След

Моему лучшему другу В. посвящается



(Декабрь 2001 г.)


Глава 1

ВАЛЕРИЙ ИВАНОВИЧ


Говорят, что можно оставить след в истории, а можно наследить... Касается ли это утверждение всех людей или только великих? А если всех, то почему все - это масса, а выдающиеся - одиночки? Толпа и личность - это еще одна тема для рассуждений.
Мы привыкли рассуждать. Это так интересно. Лишь бы делал кто-нибудь другой за нас... Все, наверное, зависит от самого человека. Есть натуры деятельные, цельные, умеющие видеть дальше, понимать больше обыкновенного человека. Так или иначе, только такие люди могут и способны быть впереди...
Именно таким человеком и был Валерий Иванович. Его называли  впередсмотрящим, проводником по минному полю, Генералом, хотя мало кто видел его в форме, да и была ли она у него, пожалуй, мало кто знал достоверно. Но, так или иначе, к нему прилипло прозвище Генерал. А может, это и не прозвище было, а всего лишь очередное звание. У служивых свои законы. Кого батяней зовут, кого шефом, а кого... кто что заслужил.
А здесь контора неизвестно чем занимается: то ли телохранителей готовят, то ли охранников... Чего-то делают, сидят, штаны протирают, кому-то звонят, им звонят, кого-то ищут, кого-то ловят, кого-то охраняют, куда-то ездят... И все в соответствии... Законы чтят и, главное, востребованы.
Непосвященному человеку трудно было понять взаимоотношения руководителя и подчиненного, когда сама специфика была размыта. Отдел единомышленников-профессионалов, отдел сотрудников-друзей, отдел ученых-испытателей или разведчиков-соратников? Кто бы смог объяснить это дилетанту? Да никто.
Мороз ли был за окном, осенняя слякоть, весенний туман или летняя жара - было не важно, потому что в любую погоду им было комфортно. Про таких говорят: “Одна команда”. Но кто бы знал, сколько сил понадобилось Валерию Ивановичу, чтобы каждый сотрудник не просто произносил эти заветные слова, а ощутил душой, каждой клеточкой своего тела, что они - “команда”. Когда спина к спине... Когда в ответе не только за себя.
  Валерию Ивановичу удалось создать то, что он создал. 
“Генерал - это не звание, а его  внутреннее состояние”, - пошутил как-то его друг.
Валерий Иванович много знал, умело направлял людей, выкладывался сам и ненавязчиво заставлял других работать на совесть. Да другие просто и не задерживались у него. Но самое интересное, что он умел преподнести себя так, что рядом с ним каждый чувствовал себя на равных. Это искусство. Умение не играть в партнера, а быть им. Он ценил искренность, к себе относился с иронией, любил хорошие шутки, умел шутить, слушать и говорить, а главное - делать.
Говорят так же, что человек, который любит и понимает животных, не может быть злым. Можно обмануть человека, но не животное. Валерий Иванович никогда не подстраивался под чужое мнение, потому что имел свое. Он не вынашивал мечты о постройке виллы на берегу океана, не завидовал другим, он просто жил и радовался, как ребенок, если в доме появлялась неведомая зверюга.
Как он оказался во Внешней разведке, не знал, пожалуй, никто. Когда и как родилась идея создать его отдел, тоже неизвестно. Сотрудников он подбирал сам. Разветвленная сеть и разнообразные направления деятельности их отдела, о котором всей правды не знал толком даже его заместитель, дело рук самого Валерия Ивановича или кого другого, никто не мог сказать.
А Валерий Иванович только хитро улыбался и не мешал слухам. Потому что это самое лучшее сокрытие правды. Официально они были охранным отделением, во главе которого стоял некто, кто не был главой. Там все было так сложно и запутанно и вместе с тем гениально просто, что ответ всегда был очевиден, и в силу своей очевидности, никому не приходил в голову.
Идея набрать отряд под кодовым названием “Никитята” витала давно в отделе. Но серьезно к ее осуществлению Валерий Иванович приступил гораздо позже. Брошенных детей, бездомных, заблудившихся и хлебнувших лихо, всегда было немало. Но среди них попадалось много одаренных ребят, которые использовали свой дар во вред обществу или губили его на корню. Гибли сами, ломали других... А здесь еще фильм про Никиту. Вот по аналогии и назвали проект “Никитята”. Название громкое, проект перспективный, необычный сам по себе. Валерия Ивановича поддержали на должном уровне, выделили средства, людей - все как положено.
Кандидаты на должность курсантов подбирались тщательно, и, самое главное, везде. Но только сам Валерий Иванович мог утвердить кандидата на должность курсанта.
У него было потрясающее чутье на таких ребят... Если сказать, что он видел их насквозь, это значит, ничего не сказать. У него болела душа за них. У каждого своя боль, свой ад, сквозь который он прошел. Помочь обрести себя, веру, смысл в жизни - задача не из легких. Валерий Иванович понимал это. Именно поэтому с ним работали лучшие педагоги, лучшие психологи, лучшие врачи, лучшие тренеры, да мало ли кто еще с ним работал. Главное - чисто человеческие качества не должны были быть ниже профессиональных.
Душа для Валерия Ивановича была не религиозной субстанцией, а тем стержнем, что делает человека Человеком.
Однажды к ним в отдел пришел авторитет из провинции, огляделся. В комнате, помимо Генерала, сидели еще двое сотрудников. Один пыхтел за компьютером, другой вертел в руках папку с бумагами. Генерал пригласил авторитета к себе в кабинет, но тот отказался.
- Да я на пару минут. Здесь дело такое, Валерий Иванович...  Мои ребята икону притащили... Забери, Бога ради...
- А мы-то здесь причем? - удивился Валерий Иванович. - Я ж не поп, милый. Не по адресу...
- Забери. У меня одни неприятности от нее...
- Ага, - улыбнулся Валерий Иванович, - ты решил, что пора и нам пострадать?
- Да нет, - смутился авторитет.
- Ладно, оставляй, - смилостивился Валерий Иванович. - Пристроим.               
- Васюков, займись, - обратился он к сотруднику, стоящему рядом. - Вот... товарищ нам доверяет...               
Обрадованный авторитет закивал головой в знак согласия и, как только Генерал взял в руки икону, облегченно вздохнул. Не успел Васюков и рот раскрыть, как авторитет выскочил из отдела.
- Есть. Только... - замялся Васюков, разглядывая икону.
- Что еще?
- Она же может бешеных бабок стоить.
- Васюков, существует определенный порядок. Иконы должны находиться в храмах, картины - в музеях, а документы, что у тебя в руках, на моем столе... Так что дуй в храм. Атрибут культа доставишь как подарок от анонимного прихожанина.
- Есть.
- А может, и правда эта икона бесценная? - подал голос Андреев.
- Может, все может быть, - проговорил Валерий Иванович. - Тогда ... тем более... ей место в храме. Андреев, тебя иконы стали интересовать?
- Нет. Упаси Боже. Только не говорите, что пошлете разыскивать что-то подобное... - Андреев уткнулся в экран монитора.
- Как знать, - лукаво улыбнулся Генерал.
А Васюков погрузился в созерцание иконы. Поставил ее на стол, долго молчал, а потом не выдержал, перекрестился.
- Спину прихватывать стало, - пробубнил он. - Вдруг поможет? Может, пусть постоит у нас малость? - спросил Васюков.
- Темный ты, Васюков. Бог - везде, - сказал Андреев. - Тебе сказали в храм? Значит - в храм.
А на следующий день Васюков уже рассказывал всем о своем чудесном выздоровлении. Эта история как-то вдруг в его изложении  обросла пикантными подробностями, от которых покатывался весь отдел, а радостный Васюков крутил задом, демонстрируя чудодейственные свойства того сокровища, что пришлось оттащить в ближайший храм.
- Я думаю, мы поторопились с возвращением. А вдруг она еще и желания исполняет?
- А кто тебе мешает регулярно ходить в храм, Васюков? - спросил дежурный. - Сейчас даже правительство посещает при случае...
- Совесть. Все хотят использовать Бога... Не могу я, как все, а дать ему пока нечего. Не знаю, - ответил Васюков серьезно. - У меня храм вот здесь, - и он показал на свою грудь.
На этом история с иконой закончилась... Зато жизнь подкидывала им проверки на прочность, порядочность. Кто-то оступался, кто-то страдал. Трудно было предвидеть все мелочи. Так получилось с Соколовым.
Когда его брали в отдел, никто не мог предположить, что через пару лет он выкинет фортель, от которого станет всем не по себе. Валерий Иванович историю с ним расценил, как урок на будущее: верить своей интуиции больше всем рекомендациям, послужному списку и доблестному прошлому с распрекрасным генеалогическим деревом. Известные предки, профессиональные разведчики и их потомок - не одно и то же.
Ведь что-то же заставило Генерала насторожиться при первом знакомстве с этим человеком? Какая-то мелочь, он уже и не помнил точно, что это было. Кажется, в глазах Соколова промелькнуло что-то при появлении Лены. Правда, всего на долю секунды вылезло это “что-то” и улетело. Но ведь мог же зацепиться. Не обратил должного внимания... Он проходил как обслуживающий персонал общежития. Не велика птица. Понадеялся на других...
Валерий Иванович не боялся ответственности. Самым строгим судьей в отношении себя был он сам. Всегда выдержанный, улыбающийся, прекрасный собеседник, умеющий увлечь слушателя и увести в нужном ему направлении, он только однажды стиснул зубы и промычал что-то нечленораздельное. И это случилось именно тогда, когда он узнал об инциденте с Соколовым. В тот день утренний доклад дежурного офицера потряс его. Но Валерий Иванович тут же взял себя в руки и почти спокойно проговорил:
- Я буду в “коробке”. Пришлешь туда Соколова.
“Коробка” - это изобретение самого Валерия Ивановича. Особое помещение, где не было никакой подслушивающей, никакой видео - или другой какой аппаратуры, там было “чисто”, изоляция стопроцентная.  Это место предназначалось для особых встреч, когда не нужны были чужие уши и свои торчать не должны. Внешне оно действительно напоминало коробку: отсутствие окон, серебристые стены, два кресла и стол...
Генералу не пришлось ждать. Почти следом за ним в “коробке” появился и Соколов. Лицо Генерала не предвещало ничего хорошего. Соколов даже попятился, когда Валерий Иванович в ответ на его приветствие прошипел:
- Послушай, козел мохнатый, я не позволю калечить своих воспитанников. Мы за них в ответе. Гадина ты, Соколов. Женьку Матюхину в тюрьме надзиратели трахали запросто так, развлечения ради. А потом в карцер, чтоб рот не раскрывала. И в зоне, гниды, ее за человека не считали... Она поверила нам. А ты... ты... в ней веру убил... Это пострашней будет. Она в петлю полезла не от стыда за надругательство, а от безысходности... Кузмичев ее из петли вынул. Как ты дошел до жизни такой, Соколов? Курсантом она уже никогда не будет, но я не списываю своих людей... Мы позаботимся о ней. Она университет экстерном закончила, факультет иностранных языков. Мы ее преподавателем оставляем, будет курсантов учить. И о будущем ее позаботимся. А тебя, гнида, я бы сам лично раздавил. Но мы с тобой поступим гуманно: можешь выбирать. Либо пятнадцать лет за изнасилование, но из них ты больше недели не просидишь, обещаю. Мент, получивший срок за изнасилование. Да тебя и повесят с оттопыренной задницей, которую попробуют все... Есть другой вариант - “добровольный” рапорт о переводе тебя в отряд 043.
Соколов никогда не видел Генерала таким раздраженным, и это пугало его гораздо больше, чем все, что он говорил.
- Там же смертники, Валерий Иванович. Что там, что там - исход один.
- Ну и что? Итог у нас у всех один. Но, по крайней мере, умрешь за Родину. А им и бабы положены и все прочее дают. И не один год может пройти, прежде чем твой черед придет.
- А если я сбегу?
- Ты был прав в одном - итог везде один. От нас не убегают, Соколов. В тебе, Вася, бомбочка сидит и датчик вживлен. Где б ты ни был, дорогой, если потребуется тебя убрать - раз и готово. На компьютере всегда можно увидеть твой маршрут, услышать твой голос. А “бомбочка” - это твой инфаркт. Но я тебе предлагаю послужить Родине.
- Гады вы, - Василий побагровел.
Его руки предательски задрожали. Он сжал их в кулаки.
- Лучше не вякай, сука. Я б тебе узлом твои причиндалы завязал, да мараться не хочу. Ну что? Выбрал? - спросил Валерий Иванович.
- Отряд О43.
- Тогда пошли, Васечка, в кабинет, оформим все официально и распрощаемся с тобой. Да, вот твой рапорт, подпиши.
- Скандала боитесь? - спросил Соколов.
- Вася, обижаешь. Скандала не будет в любом случае. Тем более из-за тебя, дорогой.
Уже в кабинете Валерий Иванович официально проговорил:
- Мне доложили, что вы хотели ко мне обратиться, товарищ Соколов.
- Так точно. Я хотел бы обратиться к вам с просьбой о переводе... моем переводе в отряд 043.
- Мы рассмотрим вашу просьбу. Рапорт можете оставить у меня на столе.
Багровый Соколов вытащил из кармана рапорт и положил на стол Генерала. Видео- и аудиозапись разговора займут свое место в сейфе рядом с рапортом Соколова. Валерий Иванович устало опустился в кресло, взял рапорт, положил его в личное дело Соколова и задумчиво протянул:
- Та-а-ак.
Трудно было сказать, о чем сейчас думал Генерал, но через двадцать минут он вышел к “людям”, в большую комнату, где сидело несколько сотрудников. На его лице, как всегда, была улыбка.
- Персональные программы подготовки курсантов готовы? - поинтересовался он, увидев ответственного за их составление.
Андрей зачем-то постучал себя по карманам и проговорил:
- Дорабатываем, товарищ Генерал.
- Ладненько.
- В общежитии охрану усилить не надо? - спросил Андрей.
- Из-за одного подонка не доверять всем? Негоже, Андрей, нам по этому пути топать. Я уважаю и ценю своих сотрудников, и себя - тоже. Все нормально. Оправится Евгения Ивановна. Я говорил с ней и предложил ей место преподавателя иностранного языка в нашей школе. Вакансия ведь была? И комнату в общежитии мы оставляем за ней.
- Спасибо, - вырвалось у кого-то.
- Мы своих людей не бросаем, - напомнил Валерий Иванович, - тем более, в трудную минуту.
В отделе все облегченно вздохнули. Валерий Иванович понял, что судьба Женьки волновала всех. И такое компромиссное решение убрало ненужное напряжение. А что касается самой Женьки, то только время сможет затянуть рану. Психолог поможет ей, сотрудники попытаются сделать все возможное и невозможное - тоже. Это Валерий Иванович знал. Боже, ведь нормальным же человеком был этот Вася, охранник Вася. Доверили козлу капусту.
“Тяжелый день выдался сегодня”, - подумал Валерий Иванович, а вслух произнес:
- Светлые головы нужны не только нам... Я получил информацию, что криминальные структуры задергались, не могут понять наши действия.
- Валерий Иванович, вам здесь записку оставили, просили передать, когда вы освободитесь, - проговорил дежурный и протянул конверт.
- Спасибо, дорогой.
  Дежурный вышел. Валерий Иванович прочитал послание и пробубнил:
- Что и требовалось доказать.
Сотрудники с интересом посмотрели на него.
- Все хорошо. Занимайтесь своими делами, - спокойно проговорил он, прошел к себе в кабинет и позвонил другу.
- Толя, у меня сегодня встреча одна очень важная в двадцать один ноль-ноль, в ресторане одном. Запиши адрес. Подстрахуй, дорогой. Спасибо. Я знал, что могу на тебя рассчитывать, - проговорил он и положил трубку.
Валерий Иванович не боялся за свою жизнь. Человек, с которым предстояла встреча, преемник Хозяина, который был обязан Валерию Ивановичу. В свое время он помог Хозяину одной из группировок тем, что убрал конкурентов... а его людей не тронул не из-за великой любви, а из-за самого банального расчета. Такое решение в то время принимал не он, но добросовестно, как и все, что ему поручалось, исполнил.
И вот теперь он ехал на встречу. На улице, возле ресторана, стояло несколько машин. Он оставил своего водителя и уверенно вошел в здание. Ресторан был пуст. Выскочивший швейцар осведомился:
- Вам назначено?
     - Назначено, - подтвердил Валерий Иванович и улыбнулся.
“Что ж, - подумал он, - у каждого своя роль в этом спектакле. Итак, занавес, господа. Мой выход”.
В пустом зале тихо звучала музыка. Из-за столика поднялся сын Хозяина.
- Валерий Иванович? - удивленно протянул он.
- Что? Так изменился?
- Да нет, - сконфузился говоривший, - просто я не мог предположить, что Генерал и вы - одно и то же лицо.
- Что тебя тревожит?
- Народ жалуется, лучшие умы уводишь из-под носа. Осиротеем скоро.
- Родину любишь? - спросил Валерий Иванович.
- Обижаете.
- Так вот, ей нужны лучшие из лучших и не важно для чего, понял? Успокой своих. Родине, - повторил он, - а не против вас.
- Понял.
- И пусть не мешают... Если, конечно, твои орлы станут Родиной торговать - передушим всех. Ты знаешь, это моя работа. Без обид только. Пока они по мелочам орудуют - пусть о них милиция печется, ну, и ты, конечно.
- Я все улажу.
- Да, там мои ребята твоих трясут. Ты уж не обессудь. Не знал, что ждать от разговора...
Они вышли вместе. Ребята хорошо отработали. Бедный водитель Валерия Ивановича стоял бледный, с поднятыми руками.
- Все нормально. Отбой, - проговорил Валерий Иванович, когда подошел к старшему.
- Не обессудь, Валерий Иванович, оружие забираем. Это трофей. Работа, сам понимаешь.
  - Вон те четверо не мои, -  спутник Валерия Ивановича небрежно махнул рукой в сторону.
- Отлично, - проговорил командир спецподразделения. - Ребята, берите вот этих гавриков и их машины. Операция закончена.
  Они распрощались. Водитель Валерия Ивановича долго сопел носом  и старался смотреть только на дорогу.
  - Петрович, ну не мог я тебя предупредить, прости, - сказал Валерий Иванович.
- Они же меня как самую последнюю вражину распяли и обстучали всего... с ног до головы. Я хотел сказать им, что ваш водитель. Открыл рот, а их командир как гаркнет: “Молчать! Говорить будешь, когда спрошу”. Ну, я и молчал. Грохнет, думаю, еще по ошибке.
- Петрович, ты завтра зайди ко мне. Вознаграждение выдам за участие в боевой операции.
- Да ну тебя, Валерий Иванович, шутишь все.
- Я серьезно. Так положено...
- Если б я знал о твоей боевой операции, не поехал бы...
- Потому и не знал...
- А чего из отдела водителя не взял?
- У меня дружеская встреча в ресторане была.
- Век бы не видеть такой дружбы...
- Ты не прав, Петрович. Плохой друг все же лучше хорошего врага. Ведь так?
- Так-то оно так. Но не готов я был к такому приему, - признался водитель.
“Эх, - подумал Валерий Иванович, - если б мы всегда были готовы ко всем неожиданностям, милый мой Петрович. Глядишь, и жизнь другой была”.
А через неделю после этих событий Валерий Иванович уже рассматривал материалы на новых кандидатов в отряд “Никитят”.



  Глава 2

САНЬКА


Санька проснулся от крика пятилетней сестренки. Открыл глаза и снова зажмурился. Вокруг бушевало пламя, а на свободном от огня пятачке сидела на полу грязная Настька и пыталась дотянуться до горящей куклы.
Голова кружилась, хотелось спать. И вдруг страшная мысль, что это не сон, подбросила Саньку на ноги. Он озирался по сторонам. Едкий дым резал глаза. На Настьке вспыхнуло платьице. Санька опомнился, схватил одеяло, закрыл им Настьку и бешено заколотил по нему.
Огонь лизнул семилетнему мальчишке ногу. Санька не по-детски выругался. Настька застонала. Он не помнил, как подхватил сестру на руки, пробежал с ней сквозь горящую стену и очутился перед выбитой дверью.
На ватных ногах он вышел во двор. Вокруг суетились соседи, выплескивали ведра с водой на их горящее жилище. Бесноватое пламя исполняло свой ритуальный танец и делало все вокруг неестественным. Даже звезды куда-то попрятались.
Санька не мог ни о чем думать. Обгоревшие волосы, словно дремучий лес после пожара, торчали во все стороны на голове Саньки.
Настька всхлипнула и прошептала:
- Мне больно.
Кто-то попытался оторвать сестру от Саньки, но он держал ее железной хваткой.
- Санька, да очнись ты, идол! - кричала соседка бабка Груня, которая ни раз ругалась с пьяными родителями Саньки, взывала к их совести.
Пророчила соседка, что сгорят они в пьяном чаду. И вот теперь ее пророчество сбылось, но Саньке не было жаль беспутных родителей, и на бабку, что накаркала беду на их головы, он обиды не держал. Бабка не была злобной. Она частенько подкармливала их с Настькой, забирала к себе, когда пьяные родители выясняли отношения и размахивали кулаками, не соображая, что можно поранить или покалечить собственных детей.
Бабка под окном сарая обычно кричала, что участковый Ванька Сопелин с ружьем идет. Санька знал, что бабка врет. Родители кидались к окну, а Санька с Настькой - к двери, где их уже ждала бабка Груня. Они бежали на бабкину территорию, а из окна им вслед летела отборная брань родителей, потерявших человеческий облик. Их лица были разбиты, отечны и искажены злобой.
Кто-то вылил на Саньку ведро холодной воды. Его руки разжались. Настьку забрали, а он захныкал. Доктор скорой помощи обнял Саньку за плечи, укрыл каким-то одеялом и повел к машине.
- Поплачь, парень, поплачь, - повторял он, словно позабыл все другие слова, но Санька и без его просьбы размазывал слезы грязными руками.
Они сели в машину и уехали. Больше Санька не возвращался в деревню - просто не к кому было. Родители сгорели. Об этом им с сестрой сообщили почему-то только на третий день. Родственников у них не было. Жаловаться Санька не привык, да и кому? Если только Богу, но он далеко, да и как ему жаловаться, он не знал. Рядом были добрые люди. Их кормили каждый день, не кричали и не били.
Санька ходил проведывать Настену и с тоской думал о том, что их раны и ожоги уж слишком быстро заживают. Вопрос о том, что будет дальше, Санька боялся задавать и терпеливо ждал.
Как-то утром нянечка Феня тихо открыла дверь палаты, где Санька больше месяца жил. Именно жил, а не находился на излечении, как утверждали врачи. Обычно баба Феня всегда ворчала, когда размахивала шваброй, а тут она вошла в палату и сразу села на стул. Санька насторожился.
- Ты чего, баб Фень? - спросил он.
- Да вот, прощаться пришла с тобой, пострел, - проговорила она и протянула Саньке пакет с гостинцами.
Бабка Феня собирала дань по палатам, но не забирала себе, как это делали другие, а приносила Саньке.
- Ты уезжаешь?
Санька подлетел к толстой бабке со смешной бородавкой на носу и обнял ее.
- Ну-ну, - прохрипела она и попыталась вытереть слезы.
- Ты чего это нюни распустила? - строго спросил Санька. - Я с тобой поеду, помогать буду, вот только Настену возьму...
- Нету ее, - вздохнула бабка.
- Как нету? - опешил Санька. - Ты чего мелешь?
- Сядь,- строго сказала бабка, - инспектор за вами приехал, в детдом определили. Так что собирайся, малый.
Санька молчал. Бабка погладила его по голове и улыбнулась.
- Теперича на Котовского уже не похож. Ежик вон какой колючий вылез. Ты, Санек, не переживай. В детдоме, говорят, неплохо. А сестренку твою в семью берут. Приемные родители приходили. Я в щелку видела. Хорошие люди, ученые, не мне чета. Они из нее человека сделают.
- А я? - вырвалось у Саньки.
Бабка вздохнула. “Конечно же, негоже брата и сестру разлучать. Она бы их вдвоем забрала, но ее бюджет и на одного мал, так ей доктор объяснил, да и угла своего у нее нет: при больнице живет. А у кого деньги есть не хотят брать ответственности за двоих. А все дело в законах. Ну, какой бюджет заменит детям теплоту, любовь и заботу? Инспектора эти бездушные, - думала бабка. - Им все по букве закона надо. Законы, законы... Какой только дурак их писал? Сашке наплевать на законы и ей тоже. Но из-за них он, вряд ли, увидит сестру в ближайшее время. Да и когда вырастет, позволят ли ему эти самые законы разыскать ее?” Но житейская мудрость подсказывала пожилой женщине, что ее мысли не для Санькиных ушей, поэтому она удивленно взглянула на него и сказала:
- А что ты? Тебе учиться надо. Занятия уже в школе начались. Пропускать больше нельзя, не догонишь. А первый класс... он как фундамент. Каков фундамент, таков и дом, - рассудительно проговорила бабка.
- Подожди, баб, - Санька дотронулся до губ пожилой женщины, ставшей им с Настькой вместо родной бабушки, о которой они с сестрой никогда не слышали даже, - подожди, я сейчас, - повторил Санька, сунул пакет с подарками в бабкины руки и выбежал из палаты.
- Куда? - крикнула она, опомнившись, но Санька уже бежал по коридору.
В палате, где “жила” Настька, никого не было. Он опустился возле Настькиной кровати на пол и заголосил. На его крик стали собираться люди. Они что-то говорили, размахивали руками, но он не слышал их почему-то. А когда кто-то из них попытался поднять его,        он вцепился в спинку кровати и истошно завопил, что все гады, сволочи, предатели. Санька требовал вернуть ему сестру и уверял всех сразу, что сам ее воспитает.
- Хорошо, - спокойно проговорил доктор, который словно вырос возле Саньки, - вставай, пойдем обсудим.
Санька тупо уставился на говорившего, медленно разжал руки, с трудом сам поднялся и поплелся за человеком в белом халате.
- Садись, - предложил доктор Саньке у себя в кабинете.
- Я постою, - набычился Санька.
- Разговор у нас с тобой будет долгий, так что садись. Или ты спешишь куда? - осведомился доктор и улыбнулся.
Санька сел.
- Меня Сергеем Петровичем зовут.
- Я знаю. Ты здесь самый главный.
- Ты чего цирк в женском отделении устроил? - спросил Сергей Петрович.
- А куда мою сестру дели?
- У нас больница, парень. Я людей лечу. Я и так вас целый месяц после выздоровления держал. Кто-то сообщил куда следует. По шапке я схлопотал, брат... за укрывательство... Не положено. Вредный дядька пообещал меня сгноить в местах не столь отдаленных. Документы на вас ваш участковый давно отправил, а вас все нет. Я не могу “лечить” вас вечно. Хороший ты человек, Санька, но маленький. По закону ты не можешь воспитывать сестру. Тебя самого воспитывать надо. Ну, чему ты ее научишь, если сам еще читать и писать не умеешь? А ведь она не игрушка. Ее кормить, между прочим, надо. Кто тебя на работу возьмет? Мал ты еще, Санька. Жить тоже негде. Дом-то сгорел.
- Вон, баба Феня говорит, что Настьку хорошие люди взяли. А чего ж они меня вместе с ней не взяли? Они ведь даже не видели меня.
Доктор пожал плечами.
- Наверное, у них есть на то причины...
- Я не могу без Настьки, - прошептал Санька и сжал кулаки.
- Сможешь, - пообещал доктор. - Тебе сейчас через многое предстоит пройти. Отвечать за двоих сложнее. Ты еще не раз спасибо скажешь, что твою сестру пристроили.
- Не скажу.
- Ну и не говори. Есть в тебе стержень, парень. Может, и не сломают... Жаль мне тебя, честно, но я ничем помочь не могу. Знаешь, в этом мире много дерьма, но есть и хорошее. У тебя светлая голова, учись... В средние века родилась легенда о судне, которое не могло причалить к берегу, и вынуждено было скитаться по морям и океанам. Его звали “Летучим голландцем”. Несчастное судно. Моряки считали, что встреча с этим призрачным судном предвещала беду и даже гибель. Среди людей тоже есть “Летучие голландцы”. Это страшно. Я бы не хотел для тебя такой судьбы. Любой корабль должен иметь свою гавань и всегда знать, что в любое время он может вернуться в нее из любого плавания, причалить и отдохнуть...
Санька молчал. В дверь постучали.
- Это за тобой. Войдите, - уже громче закончил доктор.
В кабинет вошла красивая женщина, а грустный мужчина с палочкой остался за дверью. От этой женщины повеяло холодом, будто осень  ворвалась в кабинет. Санька даже посмотрел на стол: не улетели ли бумаги с него. Ему захотелось спрятаться за доктора. Сергей Петрович, видно, тоже ощутил, как по кабинету пробежал холодный ветер, потому что непроизвольно скрестил руки на груди и попытался обнять себя за плечи. Она строго посмотрела на присутствующих, потом повернулась к двери и проговорила:
- Петр Андреевич, что же вы? Все же это ваш воспитанник. Идите сюда.
Петр Андреевич с трудом перешагнул порог кабинета, тихо поздоровался. И произошло чудо: ветер утих, стало теплее. Доктор опустил руки и облегченно вздохнул. Петр Андреевич улыбнулся, и будто светлее стало в кабинете. Он любил детей, но был стар и с ужасом думал о тех днях, когда его не станет. Он знал, что дисциплина и порядок в детдоме - это его заслуга. Но кто будет все ночи напролет дежурить в его доме, когда его не станет, кто будет обходить все помещения, хватать за руку воров, выгонять их, кто будет на свои деньги покупать детям подарки, просто так, только потому, что они дети...
Позже Санька с благодарностью будет вспоминать дни, проведенные в больнице, и те два года в детдоме, пока был жив Петр Андреевич. А тогда в кабинете он чувствовал себя неуютно и исподлобья посматривал на тихого старика и неугомонную тетку в ярком костюме.
- Вот его личное дело. Копии документов участковый выправил... Перед нами, - она заглянула в бумаги, - Александр Иванович Колосов семи лет отроду. А это Петр Андреевич - твой воспитатель. Прошу любить и жаловать. Он же директор того дома, где ты будешь теперь жить, Колосов. Чего хмурый такой? У них, правда, не курорт, но жить можно. Привыкнешь. По всем вопросам к неугомонному Петру Андреевичу теперь. Вообще, где это видано, чтобы за воспитанником сам директор приезжал? Но он не может иначе, - трещала женщина, будто ее спутника не было рядом. - Он теперь тебе заместо отца будет.
Санька посмотрел на доктора, потом на Петра Андреевича, сжал зубы, проглотил подступивший комок и спросил:
- Куда идти?
- Попрощайся с доктором, - проговорил Петр Андреевич.
Санька не успел открыть рот, как в дверь без стука ворвалась, словно ураган, бабка Феня.
- Слава Богу! Еще не увезли! - выкрикнула она с порога. - Подарки вот здесь. А это вещи собрали...
Бабка суетилась, раскладывала пакеты, пакетики, кульки и свертки, которые не хотели лежать спокойно на стуле, съезжали с него и шумно шлепались на пол. А бабка упорно собирала их и выстраивала пирамиду заново. Ее бестолковость стала раздражать женщину.
- Ему все выдадут, - начала она.
- А это от нас. Бери, сынок, пригодится.
Санька растерянно смотрел на подарки и не знал, что делать. Бабка достала из кармана огромную авоську и стала складывать в нее все, что принесла.
- Ой, - всплеснула руками бабка, - у меня же сумка еще за дверью.
Она  проворно выбежала и почти тут же вернулась.
- Ну, вот она.
На лице бабки появилась улыбка, а женщина побагровела. От ее приветливости не осталось и следа.
- Это все?
- Все, - подтвердила бабка радостно.
- Ладно, пусть берет, - смилостивилась женщина.
- Я до машины сама поклажу донесу, - бабка опять засуетилась, взяла в руки сумку и авоську и гордо посмотрела на “ведьму”, как про себя окрестила холодную красавицу. - Пошли, Саня.
Мальчишка прижался к бабке.
- Не боись, выдюжишь. А я при случае приеду проведать тебя, пострел, - пообещала бабка.
Санька был благодарен ей за это обещание, хотя и знал, что никуда бабка Феня не поедет, сил не хватит на дорогу.
Уже на улице Санька обернулся и с тоской посмотрел на обшарпанное двухэтажное здание, которое гордо называлось районной больницей. Из окон на него смотрели люди, заменившие им с Настькой семью. Он отвернулся, чтоб не расплакаться в голос.
Сергей Петрович тоже замер у окна. Маленький человечек, чье тело он вылечил, шел, прижавшись к нянечке. Он вспомнил его серые глаза на не по-детски взрослом лице. Заморосил осенний дождь. Сердце доктора и без того ныло. Все, что происходило сейчас с Санькой, было неправильно. А он стоял и смотрел на это безобразие не в силах изменить что-либо. Доктор распахнул окно и крикнул:
- Подождите!
Он подлетел к столу, стал лихорадочно искать, что бы такое подарить мальчишке на память. Через минуту он вновь появился в оконном проеме и увидел удивление на лицах взрослых. Только Санька с надеждой ждал от него чуда и беспрестанно шмыгал носом.
- Санька! Я забыл. Это тебе. Лови! 
Сергей Петрович бросил вниз конверт, в котором лежал брелок с корабликом.
Женщина с досадой посмотрела на чудаковатого доктора. Петр Андреевич понимающе закивал головой, а нянечка подумала, что у Саньки и ключей-то нет, зачем ему этот брелок.
- Доброго тебе плавания, Санька, - крикнул доктор.
- Я не буду “Летучим голландцем”, - во весь голос заявил Санька.
- Я тебе верю. Учись, Саня, - уже тише проговорил Сергей Петрович.
- Дай я тебе его на шею повешу. У меня и веревочка красивая есть, - заявила бабка Феня и достала из бездонного кармана черный шнурок. - Ну вот, теперь у тебя талисман будет. На счастье, Санек, на удачу, - проговорила она. - Кораблик ты мой, - всхлипнула бабка.
- Полноте, мамаша. Вы его как на фронт провожаете. Оркестра только не хватает с “Прощанием славянки”. Ребенок не на войну едет, а к новому месту проживания. Давайте сюда ваши узелки, мамаша, - проговорила молодая женщина.
Так и запомнил Санька старую няньку, протягивающей сумки и пытающейся сдержать рыдания. Бородавка на ее носу посинела и стала казаться грязной кляксой, как у нерадивой ученицы. Но это не только не портило старую женщину, а, наоборот, преображало так, что детская наивность и непосредственность становились видны. Искренняя печаль, душевная боль затаились в ее глазах, спрятались за каплями слез.  На ее лице застыла растерянность.
Машина тронулась с места, а старая женщина все стояла и ждала чего-то. Санька отвернулся. Петр Андреевич  молчал. И, как ни странно, это молчание на фоне равномерного машинного тарахтения  помогло Саньке быстро успокоиться.
Петр Андреевич сам лично показал Саньке дом, в котором теперь ему предстояло жить, его комнату... А по вечерам приходил проведать “новенького”, приносил с собой книжку и читал перед сном. Санька оттаял, стал чаще улыбаться... Но все когда-нибудь кончается. Через два года Петра Андреевича не стало, и закончилась сказка... Для его воспитанников наступили черные дни.
Новый директор на все закрывал глаза. К ним привезли отпетых бандитов из других детских домов, а часть их воспитанников отправили куда-то. Зачем это сделали, Санька не знал, не могли понять и сотрудники, которых становилось все меньше. А потом наступило время, когда все, кто работал когда-то с Петром Андреевичем, были уволены за строптивый нрав. Новый персонал соответствовал директору.
Шрам над Санькиной губой - грустное напоминание о бурной жизни его родителей, почему-то особенно раздражал вновь прибывших детдомовцев. Они стали дразнить Саньку зайцегубом. Выносливости Саньки можно было только позавидовать. Он часто вспоминал доктора с добрыми глазами. Когда было особенно тяжело, он сжимал в кулачке брелок с корабликом и думал о том, что он обещал доктору.
По ночам ему иногда снился “Летучий голландец”. Корабль мчался на Саньку, открывал пасть, чтоб втянуть его в темноту трюма. В последний момент Саньке всегда удавалось увернуться, и корабль-призрак, корабль-монстр, пролетал мимо. Сердце Саньки заходилось от восторга победы, смешанного с недавним страхом и паникой. Момент преодоления делал его сильней. Он корчил рожи удаляющемуся кораблю, прыгал в каком-то экстазе, потом взмывал в небо и - просыпался...
Иногда он вспоминал бабку Феню из больницы, что подкармливала их с Настеной. Во сне она гладила его по лысой голове и все заставляла строить фундамент дома. Санька добросовестно клал кирпичи и каждый раз с ужасом обнаруживал, что кирпичей не хватает. Он был в растерянности. Куда исчезали кирпичи из отведенной ему “кучи”, он не знал... Мелькали какие-то черные тени. Санька плакал, понимая, что это они воруют его кирпичи. Он в бессильной злобе гонялся за ними. Но они оказывались проворней, умели исчезать и появляться вновь. Смеялись над мальчишкой. А потом появлялся старец и показывал Саньке спрятанные кирпичи. И Санька понимал, что тени просто отвлекали его от поисков, что он напрасно гонялся за ними и тратил силы, что злоба ослепляла его. Санька смотрел на бабку, она кивала головой, улыбалась и что-то беззвучно говорила. Старец поднимал зонтик над Санькиной головой, но он не спасал его от дождя. Санька не понимал, как это происходило... Он укрывал ветками кирпичи и ждал, когда же можно будет продолжить работу. После этого сна он всегда просыпался уставшим.
Человеческая память избирательна. Почему именно эти сны Санька видел с какой-то странной периодичностью, он не знал.
Санька прошел через все прелести детдомовской жизни: побои, унижения... Он все терпел и честно пытался выполнить наказ доброго доктора: учиться. Он действительно оказался способным учеником и отдыхал только в школе, когда слушал объяснения учителей. А по ночам, после очередных побоев, он кусал подушку, чтоб не зареветь в голос. Экзекуцию голодом он переносил спокойно: родители в свое время приучили, а вот смириться с побоями не мог. Его терпения хватило на год.
Ночью, когда его изнасиловали, он искусал себе все губы в кровь. Сердце ныло. Боль, стыд, безысходность - все перемешалось и родило отчаяние. Он даже подумал о том, как бы было хорошо умереть, чтоб все страдания прекратились. А потом представил, как его обидчики и враги будут ликовать, что сломали его, и показал кукиш кому-то в темноте. К утру он успокоился и принял решение бежать.
Два старшеклассника, переведенные к ним из другого детдома, со странными кличками Сом и Дикий подчинили себе более слабых и сделали из них своих холуев. Садистские извращения доставляли им радость. Они все больше и больше входили во вкус. И казалось, никакая сила не в состоянии остановить их. А жаловаться было некому. Новый директор на все смотрел как на шалости подростков и особо не обременял себя разбирательствами. 
Санька был не единственный, кого подвергли пыткам и насилию. Разница была лишь в том, что почти все принимали это с какой-то тупой покорностью и после первой обработки становились рабами. Санька же сопротивлялся до последнего, чем разозлил Дикого несказанно. Санька потерял сознание, но не смирился. Он знал, что лучше умрет, чем станет рабом Дикого и Сома.
Санькины приятели, Витька Сурок и Данила Сыч, сбежали вместе с ним. Замышляя побег из дома, по иронии судьбы называемым детским, где господствовали отнюдь не детские законы, ребята не знали, на что себя обрекают. Именно тогда Санька поблагодарил судьбу, что его сестра не попала в этот рассадник греха и порока.
Несколько дней беглецы ликовали от осознания свободы. Они быстро освоили профессию попрошаек. От голода они не страдали, а вот холод и дождь приносили им одни огорчения. Все сложнее было находить место для ночлега. И тогда ребята решили рвануть в Москву, где было много вокзалов. Но исполнить задуманное становилось все труднее, потому что Сыч пристрастился к клею и подолгу пребывал в состоянии растения, а Сурок напивался до бесчувствия и мирно спал там, где падал.
Саньке не нравились увлечения товарищей. Они все реже выходили на заработки. Санька добросовестно подкармливал их какое-то  время, но однажды его терпению пришел конец, и он просто сбежал от них.
Санька не мог сказать, сколько времени он добирался до заветной цели, а когда добрался, не обрадовался. Оказалось, что в таком большом городе, как Москва, он всем мешал, его гнали со “своей” территории другие попрошайки. Он едва набирал себе на хлеб. С ночлегом было не лучше.
Вокзалы, как земля обетованная, притягивали бездомных, бродяг, попрошаек... О них восхищенно говорили те, кто уже совершали побеги, но по каким-то, не совсем понятным Саньке причинам, добровольно возвращались в детдом после глотка свободы.
Величественное здание, серое небо, толпа людская, шум и грязь... И в добавление ко всему моросящий дождь.
В глазах людей он увидел холод и отчуждение. Им не было никакого дела до голодного, одинокого мальчишки. Он машинально протянул руку. Санька понимал, что надо жалобно заглядывать в глаза идущих и просить, вымаливать у них сострадание к себе... Но вместо этого он тупо смотрел сквозь них и угрюмо молчал.
Кто-то протянул ему булку. Санька засунул ее в карман, не испытывая никакой радости. Какая-то старушка с трясущимися руками положила ему на ладошку смятую десятку и перекрестила. Санька заплакал. Грязные разводы на его щеках растопили зачерствевшие души. Нет, люди не стали забрасывать его деньгами, но они увидели несчастного, голодного мальчишку, и в их глазах засветилось, заиграло что-то живое и очень доброе.
Санька безмолвно поклонился толпе и побрел прочь от вокзала. У него закружилась голова, и он сел прямо в лужу. То, что произошло потом, он не помнил и не знал толком, как оказался за городом.
Осенняя листва шуршала под его ногами. Ветер поднимал разноцветные листья с земли, словно пытался показать свою силу и мастерство, и иногда забирался в дыры Санькиных штанов,  обдавая холодом и без того замерзшие ноги. Санька не обижался на ветер, и только сильнее обычного сутулился, сжимая в кармане булку.
Шум деревьев успокаивал. Санька понимал их бессловесный разговор, чувствовал любовь, исходящую от них. И как-то незаметно из его души ушел холод. Он вспомнил про булку, отщипнул от нее кусочек и стал медленно жевать. Казалось, ничего вкуснее он не ел в своей жизни. Он остановился. Солнечный лучик погладил Саньку по щеке. Мальчишка с благодарностью посмотрел на солнце и зажмурился от блаженства. Люди не баловали его лаской, да и заботой он не был окружен. Брошенный ребенок - все равно ребенок. И ему не детский дом нужен, а мама, заботливая и нежная... Но где она?
Он почувствовал, а потом и услышал зов реки. Санька открыл глаза и побежал на этот зов.
Маленькая речушка с удивительно чистой водой в окружении огромных деревьев зашептала что-то нежное, радостное. Санька не понимал слов, но чувствовал любовь. Воистину, слова не важны, когда любят...
Санька окончательно успокоился, лег на берегу и стал смотреть в небо. Сколько он так пролежал, он не знал. А когда увидел, как над рекой появился “Летучий голландец”, его сердце запрыгало от счастья. От этого корабля не исходило угрозы. И Санька понял, что это люди сделали его страшным, а на самом деле он другой. Корабль прилетел за ним, в это Санька свято верил. Там его давно ждут. И стоит только попасть на этот корабль, как откроется другой мир, в котором будут неведомые приключения и счастливая жизнь.
Санька закрыл глаза. Ему стало спокойно и радостно...
А утром местный лесничий случайно наткнулся на почти безжизненное тело мальчишки. Милиция и скорая помощь приехали почти одновременно. Люди в белых халатах засуетились над замерзшим изможденным тельцем Саньки.
Собралась толпа зевак. Люди строили догадки, выдвигали версии. Всем хотелось знать, жив ли мальчишка. Молоденький милиционер пытался найти очевидцев, опросил лесничего, а когда обнаружил на одежде мальчишки штамп детдома, то как-то вдруг сразу успокоился.
Саньку переложили на носилки, сделали какой-то укол, укутали одеялами и понесли к машине.
Мерное покачивание, тишина, плеск воды и призывный голос: “Очнись!”
Санька открыл глаза и понял, что сейчас его унесут от мечты... спрячут в железном брюхе машины, увезут в больницу, чтобы все повторилось сначала.
- Нет! - завопил он. - Не хочу!
Он спрыгнул с носилок и побежал к берегу, где его ждал “Летучий голландец”. Он увидел, как капитан выдвинул светящийся мостик...
За странным мальчишкой бежали взрослые люди в белых халатах. Они хотели его поймать, считая его состояние шоком. Душа у мальчишки ликовала. Он бежал по берегу, не чувствуя под собой ног. Неведомая сила манила его к себе... И он прыгнул “в никуда”.
Озадаченные взрослые переглядывались и растерянно вращали головами. Был парень и вдруг на глазах изумленной толпы исчез.
“А был ли мальчик?” - проговорил кто-то.
Они не видели, как Санька несся по светящемуся мостику, как радостно обнимал капитана. Они не видели и странный корабль и не знали того, что открылось мальчишке во время прыжка. Бедные! Несчастные люди! Замуровавшие в себе сердце и разучившиеся по-настоящему любить!
Только маленькая девочка из толпы приветливо помахала Саньке ручкой и изумленно проговорила:
- Кораблик! Красивый... По небу плывет... И мальчик на нем. Мальчик уплывает! Мальчик! Мальчик! - слышался голос возле самого уха.
Кто-то тряс Саньку за плечо. Он открыл глаза и увидел хорошо одетого мужчину, склонившегося над ним. Санька сидел в грязной луже возле вокзала. В одной руке он сжимал надкусанную булку, в другой - десятку. Санька беспомощно смотрел по сторонам и ничего не понимал. Как он снова оказался здесь? Где капитан? Неужели все это ему приснилось? Не может быть! Все было так реально! Это что же получается? Он валялся здесь без сознания, а ему казалось, что он ушел с вокзала. А может, капитан перенес его обратно, чтобы он,  Санька, чего-то еще понял? Но чего?
Санька прохрипел:
- Где “Летучий голландец”? Верните меня на борт корабля... Мужчина потрогал лоб мальчишки и сказал:
- У него жар. Помогите ему подняться и отвезите ко мне.
Так Санька в десять лет попал к Лехе, вору-виртуозу, карманнику высшего класса, который набирал себе учеников.
Его подручные “погрузили” Саньку на пригородную электричку и повезли куда-то. Санька не сопротивлялся, ему было все равно. Правда, когда проезжали мимо какой-то речушки, Санька встрепенулся. Ему показалось, что именно здесь все и произошло. Его знобило. Старший из троих ребят, обнял его за плечи, и Санька с благодарностью прижался к нему.
Санька быстро поправился. Лехе понравился смышленый Санька, и он занялся его обучением. Все тонкости своего ремесла старался он передать Саньке. У Лехи был дом в Подмосковье, где жили десять его подручных. Туда же они привезли и Саньку. Первое условие его обучения было самым легким для Саньки: никакого клея, наркоты или спиртного. Этот запрет Леха выдвигал не потому, что заботился о Санькином здоровье, а потому, что мастер должен иметь трезвую, умную голову, помимо виртуозных рук.
Леха уже и не надеялся, что когда-нибудь найдет достойного ученика, потому что из того “материала”, что поставляли ему или он находил сам, сделать что-то приличное было просто невозможно. И здесь появился Санька. Лехе достаточно было посмотреть в глаза мальчишке, чтобы понять, что из этого парня выйдет толк.
- Ты пойми, - учил он Саньку, - в нашем деле главное - голова. В любой профессии есть разные уровни. Вот эти, - он кивнул на своих подручных, - самый низкий уровень. Из них, может, один-два поднимутся выше, если не сдохнут раньше от наркоты и клея. Или если  их не загребут в места не столь отдаленные. Я - мастер, ты - мой подмастерье. В обществе есть разные круги. Отрепье не сможет находиться среди тузов. Шестерки - это не профессия, это состояние души и ума. Там, где они вращаются, можно свистнуть кусок колбасы и пару сотен. Это не для тебя. Учись...
- Я учусь, тренируюсь, - опешил Санька.
- Я о другом. Вон там, в шкафу, книги есть. Читай. Учись красиво, модно, но неброско одеваться, чтоб в любом обществе тебя приняли за своего. Артист, фокусник-иллюзионист и вор-карманник - родственные профессии. Легкость во всем должна быть. Два экзамена ты сдал, я тобой доволен...
- Леонид Петрович, - обратился Санька к Лехе, - хочу спросить. Скажи, как на духу... Тебя кто научил всем премудростям?
- Двойка. Что это такое? Как я тебя учил?
- Леонид Петрович, скажите, пожалуйста...
- Вот так-то лучше, - одобрил Леха. - Спасибо, извините, благодарю, пожалуйста - это наш пропуск... Вежливость - главное. И еще - любопытство до добра не доводит. О себе не болтай и у других не спрашивай того, о чем потом жалеть будешь. Больше слушай, запоминай, анализируй, делай выводы... Тебе голова для чего дана?
Смотри...
Леха пошел, улыбаясь, навстречу Саньке. Вдруг на ровном месте споткнулся, ухватился за Саньку, чтоб не упасть, тут же выпрямился, извинился, отряхнул измятый рукав, за который невольно вцепился при падении, еще раз извинился, пожал руку в порыве благодарности. Он был смущен, что доставил хлопоты Саньке. Мило улыбнулся и пошел дальше. Санька похлопал себя по карманам. Он был готов к трюку Лехи, но так и не смог почувствовать, как, когда он обчистил его карманы, снял часы и даже брелок с шеи.
- Верни! - попросил Санька. - Все возьми, а брелок отдай. Это память о хорошем человеке.
- Да не переживай ты так по пустякам, - проговорил Леха, подошел к Саньке почти вплотную, похлопал по плечу и улыбнулся.
Все украденные им вещи лежали на месте, и даже брелок болтался на шнурке на шее и под рубашкой. Вот этого Санька не мог понять.
- Как? - вырвалось у него.
- Мастерство ценится везде и всегда. Такими людьми дорожат. А вот ими - нет. Их много - нас единицы...
- Я буду стараться, - пообещал Санька.
Ему было весело с Лехой. Четыре года пролетели, словно один день. Правда, за это время Санька стал виртуозом, достойным преемником Лехи. Но все когда-нибудь кончается. Леха оказался в Бутырках, его подручных тоже взяли. Санька проходил мимо, когда Леху запихивали в машину. Ни один мускул не дрогнул на лице хорошо одетого интеллигентного вида подростка, шедшего по другой стороне улицы.
Так в четырнадцать лет Санька снова оказался на вокзале, где попал в поле зрения сотрудников из отдела Валерия Ивановича. Они-то и доложили Генералу.
- Виртуоз, говоришь? - улыбнулся Валерий Иванович, глядя на Васюкова. - Что ж, возьмем. Ты нашего Семенова пошли туда. На него клюнет. Заодно выслушаем мнение эксперта. Брать сразу же. Руки не повредите. Последите за ним вначале, чтоб чисто все было.
- Понял, товарищ Генерал. У него глаза умом светятся.
- Ладно, когда он у тебя карманы обчистит, я посмотрю на твои глаза, Васюков. - Я все понял. После взятия с поличным сразу к нам. Всю подноготную про него пусть добудут. Все мелочи. Все важно.
- Сделаем, - заверил Васюков.
А через неделю Саньку взяли. Аккуратно так, как и просил Валерий Иванович. Его доставили в отдел, где перед Генралом стоял  Семенов и удивленно моргал:
- Всего несколько секунд, товарищ генерал. Ничего не почувствовал, ей-Богу.
- Ты мне лучше скажи, как он мог у тебя с ноги пистолет вытащить? И почему он у тебя там оказался? Я же сказал: зажиточный гражданин...
- Все логично: раз есть бабки, должна быть и пушка. Она без патронов, - успокоил Генерала Семенов.
- Ну и?
- Зато как эксперт говорю: “Мастер”.
- Я его дело просмотрел. Его Леха для Хозяина готовил... но не успел передать. Где его сестра? Выяснили?
- Так точно. И кто насиловал его, тоже узнали.
- Это хорошо. Подержите его еще в нашей камере рядом с двумя “уголовниками”. Попугать можно, но не перестарайтесь. Ребенок все же. Я думаю, через неделю он созреет для разговора, - проговорил Валерий Иванович. - А с тобой, Семенов, мы еще побеседуем ... о бережном отношении к оружию. Что-то ты забывчивый стал и не в меру инициативный. Самодеятельность когда-нибудь тебе боком выйдет...
Семенов хотел что-то сказать, объяснить, но потом подумал, что Генерал прав, и четко проговорил:
- Есть.
Когда Санька впервые увидел Валерия Ивановича, то он показался ему могучим капитаном, который вел судно среди айсбергов, и от его умения, внимания и опыта зависело очень многое. Санька не знал, зачем этот человек пришел на один из “допросов”.
Но он умел наблюдать и делать выводы. Саньке показалось, что карие глаза этого человека могли просверлить кого угодно насквозь и вывернуть наизнанку. И спрятать от него ничего невозможно: все равно все увидит. Но самое смешное заключалось в том, что ничего прятать и не хотелось.
Валерий Иванович шутил, рассказывал смешные истории и наступил какой-то момент, когда грань недоверия исчезла сама собой. Санька даже подумал, а не тот ли это сказочный капитан с “Летучего голландца”, что привиделся ему когда-то?
Искусству располагать к себе собеседника многие учились, но так и не смогли постичь всех его тайн, а у Валерия Ивановича это было врожденным качеством. Может, потому, что он не играл во внимание, а был на самом деле внимателен к собеседнику. Его радовали чужие успехи, как свои собственные.
Как-то один ученый выдвинул теорию, что люди, общаясь с животными, становились чем-то на них похожими. Было замечено, что у некоторых людей обострялось обоняние, повышалась чувствительность. Так ли это на самом деле или все зависит от самого человека, никто не знает точно. Предположение остается предположением, пока не найдется некто, кто бы опровергнул или подтвердил его.



