Старушка из нашего городка. Часть вторая

        Всячески Лапочку жалела и поддерживала Аннушка – женщина загадочного возраста, слабого ума и твердых убеждений. Аннушку в городке недолюбливали, но терпели – божья раба направляла заблудшие души в церковное лоно. Заблудшие души Аннушка выбирала согласно одной ей ведомым приметам и впивалась в них с силой крокодиловых челюстей. Души слабо возражали против насилия, но чтили Аннушкину чистоту.
        Жила раба божья на скудную пенсию по инвалидности по поводу «общего заболевания» да на то, что жертвовали «вновь обращенные». Священник, отец Василий, Аннушку, как и прочие, недолюбливал и не положено сану гневался, когда верующие упоминали об ее ратных трудах на религиозной ниве. Аннушка с отцом Василием не спорила, тяжко вздыхала, и несла свой крест непоколебимо и без устали.
        Валерию Гариевну она зацепила в городском скверике,  от нечего делать, присев рядом с нежащейся на солнце старушкой на крашеную темно-зеленым скамейку.
       - Господь нас ждет! – радостно сообщила раба божья, поправляя цветастую косыночку на плохо вымытой голове.
       - Пусть подождет еще, - с готовностью откликнулась Валерия Гариевна, не раскрывая глаз на повернутом ласковому весеннему солнцу сморщенном лице.
Аннушка растерялась. Старушка богохульствовала.   
      - И что ты, милая! И что ты говоришь-то! Бога бояться надо! Бог тебя любит!
      - Чего ж тогда бояться? – скрипучим голоском вопросила Валерия Гариевна.
      - Грешны мы все… - неуверенно сообщила Аннушка, - каяться надобно…
      - Вот и кайся, горемычная! Вчера  соседи шкатулочку опустошили – зачем? Для молитвы за сыночка-упыря, чтоб на зоне не задержался. А ты молилась? Лотерейных билетов купила на три тиража вперед – и тешишься.
      Аннушка совсем растерялась. О купленных лотерейных билетах – тайной пагубной Аннушкиной страсти – знала только Галка-лотерейшица, единоутробная сестра  от недолгого гражданского брака распутной и слабой к алкоголю матери, давно покоившейся в бозе. Раба божья нервно оглянулась вокруг – никого.
      - Не покупала я! – горестно всхлипнула Аннушка, - Галке спьяну померещилось! Божьему человеку азарт ни к чему! Грех это! Охаивает меня, грешница – то! Почем зря охаивает!
      - Ты номер запомни, - отозвалась Валерия Гариевна, - сто восемьдесят, шестьдесят девять, шестьдесят. Выиграет он. Джек-пот, машину, квартиру… Запомнила? Сто восемьдесят, шестьдесят девять, шестьдесят. Завтра тираж. Не пропусти.
      - Не покупала я… Какой такой номер?.. – слабо защищалась Аннушка.
      - Сто восемьдесят, шестьдесят девять, шестьдесят. Больше повторять  не буду, забудешь – пеняй на себя…
      … Редкие прохожие тихого переулка на окраине городка крестились и долго не могли прийти в себя после увиденного, да и мудрено ли? Как тут не вспомнить о нечистой силе, глядя на Аннушку, бегущую в сторону дома,  смешно подбрасывая масластый зад и  голосно выкрикивая нелепые числа… 
      Стоит ли говорить, что бесовский номер среди купленных на неправедно нажитые деньги билетов имелся? И не просто имелся, а лежал поверх тиражной стопки, нагло блестя жирными, черными (тьфу, ты, сгинь, нечистая  сила!) цифрами перед помутненным Аннушкиным взором.
      - Ишь, нечисть-то! Помилуй господь! – громко клекотнула грешная раба и широко осенила себя крестным знамением, – вот ведь как лукавый кружит! Чтоб я еще когда…
Но билет выбрасывать не стала, а положила на этажерку, в уголок, под иконку Николы-угодника, уповая на мощь святого духа и не торопясь избавиться от искушения.
Ранимая, чистая, но отчаянно азартная  Аннушкина душа рвалась на части. Помутненное, богатое воображением, сознание святоши рисовало то дьявола с тощим облезлым хвостом, то безбожницу-старушку, разглядывающую через окно лотерейную стопку.
      «Подожду до завтра», - решила раба, икая от собственной смелости и не глядя угоднику в праведные глаза. Рассуждала Аннушка редко и трудно по причине страдающей логики и святой веры в промысел божий. Потому не  стала морочить себя философией, а твердо пообещала защитнику возможный  выигрыш отдать сиротам либо умалишенным, весь, до последнего бесовского гроша. И в церкви упыря-Костика отмолить согласно полученной сумме и тяжести бандитских деяний, чтоб отпустили грешного раньше срока на радость старикам и им же на муку.
       Спала Аннушка плохо. Виделась ей во сне Валерия Гариевна - босою, простоволосою, верхом на дворническом атрибуте. Виделся Костик-упырь - в цивильном, сердитый и будто с перепою. Виделась сестра, прости господи, в срамном виде, из всего платья – тиражный веер. Виделась еще всякая чертовщина…
       Потому наутро в субботу обыватели, проводив встревоженными взорами икающую  святошу, семенящую скорой трусцой в церковь, потянулись в магазин за солью и хлебом. Просто так, на всякий случай…
       В церкви Аннушка молилась до обеда, яростно взмахивая свечами перед святыми ликами. К обеду снизошла на нее божья благодать, и Аннушка, осипшая от усердия, поспешила домой.
