжать. Но как только бражники вскрыли первую бутылку, Ваня беспокойно заворочался на койке и тревожно повёл носом в сторону открытой бутылки. Вадя схватил бутылку со стола и заткнул  горловину большим пальцем. Ваня тут же успокоился  и через минуту безмятежно посапывал.
Завидев перспективную компанию,  Ваня, принялся интенсивно размахивать руками и громко кричать:
- Рёбя, вы куда?
- Да вот идём Кучерявого брить, - сказал Вадя. Потом решив, что Ионя мужик зажиточный и его можно вполне включить в число зрителей, а Ваня может пригодится как шоумэн, добавить долю абсурда в их предприятие, добавил:
 - Если хотите присоединиться  - входная плата трёшник.
- Да я  за трешку не только голову, но и задницу побрею, - возмутился прижимистый Ваня. Платить за что-либо Ваня считал верхом расточительства. В общежитие ходила легенда, что у Вани имеется двухкопеечная  монета на проволоке и после звонка по телефону-автомату он доставал монету, наносил несколько ударов по телефону-автомату в надежде, что из него посыплются монеты.
- Боюсь у Кучерявого, кроме головы, брить нечего.
- Ну ладно, уломали, извращенцы, - согласился Ваня, с надеждой косясь на Ионю.
- Окэй, додики, подписываюсь,- кивнул Ионя.
Всё человечество у него делилось на шишкиных и додиков. Правда, Майкл так толком и не понял по какому принципу происходит классификация.
Вслед за Ваней и Ионей из столовой вышла компания комсомольских активистов во главе с комсоргом факультета Ткачёвым, которого за глаза называли Дерево-Дубина.
Однажды он пришёл на зачёт по английскому языку, на котором преподавательница разрешила пользоваться словарём. Ткачёв быстро пролистав словарь от корки до корки, обращаясь к англичанке спросил:
- Извините, тут слово непонятное, а в словаре его нет.
Англичанка взглянула на текст и, вскинув на Ткачёва недоумённый взгляд, спросила:
- Не понимаю, Ткачёв, что вам здесь непонятно?
- Да вот первое же слово, нет его в словаре, - тоном обманутого ребёнка напористо заявил Ткачёв.
 В первой же строке была фраза: "Гагарин взз бон…".
- Нет там такого слова "гагарин", - продолжал возмущаться Ткачёв. Англичанка тихо осела от беззвучного смеха.
В другой раз перед экзаменом по химии Ткачёв вошёл в курилку и, с видом человека только что узнавшего  сенсационную весть, радостно объявил:
- Слыхали новость, на кафедре химии новая заведущая.
- Да как-же, держи карман шире, он вон,  экзамен принимает, - хором возмутились все присутствующие.
- Точно вам говрю, не верите - можете сами посмотреть. Теперь зав. кафедрой женщина, фамилия ещё такая, что-то с весом связано.
Ткачёв говорил так уверено, что  Майкл с Вадей тут же рванули на кафедру, чтобы проверить истинность его слов. На стенде список профессорско-преподавательского состава кафедры, но все были на месте и даже заведующий кафедрой Зайцев. "Может список забыли сменить?" - высказал предположение Майкл. Они ещё раз прошли  к аудитории и убедились, что экзамен принимает Зайцев. На кафедре Зайцев вёл серьёзную научную работу, на экзамене  обычно читал газету и, прежде чем перелистнуть страницу, предупредительно покашливал, чтобы студенты успели убрать конспекты и шпаргалки.    
Они разыскали Ткачёва и ехидно спросили:
- Где же ты нового завкафедрой видел?
- Да на двери её же кабинета табличка висит! - уверенно заявил Тачёв.
- Пойдём, покажешь, - сказал Вадя, подводя Ткачёва к кафедре.
Ткачёв подошёл к кабинету и, торжествующе указывая на дверь, заявил:
- Вот, смотрите!
На двери висела табличке с рельефными бронзовыми буквами: "Зав. кафедрой. Весовая. Лаборатория".
- А кто такая по-твоему лаборатория? - обратился Вадя к Ткачёву, но тот уже исчез.
Природную туповатость и тугодумие Ткачёв компенсировал бешеной энергией. Кроме руководящей должности в комсомоле, он состоял активным членом добровольной народной дружины и всегда готов был вывести любого на чистую воду.