Глава 3

СЕРЕГА-ПЕС


На ночном небе застыли капли звезд. Будто кто-то специально разбросал их пригоршнями. И они замерцали для всех людей: больших и маленьких, толстых и тонких, сытых и голодных, умных и не очень. И им ничего не нужно было от этих людей. Хочешь полюбоваться их сиянием, любуйся на здоровье, подними голову от земли и - смотри. Сережке казалось, что небо дышало, жило своей ни на что не похожей жизнью. Он любил его бездонность. Небо успокаивало его, убаюкивало, как колыбельная милой мамочки. Веки сами смыкались, но мигание звезд еще какое-то время продолжалось. А потом и оно исчезало. Приходил спокойный добрый сон.
А вот в закрытом пространстве Серега всегда ворочался, ему мешало все, а уж от запахов он просто задыхался. Он не любил резкие запахи, они раздражали его. Тогда нужно было выйти на воздух, пробежаться или, в крайнем случае, прикрыть чем-нибудь нос.
Сережка не помнил своих родителей. Они пропили все, и совесть  в том числе. Когда в очередной раз у них закончились деньги, а желание выпить было столь велико, что помутило рассудок, они решили продать своего сына, двухлетнего Сережку, за бутылку. Покупателей не находилось. Они нервничали и зло срывали на малыше, который удивленно смотрел на мир. Ему хотелось есть, он подбирал  огрызки  и с жадностью запихивал  их в рот, а родители бегали по перрону и предлагали здорового мальчика по сходной цене пассажирам пригородных электричек. Люди шарахались от них, воспринимая их выходку за пьяный розыгрыш двух чудаков.
Эту картину увидела соседка Анна, продававшая яблоки из своего сада возле кассы. Она сунула в руки горемык-родителей деньги на две бутылки, взяла Сережку и унесла к себе домой. Ею руководил страх, что кто-то из цыган или побирушек пристроит малыша к делу. А когда родители проспятся да опомнятся - поздно будет. Ищи-свищи тогда ветра в поле. Да и проспятся ли они когда-нибудь, это еще вопрос.   
В поселке эта странная пара надоела всем своими дебошами. Одну бутылку горе-родители распили по дороге, другую - уже дома. А потом в сознании озлобленной на весь белый свет женщины что-то произошло. Она схватила топор и побежала к магазину, выкрикивая ругательства и требуя ящик водки. Топор в руках придавал ей силы. Следом за ней, прихрамывая и размахивая ножом, как саблей, едва поспевал ее муж.
Соседи наблюдали за ними из окон, качали головами, вздыхали, но вмешиваться никто не захотел: на это есть компетентные органы, пусть они и усмиряют хулиганов. Их вопли вовремя услышала продавщица поселкового магазина и от греха подальше выставила за дверь ящик водки, как того требовали взбесившиеся посельчане. Убьют - не убьют, а покалечить могут... Пусть хоть упьются, авось весь поселок вздохнет без них.
Она заперла магазин изнутри и позвонила в милицию. Пока милиция выясняла суть дела, собиралась с духом для выезда на место происшествия, горе-воины, дорвавшиеся до пойла, выдули на двоих пол-ящика и умерли на месте.
А Серега остался с Анной. Она отмыла его, сшила штанишки, рубашечку. Мальчишка повеселел. Он был сыт, о нем заботились, его любили. Он впервые понял, что такое заботливые материнские руки. Утром он просыпался, смотрел на склоненную над ним Анну и громко произносил: “Мама”. Они были счастливы. Два одиночества, нашедшие друг друга.
Но кто-то донес, что Анна воспитывает чужого ребенка. Серегу отобрали, определили в дом ребенка. Анна устроилась туда же работать, чтоб быть поближе к малышу. Просила начальство отдать ей Серегу, но не тут-то было. Не положено. Одинокая, на пенсии, того нет, этого нет... Маялась Анна, маялся малыш, который считал ее своей мамой и не мог понять, почему злые дядьки и тетки не разрешают им жить вместе.
В три года малыша перевели в другой город. Анна продала дом, участок, кое-что из вещей и отправилась следом. В незнакомом городе, кто-то сжалился над Анной, пустил на квартиру, прописал, и она тут же устроилась нянечкой в детдом, где находился ее ненаглядный Сережка. Она договорилась с начальством, заплатила немалые деньги только за то, чтобы ей разрешали на ночь брать ребенка к себе, а утром вместе с ним приходить на работу. Восемь лет они проработали с Сережей в детдоме.
Но однажды приехала комиссия с проверкой, из центра, говорят, и установила ряд нарушений. Новая метла по-новому метет. Не всегда удачно, не всегда лучше, но по-новому.
Анне запретили брать Сережку домой. Они с Сережкой не могли понять, чем не угодили главному проверяющему. Анна даже попыталась сунуть строгой даме конверт со своей получкой, больше просто не было. Дама раскричалась, пригрозила уволить злостную нарушительницу порядка, а за попытку подкупа еще и под суд отдать. 
Сотрудники попытались заступиться за Анну. Но упорство некоторых идиотов не знает границ. Сердце Анны не выдержало. И Сережка осиротел во второй раз. А члены комиссии сразу же успокоились, и вернулись восвояси с положительным отчетом.
Попрощаться с Анной Сережку взяла повариха Клава - молодая девчонка-бунтарь. И на кладбище его свозила. Нельзя, чтобы парень не знал, где нашла последний приют женщина, которая заменила ему мать - так решила повариха.
У Клавы был бурный разговор с директором на следующий день, она обвинила его в трусости и подлости, а заодно и в смерти Анны.
Больше Сережка уже никогда не видел ее за плитой. Клаву    заменила старая ворчунья с орлиным носом.
Сережку не били в детдоме, не издевались. Его избегали, пока Анна была рядом. А теперь Сережка вырос и мог сам за себя постоять. Так думал он. Но не трогали его по инерции, как сына сотрудницы, а не из-за мнимой силы, о которой никто и не  догадывался.
Через неделю после похорон матери Сережка подрался с Кузей - вожаком “нюхачей”. Драка произошла из-за Тоньки, которую “нюхачи” решили приобщить к своему увлечению. Она пожаловалась Сережке. Кузя предоставил ей право выбора: либо она кайфует с ним, либо он отдаст приказ, и ее мордаху разрисуют пером так, что пугало по сравнению с ней будет красавицей. Сережка отловил Кузю и спокойно попросил его не трогать Тоньку.
- Завидно стало, падла? Могу и тебя пригласить на вечерок в кочегарку. Клей свежий достали. Лучше любого кино. И бесплатно. Что? Компания наша не устраивает? А-а-а... не веришь, что бесплатно... Ладно, в долг... Денег нет? Тонька отработает и за тебя... - Кузя нагло ухмылялся.
- Она не придет, а ты со своей кодлой ее не тронешь. Понял?
- Как не понять! Тонькин рыцарь. Только я плевал на тебя. Анна на небесах, кончился твой праздник. Серый, возьми Дятла... и чтоб вечером Тонька была...
Не успели его подручные двинуться с места, как Сережка с размаху врезал Кузе.
- Я же предупреждал, - сказал спокойно Сережка.
Кузя сложился пополам, прохрипел что-то, а потом как из рога изобилия стал отрыгивать матерные слова в адрес Сережки.
- Чего смотрите? Распять его! Кастрирую, суку! - побагровевший Кузя достал нож.
Мелюзга бросилась исполнять приказ. Сережка с остервенением разбрасывал озверевших пацанов. Чем бы закончился этот инцидент, одному Богу известно. Но вмешалась Тонька. Она поняла, что Кузя исполнит сказанное.
- Спасите! - завопила она. - Убивают! На помощь!
На ее вопли прибежал сторож и физрук Палыч, которые быстро навели порядок. Кузя не прощал таких выступлений. Нападение на спящего ночью - это его излюбленный метод. Но Сережка не боялся за себя. А вот за Тоньку он по-настоящему испугался, когда Кузя прошипел сквозь зубы одно лишь слово:
- Пугало...
- Я те покажу “пугало”, - Палыч схватил Кузю за ухо и потащил по коридору.
Ночью они с Тонькой убежали из детдома. Возле городского кладбища их дороги расходились. Тонька решила разыскать тетку, а Сереге разыскивать было некого, да и идти - тоже. Она обняла его, поцеловала в щеку и побежала, не оборачиваясь.               
А он еще долго стоял и смотрел ей вслед. Темнота поглотила Тоньку. Дорога, по которой она ушла, показалась зловещей. Он даже сделал несколько шагов по ней, потом остановился. Звездное небо, тарелка луны, столетние дубы и дорога в никуда. Ему стало тоскливо и одиноко на этой дороге. Заскрипел ржавый фонарь, и заплясали, засуетились тени возле Сережки. Вопрос: “Куда теперь?” - промелькнул в голове, но не задержался, улетел, оставив после себя только тоску и безысходность.
Он вспомнил нежные, заботливые руки Анны. Она одна понимала и любила его в этом мире. Он постоял еще немного и пошел туда, где нашла свой последний приют его мамочка. Он долго сидел на ее могиле. Если б он был матерым волком, то завыл бы, наверное, на луну, чтоб облегчить свою душу.
Но Серега был всего лишь маленьким человеком, которого жизнь могла сделать волчонком. Кому пожаловаться? Куда идти? Кто поможет и поймет его, кроме той, что лежала под толстым слоем земли? Он обнял эту землю и тихо заскулил. Как долго выскуливал он свою боль, Серега не знал. Просто в какой-то момент он почувствовал тепло, идущее от сырого холмика.
Он успокоился и уснул, обнимая землю, словно мать. И снился ему огромный сад, в котором они с мамочкой сидели на скамеечке, и она, нежно гладя его спутавшиеся грязные волосы, шептала ласково: “Ничего, миленький, все пройдет. Я с тобой. Ты только держись. Ты сильный у меня”. Прилетела откуда-то огромная бабочка, взмахнула крыльями, и исчез сад вместе со скамейкой, на которой осталась его мамочка, а с неба полетели хлопья снега. Бабочка моргнула огромными глазами и тоже исчезла. Сережка сел на сугроб, безвольно опустил руки, желая только одного: уснуть и не просыпаться больше. И вдруг откуда-то до него донесся голос матери: “Держись, сынок”. Серега вытер слезы, встал, стиснул зубы и пошел по дороге, которая уводила его все дальше и дальше от сада... Но он знал: надо идти вперед, чтоб вновь встретить мамочку...
А утром кладбищенский сторож увидел на могиле спящего мальчишку. Он вспомнил, что неделю назад здесь похоронили сотрудницу детдома, и потихоньку сообщил директору о своей находке. Сережку забрали и вернули обратно.
Директор долго и нудно что-то говорил ему, а потом объявил, что переводит в другой детдом. Оказалось, что и документы о переводе давно готовы... Но куда бы ни переводили Сережку, он убегал на второй же день и мчался на могилу Анны, где, блаженно посапывая, лежал, как верный пес на могиле хозяина. 
Никто не мог объяснить, как, каким образом он находил дорогу к этому заброшенному травой холмику. Но зато все знали, где можно найти пропавшего парня. Сколько бы это еще продолжалось, одному Богу известно. Но однажды, во время очередного побега, Сережка встретил Филина, умудренного жизненным опытом парня немного старше себя.
- Тебя же опять отловят, - проговорил Филин, выслушав рассказ Сереги о цели побега.
- Ну и что? - набычился Серега.
- Мать не вернешь, лежать на могиле - глупо. На дурака, вроде, не похож...
- Я хочу быть рядом с ней, - Сережка отвернулся и вытер слезы.
- Ты не будешь с ней рядом. Она - там, а ты - здесь. Смирись.
- Я не вернусь в детдом. Это из-за них она умерла. Все гады, сволочи...
- Верно. В детдоме хреново, сам в бегах... Они же, наверняка, тебя уже ждут там. Сколько дней прошло, как удрал?
- Больше недели. Далеко загнали, гады. Но все равно доберусь.
- А ты что? Пехом, что ли, добираешься?
- Ага, - улыбнулся Серега.
- Ты с Луны, что ль, свалился? Товарняков же полно, быстрей... Выспаться можно. Только на станциях шухер наводят. Облавы устраивать стали, а так ничего, надо только раньше выпрыгнуть... Нас голыми руками не возьмешь!
- Я не могу, - угрюмо проговорил Серега.
- Чего не можешь? Укачивает? - сочувственно проговорил Филин и протянул сухарь. - На, пожуй. На скелет смахиваешь. Кожа да кости. Ты что? Всю неделю ни хрена не жрал, что ли?
- Не рассчитал малость, не хватило хлебца... Но ничего, уже близко, я чую... Вот отдохну с тобой и побегу к маманьке. Поплачу у нее на могилке, и можно жить дальше.
- Охренеть! Марсианин какой-то! Мать не вернешь. Говорю же, тебя отловят там. Пошли лучше на рынок с утра. Я знаю места. Подработаем, накормят... и с собой дадут.
Серега вышел из сарая и лег на землю.
- Ты чего? Обиделся?
- Душно там, - ответил Серега и принюхался. - К тебе гости, Филин. В сапогах и с пушками...
- Тихо... С чего ты это взял?
- Говорю тебе. Минут через пятнадцать здесь будут.
- Делаем ноги... Это Метла со своими. Сарай - их база. Я позаимствовал на время, - сообщил Филин.
Они отбежали подальше и спрятались в кустах. Когда показались вооруженные люди, Филин схватил огромный камень, склонился над Сережкой и прошипел:
- Это не Метла, это менты... Подашь им знак - зашибу. Меня загребут, но и тебе хана. Ты навел?
- Очумел? Я к маманьке бегу.
- Откуда узнал про них?
Сережка задумался... А, правда, откуда? Он никогда не задавал себе этот вопрос. Он чувствовал и чуял лучше любой собаки, но не мог объяснить. Он мог идти по следу, потому что чуял его. Если спросить кошку или собаку, как она находит дорогу домой, не зная названий городов и поселков, рек и озер? Вот и Сережка родился с этой аномалией, но считал ее нормой.
- Я не знал про них, ей-Богу, - прошептал Сережка - У них сапоги пахучие, и пушки пахнут... Шумно двигались...
- Ты мне зубы не заговаривай... Почему я не почуял никакой вони, и шума никакого не было...
- Не знаю, - опешил Серега. - А у нас за спиной пацаны-нюхачи, с тюками... потные все. От них клеем пахнет за версту... и пивом несет... кто-то по дороге его глушит. Они к сараю пилят.
- Там же засада, - просипел Филин. - Их предупредить надо. Кисель знает, что я в сарае кантовался. Подумает, что это я их заложил, найдут и замочат...
- Филин, - прошептал Сережка. - Нам уходить надо. На нас тоже охотятся. Они нас почему-то видят в темноте...
Филин выругался.
- У них аппараты ночного видения...
- Бежать надо...
- Куда? Все равно сцапают...
- По канаве можно, - предложил Сережка.
- Ты беги, а я не могу... Я сейчас хай подниму... ну, орать буду, понял? Смывайся...
- Прости. Мне к маманьке надо...
- Сказал же, - проговорил Филин и повернулся, а Сереги уже не было.
Серега бесшумно пробежал по канаве, принюхался и рванул к озеру. Залег в камышах и просидел там до утра. Промокший, уставший от нервного напряжения, обессилевший от голода он выполз на берег и с первыми лучами солнца уснул.
Одежда на нем постепенно высохла. Май выдался теплым... Серега открыл глаза. Над ним склонился какой-то старик.
- Живой. А я думал ты того, парень... Это не твоих давеча шерстили на пустыре?
Серега смотрел на старика безумными глазами...
- Можешь не отвечать... У меня здесь землянка, пойдем, угощу тебя... Я насобирал здесь всего понемножку. Чай скипятим.
Серега поднялся и впервые подумал, что Филин был прав. Мать не вернешь. Надо как-то жить. В детдом он не собирался возвращаться, а что делать на воле - не знал.
“Ладно, - решил Сережка, - как-нибудь сложится”.
Но сложилось все не так, как хотел Серега. Дед Макарий, который встретил его в то утро, приютил на время. Уж больно худой и слабый Сережка был.
Для дела мало годился. Какое-то время Сережка собирал ветки по лесу, разжигал костер, кипятил чай. А потом дед решил его пристроить куда-нибудь. И пристроил. К знакомым парням отвел, в обучение, так сказать. Сережка особо и не спрашивал, что делать  будет. Ему было все равно, где вкалывать. Дед сказал, что пора на хлеб зарабатывать, а за спальное место и жрачку надо платить.
Сережке работодатели не понравились. Они повели его ночью на какой-то склад, надо было загрузить машину товаром. Когда Серега поинтересовался, что в коробках, старший туманно сообщил: “Дефицит”. А потом добавил:
- Получишь бабки за погрузку и свалишь, много вопросов задаешь. Деду половину отдашь...
Но не пришлось Сережке расплатиться с дедом. Их “повязали”, как выразился верзила, случайно. Не подфартило просто. Но Серега думал иначе. Допросы, вонючая камера, баланда, наглые рожи тюремщиков, дебильные - заключенных, суд, колония для несовершеннолетних - всего лишь следствие порожденной им самим причины.
В колонии Сережка развлекал ребят, находя по запаху спрятанные вещи. Так сотрудники, направленные Валерием Ивановичем по разным колониям, вышли на Серегу-пса.
Когда они увидели его, он представлял собой незавидное зрелище. Маленький, щупленький, с торчащими ребрами, он казался гораздо моложе своих лет. Но при всем при этом их поразила выносливость этого парня. Собаку ноги кормят - гласит пословица. Серегу ноги не кормили, но выручали не раз.
Валерий Иванович показался Сережке похожим на огромную мохнатую собаку. Откуда пришла к нему эта ассоциация, он и сам объяснить не смог бы, потому что всякое внешнее сходство отсутствовало. Единственное - глаза печально-умные.
Сережка вглядывался в него, принюхивался и радостно улыбался. Он никак не мог понять, почему от сидящего напротив него человека исходила энергия Любви и заботы, как от его мамочки. Они были абсолютно разные, и все же что-то родное почувствовал мальчишка в этом сильном и умном человеке, которого дежурный назвал Генералом.
А Валерий Иванович вдруг поймал себя на желании погладить по голове этого щуплого мальчишку, которому с трудом можно было дать четырнадцать лет. Генерал вздохнул и вдруг увидел в глазах Сережки-пса такую тоску и боль, что ему стало не по себе. Валерий Иванович встал, обнял его за плечи и тихо проговорил: “Все пройдет. Ты сильный”.



Глава 4

ВАДЬКА ПО КЛИЧКЕ ВИЙ


Осеннее утро, когда родители объявили Вадьке, что они все вместе едут по путевке на море, и он может две недели не ходить в школу, запомнилось надолго.
Вадька учился в спецшколе, изучал китайский и японский языки, был одаренным, прилежным, немного избалованным ребенком тринадцати лет. Отец был бизнесменом, он никогда не говорил дома о работе. Вадька ни в чем не нуждался, занимался плаванием, посещал секцию восточных единоборств. Имя его учителя было весьма известно в определенных кругах. Вадька не был лентяем, но сообщение о двухнедельном отдыхе привело его в восторг. К тому же  возможность общения с отцом всегда радовала Вадьку.
Вадька не мог вспомнить, о чем думал в то утро. Все радовало его: и погода, и любимый пес, и суета, и сборы. И вот они сидят в машине. Водитель должен отвезти их в аэропорт. Отец шутит, мать улыбается, Вадька ликует.
“Почему, - думал Вадька, возвращаясь к событиям того дня, - почему у меня на душе было так спокойно? Почему сердце не подсказало, что должно случиться непоправимое?”
По дороге на них напали, машину расстреляли в упор из автомата. Мать закрыла сына своим телом... Водитель, умирая, из последних сил давил на газ, выруливая на проселочную дорогу. Отец сполз с сидения, зажал рану в груди рукой. Он увидел испуганные глаза сына, безжизненное тело жены и, быстро оценив обстановку,  хрипло приказал сыну прыгать на ходу и бежать к лесу.
- Домой не возвращайся, убьют. Если выживу, сам найду тебя... Затаись на время.
Вадька кусал губы, чтоб не разрыдаться вслух. Он вылез из-под безжизненного тела матери и удачно выкатился в полуоткрытую дверь автомобиля: сказались тренировки. Отец попытался закрыть дверь. Чем закончились его попытки, Вадька не видел. Он затаился в канаве среди зарослей лебеды и еще какой-то травы. Промелькнула мысль, что отец забыл сказать, где он будет его искать. Он видел, как следом промчалась другая машина, из которой их обстреляли на дороге.
Вадька огляделся. Машины умчались достаточно далеко. Дорога была пустынной. Он выполз из своего укрытия, прибросил расстояние до леса и изо всех сил побежал. Ему показалось, что кто-то его догоняет. Стрельба, взрыв... Опомнился он возле болотистого озера, опустился на землю и попытался что-то вспомнить, что-то очень важное, но это важное почему-то постоянно ускользало. Сколько он так сидел: минуту, час или сутки - Вадька не знал. Ужасно болела голова.
Именно эта боль и вернула его к реальности. На голове запеклась кровь, содранная кожа то ли пулей, то ли веткой висела возле виска.
Вадька не знал, что делать с ней: приложить на место или не трогать. Поразмыслив немного, он решил не трогать ее. Все тело болело. Одежда превратилась в наряд хиппи, попавшего под машину.
Он подполз к озеру, сделал несколько глотков, засунул руки в воду и полежал так немного. Потом он кое-как добрался до ближайшего дерева, прислонился к нему спиной и сполз на землю. Вадька вспомнил слова Учителя о единении с Природой и восстановлении сил через дыхательные упражнения. Хотелось спать, но все же он попытался подышать, как учил Учитель. Сон был либо слишком коротким, либо слишком длительным, потому что Вадька увидел тень от дерева на том же самом месте. Он посмотрел на свои руки и подумал, что надо искупаться и постирать одежду. Кровавый наряд - слишком привлечет внимание, потому что рано или поздно, а выходить из леса придется.
Отстирать или привести в порядок то, что когда-то называлось одеждой, вряд ли, было возможно. Это Вадька понял сразу же. Он посидел, подумал и решил идти от обратного: испачкать одежду еще больше. Иногда глупость спасает жизнь. Вадька не хотел думать о случившемся.
“Нельзя позволять горю сломать волю”, - любил повторять отец, когда у него что-то не складывалось...
Голова кружилась, и вдруг Вадька почувствовал, что в этом кружении есть что-то еще, что невозможно объяснить. Он уставился на поваленное дерево и увидел, каким оно было несколько лет назад. Вадька встряхнул головой, видение пропало.
Он встал, сжал голову руками и вдруг понял, что трагедия на дороге что-то нарушила в его голове, и он уже никогда не станет прежним. Это открытие не испугало его. Он откуда-то знал, что со временем научится управлять тем, что в нем открылось. А пока перед ним стояла очень простая и одновременно очень сложная задача - выжить! И рассчитывать он мог только на свои силы.
Отец уже никогда не придет ему на помощь, и не разыщет, как обещал, это тоже Вадька знал. Боль потери оказалась гораздо сильнее физической боли. Но Вадька не сопротивлялся ей, он позволил ей свободно пройти сквозь него. На душе стало легче.
А через неделю Вадька вышел из леса. В этом бледном, худом заморыше невозможно было узнать прежнего Вадьку. Он дошел до ближайшей станции, название которой ни о чем ему не говорило, вспомнил фильмы про беспризорников, сел возле лестницы, протянул иссохшую руку ладошкой вверх и плаксиво заскулил: “Подайте на пропитание”. То ли вид Вадьки был так ужасен, то ли народ попался жалостливый, но через час причитаний Вадька обнаружил, что насобирал больше пятидесяти рублей.
Он купил в палатке булку и пакет сока, потом подошел к бабульке, продававшей поношенные спортивные штаны.
- Сколько? - спросил он.
- За десятку отдам. Внучок всего ничего носил. Вырос быстро. Тебе они как раз будут. Я бы отдала тебе, сынок, но...
- Не-а, бабуль. Вот возьми, - он протянул мелочь.
- Здесь больше, сынок. Мне лишнего не надо.
- Спасибо, - проговорил Вадька, взял штаны и пошел за палатку.
Он скинул с себя то, что когда-то было брюками, спокойно переоделся и впервые за долгие дни скитаний попытался поесть. Не успел он сделать и трех глотков, как рядом оказался оборванный мальчишка лет семи.
- Ты чего здесь расселся?
Мальчишка хотел казаться важным, но это у него плохо получалось. Он выпятил грудь и стал притоптывать рваным башмаком, словно слышал мелодию, которую никому не дано было услышать. Вадька улыбнулся.
- Хочешь? - вместо ответа Вадька протянул пакет с соком.
- Ага, - обрадовался мальчишка, и вся напускная важность слетела с него в одно мгновение.
Перед Вадькой стоял малыш, уставший от скитаний и голода. Он вцепился в пакет, не веря привалившему счастью.
- Мы здесь не надолго, мы с Лысым пнем до Москвы хотим добраться...
Мальчишка стал разговорчивым, сменил гнев на милость. Он доверчиво смотрел на Вадьку и не знал, что бы еще такое сказать умное и нужное, чем заинтересовать собеседника.
- А чем тебе здесь плохо? - спросил Вадька, откусил кусок от булки и с трудом стал  двигать челюстями в попытке разжевать то, что было во рту.
- Запей. С голодухи всегда так. Будто разучился жевать, а глазами паровоз сожрал бы. Ты только кусками не глотай, пузо болеть будет. Иди к нам. Все веселей будет. Нас местные предупредили уже, чтоб к утру слиняли отсюда.
- А до Москвы далеко? - поинтересовался Вадька.
- Пехом или на электричке?
Вадька пожал плечами.
- Не очень, - уклончиво ответил мальчишка.
- А ближайший город какой?
- Москва, - уверенно заявил он.
Вадька чуть не подавился. Это сколько же он прошел? Километров пятьсот, что ли? А, может, и больше отмахал?
- Брехло, - проговорила девчонка лет тринадцати с бритой головой и чуть раскосыми глазами, - это тоже городом считается. А до Москвы часов пять на поезде пилить. Я - Лысый пень, - представилась девчонка, - а это, - она показала на мальчишку, - Брехло. А  ты кто? - спросила она.
- Вадька. Ты откуда взялась? Я не видел тебя.
- Здесь по именам не принято. Кликуха есть?
- Вий, - вздохнул Вадька.
- Ты чего умеешь, Вадька по кличке Вий?
- Не знаю.
- В бегах? - продолжала допрос девчонка.
- Ага.
- Мы тоже.
От кого они сбежали, откуда и зачем, Вадька не стал спрашивать.
- Дождались. Вон их главарь топает, - сообщил Брехло.
К палатке, виляя задом, шел парень лет пятнадцати. Грязные волосы на его голове блестели в лучах заходящего осеннего солнца, словно намазанные толстым слоем жира. Он слегка ссутулился, руки засунул в карманы грязных, но весьма добротных брюк. Коротенькая курточка, новенькая, совсем чистенькая, явно, была не с его плеча.
Он сдвинул брови, пытаясь изобразить недовольство, и беспрестанно плевал себе под ноги сквозь зубы. Это, по его мнению, делало его крутым. Он зашел за палатку, оглядел присутствующих и спросил, обращаясь к девчонке:
- Ваш? - и снова плюнул.
- Наш, - ответила девчонка.
Он схватил ее за руку и тут же отпустил, уставившись на палатку.
- Я больше не буду, дядечка, честное слово...
От его спеси не осталось и следа. Он поклонился и пулей побежал прочь.
- Чего это с ним? - спросила девчонка.
- Он увидел верзилу, который погрозил ему пальцем, а затем кулаком, - устало проговорил Вадька.
Девчонка посмотрела вслед убегающему придурку, потом на Вадьку, соединила события и проговорила:
- Годится. Пугать умеешь. А как долго можешь видение у них держать?
Вадька пожал плечами.
- Ладно, потом выясним. Что еще умеешь?
Вадька вспомнил отца, который ни раз говорил, что чем меньше окружающие о тебе знают, тем лучше.
- Ничего. Мне надо в Москву, - Вадька встал.
- Один пропадешь. Уж больно ты интеллигентный для нашей братии. Не похож на мальчика с улицы. Темнишь ты, Вий... Ну, да ладно. У каждого свои тайны. Я буду твоим щитом. Я на их языке хорошо общаюсь. А ты и не слышал, поди, никогда таких слов. Но у тебя способности... Их беречь и развивать надо. Ладно, Брехло, держись за Вия. Будем вместе, пока смерть не разлучит нас, - засмеялась она.
- Черный юмор, - буркнул Вадька.
- Нет. Клятва верности, - весело проговорила девчонка.
- А без этого никак нельзя?
- Без чего? - лукаво спросила она. - Без смерти или клятвы?
- Без трепотни.
- Можно.
Вадьке не нравилась кличка Юльки (в порыве откровенности девчонка назвала свое имя), не по-русски как-то. Юлька все же не парень, хоть и пыталась косить под него. Но переубедить ее было невозможно, как и уговорить не стричься наголо.
- Мой лысый чурбан лучше варит, когда раскрыт...
- Врет. Она вшей боится, - засмеялся Брехло. - У нее и с волосьями котелок работал неплохо.
А вскоре Вадька убедился сам, что у Юльки голова на месте. Она, действительно, стала щитом для Вадьки. Он так и не понял, что Юлька сделала или сказала, что их весьма радушно приняли, когда они решили обосноваться на одном из Московских вокзалов. Все попытки приобщить Вадьку к спиртному или клею Лысый пень пресекала на корню. Она готова была перегрызть глотку любому, кто мог посягнуть на ее Вадьку.
- Пшел вон, идиот. Свали, кретин, - орала она и размахивала кулаками.
А дальше шел набор слов, отрезвлявший и ставивший на место любого. Чтобы не утруждать себя постоянным выяснением отношений, Юлька нашла старшего и объяснилась с ним. Она говорила с ним тихо, но весьма убедительно. Когда Вадька спросил, что она ему сказала, Юлька, улыбаясь, ответила:
- Объяснила, что ты можешь потерять свой дар, и им не на что будет покупать клей и жрачку, если он не остановит свою братию.
- И что?
- Они все поняли. Сам, что ль, не видишь? Они нас еще и охранять будут...
Юлька ловила на себе Вадькин восторженный взгляд и отворачивалась, потому что щеки ее почему-то начинали пылать. Это ее пугало и злило одновременно. Она подбегала к Брехлу, давала ему подзатыльник и уже успокоенная садилась в свой угол. Брехло крутил у виска, но Юлька не видела этого, она закрывала глаза и делала вид, что спит.
Постепенно Юлька разработала определенную тактику их работы. Правда, все детали она обговаривала с Вадькой, а потом ставила в известность “подручных”, которые заранее подыскивали кандидатов на главную роль в разыгрываемом спектакле. Бессменным режиссером был Вадька, а его ассистентом - Юлька.
Во время операции-спектакля Вадька вместе с Юлькой сидел в кустах и ждал, когда появится чувак на иномарке. Как только открывалась дверь, иллюзия захватывала сознание главного героя. Перед опешившим мужиком появлялась красавица и устраивала стриптиз. Женщина его мечты сама предлагала себя. Пока он глазел на иллюзию, шустрые мальчишки вытаскивали из машины все, что было можно, выворачивали карманы обезумевшего чувака и делали ноги.
В задачу Юльки входило следить, чтобы Вий не переутомился. Как только она замечала, что вены на лбу Вадьки набухали, или у него выступал на лбу пот от напряжения, она тут же свистела, предупреждая об окончании сеанса.
Слух о странных ограблениях дошел и до Валерия Ивановича. Те, что заявляли в милицию, не могли членораздельно объяснить, что же произошло на самом деле.
Они рассказывали невероятные истории о голых девках, инопланетных существах, пляшущих кранах и Бог весть еще о чем. Одно лишь в их рассказах было общим: все исчезало, никого не было вокруг, а из машины и карманов пропадало содержимое. Никаких свидетелей, никого вокруг...
Однажды лишь какой-то старичок заявил, что видел среди ночи в окно отплясывающего верзилу в окружении оборванцев, которые чистили его карманы. Верзила при этом дико смеялся и все пытался снять портки. На его заявление никто не обратил внимание. Сотрудники милиции ломали голову. То, что орудует банда, это они поняли сразу. Только уж больно огромной она получалась: целая команда шлюх, трюкачи, техника... Но банда грабила своих же... О ней никто ничего толком не слышал... Один абсурд накручивался на другой. В дополнение ко всему - никакой системы, хаотичный выбор. Концы не сходились с концами.
Не могут же все потерпевшие быть психами? Экстрасенс, работавший со следователями, ничего не мог сказать. Он предположил, что это аномальное явление, что какие-то потоки извне рождают это явление. Но где источник, он не знал. Над ним посмеялись. Обращения в милицию прекратились, но не потому, что грабить перестали, просто потерпевшие поняли, что выглядеть психом - себе дороже.
Людям  Валерия Ивановича удалось выйти на мальчишку, который устраивал эти представления. Самое смешное, что он ничего не делал с точки зрения нарушения закона. Он все время сидел с девушкой в кустах...
- Это какой силой обладать надо, чтобы реализовывать скрытые желания и туманить голову? И это не гипноз, это что-то другое, - проговорил Васюков.
- Узнали, кто он?
- О нем никто ничего не знает. Парнишка по кличке Вий. Ему около четырнадцати. Месяцев восемь назад появился в Москве. Его опекает девчонка, с которой он в кустах сидит. Остальных она к нему не подпускает. Они особняком как бы. От добычи они свою долю получают и все. Не торгуют краденным, не грабят. А то, что им платят - не криминал... - проговорил Андреев.
- Валерий Иванович, может, я в качестве наживки отправлюсь на Мерседесе... Мы знаем, где они сегодня дежурят, - Олег рвался в бой. - Просто надо, чтобы вместо намеченной жертвы появился я.
Валерий Иванович посмотрел на молодого сотрудника, недавно появившегося в отделе, и улыбнулся. Встряску устроить ему не мешало бы.
- Попробуй, - проговорил Генерал и посмотрел на разработчика операции. - Дмитрий, только подстрахуй его. Своих ребят возьми. Я думаю, им интересно будет посмотреть на представление. Мальчонку вместе с дамой ко мне. Остальные меня не интересуют.
Олег готов был бить копытом, как застоявшийся в стойле конь. Он ликовал, что Валерий Иванович оказал ему такое доверие. Но то, что он пережил во время проведения операции, не очень обрадовало его.
Олег считал, что достаточно опытен, что подготовил себя ко всем неожиданностям. Но когда перед ним остановился танк и из него вылез Валерий Иванович, Олег опешил. Он замер в ожидании, вытянулся по стойке “смирно” перед Генералом. А тот, оказывается, решил проверить, что новый сотрудник взял с собой на операцию. Олег был неплохим оперативником, и действия Генерала показались ему странными. В конце концов, мог бы и в отделе проверить все. Зачем надо было так срочно мчаться на место “происшествия”, когда ребята с минуты на минуту могли появиться. Но Генерал есть Генерал. Причуда это его или промах, но Олег не посмел возразить старшему по званию, хотя и обзывал его последними словами.
А Генералу было важно знать, достаточно ли интересные вещи взял с собой Олег, чтобы ребята на них клюнули. Олег вывернул карманы, вытащил все их содержимое и разложил перед Валерием Ивановичем на капоте машины... Валерий Иванович покачал головой, собрал все вещи в портфель и медленно направился к танку.
Олег хотел догнать Генерала, объяснить, что операция потеряет всякий смысл, не будет выглядеть правдоподобной, если у него в карманах ничего не будет. Он почти добежал до Генерала, но тот исчез вместе с танком.
Олег обернулся. Пятерых мальчишек запихивали в машину. Из кустов выводили парнишку с девушкой. На их головы им напялили какие-то шлемы, похожие на шлемы космонавтов. Операция благополучно завершилась. Дмитрий подошел к Олегу:
- Садись ко мне в машину, это просьба Генерала.
- А куда он делся? - растерянно спросил Олег.
- Никуда. Он в отделе. Не беспокойся, мой водитель доставит Мерседес в гараж. Пошли-пошли, - улыбнулся Дмитрий. - Видение, как вижу, не обрадовало тебя.
- Да уж, - вздохнул Олег. - Я и не понял, что это видение. Представляешь, Генерал на танке пожаловал с проверкой. Я опешил даже.
- А-а-а, - хмыкнул Дмитрий, - то-то ты о нем спрашиваешь, а я врубиться не могу, зачем тебе Генерал понадобился. Неужто реальность от иллюзии отличить невозможно?
- Невозможно, - подтвердил Олег.
- Тогда тебе, парень, повезло.
- Пошел ты со своим везением  знаешь куда?
- Куда? - улыбнулся Дмитрий. - Расслабься, ты нормально справился. Отдохнешь, доложишь все Генералу, а потом как анекдот вспоминать будешь. Считай, что получил боевое крещение в нашем отделе.
- Если б знал...
- С оперативной сводкой тебя ознакомили.



