Сказка в рассрочку. Глава 1. Продолжение-2

РАЗДЕЛ 3. НА ЗАРЕ ВЕЛИКИХ ПЕРЕМЕН.

  Откуда мы, неандертальцы, появились, - великая тайна. Не было, нас не было, все  больше какие-то синантропы с питекантропами, гигантопитеки и прочий хвостатый сброд из древних приматов, который не только двух слов связать не может, но даже камнем запустить в дичь не умеет. И вдруг – получите, пожалуйста: сидит племя в пещере и усердно обтачивает кремневые наконечники и рубила.  Мутация произошла, не иначе. Некоторые даже шьют что-то из шкур костяными иголками. А один, самый сообразительный, согнул толстую ветку ясеня, привязал оленью жилу, и смеху ради метает  обломки сучьев в разные стороны, норовя попасть в шамана или вождя. Вот-вот он и мог бы получить полноценный лук со стрелами, да не успеет: съедят его за нарушение субординации, потому что, кажется, выбил глаз шаману. Доигрался-таки, гаденыш! Кстати, одноглазый шаман Ух-Ты-Прр – это мой прапредок, прошу любить и жаловать. Хоть и съели из-за него палеолитического Эйнштейна, то бишь Эдисона, а  кое-что наш кривой неандерталец успел сообразить, запомнить и взять на вооружение. Опыты с согнутой веткой и остро заточенными прямыми сучками продолжились, так что вот-вот древние каннибалы получат первые луки со стрелами. Берегитесь тогда, извечные враги первых человекоподобных существ, пещерные львы и медведи! Истыкают стрелами, как дикобразов, мяукнуть не успеете. Но пока до этого еще не дошло, и борьба за огонь, за место в гротах в самом разгаре, с многочисленными жертвами среди неандертальцев и редкими погибшими в стане из противников. Пещерный медведь - это даже не гризли, тварь огромная, верткая, свирепая, ему что лося, что шерстистого носорога задрать – раз плюнуть. Приходится пока действовать хитростью, и вот тут-то начинает проявляться преимущества разумного существа над  скотиной, пусть могучей и страшной, но все-таки неразумным животным.
  Проследили неандертальцы, куда пещерный мишка  ходит на разбой, и обнаружили, что выходит на добычу он раз в двое-трое суток, а, удачно поохотившись и нажравшись, как следует, пару суток отсыпается в пещерном укрытии. Тут наш Ух-Ты-Прр и разработал гениальную схему захвата заложника из числа хищников с последующей зачисткой. Под его мудрым руководством на медвежьей тропе выкопали за какие-то сутки пятиметровую яму, в ее дне были вкопаны две дюжины острых кольев. Так что посадка на кол была придумана задолго до свирепых турецких янычар, нечего на них клеветать.  Ту ямы искусно замаскировали, положив сверху ветки, а на них натаскав дерну с  опавшими листьями. Только закончили работу – и вот он, хозяин будущей тайги. Увидел, что на его тропе пасется богатая добыча (а неандертальцев было душ тридцать), и возликовал, забыв про всякую осторожность: живем! И далеко ходить не надо, черт побери! Всего в трех милях от убежища!
 Эх, мишка, тебе бы осмотреться, оглянуться, подумать, что бесплатный неандерталец водится только в сказках. Какое там! Он всегда этих приматов бил, ел, и есть будет, ему ли бояться их, будь их хоть сотня. Он и ринулся, не раздумывая, - мол, штук пять-то переловить успею, пока остальные разбегутся! Каннибалы как пустятся наутек, - и, заметьте, прямо по медвежьей тропинке!
- Да я их сейчас всех, пожалуй, передавлю, - соображал медведь на бегу, - а туши на ледник оттащу, - на зиму, пригодятся!
 Он ускорил бег (а от медведя даже олень не успевал удрать, ибо скорость у пещерного хищника была запредельной), и вдруг земля провалилась у него под ногами. Мало того, всей своей полуторатонной тушей мишка напоролся на что-то острое и болезненное, и его проткнуло сразу в шести местах насквозь. Зверюга долгое время пытался сопротивляться, ревел, как тур, умудрился даже с кольев тех сорваться и на поверхность вылезти. Но силы зверя были на исходе, и после трех-четырех прыжков он рухнул, как подкошенный, попытался взреветь еще разок, но вместо рева получился хрип. Так разум победил силу, а дальше было еще круче. Копья, дротики, стрелы, - вот что появилось в арсенале неандертальского передового племени. Между прочим, на их мораль и нравственность технический прогресс никак не повлиял, и, как были они людоедами, так ими и остались. Три соседних племени, у которых не оказалось своих Кулибиных и быстрых разумов Невтонов, стали добычей передовиков.
