Лошадиное мясо

В песках под Хивой небо, как грубые, застиранные джинсы. С заплатами неперспективных облаков.
Но глазеть на небо нет ни желания, ни времени. Работа…
Показание прибора, номер сажени, запись…
Показание прибора, номер сажени, запись…
Пот превращается в соляную кислоту и есть лицо. Особенно веки. И мелкие, нудные мухи над губами.
Идем.
Показание прибора, номер сажени, запись…
Показание прибора, номер сажени, запись…
Километр, другой, третий.
– Погнался за длинным рублем! – говорят знакомые.
Тут погонишься. Иду, иду, иду, увязая по щиколотку в светло-желтом каракумском песке.
Показание прибора, номер сажени, запись…
Когда нет такыров или засоленных участков, в песках от одного подключения генератора можно пройти много. Километров пять до генератора, столько же после… Тяжело. Под Хивой самые высокие барханы. Вверх метров семьдесят, вниз…
Показание прибора, номер сажени, запись…
Хорошо, хоть смертельно опасные участки уже прошли. Там, в межбарханных понижениях хлюпает под ногами засоленная жижа да песок покрыт белыми и синими пятнами соли. И труба рвет регулярно.
Тут безопасней, но…
Показание прибора, номер сажени, запись…
Пить! Ох, как хочется пить! Но пить нельзя. До конца вытягивает силы водопой. Они уходят ручьями пота, а жажда остается и становится еще злее. С ума тутт от жажды сходят. Поэтому, никакой воды. Там, впереди, когда солнце станет невыносимым, разожгут саксаул, поставят на огонь тунчу… Одна пиала невкусного зеленого, дешевого чая, другая, пятая… Времени до вечера много, чая тоже.
С едой хуже. ОРС нынче «богат» только на тушенку из конины. Плюс серые, как будни дворника, макароны…
Когда совсем закончатся силы, можно будет объявить выходной и пойти на базар. А пока… финкой, подаренной зеками открываю банки. Ножами есть некультурно, но удобно. Мясо жесткое-жесткое и волокнистое. Лаваш зачерствел. Его приходится макать в чай.
Разговаривать не хочется. Думать тоже. Жить? Живем же!
Гул. Откуда этот гул? А-а, вертушка. Ми-8 садится, оттуда выскакивает шестерка – инженер ЭХЗ. Стало быть, за мной.
– В Кунграде труба порвало, люди порвало…
Летим.
Часа два летим. Прилетели.
Труба рванула, как обычно, на рассвете. Недалеко ночевали ЛЭСовцы. Двоих контузило. Слава Богу! Других жертв нет.
Труба порвана по шву. Места разрывов блестят кристаллами. Ясно! Коррозия, которой в СССР пока нет. Зато есть в Канаде. Я в переводах из их журналов читал. А у нас появится, когда я опубликую свой годовой отчет. Но это будет нескоро…
Кстати, видел с полтысячи аварий на трубе. А без воспламенения всего третий раз. Повезло. Можно без помех и ожидания обследовать трубу…
В поселок привезли поздно вечером. Ребят еще нет. Открываю дверь в общагу отверткой. Такой себе замок. А иной и не нужен. Тут не воруют.
Воровать станут восьмью годами поздней. В разгар дебилдинга.
Душ!
В тысячный, наверное, раз вручаю изобретателю душа Нобелевскую премию.
Приехали ребята. Моются.
Садимся ужинать. Что на ужин? Тушенка и макароны.
Жуем жесткое мясо.
Показание прибора, номер сажени, запись…
Жесткое мясо дней, наполненных трудом.
Показание прибора, номер сажени, запись…
Жесткое мясо жизни.
Показание прибора, номер сажени, запись…
Лошадиное мясо ежедневных забот.