Глава 5

ДОННА РОЗА


Костер пылал, искры улетали высоко в темное небо и падали на землю маленькими звездочками.
Сирена затянула унылую песню. Алик схватил гитару и усилил надрывное пение. Роза обхватила колени руками и, покачиваясь из стороны в сторону в такт мелодии, бередящей душу, стала тихо подпевать.
Сколько она себя помнила, рядом с ней всегда были эти люди: веселые, бесшабашные, искренние, видящие мир чуть иначе, обманывающие простаков, предсказывающие судьбу, верящие в свои чары, гуляющие по свету в поисках лучшей доли, умеющие жить под открытым небом, любящие природу, лошадей, песни, пляски и свою цыганскую удаль.
Они ценили свободу и никогда не теряли чувства собственного достоинства. Вольные птицы, не привязанные к накопительству, были не понятны многим. Их ненавидели, безумно любили, боялись, от них бежали и с ними искали встреч, потому что они были вечной загадкой, тайной, которую невозможно было разгадать. Их пение бередило душу, толкало на поиски чего-то давно забытого.
Цыгане нашли Розу в канаве. Ее бросили на верную смерть. Не отнесли к храму или к приюту, а завернули в старое платье и выбросили за ненадобностью. Цыганка Надя назвала девочку Розой, цветком любви, которой ей не дала мать.
“Пусть ее имя несет красоту и любовь, это исправит ее судьбу. Странный ребенок, очень одаренный и непонятный. Эта находка принесет табору удачу”.
Наде не перечили. Она отвечала за свои слова.
Роза не знала своих настоящих родителей, но не страдала от этого. Весь табор заботился о ней. Девочка оправдала предсказание Нади и оказалась очень смышленой. Ее не обижали, научили гадать, брали с собой на заработки. Белые кудряшки на ее голове умиляли многих. Из-за них не раз у цыганки Нади, которая опекала Розу больше других, случались неприятности.
Как-то молодой милиционер задержал молодую цыганку и потребовал объяснить ему, откуда у нее этот ребенок. Роза схватила милиционера за руку и защебетала:
- Не трогай мамочку, дяденька.
- Она же не цыганка, - проговорил постовой, обращаясь к “мамочке”, - она и говорить по-вашему не умеет, - упорствовал милиционер. - Украла, небось, ребенка и таскаешь по базару, как медведя, людям на удивление, чтоб денег заработать. А она дитя неразумное. Чем запугала ребенка? Заберу я вас в участок до выяснения...
И тогда Роза, этот кудрявый ангелочек пяти лет от роду, выскочила вперед и выдала все, что думает о милиционере по-цыгански. Надя улыбнулась и обняла свою защитницу.
Лицо милиционера вначале побагровело, потом пошло пятнами, он невольно обернулся и вдруг рассмеялся.
- Я ж все понял, деточка. Нагуляла, что ли? - спросил он у Нади, которая стояла с гордо поднятой головой, и ни один мускул не дрогнул на ее лице. - Это же сущий волчонок, с маской ангелочка, а не ребенок.
- Зачем так на ребенка говоришь? - подала голос Надя. - Бог дитя дает. Все дети - ангелы. И Роза ангелочек. Спляши, деточка, и спой для него. Пусть увидит, чем еще Бог наградил тебя, помимо кудряшек.
Роза добросовестно отработала номер, собрала аплодисменты толпы и горсть монет, которая исчезла в бездонном кармане Нади. Цыганка подмигнула рыжему стражу порядка и тихо сказала:
- Тебе жена скоро родит смуглого мальчишку с черными кудрями, но это будет твой ребенок. Люби дитя не за цвет кожи и волос, а за душу. Бог дал вам возможность творить. А уж за качество творения отвечаете вы, а не Бог.
Милиционер неожиданно вспотел: его жена, действительно, должна была скоро родить. Он справился с волнением.
- Ладно, иди, пророк.
- Правду говорю, дорогой. И бесплатно. За щедрость твою. Посмотри на меня. Я не гадаю тебе, а сообщаю. Люби дитя свое.
Роза вцепилась в юбку Нади и подумала, что напрасно милиционер не поверил. Ведь Надя знает все про любого человека. Ее сама Санэ учила этому. К мнению Нади даже старейшины прислушивались. Она и Розе сказала как-то, что сокрытый дар обязательно просыпается, когда время приходит. Надо только весело к нему относиться, с радостью. А вообще Надя очень часто говорила, что судьба у Розы за туманом спрятана. Никто не может увидеть то, что Бог до времени не хочет обнародовать. Надя вздыхала:
- У тебя, деточка, случай в судьбе главенствует.
- Как это?
- Не пугайся. Ты под счастливой звездой родилась.
- Откуда ты знаешь про звезду, если меня бросили.
- Да, - согласилась цыганка, - но ты же не умерла. Бог к тебе нужных людей посылает, чтоб спасти и направить...
- Направить куда?
- Не знаю, дорогая. У тебя многое от твоего выбора зависит. Следи сама за собой. Головой работай. Она у тебя светлая не только от кудряшек. Зреет в твоей голове дар...
Роза спокойно отнеслась к словам Нади, а потом и вовсе забыла о них: зачем думать о том, чего пока нет. Розе нравилась бродячая жизнь и та легкость, с которой они покидали одно место, чтоб прийти в другое.
Когда они кочевали по Узбекистану, Роза выучила язык местных жителей. Говорила она на всех языках без акцента, словно это был ее родной язык. В Грузии она общалась с грузинками, и те удивлялись, что у грузинской девочки такие белокурые волосы. Только в Прибалтике на нее смотрели с презрением. Оборванная побирушка для них оставалась человеком второго сорта, хоть и говорила она на их родном языке. Роза платила им тем же. Благо, они там не задержались.
В одной деревне, где они остановились на время, жили обрусевшие немцы, выходцы из Германии. Роза подружилась с Катериной, пообщалась с ней и через какое-то время заговорила на языке ее предков. Никого в таборе не удивляли способности Розы, тем более что они служили на благо всех. Не удивляли они и Розу. Было бы удивительно, если бы она не умела делать что-то лучше других.
Однажды на улице одного маленького русского городка цыганки встретили итальянца, которого тут же взяли в оборот. Его кошелек изрядно похудел. Он пожирал глазами необычную девушку-цыганку и готов был платить за каждую ее песню дополнительно, но цыгане народ практичный: они сразу смекнули, что к чему, и пригласили его назавтра в табор, где он мог послушать пение не только Розы... Деньги нужны табору.
Итальянец весь вечер слушал их пение, щедро заплатил. А потом сделал предложение барону: продать Розу ему всего на десять дней. Он показывал билеты и говорил, что уезжает через десять дней. Роза была уверена, что барон откажет ему. Она высокомерно вскинула голову, а потом пошла к костру. Роза выглядела старше своих четырнадцати лет. Ей было даже жаль иностранца, который должен был уехать в свою гостиницу ни с чем.
Барон по-своему любил Розу. И если бы она была цыганкой, он бы и слушать не стал итальянца. Деньги, которые он обещал за Розу, были очень кстати. Табор решил осесть: набегались, хватит. Строиться - дело не дешевое. Что-то можно купить, что-то украсть, да и дело хотел барон для своих сыновей открыть. И хотя Роза не была цыганкой, он не мог принять решение без согласия старейшин.
Они долго совещались и решили, что Роза должна табору, ее содержат столько лет... К тому же ни один цыган не возьмет ее в жены. И все же они согласились с самым уважаемым цыганом, что надо спросить саму Розу. Если она откажется, так тому и быть.
После заседания старейшин Роза все поняла по их глазам. Она так и осталась чужой для них. Обида захлестнула ее сердце. Она хотела убежать, но потом подумала, что должна принять их решение. Но когда барон сказал, что табору нужны деньги, но неволить ее никто не будет, что если она откажется, так тому и быть... Она посмотрела на говорившего и подумала, что, в конце концов, она, наверное, им и вправду должна, ведь они не дали ей умереть. И она согласилась.
Итальянец оказался на удивление милым человеком. Он получал удовольствие от созерцания Розы в обнаженном виде. Она пела и танцевала, а за доставленное ему удовольствие он дарил ей украшения и учил итальянскому языку. Через десять дней, когда пришло время расставаться, Роза свободно общалась с ним по-итальянски.
Он предложил ей руку и сердце. Роза растерялась и сказала, что у них все решает барон. Итальянец поехал к барону, а Роза сбежала вместе с подарками, что щедрый итальянец купил ей к предстоящей свадьбе. Роза ничего не имела против этого милого толстяка. Но всю жизнь ублажать его в голом виде танцами и песнями народов мира она не хотела.
Барон внимательно выслушал иностранца и объяснил, что у Розы нет документов, что ей всего четырнадцать лет.
- Документы можно купить, возраст прибавить, но для этого надо... - барон замялся.
Итальянец достал деньги. А когда вернулся и обнаружил, что Розы и подарков нет, он помчался в табор. Он кричал, размахивал руками, призывал в свидетели небеса. Его глаза налились кровью, как у разъяренного быка. Поток слов, словно водопад с вершины горы, падал на бедные головы цыган и готов был затопить весь их табор.
Цыгане разводили руками, сочувствовали ему, качали головой, щелкали языком и впервые говорили правду, что не видели девушку, а он не верил ни единому их слову. Устав бегать и изрыгать проклятия, он посмотрел на часы и, продолжая бубнить что-то по-итальянски, побежал прочь.
Роза в табор не вернулась. Она стала подрабатывать тем, что подбегала к иностранным туристам и рассказывала им душещипательную историю о потерянных родителях и желании вернуться на родину, для чего ей были нужны деньги на обратный билет. Наивные иностранцы раскрывали кошельки, советовали Розе обратиться в посольство... Роза благодарила их за помощь и бежала в ближайший магазин, чтоб купить чего-нибудь поесть.
Днем было весело. А вот вечером приходилось платить за место на вокзале чуть ли не всю дневную выручку. Цыгане многому научили ее. И как дурачить людей, в том числе. У нее никто не смог бы отобрать деньги. И никто не знал, сколько Роза зарабатывает на самом деле.
Все было бы хорошо, если бы Роза не согласилась помочь одному парню, обещавшему ей найти комнату за умеренную плату и сделать документы. Ребята попросили ее пойти с ними и попросить под дверью указанной квартиры по-грузински о помощи. На ее крик дверь открыл, но не богатый грузинский товарищ, а оперативник.
Милые ребята оказались бандой налетчиков. Они настолько обнаглели и так были уверены в своей безнаказанности, что в первый момент даже растерялись. Они не ожидали засады. Южные братья обычно молчали о поборах. Роза клялась и божилась, что не знает налетчиков, что ее просто схватили на улице и привели к двери, что она, действительно, просила о помощи. 
- Спасибо, дяденьки, что спасли меня от этих бандитов.
- Брешет, это она привела нас сюда, - заявил главарь. - Она все организовала. Вы же видели, мы не держали ее, не били. Следов побоев нет. О какой насильственной доставке к двери идет речь? Она обещала большие деньги... - наглая улыбка привела Розу в бешенство.
Она вцепилась в волосы главаря и заголосила. Роза посылала проклятия на головы обидчиков и взывала к справедливому возмездию со стороны оперативников, которые спокойно смотрели на представление Розы. Она поняла, что можно обкричаться, но задержания все равно не избежать. Ее, правда, заверили, что разберутся. И она вдруг как-то успокоилась.
Налетчики твердили одно и то же и так убедительно, что даже Роза в какой-то момент подумала, что, может, все так и было, как они говорят. Из специзолятора ее забрали люди Валерия Ивановича. Вот тогда-то она и вспомнила пророчество Нади.
Донна Роза всегда была веселой, общительной, легкой на подъем, не унывающей девчушкой. Все же воспитание и обитание в определенной среде делает свое дело. Артистизм в ней воспитывался с детства.
Она всегда знала, что огромные глаза и белые кудряшки - пропуск для нее в души других людей. Роза имела абсолютный слух, бархатный голос, сметливый ум и хитрость. А когда выплясывала перед итальянцем, убедилась, что и сложена она великолепно.  К тому же феноменальная способность, которая в ее кругу не воспринималась таковой, все же наложила определенный отпечаток на ее характер.
В таборе каждый феноменален по-своему, иначе не выживешь. И талант одного - просто помощь в общем деле. И именно поэтому его использовали все. Это обстоятельство не дало вырасти ее гордыни до гигантских размеров. Она даже не воспринимала свой дар как таковой. Ей было весело.
“Дар должен быть радостным”, - так говорила Надя.
И Роза радовалась, с легкостью овладевая различными языками. Она поняла главное - в разных языках одно и то же понятие или действие просто по-разному называется, но от этого оно не меняется. Это забавляло ее и радовало. Хотя в специзоляторе было не до радости вначале, но потом она успокоилась и стала ждать, тех людей, которые, по пророчеству Нади, должны были ее спасти. Ожидание не было долгим. К тому же люди есть люди: и не важно за решеткой они или во дворце. Роза это знала всегда. Она пела им о несчастной любви на всех известных ей языках, затрагивала в их огрубевших душах сокровенные струны, заставляла сопереживать, страдать и ликовать. Она бы и танцевала, если бы места было побольше.
Ей протягивали свои ладони эти странные люди и ждали чуда. Она понимала это и дарила им надежду, потому что еще цыганка Надя говорила, что человек может изменить свою судьбу, если поверит, что это возможно. Так вот, Роза не изменяла их судеб, это они должны были сделать сами. Она просто дарила им возможность... А уж что вырастет из семян, посаженных ею, она не знала. Все зависело от того, как сами уголовники поливать их будут и ухаживать.
Роза не думала о высоких материях. Она просто считала, что человек обязан быть тем, кем Бог его создал.
“Жизнь - театр, а мы - актеры, - говорила Надя. - Вся разница в качестве первого и второго. Хорошо сыграл - сорвешь аплодисменты, плохо - последние зрители разбегутся. Но играть надо хорошо не для зрителей, а для себя. - И видя недоумение в глазах Розы, вздыхала. - Не слушай ты меня. Будешь радоваться сама, начнут и другие, глядя на тебя. Радость - это сила. Любовь - Созидание. Если будешь любить радостно - самым счастливым человеком будешь”.
Роза мечтательно смотрела на звезды и просила Бога научить ее именно так любить, как говорила Надя. Роза восторгалась Надей, а та не защитила ее, не произнесла ни слова, когда устроили торг с итальянцем. Роза простила всех, кроме Нади. Угрюмый взгляд был красноречивее всяких слов. Надя подошла к Розе и, улыбаясь, проговорила:
- Случай и Выбор. Две путеводные нити. Обижайся на них и на себя, если что-то не устраивает.
Роза вскинула голову:
- Иногда люди подталкивают нас к выбору...
- Только слабых. Сильные выбирают сами.
- Тебя уважают, слушают все в таборе, хотя ты молодая цыганка, - начала Роза.
- Я сама себя уважаю, поэтому и другие уважают. Не будет первого, не будет и второго. Я знаю цену своим словам, поэтому их ценят другие...
- Я тоже уважаю себя, - проговорила Роза.
- Нет. В тебе гордыни много. Желание быть первой и уважение - разные вещи. Твой выбор мог быть иным. Тобой руководило не сердце, а обида и желание заплатить за свое спасение. Тебя не мы спасли, а Бог через нас и должна ты не табору, а Богу. Но ты сказала слово. Прощай.
- Я ухожу всего на десять дней.
Надя улыбнулась и промолчала.
Только теперь, сидя в специзоляторе, Роза поняла смысл Надиной улыбки.
В который раз ее судьба делала крутой поворот. Когда ее выводили из камеры, она попрощалась со всеми и загадочно проговорила:
- Пришли спасти, чтоб вывести. Только вот куда?
- Девка, ты случаем не бредишь? - спросил надзиратель.
- Нет. Прощай, папаша.
Надзиратель удивленно вскинул бровь, но промолчал.
Валерий Иванович показался Розе похожим на доктора, который сочувственно выслушивает пациента и безошибочно ставит диагноз. После разговора с ним Роза подумала, что все же Надя была права. “Случай и счастливая звезда мне помогают. Но как быть с выбором? - она задумалась, а потом решила. - А никак не быть, нужно пробовать, учиться выбирать то, к чему душа призывает, ведь говорила же мне Надя, а я все мимо ушей пропускала”.
- Хороший ты человек, Валерий Иванович, но отдыхаешь мало, не жалеешь себя, - протянула Роза.
- Это что? Предсказание?
- Нет. Наблюдение. Улыбка добрая, глаза светятся, круги синие под ними - вот и все, - честно призналась она.
- Что ж, неплохо для начала.
- Одобряете?
- Смотря что. Наблюдательность - да. Твое поведение - нет. Шелухи в тебе много.
- Если бы у лука не было шелухи, все обрыдались бы...
- Но ты же не лук, а человек.               
- Не лук, - согласилась она, - но иногда жалею, честное слово.
Валерий Иванович рассмеялся.


Глава 6

ТОНЬКА-КОМПЬЮТЕР
 

Она сидела на нарах и с тоской смотрела на убогое помещение, не блещущее чистотой. Люди вокруг были под стать камере: с помятыми ото сна лицами, хитроватыми глазками, а порой и колючими, как зимняя пороша. Мутные взгляды, за которыми - пустота. Ни сочувствия, ни понимания... Да и откуда им было взяться, если каждый сидел со своей бедой?
Тонька раньше видела такое только по телевизору, но там было кино, и ее это не касалось. Да и в фильмах все как-то отретушировано, приглажено, причесано было. Да и запахи телевизор не передавал. А вот именно они и создавали ощущение оторванности от нормальной жизни, провала на самое дно, где всё становится безразличным и приличия в том числе. И, тем не менее, Тоньке хотелось, чтоб кто-нибудь ее выслушал и понял. 
Она была похожа на вырванный из привычной почвы стебелек, который воткнули в не подходящий для него грунт и от этого он перебаливал. Зато это состояние сбрасывало один покров иллюзий за другим.  И в какой-то момент Тонька увидела все как бы со стороны и ужаснулась своей наивности.
Она проклинала тот день, когда поверила Гоше, что ее любовь поможет ему бросить наркотики и стать человеком. Тонька всегда была примерной, тихой. Мальчишки не баловали ее своим вниманием. А ей так хотелось любви, большой и необыкновенной. Она готова была на все, лишь бы в ее жизни появился человек, который за внешней неуклюжестью и неказистой формой увидел бы ее душу.
С Гошей ее жизнь столкнула случайно. И ей показалось, что она нужна ему. Тонька не знала, видел ли он ее душу, зато он очень много говорил о любви, о том, что лучше ее никого нет... А это было так приятно слышать, что Тонька постаралась на многое закрыть глаза.
Она стала воровать для него деньги у родителей, но, строя из себя крутую, говорила ему про взломанные двери в чужих квартирах. Он гладил ее по голове и восхищенно смотрел в глаза. “Крутая” Тонька была счастлива в этот момент, а потом содрогалась при одной мысли, что будет, когда родители обнаружат пропажу денег.
Она гнала эти мысли и пыталась думать о спасении Гоши, о своем собственном благородстве, о жертвенности и желании вытащить из пропасти заблудшую Гошину душу, про которую он сам давно забыл.
Ее щеки пылали, глаза блестели и округлялись еще больше, отчего ее сходство с Чебурашкой усиливалось. Торчащие уши выныривали из-под волос и приобретали тот же цвет, что и щеки. Она ничего не могла поделать с этим внутренним пожаром. Через какое-то время ей становилось холодно, будто все тепло ее худенькое тельце сконцентрировало на щеках и ушах. Она прикладывала к горящим щекам холодные руки, но от этого странная дисгармония распределения тепла не проходила, а, наоборот, усиливалась. Ей становилось неуютно, она прощалась с Гошей и выбегала на улицу, где облегченно вздыхала.
Гоша тоже облегченно вздыхал, но об этом Тонька не знала. Он потирал руки и через какое-то время бежал покупать дозу, чтоб просто была, как лекарство, всегда под рукой. Хотя Гоша свято верил в тот момент, что не использует ее, что он сильнее, что он всегда может бросить, если захочет. Вернувшись домой, Гоша еще какое-то время ходил кругами по комнате, рассуждал вслух о жизни, старался не смотреть на свою покупку, а потом не выдерживал... И все повторялось сначала.
Тонька рыдала, трясла его за плечи, а он стучал зубами и просил раздобыть денег. Ей было жаль Гошу. Она пыталась накормить его своим школьным завтраком, который берегла специально для него, а он только мычал и забивался под одеяло, чтоб унять трясучку. Она оставляла пустую затею, и начинала уже в который раз слезно просить его отправиться лечиться.
Он готов был обещать все что угодно, лишь бы она снова принесла денег. “Крутизна”, которая ее забавляла вначале, начинала тяготить. Оказалось, что быть “крутой” не так уж весело. Но, сказав: “а”, ей приходилось говорить: “бэ”.
Извечная проблема: желание соответствовать мнению другого человека о тебе приводит к подавлению себя самого. Ты уже не становишься тем, кто ты есть, а пытаешься стать тем, кем ты не должен быть. И порой грань столь тонка, что не замечаешь, как уходишь от себя.
Иллюзия спасения человека, что тебе дорог, застилает глаза, искажает все вокруг. Да невозможно спасти кого-то, если сам человек не хочет этого. Но это понимание приходит с опытом. А в тринадцать-четырнадцать лет все видится иначе.
Гоша клялся, что завтра же пойдет к врачу. При ней звонил, якобы, в одну из клиник, спрашивал про цены за лечение и грустно вздыхал. Он клал трубку на рычаг и долго молчал, уставившись в стену. Тонька не выдерживала.
- Гоша, Гошенька, не молчи. Ну, что они тебе сказали? - чуть не плача, спрашивала она.
Гоша, как хороший актер, выдерживал паузу, а потом называл сумму, от которой Тоньке становилось плохо. Она не знала, что делать. А изворотливый Гоша говорил, что найдет работу, заработает деньги и тогда обязательно вылечится во имя их с Тонькой любви. Он даже вставал на колени. Правда, не бил себя в грудь и не стучался лбом об пол. Он не произносил клятв Богу. Но низко склоненная голова демонстрировала смирение. Тонька хотела верить в его искренность и заглатывала наживку, брошенную ей потерявшим совесть наркоманом.
Она даже сопровождала его после школы в этих поисках “работы”. Добросовестно ждала его возле каких-то сомнительных подъездов, где он, якобы, проходил собеседование, и каждый раз с надеждой заглядывала ему в глаза. Но ничего, кроме пустоты, в его глазах не было. Время шло, а их хождения по работодателям все продолжались.
Как-то Гоша слишком долго не возвращался с очередного “собеседования”. Тонька вся замерзла и уже хотела уйти, когда бледный Гоша вылетел из подъезда, словно его укусила змея. Он пробежал мимо Тоньки, как бы случайно толкнул ее и сунул что-то в карман ее пальто. Тонька так растерялась, что не обратила внимания на это “что-то”. Ее волновал только Гоша.
Тонька удивленно смотрела на происходящее, потеряв при этом дар речи. Следом за Гошей из обшарпанного подъезда выбежал человек в маске и погнался за ее любимым. Это было похоже на плохое кино. Тонька стояла посреди улицы с открытым ртом и пыталась осмыслить разворачивающиеся события.
Из-за угла, к которому подбегал Гоша, спокойно вышел еще один товарищ, словно брат-близнец первого. “Маски”, как их окрестила Тонька, распяли бедного Гошу, обыскали, надели наручники и объявили его наркоторговцем.
- Не смейте его трогать! - не выдержала Тонька.
- А это кто такая? - спросили они у Гоши.
- Не знаю, - заявил он, - впервые вижу. Катись отсюда, мымра.
Тонька онемела во второй раз. Потом обрела дар речи и стала упорствовать в своем желании спасти Гошу.
- Отпустите его, дядечки, - попросила она, - он хороший. Он работу ищет.
- Подожди-ка, - осенило одного из парней. - Ты с ним пришла? - спросил он.
- Да, - радостно подтвердила Тонька.
- Обыщите ее, - приказал высокий мужчина в маске.
- Дура! - истошно визжал Гоша. - Я не знаю этой дуры.
Из кармана Тоньки вытащили пакет.
- Твое? - спросил мужчина.
- Нет, - неуверенно протянула она. - У меня, вроде, ничего не было.
Из подъезда вывели еще каких-то людей в наручниках. Тонька ничего не понимала.
- У девки наркотики, - проговорил тот, что обыскивал Тоньку.
- Ну и арестуй ее, - проговорил старший.
- А с этими что?
- Туда же, в участок отправь всех, потом разберемся. Наркотики, изъятые при обыске в квартире, сдашь Палычу, пусть все оформит... У нас еще два адреса...
Для родителей Тоньки это было ударом. Тут же обнаружилась пропажа денег в доме. И все... И вот теперь она на нарах...
В камере предварительного заключения к ней отнеслись с сочувствием и пониманием. Советчиков было много. Но какой толк ей от их советов и сочувствий? Гоша отвертелся и смылся вообще из города.
Убитые горем Тонькины родители все твердили в кабинете у следователя, что их дочь - умница, что у нее удивительная память, что она не может быть наркоманкой или сбытчицей наркотиков, что все, случившееся с ней, одно большое недоразумение. Следователь внимательно слушал их. Он понимал, что девчонку подставили. Но просто так, опираясь на свои ощущения, он не мог отпустить ее. Если бы не было пакета в ее кармане, тогда все было бы иначе. Тонька чувствовала себя виноватой. Деньги, украденные у родителей, делали ее положение чудовищным в ее же собственных глазах. Чувство вины за содеянное росло с каждой минутой. И в один прекрасный момент она решила, что должна понести наказание, независимо от того, признают ли ее виноватой или нет.
Это решение - ее выбор. Совесть дремавшая, до поры до времени, вдруг проснулась и заголосила на все лады. Мысль, что она все это делала во имя спасения друга, почему-то перестала утешать ее. Что-то гадкое было даже не в самой ситуации, в которую она попала, не в предательстве Гоши, не в том, что она поверила подлецу, который все время ее обманывал, а в том, что она предала родителей.
Через какое-то время Тонька сама себе сказала, что она ничуть не лучше сидящих в одной с ней камере людей. И сразу растворился барьер, она стала одной из них. Она увидела, что они не такие уж страшные, и не все “гниды позорные”, как говорила соседка по нарам. Что это тоже заблудшие души, которые в силу каких-то обстоятельств оступились. В ней проснулось сострадание к ним. От нечего делать Тонька стала развлекать “отупевший сброд”: она на спор умножала, делила и вычитала шестизначные числа с быстротой компьютера.
Ошалевшие сокамерники пытались проверить результат, тратили уйму времени, но всегда Тонькин ответ был верен. Как-то попросили надзирателя прийти с калькулятором. И всегда Тонька называла ответ раньше. Слава о Тонькиных способностях разнеслась по тюрьме. И когда в кабинете у начальника тюрьмы появился гонец от Валерия Ивановича, он тут же вспомнил про Тоньку, которая сидела у них, а теперь по этапу отправлена после суда в колонию для несовершеннолетних.
- Это еще что! - весело проговорил следователь. - Документ, который попался ей на глаза на доли секунды она пересказала мне полностью наизусть. Через неделю, на очередном допросе, дай, думаю, проверю, помнит ли про ту бумагу или уже забыла? Слово в слово повторила и нагло улыбнулась. Благо еще, что это не секретная бумага была. Я уж не помню. Постановление какое-то или дополнение к нему... Не помню, честно. А вот Тонька бы рассказала. Она здесь всех надзирателей обыгрывала. Те с калькуляторами, а она в уме считала. Так ее Тонькой-компьютером прозвали. Обозленная ушла. Я уже все бумаги на ее освобождение подготовил, а она возьми и сознайся во всем. Не верю я ей. Но слов из песни, сам понимаешь, не выкинешь.
О юном даровании доложили Валерию Ивановичу. Он внимательно выслушал своего сотрудника, потом попросил данные на ее родных и близких. И только после того, как ознакомился с ними, отдал распоряжение привезти девчонку. Сотрудника, который должен был заниматься Тонькой, Валерий Иванович вызвал к себе для “напутственного слова”. Он решил поручить это дело Олегу, который только пришел в себя после задержания Вадьки. Тот урок не прошел для него даром: оказалось, это был самый короткий путь при избавлении от мании величия. Олег стал пытаться реально оценивать себя и свои силы. После инструктажа, Генерал напомнил: 
- Возьми все бумаги о ее переводе. Мы подготовили... и сам, лично, доставишь, ты все понял? Нельзя терять таких людей...
- Есть, - радостно воскликнул Олег.
- Чего орешь-то? Будто тебя наградили... Ладно... хоть немногих, но попытаемся спасти... Она уже знает про родителей? - спросил Валерий Иванович.
- Вряд ли.
- И не говори пока, - попросил Генерал.
Валерий Иванович показался Тоньке скалой, сдерживающей все плохое. Ей было удивительно спокойно рядом с ним. Все последнее время она и не жила вовсе. У нее было ощущение, что она заблудилась в тумане и ничего не видела и не хотела видеть. Самобичевание не сделало ее счастливее. Она запуталась, опустила руки. Жизнь показалась ей жестокой, ужасной.
Она долго и нудно исповедовалась перед Валерием Ивановичем. И чем больше она говорила, тем легче ей становилось. Валерий Иванович улыбнулся.
- Ты слишком строга к себе...
- Строга? - воскликнула Тонька. - У меня родители погибли из-за меня... А вы...
- Стоп, - Валерий Иванович подошел к девчонке и погладил по голове это ушастое, неуклюжее, но удивительно чистое создание, получившее в качестве компенсации уникальные, какие-то запредельные способности от Бога. - Твоих родителей сбил грузовик, а не ты... Это, во-первых, а во-вторых, ты просто обязана жить и сделать все, чтобы такие вот Гоши больше никому не посмели калечить жизнь. Не месть, а желание изменить что-то, чтобы твою ошибку как можно меньше девчонок смогли совершить. А для этого ты сама должна жить иначе. Любить и Верить вопреки всему. А мы поможем тебе.
- Я попробую, - всхлипнула Тонька.
- А я и не жду от тебя заверений и обещаний, потому что тогда бы не поверил ни одному твоему слову... Человек должен осознанно принимать решения. Не потому, что обстоятельства или другие люди загнали его в угол, и он вынужден согласиться. Он должен добровольно и ответственно относиться ко всему. Но об этом мы поговорим позже. Иди, отдыхай. Мы с тобой не последний раз беседуем. Мое предложение об учебе и дальнейшей работе мы обсудим потом.
- Спасибо.
- За что?
- За все.
- Иди, деточка. У тебя сегодня тяжелый день был.
- У меня все дни такие последнее время. У меня вот здесь болит, - Тонька показала на грудь. - Душа ноет. Я не хочу назад... - она посмотрела в глаза Валерию Ивановичу. - Там ужасно... Я не смогу там. Я боюсь сломаться... Я не хочу такой жизни... Там волчьи законы... Там другая планета... Вы только не отправляйте меня назад... - она встала. - Я способная, ей-Богу, - проговорила она дрожащим голосом.
- Я знаю, - спокойно ответил Валерий Иванович. - Иди, тебя дежурный проводит, отдохнешь, потом поговорим. Ты подумать должна.
- Я не хочу думать. Я согласна на все... Я буду учиться...
- Думать надо всегда, - улыбнулся Валерий Иванович. - И успокойся. Мы в любом случае не отправим тебя назад. Так что... у тебя есть право выбора.
- Я уже выбрала. Я просто обязана отдать все силы на борьбу со злом в любом проявлении.
- Что ж, я уважаю твое решение.
- Спасибо. Я буду стараться, честно.
Тонька ушла, а перед глазами Валерия Ивановича все продолжало стоять испуганное, хрупкое создание. Маленький гений, которого могли пропустить через мясорубку и выплюнуть в качестве третьесортного продукта общества, поруганного, озлобленного, с искалеченной душой, которому и места-то могло не найтись среди благополучных чистоплюев. И не важно, что по всем показателям они и в подметки не годились бы этой Чебурашке. А может, именно поэтому желание растоптать и размазать было бы еще сильнее.
Парадокс? Увы, действительность, которую создали люди.



Глава 7

НОВАЯ ЖИЗНЬ


Санька наслушался рассказов “уголовников” про райскую жизнь на зоне. Он никогда не задумывался над тем, что все это может так печально закончиться. Его взяли с поличным, да еще этот поганый пистолет... Срок, который ему предстояло мотать из-за него, увеличивался...
Работали с ним очень умные и опытные ребята. Они нашли к нему особый подход. Когда Санька узнал, что они могут забрать его от “уголовников” к себе, то чуть не кинулся им на шею. Не столько из-за страха возвращения в “камеру”, сколько от радости, что можно все исправить.
Саньку не загоняли в угол, его очень мудро подвели к выбору, который он сделал сам. И не важно, что ситуация с сокамерниками и “райской” жизнью на зоне была разыграна. Она лишь высвечивала наиболее выпукло ту перспективу его жизни, которая ожидала его, если бы все сложилось иначе.
На месте людей Валерия Ивановича могли оказаться не подставные, а реальные ребята. И загреметь он мог надолго. Все хорошо, что хорошо кончается. Санька был благодарен за предоставленный ему шанс. Ему многое объяснили, с ним говорили, как с взрослым. Не потому, что хотели добиться его расположения, а потому, что видели в нем личность и уважение проявляли к этой личности как таковой.
С Серегой, Розой и Тонькой тоже все прошло гладко, а вот с Вадькой пришлось повозиться. Он никому не доверял, морочил голову всем, потому что помнил наставление отца. Раз его взяли и пытаются что-то выяснить, значит надо держаться до последнего.
Чем больше было желание людей, работавших с Вадькой, понять, кто же он на самом деле, откуда... тем больше шло сопротивление с его стороны. Вадька вначале был спокоен, а потом  занервничал, и уже не мог сосредоточиться...
Колпак на голове мешал ему понять ситуацию и вмешаться, чтобы изменить ее в свою пользу. В какой-то момент Вадька почувствовал усталость и стал допускать промахи, которыми тут же воспользовались люди Валерия Ивановича. Так, когда Вадьку похвалили за умение держать себя в руках, он выпалил, что за это надо благодарить Ван Ли. В другой раз он ответил на вопрос, заданный ему по-китайски. А потом как-то, уходя от прямого вопроса, процитировал японскую хайку в подлиннике. Поэтому ни для кого не стало секретом, что он учился в престижной школе.
Ван Ли, действительно, был известным в определенных кругах Учителем. Настоящего имени его никто не знал, кроме тех, кому было положено знать. Через него-то и выяснили сотрудники Валерия Ивановича, кто такой Вадька и откуда.
Эту новость принес Андрей Романов, самый опытный из сотрудников отдела. Валерий Иванович доверял ему как самому себе, поэтому и высказал однажды свою душевную боль по поводу погибшего друга, сына которого они так и не смогли найти. Но работа в этом направлении не прекращалась...
- Валерий Иванович, - проговорил Андрей Романов, - ваш подопечный, оказывается, сын Игоря Сергеевича. Это мы его разыскивали почти что полгода. Вы были правы, его сын жив!
- Вот это поворот! Но Игорь Сергеевич никогда не говорил о “способностях” своего сына...
Валерий Иванович полез в сейф, достал фотографию сына Игоря и долго рассматривал ее.
- Не мудрено, что я не узнал парнишку. Ему здесь лет десять... Лощеная внешность, прическа, как с рекламного проспекта, и у него совсем другие глаза теперь, есть в них что-то от старца... Да и жизнь среди оборванцев, надлом, трагедия изменили его, привнесли что-то, что уже никогда не забудется. Он теперь другой. Приведи мальчонку ко мне в кабинет. Я сам с ним поговорю. Он должен знать, что его отец работал на нас.
Вадька удивился, что с него сняли шлем. А человек, пришедший за ним, извинился за неудобства последних дней и пригласил для беседы в соседний кабинет, потому что это очень важно... для друга его отца.
Больше двух часов Валерий Иванович разговаривал с Вадькой. Были и слезы, и смех, и объятия. Вадька рассказал все, что с ним случилось.
- А мы нашли лишь три обгоревших трупа. Никаких зацепок... Есть догадки, предположения и ничего больше. Да и ты был в таком состоянии, что, вряд ли, чего вспомнишь, - вздохнул Валерий Иванович.
- Найдите этих гадов...
- Найдем, Вадька. Во всяком случае, будем стараться, - проговорил Валерий Иванович. - Работа у нас такая.
- Подождите, когда я был в лесу...
И Вадька рассказал про поваленное дерево, которое увидел растущим.
- Наверное, я могу видеть прошлое, если напрячься... или расслабиться... Может, я и про бандитов увижу что-нибудь... Но я не хочу... Мне страшно... Я чего-то боюсь...
- И правильно делаешь. Ты нормальный человек... Правда, у нас есть доктор и два его ассистента, которые могли бы помочь тебе в твоих воспоминаниях.
- Нет. Я должен сам, - проговорил Вадька и сжал голову руками. - Четверо. У одного шрам на лице от глаза к подбородку... справа... А на противоположной щеке у него родинка размером с гороховое зерно... с горошину. У него автомат, он ранил нашего водителя. Черные волосы сосульками, будто давно не мыл голову. Их водитель с квадратной головой, шеей, как у быка. На макушке плешь. Он показал “фак”, когда черный попал в цель, и наша машина завиляла по дороге. На среднем пальце правой руки у него нет одной фаланги. Другой стрелок левша, лицо вижу плохо. Четвертый бросает гранаты. Это он взорвал машину отца. Вижу только его сутулую спину. У них черная машина. Они промчались мимо меня, когда я сидел в зарослях травы. Номер... Я видел ее номер. Сейчас еще посмотрю... Запишите, - и он продиктовал его. - Все... Нет. Я могу посмотреть, куда они поехали потом... - он назвал место, где бандиты бросили машину. - Все. Дальше - туман...
- Все верно. Именно там мы и нашли машину. Вернее, все, что от нее осталось. Обгоревшие останки. Эксперты установили цвет, номер... Они сказали то же самое. Машина числилась в розыске... Спасибо.
- За что?
- За приметы... Это уже кое-что. Иди, отдыхай, тебе покажут твою новую комнату, а потом познакомишься с другими, если не передумал, конечно, остаться у нас.
- А на задание когда?
- Когда школу закончишь, когда готов будешь. Все это не так быстро. За два года вам надо будет курс средней школы закончить и поступить в университет. Его тоже экстерном кончать придется. И все это параллельно с тренировками, занятиями в нашей школе. С сегодняшнего дня вы на полном обеспечении отдела. Одежда, паек, обучение, общежитие, денежное пособие, культурные программы... и тренировки - каждый день. Тяжело будет, сразу говорю. Но вы справитесь.
- Валерий Иванович, а Юлька где?
- О ней не беспокойся.
- А много нас у вас?
- В вашей группе - пять человек. Ты познакомишься с ними со временем, а про остальных тебе знать не надо. Новые биографии уже сегодня вечером получите, ознакомитесь... И с завтрашнего дня Вадим Игоревич Кононов исчезнет навсегда и в этот мир придет другой человек. Курсант Вадим Алексеевич Савинов. Но это не значит, что ты должен забыть родителей. Дело не в фамилии, а в том, что у тебя осталось вот здесь, - Валерий Иванович дотронулся до груди парнишки. - В сердце. “Любовь сильнее смерти и страха смерти. Только ею, только любовью держится и движется жизнь”, - это Тургенев утверждал. А я почему-то с ним согласен.
На глазах у Вадьки выступили слезы. Валерий Иванович обнял его за плечи и проговорил:
- За дверью стоит твой наставник, он проводит тебя. Не раскисай. Ты - это целый мир, помни об этом. И пока ты жив в тебе будет жива и память о тех, кого нет рядом...
Когда за мальчишкой закрылась дверь, Валерий Иванович взял трубку внутреннего телефона и проговорил:
- Романов, это ты? Зайди ко мне.
Через минуту высокий подтянутый атлет стоял перед Генералом и  протягивал папку:
-  Это Васюков просил передать вам. Здесь новые биографии курсантов из последнего отряда “Никитят”.
- Спасибо. Через час заберешь, а вечером чтоб курсанты были в курсе, кто они есть. И чтоб усвоили сразу: это серьезно и, возможно, надолго. Инструктаж проводить с каждым в отдельности. Знакомиться им друг с другом еще рано. К осознанию того, кто они теперь, тоже надо прийти.
- Понял.
- У каждого из них - свой наставник. А культурная программа на тебе. Я, собственно, и позвал тебя, чтобы ты свои соображения высказал. Пока предварительные... А потом все продумаешь, как  организовать в лучшем виде. Нам не машины нужны, а знающие, разносторонне развитые люди.
- Понял.
Генерал улыбнулся.
- А другие слова знаешь?
- Не понял...
Генерал рассмеялся.
- Свободен. Только не говори, что понял...
- До свидания, Валерий Иванович.
- До свидания, дорогой. И спасибо за Вадьку.
Андрей знал, что скрывается за сухими казенными фразами Генерала. В его глазах было написано все. Они обнялись. Именно за этим Валерий Иванович и пригласил его, а культурная программа всего лишь предлог. И это тоже знал Романов.
Валерий Иванович раскрыл папку с личными делами курсантов и задумался. Он понимал, что на пути к новой жизни ребята сделали пока что только один шаг, робкий, неуверенный. Сколько сил еще потребуется, чтобы закалить их волю, воспитать достойных преемников, не просто преданных Родине, а понимающих и знающих, для чего они живут на этой земле.
И люди, которые будут с ними работать, уже работают, так же должны помнить, что перед ними не просто курсанты, а личности, имеющие за плечами определенный опыт, потерявшие часть детства где-то там, в прошлом, которым не всегда хватало любви и тепла. Память о прошлом не должна мешать им в настоящем. И еще... из волков одиночек они должны стать стаей, но не волков, а тигров... Казалось бы, абсурд: тигры в стае и без лидера, без вожака, пять индивидуальностей в одной команде... Всем известно, что в любом коллективе всегда появляется лидер. А в их отряде каждый должен дополнять другого и одновременно быть самостоятельным, умеющим все.
Любовь к Родине, преданность должны стать для них не пустым звуком. Учить придется многому. Но опыт показывает, что даже обезьяну можно научить рисовать и ездить на велосипеде... Правда, от этого она не становится человеком. Значит, должно быть что-то еще, что и делает нас людьми. А уж возможности человека мы пока и сами не знаем.
Валерий Иванович ознакомился с материалом, оставил на полях свои замечания и рекомендации и посмотрел на часы. Пора было идти в тир. Он любил ежедневные тренировки, великолепно стрелял сам и требовал того же от сотрудников. Его порадовало, что тир не пустовал.
В дальнем углу он увидел Шарипова, своего старого друга, с которым они ни один пуд соли съели. Шарипов был профессионалом, умеющим в доли секунды оценить ситуацию и принять правильное решение до того, как противник сообразит, что же произошло.
Валерий Иванович ценил его. У Шарипова была настолько непримечательная внешность, что через пять минут после расставания с ним собеседник не мог вспомнить ни цвет его глаз, ни форму его носа... Оставалось только ощущение безликости, и это смущало всех, кроме самого Шарипова. Единственное, что могло запомниться, и то, если его видели в этот момент, это поглаживание подбородка, когда обдумывал что-то.
Шарипов - великолепный стрелок, человек, который умел раствориться в толпе, быть невидимым на виду. Он сохранял самообладание в любой ситуации и ждал подходящего момента, чтоб сделать единственно правильный ход, от которого зависел конечный результат. Шарипов имел много друзей и врагов, никогда не рисковал зря и своих людей берег.
Валерий Иванович видел, как он спрятал оружие, небрежно бросил мишень и собрался уходить.
- Шарипов, задержись, - проговорил Генерал, рассматривая свою мишень.
Анатолий остановился возле генерала и заглянул через его плечо. Весь его вид как бы говорил: “Любо. Кучность великолепная. Можешь, бисов сын”. Но вслух Шарипов не произнес ни слова. 
- Наводку одну проверь. Мужик, черноволосый, со шрамом на правой щеке от глаза до подбородка и родинкой на противоположной щеке размером с горошину. Там же рядом должны быть еще двое: один левша, а у другого на правой руке среднего пальца не хватает фаланги.
- Не густо.
- Зато кое-что. Был еще и четвертый. Они должны тусоваться вместе. Вполне возможно, что работают вчетвером на заказ. Поспрашивай своих людей, может, и всплывут где. Предупреждаю сразу: желательно доставить живыми. А там как получится. Они Кононова с женой грохнули. Я хочу знать, кто заказчик... и за что их? Пешки свою работу делали. Я хочу знать, для кого?
- Я понял. Сделаем.
- Спасибо, - проговорил Валерий Иванович. - Устал я что-то сегодня. Одна отрада: дома жена накормит да лис у порога кульбит от радости сделает, что хозяин пришел. Уважает, - улыбнулся он, не уточняя, кто именно его уважает.
Шарипов посмотрел на удаляющуюся фигуру Генерала и подумал, что, вряд ли, найдут ему достойную замену, когда время придет. И тут же мысленно пожелал, чтоб Валерий Иванович подольше оставался на своем месте.
А о чем думал Валерий Иванович, никому не ведомо. Его не раз предавали, подставляли, а потом его же враги оказывались в роли просителей. И всем им он давал шанс, потому что оступиться мог каждый...
И еще... он никогда не забывал тех людей, которые ему помогали. И не важно, в какой структуре оказывался человек по воле судьбы. Он был выше этого. Для него человек был человеком вне зависимости от положения, занимаемого в обществе. Подлец оставался подлецом, хоть и сидел в шикарном кресле, в дорогом костюме, окруженный толпой, заглядывающей в рот. А хороший человек и в ватнике был хорош.
Про таких людей обычно говорят: “Душевный”. Что не свойственно было ни для его профессии, ни для должности, но именно это его качество все ценили больше всего: и враги, и друзья.
Как-то к нему обратился один высокопоставленный украинский товарищ с необычной просьбой. Уж очень ему хотелось иметь именной кортик. Да не абы какой, а к 300-летию Российского Флота. Валерий Иванович выслушал его и проговорил:
- Не обещаю, но попробую...
- В долгу не останусь, ты же знаешь, - проговорил “товарищ”.
Валерий Иванович всегда смотрел дальше и глубже. Обещание “товарища” не прельстило его, но он знал, что сможет потом использовать эту ситуацию и даже уже знал где и когда, поэтому попросил Костю Ларичева, который ни раз выручал его в подобных ситуациях, об одолжении.
- Валерий Иванович! - протянул он. - Для вас - хоть десяток закажу, но для кретина, что разграбил, развалил наш флот, не буду...
- Костя, надо. Всего один кортик. Отбрось эмоции.
- Валерий Иванович, для вас я бы и самую первую медаль раздобыл, ту, что в “Память учреждения Флота России” 1696 года. Подлинник раскопал бы, не копию... Со словами Овидия: “Почитай исполненным, что повелеваешь”.
- Зачем она мне, Костик? - улыбнулся Валерий Иванович.
- А просто так. Чтоб было. Ладно. Я закажу для вас десяток юбилейных медалей к 300-летию Российского флота, вручите своим, кому сочтете нужным, и кортик... Но честно, Валерий Иванович, я бы и ржавый столовый нож ему не дал... Если только с надписью: “Скотине в память о содеянном”.
Валерий Иванович сделал вид, что не услышал его слов.
- Значит, сделаешь? Он через неделю уезжает...
- Понял. Через три дня будет...
Костя слов на ветер не бросал. И поэтому точно через три дня Валерию Ивановичу принесли от него посылку. Генерал пригласил “товарища” к себе в отдел и, официально пожимая ему руку, вручил  обещанную “награду” и бумаги, подтверждающие право ношения данного “подарка”. Тот расплылся в улыбке.
Сотрудники отдела изобразили на лицах несказанную радость. Гость вытер пот со лба и проговорил:
- Ну, угодил. Ну, порадовал. Спасибо. Я тебе за это Верку отдам.
Рядом с ним стояла молодая девчонка в военной форме. Он сделал театральный жест в ее сторону. Сопровождающие его лица, в количестве двух добрых молодцев, выполняющих функцию телохранителей, ухмыльнулись. Сотрудники отдела переглянулись, не зная, как реагировать. Валерий Иванович спокойно смотрел на гостя.
- Бери, Валерий Иванович. В постели - черт...
- Дорогой, - проговорил Валерий Иванович, - если мне надо будет, я могу за сто долларов любую девочку снять...
Пикантная сцена затягивалась. Сотрудники отдела ко всему привыкли, но такое даже они не могли представить.
- Обижаешь. Девочки ей не чета. Знаю, что говорю. И потом... я тебе ее насовсем отдаю, а не на час. Верка, раздевайся, генерал смотреть будет...
Театральное представление грозило превратиться в стриптиз. Верка к команде хозяина отнеслась безропотно-покорно. Она опустила глаза и на виду у всего отдела стала расстегивать пуговицы на форменной рубашке.
- Отставить, - проговорил Генерал.
Процесс раздевания был остановлен. Веркина рука зависла над очередной пуговицей, как в стоп-кадре. Она застыла в буквальном смысле слова и ждала новой команды.
- Ей еще три года по контракту служить. Я ее к тебе приказом откомандирую. Ординарец из нее хороший, - он шлепнул Верку по заднице и заржал. - Да опусти ты грабли. Генерал же сказал тебе. Потом продемонстрируешь все в лучшем виде. И смотри мне, чтоб служила как надо. Приказ сегодня же будет. И двенадцать гривен в месяц, которые ей причитаются, переводить буду.
- Берешь?
Валерий Иванович посмотрел в глаза грудастой красавицы и увидел такую безысходность, что ему стало не по себе. За двенадцать гривен Верку отдавали ему в рабство на три года. И это не во времена работорговли, а в наше цивилизованное, но убогое и хромое время.
- Хорошо. Беру, - проговорил Валерий Иванович.
Верка облегченно вздохнула. Она знала, чем ей мог грозить отказ Генерала. Обрадованный гость чуть не подпрыгнул от радости. Верка стояла посреди комнаты и угрюмо смотрела на происходящее. Сотрудники ждали, что же будет дальше.
“Товарищ” и его сопровождение покинули арену. А Верка осталась... Она безропотно ждала распоряжения, готовая бежать по первому же зову нового хозяина, не известно куда, но бежать... Шло время, никто ничего не приказывал. Ожидание затягивалось.
И вдруг в наступившей тишине послышалось чириканье какой-то птахи за окном. Деревья зашелестели листвой, аккомпанируя Божьей твари. А солнце, выглянувшее из-за туч, вдруг осветило комнату, где стояла девушка в форменной одежде и не знала, куда деть руки. 
- Как ты докатилась до жизни такой, Вера? - тихо спросил Валерий Иванович девушку.
- Голод... Я в армию по контракту пошла на пять лет. Лучше уж с генералом спать, чем очистки жрать и от голода пухнуть... А перечить ему нельзя... Бешеный он. До меня у него Галька была. Возразила... Так он ее на корабль отдал, матросам, а потом в подпольный публичный дом пристроил. Лучше уж с одним, чем со всеми...
Генерал посмотрел на Андреева:
- Ладно... Сережа, мне по штату секретарша положена? Так вот устрой ее в отдел секретаршей, заполни штатную единицу, и жалование ей приличное положи... Сто долларов хватит? - повернулся он к Верке.
Та закивала головой. Она плохо соображала, что происходит... Находящиеся в комнате люди смотрели на нее без презрения. А девушка, работающая за соседним столом, даже ободряюще улыбнулась. Верка была ошеломлена. К тому же жизнь приучила ее ко всяким поворотам, порой слишком уж крутым. Поэтому и боялась радоваться, а вдруг это всего лишь розыгрыш... Шутка... Сейчас кто-нибудь засмеется. Ну, какая из нее секретарша? Может, у них просто девка генерала так называется... А Генерал между тем обратился к девушке, что улыбнулась Верке:
- Комнату в нашем общежитии выделить надо... Лена, возьми ее под опеку. Воспитанием и образованием ее займись. По театрам, музеям и выставкам поводи, чтоб поняла, что другая жизнь еще есть, и скрип кровати не единственный в этом мире звук. Отведи ее пока в столовую, накорми, а потом мы все решим.
Лена не была красавицей, но задумчивые глаза, в которых был виден ум, делали ее весьма привлекательной. Она умела пользоваться косметикой и подчеркивала то, что считала нужным подчеркнуть в зависимости от ситуации, места и времени. Толковый работник, привносящий в мужской коллектив нечто неуловимое, что делало его мягче. Великолепный психолог, сильная личность во всех отношениях. В спортзале на тренировках не уступала никому. Ходили слухи, что она не выходит замуж именно потому, что не может найти достойного мужчину.
“Она же любого уложит на лопатки, а с помощью своих психологических уловок хоть черта выведет на чистую воду”, - шутили сотрудники.
А Лена только загадочно улыбалась, потому что знала себя гораздо лучше всех остальных вместе взятых. То, что видели они - лишь часть ее. Она - разная. И слабая, и сильная, добрая и злая, расчетливая и расточительная, наивная и прозорливая, веселая и грустная, скрытная и простодушная, педантичная, строгая, гордая, выдержанная и эмоциональная, в меру эгоистичная и самоотверженная, забывающая себя ради других, красивая и страшная в гневе, зажатая и раскрепощенная, молчаливая и болтливая, обдумывающая каждое слово и шаг, просчитывающая свое поведение и поступающая импульсивно, умеющая использовать свою интуицию и знания, обладающая актерским мастерством, надежная, как банковский сейф, преданная и верная, сердечная, неподкупная, знающая цену жизни и смерти, рубаха-парень и кокетка одновременно - и все это она.
Как только девушки вышли, Андреев подал голос:
- Зачем она нам? Для “Никитят” старовата... ей все двадцать поди уже...
- И что ты предлагаешь? - спросил Генерал. - Вернуть ее обратно? Ты посмотри на нее, у нее душа - сплошная рана. Нельзя ее обижать. Отогреть надо. Во время войны были сыновья полка, так вот она - дочь нашего отдела. И отношение должно быть соответствующим... Хоть и подарили ее нам.
- Валерий Иванович, мы же не сможем всех отогреть, - не унимался Андреев.
- А, может, всех и не надо. Перед вами конкретный человек. Зачтется, поверь...
Генерал резко повернулся и вышел. Васюкову показалось, что глаза генерала увлажнились. Но он не стал бы утверждать это. Почему-то всем стало совестно, что они, сытые и довольные, разучились сострадать ближнему. Очерствели, что ли, в погоне за светлым будущим? Или, решая глобальные проблемы, позабыли, что существует еще нечто? Но, так или иначе, Верка не случайно появилась в их отделе. К такому мнению пришли все.
На следующий день Верка вышла на работу. Она весь вечер чистила свою форму, драила сапоги, штопала чулки, а утром вскочила пораньше, чтоб не опоздать. Она осмотрела себя в зеркало со всех сторон и вздохнула. Сжавшись в комок, ее сердце стучало через раз, когда она внешне уверенно открыла дверь и бодро поздоровалась со всеми в отделе. Ее встретили улыбками. Никто не отпускал сальных шуточек и не смотрел на нее, как на кусок мяса. Она увидела новый стол и поняла, что его поставили для нее. Не успела она подойти к нему, как Валерий Иванович вызвал ее к себе в кабинет. Верка неуверенно открыла дверь и с порога спросила:
- Звали?
- Доброе утро, Вера.
- Здрасьте.
- Лена расскажет тебе о твоих обязанностях, поможет на первых порах не утонуть в груде бумаг. А ты чего в военной форме пришла? - спросил Валерий Иванович.
- Так у меня нет ничего другого. Все мое на мне, Валерий Иванович, - проговорила Верка и грустно улыбнулась.
- Лена, зайди ко мне, - вызвал Валерий Иванович.
- Здравствуйте, - проговорила Лена.
- Мы уже виделись с тобой. Ты знала, что у нее нет одежды?
Лена молча кивнула головой.
- Надо было сказать.
Он достал из кармана сто долларов и протянул их Лене.
- Вот, возьми. Купи ей кофточку и юбку какую-нибудь... На таможню съезди. Там у них в магазинчике распродажи постоянно, я позвоню, они что-нибудь подберут, да и дешевле там ...
Лена вышла от Генерала и проговорила:
- Ребята, Верке надо помочь. Ей одежду купить надо. Генерал дал из своего кармана сто долларов. Я думаю, надо поддержать его почин.
Когда Верке протягивали деньги, она рыдала и все причитала:
- Мамочки, куда же это столько? Лена, возьмите, пусть они у вас хранятся. Я боюсь их, - призналась она. - Я никогда не держала в руках такие деньги. Ребята, я отработаю...
- Отставить такие разговоры, - прервал ее Сергей Андреев, - мы от чистого сердца. Ты теперь наш сотрудник и выглядеть должна соответственно, чтоб в грязь лицом не ударить. Лена тебя подучит. Она у нас Мастер...
- Я способная, ей-Богу. Девять классов с отличием закончила. Если б бабуля не умерла, не пошла бы я в армию.
Ребята уже знали, что Верка сирота. Ее мать умерла от воспаления легких, когда ей было три года. Отец с горя запил и замерз в сугробе возле дома. Бабка одна воспитывала Верку. А когда и бабки не стало, Верка с ужасом обнаружила, что в доме нет ни денег, ни продуктов.
Куда делись их скудные запасы картошки, Верка тоже не знала. Скорее всего, они их съели с бабулей. Не исчезли же они сами по себе, пока она хоронила бабку. Но это было уже не столь важно. В долг ей никто ничего не даст, потому что отдавать нечем, да и сами соседи с жиру не бесились. Им было жаль Верку, но легче ей от их жалости не становилось. Соседка по доброте душевной  какое-то время отдавала картофельные очистки, из которых Верка варила себе “суп”.
- Лен, можа, я полы вымою иль пыль протру?
- Может, - поправила ее Лена, - и вымоешь, но не здесь, а у себя в комнате.
- Мне не трудно, - заверила ее Верка.
- Не сомневаюсь, - улыбнулась Лена, - но для этого есть уборщица.
Верка растерянно моргала глазами.
- Успокойся и сядь... Все нормально, поверь.
- Мне запросто так дают деньги, а ты говоришь: “Нормально”.
- Конечно. Потому что не ради них живем. Да мы, может, больше твоего счастливы. Может, это для нас даже важнее... Когда вдруг понимаешь, что твое сердце способно отзываться на чужую боль, чужую беду и делаешь что-то... не ради награды, а просто так... человеком себя чувствуешь. А когда придет время, твое время... Ты тоже кому-нибудь поможешь подняться... Вот это и будет твоей платой нам... Цепная реакция доброты и помощи - великая вещь. Ты только не забывай об этом. А теперь я тебе расскажу, чем ты сегодня заниматься будешь. Да и вообще помогать пока буду не потеряться в море бумаг... Компьютер тебе надо освоить. На курсы с завтрашнего дня ходить будешь.
- Спасибо.
- Не за что. Учись на здоровье. А это, - Лена положила билеты на стол, - на воскресенье мероприятие. Еще у нас с тобой по плану беседа со стилистом, косметологом, поход в парикмахерскую...
Глаза Верки опять наполнились слезами.
- Секретарь - это лицо фирмы, начальника... Улыбаться учись. Мы все же не похоронное бюро, где ценятся скорбные лица, а охранное...
Верка хмыкнула.
- Вот так-то лучше. Отшлифую тебя... Через месяц сама себя узнавать перестанешь, - пообещала Лена.
Верка была романтиком в душе, но жизнь подталкивала ее к расчету. Внешняя слабость и аморфность - своего рода, защитная реакция. Она не верила никому. Боялась пускать кого бы то ни было к себе в душу. Она и здесь все ждала подвоха. Но шли дни. Деньги никто не отбирал, не унижал ее и расплачиваться натурой никто не требовал. Люди как люди, и не монахи, вроде, а почему-то поклониться им хотелось как святым.
Печальные глаза, пылающие щеки. Про таких говорят: “Персик”.
Верка знала, что на нее западают мужики. Но это не делало ее счастливее, скорее, порождало страх, животный ужас, что все может повториться сначала.
Когда она впервые увидела Валерия Ивановича, он показался ей строгим, но справедливым. Он по-отечески отнесся к ней. Она почему-то сравнила его с курицей-наседкой, заботящейся о своих птенцах.
Верка подумала, что все, случившееся с ней, больше похоже на сон, чем на реальность. И она боялась проснуться. По вечерам она молилась, просила Бога не будить ее, если это сон, дать возможность пожить среди этих блаженных. Душа ликовала и пела, а страх периодически заковывал в цепи и шептал в ухо, что скоро сказка закончится, отчего душа начинала снова метаться.
Лена видела, как тяжело Верке было осознать и вместить в себя, что жизнь ее изменилась. Впрочем, это касалось не только Верки, а и “Никитят”. Новая жизнь завораживала и манила, заставляла действовать и верить, что старое никогда не посмеет вернуться... Хотя первые шаги всегда самые трудные. Они словно попали в другое измерение, где человеческие ценности, стремления и желания - все было иным. И надо было учиться жить здесь и сейчас. Жить достойно.



