На полях. Часть шестая

                «Наша жизнь — ромашка в поле,
                Пока ветер не сорвет…»
                Булат Окуджава

     Что за жизнь!
     В двадцать самое лучшее, что я умел — это делать детей. Дети вышли замечательные.
     В тридцать — писать научные статьи.
     В сорок пытался просто выжить и пролюбить эту жизнь сначала.
     В пятьдесят… и так далее… то, что у вас перед глазами.
     Что же будет в шестьдесят?

***

     Стоит одну минутку посмотреть на лицо ребенка, как целую неделю мир будет прекрасен.

***

     Остановите голову, пожалуйста. Она весь белый мир снесет.

***

     Конечно, я дурак. Но какой-то не твердый.

***

     Дурковат от природы.

***

     Внучка моя, Катенька, спала в машине на руках бабушки. Я не мог отвести от нее глаз. Куда бы ни смотрел — все на нее.
     И, вдруг, — родилось.
     — Ребята, — сказал я, — какими простыми средствами вы сделали такого хорошего человека!
     Сын обернулся и серьезно посмотрел на меня.

***

     Дело ног утопающих — дело рук проживающих.
     Россия, что поделать.

***
     Если посреди ночи ты бродишь по комнате, скажем, мясорубку разбираешь, и, как подарок, водружаешь на груди любимой, — ты еще не сумасшедший. Бойся того, когда проснешься тихо-тихо. И голым прокрадешься к бумаге…

***

     — Ты, — говорит она, — ходишь к чужим бабам…
     — Нет, — говорю я, — к чужим не хожу. Они все мои.

***

     Он счастливо жил, счастливо умер, и в земле лежал счастливый.

***

     Ужас какой-то… Ну что за народ живет на свете?
     Я-то понятно…

***

     У нас-то дети рождались, как из-под топора топорище.

***

     Отпетая Москва стояла посреди Земли. А по краям — всё города и веси.

***

     Я представлял собой гиббона. Кажется, именно они ходят на двух ногах и сутулятся, как смертный грех.
     Грехов-то у нас хватает, но — почему-то — не каждый из нас — гиббон.
     А почему?

***

     Если женщина хочет, чтобы ее полюбили, то ее обязательно полюбят. Вот только для этого она должна быть не только собой — какая ни на есть. И выбор ее должен быть очень правильный. А, главное, в обоих доброты должно быть больше, чем всего другого.

***

     Встречаешь человека (особенно женщину, девочку) — так и тянет сказать: «Здравствуйте!».
     Но, ведь, не поймут.

***

     Мне жаль, что отец назвал меня этим именем. Он хотел хорошего, а вышел — бузотер.
     А, впрочем, — чего же еще?
     Другое дело — о чем отец мечтал.

***

     Феофан Грек, Андрей Рублев — богомазы.
     Мне бы так мазать.

***

     Любить женщин — не грех. Грех не любить их. Или любить не так, как они этого хотят.

***

     Случай — есть бог. А выбор — глупость.

***

     — Она, — сказал я, — мой ангел-хранитель. Мой чёрт (он, ведь, — падший ангел). Ей бы стать еще чертовкой. Вот тогда все будет хорошо окончательно.

***

     — Если человек дурак, — сказала она, — то это навсегда.
     «Надо быть деликатнее, — подумал я, — это только очень надолго».

***

     Есть литература, и есть жизнь. Спутать их трудно. А вот запутать в них кого угодно можно.

***

     — Между прочим, я его люблю, — сказал я.
     Потом подумал и сказал:
     — А иногда люблю не между прочим.

***

     Выйти замуж можно. Войти никак не получается.

***

     Как горько им жилось, когда моглось. И как хорошо теперь в могиле.

***

     Одна газета в год (один ее экземпляр) — это все, на что я способен. Но какие же способные люди живут вокруг!

***

     Робин Гуд, Черный Тюльпан… А у нас — то Иванушка дурачок, то Чахлик Неумирущий.
Не дождаться бы Соловья-разбойника.

***

     Когда я сижу хорошо, мне не очень ловко.

***

     Если бы я знал, что называется жизнью, то поклонился бы во все большие ноги.

***

     Мы своих сыновей делали хорошо. Так хорошо я ничего в своей жизни не делал.