Однажды Майкл дежурил в народной дружине.  Дело было на Пасху, которая в этом году совпала с кануном Первомая. Дежурный сержант выдал всем кумачовые повязки с белой абравиатурой ДНД, разбил их на две группы. В первой группе старшим назначил Майкла, а во второй - Ткачёва. Майкл со сотоварищами сразу же спрятали подальше повязки, чтобы не раздражать народ, затем набрали в ближайшем гастрономе сумку сухого вина и спокойно двинулись по направлению к  давно облюбованному скверику, чтобы скоротать время до окончания дежурства. По дороге из гастронома они встретили Ткачёва Он со своей группой вёл в опорный пункт пьяненькую тётку, которая  гоношилась и кричала непотребство. Дежурство проходило в районе "Красного треугольника", улицы усеяны лежащими рабочими, а тех, которые едва-едва передвигались, лучше было не трогать. В небольшом, уютном скверике, где Майкл с друзьями обычно распивали болгарский сушняк, трое урок, сидя на ящиках разливали коньяк "Камю" в гранёные стаканы, цепляя  закуску корявыми пальцами в наколках прямо из жестяной банки с надписью "Болгарплодовощ". "Такие  порвут, не сморгнув", - подумал Майкл. Один из урок, полоснув взглядом по группе студентов,  поманил Майкла рукой и сделал характерный жест у горла,  потом, кивнув на бутылку,  осклабился медными фиксами, приглашая присоединиться. От этого оскала Майкл почувствовал, как мышцы сковало,  будто тисками, пить резко расхотелось, и он быстрыми шагами повёл свой отряд прочь из скверика.
Когда Майкл, с группой прибыл в опорный пункт, отделение было переполнено задержанными Ткачёвым, подгулявшими рабочими. Пришёл сержант, приказал всех выпустить и больше пьяных не трогать. "Народ нынче нервный, а ещё крестный ход предстоит", - сказал сержант, собирая повязки и распуская дружинников по домам.
Заметив Майкла,  Ткачёв, даванув косяка в сторону фарцовщиков, с подозрением  поинтересовался:
- А вы куда?
Майклу не хотелось общаться с комсомольцами, и он неопределённо махнув рукой куда-то в сторону своего двора,  ответил:
- Да так.
Они вошли во двор. Дети возились в грязи, прокладывая каналы и изготовляя кашу-малашу, бабушки сидели на скамейках у парадных, мажоры по-прежнему двигались на некоторой дистанции.
- А вы куда? - в свою очередь поинтересовался Вадя, - айда с нами, не пожалеете, будем Кучерявого под ноль брить.
Майкла совсем не грела перспектива общения с комсомольскими активистами, да ещё в такой щекотливой ситуации, но в то же время и ссориться с ними не хотелось.  На фразе "брить Кучерявого" в глазах комсомольце вспыхнул азарт. Многие давно уже косо смотрели на его шевелюру. Препод по сопромату Моркович, отличающийся особой душевностью, пристально всматриваясь в Кучерявого, долго спросил:
- Скажите, ваша причёска это следствие каких-то убеждений?
- Да нет, - смутился Кучерявый, потупив взгляд в пол.
- А что же это? - не унимался Моркович.
Череп Морковича был гол, как  колено.
- Просто.
- Нет, ну я этого абсолютно не понимаю Я бы ещё понял, если бы у вас были убеждения, а так, не понимаю… Вы женаты? Работаете?
- Нет у меня никаких убеждений, - упрямо твердил Кучерявый.
- Хорошо, придёте в следующий раз, - Моркович вернул Кучерявому зачётку.
Комсомольцы давно мечтали обрить  Кучерявого и  потому, с охотничьим блеском в глазах и азартом гончьих борзых увязались вслед за компанией.
Вадя, мгновенно поняв, что с комсомольцев взять нечего, быстро перешёл к активным действиям. Вырвав лист из тетрадки, он что-то  потаённо чиркнул в нём и, многозначительно подмигнув Ткачёву, сунул  скомканный листок в пустую пачку из-под сигарет, и когда мажоры отвлеклись,  бросил пачку на землю. Ткачёв подобрал пачку и, прочтя записку, тут же  понимающе кивнул Ваде. Потом быстро, по-военному скомандовал комсомольцам: "За мной!" Комсомольцы во главе с Ткачёвым моментально испарились.
- Что ты им такого написал? - спросил Майкл.
- Написал, что мы попали в лапы мафии, спасите, -невозмутимо ответил Вадя.
- Ты что свихнулся? Это же идиот-Ткачёв, он сейчас же бурную деятельность разовьёт, - возмутился Майкл.
- А как ещё от него избавиться?
- Но не таким же способом! Он же ещё в шпионов не наигрался. Ему всюду мафия мерещится.
- Ничего, в крайнем случае сошлёмся на первое апреля - день дурака.
- У Ткачёва  чувство юмора с рождения атрофировано.
- Ничего, пока он своими тупыми мозгами что-нибудьсообразит, мы уже исчезнем,-  не унимался Вадя.
- Ну, смотри, -  махнул рукой Майкл.