Глава 8

ОБУЧЕНИЕ


Когда ребята получили новые биографии и имена, они не знали, радоваться им или плакать. Назад дороги не было. Донна Роза стала Маргаритой Александровной Кошельковой. Она сама попросила изменить ее имя. И объяснила это очень просто:
- Цыганка Надя говорила, что имя диктует судьбу. Для табора мое имя подходило, а сейчас - нет. Маргарита - лучше звучит.
- А чем тебя Роза не устраивает? Королева среди цветов. Гордая красавица, недоступная и колючая... - поинтересовался ее наставник. - Маргаритки ведь тоже цветы.
- Да, - согласилась она, - но - какие?
- Какие? - заинтересовался наставник.
- Душевно-веселые, - выпалила Роза.
- Ладно, согласуем этот вопрос, - пообещал он.
А когда наставник пришел со своей просьбой в отдел, Андреев, дремавший с утра над деловыми бумагами, встрепенулся. Узнав, по какому вопросу он хочет пообщаться с Генералом, Сергей возмутился: - Развели базар, понимаешь. Имя ей не нравится? И ты тоже, хорош, на поводу у девки идешь...
Но, встретившись с колючим взглядом стоящего перед ним человека, поутих, возмущение растворилось само собой.
- Да ладно тебе, - уже миролюбиво проговорил Андреев, - сделаем ей новые документы. Я думаю, и Генерала не стоит отвлекать по таким пустякам. Чего молчишь? Сделаем... сказал же... Оставь новые данные...
- Она не девка, Андреев, а курсант спецотряда, - тихо проговорил он и вышел.
“Какие мы гордые! - подумал Андреев, но в глубине души понимал, что наставник был прав. - И чего меня понесло? Может, не с той ноги встал? Ноги здесь ни при чем... Просто завалили бумагами,  от которых голова пухнет”.
Лена осуждающе посмотрела на него, но промолчала. А остальным не было дела до его проблем. Ведь переоформлением будет заниматься он и выслушивать претензии - тоже...
Остальным изменили отчества и фамилии, помимо биографических данных. Так на свет родились Александр Сергеевич Павлов, Сергей Петрович Новиков, Вадим Александрович Савинов, Антонина Ивановна Сорокина и Маргарита Александровна Кошелькова.
Серегу и Вадьку решили готовить к поступлению в универстет, Саньку и Антонину - в Бауманское училище... С Ритой было сложнее. Она при всей своей феноменальной способности к языкам, никогда не училась в школе. Правда, цыганка Надя научила ее считать, складывать, вычитать, делить и умножать. “Деньги счет любят”, - говорила она. Выучила она с ней и кое-какие буквы, но до чтения дело не дошло. Поэтому решили, что ей надо освоить курс начальной и средней школы. А уж там видно будет.
В течение месяца вновь поступивших “Никитят” обследовали врачи. Профессор Климов подготовил отчет, который принесли Генералу в кабинет, но неугомонный Валерий Иванович отложил его в сторону и побежал к Климову сам, чтоб услышать “живое слово” о своих подопечных.
Климов не удивился его приходу, потому что и сам не любил эти бумажные отчеты. Генерал приготовился слушать.
- Ну, что я вам могу сказать, - начал Климов, - удивительный материал, так сказать. У Вадима Савинова при новом стрессе могут исчезнуть его способности точно так же, как и появились. Что можно сделать? Укреплять психику... Можно порекомендовать занятия на развитие способности, на повышение чувствительности... Тогда даже если и исчезнет его потрясающая способность к внушению на расстоянии и проявлению видений у других людей, то останется видение, как у ясновидящих. Но, честно говоря, мы с таким сталкиваемся впервые. Есть вероятность, что он никогда не потеряет свой вновь приобретенный дар, а наоборот, разовьет и усовершенствует его. Здесь не может быть никаких гарантий. Это выше научного понимания, по крайней мере, на ближайшее будущее. Это уникальный дар... Энергии высшего порядка творят чудеса... Вадька еще удивит нас, поверьте моей интуиции и опыту. У Сережи Новикова - врожденная аномалия на генетическом уровне. Это чудо природы. Его изучать надо, а не использовать. Как такое произошло, не могу объяснить. Возможно, у него у кого-то в роду было такое же, но мы не узнаем этого никогда. Вы говорите, что ни дальних, ни близких родственников у него нет. Аномалия на генетическом уровне - это что-то... Сама природа одарила его экстраординарной способностью. Если бы я не исследовал его сам, то воскликнул бы, что этого не может быть, но это есть, работает, и еще по наследству будет передаваться... У девочек задействовано большее количество клеток головного мозга, чем у нормальных людей. Вот, - он достал снимки, какие-то схемы, - посмотрите.
- Спасибо, - проговорил Валерий Иванович, рассматривая наглядный материал.
- С генетической точки зрения у Риты тоже выявлена небольшая аномалия, изучаем... Мы с таким никогда не встречались. Способности Антонины описаны... с подобным медики и ученые уже сталкивались. Единственное, - он замялся, - ее надо наблюдать. У многих впоследствии появлялись опухоли мозга... Это не обязательный итог... и тому примеров немало. А вообще всем им психику надо укреплять... И не забывайте, что многие вундеркинды становились обычными людьми...
- А мы разве говорим о вундеркиндах? - улыбнулся Валерий Иванович. - Те мне нужны в основном для кабинетной работы, для научного центра. И они меня не заботят. По крайней мере, сейчас.
- Это я к слову. Вообще, способности и возможности человека и его головного мозга - безграничны. Люди-боги - не миф...
Валерий Иванович знал страсть Климова ко всему необычному. Это была его любимая тема.
- А хакеров к какой категории отнести? - спросил Генерал.
- Те, что у нас - гении, а за других не отвечаю, - улыбнулся доктор. - Управление “Р” может гордиться ими...
- Спасибо за информацию, а подробный отчет я прочитаю позже, - проговорил Валерий Иванович, - со всеми научными выкладками...
- На них диссертацию можно сделать... научный труд издать... Генетики бы от зависти лопнули. Естественные мутации на генном уровне - новое поле для исследований. Где вы этих уникальных героев нашли? Это просто чудо, что они не потерялись, что мы имеем возможность созерцать их во всей красе... и поизучать немного, если будет позволено...
Валерий Иванович улыбнулся, но промолчал. Программу обучения “Никитят” он утвердил, но через какое-то время появлялись новые идеи, вносились коррективы. Гибкость в любом деле - неоспоримое преимущество, а в деле обучения - тем более. Он никогда не забывал об этом. На первом курсе решили ввести новую дисциплину: этику и этикет разных стран и народов. Где-то через месяц преподаватель пожаловалась Валерию Ивановичу, что курсанты смеются над тем, что она демонстрирует.
- И пусть себе смеются. Не плачут же, - заявил Валерий Иванович. - Значит, им весело. Дети же.
- Они курсанты...
- И что? Курсанты не люди? Ты лучше скажи, осваивают они твою науку?
- Не то слово. Впитывают, словно губки. Дурачатся, но все правильно делают. Играют...
- Молодцы! - проговорил Валерий Иванович. - Чем тогда ты недовольна?
- Не знаю, - опешила она.
Птенцы постепенно оперялись. Для ребят все их обучение было одной большой игрой. А работа с психологом помогала им преодолеть соперничество.
- Я устала собирать и разбирать автомат, чистить его... Нормативы не для меня... Мне полдня надо на эту процедуру, - пробурчала как-то Кошелькова на одном из занятий.
- Значит, будешь полдня сидеть, - спокойно проговорил инструктор. - Оружие бережного отношения требует к себе... Оно как женщина...
- Точно. Когда стреляет, - буркнула Кошелькова, - на базарную бабу похоже. Стрекочет и стрекочет...
Все засмеялись.
- Ох, и любишь ты побалагурить, Кошелькова. На автомате сосредоточь внимание, - посоветовал инструктор.
- Да я и так его уже во сне разбираю и собираю. Все боюсь, что проснусь раньше и не успею. Глаза открою, а там вы стоите и кричите: “Время, Кошелькова! Не укладываешься в нормативы...” Умереть же можно в обнимку с автоматом... Разобрал, собрал - кошмарный сон.
- Кошелькова, умереть можно и без автомата, - проговорил инструктор.
- А стрелять когда будем? - спросила Антонина.
- Когда нормативы выполните... Все... Вы - отряд. Мало времени - по ночам тренируйся, Сорокина... Когда с закрытыми глазами разберешь и соберешь автомат, тогда...
- Мы перейдем к другому виду оружия и начнем все сначала, - весело проговорила Кошелькова.
Все засмеялись.
- Молодец! - инструктор посмотрел на часы, потом на Саньку, - а теперь: “Собрать!”
Санька улыбнулся.
- Хорошо, - похвалил его инструктор. - Руки у тебя растут откуда надо. Займись с Кошельковой. Может, поспокойней спать будет, и на занятиях начнет заниматься в полную силу. А то энергию свою тратит не по назначению.
Вадим работал чуть медленнее Саньки, но инструктор тоже остался доволен его работой.
- Сорокину возьми на абордаж.
Он подошел к Сереге.
- А у тебя что, курсант Новиков? Ты чего каждую деталь обнюхиваешь?
- Запоминаю, как пахнут.
Инструктор понюхал детали.
- Издеваешься? - спросил он.
- Никак нет, - ответил Серега.
- А на вкус чего не пробуешь? Детский сад набрали... Время, Новиков. Собрать!
Сережка спокойно и даже как-то нехотя приступил к сборке.
- Плохо, Новиков.
- Ничего... Потренируюсь малость и справлюсь.
- Разобрать! - гаркнул инструктор.
Сережка спокойно посмотрел на автомат и уже быстрее справился с работой...
- Собрать! - приказал инструктор.
- Вы не нервничайте так. Я освою, ей-Богу, - проговорил Сережка.
Инструктор вздохнул. “Ну, никакой дисциплины. В армии бы за такой балаган и неуважение к старшему по званию он бы их сортиры драить заставил. А здесь - интеллектуальный контингент. Генерал и то не по уставу все делает”. “Их учить надо, - мысленно передразнил он командира. - А я что делаю?”
- Разговорчики, - пробурчал он, а потом похлопал Серегу по плечу. - Уже лучше, действуй в том же направлении. Занятия окончены. Почистить оружие и сдать! - приказал он. - Кошелькова! Стараться надо... И все получится, - улыбнулся он.
- Я стараюсь... Я уже все правильно делаю, только медленно. Санька видел.
- Не Санька, а курсант Павлов.
- Петр Андреевич, это он для вас курсант Павлов, а для меня - Санька.
Инструктор не знал, что ответить этой занозе. Детский сад - не его профиль. Он отвернулся от Кошельковой и сосредоточил внимание на Антонине.
- Курсант Сорокина! В чем дело? Почему последняя?
- Стараюсь...
- Ну что ж, - хмыкнул он. - В семнадцать ноль-ноль - вождение. Теорию в прошлый раз сдали все. Теперь у вас только практика... А со следующей недели прибавится ремонт транспортных средств, - проговорил инструктор.
- А на танке когда учиться ездить будем? - Рита подошла к инструктору.
- Тебе, Кошелькова, вначале велосипед освоить надо...
- Я умею... и на одном колесе... тоже...
- Циркачка, значит...
- Нет, но барон... - начала она и осеклась...
- Что?
- Друг у меня из цирка был, на велосипеде научил, - затараторила Рита.
- Значит, тебе проще будет, Кошелькова, мотоцикл и мопед освоить, а потом и четыре колеса...
Прошлое никак не хотело отпускать. О своем “проколе” Рита доложила наставнику.
- Слишком много в тебе желания всегда сиять, быть в центре внимания ... быть лучше. Жажда похвалы, желание на всех смотреть свысока... Убери свои амбиции. Это твое слабое место... Ты же актриса, и неплохая... Но язык твой - враг твой. Будем работать... Хотя ты великолепно выходишь из скользких ситуаций, но лучше не порождать их.
- Тяжело забыть прошлое, - вздохнула Рита.
- Его не забыть надо, а вжиться в новый образ... и думать по-другому... Такой прокол на задании может стоить жизни и тебе и твоим друзьям. Легкомысленность - плохой помощник. Учись контролировать свои мысли...
- Как?
- Будем учиться. Внешняя раскованность, внутренняя собранность. И не думай о себе, думай либо обо всех, либо о деле. Не важно, как ты выглядишь, важно, насколько ты приблизилась к поставленной цели.
“Как хорошо, - подумала Рита, - что рядом с нами есть такие умные, такие замечательные люди. Наставники... Само слово и то говорит о многом. Помощники, которые помогают нам встать на ноги, наставляют на путь истинный”.
В общежитие “Никитята” приходили настолько уставшими, что засыпали, как только головой касались подушки. От них никто не требовал военной дисциплины. Любое ограничение к добру не приводит. Осознанная дисциплина, самодисциплина - это то, к чему их подводили исподволь. Опыт показывал, что дисциплина, основанная на страхе и тупом подчинении, мало чего стоила.
Занятия по восточному единоборству обрадовали Вадьку. Антонина оказалась физически самой неподготовленной, но желание “правильно” драться и освоить приемы защиты воспитывало в ней упорство. Она стала перед сном тренироваться самостоятельно и через полгода догнала остальных.
Утренние пробежки по пять километров со временем не только не изматывали, а доставляли радость, потому что позволяли думать о чем угодно. Вначале они ничего не видели, кроме тропинки в парке, по которой бежали вместе с инструктором, а со временем научились видеть и замечать многое вокруг. Вначале красоту природы, потом изменения, происходящие в ней, затем детали, мелочи...
Пролетел первый курс, затем второй... Перед окончанием второго курса решили провести “контрольное” учение на местности. “Практика - основной показатель усвоения теории”, - говорил отец Сергий.
Вадим первым узнал новость и поспешил в общежитие, чтобы “обрадовать” ребят:
- Отец Сергий приходил, говорит, что экзамен будет принимать на местности.
- Тогда я сегодня отправляюсь пораньше спать. Хочу выспаться, - заявила Рита. - Не любит меня отец Сергий, нутром чую.
- А что? Он сообщил тебе время “выхода”? - удивилась Тонька.
- Он же сумасшедший, он может и ночью нас поднять, - проговорил Сережка.
- В первый раз, что ли? Иль никак привыкнуть не можете? - спросил Санька. - Я тоже спать хочу.
- А кто не хочет? - удивился Серега.
- Тогда разбегаемся по норам, - предложил Вадька.
Ребята спокойно восприняли известие отца Сергия. Он любил устраивать сюрпризы. В том числе и ночные. Серега был прав. И вот теперь они бежали по лесу.
Звездное небо раскрывало свои объятия, призывно манило, говорило что-то на своем звездном языке. Рита не понимала, что за сигналы шли от далеких звезд, что такое они пробуждали в ее душе своим миганием. Ритм, в котором они подмигивали ей, был знаком. Казалось, еще немного, и она вспомнит что-то очень важное, отчего, возможно, изменится вся ее жизнь. Она прислушалась к себе. Сердце билось в унисон со звездным миганием. Ей показалось это не простым совпадением.
- Кошелькова! - рявкнул отец Сергий. - Чего рот раскрыла? Я перед вами какую задачу поставил?
- Определить наше местонахождение по звездам и выйти в заданный район, - отрапортовала Рита.
- Ну? - отец Сергий с интересом смотрел на нее.
Почему у него было такое странное имя, Рита не знала. На святого их инструктор, явно, не тянул. Может, Льва Толстого начитался в свое время? Впрочем, ее тоже звали совсем не так, как сейчас. Но это было в другой ее жизни, а в этой... Она посмотрела в смеющиеся глаза их “святого” и разозлилась на себя, на весь мир, на то самое небо, что совсем недавно вызывало такое ликование в душе. Ну, что ему сказать? Ему надо все по науке. “Ладно, буквоед хренов, заполучи скандал”, - подумала она и “выплюнула” информацию.
Отец Сергий просверлил ее своими глазками-буравчиками и серьезно сказал:
- Доложите, почему отклоняетесь от курса?
Серега, который вел группу, тихо проговорил:
- А без звезд можно? У меня свой подход...
Отец Сергий обдумывал, что сказать, а Сережка продолжил:
- Можно спросить?
- Давай, - разрешил инструктор.
- Что первично для нас в этой операции: захватить базу или научиться двигаться по звездам?
- Базу, конечно, взять...
- Если пойдем, ориентируясь на предлагаемый вами звездный метод, то мы сутки потеряем. Они успеют за это время отдохнуть и подготовиться к нашей встрече. Они, видно, знают короткий путь. Мы идем по их следу... Мы всего на час от них отстаем. А если увеличить темп, то разрыв до пятнадцати минут можно будет сократить.
- Откуда такая уверенность, курсант Новиков?
- Я их чую.
Он увидел смешинки в глазах инструктора.
- А вы не смейтесь, я могу даже сказать, сколько человек здесь до нас пробежало...
- Почему пробежало? - спросил инструктор.
- Они не просто торопились, а очень торопились. Один из них на ходу к фляжке приложился, бренди хлебнул метрах в десяти отсюда. На землю капнул, когда флягу открывал. Он замыкающий. Перед ним - четверо. Рассказывать дальше?
- Нет. На месте проверим, - заверил его отец Сергий. - Веди, Новиков... По своей системе...
А про себя подумал, что взгреет Бубнова за бренди, говорил же...
В отделе ждали возвращения “Никитят” где-то через двое суток. Неожиданный звонок отца Сергия внес сумятицу.
- Отец Сергий звонил, - доложил дежурный по отделу. - Просил забрать их с учебной базы.
- Они же только завтра вечером должны были там быть, - проговорил Андрей Романов. - Пойду к Генералу. Чует мое сердце что-то. Только вот не говорит.
- Ну, а с вертолетом как? - спросил дежурный. - Высылать?
- Конечно. Учения закончились. Надо вернуть группу. Не оставлять же их там.
Романов доложил Генералу об окончании учебной операции и звонке отца Сергия.
- И что он сказал?
- Повторить дословно все, что он говорил или только суть?
- Суть.
- Сообщил об успешном взятии базы и просил забрать его вместе с учениками и м-м-м козлами, простите, бойцами, ее охранявшими.
- Пусть папаша Сергий ко мне зайдет. Вот, бисовы дети, молодцы!
В отделе отец Сергий появился злой. Он не успел переодеться, поесть и даже умыться. С корабля на бал. Все с любопытством смотрели на него. Всем хотелось знать, что же там произошло на самом деле, на этой самой учебной операции и как “Никитята” оказались раньше срока на базе.
- Ну, рассказывай, - проговорил Генерал, когда отец Сергий ввалился к нему в кабинет.
- Я все изложил в рапорте, товарищ генерал, - буркнул он.
- Я не спрашиваю, когда успел написать, я послушать хочу...
- Ты где этих циркачей откопал? - спросил отец Сергий и сел напротив Генерала.
- А что? Не нравятся? - ухмыльнулся Валерий Иванович.
- Не то чтоб не нравились... Но не по правилам все... Я им про звезды, про ориентиры, про чтение карты...
- Не уж-то не освоили? - спросил Генерал.
В глазах Валерия Ивановича прыгали смешинки.
- Не могу пожаловаться. Слово в слово повторяют, все показать могут...
- Тогда чем не доволен?
Отец Сергий пожал плечами.
- Это надо было видеть, - зашептал он. - Вначале шли по следу, как собаки... Подошли к базе... Они пошептались и говорят, что через пятнадцать минут база будет наша. Я тогда чуть не рассмеялся. План действий, говорю, доложите... А Кошелькова игриво так: “Некогда нам. Внезапность - главное. Потом отчитаемся”. Я хотел, было, сказать ей, что думаю по этому поводу. Но здесь Вадим схватил себя за голову. Кошелькова выбежала из укрытия и давай отплясывать и при этом затянула цыганскую песню. Голосина у ней... Бог дал, заслушаешься. Но как тебе нравится? Столько сил, думаю, и на тебе. Обнаружила группу... Ладно, думаю, черт с вами... напишу рапорт, пусть в театр отдают... А Бубнов со своими орлами вместо того, чтоб перещелкать этот детский сад, потому как они все из укрытия спокойно повыходили и стоят... Кошелькова пляшет и поет, Вадим за голову держится. А остальные идут к Бубнову с пушками в руках во весь рост. А Бубновские орлы к Кошельковой подлетели, и давай задами дрыгать. У Бубнова еще здравая мысль прошла... “Потише вы, нам к “встрече” готовиться надо”. “Они только завтра появятся, командир... Дай отдохнуть... Мы потом ее допросим”. А эти гаврики пособирали оружие “орлов” и объявили:
- Вы окружены, база наша.
Те, вроде, протрезвели, за оружие... а его нет. Только матюками трехэтажными отстреливались. Бубнов напился с горя. Чтоб шестнадцатилетние сопляки так его опозорили. Такого еще не было. Урыли!
- Не надо было пить, - проговорил Генерал.
- Да он уже зарок дал, что бросит... или уйдет... Мы с ним отряд смертников готовили, но чтоб такое, Валерий Иванович... Без единого выстрела!
- Они учатся... Тренировки им нужны. Без вашей помощи им не обойтись. Просто в следующий раз доставишь своих орлов вертолетом в заданный район. Они уже будут знать, к чему готовиться... Не мне тебя учить. Ребятам напомни, что способности  - это хорошо, но всегда должен быть запасной вариант... Усложняй постепенно задачи, ищи. Интересно же...
- Ты прав... Они не дадут расслабиться.
- Психологов подключи к разбору операции. Запись их “концерта” можешь использовать... Опыт Итальянца может пригодиться. Вызови его. Да, собери “Никитят”, хочу поговорить с ними.
Известие о том, что Валерий Иванович просил построить их в зале, несколько насторожило ребят. Они ломали голову, по какому поводу это построение.
- Рад вас видеть. Хочу лично поздравить каждого, - Генерал сделал паузу. - Во-первых, с успешным окончанием второго курса нашей школы, во-вторых, четверых из вас - с поступлением в Высшие учебные заведения. Университет и Бауманское училище - об этом многие и мечтать не могут. А вы в шестнадцать лет уже студенты. Риту поздравляю с успешным окончанием девятого класса и изучением еще пятнадцати языков. За два года - это прогресс, да еще какой. Я рад за вас. Хочу порадовать известием, что на третьем курсе вам положены увольнительные в город. А на август вы отправляетесь в наш загородный лагерь. Наши преподаватели помогут вам экстерном сдать экзамены за два курса Высшей школы в первую же сессию, а дальше - как получится. Вопросы есть?
- Вы сказали про увольнительные. Но если мы будем учиться в университете, то... - начал Вадим.
- Это не увольнительные. Это учеба. Отучился там, продолжил здесь. Увольнительная подразумевает отдых от занятий и свободную прогулку по городу без надзора.
- Ясно.
- И еще. Чуть не забыл о главном. Мы награждаем вас всех командирскими часами за успехи в учебе.
Генерал лично вручил каждому курсанту коробочку с часами.
- Товарищи курсанты, поздравляю вас с первой наградой и приглашаю сегодня вечером на концерт. Сходите в гардеробную к Анне Степановне, она подберет вам одежду  по такому случаю.
- Ура! - закричали ребята.
- Все свободны, - заулыбался Генерал.
Они отыскали отца Сергия и радостно сообщили ему о первой в их жизни награде.
- Вы только посмотрите, какие они классные! - Рита протягивала руку, на которой красовались часы.
Ее щеки заалели. Она была прекрасна в этот момент.
- Спасибо вам, - Сережка вдруг кинулся на шею отцу Сергию. - Вы поверили в нас. Вы все необыкновенные люди.
- Давайте не будем про необыкновенных людей. То, что вы выкинули на базе, - он взмахнул руками, - я слов не нахожу. Это хорошо, что у меня крепкие нервы и на сердце не жалуюсь... Предупреждать надо.
- Некогда было. И потом - вы же сами твердили нам об элементе неожиданности, непредсказуемости, - проговорил Вадька. - Мы хорошие ученики. Ваши ученики. И гордимся этим.
- Да уж, - хмыкнул подобревший отец Сергий.
Он вдруг ощутил, как дороги ему эти необычные ученики, сколь чисты их сердца. И что ни говори, умны, бесенята, даже слишком...
Искренность ребят растопила страх, досаду и неуверенность, которые он ощутил там, на базе, перед их чудо-способностями. Перед ним стояли дети, с восторгом показывающие часы, которые им подарили. Дети, лишенные детства и родительской любви. Их радость и восторг “заразили” его.
- Ну, бисовы дети, поздравляю. Не ожидал, что такое придумаете. Неплохо. Но можно и лучше, а? Итальянца Генерал разрешил вызвать. Тоже чудеса любит. Большой оригинал. У него есть чему поучиться...
- Вы на концерт придете? - спросила Рита.
- Вы на меня посмотрите. Я ж в глине весь и в сосновых иголках...
- Так концерт-то вечером. Мы тоже не лучше. А вы по-армейски, как нас учили...
- Ладно. Я не щеголь, к тому же холостяк, привык к походной жизни. Приду.
- Здорово! - захлопала в ладоши Антонина.
- Ладно, идите... Вам тоже надо привести себя в порядок, - проговорил он.
Они сделали невозможное... Опустили его, чтоб поднять. Он расправил плечи и окончательно успокоился.
“Это кто ж кого учит, еще вопрос, - подумал он. - Вся жизнь - обучение. В одном Генерал прав - интересно же...”



Глава 9

ДУШИТЕЛИ


Ночь пугала таинственными скрипами, лаем бездомных собак, шорохами и уханьем. Человек со шрамом на лице лежал на кровати и рассматривал полосу лунного света на потолке и причудливые блики на стенах.
В тесной комнате было душно. Спертый воздух, смешанный с перегаром и остатками пищи, раздражал Меченого. Хотя это были привычные запахи, от которых раньше у него только поднималось настроение. «Жрачки должно быть много», - часто говорил он. Это тюремное прошлое наложило свой отпечаток. Но сейчас его раздражало абсолютно всё, а храп особенно. Глаза слипались, Меченый засыпал на мгновение, а потом хрюканье с подвыванием вырывало его из сновидения.
Ему надоела собачья жизнь в кругу шавок, потому что себя он к их числу не причислял. Он гордился своим профессионализмом, а какая-то падла, шестерка нос скривила оттого, что пацана упустили. Это задело его. Хотя он не мог пожаловаться на свои нервы: канаты и то толще. Раздражение росло, и в какой-то момент просто вылилось наружу. 
- Опять Плешивый нажрался? Храпит, сука, как паровоз. Заткни хлебало своему брату... Я спать хочу, слышишь, Бражник? - просипел Меченый.
Тот, к кому он обращался, промолчал. Плешивый повернулся на другой бок, храп прекратился. Но спать уже не хотелось. Сон ушел вместе с храпом Плешивого. Над жизненными парадоксами Меченый не привык размышлять, поэтому сел на кровати, взял сигареты, закурил и проговорил:
- Слышь, Бражник, ты не спишь?
- Сплю, - буркнул Бражник.
Меченый, получивший свою кличку за огромный шрам, разделивший его лицо на две половины, словно нечто провело черту на то, что было когда-то и то, что есть, вздохнул, подошел к окну, посмотрел во двор, прижался лбом к стеклу и продолжил:
- Кастрат говорит, что в машине менты только три трупа обнаружили. Пацана мы упустили. Заказчик недоволен. Филин передал Кастрату деньги, все, как договаривались, но его слова - плевок в наш адрес. Падла твой брат... Говорил же суке, чтоб глянул на работу вблизи. Зад оторвать не захотел. Сколько можно твердить недоноскам, чтоб не глотали горькую на работе. Кастрат глушит пойло ведрами и Плешивый за ним. Пожар души тушат. Работа - она и в Африке работа. А насчет души - лирика все это. Плевать я хотел на их страданья, ублюдки. Недоверие или сомнение сократит число заказов. А мне деньги нужны. Я не собираюсь вечно торчать здесь и работать мясником, мне есть куда рвануть и с кем...
- Не мути воду. Филин твой козел, урод. Дал бы время, так нет же... Срочно... Испугался, что клиент смоется, сделает ноги и помашет дяде ручкой. Как узнал про билеты и самолет... в штаны наложил. Прилетел весь белый. На дороге отлавливай... Ковбоев нашел, - он смачно выругался. - Одно утешение - не на лошадях скакали. Погоню устроили. А вообще - ничего... Весело... Как в кино... Слушай, пошел он... этот Филин... знаешь куда? В лес. Глаза выпучит и сипит, сипит... будто кругом одни уши торчат и его послушать хотят. Привычка - вторая натура. По себе знаю. Кликуху думаешь зря он такую схлопотал себе? Из-за гаврика еще переживать. На одного договаривались, а мы ему троих замочили, - зевнул Бражник. - Пусть платит. Будет ему и пацан, и черт в кепке. Дня через три домой прибежит. Понаблюдать за хатой надо. Возьмем. Хотя... Зачем он им?
- Не им, а нам. До тебя еще не дошло? Профессионалы таких проколов допускать не должны. Чисто работать надо, тогда и заказчиков искать не надо будет, сами найдут, да и цена другая... Фирма гарантирует... - Меченый повернулся, бросил окурок и вздохнул.
- Если дома не объявится, по родственникам пошарим, - зевнул Бражник.
- А они у него есть? - спросил Меченый и блаженно растянулся на кровати.
- У любого хрена родня имеется. А как выяснить, я задумку одну имею. К тому же, надо собрать информацию для нового дела. Деньги, говоришь, нужны? Ты только не базарь про виллу на острове и бабу под боком. Плешивый и Кастратат не поймут, за предательство сочтут. Мне-то до Фени твои мечты. Плыви хоть в Австралию, я без тебя не пропаду. Мне одному даже сподручней будет. Потому как башка варит, и трезвая... Я и сам бы смотался давно, да брата жаль, пропадет, бедолага, у него нервы ... Ты только все связи передай и можешь рвать когти, подстрахую.
- Видно будет, - буркнул Меченый.
- Что ж, смотри, - разрешил Бражник, а сам подумал: “Только лучше тебе поторопиться, Меченый. Нутром чую. А оно меня еще никогда не подводило. Не знаю зачем, но надо”.
Кастрат слышал их разговор, но молчал. Не по душе ему была их “работа”. После очередного задания он напивался. Но в последнее время спиртное его не брало. Как он мог докатиться до жизни такой? Этот вопрос он все реже и реже стал задавать себе. Гонки, чемпионаты - все это было где-то в другой жизни. В душе кипела злоба на весь белый свет, будто все были виноваты, что его жизнь стала такой, а не другой.
Он и сам  не знал, в чем обвинял тот самый свет, в котором ему было суждено родиться. Грех было жаловаться, вроде. Все было: и слава, и успех, и деньги, и жена, и жизнь нормальная, и друзья, и имя нормальное было... А сейчас кличка, как у собаки... После травмы на чемпионате мира ему удалили одно яичко и ... И что? Что случилось? Как он мог согласиться на аферу, в результате которой  увидел небо в клеточку.
Любка, его жена, пошла по рукам после того, как он получил первый срок. Может, в этом он тоже виноват? Ее развратили  деньги, что он привозил ей, а потом опять исчезал, занятый тренировками, гонками. С рождением детей они решили не торопиться. Казалось, что еще все впереди. Для себя хотелось пожить. Ну, вот и пожили... Ему  всегда было некогда. Она сидела дома, не работала и все время чего-то требовала от него. Она и сама толком не знала, чего ей надо, но одного он точно ей не мог дать - внимания. В этом он, по крайней мере, себе честно признался.
А года два назад Любка умерла от передозировки. Может, это и к лучшему: спид не лечится... Кастрат сжал челюсти. Он вспомнил, как бушевал, когда узнал об этом... Когда-то он читал про отца Сергия, который отрубил себе палец, чтоб не поддаться соблазну. А вот зачем он, Кастрат, отрубил себе фалангу пальца, он не помнил, потому что был мертвецки пьян, когда совершал это безумие. Но, наверное, какой-то смысл в этом все же был: на утро физическая боль вытеснила душевные страдания. Кастрат заставил себя не вспоминать о непутевой жене, закончившей свой путь в подворотне. Он понимал, что рано или поздно их тоже могут грохнуть. Кастрат не боялся смерти, а в какой-то момент поймал себя на мысли, что ищет ее. Но, тем не менее, сам себя лишать жизни он не собирался.
В какой-то момент Кастрат нашел объяснение тому, что делал. Это как-то примирило его с действительностью, от которой хотелось иногда завыть в голос, а приходилось молчать. «Есть же волки, их называют санитарами леса, - думал он. – А мы - санитары общества. И пусть спасибо говорят, что есть кому исполняют эту грязную работу».
О высоких материях он не думал. «Пусть священники думают, что только Бог может распоряжаться жизнью человека. Глупости. Все зависит от цены. Просто один стоит больше, другой - меньше. А есть и такие, за жизнь которых и гроша ломанного не дадут. Все имеет цену».
Он повернулся на бок и подумал, что не будет мешать Меченому, пусть попробует вырваться и жить без единой мысли о прошлом, если получится. «Удачи ему. Хотя моя мать часто говорила: «Коль посеял лебеду, вряд ли, дождешься урожая пшеницы, лебеду и скосишь». Может, Меченый не знает об этом, и поэтому у него есть шанс ... Ладно, пусть попробует жрать пшеничные лепешки со своего поля и не подавиться», - Кастрат облегченно вздохнул и захрапел.
Они даже не догадывались, что не одни они ищут Вадьку, что сотрудники Валерия Ивановича сбились с ног. Вадька растворился, и только случай да необыкновенные способности привели его в отдел к Валерию Ивановичу через восемь месяцев после гибели родителей.
А через неделю после разговора с Генералом Шарипов разыскал его в тире, дождался, когда останутся одни, и сообщил:
- В Туле одну молоденькую девушку повесили полгода назад, - начал он.
- Их, знаешь, сколько по стране убивают и вешают каждый день?
- Здесь особый случай.
- Тогда внимательно тебя слушаю, продолжай.
- Девушка эта - сотрудница ФСБ. Жила по легенде. Работала вначале в фирме “Бамонт”. Она специализировалась на защите компьютерных технологий от хакеров... Специалист высшего класса. Через какое-то время фирма развалилась, она осталась без работы. И тогда Холодов, местный начальник уголовного розыска, взял ее к себе. Их отдел решили компьютеризировать. Дело новое, непонятное. Было подозрение, что он сотрудничает с криминальными элементами и снабжает их информацией. Начальник уголовного розыска и такое... сам понимаешь. Вот это Алене и предстояло узнать. Через какое-то время ее нашли в собственной квартире висящей на поясе от халата. На руке - следы от двух уколов. Резюме - в состоянии наркотического опьянения покончила жизнь самоубийством. Говорили что-то о неразделенной любви. Для всех - это самоубийство. Родители скандал устроили. К ним заходил сотрудник, который ее вел, по фамилии Соломатов, объяснил популярно, кем была их дочь, и попросил пока шума не поднимать, потому что так нужно для дела. Так вот... Соломатов вовремя подсуетился, нарыл кое-что... Милиция, явно, не хотела вешать на себя заведомо гиблое дело. Действительно, в квартире Алены ничего не сломано, не взято. Маленькая деталь: девочка сама дотянуться до крюка, на котором  висела, не смогла бы, а стула или табуретки рядом не было. Тот, кто ее вешал, очень хорошо знал, что наркоманов-самоубийц полно, никто не будет расследовать это дело... Соломатов компьютер ее осмотрел. Он хорошо знал Алену, сам ее готовил. И нашел встроенную видеокамеру. Копию записи я принес, потом сами посмотрите. В двух словах: там ваши знакомые... Холодов не сотрудничал с криминальными элементами. В отделе был информатор. Пешка, но умная. С компьютером, правда, никак не связан. А в связи с появлением Алены у Холодова - вся секретная информация на бумагах перестала фигурировать. И ваши «знакомые» решили сами нанести визит Алене. Информатора своего засветили, придурки. Так вот... Их интересовал конкретный человек, а заодно они требовали от Алены архивной распечатки на всех родственников Игоря Сергеевича Кононова. Сына его все еще ищут. Скорее, это уже дело чести, нежели заказчика. Мои ребята вышли на них. Пасут.
- Кстати, подкинь им информацию... Подумай, как это сделать. Что в лесу, недалеко от места гибели Кононова, грибники нашли тело подростка. Разложившийся труп так и остался безымянным. В розыске не числился, родственники не объявлялись. Никто не опознал... Короче, месяца четыре назад похоронили. Пусть заказчика успокоят, да и сами больше не дергаются на счет Вадьки.
- Сделаем. Я так понимаю, что вам не столько они нужны, сколько заказчик.
- Надо все обмозговать. Спешить не будем. Чую, что не все так просто, как кажется. Надо рассмотреть все варианты. Кому он мешал?
- Вы меня спрашиваете?
- Нет. Себя. Мы уже все версии рассмотрели. Список сократился до десятка человек. Но за этими десятью есть еще люди. Мы работаем. Медленно, но приближаемся. Круг сужается. Но они тоже не дремлют. Не спугнуть бы раньше времени. Когда зачищать начнут, поздно будет. Уплывут. Сухими из воды выйдут. Игра по крупному. Тузы не любят, когда жареным пахнет...
- А кто ж любит запах жареного? Мазохисты разве? - спросил Шарипов.
- Я. Когда не мой зад горит, а ублюдка, за которым гонялся.
Генерал распрощался с Шариповым и отправился в лабораторию, чтоб просмотреть видеозапись в тишине.
“Обнаглели, ублюдки, распоясались. Повылезали из щелей. Кто или что в этом виновато? Общество? Время? Власть? Обстоятельства или наша слабость? Почему они стали диктовать свою волю? Все дело в совести или деньгах? Неужели прав мой давний знакомый, который говорил: “Кто платит, тот и заказывает музыку?” А как же честь, долг, справедливость? Неужто наступило время, когда они ничего не значат? Страх убивает, страх диктует. Любовь защищает и творит чудеса. Но не та, которую нам с экранов преподносят и за деньги предлагают возле обочины дороги, а та, что Душу разворачивает, очищает и уносит ввысь, ради которой стоит жить и умереть. Но почему все больше становится первого и меньше второго? Кто виноват? Герцен в свое время задал вопрос. А отвечать нам. И исправлять положение тоже нам. Если все понимают, что такое хорошо и что такое плохо, то почему мирятся с существующим положением дел? Эх, всем миром бы ... А ведь смогли бы... Захотели бы еще...”
На сердце было тревожно. Валерий Иванович вздохнул и подумал, что стареет. Эмоции стали за сердце хватать. Внешне ничего не изменилось. Все же школа - великая вещь. А вот Душе он приказывать не научился. А, может, это и хорошо. По крайней мере, она не спит. Да и закрывать глаза ей не надо. Ему не стыдно за свою жизнь и поступки, Душе - тоже, это он знает точно.
Дня через три он снова встретился с Шариповым. Тот кратко и четко доложил результаты наблюдения, высказал несколько идей по существу, чем несказанно порадовал Генерала.
- Я просмотрел кассету. Алена была из управления “Р”. Молодой сотрудник, но достойный. Жалко девчонку. Ей жить и жить еще бы, детей рожать... Сила воли, сила духа - не пустые слова... Она даже после укола держала все под контролем... Во всяком случае, пыталась... Дезу всучила мальчикам. Вошла в созданную Управлением базу данных для таких вот случаев. Предупредила об этом, назвав пароль. Навешала лапшу кретинам... Знала ведь, что не оставят свидетеля. Второй укол убил ее. Уже мертвой они подвесили ее... Шарипов, как земля держит таких сволочей? - спросил Генерал.
- Не знаю. Сам спрашиваю и не нахожу ответа. Может, они и нужны, сволочи эти, чтоб люди поняли, какими не надо быть? Но мне не легче от такого объяснения, или я еще чего-то не понимаю. Мои ребята знали Алену... И запись видели... Ты прости... Все, что нужно они выяснят, но боюсь, суда не будет. Приговор они уже вынесли. Даже если вы будете настаивать, сложно будет взять их живыми... Во всяком случае, одного. Того, что колол ее... Конечно, я попытаюсь сделать все возможное, и ребята поймут, если приказ... - Шарипов замолчал и посмотрел в глаза Генерала.
- Я не буду настаивать, чтоб твои орлы рисковали... Я же понимаю, что во время перестрелки всякое бывает, - Генерал вздохнул и опустил глаза, - хотя и не правильно это. А кто может с уверенностью сказать, что правильно, а что нет...
- Я понял.
- Ты только выясни вначале все, что можно...
- Сделаем, - Шарипов грустно улыбнулся. - Московская милиция стонет: город заполонили беспризорники. Они уже не знают, что делать? Хотят, чтоб вышло постановление, запрещающее детям до шестнадцати после десяти на улице появляться. Шатающихся после установленного времени всех в спецраспределитель отправлять... Не спасет это город от преступности. Слишком гибкими стали ребятишки с улицы. Они придумают что-нибудь... Новая служба нужна по борьбе с беспризорностью... На несколько порядков надо опередить криминальные элементы... Жалко ребят. Но что делать, не знаю. Восемьдесят процентов из них больны либо психически, либо... Вывезти всех на поселение в лагерь под усиленный конвой - тоже не выход. Дети - своего рода барометр, показатель здоровья общества, в котором они обитают. Наше общество больно давно. Просто нарыв прорвался, “гной” вытекает наружу... Все увидели его. Но это хороший признак: мы идем на поправку. Ампутации не будет, организм справится с болезнью, я верю в это. И с беспризорниками мы что-нибудь придумаем. Все вместе, без разделения на структуры и ведомства... Придумаем, я верю в это...
- Шарипов, ты чего агитируешь меня? Я же не против. Мы со своей стороны подумаем над этой проблемой. Ты не нервничай, - проговорил Валерий Иванович.
- Почему сволочи живут, а хорошие люди гибнут? - спросил Шарипов.
- Чтоб ты без работы не остался, - грустно пошутил Генерал. - А если серьезно, то это философский вопрос, Шарипов. И нет на него однозначного ответа. А рассуждать по этому поводу мне не хочется, прости.
“Душители”, как окрестил четверку наемных убийц Генерал, были в надежных руках. За ними постоянно присматривали, а они и не догадывались даже. Ребята Шарипова вышли на Филина, который их вывел на посредника. Сеть оказалась более запутанной и мудреной, чем они предполагали изначально.
Посредник - Николай Петрович, бывший работник органов госбезопасности, оставшийся не у дел. Они его добросовестно пасли, и вдруг серия неслучайных случайностей оборвала нить. Связник, по кличке Филин, погиб в автомобильной катастрофе. Было очевидно, что ему помогли, но сделали все грамотно, не подкопаешься. Посредник пустил себе пулю в лоб, что не входило в планы Шарипова.
Николай Петрович почувствовал кожей, что за ним наблюдают: сказался прежний опыт работы. Он отдал должное профессионализму ребят. Но он также знал, чем это может закончиться. Он решил не поднимать шума раньше времени. Надеялся, что успеет найти выход и затаиться где-нибудь, а затем и затеряться вовсе. Он зашел в подъезд и облегченно вздохнул. Дежурный консьерж поманил его пальчиком. Николай Петрович зашел к нему в каморку.
- Пасут тебя, Коля, - сообщил он то, о чем, по предположению Николая Петровича, не могли знать простые смертные. - Пасут... А это значит, что рано или поздно возьмут тебя, и уж, поверь, раскрутят...
- Я уеду, затаюсь... Ты же знаешь...
- На тебя люди Генерала вышли. Глупый, от них невозможно уйти. Ты звено в цепочке... Тех денег, что ты получил, твоей семье хватит ни на одну жизнь... Филин автомобиль водить разучился... Теперь на облаках ездить будет. Я тоже - всего лишь связник... Но ты знаешь не только меня, твоя профессия сыграла злую шутку под конец с тобой. Ты же знаешь, видеть чужие лица не только вредно, но и опасно... некоторый раз бывает... А уж что-то знать лишнее - по сегодняшним временам - неблагодарное дело. Нет, конечно, кому-то это и позволительно... Кто в состоянии управлять ситуацией, а у тебя, Коля, расклад другой - ситуация управляет тобой. Клубок... Чтоб его не распутали, надо ниточку, за которую они вцепились, вовремя оборвать.
Николай Петрович все уже давно понял, но еще пытался что-то изменить.
- Не надоело базарить? Если они за мной следят, то ты засвечен...
- Ошибаешься, Коля. Я здесь живу и работаю. Охраняю покой жителей этого подъезда... И твой, между прочим, и твоей семьи. Твою физиономию я обязан знать по долгу службы... официальной. Понимаешь, расклад простой. Кроме тебя, Коленька, я ни с кем не знаком... лично... и, слава Богу, поверь. Меня использовали в темную. Платили меньше, чем тебе. Но я не жадный. К тому же - умный. Деньги регулярно переводили и переводят моей тете. А где послания для меня оставляли, ты же мне и сообщил... И отвечал я тем же способом... Кому? Мне без разницы... А сегодня ты зашел ко мне потому, что кран протекает. Я записываю, что нужно вызвать сантехника, - он раскрыл журнал и сделал запись, - вот. Ты уж не подведи, скрути кран, пусть подтекает... У тебя в квартире, возможно, уже полно аппаратуры, в гости не зови, все равно не пойду. У тебя семья на даче? Жену и деток жалко? Тогда знаешь сам, что делать. До свиданья, милый. Сантехник будет. Жаль. Лучше б тебе не видеть в лицо тех, от кого деньги получаешь. Я не ангел и не зверь, но в этих играх - каждый сам за себя. Свою голову я не суну в петлю добровольно. А ты семью обеспечил... Ты же этого хотел?
После этого разговора Николай Петрович поднялся в свою квартиру и застрелился. А Шарипов не мог поверить, что кто-то смог обойти его. Но факт оставался фактом. Обошли.
- Не сам он придумал такой исход. Подсказали. Хотя исполнил приговор сам. У него жена и дети... Я могу догадываться, на кого он работал. Кононов, видно, зацепил их. Но догадки к делу не пришьешь. Это я тоже знаю, - пожаловался Шарипов во время очередной встречи с Генералом.
- При таком раскладе я могу подозревать сразу пятерых, но приказ отдал один. И кто он, вряд ли, мы теперь узнаем. Умные ребята, но меня это не радует.
- Прости, - сказал Шарипов.
Генерал помолчал, а потом проговорил:
- Я умею ждать. Все равно я его возьму. Он человек. Из пятерых одного - вычислим... - он улыбнулся. - Их внутренние разборки - слабое звено. Попробуем и это использовать. Ты великое дело сделал, Шарипов. Спасибо тебе и твоим ребятам. А накладки бывают везде.
- Да, - вспомнил Шарипов, - четверо уголовников были застрелены в результате перестрелки... при задержании. Личности убитых установлены. Все отбывали разный срок в одной колонии, где и объединились в банду. Числились в бегах, убили двух охранников и одного ранили. Потерпевший опознал их по фотографиям. Работали киллерами, имели связь с криминальными кругами... Ведется расследование... - Шарипов спокойно посмотрел в глаза Генерала.
Ни один мускул не дрогнул на его лице.
- Я сообщу сыну Кононова, что убийцы его родителей найдены и убиты при задержании.
Они расстались. Тяжесть где-то под сердцем разрасталась. Валерий Иванович вернулся в отдел, посидел немного, а потом заявил, что хочет пешком до дома пройтись.
- Вы же к утру только придете, -  удивилась Лена.
- Я сказал: “хочу”, а не иду. Просто мы за суетой иногда упускаем что-то очень важное. Андреев, ты видел когда-нибудь, как вылезает зеленая травка или как листья с деревьев падают осенью?
Андреев промолчал. Он попытался понять, чего хочет Генерал.
- У меня времени нет на это, товарищ генерал.
- У меня - тоже. А ведь это жизнь, - вздохнул Валерий Иванович.
Верка посмотрела на своего начальника и сочувственно спросила:
- У вас что-нибудь случилось?
- Нет. Это я просто хандрю.
- Хандрить вредно, - проговорила Верка.
- Знаю. Жить вообще вредно. Ладно, Вера, вызови мне машину... “Изменится ли этот мир и когда? Кто скажет нам? Может, только тогда, когда Земля скинет всех душителей, мы облегченно вздохнем? - подумал Валерий Иванович. - Рождение и смерть - две точки отсчета на пути, называемом жизнью. Зачем человек рождается, мучается, мечется и ищет чего-то порой всю жизнь, но так и не находит? Плутает в темноте, ходит, бедный, по кругу и не видит этого. Кому все это нужно? Зачем убивают друг друга люди? До каких пор все это будет продолжаться? Если бы все люди разом захотели что-то изменить, ведь изменили бы. Но не меняют. Значит, устраивает это их. Даже если не всех, то определенный контингент, от которого зависит многое, а остальные просто молчаливо соглашаются с ними. Порочный круг... Во имя добра совершаем зло - парадокс. Как я устал! - воскликнул Валерий Иванович мысленно. - Уснуть бы и проснуться в светлом будущем, где все счастливы и сыты. И почему мы вынуждены бороться “за” и “против”... и учить этому своих потомков? Прекратится ли когда-нибудь эта борьба на Земле? Унылое бытие. Вечное противостояние. Враги - друзья, победители и побежденные, умные и дураки... - все надоело. Ты стреляешь, в тебя стреляют. Кто кого? Доколе?”
Он шлепнулся на переднее сидение рядом с водителем и тяжело вздохнул.
- Тяжело, Валерий Иванович? - поинтересовался водитель.
- Очень, Петрович. Передушить бы всех душителей.
- Тогда сам душителем станешь.
- То-то и оно. Нельзя. А что делать, Петрович?
- Может, начать жить по совести, тогда некого и не за что душить будет?