     Численность племени неуклонно возрастала, потому что теперь убить неандертальца оказалось непосильной задачей  даже для пещерных львов, саблезубых тигров, а про медведей я уже рассказывал. И, чем их больше становилось, тем меньше оставалось соседей и вообще животных. Дошло до того, что части племени пришлось срываться с места и отправиться искать счастья за перевал. В связи с тем, что голодать почти не приходилось, неандертальцы из племени шамана Ух-Ты-Прр  не только прекратили жрать своих соплеменников, но даже придумали что-то вроде табу, эдакий кодекс чести, распространяющийся, впрочем, только на своих. В общем, как в Библии: “Возлюби ближнего своего”. Не в кулинарном, конечно же, смысле. Соседей ешь, сколько влезет, а своих – ни-ни. Даже человеческие жертвоприношения стали приносить исключительно за счет иноплеменных участников торжества. Только по большим праздникам – в день, например, начала перелета гусей и лебедей, съедали какого-нибудь дебила или дегенерата, в общем, кого не жалко. Естественный отбор, как сказал бы Чарльз Дарвин.
  Потомки Ух-Ты-Прр, (а их было много, потому что такому уважаемому господину, как старшему шаману группы дружественных племен полагалось иметь не менее дюжины жен – по одной представительнице из каждого племени) теперь  развивали и углубляли знания, полученные по наследству. Стали они меняться на глазах,– прошло каких-нибудь пять-шесть тысяч лет, а неандертальцев было уже не узнать. Ходили они теперь прямо, не сутулясь (а кого им теперь бояться? К чему все время пригибаться?), шерсть с их спин облезла  за ненадобностью, потому что все время была прикрыта туникой из теплых шкур бесчисленных  животных, которым довелось попасться  на их пути. Вообще стали на людей походить, даже освоили огромное количество новых звуков, которые мало-помалу становились словами. Ух-Ты-Прр теперь почитался под именем Великого Духа Ух Ты, Парамона,  и ему посвящались ежегодные жертвы с плясками вокруг большого костра. Поумневшие неандертальцы распустились до того, что наловчились брать пещерных медведей живыми, и осуществляли их заклание на алтаре Ух ты, Парамона. Делалось это просто: на пути зверя  ставили петлю с противовесом, и он, попадая в нее, взлетал под небо. Затем его, полузадушенного, крепко вязали, надевали намордник из терновника с крепкими ремнями, и доставляли куда следует. Будет знать, как кусаться, иродова образина! Сколько наших славных предков его дедушки-то загубили, а? Так что численность этих экзотических хищников в ареале обитания племен стала неуклонно сокращаться. Будь медведи поумнее, мигрировали бы они отсюда, куда глаза глядят, хоть на край света. Но не умели глупые хищники аналитически рассуждать, все на свою дурацкую силу полагались. Так и пришли они к печальному концу. Теперь о том, что они вообще существовали, мы можем знать лишь по  наличию коллекций их черепов в палеолитических пещерах. Ни климатические изменения, ни мутации здесь не при чем.
    Покончивши с медведями, принялись за шерстистых носорогов. Те, будучи еще глупее, чем только что сведенные на нет огромные хищники из отряда куньих, вообще были буквально сметены ордами неандертальцев, которые к тому времени уже на неандертальцев-то не походили. А было это ровно сорок тысяч лет тому назад. Тут пришел черед и мамонтов. Куда бы они ни мигрировали, а упорные  двуногие – за ними. Одного съели, другого, глядишь – стада как не бывало.
    В погоне за убегающей добычей наши предки преодолели сразу два рубежа: во-первых, перешли через перешеек (Берингова пролива тогда еще не было)  из Евразии в Америку, во-вторых, превратились в качественно иной вид приматов – гомо сапиенс, то есть в кроманьонцев. Запрет на поедание себе подобных был окончательно узаконен, и нарушителя тут же съедали за общим столом. Это называлось “Аз воздам”.  (Отсюда и мясное блюдо “азу”).