       Дорогой думалось ей о хорошем, светлом. О большом выигрыше, о просторной квартире рядом с храмом в областном центре, о ездящих на велосипедах сытых сиротах и чистеньких, одетых в теплые байковые подштанники,  умалишенных…
       О богохульной старухе не думалось вовсе. Сиротам и блаженным озаренная благословеньем божьим раба решила в случае везения отдать не все, но поделиться с ними по-царски. То есть подарить безвозмездно и безвозвратно десять процентов джек-пота. И к рождеству прислать сластей и бенгальских огней с хлопушками.
       К слову сказать, сироты и так лотереей не были обижены: с каждого тиража перепадала детским домам спортивная амуниция и шоколадки. Но Аннушкину божью доброту и бескорыстие сие обстоятельство не смущало. Только антихрист дитяти безродному добра пожалеет!.. 
       С чистой душой и светлыми помыслами  подошла раба к дому. Подошла – и обомлела. На крыльце воплощением ночных кошмаров стоял Костик-упырь – в цивильном, небритый и явно с перепою.
      - Слаа, те господя! – вскрикнула раба, шарахнувшись от крыльца. – Услышал ты наши молитвы! Не дал пропасть душеньке заблудшей!
      -  Слышь, ты, фря… - угрюмо отозвался Костик, подавшись следом за святошей,  - бабки верни  – урою!
      - Господа побойся! Пожалел тебя господь, услышал мои молитвы! Все утро в храме молилась!
      - Да на хрена мне твои молитвы! Я еще в ту субботу откинулся! Верни деньги, урою!
      - Нет денег! Дитям бездомным! В лотерею!
      -  Дитям?!  В лотерею?!
      - Бездомным! Дитям! Бездомных пожалей, душегуб бесстыжий!..
      Стремясь избежать неминуемой физической расправы, Аннушка отступала к спасительной калитке. Упырь не отставал. И не избежать бы тут рабе надругательства, не появись (слава господу!) в переулке участковый Митька.
      Служитель закона, выслушав обе стороны и вникнув в проблему, Костику указал на возможные репрессии, а Аннушке посоветовал билеты снести обратно. А  детскому дому подарить, скажем, бутербродницу фирмы «зануси» или соковыжималку.
      - Снесу, родимый! – клялась раба, осеняя себя знамением, - все, как есть, снесу!
      - Все снесет, - бубнил не похмелившийся упырь, - все бабки из дому снесла, юродивая! И на хлеб не оставила…
      Дабы разрешить конфликт в зародыше, Митька билеты у Аннушки забрал и пообещал упырю с возвращенных денег купить хлеб, батон, пачку «Примы» и бутылку пива для поправки расшатанного за неделю вольной жизни здоровья. Упырь настаивал на поллитре, но участковый пригрозил вернуть амнистированного в изолированную от общества среду.
      В спорах и разногласии битый час странная троица рыскала по городу в поисках Галки-лотерейщицы, но найти блудную сестру рабы не удалось. Митька, почесав фуражку на затылке, билеты вернул Аннушке. Кроме одного, в качестве компенсации и торжества справедливости ради отданного окончательно протрезвевшему и осознавшему неправильность своего поведения Костику.
      Лишенная сил и почти лишившаяся сознания раба, не чуя под собой ног, ринулась домой, в третий раз за последние сутки смущая умы добропорядочных прихожан. На крыльце она зацепилась юбкой за порог и рухнула в прихожую, свалив со стула ведро со святой водой.  Звенящий грохот металла набатом разнесся по пустынному субботнему переулку. Мокрая, дрожащая от холода и пережитого ужаса, Аннушка забилась в кресло перед телевизором, успев к началу розыгрыша.
      Развратные  девицы лихо вскидывали ноги под веселую музыку, зазывно подмигивая в объектив камеры. Лакированный краснощекий ведущий выкрикивал выпавшие номера. Дело шло к кульминации. Барабаны рокотали, литавры гремели, скрипки стонали, Аннушкины зубы выбивали бодрую чечеточную дробь. 
      Уже были разыграны мелкие, но достаточно приличные суммы, уже была поделена надвое  путевка в экзотический Таиланд, уже охрипший фальцет  ведущего захлебывался от восторга перед чужой удачей, уже осталось пять ходов до главного выигрыша, включая джек-пот с астрономической суммой… 
      Помутненное сознание рабы покидало дрожащее тело.
      - В главном туре выиграл один билет! – радостно завопила улыбчивая блондинка, - номер билета… сто восемьдесят, шестьдесят девять, шестьдесят!..
      - Сла-а, те, господя, - простонала Аннушка и забылась в коротком обмороке…
      Стоит ли говорить о том, что, очнувшись, заветного билета Аннушка в оставшейся стопке не нашла? Стоит ли говорить о том, кому досталась уютная квартира с видом на храм в областном центре?
      Одуревший от неожиданной милости божьей  упырь купил детдомовцам дюжину компьютеров и ящик мороженого «Пингвин», Аннушке – отрез на платье и старинную икону работы неизвестного художника, родителям – культиватор, а себе – внедорожник Сузуки и молодого жеребца благородных кровей, тренированного мастером спорта по выездке.
      В областной центр Костик переезжать не стал, квартиру выгодно продал, а на вырученные деньги открыл помянутый выше ресторанчик «Версаль», где прочно обосновался среди местного «бомонда»…