Глава 10

ИСПЫТАНИЕ


Доктор-косметолог, работавший с курсантами, остался доволен своей работой. Он внес лишь штрихи в лица ребят. У Риты исправил курносый нос и слегка подправил губы, у Тони прижал оттопыренные уши и изменил овал лица. Вадька для него оказался самым сложным материалом. Он убрал у него с головы шрам, горбинку с носа и изменил разрез глаз, потом позаботился о родимом пятне под лопаткой и необычной родинке на груди. У Саньки он убрал с лица две родинки и шрам над губой. У Сереги он обнаружил родимое пятно на шее и, словно волшебник, поколдовал над ним, что-то сделал, и его не стало.
Маленькие штрихи изменили внешность ребят. Но доктор колдовал над ними не потому, что хотел сделать их красивыми. Исправлялись запоминающиеся черты и штрихи на лицах, особые приметы, которые “Никитятам” совсем ни к чему. Доктор периодически осматривал их и, если бы что-нибудь потребовалось, тут же бы подправил. Но пока в его услугах не было нужды. И это его радовало.
Санька со временем стал стройным атлетом. В слегка прищуренных глазах прыгали хитринки и преображали все лицо. Компьютер раскрывал перед Санькой все новые и новые тайны. Он оказался способным программистом, понял суть, из которой можно было творить чудеса. Бог лишил его радости в детстве, но наградил цепким умом и выносливостью.
Мысли о сестре уже не приносили боль. Не потому, что время вылечило, а потому, что понял, что не имеет права вмешиваться в ее жизнь. Да и зачем? Самое главное, что она жива, здорова, живет рядом с людьми, которые ее очень любят и заботятся о ней, а она считает их настоящими родителями, а все, что было до ее теперешней жизни постепенно сотрется, и напоминать ей о прошлом было бы жестоко. Да и у него теперь была другая жизнь, которая ему нравилась.
Серега превратился в юношу с карими бездонными глазами, прямым классическим носом и естественной бледностью, которая сохранялась на его лице даже после больших физических нагрузок.
Когда Тоню впервые увидели в отделе, всем почему-то стало жалко девочку с длинными русыми волосами. Ее худоба подчеркивала угловатость ее фигуры. Она всегда краснела, когда рассказывала небылицы.
К своим способностям она относилась спокойно. Они помогали ей учиться в школе на отлично, без всякой затраты усилий. Появилась уйма свободного времени, которую она тратила вначале на чтение и игры, а потом на борьбу с Гошиным недугом. Спорт она не любила. Зеленые глаза и оттопыренные уши делали ее похожей на Чебурашку. После пластической операции это сходство исчезло навсегда, а глаза вдруг из зеленых превратились в серо-зеленые. Когда она это увидела, то была потрясена. Но доктор спокойно объяснил, что оттенки цвета глаз зависят от настроения, что такое изменение вполне возможно, и оно не связано с пластической операцией напрямую. Изменилось ее внутреннее состояние, которое проявилось таким образом. Это нормально.
Непропорциональность фигуры постепенно исчезла, ее тело стало сильным, спортивным и стройным. А короткая стрижка сделала ее похожей на мальчика-подростка, но весьма привлекательного. И это обстоятельство радовало ее.
У Риты после изменений исчезла кокетливая капризность. Милая, но весьма запоминающаяся. Стало меньше видимой чувственности, что так завораживала другую половину человечества. Ее красота стала неброской. Но веселости и задора это не убавило в ней. Она придирчиво осмотрела себя в зеркале и произнесла:
- Не Мони Лиза, факт, но что-то такое мистическое в моем лице появилось. Док, я еще долго буду вздрагивать при взгляде на себя в зеркале?
- Пока не привыкнешь, - улыбнулся доктор.
- А если не привыкну вовсе?
- Вздрагивание станет твоей второй натурой. Ты этого хочешь?
- Я похожа на чумную? Конечно, нет.
- Тогда быстро привыкнешь.
- Вот так всегда: одни творят, другие вздрагивают.
- Кошелькова, я жалею, что не зашил тебе рот...
- Нельзя. Это мое самое главное орудие...
- А как же голова, мозг, ум, интеллект?
- Ах, брось, док. У меня все в порядке с котелком и всем остальным.
- Балаболка ты.
- Нет. Общительная. А это две большие разницы, как говорят в Одессе.
Адаптационный период прошел незаметно для них самих. Новая обстановка, окружение, знакомство друг с другом, а потом учеба, тренировки, культурные программы, беседы со специалистами, стрельбы, вождение, прыжки с парашютом и многое другое, что входило в их программу подготовки, они преодолевали шаг за шагом.
Однажды, после окончания курсантами второго курса школы, в кабинет к Валерию Ивановичу пришел психолог Иннокентий Петрович и заявил, что пора с “Никитятами” провести игру “Визит из прошлого”. Это был своего рода психологический тест.
Подбирались люди среди артистической молодежи, гримировались под “старых” знакомых “Никитят” и запускались им навстречу.
Артисты не знали цели своего прохождения по одной из улиц в определенный час. Им хорошо платили, снимали панораму скрытой камерой. Они добросовестно выполняли условия договора, “отрабатывали” и уходили. Человек, который выводил артистов на исходную прямую, был связан с наблюдателем, который сообщал, когда запускать “знакомого” или “знакомую”.
Внешность “Никитят” изменена, значит, их и не должны были узнавать. Важна была сама реакция курсанта. Они не знали о готовящейся проверке. Просто им не раз говорилось, что мелочей не бывает, что иногда жизнь всего отряда может зависеть от одного из них... Да и связь с прошлым - бремя, от которого не так-то легко избавиться. Пришло время проверить их выдержку, искренность и преданность тому делу, которому они поклялись служить.
После второго года обучения курсанты стали получать увольнительные в город, как и обещал им Генерал. Все взаимоотношения строились на доверии. Правда, стоило учитывать, что они боялись “вылететь” из спецотряда, потому что слишком резким был контраст: прежде и сейчас. К тому же ребятам показали цель, ради которой стоило жить и достойно погибнуть, если придется.
Осень плавно подкрадывалась, вплеталась в еще теплые дни нудными дождями, раскрашивала постепенно листву и привлекала порывистый ветер, чтоб разбрасывать пригоршнями цветные “самолетики” по округе. Запах прелых листьев будоражил душу, напоминал о быстротечности времени.
Старушки в сквериках присаживались на скамеечки и задумчиво смотрели, на преображенные деревья, тяжело вздыхали и шли дальше по своим делам. Осень красива, но холодна, как все красавицы в мире. Только дети находили во всем забаву, громко смеялись, бегали по дорожкам и пытались поймать летящие листья.
Вадька шел по Арбату, рассматривал витрины магазинов. В них отражался молодой человек, скромно, неброско одетый. Он не привлекал внимания прохожих. Даже девушки скользили по нему равнодушным взглядом.
И вдруг Вадим увидел в толпе Юльку. Ее появление было сравнимо со вспышкой молнии, которая парализовала его на время. Она приближалась. Первым его порывом было окликнуть ее, обнять, расспросить, что с ней да как.
Он заулыбался. Но тут же в голове прозвучал голос наставника: “Ты не имеешь права раскрывать себя ни при каких обстоятельствах, ни перед кем. Это касается и твоего настоящего и вероятностных легенд при исполнении задания. Сейчас ты студент, учишься в университете и все. Твое прошлое... настоящее прошлое должно уйти из твоей жизни. Ты другой, и поэтому твои прежние знакомые тоже не должны существовать для тебя. Они были у Вадьки Кононова, а у Савинова их нет. Это надо пережить”.
Он стер улыбку с лица. В душе что-то защемило. Он вспомнил, как несмело прикасался к ее руке, и как сердце лихорадочно стучало при этом. А ее почти материнскую опеку, разве можно забыть? Вадька только теперь осознал, как дорога была ему Юлька, милый, заботливый, дорогой человечек, по кличке Лысый пень.
Девушка прошла мимо, даже не взглянув на него. Вадька сжал кулаки, засунул их в карманы спортивной куртки, слегка ссутулился и почти побежал в другую сторону, шлепая новыми кедами по лужам.  Он остановился возле перехода, но не позволил себе обернуться. 
Вечером он честно доложил наставнику о “происшествии” и своей реакции на него. Тест Вадим выдержал, но Юлькино лицо забыть не смог.
Курсанты знали, что возможны всякие неожиданности в их жизни. Но знать - это одно, а испытать - совсем другое.
Рита еще издали увидела знакомую фигуру цыганки Нади. Ни что не дрогнуло в ее душе, во всяком случае, Рите так показалось, и уж никак не проявилось на лице. Рита вызывающе близко прошла мимо цыганки и с ликованием обнаружила, что ее не узнали.
Это обстоятельство обрадовало ее. В какой-то момент, правда, ей показалось, что она обозналась, и это всего лишь очень похожая на ее “мамочку” цыганка. Но не расспрашивать же ее об этом. Рита знала о способностях Нади. Она могла не узнать ее визуально, но при общении всякое могло быть. Надя обладала Даром, поэтому Рита сочла за благо побыстрее уйти из ее поля зрения. Гордость распирала ее. 
Своей радостью она поделилась с наставником. Хотя честно призналась себе, что не избавилась от обиды на своих “спасителей”. Она даже не догадалась, что получила балл ниже среднего за прохождение этого теста. Позже наставник и психолог вернутся к этому эпизоду и помогут ей посмотреть на ситуацию другими глазами, чтобы она сама увидела и поняла мотив своего поведения. Причинно-следственная связь. Закон, от которого не убежишь, но, зная и понимая принцип которого, можно избежать очень многих неожиданностей.
  А Тоня ждала автобус на остановке, когда увидела “Гошу”. Сердце ее наполнилось гневом. Вначале она хотела проследить за ним и где-нибудь в пустынном месте отметелить его за все хорошее, что он сделал для нее. Благо, она умела теперь делать это профессионально. Она даже прошла за ним метров десять. Потом подумала, что он ее не узнал, за что его изобьют, не поймет, а раскрывать себя ради этого дерьма и подставлять под удар весь отряд - глупо.
Если бы не этот гад, может, и родители не разбились на машине. После суда отцу, видно, стало плохо, иначе бы они не врезались в грузовик. Машина взорвалась раньше, чем успели их вытащить. Обо всем этом она узнала только через месяц от Валерия Ивановича. А Гоша вилял задом впереди и не подозревал о том, что творилось в ее душе. Она взяла себя в руки, плюнула под ноги и спокойно вернулась на остановку.
Ветер, словно почувствовав ее настроение, стих и, как ласковый пес, слегка лизнул по щеке. Солнце на мгновение выглянуло из-за тучи, подмигнуло Тоньке и спряталось вновь. Рядом с ней на остановке стоял старичок с авоськой, наполненной спелыми яблоками. Он увидел за напускным безразличием душевную боль. Но как помочь этому хрупкому, беззащитному созданию, старик не знал. Он просто достал яблоко и протянул его Тоньке. И произошло чудо: Тонька улыбнулась.
- Спасибо, дедуля, - прошептала она и поцеловала старика в щеку, отчего тот прослезился.
 А вечером она долго боролась с собой. Рассказать или не рассказать наставнику? Но, поразмыслив спокойно, пришла к выводу, что слабость - не преступление. Умолчание о ней гораздо хуже. И она пошла каяться наставнику, который сразу сказал, что самое главное - научиться управлять своими эмоциями. Это трудно, но она с этим справится. Тонька была счастлива вдвойне. Тяжелый груз сомнений упал с плеч. Тест был пройден.
А Саньку столкнули с “Лехой”. Он ничего не имел против него, но возвращаться к его друзьям желания у Саньки не было. Он дорожил тем местом, что занимал теперь в жизни. Саньку испугало, что Леха может узнать его, но все обошлось.
О своих страхах он поведал наставнику, попросил что-нибудь еще изменить в его лице, чтоб узнать совсем было невозможно. Тест он прошел, потому что внешняя реакция была безупречной, хотя чего это стоило Саньке, знал только он сам. Наставник успокоил его. Достал фотографии Саньки двухлетней давности и сегодняшнюю, положил рядом и попросил спокойно:
- Сравни.
Санька облегченно вздохнул: на него смотрели с фотографии два совершенно непохожих человека. И, тем не менее, он проговорил:
- А волосы покрасить можно?
Наставник внимательно посмотрел на Саньку.
- Ну, да. Струсил, - признался Санька. - Вроде, ничего не боялся, а здесь - бах! - и вылезло.
- Это хорошо, что вылезло сейчас, когда мы с тобой рядом и можем помочь. Это нормально. Работать надо. Не боятся только идиоты.
Санька заулыбался.
- Спасибо.
- Себя благодари. Признаться в трусости - это какое же мужество иметь надо... Иди и не морочь себе голову.
Серега увидел издалека парня, похожего на Филина. Принюхался и тут же успокоился. Это был другой человек. Но Серега точно знал, что даже если бы здесь появился Филин или кто-либо из его прежних знакомых они, вряд ли, узнали бы в этом стройном юноше того задохлика, каким он был два года назад. Но о забавном случае внешнего сходства со старым знакомым он все же доложил наставнику.
Психолог Иннокентий Петрович изучал отснятый материал, что-то записывал, искал и радовался, когда находил. Он был убежден, что только он один видел в лабиринте выход, знал путь и мог помочь ребятам. Было ли это на самом деле так, никто не мог утверждать на сто процентов. Но, самое удивительное, что он, действительно, помогал ребятам преодолеть то, что нужно было преодолеть, избавиться от того, от чего просто необходимо было избавиться, и приобрести то, что важно было приобрести, найти путь к себе, понять себя и научиться помогать себе...
Иннокентий Петрович - смешной старичок в очках, своими глазками-буравчиками влезал в душу и, казалось, видел каждого насквозь. Его появление всегда было кстати. Он мог просто пройти мимо, бросить на ходу какую-нибудь фразу, озадачить всех и неожиданно скрыться. А потом вернуться через какое-то время и превратить все в шутку. Он очень многому научил ребят, только осознали они это не сразу. Потому что главным для него был результат, а не собственные амбиции. И еще - его сердце излучало любовь, а в глазах затерялись смешинки, которые делали его источником Вселенской радости. Он умел радоваться, а это искусство.
Его порадовало, что испытание выдержали все. А сколько еще их будет на пути каждого! И тех, что разрабатывали для их подготовки, и тех, что устраивает сама жизнь вопреки всем правилам, и тех, что будут подкидывать их враги... А со временем начинаешь понимать, что и сама жизнь - одно большое испытание на прочность.



Глава 11

ОСЕННИЙ ДОЖДЬ


Андрей Романов прибежал в отдел и столкнулся с Генералом.
- Романов, ты чего такой взъерошенный? - осведомился Валерий Иванович.
- Мне девочки нужны для встречи... две... А у Томы всего одна в наличии. У меня встреча с иностранцем через полтора часа. Для дела надо... Горю...
- Возьми Верку.
- Мне профессионалки нужны.
- Ты же говорил, что Тома одной тебя обеспечит. Отдашь ее иностранцу. Проинструктируешь, она все сделает, как надо. Ну, а тебе придется вечерок в ресторане провести с Веркой. Тебя-то не надо раскручивать в постели?
Романов заулыбался.
- Иди, поговори с Веркой... Скажи, что я просил, что это очень важно. Объясни, что она на один вечер должна сыграть роль твоей девушки. Пусть будет естественной. Накормишь ее, только не спаивай. Пусть Лена проинструктирует ее. Ты только объясни Лене, что тебе надо от Верки. Она два года ее опекает. Верка справится.
Андрея Романова считали везунчиком по жизни. Он всегда имел успех у женщин, что не мешало ему, а, наоборот, помогало. Но при всем  при этом он научился не заходить в их “расположение” слишком далеко. Он всегда умел вовремя отойти да еще так, что у женщины не оставалось ни обид, ни ревности. Он умело переводил их увлечение им на дружеские рельсы к обоюдной радости.
Работа во Внешней Разведке всегда нравилась Андрею. Он играл увлеченно свою роль бизнесмена. Часто оказывался на острие бритвы, но всегда умело и, самое главное, вовремя спрыгивал с него. Сотрудники любили его за добрый нрав и профессионализм. Он брался за самые невероятные поручения и всегда возвращался с победой. Хороший семьянин, любящий отец.
Весь вечер Верка не сводила влюбленных глаз с Андрея. Он даже подумал, что уж больно она вошла в образ. Лена быстро и, самое главное, доступно объснила Верке, что она должна и чего не должна делать, как вести себя, во что одеться, как выходить в разговоре из щекотливых ситуаций. И слушать старшего товарища, положиться на него, больше молчать и улыбаться, а все, что нужно, за нее скажет Андрей, если нужно...
Лена сказала, что за эту “работу” ей заплатят дополнительно... В зависимости от качества исполнения... Что после ресторана ее обязаны доставить в общежитие. Поест за казенный счет, поулыбается, посидит в приличном обществе и все. Все остальное ее не касается. Вопросов не задавать, на рожон не лезть. Никакого интима. Это не ее работа. Для этого есть девочки.
Все прошло гладко, как по нотам. Генерал был прав. Верка справилась великолепно. Когда они распрощались с обезумевшим от счастья иностранцем, рядом с которым осталась умная, интеллигентная Анастасия - супер-профессионалка, то облегченно вздохнули.
Верка поежилась от пронизывающего осеннего ветра.
- Чего скукожилась вся? Иди сюда, - Андрей обнял Верку, и вдруг такое тепло разлилось по телу, что он замер на мгновение.
Он давно не испытывал такого. Работа, вечное напряжение, семья, дети, суета... Он посмотрел вокруг. И будто впервые увидел это небо, мокрые разноцветные листья на деревьях, поблескивающие серебристыми каплями в неоновом свете фонарей, серый асфальт с лужами, в которых отразились причудливые картины реальности, превращавшиеся в них в фантастические пейзажи.
Время замедлило свой бег, а потом и вовсе остановилось. Сколько они пребывали с Веркой в безвременьи, он не в состоянии был сказать. Что-то изменилось вокруг: то ли воздух стал плотнее, то ли ветер совершенно стих, а капли дождя повисли где-то там, в вышине, и ждали команды, чтобы пролиться на землю сплошным потоком. Верка притихла. Она боялась дышать, чтобы не спугнуть нечто.
Ей показалось, что она растворилась в его объятиях, и ее больше не существовало. Нет, она никуда не исчезла, потому что видела Андрея, чувствовала тепло его тела и одновременно ощущала себя в нем. Это было так необычно, что она невольно подняла голову к небу: уж не Бог ли подшучивает над ней? А вместо неба увидела сияющие глаза Андрея и услышала стук его сердца. Внутри, там, где, по всей видимости, обитала Душа, что-то сладостно защемило у Верки.
Они не помнили, как оказались возле машины: то ли перелетели, как в сказке, то ли дошли, то ли добежали... Они растерянно уставились на нее. Андрей открыл дверцу и нехотя отпустил Верку. Безвременье закончилось, заморосил дождь. Уже в машине он долго сидел молча, потом закурил и проговорил:
- Знаешь что?
- Что? - с надеждой спросила Верка.
- Поехали. Я знаю одно место...
И он отвез ее на явочную квартиру. Безумство продолжалось, и они были счастливы, пребывая в нем. Он не раскаивался в содеянном, муки совести не терзали его. Впервые в жизни невостребованные чувства вырвались у Андрея наружу. Он только теперь осознал это. А через два часа его машина стояла перед общежитием. Когда за Веркой закрылась дверь, он подумал, что теперь и умирать не страшно. Потому что... то, что раскрылось в его Душе, не подвластно времени, смерти... Этого никто не сможет у него отнять.
- Черт побери! Хорошо-то как! - произнес он вслух и нажал на сцепление. - Я очумел.
А Верка ни о чем не могла думать. Она хотела спать.
Через какое-то время Андрей забежал в отдел по своим делам, как обычно, весь в заботах и проектах. Верка расплылась при его появлении. Лена посмотрела на ее лицо и все сразу поняла. Улучив момент, она сказала Верке:
- Пойдем покурим.
- Я такая счастливая... - начала Верка.
- Вижу. У Андрея жена и дети. У них очень хорошая семья. Не разбивай, - попросила Лена.
- Я не знала, - прошептала Верка и глубоко затянулась.
На ее глазах появились слезы.
- Переживешь. Ты ровно пока дышишь на его счет. Я это чувствую, а вот он... Не накликай на его голову неприятности. Ты справишься, - проговорила Лена. - А теперь “сделай лицо”, возвращаться пора.
Верка изобразила улыбку, хотя ей хотелось рыдать. Ей почему-то стало жалко себя, но она не позволила этому чувству разрастись. Лена посмотрела на нее и произнесла:
- Умница.
А потом ее завалили работой. Она что-то ксерила, что-то распечатывала, потом разносила и вновь искала какие-то документы, делала копии. А Романов решал свои проблемы. Верка старалась не смотреть в его сторону. Он вышел покурить и как бы случайно столкнулся с ней в коридоре.
- Извини, - проговорила Верка. - Я нечаянно налетела на тебя, я не видела. Вся в заботах, документы вот несу, - трещала она, стараясь не смотреть ему в глаза.
- Я жду тебя сегодня в восемь вечера там же, - прошептал он.
- Я не могу, - тихо ответила она.
- А завтра?
- И завтра, - она крепилась изо всех сил.
- Верка, что тебе Ленка наплела?
- Ничего. У тебя жена и дети...
- Понятно. А просто так... нельзя?
- Нельзя... Я себе обещала.
Андрей дотронулся до ее руки.
- Это не развлечение, пойми... У меня никогда такого не было...
- Ты справишься, - повторила она Ленины слова.
- А я не хочу справляться, - улыбнулся он.
- Не тереби душу... Не могу я...
- Врешь! Я чувствую...
- Нет...
- Верка, я люблю тебя...
Она испуганно оглянулась, потом зажмурилась, раскрыла свои бездонные глаза и прошептала:
- Я боюсь...
- Чего? - Андрей погладил ее по руке.
- Что с нами будет? - спросила Верка.
- Ничего... плохого. Это я обещаю. Ты только сегодня приходи, - попросил он.
Она молча кивнула головой и на ватных ногах пошла в туалетную комнату. Она не видела с какой любовью смотрел ей вслед Романов и как в его глазах появилась тоска и боль, как он сжал кулаки, а через минуту уже, как ни в чем ни бывало, попрощался с ребятами и убежал. Верка глубоко вздохнула. Дрожь из коленей постепенно ушла. Она посмотрела на бумаги, что держала в руках, вспомнила, что ее ждут, выругалась и сразу же успокоилась.
А вечером она бежала на явочную квартиру, не разбирая дороги. Андрей увидел ее из окна. Сердце застучало, как безумное, но голова работала четко. Что ни говори, а Андрей был профессионалом. Он просмотрел улицу. Хвоста за Веркой не было, все было чисто... Он постоял еще немного и отошел от окна. Верка не успела нажать кнопку звонка, как входная дверь распахнулась, и она попала в объятия Андрея.
- Сумасшедший...
- У нас мало времени. Всего час... - говорил он, целуя ее в щеки, глаза, шею...
- Дай раздеться...
- Я сам, - прошептал он.
Пятьдесят минут показались Вечностью. Сладостно-горькое прощание. Они отдавали себе отчет в том, что эта встреча, возможно, последняя в их жизни. И это понимание делало каждое прикосновение, каждый поцелуй бездонным. Боль и радость слились воедино. Последний вздох, последнее движение, вырвавшийся стон из груди и оглушающая тишина. Ни одной мысли, чувство заполнило все, каждую клеточку, разлилось блаженством и ударило болью по сердцу, как только вернулась способность мыслить.
- Мы больше не будем встречаться, - озвучил он эту боль. - Тебе надо устраивать свою жизнь. Я не имею права держать тебя при себе. Я не смогу тебе ничего дать. Семью я не брошу... Ты дорога мне, Верка. Ты даже не знаешь как... Ты тот лучик, что вернул мне давно утерянное ощущение наполненности. Это дорогого стоит. Я не забуду этого никогда. Это вот здесь, - он дотронулся до груди, - навсегда.
Верка молчала. Она крепилась изо всех сил. Она хотела сказать, что он ей тоже так много дал, что это словами выразить невозможно, что она никогда не потревожит его, что он прав. А потом ей стало обидно. Ей захотелось сообщить, что решение не встречаться больше, она приняла сама и раньше его. Что это все она должна была ему сказать, а не он, но так ничего и не сказала. Она продолжала молчать, а Андрей произнес еще что-то. Она вновь кивнула головой.
- Я говорю: “Одевайся”, - повторил он. - Ко мне скоро должен прийти человек на встречу.
Верка подумала: “А я что? Не человек?”
- Человек, - произнесла она вслух.
- Да.
Он отлично понимал ее состояние, видел все, но ничего не делал.
- Побыстрей, Веруня, - напомнил он.
Верка и без него торопилась, сопела носом, ей вдруг стало как-то не по себе. Возле двери они внешне спокойно пожали друг другу руки. Андрей поцеловал ее в щеку. “Вот и все. Сказка закончилась. Карета снова превратилась в тыкву”, - подумала она.
Верка брела, не разбирая дороги. Ей не хотелось вот так сразу оказаться сейчас в своей комнате. Мысли устроили скачки. Она то пыталась что-то объяснить Андрею, то себе. Она шла и шла, а когда остановилась и осмотрелась, то не могла понять, где она. Но самое смешное, что и ни одной мысли она вспомнить не могла, хотя знала, что произносила целые монологи. Верка растерянно озиралась по сторонам. Какой-то парень участливо поинтересовался:
- Вам плохо?
- Очень, - призналась Верка.
Она стояла в центре огромной лужи в незнакомом районе. Мимо неслись машины, торопились люди, заходили в магазин, что-то покупали, спешили дальше. Их не волновало Веркино состояние. Ну, стоит себе в луже девка и стоит. Может, кайф от этого ловит. Какое им дело? Нет. Одному все же стало не все равно, раз спросил про самочувствие.
- Я, кажется, заблудилась. Где здесь метро? - спросила Верка.
- Я провожу, - предложил молодой человек.
Верка согласилась.
- У меня сегодня тяжелый день. Человек, с которым я познакомилась, оказался женатым. Мы расстались.
- И правильно сделала, - одобрил парень. - Я тебя уважаю за это.
Верка промолчала. Ей было все равно: уважает ее этот парень или нет. Она почувствовала такое опустошение внутри, такую горечь, что невольно передернула плечами.
- Холодно? Да, погода не очень. Но ведь осень... А меня Толей зовут, - вдруг без всякого перехода сообщил он. - А тебя?
- Вера.
- Прекрасное имя. Вот мой телефон. Позвони. Может, встретимся еще когда-нибудь. Я в фирме одной работаю, но по вечерам всегда свободен. Холост. С девушкой расстался. В скорби пребывал не меньше твоего. Но потом понял, что жизнь продолжается.
Верка взяла визитку и пообещала:
- Я обязательно позвоню.
- Мы пришли. Тогда до встречи.
Верка подняла глаза и только при прощании увидела лицо говорившего. Высокий стройный молодой человек с открытым лицом. Она была поражена его сходством с Андреем. Верка чуть было не сказала об этом Толе. Но вовремя сообразила, что, вряд ли, его это обрадует. Она присмотрелась и поняла, что все сходство начиналось и кончалось выражением понимания и теплоты. Оно будто струилось от этого человека. Анатолий был выше ростом, моложе, глаза крупнее, нос другой, а вот губы такие же, как у Андрея. Она уткнулась в грудь Анатолия и проговорила:
- Спасибо тебе. Тебя сам Бог послал мне.
- Это еще неизвестно, кого кому он послал. Может, тебя мне... Ты чудо. Я бы не хотел тебя потерять.
- Не потеряешь, - пообещала Верка. - Я на следующей неделе позвоню.
Они попрощались, и Верка облегченно вздохнула. Андрей занял свое место в ее душе. Она была благодарна Богу за эти два вечера. Но Лена права. Она не имела права. Ей стало легко... Жизнь продолжалась.
А на следующий день она доложила Валерию Ивановичу о своем новом знакомом, как и просил ее Генерал. Она протянула визитку.
- Вот. Просил позвонить.
- Потерпи до завтра. Визитку я пока возьму. Как познакомились, расскажешь?
- Конечно, - проговорила Верка и честно рассказала обо всем, кроме встречи с Андреем.
- Не слышу радости в голосе и не вижу огня в глазах. Это все осень виновата. Ты умница. Все пройдет. Ты все правильно сделала, - тихо проговорил Генерал, и Верка поняла, что он все знает.
Слезы сами закапали из глаз.
- Ну-ну, не разводи сырость. Осенний дождь в кабинете мне ни к чему. И не говори, что жизнь не справедлива к тебе. Все пройдет, поверь. И чтоб веселая вышла из моего кабинета, а то скажут, что изверг Генерал бедную секретаршу до слез довел.
Верка улыбнулась.
- Чего сидишь? Можешь идти. Завтра поговорим о твоем новом знакомом, завтра.
Генерал повертел в руках оставленную Веркой визитку и бросил на стол.
“Почему все так любят солнце и с тоской ждут, когда же закончится дождь? Тем более, если дождь осенний. Только ли потому что он мешает? Но как может мешать то, что естественно? Влага необходима природе. Это часть того, что мы называем жизнью. Но непогода заставляет напрягаться, искать комфорт там, где он отсутствует. И только со временем понимаешь, что без одного не было бы другого. Все познается в сравнении. Грустно - весело, солнечно - пасмурно... Нужно иметь мужество, чтобы не вмешиваться в чужую жизнь, но не всегда получается это. Почему-то кажется, что если раскроешь глаза человеку на ситуацию, он поступит правильно. А если он не хочет раскрывать глаза? Если его все устраивает в этой жизни? Тогда как быть? А никак. Позволить человеку ошибиться, но протянуть руку помощи, если он захочет ее принять. А иногда просто молчаливо поддержать. И жить самому так, как ты сам этого хочешь. Ужасно, когда тебе кто-то навязывает свою волю. Человек должен быть не только свободен сам, но предоставлять эту свободу другим. И быть ответственным за собственные поступки. Понимать: коль хочешь, чтоб тобой не помыкали, не делай того же с другими и найди в себе мужество достойно отвечать за то, что ты делаешь. Мудрость и прозрение приходят не сразу. Вначале наломаешь дров и порой не мало. Зато осознание того, что эта ломка привела тебя туда, где ты сидишь сейчас, и сделала из тебя того, кем ты стал, кого-то радует, а кого-то ужасает. Но в любом случае происходит внутренняя работа. Человек все равно выбирает сам, кем ему быть. Все в его руках. Он только не всегда знает это. Вернее, осознает. Мне хотелось предостеречь Верку, но я не сделал этого. И не жалею. Ведь мог бы все изменить... Но жизнь научила меня многому. В том числе и умению наблюдать, не вмешиваясь”.
Валерий Иванович подошел к окну.
- Непогода нынче в моде, - протянул он нараспев, - непогода, непогода. Как там дальше? “Словно из водопровода, льет на нас с небес вода”... Льет. Признаю. Но во благо же, - улыбнулся он. - Пусть будет благословен осенний дождь (и не только осенний), смывающий грязь, помогающий взойти новым росткам... Живительный. Эко загнул! Хорошо сказал. Красиво и умно. И пусть попробует кто-то поспорить - не соглашусь. Имею право, - он погрозил кому-то пальцем и рассмеялся.



Глава 12

ПОЙМАТЬ ВРАЖЕСКОЕ КОПЬЕ


- Говорят, что в жизни ничего случайного не бывает. Она сталкивает людей, подбрасывает события. Хотя трудно сказать наверняка, что происходит на самом деле. Может, это Душа приводит нас туда, куда надо? Ведь тот, кто слушает свою интуицию, уверенно идет, вовремя обходит ухабы и почти никогда не падает, разве что во спасение свое. Правда, если об этом все время думать и рассуждать, некогда будет жить. Без действий нет событий. Нет событий - нет движения. Нет движения - нет развития, - проговорил Вадька.
- И кто это сказал? Опять какой-нибудь философ древности? - спросил Санька.
- Это я говорю.
- И что из этого следует? - не унимался Санька.
Вадим пожал плечами. А через какое-то время, когда они приступили к изучению азов каратэ, Учитель на одном из занятий как бы продолжил рассуждения Вадьки. Он сказал, что любая деятельность и любое движение человека вплоть до положения его тела и внутреннего движения души и хода мыслей есть проявление силы - как силы созидания, так и силы разрушения. И в этой связи очень важно научиться правильно мыслить и направлять энергию своей силы в нужное русло.
Они впитывали Знания, пытались понять то, что нормальному человеку показалось бы абсурдом. Курсанты ”Никитята” понимали, что каждый отряд имеет свою специфику. Санька определил задачу своего отряда так: “Отряд быстрого реагирования”. И его не волновало вовсе, что те, кто создавал эту систему, думали иначе. Изучение восточной философии подводило их к пониманию природы Силы.
Через два года занятий каратэ все “Никитята” получили черные пояса. Они считали себя хорошими спортсменами. И только когда в спортзале появился Мастер У-шу, они поняли, как мало знают, если не сказать больше: они знали только то, что ничего не знали.
Подтянутый, подвижный китаец, говорящий по-русски без акцента, внес смятение в их души. Он выбрал себе имя Самсон. Лучики морщинок делали его глаза похожими на два солнышка. Они сияли, искрились, излучали свет постоянно. Казалось, он не умел сердиться. Всегда спокойный, доброжелательный, умеющий слушать. Он никогда не делал ни одного лишнего движения.
Трудно было объяснить, что происходило. Почему он мог мгновенно “вырасти” и из маленького стать великаном, почему они смотрели всегда снизу вверх на него, если физически были выше его ростом? Улыбка преображала его лицо. И тогда оно начинало светиться все, а глаза, как две планеты-близнецы вспыхивали еще ярче в этом океане света. Он окутывал этим светом своих учеников и вливал в них живительную энергию, которая приводила их в состояние умиротворения, снимала напряжение и открывала еще что-то, что словами описать было невозможно.
Он рассказал им об опыте Сунь Лутана, который еще при жизни стал живой легендой (а умер он в 1932 году). Правда, использовал этот опыт Мастер с осторожностью. Хотя синтез трех основных внутренних школ - Син-и, Тай-изи и Ба-гуа-цюань, что явились результатом творческого поиска Сунь Лутана, был весьма интересен. Мастер имел и свои собственные наработки в этой области. Он говорил, что Путь Учителя Суна - это Путь Вмещения, Путь Познания, Путь Высокого искусства, Путь Перемен.
“Только пять цветов вмещающий уподобляется слепому.
Только пять звуков распознающий уподобляется глухому.
Только пять вкусов вкушающий обкрадывает себя.
Коль мчишь во весь опор в безудержной погоне,
ты делаешь глухими и слепыми ум и сердце...” - процитировал как-то Самсон.
Ребята учились концентрировать энергию, управлять внутренней Силой и постепенно понимали, что Сила энергий - не пустой звук. Но только через личный опыт они учились совмещать теорию с практикой. Знать и уметь - не одно и то же.
Изучая философию, они сталкивались со многими понятиями, которые только теперь органично вошли в них, чтобы воплотиться в действие. Мысль материальна, но “увидеть” это, почувствовать может только сильный Духом, тот, кто научился Верить. Оказывается, можно сконцентрировать усилием воли сгусток энергии и выбросить его во время удара, который станет убийственным для любого врага. Один удар на поражение и - все.
Мистика и парадоксы дзен увлекли Вадима. Дзен - в переводе на русский - значит “размышление”. Дзен ставит парадоксальные вопросы, но не отвечает на них. Философия давала ему пищу для ума. По крайней мере, он с помощью полученных знаний хоть как-то смог определить природу своего дара. Как-то в книге Судзуки “Дзен и фехтование” Вадим прочитал фразу:
“Когда противник хочет ударить вас, ваши глаза сразу ловят движение его меча. Когда ваш ум озабочен мечом, вы становитесь собственным пленником. Вы можете попытаться следовать за этим движением. Но как только вы это делаете, вы уже не хозяин самому себе и можете быть уверены, что вас настигнет удар. Это называется “останавливание”. Но есть и иной способ встретить меч противника. Вы без сомнения видите, как меч собирается нанести удар, но не позволяете вашему уму “останавливаться” на этом. И не думайте контратаковать на его угрожающее движение, не делайте никаких преднамеренных мыслей. Просто воспринимайте движение, не давайте вашему уму останавливаться на нем. Вы продвигаетесь навстречу противнику такой, как вы есть, как всегда, и используйте его нападение, обратив его против него самого. Тогда его смертоносный меч станет вашим собственным и падет на голову самого противника.
В дзен это называется “поймать вражеское копье и нанести им врагу смертельный удар”.
Он был потрясен. Прибежал к ребятам и стал зачитывать эту фразу вслух.
- Я ничего не понял, - признался Санька, - кроме последней фразы. Это актуально. Только надо еще это копье поймать, чтоб нанести смертельный удар врагу.
- Но здесь же все и объясняется, - горячился Вадька.
Он постучал себя по голове.
- Все здесь. Разве это не ясно?
- Ясно, - успокоил его Серега. - Но только сложно уж больно. Ты бы попроще, своими словами, а лучше - действием. Наглядно.
- Нет, - заявил Санька, - я ничего не отрицаю. Возможно, это очень важно. Нам может пригодиться и самый невероятный опыт. Но только мне с компьютером возиться гораздо интересней, чем погружаться в океан философских изречений. Мне иногда кажется, что философы так мудрено изъяснялись, чтоб понять ничего невозможно было. Одно слово - философ - значит пустомеля. Туманно все как-то. И что мне от этой фразы? Ума прибавилось? Я не понял ни хрена. Смутно лишь смысл уловил. И что?
Мастер услышал их разговор и спокойно проговорил:
- Он прочитал лишь то, что прочитал. Иногда невозможно объяснить. Это ты должен понять сам. Когда твое сознание вместит это понимание, ты откроешь многое для себя. Мудрость невозможно выразить словами. Любые попытки будут убоги. Ты хотел бы научиться владеть мечом?
Санька подумал и сказал:
- Да.
- Что ж, тогда на практике будешь постигать прочитанную истину. Эти знания тебе тоже не помешают... Чем больше ты будешь знать и уметь, чем многосторонней ты будешь, тем большее количество людей ты сможешь объединить в себе одном. И там, где надо было бы послать семь человек, достаточно будет тебя одного. А ваш отряд целой армии стоит. Возьми меч, - проговорил Мастер.
- Что? Вот так сразу? - Санька не ожидал, что все так быстро произойдет.
Мастер улыбнулся.
- А чего ждать?
Санька сконфузился.
- Меч в углу, бери. Неготовность твоя вот здесь, - он постучал по голове.
- А мне можно? - спросила Антонина.
- А мы что? Лысые? - спросил Серега.
- Всем так всем учиться, - Вадим ринулся за мечом.
Мастер улыбнулся и процитировал:

“Великая страсть опустошает,
непоколебимая решимость наполняет тебя силой.
Великая страсть иссушает душу,
непоколебимая решимость делает тебя могучим.
Великая страсть закабаляет,
непоколебимая решимость делает тебя свободным”.

     И еще:

“Прежде чем сжимать, следует дать расшириться.
Прежде чем ослабить, следует дать окрепнуть.
Прежде чем погубить, следует дать расцвести.
Прежде чем отнимать, следует дать обрести”.

Он взял меч и спросил:
- Куда направить свой ум или внимание, когда перед вами противник? Сейчас я - ваш противник.
- На меч врага, конечно, - проговорил Санька.
- На движение противника, - предположила Антонина.
- На руки его, - была уверена Рита.
- На все сразу, - проговорил Вадим.
Мастер показал, как лучше держать меч, основные движения и продолжил:
- Когда ум направлен на движения противника, он захвачен ими. Когда направлен на его меч, захвачен мечом. Когда направлен на то, чтобы ударить противника, захвачен мыслью об ударе. Когда направлен на собственный меч, захвачен собственным мечом. Когда на идею самозащиты, ум захвачен идеей самозащиты. Когда ум направлен на позу, которую принял противник, захвачен ею. И что получается? Куда бы ум ни был направлен, человек следует этому направлению. И враг использует это. А сие означает только одно: ваше поражение. Суть заключается в том, чтобы научиться чувствовать ум всем телом, дать ему протекать через ваше существо. Когда это происходит, вы пользуетесь руками, когда они нужны вам. Ногами и глазами, когда они нужны, и не тратите зря ни лишнего времени, ни лишней энергии. Опыт проявления Силы на физическом плане выражает ум. Если войти в эту Силу, тогда ум не нужен, он будет поглощен самой Силой. Вот об этом и писал Судзуки. Но это всего лишь более пространное объяснение того, что прочитал Вадим. Попробуйте вникнуть в то, что я вам прочитаю сейчас:
Я забываю себя,
и Бесконечность открывает тогда
свои подслеповатые уже очи.
Я закрываю глаза -
и Бесконечность прижмуривается
от хлынувшего Света Радости.
Я не чувствую свои руки -
Неведомое рисует ими
Новое Бытие
Вся Вселенная пульсирует
в моем сердце,
искрясь Невидимым,
Алмазным Светом.