   Запрет, впрочем, не распространялся на собственно неандертальцев-каннибалов. Но к тому времени у кроманьонцев выработался, можно сказать, стойкий иммунитет на человечину. Тогда диких, немытых и нечесаных  неандерталоидов стали попросту отстреливать, как бешеных собак. Впрочем, были и исключения. Изредка вожди кроманьонцев и шаманы из числа потомков Ух Ты, Парамона  иногда брали юных волосатых пленниц в качестве вспомогательных жен, когда свои надоедали. Отсюда и те самые таинственные метисы, останки которых нет-нет, да и раскапывают археологи.
  Кроманьонцев было пока что  совсем мало, перенаселение Земле не грозило; на планете пока что не появилось ни одной пустыни, разве что сухие степи да каменистые гоби, а зелени и травоядных было столько, что все это изобилие могло шутя прокормить пару миллиардов первобытных охотников. Но пока их было едва ли десяток-другой миллионов. Одолев соперничающих хищников из числа кошачьих да куньих, обратили внимание и на вид  lupus. Проклятые волки так и норовили напасть на  отставших кроманьонцев, особенно беззащитных женщин и детей. Они научились собираться в огромные стаи, и воевать с ними было не так-то легко. Особенно зимой. Война с серыми хищниками была затяжной и беспощадной. Пленных не брали, особенно в первые пятьсот лет. Затем у очередного шамана их рода Ух Ты Парамоноидов  (впредь для простоты будем называть их просто парамоноидами)  возникла идея: брать живьем волчат и воспитывать их своими союзниками. Это было гениальное открытие, сразу же изменившее соотношение сил. Прошло каких-нибудь двести лет, а у человека были уже огромные волкодавы, эдакие  canis lupus, звери свирепые, но надежные. И волки дрогнули, и волки побежали подальше от человеческого жилья. Связываться  с такими – себе дороже выйдет.
 Наступил Золотой Век, когда еды вволю, и незачем ломать голову над извечной проблемой – что завтра есть будем, и как жить дальше. Все было известно заранее, можно было на досуге изобретать что-нибудь полезное для соплеменников, например, загоны для пленных коров и коз, первые посадки полезных и вкусных растений. Чисто для разнообразия меню, а вовсе не с голоду. С жиру, что называется, бесились. Хотя, конечно же, с нашей точки зрения жили они скучно. Из развлечений только охота да пляски вокруг костра, матримониальные ритуалы, ну, еще жертвоприношения. Пока что кроманьонцы довольствовались и этим, потому что,  по нашим представлениям, были все еще глуповаты. Но, если быть объективным, мозги у этих ребят были подготовлены хоть для обучения иностранным языкам, хоть для пользования персональными компьютерами. Просто среда была для этого не подходящая – ни тебе кино, ни прогулочных яхт. В те времена еще не было сплина, и занятость кроманьонцев по нашим представлениям была непомерной (хотя, по сравнению с неандертальцами, не жизнь у них была, а курорт). Охота, собирание кореньев, отлов копытных для загонов, попытки вырастить репу с пшеницей,  добывание огня, изготовление орудий охоты и труда – топоров, игл, кетменей… вздохнуть некогда. На всякий случай все еще окружали стоянки и пещеры замаскированными ямами, потом научились строить частоколы, которые не могли  преодолеть ни последние из могикан – саблезубых тигров, ни, тем более, волки. Прогресс начал упираться в отсутствие стимулов своего развития, и грозил полностью остановиться. Тут и грянули ледниковые эпохи. И кроманьонцам пришлось срочно мигрировать на юг, а самым ленивым – приспосабливаться к меняющимся условиям. За счет совершенствования способов шитья одежды, методов строительства и обогрева жилищ, строительства, сооружения предтеч холодильников – эдаких естественных холодильных камер, выдолбленной в ледниках. Они научились накапливать стратегические запасы продовольствия и топлива, приспособились даже углем и горючими сланцами очаги топить. А однажды утром в пепле кто-то обнаружил медный слиток. Подержал в руке – тяжелый, ударил о камень – не колется. Но чуть-чуть плющится. И тут очередного парамоноида осенило: речь идет, кажется, о материале будущего. И стал он плющить этот самый слиток дальше, пока не получил первый