Они подошли к парадной. Обычно Майкл обходил свой дом со стороны, где росли густые кусты, чтобы лишний раз не встречаться с соседками, сидящими у подъезда. Но тут пришлось пройти мимо,  ощущая спиной  взгляды и посылаемые вдогонку ехидные замечания.  Войдя в парадную, Майкл первым поднялся на четвёртый этаж и,  убедившись, что родителей нет,  пригласил всю компанию.  Они сразу же расположились на кухне. Вадя достал из обширного дипломата-мыльницы вино. В дипломат как раз помещалось три бутылки по ноль семь. Вторая половина винного запаса находиласьу Майкла в сумке-батоне. Майкл взял бутылку и хотел было лихо вышибить пробку ударом ладони о дно, но вспомнил, что недавно ему рассказали новеллу, про то, как один мужик, вот таким макаром пытался открыть бутылку портвейна, а донышко треснуло, и у того мужика  розочка с другой стороны руки вышла. Майкл передумал и легко сковырнул пластиковую пробку клыком. На кухне кисло запахло сушняком.  Стаканов на всю компанию не нашлось и, разлив остатки сушняка  в чашки, Вадя провозгласил:
- За точность в руках.
- И  профессию в голове, - добавил мажор с пышными усами и в арафатке.
Все выпили, не закусывая.
- Без труда, как говорится, не поймаешь даже триппер, - так что ближе к телу, как говаривал Мопассан,- давал инструкции Вадя.- Майкл, тащи бритву и пенку, а ты Кучерявый вымой голову, а то с тебя ещё придётся, как в салоне красоты за помывку головы брать. Кстати трёшку, которую тебе мамаша дала, пришли на базу.
Майкл долго искал бритву, но ничего, кроме отцовского станка не нашёл, сам он пользовался электробритвой. Вадя густо намылил голову Кучерявого пеной, но бритва никак не хотела брать густую шевелюру.
- Ты бы ещё нож принёс, - возмущался Вадя, - сейчас бы машинку.
- Машинки нет, но есть опасная дедовская бритва, - видя страдания Кучерявого,  предложил Майкл.
- Тащи свою опасную, - оживился Вадя.
Бритва оказалась тупой, но Вадя умело поправил её о ремень и дело пошло веселее. Но тут другая беда вышла. Вадя, недостаточно хорошо владеющий опасной бритвой, сделал неловкое движение, и на голове мгновенно выступили капельки крови.
- Ты так ему скальп снимешь, - мрачно заметил мажор с бритыми висками.
- Надо бы за каждый порез с цирюльника штраф снимать, - предложил, привыкший к халяве Ваня.
Майкл вскрыл зубами оставшуюся в дипломате бутылку и разлил по чашкам, Кучерявому, как пострадавшему он плеснул двойную дозу. Потом Майкл обработал раны перекисью водорода и процесс возобновился. Ваня, как пёс внимательно следил  за движением бритвы и каждый раз, когда на поверхности черепа выступала кровь, возбуждённо кричал, тыча пальцем в глову Кучерявого:
- Порез, порез, штраф три рубля!
Майкл едва успевал прижигать  раны. Череп Кучерявого на проверку оказался неровным и шишковатым. Мажоры же, похоже совсем утратили интерес к процессу, и налегли на вино, попутно обсуждая свои коммерческие дела. Мажор с бритыми висками достал денежную котлету, сплошь состоящую из каких-то непонятных цветных бумажек, с изображёнными на них крупными серпами и молотами - символами советского ренессанса. Мажор, потрясая пачкой, провозгласил:
- Сейчас это самая новая тема.
- Зачем тебе эти ортодоксы? -  спросил Борода.
- Чтоб ты понимал! Это же юговские динары. Они идут доллар к пяти тысячам. Юги их килограммами сдают, а мы их финикам за наши рубли втюхиваем. Вчера на галерее за эти фантики у одного чухонца партию джинсы взяли, а потом ещё раскрутили его на полную. У него ещё марки финские оставались. Сходили в "шайбу" сделку отметить, а когда финик уже готовченко был  Светку-карусель зарядили. Она на лайбе, у Советской работала. Светка финика в тачку засунула, раздела его и говорит на чистом угро-финском наречии: "Выйди на минутку из машины, мне надо раздеться и позу принять поудобней". Ну финик и вышел. Водила, понятное дело по газам, а финик в одних трусах и носках на улице остался.
Вадя почувствовал, что кошелькам всё это вот-вот наскучит, они попросту соскочут и верный заработок сорвётся. Быстро закончив бритьё, Вадя налил Кучерявому полный стакан и уложил на диване в комнате Майкла.
На Кучерявого невозможно было взглянуть без слёз: непропорционально маленькая, по отношению к длинному туловищу голова на длинной, тонкой шее кровоточила, крупные глаза на выкате горели лихорадочным огнём, на шейном отделе позвоночника выделялись острые  позвонки. Вадя, разливая остатки вина, многозначительно произнёс:
- Значит так, чуваки, предлагаю такую мазу. Сейчас идём продолжать в "Мутняк", а мы  с Майклом обуем разные ботинки и, если этого никто не заметит, вы скидываетесь по трёшке.