***

     Когда тебе плохо — это еще ничего. Когда тебе хорошо, подумай — почему? Найди точку опоры и… откажись от нее.

***

     Причастие, деепричастие, глагол… Какого черта мы делаем на этом белом свете?
     Существительное — глагол, существительное — глагол…
     А, ведь, причастия не избежать. Избежать бы прилагательного.

***

     Я не таю зла на людей. Ни на одного. Даже на тех, кто избивал меня. Таю недоумение.

***

     Недоумочек ты мой.

***

     От слова «конец» пахнет нафталином.

***

     Люблю сильно… Очень люблю… Все это — чепуха. Любовь или есть, или нет ее. В поддержке она не нуждается. В поддержке нуждаемся мы.

***

     Одна женщина, когда еще девочкой была по возрасту и сложению, показала мне деревья. С тех пор я их и ее люблю.
     Другая женщина, в том моем возрасте, когда настоящие мужчины бесятся, показала мне дороги и грибы. С тех пор я их и ее люблю.
     Так скажите же мне, сколько женщин должно быть в жизни мужчины, что бы он хоть что-нибудь увидел?
     А если он ничего не видит, то это значит…

***

     Шесть часов вечера. А жить-то еще сколько! По крайней мере — до утра.

***

     Когда мой отец заболел ангиной (а было это в Польше в сорок четвертом военном году), он отстал от своей части. Выходила его молодая полячка, о которой он мне рассказал премного лет спустя. И я все время думаю, почему я родился у своей мамы, а не у польской? Хотя и не знаю, что было бы лучше.

***

     Ручку я, как все, держу тремя пальцами. Поэтому бог справедливо решил, что мне этого хватит: на левой руке двух «последних» пальцев почти нет уже лет восемь. На правой — с год.
     Интересно, чего он лишит меня далее?
     И — почему?

***

     Если предатель — в твоем стане, его еще можно вычислить. Если в самом тебе — никогда.

***

     Лишить человека всех его вредных привычек, пороков и недостатков — и человека не останется.
     Я всегда так думал, глядя на других.
     Хорошо уже то хотя бы, что у меня-то — никаких…

***

     Нет на этом свете порочных женщин. Это им природой заказано. Есть наш порочный мужской взгляд на них.

***

     Судьба — это клич человека. А эхо-то — есть ли оно?

***

     Эхо судьбы есть всегда. Надо только уметь его расслышать.

***

     Истина есть бог.
     Не бог — истина, а наоборот.

***

     Доброе слово лежит, недоброе — летит.

***

     Ранить хуже, чем убить.

***

     Нам бы умереть, а не околеть.

***

     Мы все умрем, но, зная, — этого не знаем.
     Поэтому на шестом десятке строим пребольшущие дома, хотя давно поссорились с дочкой и два года — с рождения — не видели внука. Ни разу.
     Так для кого? Дома?
     Мы ссоримся по пустякам. Мы упорно не знаем, что умрем. И не верим, что нас будут вспоминать, хотим того или нет. Вспоминать образом, заслуженным на этом длинном бесконечном белом свете, а не на том, мечтательном, где все, дескать, станет иначе, и где, дескать, и нам станет премного лучше.
     Попади ты хоть в рай, хоть в ад, — везде и всюду твоя собственная жизнь будет при тебе и при других. И всяк и всякий легко увидит в тебе того, кем ты был, и кем быть собираешься. Думаю, только в этом смысле жизнь бесконечна. Она творится тобой, с первым твоим криком и с последним вздохом. Но она творится и потом, после тебя.
     Разница проста — исправить ты уже не можешь ничего. Все сделано. Все сделано раньше.

***

     Устами этой женщины да горькую бы пить.

***

     Молодость ест, спит, ничего не говорит, если даже пытается. Старость не ест, не спит, говорит даже тогда, когда, казалось бы, молчит.
     А, впрочем…

***

     Когда человеку очень плохо, он может перестать понимать, что такое «хорошо». Он может перестать стремиться к хорошему, хотя именно о хорошем и думает во всё летящее время. Он хочет хорошего для себя. А — не получается. И никак не получится.
     Причина, надеюсь, ясна.

***

     Я спал на коврике, она — на материке.