кинжал. Поелозил им о глыбу песчаника, – а тот стал заостряться небывалыми темпами. Тут у кроманьонца дух захватило: перед ним открылись столь радужные перспективы, что бедолага попросту лишился чувств. Очнулся – а кинжал кто-то уже подтибрил, говоря современным языком – приватизировал. Сколько не расспрашивал соплеменников, - никто не признался. Кому-то также стало ясно, какая это полезная вещь – медный кинжал. Тогда стал наш пармоноид голову ломать над тем, откуда в пепелище медь взялась. Просеял он золу еще раз, и обнаружил еще мелкие слиточки и, между прочим, странный камни, такие золотистые, и даже медно-красные, тяжелые, как тот самый слиток, но хрупкие. Не куются, не плющатся, ни на что не годны, разве что по башке кого огреть. Рассеяно развел он костер еще раз, зажарил какого-то оленя из числа северных, а когда обед закончился, решил еще раз посмотреть, что с этими красивыми камнями стало. А их и след простыл, но в золе опять-таки появился слиток. И все стало на свои места: добудь такие камни, разведи костер пожарче, брось туда руду, и жди результата.
    В общем, все бросились на поиски медного колчедана, а он-то был под рукой, прямо в пещере. И горючего вокруг – сколько угодно, потому что здесь выходил на поверхность антрацитовый пласт. Вскоре все были заняты производством медного вооружения. Затем кто-то додумался до медных чанов. И мир зазвенел чудесным звоном, возвестившим богов о наступлении медного века. До начала эпохи бронзового века оставались считанные сотни лет. Для этого понадобилось, чтобы в одном месте были и медный колчедан, и оловянная руда – черный касситерит, который, по-видимому, кто-то бросил в костер по ошибке, перепутав  беднягу  с углем.
  К тому времени в племени возникло устойчивое расслоение. Знатные кроманьонцы, потомки Ух Ты Парамона и других племенных вождей, составили касту шаманов-мудрецов, колдунов-изобретателей и хорошо вооруженных воинов, входящих в личную охрану вождя – чтобы какие-то залетные волки не смогли лишить племя руководства. Вожди так привыкли к своей привилегированности, что стали выдумывать черт знает что: будто бы таков естественный порядок и, мало того, он освящен духами предков и тотемных животных, – давно перебитых людьми пещерных медведей и саблезубых тигров. Необходимость срочного создания религии была очевидной. Польза ее была несомненной: во-первых, узнав о том, что после завершения жизненного пути будешь существовать и дальше, человеку становилось как-то спокойнее, во-вторых, можно было не просто править, а ссылаться на необходимость и сакральность (священность) установившихся порядков. Так-де свыше предписано. Нет власти, что не от Бога. Чем не ход? Предпосылки для культа Великого Духа уже имелись – те самые ежегодные жертвоприношения с песнями и плясками. Дабы придать им более законный вид и толк, мудрый вождь Парамоноид Шестисотый ввел мораторий, а затем и окончательный запрет на ритуальные убийства всякого вида приматов. В жертву теперь могли идти только копытные, то есть существа, у которых и души-то толком нет, один пар. И народу спокойнее, и, согласитесь, куда пристойнее выглядит. В Библии этот момент тонко отражен в истории Авраама с его неудачной попыткой прирезать собственного сынка. Бог, как говорится, тогда не попустил, и правильно сделал. На самом деле этот эпизод случился гораздо раньше, когда ни о каких евреях и их сказаниях еще и речи быть не могло. А сейчас  великий и могучий Парамоноид Шестисотый создавал основы будущих вероучений, уверенной рукой выбивая на плите все новые и новые скрижали, пока что рисованные, потому что алфавита, и даже иероглифов еще не придумали. Его распоряжения запоминались на уровне неписаных, устных законов.
  По мере расширения своего кругозора человек медного века стал умнеть на глазах. Количество используемых им слов возросло настолько, что он мог уже сочинять что-нибудь абстрактное, например, стихи. Образец подобного  первобытного творчества нам хотелось бы привести. Сразу видно, что, по крайне мере, один из наших далеких предков пытался рассуждать на уровне абстрактного мышления. Судите сами:

АДСКИЕ БУДНИ

Не судимые всех неподсудней.  Их не трогают скука и гнет
Нипочем им суровые будни. В общем, это народ – еще тот.

Никого они, в общем, не судят, не винят, и, по-моему, зря.
И по принципу “Будет, как будет”, фанатизмом дурацким горя,

Норовят в Рай проникнуть без мыла, отпихнув по дороге Петра,
Потому что они – это сила, и возникла она не вчера.

Наболтав благоглупостей груды, посулив усомнившимся Ад,
Эти странного вида иуды, от которых крестился Пилат,

Нам оставили серые камни вместо райских приветливых груш… 
В общем, скрылись из виду… пока мне (вместе с вами) не взяться за гуж.

Ни гужа нет у нас, ни сандала. Только пыль, да унылая грязь.
И надежда. Но этого мало, говорю это вслух, не боясь.

По приказу богов (уж не будд ли?), или вследствие наших грехов,
Нам достались суровые будни вечной сшибки “низов” и “верхов”.

Нас едят саблезубые тигры, бубном бьет по макушке шаман…
Кто сказал, что подобные игры есть не ересь, не чертов обман?

 Нет, мои дорогие собратья, надо нам перейти за рубеж
Первобытного злого понятия: чтоб не съели тебя, сам всех ешь!

Стать мудрее пора и лысее, воспарить над землею, как дичь,
И придумать закон Моисея, и его попытаться постичь

Навсегда запретить людоедство, и насилие в нашем быту,
Всех любить, кто живет по соседству, и не лезть никогда за черту,
Как бы ни был хитер ты и ловок, как бы ни был остер твой кинжал,
Тех божественных злых установок, что Великий Шаман провизжал.