- Тоже мне удивил ежа голым задом, да там люди  чертей каждый день видят, а ты им разные ботинки, - возмутился Усатый.
- О кей, с ходу подхватил Вадя, - тогда мы переодеваемся гопниками, проходим  по Невскому и, если нас не винтят менты, всё шоу обойдётся вам по червонцу с носа.
-     Зэр гуд, - ответил за всех Борода. Только в гопников мы вас сами переоденем и расчёт по окончании пари, в начале Невского.
Майкл отозвал Вадю в сторону и спросил:
- Ты чего опять удумал?  По Невскому прошвырнуться в гопницком прикиде? Там же кишьмя кишит ментами.
- Так сегодня же первое апреля - день дурака. Ещё древние римляни в  этот день праздновали  сатурнарии и вакханалии.   Это праздник избавления от всяческой нечисти.  День дурака - наш национальный праздник, наш день всех  святых, наш Хеллоуин.
-  Вот в ментовке тебя и поздравят.
 - Это да, - задумчиво протянул Вадя, - так ведь три червонца на дороге не валяются.
- А толку то что, в ментовке всё  отнимут.
- Так ведь расчёт по окончании пари, - отрезал Вадя, и Майкл понял, что спорить бесполезно.
Майкл предоставил мажорам родительский гардероб в стенном шкафу. Там хранились старые вещи, которые практически уже не носились. Мажоры с садистским наслаждением приступили к  облачению. Вадю втиснули в болоньевый плащ, подпоясав пёстрым кушаком, на макушку напялили тюбетейку, и он стал похож на узбекского торговца урюком, для колорита ему на щёку крест накрест налепили  пластырь. На голову Иони водрузили  кепку-аэродром, одели в кашемировый пиджак, галифе,  хромовые сапоги, и он превратился в грузина-торговца фруктами. Майкла  одели в телогрейку и помятую серую кепку, превратив в пропойцу- водопроводчика. Больше вех повезло Ване. Его облачили в старый отцовский макинтош, на голову надели фетровую шляпу с широкими полями, в довершении образа на шею повязали белое кашне, и Ваня стал похож на  побитого  жизнью бродячего музыканта. Кучерявый в это время мирно посапывал на диване, будить его не стали.
 "За мной, други игрищь и забав", - бросил клич Вадя, и  процессия клоунов, сопровождаемая мажорами,  направилась в сторону Ленинского проспекта. Весеннее солнце медленно догорало, но от земли ещё тянуло теплом. Когда они вышли на улицу лёгкий хмель и весёлость куда-то улетучились, кураж пропал, а вместо этого  пришло ощущение нелепости момента. Люди, не то чтобы совсем не обращали на чудиков внимания, это было бы ещё ничего, на них как-то презрительно косились, словно не понимая, кто это и зачем они здесь. Как-бы со стороны наблюдая за  собой, они смешались и  сбились в кучу. Не зная, что делать дальше,  доморощенные лицедеи  выпали в осадок. Из сумеречного состояния их вывел Борода.   Мажор, проскочив мимо них,  процедил сквозь зубы:
- Ну что же вы, делайте шоу!
Ваня достал из кармана губную гармошку, а Майкл вытащил расчёску, с натянутой на ней  калькой. Они заиграли в унисон: "Ах, мой милый Августин". Вадя начал подпевать козлиным фальцетом, а Ионя принялся приплясывать в такт мелодии. Когда они  приблизились к подземному переходу, Вадя подошёл к Бороде и тихо сказал:
- Сольное выступление в переходе за трёху?
Мажор молча кивнул. Дело было во времена андроповского усиления борьбы за дисциплину и естественно никаких нищих попрошаек и музыкантов в переходе быть не могло. Милиция проводила дневные набеги на пивнушки и кинотеатры, отлавливая нетрудовой элемент  и  отслеживая нетрудовые доходы населения.
Они спустились в переход и заиграли. Акустика была великолепная. Ваня положил перед собой тюбетейку, а Майкл кепку и представление началось. Вадя козлом скакал вокруг музыкантов с протянутой тюбетейкой, а Ионя довольно технично выписывал ногами пируэты, а руками пассы, отдалённо напоминающие лезгинку. Вокруг собралась толпа. Многие кидали в шапки мелкие монеты, некоторые даже бумажные рубли. Они исполнили "Августина", потом тирольскую песню "О, ла-рилла, рилл, рилла, у ха-ха-ха", и репертуар был исчерпан. Тут Ваня вспомнил один медленный вальс из репертуара аргентинской гитаристки Аниды и исполнил его несколько раз подряд на бис. Вадя с Ионей  парно закружились в ритме вальса. Ионя оказался искусным танцором. Публика пребывала в восторге и долго не хотела отпускать их, непрестанно бросая в шляпу деньги. Вадя едва успевал пересыпать монеты в полиэтиленовый пакет. Когда они подсчитали выручку, оказалось, что больше всего бумажных денег оказалось у Вани, что-то около восьми рублей, и это не считая мелочи.  Почувствовав запах денег, мажоры  пробились сквозь толпу и заняли позицию,  с которой было удобно отслеживать денежные потоки..