***

     Когда бог создавал нас, скорее всего, воодушевлялся тем, что создает существо думающее. Думающее по-настоящему.
     И homo sapiens — теперь — через… лет заявляет: «Тебя послушаешь — потом неделю думай».
     Дайте нам, пожалуйста, покоя — на три рубля и три уймы.

***

     У нас зацвела герань. На окно мы ее ставить не стали. То есть мы еще не провалились.

***

     Ближе к старости приходит ощущение, что жизнь вечна.
     Мой дед умер в семьдесят три. Отец — в семьдесят один. Надо бы приуготовляться к смерти. Это, как мне кажется, долгая и непростая дорога. А вместо этого — какие-то бесконечные просторы, какие-то бесконечные деревья, вечные птицы, неумирающие и бесконечно бесконечные дороги.
     Если они еще и проселочные, то и жизнь бесконечна.

***

     Когда я был маленький и узнал, что в Москве есть не один театр, а много, я очень удивился и подумал: «Как же так? У нас в городе один. Чего же еще?».
     А теперь, чтобы понятно было, — из Марти Ларни.
     У одного американского гражданина случился день рождения. По этому поводу после работы он для коллег организовал небольшой фуршет. Звонит жена, спрашивает:
     — Дорогой, где же ты? Гости ждут.
     — Скоро буду, — отвечает он. — Мы тут немножко отмечаем. Кстати, мне книгу подарили!
     С той стороны провода — пауза. Потом жена выходит из состояния онемения:
     — Дорогой! Ну почему ты не сказал, что у нас уже есть книга.

***

     У меня мания невеличия.

***

     Когда забредаешь далеко и высоко, всегда наворачиваются сложности. Хотелось бы — простоты. Но к ней не пробьешься иначе, кроме как через сложности… и через высоту.

***

     Боль и счастье, сведенные воедино, — это и есть наша жизнь. А если она не такова, — кому она сдалась?

***

     Если вы не слышали Моцарта, Чайковского, Вьетана, Баха, как же вам ходить в горы?

***

     Суть жизни проявляет себя через красоту, через прекрасное. Это ужасно и удивительно. Но это — Моцарт.

***

     Облака медленно проплывали над всеми нашими маленькими несчастьями.

***

     Не было ничего на всем белом свете, кроме ощущения дороги. И белого света не было. Он закатывался. А я скатывался с гор.

***

     Если женишься хорошо, умрешь от сытости. Если — плохо — от мудрости.
     В обоих случаях, как я думаю, тебе повезет. Так что женитесь, не глядя.

***

     По рогожке протягивай ножки.

***

     Я есмь. Я глуп. Я глупый человек.
     Ты есмь. Ты сад. Ты глупый потому, что бог.

***

     Долгая дорога у нас потому, что никто ее не проходит. Останавливается на своем пределе, и уже то хорошо, что не делает худшего.
     Стой! Смирно!
     А дальше (можно ли сказать?), там, дальше — всё города и веси. Бугры, холмы и горы. И — черт бы нас побрал — какое никакое, но все же понимание, прозрение, преодоление…
     Там — все. А здесь — только мы. И если бы не мычали… А если мычали, то лучше бы коровами.
     Тепло от их дыханья.

***

     Иногда мне представляется, что лучше бы вперед подумать о том, что скажет очередной Гамлет, когда будет держать на ладони наши черепа.

***

     Ночь. Полчетвертого. Время просыпаться и допивать водку. Время думать и не говорить. Время любить всех тех, кого не удалось долюбить в жизни.
     Странно. Можно ли — долюбить? И когда такое приходит в голову, начинаешь с людьми вести себя осторожнее. Не обидеть бы.
     А желание любви — оно всегда в тебе, и с ним надо что-то делать. Ведь, что такое любовь? Говоря по научному, это желание увидеть себя лучшего в другом.

***

     Чему ты обрадовался? Ты, маленький, невысокий, даже рогами недостающий до облаков? Чему?
     А, впрочем, — радуйся.

***

     От другого человека людям всегда хочется невозможного: чтобы был как все и — при этом — был не как все.
     В этом, я думаю, — причина всех разрывов.