- Хорошо, - проговорил Вадим, - но ведь можно и по-другому. Например, так.
И он возвел мысленно непрозрачную стену между собой и Мастером.
- Что ж, удачный ход. Он может застать противника врасплох, и ты выиграешь поединок, но... возможен и другой исход. Я могу Сознанием подняться над твоей стеной, и иллюзия невидимости рассеется.
- А я опережу и закрою себя со всех сторон.
- А я обращусь в слух. Ты уязвим, потому что слышим. А для Мастера высокого класса не обязательно видеть противника. Итак, это твое уязвимое место...
- Но я могу создать иллюзию перед противником... Хотя бы вот так...
Мастер на мгновение замер. Вадим убрал видение.
- А если враг окажется достаточно умным, знающим и обладающим Силой, он в состоянии поставить зеркало между собой и тобой.
- Поставьте, - попросил Вадька.
Мастер был в растерянности. Вадим убрал видение.
- У тебя Дар. Развивай и совершенствуй его... Но если вокруг тебя будет вражеская группа - это уже объединенная Сила. Твоей энергии может не хватить... и тогда... Придется драться на равных.
- Я же не отрицаю, что овладеть мастерством борьбы важно. Я не умею быть неслышимым. Как исправить это?
- Тренироваться... приводить свои мысли и чувства в гармонию с окружающим миром. А теперь отдохните и посмотрите.
Мастер пригласил в зал своего лучшего ученика и показал “Никитятам” на практике, что значит мастерство.
- Неужели и я так смогу? - удивилась Рита.
“Поединок” закончился, партнеры раскланялись, и ученик покинул зал. Мастер улыбнулся.
- А теперь положите мечи на место. Каждый из вас должен мысленно представить, что он продолжает держать меч в руках. Я показываю движение, вы - повторяете...
Мастер увидел, сколь необычны были его ученики. Для Вадьки и Сергея он усложнил задачу на несколько порядков и спрашивал строже. Только этим ученикам он смог бы передать свои наработки...
Он и сам учился у них. Самсон как-то сказал:
- Мудрый предает забвенью свои устремления, и не ставит высоко то, чего добился великим трудом. Он всегда готов учиться у любого никчемного бродяги... Мудрый ценит то, чего не замечают люди в суетной жизни. Не забывайте об этом.
Он ежедневно благодарил Бога за то, что тот послал ему таких учеников.
А “Никитята” рвались в бой. Их деятельные натуры жаждали романтики подвига. После второго года обучения Валерий Иванович разрешил использовать их по мелочам. Практика - великая вещь. Такие задания они стали получать все чаще и чаще. Учились разрабатывать операции, продумывать детали, всегда имея запасной вариант. Все это происходило в рабочем порядке.
И когда Андрею Романову потребовалась помощь, “Никитята” с радостью взялись за дело. Все эти “задания” стали обыденной работой.
- Нужно у одного товарища вытащить из внутреннего кармана записную книжку, содержание узнать, а книжку положить на место. И все это очень быстро, чтоб не успел опомниться, - попросил Андрей. - У нас к нему подходов пока нет. На “чужих” женщин не западает. Ездит по свету со своей “секретаршей”. Русскоязычный, но подолгу живет за границей. По-английски стал говорить лучше, чем по-русски. В номере документы не держит. С записной книжкой не расстается. Спит и то, наверное, в обнимку с ней. Что еще? Просто украсть кошелек, а заодно и записную книжку - нельзя. Если бы было можно, то и проблем было меньше... Санька бы и на улице вывернул все его карманы и раздел бы в придачу... Видел, как он “работает”. Искусство... Преклоняюсь... Восхищен... Но, увы... Что за информация мне нужна, для чего и зачем... объяснять не буду. Да это и не важно. А теперь давайте подумаем, как лучше это разыграть.
Рита должна была сыграть официантку. Вадим и Сергей - группа поддержки основного исполнителя - Саньки, который, якобы, пришел с Антониной отметить ее день рождения. Им показали фотографии “клиента”. Вадька и Серега пришли пораньше, заказали кофе и пирожные. “Студенты”, как их окрестила официантка, были увлечены беседой. Санька и Тонечка прошли в зал, сели за свободный столик рядом с “клиентом”, сделали заказ и пошли танцевать. Влюбленная пара... Медленный танец закончился. Санька увидел Риту, идущую с подносом. Они столкнулись с ней возле столика “клиента”. Антонина “нечаянно” задела за ножку стула, Рита споткнулась, толкнула Саньку, который чуть не грохнулся в объятия “клиенту”. Соус с подноса официантки плавно перекочевал Саньке на спину. Пиджак был испачкан.
Антонина всплеснула руками и заойкала. Санька медленно выпрямился, извинился перед “клиентом”, что невольно побеспокоил его, чуть не упал и даже схватился за его руку. Рита  с глазами полными слез предложила почистить пиджак и, промокая салфетками пятно, все просила не поднимать шума.
“Влюбленные” отправились за официанткой. Девушка не переставала возмущаться, парень пытался ее успокоить. Официантка шла впереди с опущенной головой и молчала. Они вышли из зала, и о них тут же забыли. Вот если бы кому-нибудь набили морду, или застрелили с бокалом в руке, это впечатлило похотливую публику, жаждущую острых ощущений. А здесь - мелочи жизни. Оказывается, все дело в масштабе.
Потребовалось ровно пять минут для того, чтобы Тоня пролистала записную книжку и запомнила всю информацию. Через семь минут влюбленная пара появилась в зале, где “клиент” находился под контролем Вадьки и Сергея. Санька нес пиджак в руке. Привести в порядок его не удалось. Он подошел к “клиенту”, склонился почти к самому его уху и извинился еще раз.
- Что вы, если бы не ваша спина, соус был бы на мне. Это безобразие, - проговорил он с небольшим акцентом.
- Согласен. Мы уходим. Вечер испорчен, - он бросил деньги на свой столик за заказ и взял Антонину под руку.
Музыканты старались изо всех сил угодить пьяному заказчику, исполняя “Танец с саблями”. Санька подумал, что в этом есть что-то символическое, но развивать тему не стал. 
Рита “исчезла” еще раньше. Минут через десять ушли и “студенты”. Случившееся не задержалось в памяти присутствующих. Об этом позаботился Вадька.
А вся информация мирно перекочевала из милой головки Тонечки на диктофон Романова. Она не знала, что конкретно интересовало Андрея и к чему такая срочность. Главное, они сработали “чисто”. Клиент ни о чем не догадался. Его записная книжка, с которой он не расставался, лежала на месте. Андрей потирал руки.
- Молодцы, гаврики! Выручили.
Они не знали, для чего все это было нужно ему, но его радость была самой дорогой наградой для них. Они учились. Первые шаги всегда самые трудные. Никто еще не побежал сразу после рождения или через неделю после него. На все нужно время и опыт. Вот они и приобретали его постепенно и ждали того часа, когда наступит истинный момент Служения.
Романов схватил диктофон, еще раз поблагодарил от души ребят, улыбнулся на прощание и убежал. А через несколько месяцев его не стало. Каждый по-своему переживал эту трагедию.
Верка еще долго после этого не хотела верить в случившееся. Она вспомнила, что на рассвете, когда машина Андрея была взорвана, она услышала, как он зовет ее. Она вздрогнула и прислушалась. Но потом успокоилась, подумала, что ей это приснилось.
Накануне они отнесли с Толей заявление а загс. Верка постаралась сконцентрироваться на предстоящем событии и даже что-то замурлыкала себе под нос.
После двух “шальных” вечеров Верка еще какое-то время не могла спокойно смотреть на Романова. А он заходил в отдел, шутил и приносил девочкам шоколадки. Верка даже обижалась. Ей казалось, что он должен был страдать... Она не видела на его лице признаков этого страдания. И это бесило ее.
Андрей весь ушел в работу, а что творилось у него на душе, не знал никто. Ему иногда было жаль, что он не может даже позволить себе хоть чуть-чуть показать Верке, как она дорога ему. Она даже не догадывалась, что он заходил в отдел чаще обычного только из-за нее.
Когда он узнал, что у Верки появился Толик, то даже обрадовался вначале. Он искренне желал ей счастья. Поэтому и хотел, чтобы она устроила свою жизнь. И только когда понял, что у нее с Толиком все серьезно, радоваться почему-то расхотелось.
Именно тогда Андрей завалился в бар и попытался выпить все, что там у них было. Но опыт не удался. Васюков увидел машину Романова перед баром, и, вняв зову своей интуиции, зашел купить сигарет. Андрей сидел за стойкой и сосредоточенно опрокидывал рюмку за рюмкой. Васюков подсел к нему. Романов, кивнув на бутылку, спросил:
- Не желаешь? - и снова вылил содержимое себе в рот.
- Ты на машине? Ключи где? - спокойно спросил Васюков.
Романов похлопал себя по карману.
- Пошли, я отвезу тебя.
Андрей не возражал. А когда подъехали к его дому, он посмотрел на Васюкова и скорбно проговорил:
- Напиться хотел и то не получилось. Научили, мать твою, все под контролем держать. Ноги не двигаются, а ум как компьютер. Все замечаю, запоминаю. Страшно.
Васюков молчал. Да и что говорить? Утешать? Так  не нуждался в утешении Романов, и он это знал. Просто все привыкли, что у везунчика никаких проблем. Ан, нет! Проблемы, оказывается, бывают у всех, и у везунчиков - тоже. Андрей посмотрел на свои окна и вздохнул:
- Маринка не спит, ждет. Пошел я, Толя.
А Васюков, не зная истинной причины хандры Андрея, подумал, что в жизни, конечно, дерьма достаточно, но напиваться-то зачем? Чтоб проверить, что не получится? А что делать? Васюков на этот вопрос ответа не знал. А когда садился в такси, пожалел впервые в жизни, что дома его никто не ждет, никто не подбегает к окну и не вглядывается в темноту, прислушиваясь к каждому шороху.
  Самое удивительное, что душа у Романова замолчала: то ли оттого, что ее спиртным залили, то ли оттого, что она устала кричать, рыдать и плакать. Но ему стало легче. Он успокоился, а может, просто смирился, как делал ни раз, подчиняясь обстоятельствам, когда понимал, что они сильнее его.
В день гибели Романова Верка пришла утром на работу и, удивленно глядя на Лену, поинтересовалась:
- Чего это все такие тихие сегодня?
- Ты еще ничего не знаешь? - спросила Лена.
- Что? - насторожилась Верка.
- Романова взорвали...
Верка медленно села на стул. Лицо ее побелело, и она потеряла сознание.
- Приходит в себя, - услышала она Ленин голос и открыла глаза.
Вокруг нее стояли сотрудники отдела.
- Извините, - пролепетала Верка.
- Пойдем на воздух, покурим, - Лена взяла Верку за руку.
- Она ж бледная вся. Может, пусть посидит? - спросил Андреев. - Я валидол достал. А нашатырь не нужен больше?
- Валидол дай сюда, а нашатырь убери, - приказала Лена. - Ей на воздух надо. Нервная ты, Верка. Нам всем тяжело... Ладно, пошли.
Когда они вышли на улицу, Верка не могла вспомнить, как, когда она успела одеться. А может, она и не раздевалась вовсе? Шел снег. Крупные снежинки летели с неба в каком-то замысловатом танце.
- Ты поплачь, легче будет, - предложила Лена.
Верка молчала. Она вытянула ладони и запрокинула голову вверх. Неба не было видно. Только белая пелена снега.
“Где его душа теперь? Каково ей в такой снег улетать на небо?”
Она вздохнула, провела влажными руками по лицу и тихо попросила:
- Прикури мне сигарету. Что-то затрясло меня, и зубы стучат...
- Это пройдет, - проговорила Лена и протянула Верке сигарету.
- Спасибо. Я не могу поверить, что его больше нет, - призналась Верка.
Лена молчала.
- А ведь я слышала утром, как он звал меня... Не поверила, решила, что пригрезилось...
- Ты поплачь...
- Да не хочу я плакать. У меня вот здесь пусто стало, - она дотронулась до груди. - Кто его?
- Валерий Иванович найдет, - пообещала Лена. - Ну что? Ты как? Возвращаемся или постоим?
- Я больше не буду падать в обморок, - проговорила Верка. - Ты только валидол дай мне. Сердце ноет.
- Может, ты домой пойдешь? Я попрошу за тебя у Генерала.
- Нет. Все нормально, - произнесла она и подумала, что судьба не справедлива, и что если у нее родится сын, она обязательно назовет его Андреем.
Хотя, что это изменит? Андрея она и так не забудет, Верка свято верила в это. С работы ее все же отпустили пораньше. Она долго бесцельно бродила по улицам, пока не почувствовала, что продрогла до самых костей. Но, как ни странно, от этого ей стало легче. Будто и внутри замерзло что-то... По дороге домой Верка купила бутылку водки, чтобы помянуть Андрея.
Колючий ветер подталкивал ее в спину, торопил... Верка выругалась матом и вдруг побежала. Правда, в комнате она какое-то время никак не могла сообразить, что же ей делать дальше. А потом разделась, достала стакан, наполнила его до краев и выпила залпом. Верка почувствовала, как тепло разлилось по всему телу и, сжатая в комок, душа распрямилась. Она облегченно вздохнула и пошла спать.
А ночью она увидела удивительный сон. Андрей пришел к ней домой, он озирался по сторонам, потом сел на край кровати и произнес:
- Вера, запомни: ключ на цепочке - от тайника. Сарай на даче. Погреб там. Пол надо поднять. Это важно. Там - микстура для Генерала.
- Он, вроде, не болен. Зачем ему лекарство? - спросила она.
- Ты передай.
- А от чего она?
- От живота, - вздохнул Андрей.
- Только не забудь ничего... Повтори, - попросил он.
- Я же сплю, - проговорила она.
- Тогда - запомни! Прошу.
- А кто тебя убил?
- Моя глупость и рассеянность. Я не видел, кто подложил взрывное устройство дистанционного управления. Я велел водителю купить сигареты, он вышел, и в это время - взрыв. Все исчезло, - проговорил он и куда-то делся.
- Андрей! - позвала Вера и вдруг увидела, что вместо Андрея на кровати сидит огромный кот и нагло улыбается.
- Вон! - заорала Верка и проснулась.
Она села на кровати. Ее знобило. Она взяла сигареты, закурила и подумала:
“Странный сон. А вдруг в нем есть какой-то смысл? Может, Андрей и, правда, приходил во сне, чтобы я передала эту информацию? Но что подумает Валерий Иванович? Скажет, что я спятила от горя? Что делать?”
Она успокоилась.
“Я могу просто попросить Генерала выслушать меня. Он же сам говорил мне, что мелочей в этой жизни не бывает. Расскажу”, - решила она и окончательно успокоилась.
На следующий день Вера, смущаясь, краснея и бледнея, зашла к Валерию Ивановичу и пролепетала:
- Здрасьте!
- Вера, что с тобой?
- Сон.
- Что сон?
- Приснился сегодня.
- Вера, не морочь мне голову.
- Вот, я так и думала...
- Сядь, - попросил он. - Давай по порядку, только покороче.
- Короче не могу. Он просил, чтоб запомнила и слово в слово...
- Кто?
- Романов.
- Вера?
Она собралась с духом и выпалила все, что видела во сне.
- Чушь, конечно, но я подумала, что вдруг это все же важно, - пролепетала она. - А от живота лучше крахмал в воде развести и выпить, столовую ложку на стакан, народное средство. И проверенное...
- Спасибо. Успокойся. Сон есть сон. Но лучше забудь о нем и никому не рассказывай. Договорились? - улыбнулся Генерал, и столько участия было в его лице, что Верка подумала:
“Точно, решил, что у меня с головой проблемы... на нервной почве. А может, и правда?”
- Иди и пригласи ко мне Андреева.
Вера вышла от Генерала в растерянности. Она так и не поняла, важен этот сон или нет. Но ей стало легче. Она передала Сергею просьбу Валерия Ивановича. Тот недовольно что-то буркнул себе под нос, отложил бумаги и прошел мимо Верки с каменным лицом. А она подумала, что сегодня все какие-то странные...
Валерий Иванович внимательно посмотрел на Андреева, который почти тут же появился в его кабинете.
- Ты в мистику веришь?
- Более или менее, - уклончиво ответил Андреев.
Высокий, стройный, иногда чрезмерно прямолинейный Андреев не любил интриг, и сам не плел их. Он был предельно честен и исполнителен. Ему не хватало той легкости, что была у Романова, но отсутствие ее он компенсировал исполнительностью. Если Генерал поручал ему что-то, то мог быть спокоен: Андреев разобьется в доску, но выполнит. Он славился своей усидчивостью и покладистым характером. Лена не раз говорила, что лучшего друга, чем Андреев не найти, потому что он никогда не подведет - и это главное. Валерий Иванович перетащил его к себе из другого отдела и никогда не пожалел об этом.
И вот теперь он спокойно стоял перед Генералом и ждал, что последует за столь необычным вступлением.
Валерий Иванович достал из сейфа целлофановый пакетик, в котором лежал ключ, принадлежавший Романову. Андреев уже видел его. Подсуетившиеся ребята Валерия Ивановича сняли этот ключ с шеи обгоревшего трупа прямо в морге. Они вчера дружно голову ломали, от какой он двери. Сравнили с ключами от дома, офиса, явочной квартиры - пусто. Кто-то предположил даже, что Романов носил его как талисман. От безысходности возникают самые нелепые идеи. И вот теперь Валерий Иванович снова достал этот ключ. Андреев искоса посмотрел на пакетик и подумал:
“Интересно, что могло измениться за ночь?”
Генерал уловил замешательство в глазах Андреева. Он аккуратно положил пакетик на стол и начал издалека:
- То, что кто-то из агентов Романова засветил явочную квартиру, он, наверное, сам догадался. Хотя... Ты видел, какой шмон там устроили, что-то искали... До или после его гибели? Как думаешь?
Андреев пожал плечами и промолчал, потому что обо всем об этом они уже говорили вчера. Сказать, что Генерал страдал потерей памяти, он не мог. Значит, ему просто необходимо еще что-то проговорить, чтоб связать одно с другим и получить третье.
- Он накануне из Англии вернулся. Наши ребята должны были встретить его, но он исчез из аэропорта сверхпрофессионально. Как он оттуда уехал, на чем и когда - одному Богу известно. Он высветился только на следующий день. Дома его не было, в офисе - тоже. Думаю, что на явочной квартире его тоже не было. И первое, что он делает, это звонит в офис, просит прислать машину к кафе в квартале от явочной квартиры. Из машины позвонил в “столовую”, просил передать шефповару, что обед отменяется, у него расстройство желудка. Микстура... А дальше - взрыв. Его водитель в это время вышел за сигаретами. Его Романов послал. Где эта злосчастная микстура, куда он ее дел или спрятал, а, может, при себе держал, хотя, вряд ли. Дураком его не назовешь. Когда наши ребята приехали, увидели поседевшего водителя. Он тогда в шоке был. Стоял с сигаретами в руках и все повторял: “Сигареты вот... Сигареты...” Они его в больницу отправили. Позже разговаривали с ним, но он ничего не видел... О том, что за взрывное устройство там было, эксперты еще не докладывали.  И она  ничего не знала... и про микстуру - тоже...
Андреев хотел спросить, кто “она”, но деликатно промолчал. Он решил дождаться окончания монолога.
- Я думаю, что он спрятал “микстуру” и приложение к ней, - проговорил Генерал и выжидающе посмотрел на Андреева.
- Мы же отрабатывали эту версию... Мы даже думали, что ее выкрали, взорвали вместе с Романовым... мы все перебрали... А если он спрятал, мы, вряд ли, найдем ее. Он же профессионал был... И если он не хотел, чтоб кто-то знал...
Генерал не дал договорить Андрееву.
- Вот именно! И я про то же. Только он и знал, - Валерий Иванович встал. - Ты знаешь, где дача Романова? - спросил он без всякого перехода.
- Нет, - ответил Андреев.
- У Шарипова выясни. Они вместе покупали дачные участки лет десять назад... У него там должен быть сарай... - Валерий Иванович замялся, посмотрел на вытянувшееся лицо Сергея и пояснил, - не у Шарипова, у Романова. У Романова на участке должен быть сарай. Проверить надо. Под полом в этом сарае может быть люк в погреб, где и находится та самая дверь, от которой ключ, - он вздохнул. - Только не спрашивай, откуда информация, в психушку заберут. Но проверь, на всякий случай... Сделай все тихо. Возьми с собой, кого сочтешь нужным...
Андреев взял с собой Васюкова и Егорова. Две противоположности. Васюков небольшого роста, полноватый, но удивительно подвижный. Весельчак и балагур, любитель рассказывать необычные истории, анекдоты, байки. Он был увлечен подводным плаванием с аквалангом. Спорсмен-профессионал, заразивший чуть ли не весь отдел своим увлечением. Великолепный тренер-аквалангист. Душа любой компании.
А Егоров был худ, медлителен и молчалив. Говорил Егоров исключительно только по делу. Он единственный из отдела не захотел осваивать подводные глубины, не из-за страха, а потому что считал, что красоты и на земле хватает... Не надо только убегать от нее и губить. Он позволял Васюкову подтрунивать над собой, мило улыбался, но если начинал говорить, то все невольно прислушивались к тому, что он сообщал. Про таких говорят: “Мал золотник, да дорог”. Он великолепно усвоил, что “молчание - золото”, и пользовался этим мастерски.
Не успели они сесть в машину, как Толя Васюков начал вещать. Он рассказал о своем друге Игоре невероятную историю, в которую никто, как всегда, не поверил, решили, что это очередной анекдот. Вообще, во все его росказни никто не верил. Мелет языком, чтоб повеселить людей. Юморист-самородок, хотя и убедительный очень. Да еще все случаи с его знакомыми почему-то происходили. Все смеялись, и только потом Андреев с удивлением обнаружил, что его история не вымысел.
- Еще на заре моей карьеры, - начал он проникновенно, - мой друг, тогда еще молодой особист, служил в воинской части в глуши... Приехал проверяющий к ним в чине полковника и решил проверить все посты... в сопровождении особиста, разумеется. Тогда еще было время, когда СССР не распался на отдельно взятые составляющие, а в армии служили молодые ребята различных национальностей из разных уголков нашей бескрайней отчизны. Пришли они на пост номер три... Кругом лес... Видят, на посту два солдата в карты режутся...
- Вы что делали? - засипел полковник и ткнул пальцем в карты.
Молодой солдат выпучил глаза и уставился в черноту ночи:
- Грызли...
- Что грызли? - взревел полковник.
- Грызли, - повторил солдат и схватился за автомат.
Особист, видя такое, выстрелил солдату в ногу... Тот, падая, нажал на курок. В это время гризли оказалась на спине полковника, который распластался на земле. Шальная пуля из автомата случайно попала зверюге в лоб и поразила наповал. Солдата к награде представили и после госпиталя отправили поближе к цивилизации... А особиста допрашивал следователь... Все-таки в солдата стрелял. Это тебе не хухры-мухры, а инцидент.
- Он же предупреждал вас, что животное сзади проверяющего. А Вы, вместо того, чтоб в животное стрелять, в солдата палите. Не вижу логики...
- А вы его попросите повторить, что именно он сказал.
Следователь отправился в госпиталь, прихватив с собой особиста. Очная ставка - это у него называлось.
- Повторите весь ваш разговор, - попросил следователь.
- Начальник спросил, что мы делали. Я крикнул: “Грызли!” Начальник не расслышал и переспросил: “Что?” Я повторил: “Грызли”. И хотел убить ее.
Следователь давился от смеха. Дело замяли. А лет через пятнадцать этот самый “Грызли” бизнесменом стал. Особист ушел из армии. Пошел устраиваться на работу в фирму одну охранником, а там в отделе кадров - бывший следователь. Не хотел брать. А босс их случайно заглянул в кабинет и как закричит:
- Дорогой, почему пропал? Искал везде.
“Ну, - думает мой друг, особист бывший, - не иначе - кровная месть”.
А босс говорит:
- Если бы не твоя пуля - не стал бы я героем. Я и стрелять-то тогда не умел. Помог ты мне. Домой возвращаюсь... Медаль на груди, ранение... Вах! Все соседи смотреть ходили. Отец деньги дал... А чего ты здесь сидишь?
- Да вот на работу хотел, а мест нет...
- Для тебя - будет. Какое хочешь?
- Охранником.
- Честный ты человек. Хорошо полковника охранял и меня будешь. Телохранителем хочешь моим быть? В десять раз больше платить буду. Согласен?
- Согласен...
А потом из этой истории анекдот сделали, - вздохнул Васюков.
- Уморил, - хихикал водитель.
- Ты на дорогу гляди. Знаешь, однажды...
Андреев подумал, что если бы они отправились в кругосветное путешествие с Васюковым, то и тогда бы у него хватило историй на весь путь...
Егоров не заметил, как задремал под очередную байку...
Машина остановилась, Васюков похлопал по плечу Егорова. Тот открыл глаза и удивленно уставился на сосны.
- Что уже? - потянулся Егоров.
Ему никто не ответил. Водитель закурил.
- Не отравляй природу, - пробурчал Егоров и вывалился из машины.
- Красота-то какая! - воскликнул Васюков. - Макушки сосен запутались в облаках. Смотри! Будто играют с ними.
- Иллюзия, - пробурчал Андреев. - Ты отсюда посмотри...
- Зачем? Мне сказка больше по душе. Сколько же всего эти деревья видели на своем веку?
- А ты спроси у них, - съязвил Андреев.
- Ладно, веди к сараю, Сусанин. Заведешь ни туда, мы тебя с Егоровым пристрелим, чтоб все достоверно было...
- Слушай, помолчи, а то я тебя раньше шлепну. И сарай не увидишь, - пообещал Андреев.
- Ты о нем, как о замке герцога или короля...
- Саня, - обратился Андреев к водителю, - остаешься за главного.
- Следи за машиной и дорогой, - вмешался Васюков, - и если что, кричи...
- Ага. И стреляй во врагов революции, - пошутил Саня.
- Верно, - обрадовался Васюков, - схватывает налету.
- Все. Кончай базар. Пошли, - проговорил Андреев.
В это время года дачи пустовали. Тишина вокруг давила. Только сосны потрескивали и шуршали ветками.
Сарай они нашли сразу. Ключ не подходил. Женька Егоров достал булавку, и через минуту замок был открыт. Они осторожно и очень аккуратно стали поднимать пол. Под ним, действительно, был люк.
- Толя, дай фонарик... И подними люк, - распорядился Андреев.
Сергей направил свет фонаря вниз. Возле лестницы он увидел лампочку. Посветил подальше и обнаружил выключатель. Погреб был пуст. Никаких дверей, никаких замочных скважин. Андреев спустился вниз, включил свет и стал внимательно осматривать стены, потолок и пол.
- Что ищем в этом склепе? - спросил Васюков. - Тебе не скучно там?
Андреев промолчал.
- Так что ищем? - не унимался Толя.
- Дверь, - буркнул Андреев.
- Разумно...
Андреев разглядел на полу и потолке еле видимые царапины полукруглой формы. Стена должна была двигаться. Сергей поискал, на что бы нажать, чтоб она повернулась, но так ничего и не нашел. От отчаяния он со всей силой нажал на плиту. Она пришла в движение. Из темноты выскочил небольшой зверек. От неожиданности Андреев подпрыгнул на месте и выругался, чем напугал неведомую зверюгу еще больше. Он понял, что это скунс только тогда, когда тот “пометил” его штаны и ботинок.
- Уберите его отсюда! - завопил Андреев. - Или пристрелите... Позовите его. Пусть по лестнице наверх... к вам... выберется.
- Ну уж, дудки! Чтоб и нас уделал? За компанию, что ли? Одному не хочется вонять? Не-а, звать не буду. И стрелять - тоже. Он же носится... Я не попаду, - заявил Васюков, хихикая. - И потом, ты уже все равно воняешь. Лови мешок. Попробуй поймать...
- Мать твою, откуда он здесь?
- Это ты меня спрашиваешь, Серега? Ну, живет он там... Норка его там, прокопал... - Васюкову эта ситуация казалась забавной.
- Кретин! Здесь же цемент. Какие норки? - Андреев потерял чувство юмора.
- Шучу я.
- Слушай, мне до шуток, - он изловчился, накинул мешок на испуганного зверька, а потом каким-то неведомым образом запихнул его в мешок.
Андреев поднялся по лестнице и хотел отдать Васюкову свою добычу.
- Шеф, не надо. Завяжи мешок и оставь там... Пожалуйста... - Васюков и Егоров зажали носы.
- А ну вас к лешему! Почему я один должен страдать?
- Тебе платят больше, - заявил Васюков. - И сегодня ты главный...
- Толя, возьми по-хорошему, иначе выпущу из мешка, - пообещал Андреев.
- Подожди, - Васюков отыскал огромный целлофановый мешок и попросил, - опусти мешок со зверюгой вот сюда...
- Она же задохнется... - Андрееву стало жаль животину.
- А так мы задохнемся... Выбор не велик, - Васюков старался дышать через раз.
- Это от меня воняет, а не от нее.
- Не важно. Я не знаю, сколько у нее еще этой жидкости в наличии, она может ... - Васюков не договорил, а выразительно показал жестом, что еще она может...
- Не задохнется, - вдруг подал голос Егоров. - Мешок большой. Мы выпустим его на волю... потом... или подарим кому-нибудь...
- В зоопарк его надо... или в зоомагазин, - Васюков отнес мешок в угол сарая, тщательно завязал и тихо выругался.
Но этого Андреев уже не слышал, потому что был в погребе, где  осторожно подошел к отъехавшей плите и посветил фонариком внутрь. Увидев еще один выключатель, Сергей включил свет и присвистнул. Небольшой коридор заканчивался причудливой сейфовой дверью. Он попробовал открыть ее с помощью ключа на цепочке, что вручил ему Генерал. Ключ подходил. Он легко повернул его, и почти сразу же высветилась панель с надписью: “Введите код. В случае ошибки - взрыв через десять секунд”.
Андреева прошиб пот. Кода он не знал. Он осторожно попятился, выбрался к ребятам и позвонил по мобильному телефону.
- Нашел дверь. Ключ подошел. У меня проблема. Отсутствие кода. Возможен взрыв и уничтожение содержимого в случае ошибки. Намудрил покойник, товарищ Генерал. Вначале скунс меня уделал. Он его запер здесь заместо сторожевого пса. Кормушку и воду даже оставил, чтоб не сдох. Теперь этот код... мать твою...
- Успокойся. Я все понял. Пришлю специалиста. Ждите, - проговорил Генерал и положил трубку.
Этим специалистом оказался мальчишка лет двенадцати. Андреев недоверчиво посмотрел на него, но промолчал.
- Где работа? - осведомился парень и уткнулся носом в рукав куртки.
- Не нравится, как пахну?
- Да нет, ничего. Вы только подальше встаньте, когда я работать буду, - попросил он.
Минут пятнадцать “Никитенок” колдовал со своими приборами, подсоединял провода к вскрытой панели, потом объявил:
- Код найден. Вводить?
- Попробуй.
Он защелкал кнопочками пульта и присвистнул:
- Многоступенчатый.
- Что это значит?
- Дверь открыта, но в вашем и моем распоряжении минут десять, после чего, либо надо ввести новый код, либо взлетим.
- А взрывное устройство не проще убрать?
- Не теряйте драгоценное время, - пробурчал гений и занялся своей работой.
- Можно заходить?
- Да.
Андреев вошел внутрь и кинулся к сейфу. Он был закрыт. Внизу стоял дипломат. Он попытался спокойно оценить ситуацию. Что он может сделать? Он попытался открыть сейф.
- Придумал! - заорал гений. - Для обезвреживания взрывного устройства нет времени. Значит, надо убрать временной фактор. На обратной стороне двери есть панель. Вот код, наберешь его с конца...
- Васюков! - заорал Андреев, - возьми дипломат и дуй с ним наружу. Егорова прихвати. Хоть что-то вынесем... Быстрей!
Васюков с выпученными глазами подхватил ношу и, спотыкаясь, полез вверх.
- Успокойтесь. Все получится, - заверил гений и захлопнул дверь.
Андреев набрал цифры, написанные на клочке бумаги, и стал ждать. Что там делал гений, он не знал. Минута показалась вечностью. Холодный пот выступил у него на лбу.
“Замурован. Хоть гроб просторный”, - подумал он.
Гений распахнул дверь и проговорил:
- А ларчик просто открывался.
Андреев готов был расцеловать этого пацана и одновременно встряхнуть хорошенько.
- Что дальше? - просипел он.
- Обезврежу взрывные устройства, - спокойно проговорил гений.
- Их что? Много? Так, может, и в дипломате... того...
- Нет. Дипломат ценности не представлял для хозяина, иначе бы он не стоял здесь... Сейф пока не трогайте, - попросил гений.
- Послушай, ты запустил меня сюда, а про взрывные устройства не сказал... А если бы я...
- Но вы стоите, и голова на месте... И времени теперь у нас много.
- Я убью тебя...
- Не стоит. Заминирован, скорее всего, только сейф... Ну, а про время я сказал...
- Ты что? Фаталист?
- Нет. Я специалист.
- Я же хотел вскрыть сейф...
- Это не так-то просто, поверьте. И не надо пугаться задним числом. Вот они, милые.
Он показал Андрееву две шайбочки.
- И из-за этой... - он чуть не выругался, но прикусил язык: перед ним все же был ребенок.
- Одна из них способна поднять этот сарай к облакам и распылить по всему садовому товариществу... Новейшая модификация.
Андреев с опасением посмотрел на ладонь, где лежали эти “шайбочки”.
- Сейчас они “спят”. Если хотите, я сам доставлю их в нашу лабораторию.
- Убери.
- Сейф я открыл.
- Спасибо.
- Не стоит благодарности.
Андреев достал сумку. Прикрыл дверцу сейфа и проговорил:
- Уходим. Можно дверь закрыть просто на ключ, без всяких кодирований?
- Конечно.
- Тогда закрывай и пошли отсюда. Век бы не видеть этого склепа. Ну, Романов, ну, удружил...
Гений не спеша сложил свои инструменты в чемоданчик и полез по лестнице вверх. Андреев вернул стену на место, еще раз осмотрел “погреб”  и последовал за гением. Он приоткрыл дверь сарая и свистнул.
Васюков и Егоров почти сразу же прибежали.
- Пол надо аккуратно вернуть на место, - проговорил он, заглядывая в темноту “погреба”. - Егоров, пожалуйста, сделай.
Васюков засуетился.
- Я помогу.
- Нам возвращаться надо. Гений, дипломат на всякий случай осмотри.
- Да я уже осмотрел, - улыбнулся Васюков. - Жить-то хочется. Без сюрпризов.
- Гений, твой водитель в машине?
- Да. Только меня Пашей зовут.
- Хорошо. Егоров, на Пашиной машине вернешься.
Андреев позвонил Генералу и попросил на всякий случай выслать сопровождение.
- Если у нас микстура, сами понимаете...
- Я уже выслал ребят. Они должны появиться с минуты на минуту. Стойте на месте. Они сами за вами придут и доставят.
- Понял, - проговорил Андреев и увидел ребят Шарипова.
- Егоров, скунса не забудь, - проговорил Васюков. - Мы уезжаем.
- Андрееву уже все равно, пусть он мешок забирает, - огрызнулся Егоров.
Подошедшие “мальчики” пошмыгали носами.
- Кого в дерьме искупали? У нас противогазов нет? - спросил один из верзил.
- Скунс, гадина, уделал. Но животина. Убивать или бросать жалко. Вам не надо? - поинтересовался Андреев.
- А он на всех так дует? Без разбора или по выбору? - спросил верзила.
- Хрен его знает. От страха. Защищается он так, - проговорил Андреев.
- Давай. Я знаю, кому подарить, - проговорил охранник и прошептал что-то напарнику.
- Точно! - согласился тот и схватил мешок.
- В жизни всегда есть место юмору, - вздохнул Васюков, и Андреев понял, что в списке Васюкова на одну байку станет больше.
Валерий Иванович потирал руки. Вакцину, которую достал Романов, отправили в лабораторию. Описанием искусственно выведенного вируса под кодовым названием “МВ-07” занялись специалисты.
- Валерий Иванович, можно нескромный вопрос? Романова из-за этой “микстуры” убрали? - спросил Васюков.
- Нет. Наш бизнесмен слишком вжился в образ. А когда понял, что его встретили в аэропорту еще и “плохие ребята”, ушел от наблюдения. Возле явочной квартиры, по-видимому, его тоже поджидали. Тогда он и придумал этот ход... Тайник, по-видимому, он давно соорудил и все подготовил, просто так... на всякий случай... Галине, его шефу, позвонили, предупредили, что если не прекратит расширение сети автозаправок, ее то же самое ожидает, что и  юриста. Предложили сконцентрироваться на развитии других направлений. Конкуренция. Галина задергалась. Мы ищем ей нового “юриста”. Не надо было “плохим ребятам” Галине угрожать и убивать Романова не стоило. Могли бы попугать вначале... Охамели! Они не знают, с кем имеют дело. За жизнь Романова не мстить. Нужен процесс. Убийц надо судить за убийство бизнесмена. Помогите милиции... не навязчиво...
- Сделаем, - проговорил Васюков.
- Вот и ладненько. Все свободны, - проговорил Генерал. - Андреев, задержись. Объясню, как от запаха избавиться. Скунса куда дели?
- У ребят Шарипова, - растерянно проговорил Андреев.
- Вообще, о животных ты слишком мало знаешь, Сережа, поэтому и страдаешь...
- Нет, - буркнул Андреев, - это потому, что везде сам лезу, а надо было Толика Васюкова вниз послать, пусть бы его скунс пометил... Тогда бы он здесь стоял и вонял на весь отдел, а не я.
А Верка так и не узнала, какую роль сыграл во всей этой истории ее сон. Через какое-то время жизнь взяла свое... Хлопоты перед предстоящей свадьбой поглотили ее целиком и полностью, вытеснив все мысли о Романове. Действительно, живые должны думать о живых - так гласит народная мудрость, а с ней не поспоришь.
После смерти Андрея Романова “Никитята”, пожалуй, впервые поняли, что их служба еще и опасна. Но не было паники, а это главное. На похоронах “бизнесмена” они не присутствовали. Сережка сразу сказал, что если бы даже им и разрешили пойти на похороны, он не пошел бы. Под могильным холмиком нет Андрюхи, там всего лишь его обгоревшее тело...
- “Ржавеет золото, и истлевает сталь,
Крошится мрамор. К смерти все готово.
Всего прочнее на земле - печаль
И долговечней - царственное слово”, - это слова Ахматовой, - проговорил Вадим. - Я думаю, наша память об Андрее сделает его бессмертным. Кто не забыт, тот бессмертен. А печаль... Она в сердце моем... Как и в ваших сердцах... Генерал был прав, когда сказал, что любовь не измеряется... размером купленного венка или букета, который необходимо возложить на могилу. Человек гибнет, а дело остается... Не дать пропасть делу, ради которого жил и погиб наш старший товарищ, - это гораздо важнее. Я так думаю. 
    Птенцы становились орлами. Гордыми, сильными... И когда Генерал сообщил им, что их будут готовить к серьезной операции в одной из стран по соседству, они восприняли это спокойно.
Значит, время пришло “поймать вражеское копье”.



Глава 13

ГЛАВНЫЙ ПРИНЦИП


Как-то поздно вечером Андреев позвонил Генералу. Он знал, что по вечерам Валерий Иванович забывал о времени. Оно как бы существовало само по себе, а он со своими бумагами сам по себе.
Предметы в полумраке кабинета теряли свою привычную форму. Тишина обволакивала. Валерий Иванович почувствовал всю прелесть ее. И вдруг раздался телефонный звонок. От неожиданности Генерал вздрогнул и непроизвольно посмотрел на часы.
“Ба! Засиделся. Поздновато”, - подумал он.
Лампа, словно солнышко, освещала его бумаги. Он положил очки на стол и медленно потянулся за трубкой, в которой раздался радостный голос Андреева, взорвавший тишину. Она разлетелась клоками. Была и нету.
- Как хорошо, что я вас застал на работе!
- Я до дома никак не доберусь, а он рад... Что у тебя? - спросил Валерий Иванович.
- Скорее, кто?
- Ну и? Опять скунс? - засмеялся Генерал.
- Нет. Петруха-изобретатель. На свалке нашел...
Петруха шмыгнул носом. Как-никак о нем говорили по телефону и назвали не оборванцем, а уважительно: “изобретателем”, и это порадовало его. Только вот не привык он к похвале. Его по жизни все больше шпинали и материли. Поэтому и мялся он, не зная, что нужно делать в таких случаях. А раз не знал, то и не делал ничего. Только шмыгал носом, потому что от холода из носа текло, как из прохудившегося крана.
- Дожили, - хмыкнул Генерал. - А что ты на свалке делал в столь поздний час? Любовался пейзажем?
- Мимо проходил... На встрече был.
- И что?
- Это гений, двенадцати лет от роду. Из двух ржавых гвоздей взрывное устройство смастерить может. Переговорные устройства изобретает оригинальной конструкции из подручных средств, радиомаячки... Нельзя упускать. Изобретает без всяких чертежей и расчетов. В голове все держит, чтоб не украли... Мастерит из отходов, на свалке ищет... У него идея есть, осуществить грозится...
- И когда ты все это узнал? Ладно, вези. Вначале к дежурному. Пусть отмоют, накормят, потом к Климову, пусть повнимательней обследует. А уж затем я на него полюбуюсь. Свои “изобретения” он где хранит?
- На заказ делает пацанам, а более серьезные вещи у него в сарайчике возле свалки. Там его “дядя” обитает. Не родной, а приют дающий... не безвозмездно... Парень платит, как положено.
- Забрать надо его изобретения. А он не сбежит?
- Нет. Я клиент, заплатить могу за все сразу... И помещение обещал под его исследования... Взаимовыгодная сделка.
- Ладно придется еще одну группу “Никитят” создавать. Водолазов с Камчатки  тоже гения везет. Прохоров - с Алтая. И самое смешное - возраст одиннадцать-двенадцать лет. А Елена из-под Самары звонила. В командировке человек... Тоже гения откопала.
- Одних выпускаем, других набираем...
- Молодеет, правда, смена раз от разу. Со временем пятилетних набирать станем. Нет, мне это нравится... Ну, береги своего жареного гвоздя, свалочного гения.
- Я привезу то, что он наизобретал, вот тогда будет не до смеха, - пообещал Андреев.
Во время разговора “клиента” Петруха деликатно молчал и только шмыгал носом.
- А про лабораторию не брешешь? - спросил он, когда Андреев положил трубку.
- Зуб даю, - проговорил Андреев.
- Не нужен мне твой зуб. Заплати дядьке... за хранение имущества...
- Сколько?
- Полтинника хватит. Все равно пропьет.
- Договорились.
Через час он доставил его дежурному, объяснил, что да как. И на прощание сказал:
- Ну, Петруха, не подведи. Помещение завтра пойдем смотреть. Вид у тебя должен быть соответствующий, так что...
- Понял. Помоюсь. Ты про детали только не забудь...
- Не забуду, - пообещал Андреев и улыбнулся.
Петруха протянул грязную ладонь, Андреев уважительно пожал ее и сказал:
- Ты все слышал... Одежду тебе выдадут новую, накормят и спать уложат... Все как положено. А я завтра у тебя с утра буду...
Петруха молча кивнул головой и вопросительно посмотрел на дежурного.
- Идем...
После разговора с Андреевым Валерий Иванович ощутил усталость, еще раз взглянул на часы и стал потихоньку собираться домой. Он  убрал документы в сейф, поправил настольную лампу на столе и тут услышал стук в дверь.
“Кого это так поздно занесло на мой скудный огонек?” - подумал он, а вслух произнес:
- Войдите.
Он увидел своего старого знакомого, визит которого в столь поздний час вызывал удивление. Они обменялись молчаливым приветствием. Валерий Иванович сел и жестом пригласил гостя последовать его примеру.
- Валерий Иванович, я к тебе пришел, - проговорил Сомов и опустил голову.
В свете лампы блеснула лысина. Было в нем сегодня что-то от побитого пса. Из-под расстегнутого пиджака вылезал округлившийся живот. Верхние пуговицы рубашки были расстегнуты. Из кармана торчал модный галстук. Сомов любил галстуки и знал в них толк. И тот факт, что он не красовался у него на шее, о многом говорил.
- Я догадываюсь, что ты ко мне пришел, поскольку в кабинете я один. Ты чего не весел, светлу голову повесил?
Сомов помялся, молча сел на стул.
- Как там служба? Что слышно о твоем продвижении? Или у вас в ФСБ не принято об этом говорить? - улыбнулся Валерий Иванович.
- Сложно. Трудно, - односложно ответил Сомов.
- А кому сейчас легко? - улыбнулся Валерий Иванович.
- Мне здесь на днях позвонили... - Сомов сделал паузу.
- Неужто так редко беспокоят? - пошутил Валерий Иванович.
- Мне не до шуток. Меня попросили собрать компромат на Прокурора...
- Ну и? Вы же, вроде... как... семьями дружили. Или я ошибаюсь? И что? Много накопал?
- Ничего. Чисто. Ребята все перевернули. Зацепиться не за что...
- Радоваться надо. Сейчас это редкость... А от меня-то ты чего хочешь? Исповедоваться пришел? Так я не священник...
- Мне говорят: “Нет компромата, так сделайте...”
Валерий Иванович молча смотрел на Сомова.
- Одолжи мне своих девочек. Я его в баню приглашу...
- Это не по моей части. Я в такие игры не играю... И девочек у меня нет... Это у Томы. Иди к ней, договаривайся. Меня сюда не вмешивай. И в баню я не хожу, врачи запретили. Сердце пошаливать стало. Это я сразу, чтоб не приглашал попариться по дружбе...
- Святой?
- Нет. Грешный. Но, повторяю: не по моей это части, не мой профиль...
- Мне не прозрачно намекнули, что если не сделаю, распрощаюсь с должностью...
- И что? Закон джунглей? Это тебе решать, как быть. Это твой выбор, а не мой. Я тебе не советчик.
- А ты что? Никогда не поступал так?
- Поступал... с врагами... Во имя Родины, ее спасения и процветания...
- Ах, какие мы чистые...
- Грязный, но в баню не пойду, дома отмоюсь... И грешный я, Сомов, и не скрываю этого, - проговорил Валерий Иванович, - но имею свой взгляд на вещи, свои принципы и убеждения. Я не могу утверждать, что мои убеждения лучше. Они - мои. Тебя бессонница не мучает?
- Нет.
- Будет, - пообещал Валерий Иванович.
- Доктор, что ли?
- Нет.
- Я за советом к тебе... а ты...
- Один из моих принципов гласит: “Никогда не давай советов, останешься крайним”. Ты уж как-нибудь сам. Ты мужик сильный, здоровый. Справишься.
- Пошел ты... Тома на месте?
- Загляни к ней... Она будет рада тебя видеть. Ты хорошо ее девочкам платишь.
Сомов встал.
- Надеюсь, это между нами останется...
- Ты про оплату девочкам? - спросил Валерий Иванович.
- Про твою тещу, - огрызнулся Сомов.
- Мог бы и не спрашивать... Знаешь же...
- Знаю.
Сомов ушел. А Валерий Иванович достал валидол и положил под язык.
“Как тяжело быть порядочным и честным в этом мире, - подумал он. - Неужели власть и порядочность - две вещи не совместимые? Но власть и вседозволенность - не синонимы, насколько я русский язык знаю. Нет... надо что-то менять... Люди слабы, порочны, но не все же... Ведь нормальные же были... да и Сомов лет десять назад хорошим парнем был. Что же это власть с ними со всеми делает? Мясорубка какая-то... Нет, все дело в страхе... Страх потерять преимущество над остальными, страх свалиться с вершины... Но вершины бывают разные... И чем выше поднимаешься, тем дальше от людей... нормальных, добрых... С высоты их не видно... Говорят, что власть от Бога. А если не от Бога, то это не власть. Принцип власти послан от Бога. Так что ж его люди так искажают? И когда появится человек, который этот принцип воплотит? И появится ли? Появится. Иначе и быть не должно. Если мне не безразлична судьба России, Андрееву, Васюкову и другим Васюковым, то справимся мы со всем, что ей мешает нормально жить и развиваться... Жалко мне Сомова и ему подобных... Не суди, да не судим будешь... Не сужу... Но ведь с ним же поступят когда-нибудь так же. Это закон”, - вздохнул Валерий Иванович.
Он знал, что политика и их служба все равно связаны, но убеждение, что нельзя смешивать одно с другим, помогало Валерию Ивановичу. И еще он свято верил, что каждый должен заниматься своим делом. Он не осуждал Сомова, но из списков своих друзей его вычеркнул. Принципы... От них никуда не денешься.
“Кто-то сказал, что власть, допускающая насилие над человеком - порочна. А, может, не власть виновата? Борьба за место под солнцем происходит в природе везде: и у растений, и у животных. Уровень разный - все верно. Только мне борьба за первенство у животных ближе. Там все открыто и честно. И, самое главное, животные во время таких схваток не убивают друг друга. Показал, кто в доме хозяин - и все. Они вообще порядочней многих людей: по крайней мере, не убивают ради удовольствия или зарабатывания денег. Некоторым людям поучиться у животных не мешало бы. Да, - вздохнул Валерий Иванович. - И это все - жизнь”.
Он вышел на улицу. Сразу же подъехала его машина.
- Петрович, я пройдусь немного...
- Так я рядом поеду, - заявил Петрович.
- Валяй, - махнул рукой Валерий Иванович.
Ему не хотелось спорить с водителем. Он посмотрел на бездонное небо, усыпанное миллиардами звезд. Морозный воздух обжигал ноздри. Снег скрипел под ногами. Почему-то вспомнилось беззаботное детство.
“Старею”, - подумал Валерий Иванович.
Пошел снег... Валерий Иванович посмотрел на страдающее лицо Петровича и рассмеялся.
- Снег же, - произнес Петрович, остановил машину и распахнул дверцу. - Сидайте... Я потихонечку поеду, из окошка дюже хорошо все видно, и за нос мороз не дерёт... 
- Уговорил, - Валерий Иванович сел в машину и подумал, что вот ради таких Петровичей стоит жить... потому что Родина - это не абстрактное понятие, это Петровичи.
Валерий Иванович с интересом смотрел, как одинокие прохожие, больше смахивающие на снеговиков, нежели на людей, шагали по заснеженным тротуарам. Возле кафе какой-то подвыпивший парень отплясывал перед девушкой, которая пыталась урезонить его, но потом плюнула на пустую затею и пошла, не оборачиваясь. Что, явно, отрезвило парня. Он догнал девушку и встал перед ней на колени, пытаясь вымолить прощение. Что было потом, Валерий Иванович не видел.
А впереди в свете мигающей рекламы стояли влюбленные и целовались... Из переулка вышла бабулька, выгуливающая свою собачку. Лохматый пудель, одетый в сшитую заботливой хозяйкой кофточку резвился возле ее ног. Старушка улыбалась.
“Спасибо тебе, Сомов... Если б не пришел ты, может, и я не увидел сегодня того, что увидел?” Генерал вздохнул.
- Что? Плохо? - заботливо спросил Петрович.
- Это как посмотреть! По-разному, дорогой. По-разному...
 