-  С вас бы самих надо бабки снять за охрану. Пока вы тут народ заводили мы на стрёме стояли, чтобы вас в ментовку не замели, - хмуро косясь на пакет с деньгами заявил мажор с бритыми висками.
После публичного успеха приятели значительно воспряли:
- Вот так - червонец за десять минут, - наперебой твердили Вадя и Ваня.
В метро их пропустили беспрепятственно и, оказавшись в вагоне, шоу-мены, сев на пол,  заиграли, но во время движения почти нечего не было слышно, да и пассажиры почти не обращали на них  внимания. Только один дед подошёл к ним на остановке и осторожно спросил:
- Ребята, вы откуда? Из ПТУ или из этого самого?
Абравиатуру ПТУ он произнёс нараспев, растягивая букву "У".
- Из этого самого мы, дядя, - за всех ответил Вадя, - слыхал-  психиаторы эмигрировали, а в сумасшедшем доме амнистия.
- Поняно, - сказал дед и, стремительно развернувшись, двинулся к выходу.
На станции площадь Восстания они вышли из вагона и выбрались на поверхность.
- Надо бы подкрепиться перед решающим марш-броском, - обратился Вадя к мажорам.
Они зашли в чайную на улице Восстания, взяли по стакану чая и порцию пышек.
- Маза, что я съем тридцать пышек, - предложил вдруг Вадя.
- И десяти не съешь, - уверенно заявил Майкл.
Но Вадя уже обращаясь к сидящими за соседним столикам мажорам крикнул на всю чайную.
- Чуваки, забъёмся, что я за червонец схаваю три десятка пышек?
Договорились брать Ваде три порции по десять штук, можно запивать водой. Первые две порции перекочевали в Вадин желудок, что называется влёт. Майкл только успевал бегать в мойку за водой. Посудомойки даже спросили: "Вы что там, ребята спирт разбавляете? Налил бы  стаканчик". Когда Майкл подходил к буфетной сойке за третьей порцией, пышечница дала ему вместо десяти одиннадцать пышек. Майкл решив, что продавщица просчиталась, сказал:
- Тут одна лишняя.
- Ничего, ничего, там одна бракованная, меньшего веса, - успокоила его буфетчица.
Всё время, пока Вадя поглощал пышки, она с интересом наблюдала из-за прилавка за процессом и вот теперь приподнесла в подарок бонусную пышку, впрочем Вадя, этого не заметил. Последняя порция действительно давалась ему с заметным трудом, Вадя несколько раз замирал, чтобы перевести дух. Мажоры  подтянулись к столу и с азартом заглядывали Ваде в рот. Тот, который с бритыми висками предупредил:
- Если сблюёшь, попытка не засчитывается.
Предупреждение было излишним. Ваде и без того побледнел, спал  с лица, а на лбу выступила испарина. Кода он дошёл до последней пышки и попытался в один приём заглотить, она встала колом в горле. Несколько минут он сидел неподвижно. Все и даже  бритые виски молчали. Наконец Вадя вскочил с места, залпом выпил стакан воды и крикнул на всю забегаловку: "Есть! Упала!".
Они вышли на улицу и двинулись по Невскому,  в сторону Анечкова моста, наигрывая на ходу марш.  Параллельно двигалась толпа, состоящая преимущественно из, праздно шатающихся, одиноких мужчин. Поначалу они подумали, что привлекли толпу своим нестандартным видом, но вскоре выяснилось, что мужчины направляются вовсе не за ними, а за девушкой в короткой юбке. Приятели,  как-то сами того не замечая пристроились в хвост из серых спин, а девушка, как ни в чём ни бывало,  продолжала двигаться, ловя на свои красивые ноги восхищённые взгляды мужчин и завистливые женщин.  Вообщем- то народ не обращал на них никакого внимания. Скорее всего, их  принимали за чудиков, которые в последнее время во множестве появились на Невском.