   Согласитесь, пусть это и не Цветаева с Ахматовой, а все-таки вкус у нашего прапра-предка кое-какой был! А каков был провидец, а? Шучу я, конечно же. Это мой вольный перевод  произведения безызвестного кроманьонского автора, жившего в последний ледниковый период и едва-едва освоившего преимущества медного топора над каменным. Ни черта там не было понятно, только и уловил я, что хотел он что-то рассказать о своем быте да мелькнувших в голове образах, которым в скором времени суждено перерасти в религиозные символы, вроде законов Моисея или кодекса царя Хаммурапи.  Вот и постарался придать им вид, понятный нам с вами. Через 10-20 тысяч лет так же, наверное, придется переводить и Пушкина с Пастернаком, потому что это будет забытый всеми язык, который едва ли десяток специалистов смогут вспомнить.    Ладно, пес с ней, поэзией, не будем на нее отвлекаться. Не об этом речь. Мы подходим к той черте развития природы, когда закончилась эволюция строго по Дарвину, и началось нечто совсем уже невообразимое. Другими  словами, возникло общество, социум, а некоторые полагают, что еще и этногенез начался. Очень может быть. Это вопрос всего лишь терминологии: хоть горшком обзови явление, только не отрицай его  наличия как такового и основных тенденций его развития. Но эволюция старого образца навеки ушла в историю, что и позволяет нынче некоторым недобросовестным историкам церковного типа вообще запретить дарвинизм как ересь. Ну-ну, кое-кто ведь чуть-чуть не спалил бедолагу Галилео Галилея, когда тот посмел пискнуть о неточности представлений старины Птолемея.  Дескать, не звезды с планетами вокруг Земли вертятся, а все строго наоборот. Земля ведь – всего-навсего невидимая точка даже в масштабах ее родной Солнечной системы. Зачем же паровозу летать вокруг песчинки?
  Появились расы, а там и до народностей дело дошло. Единая когда-то раса кроманьонцев, истребив всех своих конкурентов-неандертальцев, неизбежно распалась на сотни групп, далеко ушедших друг от друга, потерявших часть обычаев предков и даже их речи. Оставались сотни каких-то однокоренных слов, по которым нынче и можно судить, что, например, индийцы и предки русичей в совокупности с предками германцев составляли единую языковую группу, а некоторые историки (например, товарищ Петухов) почти что доказали, что и так называемые древние греки – те же славяне, русы, только одевались по-другому, и курили больше. Да и египтяне родом из нынешнего Нечерноземья, потому что у нас с ними общие боги, даже названия совпадают. Очень может быть. Я и сам, подумав, прихожу к подобным выводам. Несомненно, что и галлы – все те же русские летчики, их только немцы сбили, вот они и подзабыли человеческую речь. А сами немцы, то есть германцы, вообще славяне, только переодетые и нарочно забывшие родство. Как Иваны, воистину. Доказательств имеется сколько угодно: и боги у нас и у них одинаково выглядели, иной раз даже назывались, выполняли одни и те же функции, и вообще половина названия германских городов – искаженные славянские топонимы. (Бреслау – Бреславль, Дахау – Даховка и т.д.). Да и Берлин, между нами, сильно попахивает медвежьей берлогой, что и не удивительно. Все-таки родственники, черт бы их побрал. Эдакие племянники, которых, по меткому выражению товарища Маршака:
- топить их в речке надо  (нет от племянников житья! Топить их в речке надо!).
   И ведь топим же друг друга поочередно, забыв заветы великого предка Ух Ты Прр никогда своих не обижать. Обезумели, что ли?
  Тем не менее, расы существуют, зачастую ненавидя соседей и родственников и делая все возможное, чтобы отравить их существование. И религии тут не помогли, скорее наоборот. Христиане успешно били друг друга при Грюнвальде, Бородино и даже раньше, например, в 1204 году, когда дураки католики взяли Константинополь и основательно его разграбили. Мусульмане, признаться, тоже никогда не отставали: шииты успешно били суннитов, те – шиитов, исмаилиты успели навалять и тем, и другим. Они до сих пор все еще выясняют, чей пророк был круче. Флаг им в руки, в конце концов, ведь найдут истину.
  А история, воровато озираясь, незаметно подкрадывалась к  тому моменту, когда возникла целая плеяда замечательных цивилизаций, от которых камня на камне не осталось неизвестно почему. Впрочем, это вам неизвестно, а до меня дошла кое-какая ценная информация.
  Все нынче знают, что знаменитому Сфинксу отнюдь не 5 тысяч лет, как принято считать, и что морда у него  совсем не Хефрена, а какая она была до того – Аллах его знает, и то лишь потому, что Акбар. Виден только свежий скол на том месте, где была совсем иная физиономия, совершенно непонятно какой ширины и с каким выражением. Надо думать, что с соответствующим, потому что даже в нынешнем виде Сфинкс способен кое-кого напугать до полусмерти.  Говорят, даже Наполеона чуть до инфаркта не довел, когда тот ему в глаза посмотрел.  Бывает, и не только с великими. Со мной однажды такое случилось… ну да ладно, не будем отвлекаться. У нас свои песни и свой рассказ.  Подошли мы, друзья, к рубежу, о котором одни лишь догадки. От этих времен сохранились разве что все тот же злополучный и израненный наполеоновской артиллерией Сфинкс, непонятные пулевые отверстия в черепах доледниковых бизонов и шерстистых носорогов, полученные ими еще при жизни (раны начали зарастать), да какие-то смутные намеки на воспоминания в виде саг, баллад, мифов и всего такого прочего. Не удивительно: много воды утекло. Да и наше любимое человечество оказалось неблагодарным в плане памяти. Каждый властвующий мерзавец так и норовил напрочь стереть память о  предыдущих эпохах. Дескать, ничего раньше не было, какие-то дикари жили, а привел их в цивилизацию могучий и великий Я. Естественно, варварские их обычаи и культы запретил, идолов поганых в реке утопил, каббалистические и прочие неприличные колдовские знаки, где нашел, истребил.  Вот и тот же приснопамятный фараон Хефрен… разве можно было посбивать все таблички с именами подлинных авторов на пирамиде, крылатом льве, и много где еще? Стыдно, товарищ! Господь, кстати, также отметил непомерное усердие своего якобы верного слуги, и наградил его командировкой в зону неумеренно жаркого климата на срок до скончания веков. Он, кстати, где-то рядом с пророком Самуилом, прославившимся своей жестокостью, должен был париться, да повезло тому несказанно: открылась вакансия младшего экзекутора (профоса), вот ему и заменили котел на розги. Теперь не его лупят, а он всех порет. Впрочем, иногда и наоборот. Случается и такое, да еще как случается!