***

     Ко мне залетел шмель. Жужжал между рамами. И я ему сказал:
     — Дурачок, вылетай сам. Я тебе помочь не смогу.
     И подумал: «Как и мне никто не сможет».

***

     Написать кровью сердца хиханьки да хаханьки. Может быть, так поймут?

***

     Сколько ни живу — все решаю один единственный вопрос: чем люди-то живут? И даже на ответ не надеюсь.
     Мы для того на этом свете, чтобы решать вопросы без ответов.

***

     «Гения узнаешь по количеству идиотов вокруг него».
                (французское)

***

     Приходит на работу и в поте лица своего день-деньской рисует упаковочный чертеж презерватива.
     Впрочем, все мы должны предохраняться. Особенно от грядущего на нас будущего.


***

     На этого человека можно было смотреть. А с этим — даже говорить.

***

     Люди не всегда понимают, что в каждом из нас есть некая граница, которую переходить нельзя.

***

     — Вадя, — сказала внучка, Катенька, — я хотела сделать грибочек из снегопада.

***

     И как только живут на белом свете убитые люди — неизвестно. Посмотришь на девочку, а она убита.
     Но почему? Я так не хочу.

***

     Сколько и как надо жить, чтобы об этом написать, не знает никто. Плата за три буквы.
     Говорят, похоронят бесплатно.

***

     Я — муравей в том смысле, что несу свое бревно. Но в этом муравейнике жить не хочу и не могу.

***

     Ехали мы в автобусе, народу было — как тех селедок в бочке. Прижали меня к сидению, где сидела девочка. Грудочки свои, не совсем маленькие, она выставила напоказ до последней разневозможности, разве что пумпочек видно не было. Подняла она на меня глаза, подумала о том, что я могу видеть сверху, и стала прикрываться полами куртки.
     Женская логика: и показать хочется, и скрыть.

***

     Если зайца долго бить — получится кролик. Если кролика продолжать бить — получится на все согласный человек.

***

     Встретил я как-то свою любимую женщину. Надо бы сказать в прошлом любимую. Но язык не поворачивается, в голове не укладывается и на сердце иначе лежит.
Так вот, встретил, и весь день-деньской все девочки были на нее похожи.

***

     Как тяжело нам жить, не поживши ни духу.

***

     Вошла девочка вполне съедобного возраста.

***

     Кто-то бормотал на птичьем языке.

***

     Акация — нежное дерево, просыпается позже всех. Нежное дерево с колючками.

***

     Сколько я ни знаю людей, всегда и все решает одно — толщина кожи. Только у одних в процессе проникновения она становится все тоньше и тоньше. У других в процессе отгораживания — все толще и толще.

***

     Глупость человеческая проявляет себя чаще всего не в отсутствии ума, как такового, не в отсутствии логики, а, наоборот, — в слишком большом ее присутствии. Тем более, когда исходная точка то…

***

     Телосложением она не отличалась.

***

     Если бы не очки — посмотреть было бы не на что.

***

     С людьми лучше всего не разговаривать. Разговоры — болтовня. Да и не услышит никто, если это не болтовня. Единственно остается писать.

***

     Странно, но дети хотят побыстрее стать взрослыми. Странно, что взрослые тоскуют по детству.
     Мы что, всегда не в тех временах?

***

     Люблю худые руки, особенно женские. Люблю худые тела, особенно женские. Не люблю худые мысли, особенно женские.
     Я нашел еще одну границу: одни любят людей даже смотря на них; другие — даже не смотря.
     И одно и другое на этом свете имеет право на существование.
     Мы тоже… имеем право.
     Так зачем же мы есть, если всего более озабочены принципами или другим дерьмом?
Мне кажется (я перекрещусь), что думать о ком-то, жалеть и любить кого-то — так это человека. Самого выносливого на этом свете существа и самого уязвимого.

***

     Бог заметит, увидит, улыбнется. Если вы того хотите.

***

     Звенела оглушительная тишина.

***

     Есть на этом белом свете женщины, есть тетки и телки. Женщин любят. С тетками — спят-говорят С телками… Ну я не знаю… Разве что уж совсем невмочь.

***

     Моя кошка — самая ласковая женщина. Но когда она жрет, я на нее смотреть не могу.

***

     Писать — не грех, печатать — грех. (Вечно последнее).