На пересечении Невского проспекта и улицы Бродского мажоры, завидев финский автобус,  ринулись  разводить чухонцев на бабки, а приятели  двинулись к галерее Гостиного двора. Строго говоря,  им вообще больше не нужна была публика, возникло состояние необычайной лёгкости и душевного подъёма. Они вошли в одну из многочисленных линий  и оказались около галантерейного отдела. Вадя, слегка глассируя, глотая слова и имитируя волнение в голосе,  обратился, ко скучающей  за прилавком молодой продавщицы:
-   Скажите пожалуйста, вы по безналичному расчёту торгуете?
Продавщица равнодушно, скользнула по Ваде взглядом, но всё таки равнодушно  процедила сквозь зубы:
- Безнал только для организаций.
- Дело в том, -  взволнованно, с придыханием начал Вадя, - что мы организация. Мы кружок художественной игры на расчёсках в рамках ЖЭКа и желали бы приобрести у вас тысячу расчёсок.
Первую часть фразы продавщица не расслышала или не придала ей значения, но, услышав вторую половину фразы, она стала похожа на куклу, с выпавшими из глазниц  стеклами глаз. Часто-часто хлопая накладными ресницами, она, заикаясь, пробормотала:
- У нас, наверное, нет такого количества, - но тут же, ещё чаще захлопав ресницами, обнадёжила, - подождите, я сейчас у заведующей секцией спрошу, может на складе есть?
Девушка пошла за начальством. Встреча с администрацией в планы ЖЭКовских  менестрелей не входила, и как только девушка удалилась, они мгновенно ретировались. Продолжая наигрывать "Августина", они направились в сторону Казанского собора. У "Казани" за ними увязались молодые нацисты. Они  потребовали сыграть "Полёт Валькирии". Пришлось забежать в нотный магазин рядом с Домом книги. Ноты их не интересовали. Майкла заинтересовала стойка с портретами великих композиторов.
- Скажите, девушка, -  обратился  Майкл к  пожилой продавщице, - а у вас есть портреты Остапа Бендера?
- Нет, - устало отреагировала продавщица.
- А бухгалтера Берлага? - переспросил Майкл.
- Ладно, не умничай, - уже более хмуро ответила женщина, и Майкл поняв, что следующим этапом последует вызов наряда милиции, указывая на портрет Бетховена, быстро попросил:
- Ну тогда  дайте вон того, волосатого.
 Майкл давно мечтал о таком портрете. Бетховен был изображён на чёрном глянцевом фоне, с живописной шевелюрой и напоминал рок-звезду. Майкл поместил портрет на  груди, наподобие  иконы на крестном ходе, как он видел на картине "Крестный ход" в "Русском музее" и, не переставая дуть в расчёску, возглавил шизовую процессию. Следом, голосом диктора центрального телевидения, скандируя соцартовские лозунги, шёл Вадя: "Да здравствует товарищ Андроп Брежневич, который,  как и всё прогрессивное человечество, вместе с Дзержинским химическим комбинатом, восстал против агрессивных империалистических ястребов и примкнувшей к ним израильской военщины, уга, товарищ!". "Ура!", - громогласно вторили ему замыкающие демонстрацию Ионя с Ваней. Большинство прохожих, завидев процессию,  шарахались в стороны, но некоторые всё-таки останавливались и прислушивались. "Усилим больбу за укрепление трудовой дисциплины и на  нынешних саботажников и волокитчиков найдётся своя кровавая "ежовщина", - вопил Вадя. Сорвав с головы тюбетейку и, разрубая воздух вытянутой рукой он, возвысил голос до ленинских высот: "Геволюция, о необходимости котолой столь долго говолиось в России продолжается, уга, товрищи!". "Ура!", - подхватили несколько забулдыг, по ходу прибившихся к ним, когда они проходили мимо гастронома "Золотой улей». Милицию они  почему- то не заинтересовали. Возможно, милиционеры приняли их за артистов,  не представляющих коммерческого интереса, а может у милиции просто не было инструкции на сей счёт. Оторвавшись от алкашей, они направилис ь в сторону "Литературного кафе".
На углу Гоголя и Невского друзья вскочили  в автобус двойку. Расположившись на задней площадке, клоуны начали корчить рожи водителям попутных машин. За всем этим непотребством   мрачно наблюдал Людвиг Ван Бетховен. За ними ехал двадцать второй автобус. Водила сначала, наблюдая за ними молча крутил пальцем у виска, потом брезгливо отворачивался, но, в конце концов, не выдержал и тоже начал  корчить гримасы. Неизвестно, чем бы всё это кончилось, если бы автобус не свернул на проспект Огородникова. Они вышли у Нарвских ворот и  сразу же направились к дому быта на Нарвском проспекте, где решили запечатлеться на память в мгновенном фото "Минутка". Фотосессия из шести фоток стоила тридцать копеек. Мелочи ни у кого не оказалось, а размен не работал. Наконец, Ване удалалось наскрести ладягу,  завалившуюся за подкладку. В фотобудку с трудом вмещалось два человека. Естественно, она была рассчитана на одного, максимум двух человек, но друзья втиснулись втроём, четвёртым был Людвиг Ван. Ваня, несвойственно для самого себя замешкался и опоздал к началу  съёмки. В последний момент он ворвался в будку откуда-то сверху и, отбросив в сторону чёрную шторку с воплем: "Мои деньги, я платил", ворвался в будку.