  В общем, стараниями вот таких Хефренов и иже с ним,  никто теперь ничего не знает и не помнит. А я помню почти все… эх, если бы не склероз! Но и тут утешает изречение, которое приписывается Господу:
 Эта память, дырявая с виду, абсолютно не повод для слез! Сообщаю тебе, инвалиду: все проходит… пройдет и склероз.
Может быть, когда-нибудь все и вспомнится. Когда поздно будет. Подожду, мне пока что спешить некуда. Жизнь продолжается, пусть и в такой извращенной форме, как нынешние общественно-экономические формации. Мы еще и не такое видели. Единственно чего тогда не хватало из того, что сейчас в избытке, так это подлости и цинизма – что называется, в особо крупных размерах. И тому мешали многочисленные табу: все-таки мы тогда еще недавно вылезли из волосатых неандертальских шкур. За избыток цинизма могли и на кол посадить, в жертву Великому Тотему принести – тут же, на месте преступления.  А лицемерие можно было и простить: видно было, что товарищу хочется кого-то живьем сожрать, а нельзя, потому что – табу. Вот он и вынужден играть роль борца с каннибализмом до конца своих нелегких дней, какой бы сволочью не был при этом внутри. В общем-то, общество это устраивало. Думай, мол, что хочешь, а действуй строго в рамках традиций и установившейся морально-политической обстановки. Разве это плохо?
Забегая вперед, отмечу, что царство лицемерия все-таки жизненнее государства циников. Если руководители Советского государства были по духу лицемерами, то есть не верили в великие идеалы, потихоньку поворовывали, но они все-таки вынуждены были самоограничиваться в своих нехороших устремлениях: система не позволяла раскрыть свою звериную сущность, показать ужасное мурло. А, если уж раскрыл, – не обижайся, открывается сезон охоты.  То-то тогда государство было такое, что его даже подлецы-янки боялись, и преступность была раз в десять меньше нынешней. Когда же они сбросили маски, и стали жить по законам джунглей, тут-то все и пошло прахом. Где ты, великий и могучий Советский Союз? Ау!
 Современным молодым людям совершенно непонятно, как это так могли мы раньше жить по формуле “так надо”. – А если, мол, мне этого не хочется? И они не нарадуются на сегодняшние установки постсоветского периода наподобие: живи, как хочешь, воруй, сколько сможешь! Не попался – вот и молодец, а дальше тебя надежно прикроет презумпция невиновности.
 У нас же все было не так. Мы, шаманы, жрецы и волхвы, держали молодежь там, где ей предписано было находиться – в строгости. Удаль можно было проявлять лишь на поле брани и в схватке с каким-нибудь могучим хищником. А чтоб старичка какого-нибудь обматерить, или с дороги спихнуть – ни-ни. Наказание было столь же суровым, сколь и неотвратимым. Народ тогда был попроще, искреннее, что ли, так что держать его в узде и под полным контролем было не так уж и трудно. Во-первых, каждый был занят своим делом, а если сильно отвлекался, так ему тут же делали, на первый раз, дружеское предупреждение. Второго могло и не последовать -  суд у нас тогда был скорый и правый.
 Так вот, это общество, которое кое-кто так и норовит представить первобытным, таковым не было. Техническое развитие тогда пошло несколько другим путем, чем нынешнее, но, тем не менее, достигло куда более существенных успехов. Попробуйте-ка с помощью самых современных подъемных устройств соорудить Баальбекскую веранду, где каждый блок весит под полторы тысячи тонн! Да и пирамида Хеопса до сих пор остается рекордсменом по перетаскиванию тяжести на стройках якобы вручную. Попробуйте-ка на досуге вырубить из известковистого песчаника  полтора миллиона глыб  по пять тонн весом с помощью каменных топоров и медных зубил, отшлифовать их до зеркального блеска, да покатать по 10 км по несуществующим каткам из стволов никогда не росших в Египте деревьев!
Впрочем, о чем это я? Ведь 20 000 лет назад росли, еще как росли. И никакой Сахары на западе тогда не было. Все выглядело совершенно по-другому.  Порядок тогда был, вот что!
  Конечно, отроков, с пеленок приучившихся к рок-музыке, цинизму, насилию и наркотикам, никаким калачом туда не заманить. Но тех, у кого в голове осталось хотя бы полкапли рассудка, в наше время  потянуло бы с неудержимой силой, истинно говорю. В те времена правили мы, жрецы, олицетворявшие своей скромной деятельностью Мировой Разум. Всех в струнку выстраивали, всех в кулаке зажимали, хотя лишнего себе позволить не могли, потому что умные мы были до невозможности.
  Чтобы народ держать в страхе божьем, придумали мы тогда культ дьявола – не затем, чтобы ему поклоняться, а чтобы гонять его, проклятого, как сидорову козу. Как говорится, пусть ненавидят, лишь бы боялись. При малейшем проявлении бесноватости у какого-нибудь юнца или кликушествующей старухи – проводили ритуал изгнания беса или бесов. Чаще всего это срабатывало, в основном за счет нашего великого авторитета:  внушение и самовнушение всегда были движущими силами, управляющими психически неуравновешенными личностями. Пациента доводили до мистического  экстаза, а затем отвешивали ему полноценную затрещину, вот и все. Считалось, что бес от этого вылетел неизвестно куда, и теперь не скоро вернется. Один наш племенной ясновидец даже поэму написал, посвященную благополучному изгнанию из него, скажем так, дьявола. Вот, судите сами:

Жизнь без дьявола

Жизнь меня задуматься заставила, с Истиной устроив рандеву.
Из меня на днях изгнали дьявола: стало быть, без дьявола живу.

Бог не выворачивал мне кисти, но   крепким и внушительным пинком
Он меня слегка приблизил к Истине, и пошло с тех пор все кувырком!

А куда исчезли бесы бедные – неизвестно, но, всего верней,
Сброшены, как водится, все в Бездну и   стали легионами свиней.

Пес бы с ними: верное решение! Впредь, как говорится, не греши
Но горит огонь опустошения  в глубине “очищенной” души.

Ведь на месте этом было скопище вредных, но зато живых причуд,
А теперь пробел возник там тот еще: Господу пока я не холоп еще,
Став теперь, – ни Цезарь, и ни Брут!

С той поры, оставшись без Нечистого, оказавшись в космосе пустом,
Изнуряю сам себя неистово мыслями, обжорством и постом.

Выгнал Бог чертей, конечно, правильно, Бог всегда все делает не зря.
Получил за дело чертов дьявол, но… кажется, с ним выгнали царя!

В голове моей как будто веса нет, царь бежал оттуда под шумок,
Вслед за перепуганными бесами… испугал царя, как видно, Бог!

Выгнав беса, как волка позорного, до конца своих недолгих дней
Я теперь лишился цвета черного, и вокруг – отсутствие теней.
Я бы рад поставить Богу свечи, но так надоедает белый цвет,
Что мои палитры обесцвечены. Радуги на небе больше нет –
Вижу только белые полоски в ней тысячи оттенков белизны…
Что-то жизнь пошла такая плоская – от занудных мыслей до казны.

Замерла в прострации История, время погрузилось в пустоту…
Что ж это за “истина”, которую  густо замесили на свету?!
Выхолостив все разнообразие чередой каких-то серых лет?
Что-то тут не так… нет, безобразие – видеть день и ночь все тот же цвет!

Беса нынче нет: одни церковники. Мы теперь, как будто, спасены.
Изгнаны бесчестия виновники! Но тогда – откуда ж уголовники
И иные сукины сыны?!

Уж не мудреца из института ли  гнали мы, увидев в нем врага,
Потому что сдуру перепутали с ореолом черные рога!

Вместо ареала вечных путаниц – глядь, одни ряды белесых риз…
Будто загремев без парашюта ниц,  мы, взлетая в Рай, попали вниз.

Выглядит вблизи победа – тризною, жизнью без потех и, без утех
Ежели “не те” сегодня изгнаны, может быть, пора б прогнать и “тех”?!

Думаю, в руке сжимая тупо лом: шевелись, извилина, живей!
Вдруг наш Сатана сидит под куполом страшно расплодившихся церквей?

Может, нам придется снова в Ад нести, ежась под ударами бича,
Мишуру обыденной обрядности, выгнав псевдо - черта сгоряча?

Ох уж это яростное рвение! Так ли уж мы встали из канав,
Стали ли умней в одно мгновение, якобы “Нечистого” изгнав?

Выбрали опять царем самбиста вы вместо злого пьяного лгуна..
Вроде бы, и выгнали Нечистого… глядь, – а он на месте, Сатана!

Никого, похоже, не исправила странная молельная возня:
Бесы, изгоняющие дьявола, дьяволом сидят внутри меня.

Хватит, вероятно, быть балбесами, Истину ища внутри вина,
Воевать со сказочными “бесами”, если есть реальный Сатана?

Что ж  вы так, мои чудаковатые: Сатана вам бросил эту кость?
Ведь во всем не бесы виноваты, а   эта ваша дьявольская злость.

Выкиньте все лишнее и личное из тупых беспамятных голов!
Вас же покупают за наличные демоны без цвета и, без слов.

Рвут вас на куски противоречия, бездной и безумием грозя…
А ведь слышал как-то от Предтечи я: “Так же ведь, товарищи, нельзя”!

То-то распахнул нам Ад объятия, рынок с демократией суля…
Вот откуда это восприятие Истины на уровне нуля.

Будьте же все бдительны и счастливы, что бы вам ни бормотала знать.
Встретите тогда свой звездный час и вы.
 Только впредь подумайте, – правы ли вы,
 Прежде, чем кого-нибудь изгнать…

Недурно для первобытного-то дикаря? Впрочем, кое-какие термины я перевел на современный язык, а то вдруг бы не так  поняли. А тому автору досталось, между прочим, на орехи. Много лишнего себе позволил, первобытный вольнодумец. Так что история атеизма начинается отнюдь не с каких-то древнегреческих  материалистов. И в наши  межледниковые времена были люди, да еще какие! Жаль, что жили они  недолго и плохо. Да и в наши цивилизованные постиндустриальные эпохи вольнодумцев не очень-то привечают, в особенности – не в меру умных. Так и норовят укоротить, где только можно.
  Довольно прелюдий и всякого рода резюме. Как, кстати, множественное число слова “резюме”, вы, часом, не знаете?  Пора возвращаться на рельсы неторопливого повествования о неравномерном беге эволюции. Были у нее рывки, были. Не всегда она ползла по Земле гадюкой, случалось, что летела гепардом и шустрым соколом. Вот и этот странный период, от которого остался Сфинкс.