Глава 14

ТАЙНА ЗА СЕМЬЮ ПЕЧАТЯМИ


Профессор Климов любил свою работу. А когда оказался в отделе Валерия Ивановича, и ему предоставили прекрасное помещение, оборудование и право набрать сотрудников, он ликовал.
Давнишняя мечта сбылась. Ведь главное для него всегда было одно - чтоб не мешали. Его раньше не раз поднимали на смех коллеги, когда не понимали, сколь перспективны были те направления, которые он разрабатывал.
Он спокойно относился к нападкам коллег и делал свое дело. Его упорство, терпение и преданность ее Величеству науке было вознаграждено. Чем больше гордится свободный художник? Свободой или тем, что умеет? Конечно же, тем, что имеет возможность свободно творить. Так вот, Климов на себе это ощутил.
Но в нашем мире все познается в сравнении. Не было бы притеснений, не оценил бы и свободу действий. Испытав все “радости” давления и боль от тернового венка, что на него водрузили, не спросив на то его желания, он не сломался и не ожесточился. Сострадание не делало его слабым. Он просто всегда помнил, через что прошел сам. И поэтому когда появлялась возможность кому-то помочь, он не думал: выгодно ли это ему или нет.
Как-то на улице он случайно столкнулся со своим давнишним знакомым, увлеченным ученым. Оказалось, что ученый этот тратит свои силы и энергию в последнее время на борьбу с ветряными мельницами.
В оборонной промышленности давно использовали лазер, потом его стали использовать и в мирных целях. Появлялось все больше и больше сфер, где его использовали. Это и лазерная хирургия глаза, использовали лазер и в косметологии, и в других областях. И чем больше направлений - тем больше людей и вложений. Причем весьма выгодных вложений и, самое главное, прибыльных. Всё бы ничего. Да вздумалось этому неугомонному чудаку изучить свойства и влияние лазера на живой организм.
Пытливый ум, жажда познания и полное отсутствие финансирования его работ. На заре своей юности он начинал свои исследования с икринок осетровых рыб. Благо, была такая возможность. Друг периодически снабжал его икрой... свежайшей... Ученый не любил икру, поэтому не солил ее, а приносил в лабораторию и обрабатывал икринки лазером. Из таких икринок появлялись мальки-мутанты. Он запатентовал свое открытие...
Но потом времена изменились. Друг уже не мог поставлять икру. “Не до жиру, быть бы живу” - это стало лозунгом всей страны.
Министерство обороны финансировать дальнейшие исследования в этой области отказалось, сочло их не важными. Но настырный ученый так не считал.
Тогда он стал исследовать свою кровь. Сотрудники поддержали его почин и раз в месяц на добровольной основе стали сдавать кровь - благо лаборатория была своя и врачи не сбежали. Первое же открытие потрясло его: кровь под воздействием лазера (в самых малых дозах) мутировала.
Он доложил об этом руководству. Просил, чтоб о его открытии доложили выше, запретили использовать лазер, пока не будут изучены все последствия воздействия его на человека. Но тут произошло нечто странное, с точки зрения ученого, и вполне закономерное, с точки зрения тех, кто делает деньги.
Свои открытия ученый почему-то не смог запантетовать. И его заявление, что лазер вреден здоровью человека, осталось гласом вопиющего в пустыне. А через какое-то время ученый понял, что может вообще остаться без работы. Он поведал Климову о своих мытарствах.
Климов внимательно выслушал своего знакомого, попросил его телефон и пообещал подумать, как помочь.
На волне от разговора с товарищем Климов прибежал в отдел и попросил Генерала выслушать его.
- Надо помочь человеку...
- Как? - спокойно спросил Валерий Иванович.
- Не знаю. Но надо...
- Может, вы его к себе возьмете, а мы подумаем, что делать дальше... Знать негативные последствия от воздействия лазера на кровь и вообще на организм человека и научиться их нейтрализовать - очень важно... Ты же знаешь, что иногда нашим ребятам не просто пластические операции делают, но есть и сверхсекретные методики, с помощью которых мы удаляем с рук папиллярные рисунки. В этой методике - тоже лазер задействован. Так что его изыскания актуальны. Найдем деньги... Он не в том месте работал и не на тех людей, что надо было. Шум все же на пользу. О вреде лазера люди должны знать... Еще и по другим соображениям. Хороший у тебя товарищ, Климов! Что улыбаешься? По глазам вижу, что чего-то придумал. Так что? - спросил Валерий Иванович, а сам подумал: “С помощью шумихи убьем двух зайцев”.
- Общественное мнение надо подключить. Пусть по телевидению расскажут... По крайней мере, людей предупредим, а там - уж им выбирать, что делать и как поступать, - предложил Климов.
- Что ж, можно, - согласился Генерал. - Любишь ты бомбочки, Климов...
Профессор заулыбался. Он ушел окрыленным после общения с Валерием Ивановичем. Иногда одно и то же действие может быть использовано в разных целях. Климов думал о своем, Генерал - о своем. Результат удовлетворил обоих.
А если пойти еще дальше, то окажется, что все сенсации - не случайны. Все равно, кому-то это нужно... Или это просто вступает в силу причинно-следственный закон? На все есть своя причина... “А если ее нет - создадим, чтоб использовать следствие”, - шутил Генерал по этому поводу.
Вечером Климов позвонил товарищу и предложил перейти к нему.
- С условием... Свою группу я не брошу. Либо берешь всех, либо никого.
- Ладно... Привози всех, пристроим. Только... сколько вас?
- Четверо.
Климов облегченно вздохнул.
- Талантливые ребята. Не пожалеешь, - пообещал товарищ.
А здесь еще одна проблема вылезла у государства. Эмигранты, которые заполонили страну. Их накопилось более трех миллионов. Это только оседающие, а мигрирующих и того больше. Срочно нужно было решать эту проблему, потому что вслед за нерешенной одной сразу же, как снежный ком, стали сваливаться другие.
Валерий Иванович понимал, что эта проблема стала затрагивать интересы различных структур. Чем больше было желание навести порядок в доме, что назывался Россией, тем больше проблем выползало.
Все больше устойчивых каналов контрабанды на таможне перекрывалось. Устраиваемые самими таможенниками и правоохранительными органами “окна” захлопывались. Все это вызывало недоумение у криминальных структур...
Но начатое, казалось, невозможно уже было остановить. Вскоре народ узнал, что смена начальника на одной из таможен сэкономила государству один миллиард рублей. Люди старой закалки вспомнили сталинские времена, когда по приказу Сталина на должности любой начальник больше трех лет не сидел - осваивался, обрастал связями и начинал воровать. Делали перестановку... или отправляли в места не столь отдаленные...
Нет, народ не хотел возвращения сталинских времен и репрессий, он просто жаждал порядка. И когда появлялся намек на его наведение, народ вначале напрягался, а потом успокаивался.
“Но извечная проблема народа была в том, что сам он этот порядок наводить не желал. Он ждал некого Главу, который одним указом, без напряга сделает их счастливыми. Ну, когда же он поймет, что все зависит от него самого? А, может, не хочет он понимать? Тогда и отвечать самому придется. А здесь есть с кого спросить, есть кого поругать, на кого всю ответственность свалить. Ведь тогда придется не просто хотеть, но еще и что-то делать. Затянувшаяся спячка, инертность мышления - устраивает все стороны, иначе бы этого давно не было”, - размышлял Валерий Иванович, хотя видел, что проснувшихся с каждым днем становится все больше.
И это радовало его несказанно. Будучи натурой деятельной, он ждал этого  и от других. Но надеялся всегда только на себя или на проверенных людей. Деятельность должна быть направлена в единое русло и не перерастать в самодеятельность. Он свято верил в это. Хаос никогда не нравился ему. Хотя он и использовал его не раз в своих целях. Но жить в нем - упаси Боже! Приход Климова всколыхнул в нем что-то. Но сразу же после его ухода, он погрузился в текущие дела, которые требовали не меньшего внимания, чем все остальное.
Лена обратила внимание на то, что Генерал все чаще стал массировать грудь и незаметно класть под язык валидол, который, явно, не спасал его от боли за грудиной. Но все ее намеки на посещение специалиста в белом халате он переводил в шутку.
- Это ты про повара Асю мне намекаешь? Что там у нее сегодня в меню? Вот поем, посижу немного. И все, как рукой, снимет. Да здоров я. Ходил к Климову. Кардиограмма в норме. Отдых он мне прописал, купание в бассейне, прогулки... Вот разгребу завалы и отдохну, обещаю. И не смотри ты так на меня, Леночка, а то расплачусь.
- Не жалеете вы себя.
- Жалею. Честно, - улыбался он и просил позвать кого-нибудь из сотрудников.
Лена добросовестно исполняла его просьбу, но еще долго мысленно сокрушалась, что не нашла нужных слов, благодаря которым Валерий Иванович предпринял бы что-то в отношении своего здоровья... Васюков наблюдал за Леной, видел гамму чувств на ее лице. Самобичевание не красило ее. А потом Толя просто не выдерживал и делал что-то, что заставляло Лену улыбнуться.
Он положил на ее стол сделанного из бумаги голубка.
- Это тебе. Только что в окно залетел.
- Спасибо, - Лена посмотрела на Васюкова и улыбнулась.
- Ты такая красивая, когда улыбаешься... Будто светишься вся изнутри, - доверительно сообщил Толя.
- Погода шепчет, кровь бурлит, а мы, как кроты, ничего не видим, кроме работы...
- Ты не права. Я вчера Климова видел. Жизнь столкнула. Просто так, - заявил Васюков.
Лена сделала вид, что не замечает иронии Васюкова.
- Кстати надо у него спросить... У меня есть один знакомый изобретатель, - защебетала она. - Так он левую руку в детстве сломал, но в больницу его мать не повела, сама наложила фиксирующую повязку... Куда-то они спешили... Он уже не помнит, почему так получилось. Рука поболела, срослась, образовалась костная мозоль. Позже сделали рентген. Но это не важно. Важно другое. Рука эта приобрела большую гибкость, стала гораздо сильней правой. Но самое удивительное в том, что после этой травмы он стал учиться на отлично, у него улучшилась память, его потянуло к изобретательству. Он склонен думать, что все его изобретения - результат этого перелома... Надо у Климова спросить... Он любит загадки...
- А чего тебя так волнует этот феномен? - спросил Васюков.
- Думаю, что, может, некоторым нерадивым работникам пригодится, - съязвила Лена.
- Так. Понял. Когда идем ломать руки сотрудникам? Руки ломать для общего блага - мечта всей моей жизни, - улыбнулся Васюков.
- Да ну тебя...
- Знаешь, в этом мире много интересного. Надо только увидеть, - продолжил Васюков.
- А ты, естественно, плохим зрением не страдаешь...
- Вот именно, Ленуся. Послушай, что я тебе расскажу. Моего знакомого током долбануло... не насмерть, а так... чувствительно...
Он не успел рассказать свою историю, потому что Валерий Иванович позвал его к себе в кабинет.
- Васюков, подключись к группе по подготовке “Никитят” к заданию. Сроки поджимают. Я бы не отрывал тебя от основной работы. Но это очень важно.
Не успел Васюков закрыть за собой дверь, как на пороге появился отец Сергий. Валерий Иванович покачал головой, глядя на него.
- Можно? - спросил тот.
- Да. Ты уже вошел. Не выгонять же тебя. Хотя ты достал меня, папаша...
Отец Сергий пытался убедить Генерала, что ребятам еще рано идти за кордон, что это опасно... Он уже ни раз подходил к Валерию Ивановичу...
- Не проси. Там никто не сможет выполнить задачу лучше “Никитят”. Горы, постоянная смена позиций. Их охраняют наемники. Борьба с международным терроризмом не просто лозунг.
- Мы же “смертников” готовили для этого, - возразил отец Сергий.
- Ну и что? Они тоже без работы не останутся. Им надо будет встретить “Никитят”, если что не так пойдет.
- Издеваешься?
- Нет. А если без эмоций, без скидки на возраст... Честно, как на духу, - Валерий Иванович прямо посмотрел в глаза отцу Сергию.
- Да лучше твои пацаны, лучше... и способнее. Но жалко мне их... И страшно... Ты хоть бы меня с ними отпустил.
- Чтоб как квочка там кудахтал? Ты уже здесь меня достал. Они еще только готовятся к операции, а ты уже третий раз прибегаешь.
- Они же дети...
- Они разведчики. Они - отряд. Взрослый, самостоятельный, сильный... А чтоб не случилось непредвиденных обстоятельств, учи лучше. И все равно... Все предусмотреть невозможно. Для этого им головы даны, и не плохие. Иди, Бога ради. И пригласи ко мне нашего Архивариуса... Современные карты - это хорошо, надежный проводник - тоже. Но Афганистан - это страна сплошных загадок, непредсказуемых результатов, где состояние войны стало нормой. Это страна воинов... Бен Ладен это давно понял. Откуда у него такие бешеные деньги? Почему он финансирует борьбу боевиков в Чечне, посылает туда своих людей и платит им... На эти вопросы отвечают политологи, специалисты в области мусульманской религии, психологи, экономисты, психиатры, изучающие психические отклонения у террористов, и Бог знает кто еще - по-разному. “Восток - дело тонкое”. В этом отношении фильм “Белое солнце пустыни” - классика. На Востоке реакция на многие вещи и поступки совсем не такая, какую мы ждем. Ребенок тонет... Первая реакция у нормального европейского человека, какая? Спасти. А там мать не сдвинется с места сама и другим не позволит спасать. Не от жестокости или безысходности, а потому что они воспитаны иначе. У них другая психология. Бог дал, и Бог взял - все. На все воля Аллаха, - проговорил Генерал.
Отец Сергий молчал. Его душа была не на месте. Ему казалось, что что-то он еще не сделал, не додумал, не понял. Он кивнул головой и вышел.
“Способности... способности... Только это и слышу. А у меня - опыт”, - пробурчал он.
- И что? - спросил он вслух.
Его вопрос повис в воздухе.
- Работать надо, - буркнул проходивший мимо Андреев.
- В точку, - улыбнулся отец Сергий.
- Нет. В полосочку, - возразил Андреев.
- Кому что, - сделал философское заключение отец Сергий и пошел дальше.
- Вот и поговорили, - рассмеялся Андреев.
- Да, уж, - вздохнул отец Сергий, и былая уверенность вернулась к нему.
После разговора с Генералом на следующий день Архивариус предстал перед отрядом “Никитят”.
Небольшого роста, в очках, с взъерошенными лохмами на голове. Лицо его было в отметинах от перенесенной оспы. Подвижные брови бегали по лицу, преображая его всякий раз, как только они занимали новое место. Глаза излучали ум. Длинные ресницы сквозь стекла очков казались еще длиннее. Стоило только раз взглянуть в эти глаза, чтоб понять, что бездонность по сравнению с ними - ничто. Он четко произносил слова и фразы. И время от времени взъерошивал и без того торчащие во все стороны волосы на голове. Он был похож на кактус в теплице: неказистый, колючий, но редкий и очень красивый, когда цветет. Архивариус смотрел в никуда, когда рассказывал что-то интересное, словно видел где-то там картины из прошлого, которые пытался добросовестно описать.
“Забавный”, - подумала Рита.
“Умный”, - отметил Санька.
“Уставший”, - вынес приговор Сережка.
“Одинокий”, - промелькнуло в голове Антонины.
“Несущий Свет”, - подытожил Вадька.
- Вы знаете, - начал Архивариус, - что в Афганистане живут афганцы, или пуштуны, таджики, узбеки, туркмены, джемшиды, таймены, белуджи и другие народы. Юго-запдная часть центральной Азии... горная страна. Горные цепи, подобно раскрытому вееру, расходятся по всей стране в юго-западном направлении. Центральный хребет горной системы - Гиндукуш. С картами, фильмами вы ознакомлены. Нас интересует юг, где каменистые, глинистые и песчаные пустыни с редкими оазисами. У Англии - печальный опыт завоевания этой страны, у нас - в некотором роде, тоже. В 1838 году Англия послала свои войска в Афганистан - попытка завоевать страну оказалась неудачной. В 1878 году - новая попытка, которая через два года закончилась полным изгнанием англичан. В 1919 году - третья попытка и тоже неудачная. Я вспоминаю историю не просто так. Афганский народ хитер, война для него - дело привычное. Знание местности, гор, партизанские вылазки - все это можно проанализировать... Но мы всегда ориентированы на внешнее без учета внутреннего. Это касается не только человека как такового, но и местности. Что движет человеком, мотив поступка, чем он обусловлен... Зачем, почему? Идея... Религиозные убеждения... Истоки... На местности тоже есть скрытое от обыкновенных людей... Возьмем хотя бы Бамиан - город пещер. Когда-то между снежными хребтами Кохи-Баба и Гиндукуша, приблизительно в двухстах километрах от Кабула, в живописной, цветущей когда-то долине, среди необыкновенных деревьев и пышных зарослей был расположен таинственный и очень древний город Бамиан. Это сейчас трудно себе представить такое, но это было. Множество пещер, величественные скульптуры Будды, древние крепости - это не миф, не выдумка. Сейчас остатки этого города, вернее... руины... находятся в стороне от главных дорог. Но в первом тысячелетии нашей эры, в период своего расцвета, Бамиан был важным центром древнеафганской культуры и буддизма. Этот крупный по тем временам город лежал на великой караванной дороге из Индии в Китай. После долгого и трудного пути через Гиндукуш перед усталым взором путников внезапно открывался великолепный город, раскинувшийся у подножия гор в цветущей долине. По преданию, город был велик. Говорили, что ребенка, потерявшегося на его улицах, находили уже стариком. Мы знаем о любви восточных людей к образному выражению мыслей, к их склонности к преувеличению. Естественно, воспринимать буквально их высказывания нельзя, но что-то все же в них есть. Путников поражали две гигантские статуи Будды, высеченные на крутом склоне Бамианского ущелья. Одна из них была высотой около пятидесяти метров, другая поменьше - около тридцати метров. Они были высечены очень давно, меньшая - во втором веке нашей эры, а большая - в четвертом веке нашей эры. Теперь самое интересное. В городе было около десятка монастырей. Это не просто много, это слишком много. Почему эта местность так привлекала “святых” людей? Что там было такого, чего не знали простые смертные? Представьте себе высеченные в скалах пещеры, а их было свыше двух тысяч, которые занимали монахи. В начале тринадцатого века город был разрушен Чингисханом. Далее - легенды говорят, что монахи за одиннадцать-двенадцать веков построили сеть подземных ходов под самим городом, в горах и пустыне. Многие монахи ушли, скрылись в пещерах. Говорили, что монахи из своих пещер могли под землей уйти в Китай или Индию... Более того, еще в тринадцатом веке монахи спрятали в одной из пещер несметные сокровища. Тайные ходы вели в схроны. Дороги к сокровищам не знал никто, кроме Хранителя. Он передавал тайну преемнику и уходил... в мир иной. Монахи из монастырей Бамиана завещали сокровища на борьбу с врагами... Хранитель сидел на перекрестке подземных дорог. У Хранителя было много служителей. Никто не знал наверняка: разговаривал ли он с самим Хранителем или с его служителем. Лиц их все равно никто не видел. Но, так или иначе, только Хранитель знал тайну. Говорят, что террористы черпают средства именно из этого источника. Борьба с неверными - святое. Взять силой сокровища не рискует никто, потому что это бессмысленно. Легенды говорят о чудесах, творящихся в пещерах. Может, оттого, что монахи при жизни на земле не один раз подвергались набегу врагов, разорению, убийствам и бесчинствам, оттого, что они видели сколько горя завоеватели приносят, как грабят и обижают мирных жителей, детей и женщин, они решили помогать тем, кто встает на защиту отечества... А потом... под землей они выделяют сокровища и свято верят, что помогают борцам защитить страну и ближайших братьев. Так ли это? Не мне судить. Очень многое зависит от угла зрения. Все зависит от того, как ты смотришь на событие, действие, поступки других... И получается, что у каждого своя правда... Но, тем не менее, никто не может солгать Хранителю или его служителю, никто не может поднять руки или головы, пока говорит с Хранителем. Упав ниц у священного камня, проситель сообщает о своей просьбе. Он ощущает присутствие Хранителя, а когда обретает способность поднять голову, никого рядом не оказывается. Голос еще звучит в ушах просителя. Он слышит даже шаги, но почему-то сразу в семи туннелях. Алмазы и рубины на священном камне продолжают сиять еще некоторое время в потоке света из ниоткуда. Это явление сильнее всяких слов. Проситель не лжет, но и правда у всех своя. Говорят, что монахи в свое время спрятали в одной из пещер Александрийскую библиотеку. Культура Египта тесно связана с культурой Азии. О том, что Александрийская библиотека сгорела, писал Плутарх, который родился в Херонее в 46 году. Учился он в Греции и Риме. Только странно, что, кроме него, никто не писал о пожаре в Александрийской библиотеке. Нет упоминания об этом ни в одном значительном письменном памятнике той эпохи. Ни Цезарь, ни его друг Авл Гирций, ни Цицерон, ни греческий географ Страбон, приехавший в Александрию лет через двадцать после пожара, об этом не заикались, они умалчивали почему-то о тех событиях. И только стоик Луций Анней Сенека, который из-за своих нравственных принципов был выслан временно на Корсику распутной императрицей Моссалиной, писал: “В Александрии сгорело сорок тысяч книг”. Сорок тысяч книг - это даже не десятая часть Александрийской библиотеки. И только Плутарх утверждал, что сгорело все. И где же истина? Доподлинно известно одно: библиотека была, и больше ее нет. Она исчезла. Итак, монахи - хранители Знаний, хранители Сокровищ. Только где они, не знает никто. Это касается и первого, и второго, и самих монахов в том числе. Есть старая карта, которую перерисовал один из послушников китайского монастыря. В Индии хранится в одном из монастырей память о старом Бамиане - воспоминания старого монаха, некогда жившего в этом городе. Там тоже есть карта. Они не совпадают друг с другом, а где-то даже противоречат, но других источников нет. Они сходятся лишь в одном. Центральная пещера и ход к ней совпадают. Это все. Возможно, что именно Центральную пещеру террористы приспособили под научный центр, лабораторию, где ведутся какие-то исследования. Что это за исследования, можно лишь догадываться. Но исчезновение двух знаменитых ученых из Америки и России почти в одно время - не случайность. Везде прослеживается чеченский след. Но для кого чеченские боевики похитили ученых? Было предположение, что из-за денег. Родственники ждали, когда же потребуют выкуп. Наши разведчики выяснили, что через месяц после похищения боевики ученых переправили из Чечни в Афганистан. Нам удалось узнать, где они. Но как найти их в лабиринтах ходов и переходов, пещер и тоннелей? Есть предположение, что их держат поблизости от лаборатории... Иначе, зачем им ученые? Кто работает на террористов в подземных шахтах, пещере-лаборатории мы не можем сказать точно. Есть среди охраны и наши люди. Но передавать сведения в последнее время они не могут. Возможно, был усилен режим охраны самих охранников... Вывести Джона Валери и Петра Рогозина из пещер наши люди не могут. Года два назад мы получили от нашего агента схему прохода к Центральной пещере. Карту лабиринта не может составить никто. Ее, по всей видимости, знают только Посвященные. Даже террористам известен лишь кусочек: Центральная пещера и несколько пещер вокруг нее. Их разведчики, уходившие на исследование дальних пещер и ходов, не возвращаются. И что с ними произошло там - тайна за семью печатями. Тайные ходы, скрытые ловушки, провалы и... что там еще - не знает никто, а кто знает, никогда не расскажет. Это все, что я могу донести по существу вопроса. Вот видеофильм: “Бамиан вчера и сегодня”. Познавательный... Там же все найденные карты, полуразрушенные входы... Один из них отмечен крестиком. Это один из ста “рабочих” входов. Ловушки, капканы и провалы для непосвященных - верная смерть в начале пути. От Центральной пещеры, которая на самом деле может быть вовсе не таковой (это условное название), отходят сотни, десятки сотен второстепенных ходов, пещер. И где из них на самом деле главная, а где второстепенная, сами понимаете, одному Богу известно, да оставшимся монахам... вернее, монахам, оставшимся в пещерах, посвятившим себя служению под землей... Мне не совсем понятен механизм пополнения их рядов, откуда они приходят и куда уходят потом - тоже тайна за семью печатями. Монахи сами по себе плодиться не могут, это понятно всем, но какие монастыри и откуда посылают своих людей служить под землей, охраняя тайны тысячелетий, вряд ли, мы узнаем в ближайшее время. Если будут вопросы, я отвечу. Вот литература. Полистайте. Отмеченные страницы прочитайте. Индия, Китай... Куда ведут подземные дороги? Есть записи одного послушника... Больше на фантастику похоже. Но стоит ознакомиться, - посоветовал Архивариус, снял очки, аккуратно протер стекла платочком и снова водрузил их на место.
Когда Архивариус произнес фразу о вопросах, на которые он ответит, то, наверное, не догадывался даже, во что это может вылиться. Несколько часов со знанием дела ребята задавали вопросы. Не праздные, а требующие знания мелочей, на которых можно просто сгореть... В деле важно все, это они тоже уяснили, поэтому и пытались выяснить как можно больше. На месте будет поздно выяснять, там действовать надо...
Архивариус вспотел. Таких дотошных “слушателей” у него еще никогда не было. В наступившей тишине, он робко поинтересовался, что еще они хотят знать. Вадим ответил за всех:
- По мере изучения материалов, конечно, будут возникать дополнительные вопросы. Мы тогда побеспокоим вас...
А отец Сергий добавил:
- Разыщем. Не беспокойтесь. 
Архивариус нисколько не сомневался в этом. Он облегченно вздохнул, церемонно распрощался со слушателями и ушел. После пространной лекции Архивариуса отец Сергий подергал себя за мочку уха и проговорил:
- Туману много. Но, как показывает практика, сбрасывать со счетов ничего нельзя. Иногда не знаешь, что именно может помочь... Переваривайте полученную информацию... А я пойду поговорю со своими “орлами”. Они проводника достали... По крайней мере, от границы до развалин по секретным тропам проводит. Маршрут сложный. Сами карты еще раз просмотрите... Идти придется по ночам. Проводник подрядился только в один конец... Обратно сами пойдете...
Антонина посмотрела на отца Сергия и тихо сказала:
- Не волнуйтесь. Мы справимся.
- Только попробуйте не справиться, зашибу... сам... лично. Под землей достану, - просипел отец Сергий.
Ребята рассмеялись.
- А ну вас к бесу, готовьтесь. Приду, три шкуры сдеру... Отчитаетесь о проделанной работе...
- Есть! - автоматически проговорил Санька.
- Эх, - мечтательно вздохнула Рита, когда отец Сергий вышел, - и чего им эти ученые дались? Вот бы сокровища отыскать или библиотеку ту потерянную...
- Все сокровища мира - в человеке, - назидательно проговорил Вадим, - когда ты только поймешь это, Кошелькова? Нет ничего дороже самого человека. Хотя все построено из одних и тех же простейших химических элементов: и человек, и растение, и земля, и солнце... В разных сочетаниях, в разных соединениях они образуют и вулкан, и гусеницу, и далекую звезду в небе, и крохотный подснежник, что весной так тянется к солнцу, и те самые сокровища, от которых у некоторых голова кругом идет... Это всего лишь химические элементы, пойми... И только человек, наделенный сознанием, выделяется в этом ряду... Я не умаляю достоинств других видов живых существ, даже растений тех же самых...
- Ты решил нам лекцию прочитать или конкретно мне... такой темной и ничего не понимающей в мироздании Вселенной, в химии и биохими живых существ? - спросила Рита.
- Да нет, - смутился Вадька. - Я тебя понимаю...
- Загадок в природе всегда было предостаточно... Человек отгадывал их... Геологи знают, что фиалка “любит” олово и цинк, анемона - никель, а астрагал - уран. О вкусах не спорят, - начала Антонина.
- Да, если ты делаешь выбор между рубином или бриллиантом, бирюзой или аметистом, - проговорил Вадька. - Равноценность, соизмеримость должна быть...
- Успокойся, - сказала Рита. - Я же не утверждала, что жизнь ученых я ценю меньше, чем сокровища ... К тому же, человек способен изобрести или открыть нечто, что дороже всех сокровищ... вместе взятых... Только очень важно, чтоб их открытия использовались во благо.
- Вот именно. Некоторые открытия бывают преждевременными. Все зависит от того, в какие руки оно попадет... Мне иногда жаль ученых. Мне кажется, что они не всегда и сами понимают, что творят... Не видят, что выпускают джина из бутылки. Во благо или во зло... Борьба вокруг умов человечества... и за них... Это просто лишний раз подтверждает, что до много мы еще просто не доросли... Я имею в виду все человечество, вместе взятое... Но что делать, если мир таков, каков есть? Надо вырвать Валери и Рогозина из лап террористов, - пробубнил Санька, рассматривая древнюю карту.
- А когда придет время для поиска библиотеки и сокровищ, и если это будет поручено нам, вот тогда и будем думать, - произнес Сергей.
- Скучные вы, - вздохнула Рита.
- О деле думай, Кошелькова, - произнес Санька голосом отца Сергия.
Рита растерянно посмотрела на дверь, чем вызвала бурю ликования среди друзей. Обстановка разрядилась, и они с интересом стали изучать оставленный Архивариусом материал в качестве дополнения к тому, что они уже знали.
А через два дня их доставили на вертолете в исходную точку, откуда к границе они добирались своим ходом. Их сопровождали “орлы” отца Сергия под его руководством. Отряд “смертников” должен был подойти чуть позже. Это запасной вариант.
“Почему в пустыне небо кажется таким высоким, что чувствуешь себя неуютно? Может, это потому, что здесь оно безоблачное, какое-то белесое и мерцающее в неистовом зное? А, может, оттого, что солнце здесь полыхающее, и от его лучей наливается доменным жаром все вокруг: и песок, и щебенка, и глина, и раскаленные скалы, которые трескаются порой, не выдерживая, с грохотом ружейного выстрела? - подумала Рита, размеренно шагая вперед. - А ощущение одиночества, беззащитности просыпается где-то внутри не оттого ли, что вокруг нет ни травы, ни куста, ни дерева? Да и растения в пустыне не менее одиноки. Верблюжья колючка или снопик какой-нибудь травки тянутся к знойному небу, а вокруг них - пустые прогалины, метры голого камня или сыпучего песка. А ведь весной здесь очень красиво. Я помню это. Мы тогда бродили с табором по просторам родины. Среди сочной зелени горели лимонно-желтые и рубиновые тюльпаны, красные маки, фиолетовые малькольмии, лютики, бледно-желтые астрагалы. Воздух был напоен их запахами. Хотелось петь и кричать от восторга, упасть на ковер и вдыхать, вдыхать этот неповторимый аромат. И мы кидались с гиканьем в разнотравье, катались как ошалелые. И смеялись... Этот смех до сих пор звенит у меня в ушах. А через месяц все менялось: тучи покидали небо, и обжигающий ветер со злым посвистом стирал зеленую жизнь с оголенного песка. Саксаул здесь казался чудом. Смотришь на дерево, отбрасывающее паутинную полутень, и понимаешь, что под ним не спрячешься от зноя. А так хотелось прохлады или хотя бы передышки от палящего солнца. И можжевельник арча, встречающийся на склонах гор, удивлял не меньше саксаула. Казалось, что во всей Вселенной было только два цвета: желтый и ярко-синий. Но все хорошо в меру,  постепенно это сочетание начинало утомлять. Было ощущение, будто ты попал на другую планету. Именно тогда я поняла, как окружающая природа влияет на настроение самого человека. Правда, картина немного менялась, когда вместо желтого песка появлялись выжженные солнцем горы... Нет, все же это великое счастье, что мы оказались здесь в феврале, а не в июне. Хотя выдержать мы в состоянии многое, я это знаю”.               
Она вспомнила, как в детстве они с табором бродили в этих местах, и никому никогда не приходила в голову мысль о смерти, никого не посещал страх, что можно погибнуть в песках. Они просто знали, что если есть начало, есть и конец. И люди живут везде, они приспосабливаются.
А цыгане - народ необыкновенный. Кто-то по солнцу путь “видел”, кто-то по руке... И воду старый цыган Петр всегда находил с помощью лозы. А уж в чашке с водой Надя видела все. Все опасности... Ее предупреждения не раз спасали жизнь всему табору. Она умела многое. Даже зверюгу любую, если нужна была пища, могла “позвать” и усыпить. И все это было так естественно, что никаким чудом не казалось.
Звезды охраняли их сон. Она не помнила, чтобы кто-то из цыган дежурил ночью. Никому не приходило в голову, что их могут убить. Не было страха. Они не боялись, и ничего не случалось. Они радовались жизни... Пели, плясали у костра, готовили еду, смеялись, гадали, дурачили простаков и обводили вокруг пальца умников.
В особо понравившихся местах они задерживались, а потом снова поддавались всеобщей волне, жажде смены места. Почему они бродили, чего искали, Рита не знала и не хотела знать. Было весело. Она только теперь поняла, как здорово было бродить по свету!
Но почему тогда сегодняшнее их движение не вызывало ликования в ее душе? Что изменилось? Мир вокруг? Нет... Что-то ушло... И это “что-то” - беззаботное детство...
Рита вздохнула. Она не заметила течения времени за своими мыслями, хотя четко следила за каждой мелочью: ничто не ускользало от ее внимательного взора.
На базе их ждал проводник. В сумерках все кажется слегка искаженным. А маски на лицах, одинаковые маскировочные костюмы и американские военные ботинки - делали всех похожими друг на друга. Трудно было понять, кто старше, кто младше, кто начальник, кто подчиненный.
Отец Сергий подошел к проводнику и проговорил:
- Пятерых доставишь до места, как договорились...
- Деньги вперед, начальник, - заулыбался пожилой таджик.
- Получишь на месте...
- Детям свояка кушать надо. Меня на дороге свояк ждать будет... Половину давай вперед, это честно... Ты знаешь его. Он раньше работал здесь. Ногу потерял. На его место я пришел, половину отдаю...
- Хорошо, - отец Сергий отошел с ним в сторону.
Молчаливое прощание... Приборы ночного видения и маски на лицах делали “Никитят” похожими на инопланетян. Тайные тропы, по которым их вел проводник, оживали, оставляли невидимую память о прошедших по ним путникам. С рассветом они залегали в одной из пещер и ждали наступления темноты. Короткий сон товарищей охраняли по очереди. На следующую ночь их проводник встретился со свояком. Они отошли чуть в сторону. Проводник протянул деньги.
- Опасно стало в горах, - произнес свояк по-таджикски. - Кого на этот раз Ибрагим просил проводить? Хороший он человек. Правильный. И слово держит.
- Да, - согласился проводник. - А кого послал, не знаю. Молчат. На американцев похожи.
Рита прислушалась.
- Может, русские?
- Бес их знает. Сухарики жрут, водой запивают. Витамины глотают... Американцы, не иначе. Только немые... На развалины им надо...
- Там тайные пещеры...
- И что? Все равно в обжитую никто чужой не войдет, а из заброшенных никто никогда не возвращался. Конец один... Талибы знают, как “закрыть” проход... Я видел однажды, как они по камню трижды стучали, потом пароль шепотом говорили, так тихо, что никто не услышит чужой, и только после этого им “открывали” проход...
- Если они взорвутся, кто заплатит тебе?
- Я в один конец подрядился...
- Смертники, не иначе... Может, японские самураи?
- Какая мне разница, - проговорил по-таджикски проводник, - их Ибрагим просил доставить. Я с ним работаю. Он не обманывает. Ты же знаешь.
- Знаю, - вздохнул свояк.
Они распрощались. Пока старик смотрел вслед удаляющемуся свояку, Рита шепотом пересказала их разговор.
- Прекрасно, - прошептал Вадим, - мы так и думали.
Проводник ни раз пытался вывести “американцев” на разговор, но те объяснялись с ним жестами. Они расплатились с ним все так же молча, кивнули на прощание головами и исчезли в темноте.
Проводник пожал плечами. “Может, и вправду немые? Или языки отрезали, чтоб не выболтали лишнего? Да какая мне разница!” - подумал он, спрятал деньги и заспешил домой.
“Никитята” без труда отыскали “рабочую” дорогу в основную пещеру. А дальше - знание плюс способности, прекрасная подготовка и учет всех неожиданностей... сделали свое дело.
Через сутки, когда пришла новая смена, охранники все еще были под впечатлением “явления” Аллаха. Они неистово молились, воздавая хвалу Аллаху.
- Допросить кретинов, - отдал приказ начальник.
- Где ученые? - спросил “следователь”, назначенный начальником для расследования исчезновения ученых.
И все, не сговариваясь, ответили одно и то же:
- Аллах взял с собой, - в смиренном поклоне шептали охранники.
Зато на следующий вопрос: - “Куда он увел их?” - все охранники отвечали по-разному. Они показывали на различные проходы в дальние пещеры, и никто из них не сказал, что он увел их из пещеры наверх.
- Итак, получается, что они где-то здесь... Если их забрали монахи, мы не найдем их никогда...
- А Аллах куда делся? И откуда пришел? - спросил начальник “следователя”.
- Никто не знает... Он просто явился... в сиянии неземном... Это знак свыше, - ответил “следователь”.
- И ты туда же!
- Проход был закрыт, когда мы пришли. Али дежурил там... Значит, никто не входил и никто не выходил посторонний...
- А сам Али что говорит?
- Он под впечатлением беседы с Аллахом. Он не может ничего сказать, он грехи замаливает. Аллах был недоволен им.
- Он впускал Аллаха в пещеру? - раздражение у начальника возрастало и “следователь” это увидел.
- Аллаху не надо просить разрешения, чтобы пройти. Он может все, - заявил “следователь”, обидевшись на начальника, потому что почувствовал в его голосе неуважение к Аллаху и чудесам, им явленным.
- Кретины! - завопил начальник. - Им же кто-то помог исчезнуть?
- Аллах. На все его воля...
- Их надо вернуть! -  лицо начальника покраснело.
Он суетился, пытался растормошить своих подчиненных, а потом сел и стал массировать грудь. Боль в сердце напомнила ему о бренности тела. “Мы лишь прах и тлен”, - вспомнил он чье-то высказывание. 
- Нельзя идти против воли Аллаха... - назидательно проговорил “следователь”, глядя на искаженное болью лицо начальника. 
- А что я генералу нашей армии доложу, а он Бен Ладену?
- Правду, - спокойно сказал “следователь”, - Аллах не хотел, чтоб они были здесь и изобретали что-то...
- Уйди, - прошептал начальник.
А “Никитята” спокойно довели ученых до пещеры, где их ждали “орлы” отца Сергия, которые и доставили спасенных в Москву.
Отец Сергий, сбросив с себя напускную строгость, кинулся обнимать своих подопечных.
- Молодцы! Милые вы мои...
Ребятам показалось, что глаза его увлажнились... Но он тут же справился с собой. Рита повернулась и внимательно посмотрела в его глаза. Она словно споткнулась обо что-то и, опустив голову, пошла рядом. Ей показалось, что она слышит стук его сердца, и от этого ее собственное сердце пыталось вырваться наружу.
В душе происходило нечто необъяснимое: она расправляла крылья перед полетом. И вдруг она всем телом ощутила это состояние полета и невесомости. Рита не могла объяснить, что произошло в те доли секунды, когда их взгляды встретились. Она почувствовала волнение, исходящее от него и отозвавшееся в ней. Это открытие было подобно грому средь ясного неба. Рита растерялась.
- Кошелькова, это пройдет, - проговорил спокойно отец Сергий.
Рита не знала, что он имел в виду: усталость, эмоциональное возбуждение после окончания операции или то нечто, что она увидела в его глазах. И почему оно должно проходить? И хочет ли она этого? Отец Сергий похлопал ее по плечу.
- Пройдет, - повторил он.
Она тут же взяла себя в руки и беспечно произнесла:
- Все в порядке. Ой, отец Сергий, дайте мне свою руку, я погадаю вам...
- Не верю я в эту ерунду, Кошелькова.
- Боитесь.
- Ну, смотри.
Она вцепилась в его руку. “Боже! Сколько всего перенес этот человек! И разлука с любимой, и гибель родителей от какой-то катастрофы, и одиночество, и ранение, и операция, и предательство друга, и страх перед женщинами, и ... - Она затаила дыхание. - Вот, нашла... Слава Богу!” - вздохнула она, а вслух сказала:
- Долго жить будешь, счастлив будешь, предстоит тебе дорога в казенный дом по воздуху в стрекочущей железной птице...
- Болтушка ты, Кошелькова. А я и вправду подумал... Ну, купила...
- А чем вы недовольны? Всю правду сказала. Вон они, наши стрекочущие птицы, разинули пасти. Ждут нас, чтоб доставить в казенный дом...
- Знаешь, Кошелькова, петь у тебя лучше получается, чем гадать.
- У меня все великолепно получается. Только кто-то этого не видит. Песню хочешь, дорогой? Щас спою, - и она затянула печальную цыганскую песню о любви.
Тонька обняла подругу за плечи. Рита неожиданно оборвала песню и рассмеялась, вспомнив растерянность в глазах отца Сергия, когда она сказала совсем не то, что увидела по его руке и уж, тем более, совсем не то, что ожидал он.
- Ты чего? - спросила Антонина.
- Да так. Это я о своем, о девичьем.
- А у меня по линиям посмотри, - она протянула руку.
Глаза у Тоньки заблестели в ожидании открытия, а Рита мельком взглянула на расположение линий, закрыла ее ладонь своей и произнесла:
- Я потом как-нибудь тебе расскажу, ладно?
- Да не верь ты ей, Сорокина, - проговорил Санька.
- А я еще ничего не сказала ей про тебя... - засмеялась Рита.
- Я сам скажу, если будет нужно, - буркнул Санька.
- Поторопись...
- Это почему же? - насторожился Санька.
- В вертолете плохо слышно будет...
- Ритка, ты чудо! - улыбнулся Санька.
- Я знаю, - заявила она.
Отец Сергий поймал себя на мысли, что если б был моложе лет на десять, не упустил бы этого чертенка. А так... отец, он и есть отец...
- Не родной же... и времени не существует... - услышал он Риткин шепот и вздрогнул.
- Ты о чем, Кошелькова?
- Рано себя в старики записываете, - прошептала она ему на ухо. - У нас все еще впереди.
- У кого у нас? - опешил он.
- У нас с Генералом. Это я про службу. А ты про что подумал?
- Кошелькова! - заорал отец Сергий.
А она уже бежала к вертолету, схватив Вадьку за руку.
- Поспешайте! Домой все же возвращаемся, - крикнула она.
- Ну, чертова девка! - и столько восхищения было в голосе отца Сергия, что он сам испугался того, что вырвалось наружу.
А в вертолете уставшие разведчики сразу же уснули и проспали всю дорогу.



Глава 15

НАГРАДА


Генерал уже знал об исходе операции. И когда “Никитята” появились перед ним, строго-торжественным голосом произнес:
- Доложите, как прошла операция.
И пока Вадим по-военному четко докладывал, Генерал вглядывался в повзрослевшие лица ребят.
- Хорошо. Новости по телевизору видели? - поинтересовался Валерий Иванович.
- Нет, - ответили ребята хором.
- Тогда посмотрите, он включил запись новостей.
Диктор с экрана вещала о том, что двоим ученым, похищенным террористами полгода назад, удалось бежать из плена. Они ничего не могли объяснить.
- Наши корреспонденты спрашивали их: “Кто помог им бежать?” Но ученые лишь твердят, что это чудо - и все. Валери сегодня же будет доставлен на родину, где его ждут родные и близкие, а Петр Рогозин уже встретился со своей семьей. Что ж, их спасение - это, действительно, чудо.
Генерал выключил запись.
- Вот так-то. И это навсегда. Вы будете делать самую сложную работу, а об этом никто не будет знать, или лавры славы будут пожинать другие, в интересах дела... Не обидно?
Ребята смутились, но промолчали.
- Главное - дело. Быть невидимым сложно. Я хотел бы поздравить вас с успешным завершением операции и вручить правительственные награды.
“Никитята” с гордостью смотрели на медали, которые красовались у них на груди. Им показалось, что солнечный свет отражается от них и делает все светлее вокруг. Рита поцеловала холодный кусочек металла и прошептала:
- Здорово! Ну, как я вам? Нравлюсь?
- Смотрюсь в тебя, как в зеркало, - пошутил Санька.
- В кривое, что ли? - Ритка повернулась к нему и скорчила рожицу.
- Ритка, ты хоть когда-нибудь будешь серьезной? - спросил Вадька.
- А как же! Когда умру, буду сама серьезность.
- Ты уж лучше живи. Ты и в гробу петь умудришься. Тебя в последний путь понесут, а ты им: “Не грустите, дорогие. Я щас спою”, - проговорил Сережка.
- А чем тебе мое пение не нравится?
- Рита, нам все в тебе нравится, ей-Богу, - улыбнулась Антонина и поцеловала ее в щеку.
Рита обвела всех гордым взглядом и рассмеялась.
“Совсем еще дети”, - подумал Генерал.
- Посмотрите на свои награды еще раз, потрогайте. А теперь аккуратно сложите в коробочки и сдайте на хранение. Вы не сможете их носить, не сможете никому похвастаться, пока... пока работаете на Родину... Вам положен отпуск... Подумайте, как бы вы хотели его провести. От университета можно поехать куда-нибудь... Но вы должны помнить, что самая главная награда всегда останется вот здесь, - он показал на грудь, - в сердце. Это ваше собственное понимание чувства исполненного долга. Это радость преодоления, счастье достижения во имя мира, на благо людей, живущих на земле. И наш труд не напрасен, если мы можем спасти хоть одного человека, если завтра люди проснутся с улыбкой на лице, потому что мы сегодня не дали убить завтра, - проговорил Валерий Иванович и вдруг ощутил, как устали его юные разведчики, что самой ценной наградой сейчас для них будет принять ванну и хорошенько выспаться, а уж потом все остальное.
- Идите отдыхать, - по-отечески сказал Валерий Иванович, - заговорил я вас совсем. Вы - хорошая команда, необыкновенная.
Разведчики замялись.
- Ну, что хотели спросить?
- А можно нам завтра устроить праздничный ужин? - поинтересовалась Рита.
- Конечно, - улыбнулся Генерал. - Не просто можно, а нужно. Скажите Лене, она договорится со столовой.
- А можно мы отца Сергия пригласим? - спросила Кошелькова и замерла в ожидании.
- Можно.
- А вас пригласить можно? - спросил Вадька.
- Меня? А вот это сложнее... Я буду занят. Да вы и без меня справитесь, - улыбнулся он.
- Спасибо вам за все. И все же... если вы освободитесь и захотите посидеть с нами - приходите. Мы будем очень рады, - проговорила Тонька. Вы такой хороший... честно...
- Ребята, вам надо срочно отдохнуть... Нервы сдают...
- Нет, мы в порядке, - заверил Сергей.
- Просто мы, наверное, только теперь поняли, как это здорово - жить... и хоть что-то делать, чтоб завтра было лучше, чем вчера, - проговорил Санька.
Генерал посмотрел на их гордые лица, и сердце его в эту минуту переполнилось любовью. Они ушли, а он еще долго смотрел на сложенные в стопочку наградные коробочки, где лежали их медали “За отвагу”.
“Когда же человек поймет, что “он, как писал Роллан, творец и хозяин мира, что на нем ответственность за все несчастия земли и что ему же принадлежит слава за все хорошее, что есть в жизни”. А мы почему-то решили, что жизнь - это скаковая лошадь, которая никуда не сворачивает от старта до финиша. Ничего подобного! Жизнь - это все... и вот эти коробочки - тоже”, - вздохнул Валерий Иванович.
А через какое-то время Лена увидела, как Генерал вышел из  своего кабинета, размахивая руками и бубня что-то себе под нос. Ее сердце сжалось от жалости к этому немолодому человеку, который взвалил на себя слишком много.
“Выдюжит ли его сердце?” Она не могла ответить на этот вопрос. Ей хотелось, чтобы он жил долго-долго, трудился и честно делал свое дело.
Лена погрузилась в свои мысли и не заметила, когда Васюков подошел к ней. Он взгромоздился на край стола и помахал рукой перед ее глазами. Они одни сегодня занимались бумажной работой, даже Верку отправили с поручением куда-то.
- Але! Ты где?
- Здесь, - очнулась она.
- Ленк, давай поженимся, - проговорил Васюков.
От неожиданности она чуть не икнула, а потом рассмеялась.
- Я не шучу, - проговорил он серьезно. - Ты же знаешь, что я давно холостяк... Ну, так получилось...
- Я все про тебя знаю, Васюков. Ты сегодня случайно не падал? Со стула или головой об лед? Путанное сознание. Это бывает... Симптомы...
- Я серьезно.
Лена посмотрела на него и неожиданно для себя самой проговорила:
- Что ж, давай попробуем. Может, что-нибудь и выйдет...
- Я сына хочу, - признался он. - От первого брака у меня нет детей...
- Васюков, ты имеешь представление о физиологии человека? Я не могу тебе родить завтра... Даже если б захотела или пообещала...
- А попробовать можно?
- Что? Родить?
- Да.
- Мы с тобой даже не целовались еще, не говоря обо всем остальном... Дети не от Святого Духа появляются, Васюков...
- Так за чем же дело?
- За нами, - улыбнулась Лена. - Знаешь, это самое оригинальное объяснение в любви в моей жизни...
- Прости, - он посмотрел ей в глаза. - Ты же знаешь, что я давно по тебе сохну... Ну и все такое...
- Васюков, давай попробуем пожить под одной крышей, а там - видно будет... Во что это перерастет - трудно сказать... Дети - это ответственность. А у нас работа... Сам знаешь, какая...
- Мне хочется после себя оставить... - он взмахнул рукой, изображая что-то неопределенное, и замолчал.
- Ты еще жив... И детей не оставляют, а воспитывают. А след, жизненный след, делами меряется, а не количеством детей.
Анатолий смутился.
- Я уже не мальчик. Посмотрел по сторонам и вижу, что кроме работы у меня - ничего. Суета одна. А хочется еще чего-то. Не бабы на ночь, этого добра хватает... Чтоб Душа в Душу... И чтоб понимала все... как ты... Я, наверное, дурак... Я не знаю даже, люблю ли я тебя... Но мне хорошо рядом с тобой.
- По крайней мере, честно. Если бы ты стучал себя кулаками в грудь и уверял, что жить без меня не можешь, я бы послала тебя, Васюков, далеко и надолго. Я тоже не знаю... что чувствую и как это обозвать. Мне радостно с тобой, легко и комфортно. Не надо ничего выдумывать, можно быть самой собой, и это здорово...
- Спасибо.
- За что?
- За то, что все поняла и не послала к черту.
- Ты же знаешь, что попробовать пожить под одной крышей - это еще не супружество. Это всего лишь шанс... шанс для нас обоих, - проговорила Лена, -  и потом... у нас с тобой, как в песне: “Встретились два одиночества...”
- А хоть бы и так? Что в этом плохого?
- Не знаю, - призналась Лена.
- Давай хоть для начала поужинаем вместе, - предложил Васюков, - у меня есть идея... Подожди, - он схватил телефонную трубку и стал судорожно набирать номер. - Кирилл, это Анатолий, сделай столик на двоих. По высшему пилотажу. С дамой. Да. Во сколько? - он посмотрел на часы, потом на Лену. - Часов на девять вечера... Спасибо.
Если бы кто еще вчера сказал Лене о таком повороте в ее судьбе, она бы не поверила.
“Воистину, “жить - это то же самое, что играть в ресторане на скрипке, которую впервые взял в руки”, - так говорил Батлер. Что-то в его высказывании есть... Похоже, что он был прав”, - подумала Лена, когда они с Васюковым впервые после работы вышли из отдела вместе и не разбежались в разные стороны.
И странное дело: в этот морозный вечер им показалось, что запахло весной. Жизнь любит преподносить сюрпризы тем, кто умеет ждать. Васюков знал, что умные женщины любят, когда для них делают глупости, но рядом с Леной он не мог их совершать и не хотел, потому что чувствовал, что для нее важна не форма, а содержание.
Откуда-то из глубины его памяти вылезли наружу стихотворные строчки:
Красоток я любил не очень,
и не по скудности деньжат:
красоток даже среди ночи
волнует, как они лежат.