Так они и отобразились на фотке: в центре демонический лик Бетховена, сверху, перекошенная  физиономия Вани, а внизу две смазанные морды Вади и Майкла. Было непонятно, куда же делся Ионя, но его изображение непостижимым образом не проявилось. Усталые, но довольные друзья разбежались по домам.
Когда Макл подходил к своему дому стемнело. Он не заметил, как день сменился ночью, было навязчивое ощущение, что день сразу перешёл в ночь, а несколько часов сумерек куда-то вылетели. Уже при подходе к  парадной  он услышал за спиной, быстро приближающиеся  шаги. Майкл ускорил шаг, но и сзади, кто-то неведомый тоже ускорил шаги. Сомнений не оставалось, его преследуют. Не оглядываясь, он перешёл на бег и тут же услышал окрик:
- Стоять!
Что было силы, Майкл рванул к подъезду, до которого оставалось десяток метров. В тот же миг сзади навалился кто-то массивный и, тяжело дыша табачным перегаром, сбил его с ног. Затем, заломав руки за спину, надел наручники и прошептал в самое ухо:
- Тихо, тихо, не дёргайся, вот так-то лучше будет.
Майкл и  не думал рыпаться, и только, когда его, подхватив под руки с двух сторон, поволокли по земле и забросили, в непонятно каким образом, оказавшийся поблизости жёлтый "козелок" с красной полосой, он попытался вырваться. "Ну, ну, не дёргайся", - нога в серой штанине с лампасами легонько пнула его под зад.  Его не покидало ощущение сюреалистичности происходящего. Оказавшись в машине, Майкл спросил у старшего сержанта:
- В чём дело? Почему меня задержали? Это нарушение социалистической законности. Я  ничего не  делал.
- Ха, ничего не делал. А чего же тогда убегал, раз не виноват? - осклабившись в железнозубом оскале, гыкнул толстый милиционер.
- Так вы догоняете, я убегаю, - спокойно ответил Майкл.
-    Ничего, следователь разберётся, как вы там полковника попинали, - обнадёжил Майкла железнозубый, который , как понял Майкл, и наваливался на него сзади.
Тут дверь козелка распахнулась, и в машину влёз второй, с узкими плёнками вместо глаз. Толкнув водилу в спину, он  коротко скомандовал: "Трогай" и Майкл понял, что это старший опергруппы.  Машина с пробуксовкой тронулась с места, и Майкл оказался плотно зажатым с обоих флангов двумя ментами. Он хотел было сказать что-то о социалистической законности, но, глянув на крепкие кулаки узкоплёночного, понял, что лучше не надо вопросов.
Его внезапно осенило, что задержание наверняка как-то связано с запиской, которую Вадя подбросил Ткачёву.
В отделение его обыскали, изъяли портрет Бетховена, который он прятал на груди, ремень, наверное, чтобы не удавился и посадили в вонючую камеру, сняли наручники и забыли. Сначала он метался  по узкому обезъяннику, потом начал стучать в дверь и кричать: "Выпустите меня!". Через некоторое время дверь отворилась, и в камеру заглянул узкоплёночный.  Майкл попытался что-то сказать, но тот, пнув Майкла ногой, в бедро, почти беззвучно прошипел: " Будешь волну гнать, отметелим, а после свяжем и наденем наручники, так что шевельнуться не сможешь". Узкоплёночный с грохотом затворив дверь исчез. Майкл снял телогрейку и, подложив её под голову,  залёг на деревянную шконку  и незаметно уснул.
Проснулся он от сиплого окрика, идушего, как ему показалось, напрямую из мозга:
- Кончай ночевать.
Железнозубый трсяс его за плечо и орал в самое ухо:
- На допрос к следователю.
Сержант вывел его из обезьянника и провёл в самый конец коридора, где находился кабинет следователя. В кабинете висел портрет Андропова. Под портретом сидел блондинстый майор с удивительно ровным пробором.  Блондинистый что-то писал, не обращая на Майкла внимания. Наконец он поднял голову и без всякого интереса глянул на сидящий перед ним объект. Глаза у него были голубые, почти до прозрачности, кожа пористая, губы полные и бесформенные. Выдержав, как показалось Майклу долгую паузу майор спросил:
- Что ж ты сходняк  у себя на дому устроил?
- Какой сходняк? - не понял Майкл.
- А что это мы так заволновались, - следователь нетерпеливо постучал по столу шариковой ручкой.
- Да я просто не понимаю в чём дело?
- А дело в том, что нам на тебя кое какая информашка поступила.
Голова у Майкла страшно раскалывалась, и он подумал, что если его будут бить по голове, мозг его окончательно взорвётся, и он признается в чём угодно,  вплоть до знакомства с Гаврилой Принципом, в убийстве наследного принца Франца-Фердинанда в Сараево и развязывании Первой мировой войны.
- Вы, наверное имеете ввиду записку, так это же шутка, - жалобно заскулил он, неожиданно для самого себя.
- Какая нахрен записка? Полковника кто отмудохал? Это что, то же шутка?
- Какого полковника?
- Такого, полковника авиации в отставке, старенького такого, а дружки твои Хвостенко и  Козырев где?
- Да я с ними когда-то учился в восьмом классе. После этого года два никаких дел с ними не имею. Так встречаю иногда.
- Правильно, - всё больше и больше распалял сам себя следователь, - встречаетесь, чтобы полковника попинать.
Тут Майкла осенило, что следователь, скорее всего невменяемый или пьяный и решил , что лучше с ним не спорить.
- Значит так, ты нас сейчас ведёшь к своему дружку Хвостенку. Ты же знаешь его место нахождения.
- Адреса не знаю, тем более он там скорее всего не живёт.
- Ладно посиди, подумай, - закончил следователь, и железнозубый отвёл Майкла в камеру.
Майкл хотел опять прилечь , но спать ему не дали. Заставили мыть полы в отделении. Однако он заметил, что отношение к нему значительно изменилось: один сержант предложил ему похмелиться, железнозубый угостил сигаретой. Но самое невероятное произошло, когда в грязном помещении отделения появился толстенький майор, с виду добродушный и говорящий с вкрадчивым малоросским акцентом. Он сразу же взял из рук Майкла тряпку, умело отжал её и, отбросив в сторону, сказал:
- Кто-же так моет, сынок?  Пойдём,  поговорим, - сказал он, миролюбиво подталквая Майкла, в сторону коридора.
Потом он провёл Майкла в кабинет, но не в тот, где Майкла допрашивал бешенный блондин, а в другом конце коридора. Майор долго смотрел на Майкла добрыми малорссскими глазами и, наконец, заговорил:
- Вот смотрю я на тебя. Смотрю и не понимаю: умный ты или дурак. По виду вроде умный парень, в институте учишься, а сам дурак дураком. Вот ведь живёшь здесь с самого рождения, а не знаешь даже, где твоё отделение находится, кто начальник. Нет, чтобы прийти поговорить. Родители -такие хорошие люди.
Окончательно сбитый с толку Майкл молчал.
 - Ну иди домой, родители тебя ждут.
Майкл механически встал и двинулся к выходу. Сначала он хотел бежать, но потом подумал, что, наверное, его выпустили, что бы задержать при попытке бегства. Когда он вышел на улицу и понял,  что погони нет, то подумал, что  майор решил разыграть классический вариант доброго следователя.
Всё оказалось совсем по другому.
Когда мама Майкла вернулась домой с работы, то обнаружила повсюду следы крови, волосы и брошенную на кухне окровавленную бритву. Кучерявый к этому времени уже проснулся и, захловнув  дверь на французский замок, ушёл. Мама принялась обзванивать приёмные покои больниц и отделения милиции. В ближайшем отделении дежурный майор сказал, что имеет быть в наличии задержанный с такими характерными приметами. Мама спросила в чём же обвиняют её сына. На что майор ответили, что обвиняют  его в вооружённом грабеже.  Мама ответила, что этого не может быть и здесь какая-то ошибка и что она сейчас же приедет с мужем.  Майор  спросил: "А кто у нас муж?" "Хороший человек", - рыдая, ответила мама. Понятие хороший человек в то время имело широкое значение. Если девушку, выдавали замуж за полное ничтожество, то обычно говорили: "Зато он человек хороший". Ходила поговорка: "Хороший человек не профессия". В милицейских кругах термин "хороший человек" по-видимому означал, если не большого начальника, то по крайней мере человека, с которым лучше не связываться. 
На следующий день друзья, стоя в "Мутняке", наперебой обсуждали вчерашние  похождения. С каждым разом события окрашивались всё новыми, невиданными подробностями. Потом, взяв портвейна,  двинулись к Майклу залить обилие впечатлений.
 На утро следующего дня друзья подошли к пивному ларьку. Кучерявый достал рванный, мокрый рубль и с неизъяснимой грустью сказал: "Это всё, что от головы осталось". Он сунул рубль в амбразуру ларька, бросив на мокрую губку пластиковой тарелочки для мелочи. Хватило аккурат на три кружки пива и пачку «Беломорканала».
01.04.1983 г.