Кто ищет истину, держись
у парадокса на краю;
вот женщины: дают нам жизнь,
а после жить нам не дают...

Лена засмеялась и спросила:
- Тебе нравится Губерман?

...Женщиной славно от века
все, чем прекрасна семья;
женщина - друг человека,
даже когда он свинья.

Творец дал женскому лицу
способность перевоплотиться;
сперва мы вводим в дом овцу,
а после терпим от волчицы... - это тоже он. Не страшно? Пока еще не потратился на ужин, есть возможность остановиться, Васюков.
Толя обнял Лену и впервые поцеловал. Он открыл дверцу машины, помог Лене сесть и только после этого ответил:
- Поздно. И я ничего не боюсь, ты же знаешь это.
- Знаю, - подтвердила Лена.
И в это время засвистел ветер, завыл и заголосил то ли от радости за них, то ли от зависти.
- “Три вещи непостижимы для меня, и четырех я не понимаю: пути орла на небе, пути змея на скале, пути корабля среди моря и пути мужчины к сердцу женщины”, - так было написано в одной из библейских притч, - проговорила Лена.
  Васюков промолчал, нажал на сцепление и уверенно выехал на трассу.
А ребята, как только добрались до общежития, быстро, по-армейски умылись, переоделись, после чего блаженно растянулись на своих кроватях и задремали под колыбельную песню ветра. Только Вадька долго ворочался, вздыхал и, наконец, не выдержал, сел на кровати и произнес в темноту:
- Кто мы? Избранные или несчастные, которые будут вынуждены скитаться по свету в поисках призрачной идеи? Действительно ли мы защитники интересов Родины или тех, кто ею управляет? Ради кого и чего мы будем рисковать? Я могу выдвинуть возвышенный лозунг и следовать ему на протяжении своей жизни или погибнуть... Но так ли это все на самом деле? Нет, это не сомнения. Это поиск моей Души. На что мы обречены? Имеем ли право на любовь? - он закончил свой монолог.
В комнате повисла тишина.
- Мне кажется, что ты сам должен ответить на все свои вопросы. Скажи, ты был счастлив, когда спас ученых? - спросил Сережка.
- Да, - уверенно ответил Вадим.
- Это самое главное. Все остальное - демагогия. И цель тебе ясна. Не лукавь. Ты делаешь то, что можешь. Во благо. Кого или чего? Тебя это волнует? Во благо всех людей, Родины. А Родина - это прежде всего люди. И как можно творить добро без любви? Тебя никто не ограничивал. Никто не запрещал любить. У каждого есть право выбора. Если отец Сергий решил, что любовь сделает его слабым, уязвимым - это его выбор. А меня любовь делает сильней... Весь мир, Космос держится на любви. “Человек любящий божественнее человека любимого”, - это Платон утверждал. А Аристотель говорил: “Любить - значит желать другому того, что считаешь за благо, и желать притом не ради себя, но ради того, кого любишь, и стараться по возможности доставить ему это благо”.  Бог - это тоже любовь. Все это тебе говорил Учитель, так почему сомнения посетили твою душу? - спросил Санька.
- Я просто рассуждал, - проговорил Вадька.
- Зачем? Чего ты хотел от этих рассуждений? Чтобы кто-то тебе сказал: “Люби, Вадик. Это чувство прекрасно. Тебе можно любить”. Тебе разрешение на это нужно или приказ Генерала? - спросил Сергей.
- Нет.
- Тогда что? Ты будешь тем, кем себя ощутишь. И обречен будешь на то, на что сам себя обрекаешь. И делать мы будем все, прежде всего, ради себя, мне так кажется... - проговорил Сергей.
- Я и сам не знаю, ребята, что на меня нашло. Может, хандрю. Хочется мир посмотреть. Отец Сергий сказал, что у Генерала для нас путевки уже есть... Круиз какой-то...
- Просто так? - спросил Санька.
- Я у отца Сергия то же самое спросил.
- Ну и? - не выдержал Серега.
- Он уклончиво ответил, что отдых - это тоже работа. И это навсегда.
- Понятно, - вздохнул Санька. - Вы как хотите, а я спать буду. Он демонстративно повернулся на бок и почти тут же захрапел.
- Во дает, - восхитился Сережка, потянулся и не заметил, как провалился в сон.
И только Вадька еще какое-то время прислушивался к ночному посвисту ветра и с нежностью вспоминал Юльку.
Рита и Тоня тоже не спали. Они слышали, как деревья стонали под порывами ветра, жаловались на холод и одиночество, а колючий проказник, наигравшись с деревьями, в неистовом ликовании ударялся в окно и недоуменно замирал, чтобы через какое-то время повторить свою попытку завладеть недоступным пространством...
- Ты хотела мне по руке погадать, - вспомнила Тоня, когда они легли спать.
- Не я, а ты... Это было твое желание, - уточнила Рита. - Брось. Будет так, как должно быть...
- Посмотри... Я сейчас свет включу...
- Не суетись. Я уже смотрела. Все хорошо будет. Да любит тебя Санька, любит. Это и без ладони видно. Да и тебе он не безразличен. Ты ведь это хотела услышать?
- Да, - призналась Тонька и была рада, что в темноте не видно ее пылающих щек.
Она немного помолчала, а потом проговорила:
- Мне в институте одна девчонка предложила сделать тату. “Это дух времени, это модно”. Она говорит, а я думаю, из зоны, что ли, сбежала? Не похоже. Молодая просто, глупая, хотя и старше меня года на четыре. Пойдем, говорит, нам мой знакомый бесплатно сделает... А я никак понять не могу: шутит она или всерьез. “Зачем?” - спрашиваю. А она: “Татуировка - это целая философия. Это модно”. Я понимаю, что она донести до меня хочет, но мне-то этого не надо. И тогда я посмотрела на нее и говорю: “Памятник своей глупости хочешь возвести? Люди меняются, взрослеют и стареют. Сейчас это красиво. А теперь представь старушку с обвислой кожей и с татуировкой. Как?” Вижу в ее глазах растерянность, задумалась. А потом, как баран, затрясла головой и говорит: “Да ну тебя. Ничего ты не понимаешь”. А в голосе неуверенность.
- А если б не особые приметы, сделала бы? - спросила Рита.
- Вряд ли, - проговорила Тонька. - Мне и так неплохо. Не понимаю я картин на человеческой коже.
- Я тоже. Спокойной ночи, подруга дорогая.
Рита закрыла глаза и почти сразу же почувствовала запах хвои. Она не могла понять, что произошло? Как она могла оказаться в лесу? Боль вернула ее из небытия, она открыла глаза и поняла, что ранена в живот, лежит на земле, а  над ней страдающее лицо отца Сергия почему-то расплывалось, теряло свои очертания, чтобы потом проявиться вновь.
- Где я? - прошептала Рита.
Отец Сергий осматривал ее рану. Она увидела ужас в его глазах.
- Лежи, не разговаривай, - он не ответил на ее вопрос.
- Что? Хреново?
Рита попыталась вспомнить, что было до ранения, но не могла.
- Ничего страшного. Сейчас перевяжем и вытащим тебя отсюда. Нас в долине вертолет ждать будет... Прооперируют, у нас доктора, знаешь, какие? - ласковый голос отца Сергия убаюкивал.
- Не надо заливать. Я все знаю, - Рита закрыла глаза и тяжело задышала.
- Ну, как? - спросила Тоня.
- Без сознания. Мы не дотащим ее... С такими ранами не выживают... - пробасил кто-то тихо.
Рита не разобрала, кому принадлежал голос.
- Мы не бросим ее, - заявил Вадька.
Рита открыла глаза.
- Слабею я, - прошептала она.
- Ты только не умирай, иначе пристрелю, - прошептал отец Сергий.
- Тебя как зовут?
- Отец Сергий, - опешил он.
- Бредит? - спросил Серега.
- Нет. По-настоящему. А, неважно, - прошептала Рита, - обещай, что женишься на мне. Перед всеми слово дай, тогда не умру.
- Обещаю. Ей-Богу.
- Хорошо, - она снова закрыла глаза и увидела, как когда-то цыганка Надя спасла Романа, которого избили до полусмерти за угнанного коня местные верзилы, да еще и ножом пырнули в живот.
Как он добрел до табора, одному Богу известно. Все собрались попрощаться с ним. А Надя села у изголовья претендента на загробную жизнь и сказала:
- Спасу, дам шанс, но ты женишься на мне за это и остепенишься. Понял?
- Да, - просипел тот.
- Роза, пошли со мной... - услышала Рита голос цыганки.
Видение из прошлого исчезло. Она уже не помнила, как выглядел Роман. Но слова, что цыганка шептала, врезались в память. Там не было деревьев, только скала... Надя сетовала по этому поводу, а потом сказала умирающему:
- Природа - это все живое. Иди к скале, прижмись к ней. Не можешь идти, ползи. Не бойся, хватит тебе сил на это...
И, повернувшись к Розе-Рите, произнесла:
- Учись. Когда-нибудь пригодится... Один раз использовать силу сможешь... У меня видение было...
Рита снова открыла глаза. Ее собирались перекладывать на самодельные носилки. Кругом шумели столетние деревья. Трава ласково касалась лица.
- Не трогайте, - попросила она, - у меня слишком мало сил. Кто готов разделить мою боль на время? - она посмотрела мутными глазами.
Над ней склонился отец Сергий.
- Я.
- Нет. Не ты, - она коснулась его руки.
- Мы все готовы, - проговорил Санька.
- Всех не надо. Санька, больно будет. Иди найди папоротник, помочись на него и принеси сюда. Еще мне нужно перо любой птицы... Быстрей...
- Вы куда? - опешил отец Сергий. - Да бредит она. Ее к вертолету тащить надо...
Через какое-то время Санька вернулся с мокрым папоротником.
- Садись рядом. Сними повязку и положи на рану... стебельком вверх.
- Очумели? Антисанитария... - кинулся отец Сергий.
- Я все равно умру. И ты это знаешь. А это шанс. Не мешай... - тихо прошептала Рита.
- Вот перо, - проговорил Сергей, - из гнезда.
- Поднеси к моим губам, - попросила она.
Она зашептала что-то непонятное. Перо вырвалось из рук Сережки. Он хотел его поймать, но услышал тихое:
- Нет. Пусть летит.
И в это время Санька схватился за живот и застонал.
- Потерпи. Это не надолго. Помогите мне встать.
Рита огляделась по сторонам, потом отстранила всех и, качаясь, зажимая рану одной рукой, направилась к самому большому дереву.
- А поближе нельзя? - спросила Антонина.
Рита уже никого не слышала. Она обняла ствол векового дуба, прижалась к нему и вдруг исчезла...
- Где она? - опешил отец Сергий. - Что происходит?
- Не нервничай, - обнял его Вадька. - Она знает, что делает.
- Тонька суетилась возле Саньки. Минут через десять Рита “проявилась”. На ее щеках появился слабый румянец. Санька облегченно вздохнул.
- Отпустило, - проговорил он.
- Ты где была? - спросил отец Сергий.
- Здесь. Меня дерево в себя втянуло... Прочистило кровь, вытянуло пулю и затянуло рану. Шрам еще остался... Оно поменялось со мной... Оно добровольно выбрало смерть и отдало мне свою жизнь... Мне слово передали...
- Ты что мелешь? - отец Сергий подошел к ней и застыл, пораженный...
- Пойдем, не надо смотреть, как оно рухнет и рассыплется по ветру... Я его должник. Посадить молодой дубок обещала. Обещания надо сдерживать, ведь правда? - она улыбнулась.
- Ты колдунья?
- Нет. Надя говорила, что этим можно воспользоваться лишь однажды.
- Что у тебя в руке? - спросила Тонька.
- Талисман на счастье, - она разжала ладошку и показала пулю.
- Надо спешить, - проговорил отец Сергий. - Двинулись.
Вадим и Антонина подхватили Риту. Они почти тащили ее на себе. Они отошли метров на двадцать, когда услышали грохот. Дуб рухнул, превратившись в труху.
“Нет, этого не может быть”, - подумал отец Сергий.
А Рита “услышала” его мысли и удивилась, что в ней “проснулась” такая способность.
Уже в вертолете Сергей сказал:
- Мы могли бы отработать по точкам, нас же Самсон учил... Обезболивание бы сделали Ритке, и Санька не корчился бы от боли.
- Обезболить - не спасти, - проговорила Антонина.
- Логично, - проговорил Сережка.
- Это хорошо, что вы забыли. Нельзя. Заговор... - прошептала Ритка сквозь сон. - Саня не в обиде... Так надо было...
- Спи-спи, горе ты мое, - укрыл ее пледом отец Сергий.
Уже в гостинице отец Сергий связался с “министерством” и доложил:
- Разведка местности группой геологов окончена. Отчет составлен. Карта совпадает. Немного поохотились. Одного сурка подстрелили, а куропатка попала в капкан и сдохла раньше, чем мы успели ее освободить. Правда одну из наших укусила змея в живот, но она сама справилась. Уже здорова. Ждите возвращения. Документы уже передали заказчику. Месторождение богатое. Есть смысл разрабатывать дальше. Спасибо.
Он немного помолчал и положил трубку.
- Нас ждут, - проговорил он, - завтра вылетаем. Есть турпутевки горящие в Испанию. Предложили ехать на море.
- Всем? - спросил Санька.
Он молча кивнул.
- Отложить поездку никак нельзя. Я попробую поговорить. Рите подлечиться надо. Да и вы устали.
- Вот и отдохнем, - пошутила Тонька.
- Когда едем? - спросил Вадька.
- Я поеду отдельно. Раньше. А вы - через неделю. В десять дней уложиться надо. Это проект “В”. Вас уже вводили в курс дела. Наш лозунг: “Бороться и искать, найти и ... - он сделал паузу.
- Уничтожить, - закончил Санька.
- Нет. Перепрятать, чтоб потом вывезли другие.
- Так я про врагов, - проговорил Санька.
- А я про драгоценности, - улыбнулся отец Сергий.
И в это время истошно закричала какая-то птица за окном гостиницы. Рита вздрогнула от неожиданности  и ... проснулась.
Тонька вскочила, включила свет. Рита лежала на кровати и недоуменно смотрела на нее.
- Как я попала сюда?
Антонина ничего не могла понять.
- Ты спала, тебе что-то приснилось. Ты заорала, напугала меня...
- Какое сегодня число?
Тонька назвала. Рита мотнула головой и села на кровати.
- Я видела нас в тайге летом. Только не знаю, в каком году. Все было так реально. Правда, без начала и конца... И чего там делали, не знаю... Это не могло быть сном... Все было так реально...
И она рассказала о своем “видении”.
- Ты всего час спала, - проговорила Тоня. - Ты просто переутомилась. Надо к Климову сходить... Он же говорил вчера, чтоб зашли...
- Ладно. Я так устала, Тонечка.
Рита хотела лечь и вдруг вспомнила про ранение. Она осмотрела свой живот и не обнаружила никаких шрамов. Тонька терпеливо стояла рядом. Ритка облегченно вздохнула, после чего поудобнее улеглась и натянула одеяло до самого подбородка, но теплее почему-то от этого ей не стало. Тоня села на край кровати:
- Скажи, а ты на самом деле такой заговор знаешь?
- Знаю. Только использовать его надо с осторожностью.
- А с тем конокрадом что случилось? - спросила Тоня.
- Выжил. Женился на Наде. Двое детей у нее от него было...
- Почему было?
- Потому что она дала ему новую жизнь, и в ней должно было быть все по-другому... А он вернулся к прежней... Ну, и конец, как в прежней... только через пять лет...
- Он что? Умер?
- Его убили в пьяной драке...
Рита зевнула и не заметила, как снова провалилась в сон. Тоня встала, поправила одеяло, выключила свет и легла сама.
Как только Рита закрыла глаза, она увидела сцену в аэропорту. Она поняла, что они возвращались из какой-то поездки. Отец Сергий неожиданно схватился за грудь и стал медленно сползать вниз.
- Доктора! - закричала Антонина.
- Ты не имеешь права! Ты же обещал, - заплакала Рита.
- Прости, - прошептал он и умер.
- Этого не может быть! Так не должно! Ну, сделайте же что-нибудь! - кричала Рита доктору и трясла его за грудки.
А он молча болтался из стороны в сторону и только хлопал глазами. Ребята оттащили ее от доктора.
- Это я виновата! Я не должна была пользоваться тем заговором. Он не для меня... Он умер вместо меня! - причитала Рита.
- Да очнись ты! - Антонина отвесила ей ощутимую пощечину. - Он мертв. И это факт.
Рита замолчала. “Я же видела по его руке... Там была большая любовь и счастье...”
Потом она сразу же увидела сцену в кабинете Генерала. Она не знала, как они попали туда. То ли их привезли, то ли они сами прилетели... Просто раз - и смена кадра. Может, у нее провал в памяти образовался, Рита не могла сказать. Но никого не удивляло их чудесное “перемещение”.
- Ребята, может отложить поездку в Сайгон? - спросил Генерал.
- Нет, - ответил Вадим за всех, а Рита удивилась, что она ничего не знает о предстоящей поездке.
- Вот это Антон-Провидец, он к вам вместо отца Сергия приставлен.
Рита поняла, что в темноте угла стоит кто-то, но так и не смогла рассмотреть этого человека. А Генерала не смущало вовсе, что он стоит там.
- А Семена Сергеевича Травкина мы похороним на его родине, со всеми почестями. Родных у него нет...
- Есть! - хрипло проговорила Рита и подняла на Генерала воспаленные глаза.
Она удивилась, что может видеть себя со стороны.
- Он обещал на мне жениться, ребята свидетели... Он просто не успел, - уже спокойно проговорила Рита. - Зарегистрируйте нас за день до его смерти. Вы можете. Я знаю. - Она встала и снова села.
- Я сделаю все возможное, - пообещал Генерал.
- Фамилию я менять не буду. Но свидетельство о браке и штамп...
- Сделаем, - повторил Генерал.
- И еще... на памятнике пусть будет написано:
“В моем сердце ты нашел свой последний приют. Я буду жить за двоих. Жена”. Я так хочу.
- Зачем тебе все это? - спросил Вадька.
- Хочу, - упрямо повторила она. - Я любила его. Он - тоже любил меня. Я это чувствовала. При жизни он, может, никогда и не сделал бы этот шаг. Потому что не знал, глупый, что нет возраста у любви, да и кто из нас старше - философский вопрос... Все равно мы когда-нибудь будем вместе...
А когда Валерий Иванович вручал ей свидетельство о браке и свидетельство о смерти одновременно, она проговорила:
- Не ошиблась я. Большая любовь и быть вместе - это не обязательно брак. Так что...
Генерал не понял, что она имела в виду. Рита увидела это по его лицу, но не стала ничего объяснять.
Потом она увидела их всех на кладбище. Запоздалая мысль об очередном провале памяти уже не так тревожила ее.
Накрапывал нудный осенний дождь. Листья, опавшие с деревьев, прилипли к мокрой земле. На черном - желто-зеленые, оранжево-красные, коричнево-желтые и красно-зеленые пятна. Невидимый художник все делал в спешке. Рите не понравилась его картина.
Она подняла глаза и увидела на ветках полуобнаженных деревьев хрустальные слезы. Природа прощалась с хорошим человеком. На небе не было видно солнца из-за серой пелены, нагоняющей тоску. И вдруг оно выглянуло на мгновение, чтобы почти тут же скрыться вновь.
Раздался ружейный залп. Рита вздрогнула и... проснулась. Она села на кровати, ее трясло, а слезы сами собой катились из глаз.
- Что опять стряслось? - спросила Тоня.
- Не знаю. Мы хоронили отца Сергия...
- Это был сон, успокойся, - Тонька подошла к ней и села рядом, - причем второй за сегодняшнюю ночь... - И когда это случилось в твоем сне?
- Осенью...
- Вот видишь, а сейчас зима. Мы только вчера вернулись с задания. Мы спасли Рогозина и Валери - двух ученых, а потом в кабинете Генерала...
- Не надо, я все это помню. Я не страдаю провалами памяти. Просто видения были очень яркие... с эффектом присутствия.
- Ты спала всего в общей сложности два часа... Первый раз ты вскочила и утверждала, что мы были в тайге летом ... или события там происходили... не важно... Сейчас ты говоришь, что события происходили осенью. Кстати, расскажи, что ты там видела...
Рита поведала историю потери любимого человека.
- Странно, в первый раз убивают тебя, вернее, ты получаешь смертельную рану. Во второй раз - отца Сергия... Может, это просто страхи твои выползают?
- Нет. Это был не сон. Я жила там. Я все чувствовала...
- Что значит “не сон”? Ты лежала здесь, как миленькая, никуда не исчезала, не пропадала. Я же видела... Значит, это был сон.
- Дай мне воды, - стуча зубами, проговорила Рита.
Она сделала глоток, вернула стакан с водой Антонине.
- Там все было реально, как и здесь, понимаешь.
- Не очень, - призналась Тонька. - Может, ты каким-нибудь образом очутилась в параллельной реальности и увидела будущее?
- Не знаю.
“Нервы у нее сдают - это точно. Надо бы ей Климову об этом рассказать”, - подумала Антонина.
- Да в порядке у меня нервы. И Климов мне, вряд ли, поможет, - проговорила Рита.
- А разве я говорила это вслух? Я же только подумала об этом. Ты что, действительно, принесла из другой реальности новый дар?
- Да нет. Это случайно получилось. Мне показалось, что ты сказала это вслух. Ты только никому не говори об этом, - попросила Рита.
- Хорошо.
“Это все отец Сергий виноват. Сохнут друг по другу, а ничего не делают. Одни только чувства и никаких действий. Вот и результат”, - подумала Тонька.
Рита улыбнулась, “услышав” рассуждения Тоньки, но благоразумно промолчала.
- Спокойной ночи, - проговорила Рита.
- Уж утро скоро... И спать некогда. Всю ночь воюем неизвестно с кем... Ты если что, кричи. Помогу. Не знаю, как, но помогу...
- Ты со стаканом воды спать собралась?
- Заморочила ты мне голову, Ритка, - проговорила она и залпом выпила воду, поставила стакан на стол, выключила свет и прошептала: - Хотя и интересно все это.
После последнего видения Рита долго размышляла о жизни и смерти, а потом решила, что надо сделать здесь и сейчас что-то такое, чтобы не случилось того, что она видела в параллельной реальности. “Надо сделать другой выбор. Надя же говорила мне... Мы должны пожениться раньше... Не захочет? Одурманю... Он же любит меня... Но считает себя стариком. Я все могу... И детей ему нарожаю. Мне восемнадцать, но ощущаю я себя старше. А как же служба? Я не в концлагере. Это моя жизнь. И потом - дети не помешают и службе. Я суперпереводчик, и мне цены нет... Найдется и место, и дело... Это они думают, что служба - главное. А я-то знаю, что это не так. Человек предполагает, а Бог располагает. Это про меня... Пока я Человек, я мыслю соответственно. Но если я ощущаю себя Богом - все меняется. Теперь я уже Создатель и Творец. И ничего мне не страшно. В части от целого есть все то же, что и в целом. Если я частица Бога - то я и есть сам Бог. Это просто осознать надо”. Она улыбнулась и спокойно уснула.
А Валерий Иванович весь вечер не находил себе места. Пришел домой и вместо того, чтобы пораньше лечь спать, долго наводил порядок у себя в кабинете.
Жена несколько раз подходила к двери и молча качала головой. На какое-то время он успокоился, сел на диван и долго смотрел на книжный шкаф. Потом встал и стал двигать мебель.
Жена вздохнула. Она поняла, что лучше сделать вид, что ничего не происходит. Где-то часа через четыре она спросила, не устал ли он и не хочет ли чая, но Валерий Иванович только мотнул головой в ответ.
К утру он завершил перестановку, плюхнулся на диван и проспал сном младенца часа два. Машина к подъезду подъехала, как всегда, вовремя. Валерий Иванович почти тут же спустился вниз.
Солнечный свет ослепил его. Он зажмурился и улыбнулся. Жизнь продолжалась. Вот и еще один день раскрывает свои объятия. Что принесет он? Какие неожиданности готовит? Ему хотелось знать, действовать и по мере своих возможностей что-то менять к лучшему.
В отделе он увидел цветущую Верку и порадовался за нее. Вера вышла замуж, переехала из общежития в просторную трехкомнатную квартиру. Заботливый муж, обеспеченная жизнь. Она мечтала об этом, а, получив желаемое, почему-то ощутила пустоту. Она не могла объяснить, чего ей не хватает.
Она по-прежнему ходила на работу и одна только мысль, что она может больше не увидеть людей, которые когда-то поставили ее вертикально, подняв из горизонтального положения, пугала ее. Генерал вспомнил, что она еще не догуляла свой отпуск.
- Вера, когда в отпуск пойдешь? - спросил он.
- Я не хочу.
- Что? Неужели все так запущено? - Валерий Иванович внимательно посмотрел Верке в глаза.
- Нет, - смутилась Верка... - мы же ездили в свадебное путешествие на две недели...
- У тебя еще чуть больше двух недель отпуска.
- Я не устала...
- Вера, я не хочу ради твоего каприза нарушать закон. Иди в отпуск. Не валяй дурака. Когда прибавление ждете?
Верка растерялась. Как объяснить, что ждать и иметь не одно и то же, что у них с Анатолием что-то не получалось пока... Лена все поняла.
- Вам бы лишь потомство, Валерий Иванович. Дайте молодым друг другом насладиться. А детей еще успеют настрогать. У них вся жизнь впереди.
Верка закивала головой.
- Ладно, - улыбнулся Генерал, - это я так... На крестинах захотелось погулять. Позови хоть тогда...
- Обязательно. А крестным отцом будете?
Теперь пришла очередь смутиться Генералу.
- Вер, не могу я. Не крещенный сам и своих детей не крестил... Хотя сейчас, вроде, все бегут в церковь. Но оттого, что все побежали, ничего не меняется. У каждого свои принципы, убеждения... Так что прости... Детей люблю, верю, что они созданья Бога. Но для этой веры не обязательно подтверждение церкви. Я так считаю... Может, и заблуждаюсь.
- Вам же отец Василий предлагал креститься, - вспомнила Верка.
- Для этого нужно, чтоб вот здесь, внутри что-то подсказало тебе: “Иди”. А у меня все там молчит... Да я думаю, что крещение это людям важно, а не Богу. Я сам себе Бог, - вдруг заявил он и расправил плечи.
- Это что? Новая должность теперь у вас? Или временно исполняющий обязанности? - поинтересовался Васюков.
- По совместительству, Васюков. Я то Генерал, то Бог... Выбирай, что тебя больше устраивает.
- Яви чудо! - орать не буду. Оставайтесь тем, кем себя ощущаете. Я люблю вас, люблю во всех ипостасях. Ей-Богу, - засмеялся Васюков.
- Ну и балагур ты, Толя.
- Как скажете, - смиренно опустил голову Васюков.
Генерал взмахнул рукой и рассмеялся. День начинался с улыбок. Это уже неплохо. Верка хотела еще что-то сказать, но не успела. Валерий Иванович скрылся за дверью кабинета, где в мягком кресле дремал Климов, дожидаясь начальство.
Верка развела руками. Лена пожала плечами. Васюков скорчил гримассу. Все ждали, что последует за Веркиным промахом. Она была обязана сообщить Валерию Ивановичу о посетителе... Именно о нем и хотела доложить Верка, но Валерий Иванович слишком стремительно покинул их. 
Доктор вскочил, словно ужаленный, и пробормотал:
- Извините. Задремал. Здравствуйте.
- Да ничего. Я не против, - Валерий Иванович улыбался. - Это Вера мне устроила сюрприз, а теперь ждет за дверью, когда же я ей выволочку устрою. А ее не будет. Сегодня я добрый.
- Так я по делу. У меня разговор к вам.
- Что ж, говори, - разрешил Валерий Иванович.
- Ребятам нужен отдых...
- Я это и без тебя знаю. В круиз по Средиземному морю отправлю...
- Это же работа.
- Вся жизнь - работа. Там сущая мелочь. Отец Сергий и сам бы все сделал... Ну, почему бы им не попрактиковаться, а заодно и не отдохнуть...
- Ко мне Алевтина из отдела специсследований приходила с просьбой...
Он вспомнил, как она вчера появилась у него без предупреждения, без звонка, как бы “случайно”. И прямо с порога заявила:
- Наслышана... У вас такой интересный материал, живой...
- Это люди, - сняв очки, проговорил Климов, - здравствуй. Как живешь-можешь?
- Брось. У моих ребят теоретические разработки аховые. Можно скрестить... твоих гениев с подобающим материалом и получить НЕЧТО! Сенсация!
- Это тебе что? Бычки? Селекция... Ты чудовище!
- Не более чем ты. Я ученый. Все равно вы их рано или поздно при посольстве в одной из стран пристроите... Случайных партнеров выберете...
- Они люди, у них души есть. А как же насчет любви?
- Им все равно некогда об этом будет думать. А когда разрешат... рожать поздно... То да се... Им вообще не до детей... Есть другой вариант. Бог с вами. У нас есть кому вынашивать их потомство. Все, что мне нужно... Данные на них... Сперма от мальчиков и яйцеклетки от девочек... Они и знать-то не будут, что где-то родился их ребенок... Мы сами воспитаем... У нас тоже есть интересный материал... теоретический. Это было бы продуктивное сотрудничество... Вам же нужны такие люди...
- Ага... А вы бы выращивали их для нас? Так?
- Ну, в некотором роде...
Ее посещение взбесило Климова. Он даже ночью плохо спал, а с утра прибежал в кабинет к Генералу, чтоб рассказать об этом.
Валерий Иванович выслушал доклад Климова о вчерашнем визите Алевтины и грустно вздохнул:
- Когда задумывался этот проект, мы преследовали совсем другие цели. Я не такой судьбы хотел для ребят. Ей-Богу... Все, что могу, сделаю...
Валерий Иванович погрустнел. Вот так всегда: радость и горе рядом идут... Он подумал немного, а потом заявил:
- Знаешь, Климов, я их под свое начало возьму... Все же хоть какой-то надзор и контроль...
Валерий Иванович снял трубку, набрал номер и хрипло проговорил:
- Алевтину ты послал? Я их контору к своим рукам прибрать хочу. Да.
На другом конце провода воцарилась тишина. Человек, которому звонил Валерий Иванович, молчал. Генерал уж подумал, не случилось ли что со связью, как услышал:
- Хорошо. Можешь забирать... только с одним условием: будешь снабжать информацией... и делиться гениями...
- Гений на гений - в результате дебил. И такое может быть.
- Издержки везде бывают. Средства подброшу. Вообще я не против. Мне с ними - головная боль, - говоривший то ли закашлялся, то ли засмеялся, - забирай хоть завтра. Они вообще-то теоретики... Но рвутся к практике...
Генерал положил трубку.
- Слышал?
Климов хмуро кивнул головой.
- Изучишь их теоретический материал и то, что они там натворить успели. Возьми все под контроль. Убери эмоции. И с точки зрения ученого... оцени все...
- Не нравится мне это...
- И мне, - признался Генерал. - Она у меня тоже вчера была. Я потом полночи мебель двигал. Помогает. Не надолго, правда. Но от нас же тоже что-то зависит, как думаешь?
Климов с сомнением посмотрел на Валерия Ивановича.
- Да, брат, слишком много заинтересованных лиц в этом проекте... Но ведь мы тоже не лыком шиты...
- Валерий Иванович, ты же понимаешь, что на Западе о нечто подобном тоже думают и делают... Мы можем загубить исследования в этом направлении, так они не остановятся... Как ни крути... Просто более ответственно подходить надо, более тщательно просчитывать... прежде чем выпускать джина из пробирки ... или человека будущего...
- Ладно, Климов. Ты пока лучше собери сотрудников, подумайте о предстоящем расширении... Глядишь, сообща придумаете еще что-нибудь... С позиций гуманности, а не только нужности...
Профессор грустно посмотрел в глаза Валерия Ивановича и молча вышел. А Генерал уже в который раз подумал, что не сможет взять под свой контроль всю страну и весь мир... К тому же выстроенное “хозяйство” когда-нибудь придется передавать в другие руки. Пора подумать об этих руках. Самому подготовить преемника. Конечно, все учесть невозможно, но... попробовать можно.
Валерий Иванович погрустнел после разговора с Климовым. Правда, Шарипов порадовал его. Наконец-то старое дело было завершено. Два с половиной года потребовалось агентам Валерия Ивановича, чтобы внедриться, подняться, войти в доверие к пятерке предположительных заказчиков убийства Кононова и вначале расшатать саму систему, а потом столкнуть лбами тузов.
В результате внутренних разборок количество элитных мест на кладбище увеличилось, а заказов на супердорогие надгробья прибавилось. Пышные похороны, погрустневшие родственники, страх, внутренняя междоусобица и выход на сцену новых действующих лиц. Жизнь продолжалась. Она еще раз доказала, что любое зло должно быть наказано. Хоть через сто лет... Со дня убийства Кононова прошло более трех лет. Валерий Иванович понимал, что о честном поединке здесь говорить не приходилось. Было только то, что было. И как показала  жизнь, этого тоже могло бы и не быть. Если бы не ум и профессионализм сотрудников, которые любую неразрешимую проблему делали разрешимой. 
Вдов и детей тузов невозможно было назвать пострадавшей стороной, поскольку все имущество доставалось им... Самое смешное, что конфликт, разрешенный с позиции силы, внес успокоение и примирение. Козлы отпущения покоились с миром, а новые воротилы искали пути к миру... Диалектика... И куда денешься от нее? Упорство и правильно поставленная цель всегда приводят к положительному результату. А наградой служит моральное удовлетворение и понимание ситуации...
Вообще-то не просто быть кукловодом, режиссером и сценаристом в том спектакле, что называется жизнь. Единственное, что всегда успокаивало Валерия Ивановича так это то, что марионетками быть гораздо хуже. Да и полное отсутствие понимания замысла порождало неуверенность движения и желание вырваться из рук кукловода. Но, вырвавшись, марионетки сникали, потому что приходило осознание, что не могут существовать без кукловода.
Отсутствие самостоятельности приводит к “забыванию” смысла движения... И все становится бессмысленным. А там, где нет смысла, нет цели, нет и жизни как таковой, ибо существование - это не жизнь, а только часть ее. И, увы, не лучшая. Это Валерий Иванович знал.
Один из его агентов за это время “прорвался” в тузы. Сменил “ушедшего” в мир иной. Что теперь делать с таким поворотом дел, Генерал пока не знал. Но то, что это очень важный момент, который может очень многое изменить, он знал наверняка...
“Что ж... не все так плохо”, - подумал он.
За суетой он совсем позабыл о приглашении ребят. И только когда проходил мимо столовой, вспомнил о нем. Валерий Иванович невольно остановился, услышав, как отец Сергий играет на гитаре и поет. Он мог бы заглянуть на “огонек”, посидеть среди молодежи. Но что-то остановило его. Он стоял под дверью и тихонько подпевал: “Поле, русское поле...” Прозвучал последний аккорд. Валерий Иванович очнулся, резко повернулся и зашагал прочь.
“А какой след оставишь ты, на этом поле жизни? - спросил он сам себя мысленно. - Глубокий... заметный... тревожный... радостный”, - Валерий Иванович перебирал слова и все больше хмурился. А потом тихо сказал:
- Такой, за который моим детям и внукам будет не стыдно, - и облегченно вздохнул.
Ему показалось, что вокруг стало светлее, и дышать легче стало, и сердце щемить перестало.
“Хорошо-то как!” - улыбнулся он.



Глава 16

ВЫБОР


Прошло чуть больше полугода...
Молодые люди лежали на песчаном пляже и впервые просто отдыхали. Сине-зеленое море ласково касалось их пяток. Санаторий, в котором они отдыхали, был практически пуст. Путевки им принесли от министерства просвещения.
То ли у тех, кто нас должен просвещать, денег не было на такой отдых, то ли желания, то ли по еще каким причинам, но отдыхающих было смехотворно мало. Ребят это не раздражало, а, наоборот, радовало.
Пока там, наверху решали их судьбу, они спокойно наслаждались жизнью. Месяц назад они получили дипломы о высшем образовании. Рита умудрилась по договоренности свыше сдать экстерном экзамены за все курсы в МГЛУ, а потом вместе с выпускниками защитить диплом на отлично. Высшее образование и специальность переводчика ничего не изменили в ее жизни.
Она вспомнила недавнее объяснение с отцом Сергием и улыбнулась. Она отловила его в фойе гостиничного корпуса и попросила сесть на кресло, возле которого возвышалась разлапистая пальма в бочке. Он посмотрел на пальму, потом на нее и вздохнул.
- Я поговорить хочу, - Рита была настроена решительно.
- Рит, солнце... Пошли к морю, по дороге и поговорим, - предложил он, - зачем мне на кресло свой зад опускать? Неужто не выдержу стоя?
- Боюсь, что упадешь.
Он сел и с тоской уставился на дверь.
- Возьми меня в жены, - выдохнула она.
- Зачем?
- Идиот! - она повернулась и пошла прочь.
- Постой! - он догнал ее и схватил за руку. - Что ты от меня хочешь?
- Я уже сказала, слушать надо было... А ну тебя к лешему... Пусти!
- Нет уж, теперь ты послушай. Всю душу ты мне вывернула, Кошелькова. Да-да, люблю вот эту пигалицу, как самый последний безумец. Ты же мне в дочери годишься, а меня не смущает это. Представляешь? Идиот!
- А чего бегаешь от меня? Я же тоже люблю тебя и идиоткой не считаю себя при этом.
- Бежишь от меня ты, а я догоняю, - уточнил он.
- Не юли. Неужели ты можешь допустить, чтобы меня обнимал кто-то другой, спал со мной... Ведь настало время, ты же знаешь, Генерал говорил... Нас пошлют в какое-нибудь посольство. Тонька с Санькой уже объявили, что заключат брак, союз навеки... Генерал обрадовался даже. Игорю и Сережке в фиктивный брак предложили вступить с разведчицами. Троих на выбор дали... Ужас! Я уже сказала Генералу, что, кроме тебя, мне никто не нужен. И если тебя не будет рядом, никуда не поеду. Он спросил, как я себе это представляю. Фиктивный брак? Я сказала, что официальный...
- Он вызывал меня к себе...
- Ну и?
- Я признался, что люблю тебя, что...
- Дай я тебя поцелую, - она кинулась ему на шею. - Слушай, а у тебя имя, нормальное имя есть? Твое, а не эти...
- Есть, - он прижал ее к себе, - Семен я...
- Боже!
- Ну, что еще? Имя не нравится?
- Нет. Я во сне видела. Семен Сергеевич Травкин...
- Да...
- Короче, чтоб ни случилось того, что я видела, мы должны пожениться. Срочно!
- Чего не должно случиться? Что ты видела в твоем сне? И почему все должно происходить так срочно?
- Я видела два сна...
- Я их каждую ночь вижу. Ну и что?
- Нет. Ты не понимаешь.
Она рассказала о своих странных видениях по дороге к морю.
- Глупая. Это уже было...
- Что было?
- Умирал я в аэропорту, ранили меня. Пуля прошла рядом с сердцем... Успели до больницы довезти вовремя. Вытянули меня врачи с того света... А вот насчет тайги... Предлагал Генерал одну работу. Отказался я тащить вас туда. Не ваше это. Он “смертников” туда отправил. Одного убили. Ранение в живот... Они тоже не лыком шиты, перещелкали всех. Взяли груз и вернулись... вчера только. А ты когда видела?
- Зимой...
- Полгода назад? Интересно. Ты, действительно, что-то изменила в этой реальности. Настырная ты...
- А, может, мы все к этому руку приложили? И ты в первую очередь?
- Это уже не столь важно...
- Ты знаешь, в моем видении у тебя в аэропорту плохо с сердцем было. Никакого ранения. Я видела.
- Ну, совсем недавно еще было... Вас не послали на одну мелочевку, потому что ты экзамены в университете сдавала... А у меня сердце прихватило в это время. Я в больнице пару дней пролежал. Все в порядке. Подремонтировали. Так что - и здесь пролет. Как там Гёте говорил?
“Будь ты в делах своих на правильном пути,
Все остальное не преминет само собой прийти”.
- Семочка, миленький, - она схватила его за руку, - это что же получается?
- Изменили, выходит, будущее.
- А у меня ведь правда дар открылся... Я иногда стала “слышать” мысли людей. Только я никому не говорю об этом. Не хочу... Самсон нам все говорил про выбор. Что мы сегодняшним выбором делаем будущее, вернее, проявляем определенную реальность. Я тогда слушала его, и никак не могла понять, а теперь... Семочка, я люблю тебя.
- Вертихвастка ты, Ритка... Но ведь люблю, ей-Богу... И еще... Я ведь всю жизнь тебя ждал, - проговорил отец Сергий.
- Врун ты хороший!
- Нет. Честно, - и столько любви было в его глазах, что Ритка прошептала:
- Верю...
Они стояли, обнявшись, и смотрели на бескрайнее море. Ветер теребил Риткины кудряшки, ее глаза горели. Она была прекрасна рядом с сильным стройным мужчиной, у которого виски посеребрила седина.
“Есть прекрасные деревья, которые до самых морозов сохраняют листву и после морозов до снежных метелей стоят зеленые. Они чудесны. Так и люди есть, перенесли все на свете, а сами становятся до самой смерти все лучше”.
Пришвин не знал отца Сергия, и уж, конечно, не о нем думал, когда писал эти слова, но ирония жизни такова: говорят о тех, кто в этой жизни есть, и своим пребыванием меняет что-то.
  Они молчали. И было в этом молчании столько сказано друг другу, что их души засияли, как два солнышка. Она встряхнула головой, подняла камушек и бросила в воду. Вдали она увидела двух летящих почти над самой водой чаек. Ей показалось, что их крылья соприкасались в этом невероятном полете.
Она пошла вдоль берега и вдруг, словно вспомнив что-то, повернулась к отцу Сергию и спросила:
- Слушай, а чего это Климов все юлит перед нами и глаза опускает, будто виноват в чем? Ты не знаешь?
- Ты же мысли можешь читать, - напомнил отец Сергий, - что ж не прочитала, что его беспокоит?
- Я же говорила, что не всегда могу... Ты что-то знаешь. По глазам вижу. Как узнал?
- Я же не первый год работаю... Собрал по крупицам. Все выяснил.
- Ну и?
- Я не позволю им экспериментировать над вами... Взорву их контору, и никто знать не будет...
- Неужели Климов такая сволочь? - удивилась Рита.
- Здесь дело не в Климове. У него там баба одна воду мутит, а ее вверху поддерживают и весьма заинтересованы... Искусственное выведение гениев... Ваши яйцеклктки и сперма... другой подходящий материал... мамаши для вынашивания...
- Если я добровольно не соглашусь, они же под наркозом возьмут яйцеклетку... И ты не узнаешь даже... Может, лучше сделать то, что она хочет... У нас с тобой наши дети будут способные... но не разведчики... Хватит того, что мы служим...
- Ты серьезно?
- Про детей?
- Про все.
- Конечно. Я знаю иногда очень многое. Правда, сама не понимаю откуда... И знаю, что избежать можно то, что не нужно. Выбор. Все дело в нем. Я вот все думаю, какой нам выбор сделать, чтоб все было иначе.
- Взорвать лабораторию к хренам собачьим.
- Да ну тебя. Черный юмор. Придут другие.
- Это не юмор, это реальность, Кошелькова. Бороться надо. А не только выбирать. Объединить усилия. Может, и отобьемся... По крайней мере, наш отряд не отдам на эксперименты.
Он выругался. Потом помолчал и плюнул. Отец Сергий отлично понимал, что весь мир не взорвешь. И что здесь кардинально что-то менять надо. В сознании людей менять. Даже если он и отстоит своих, а с другими как? И, словно услышав его мысли, Рита спросила:
- А другие?
- А что другие? У них у всех своя судьба, свой выбор, как ты говоришь... Я за них выбирать не буду.
- Но они же не знают, на что их обрекает весьма благородная система. Их вытаскивают с самого дна, отмывают, обогревают, учат, показывают другую сторону жизни... Куда направят “умные” дядьки, туда и пойдут, потому что поверят в их благородство...
- И что мы можем? Инсценировать собственную смерть, уйти в подполье и партизанить?
- Нет. Не те времена, - вздохнула Рита, - да и силы не равны...
- То-то и оно. Я придумаю что-нибудь. Вас, может, и отвоюю, но у них “материала” дармового по улицам бегает полно. Всех не отобью. Я говорил уже с Генералом. Я условие поставлю. Соберем ребят. Надо сообща такие вещи решать. Разговор серьезный будет...
- Вот он, наш выбор...
- Опять ты за свое, Кошелькова?
- Будущее можно увидеть... Надя говорила...
- Ну и что? Видеть - это полдела, действовать надо.
- В тебе говорит разведчик.
- Во мне говорит Бог.
- Эко замахнулся, - засмеялась Рита. - А, впрочем, именно его я и люблю в тебе. Ты как чайка Джонатан...
- Я как отец Сергий, у которого болит сердце за вас. И еще - “мы в ответе за тех, кого приручаем”. Я Генералу так и сказал. Он сам переживает. Придумаем что-нибудь. Я верю в это. Ну, в крайнем случае, бунт устрою и всех уложу. Ребята поддержат, - пошутил он. - Всех соберем и... уедем на необитаемый остров. Свою коммуну создадим... Чтоб по справедливости... И Генерала заберем...
- Смерть не страшна. Ее нечего бояться. Надя говорила, что мы живем вечно и не умираем вовсе... это иллюзия...
- И ты веришь в это?
- Не знаю. Но это лучше, чем умереть насовсем. А так - великолепная перспектива. Да и восточные философы утверждают то же самое. Так что я тебя везде достану, во всех жизнях рядом буду. Ты уж сразу прими это как данность. Расслабься и получи удовольствие.
- Балаболка ты, Кошелькова.
- Нет. Ты знаешь, что Гейне сказал: “Юность бескорыстна в помыслах и чувствах своих, поэтому она наиболее глубоко охватывает мыслью и чувством правду...” Вот так-то. А ты видел следы на песке? Мои следы... вдоль моря?
Он обернулся назад.
- Там наши следы...
- Верно...
- Видишь, какая большая волна идет? Сила! Ветер поднялся...
- И что?
- Повернись.
Он посмотрел на бегущую волну, которая смыла их следы.
- Как истинные разведчики. Прошли, а следа нет. Не наследили - это хорошо. Но иногда так хочется, чтоб твой след остался навечно, - вздохнула Рита.
- Как у кинозвезд отпечаток руки? А так ли это важно? След... он ведь тоже разный бывает... Иногда невидимый, но ощутимый... Если не случилось чего-то плохого - так ли важно, чтоб все узнали благодаря кому или чему? Энергия добра, любви, радости - тоже не видима, а след какой от нее? Вот и подумай, следопыт ты мой. Кошелькова, и чего я в тебя такой влюбленный? Фантазерка...
- Тебе следы мои нравятся, - засмеялась она и побежала вдоль берега моря.
Ветер гнал с моря большую волну, вздымал пеной и кидал на берег. Рита остановилась, воздев руки к небу, и что-то громко прокричала. Потом вновь и вновь она выкрикивала небу свою просьбу. Отец Сергий понял, что Ритка проговаривает одну и ту же фразу на разных языках. Она была похожа на древнюю Жрицу, совершающую Божественный ритуал, свидетелем которого он был.
И вдруг волна замерла возле нее в изумлении. Если бы отец Сергий не видел этого, то не поверил бы никогда. Волна стояла, как верный пес, будто в стоп-кадре застыла, и слушала Ритку. А потом тихонько распласталась и уползла. Море тут же стихло. Солнечный луч коснулся головы девушки, вошел в нее, а “сияющая” Ритка встала на колени и поклонилась кому-то невидимому в знак благодарности.
Отец Сергий смотрел на происходящее спокойно: жизнь приучила. Он поднял голову к небу, и ему показалось, что солнце улыбается  и протягивает свой лучик-руку к нему. Он подошел к Ритке и, не понимая происходящего, встал рядом с нею на колени.